Акайо кивнул, вспомнил, что это слово уже мелькало — “хорошо, что ты завела себе гарем”… Его сердце ухнуло куда-то в черные глубины тошнотворного ужаса, а разум продолжал хладнокровно разворачивать свиток.
“Гаремные отношения — вид отношений между двумя и более людьми. В отличии от равных отношений, могут существовать только между свободным человеком и рабом. Раб при этом выполняет все приказы своего хозяина. Как правило, но не ограничиваясь, эти приказания касаются близости и соответствующих практик, включая…”
Ему в руки впихнули стакан воды, он выпил залпом, закашлялся. Поднял взгляд. Напротив ещё несколько человек с побелевшими лицами сжимали уже опустевшие стаканы, между Акайо и его соседом стояла, усмехаясь, Нииша.
— Вот, сразу видно, кто в школе хорошо учился. Для остальных поясняю — все в гареме становятся номинальными мужьями своей хозяйки и должны выполнять любые её желания. В общем, у вас в империи все жены на таких правах живут, разве нет?
Теперь исказились лица и у остальных. Джиро выглядел так, будто его вот-вот стошнит, Тетсуи смотрел с совершенно нечеловеческим ужасом. Подошедшая Нииша погладила его по голове, и мальчик сжался, закаменел под её рукой. Она вздохнула.
— У меня для вас хорошая новость. Таари вы как постельные рабы не нужны совершенно, — никто из них не позволил себе облегченного вздоха, но видно было, что многие расслабились. Нииша поощряюще улыбнулась, объяснила: — Ей просто для работы нужно, чтобы вы вписались в нашу систему. Хотя бы выглядели как нормальные люди, а не каменные статуи или перепуганные зверьки.
Акайо, уже совершенно перегруженный новостями, просто запомнил эти слова, принял как данность. Он ещё не решил, является ли это сообщение успокоением или тем самым худшим, к чему всегда нужно готовиться.
— Вам сейчас наверняка есть, о чем подумать. Можете свободно гулять по дому, только в закрытые двери не ломитесь. Завтра я придумаю, чем вас занять, чтобы не скучали и глупостями не маялись.
Нииша выпроводила их из кухни. Кто-то так и замер в коридоре, не зная, что делать дальше, кто-то куда-то пошел. Акайо тоже пошел, не выбирая дороги, просто желая остаться один. Набрел на маленькую комнату, полную шкафов и книг. Аккуратно закрыл за собой дверь, сел на пятки спиной к ней.
Ему нужно было разобраться во всем, что на него свалилось. Номинально он стал рабом в гареме. Постельным рабом. Личной шлюхой. А так как пока то, что он видел, не противоречило тому, что в империи знали об ужасной развращенности их врагов, Акайо действительно жутко было думать о возможных приказах.
Но их купили не для выполнения каких-то извращенных желаний. Их хозяйка, похоже, была совершенно ледяной женщиной, и гарем ей был нужен только для соблюдения каких-то странных требований её работы. Которые, в свою очередь, предполагали, что они “впишутся в систему”. Станут такими, как та женщина на рынке. Будут считать, что быть рабом — это удача.
Но разве не он сам недавно думал о том, что та женщина была права?
Акайо заставил себя сделать несколько глубоких вдохов. Да, он узнавал новое. Да, его мнение менялось, он мог это проследить. Ему уже не казалось правильным умереть, что само по себе показывало, какого большого успеха добились эти люди.
Он перестал быть верным солдатом Ясной Империи. Но это всё ещё не значило, что ему здесь нравилось. Что он становился эндаалорцем. Что он вообще мог стать эндаалорцем.
До этого момента ему просто давали знания, и он, размышляя о них, становился другим. Разве не точно так же он учился и раньше?
Мог ли он остаться Акайо, даже если перестанет думать как имперец?
Он ведь всё равно уже перестал.
За дверью раздались шаги, настолько тихие, что их выдало только то, что босые и слегка влажные ступни липли к чистому полу. Акайо встал, прислушиваясь. Он был уверен, что сделал это бесшумно, но человек за дверью отступил. После недолгой тишины босые ноги прошлепали назад, уже не скрываясь.
***
Когда через несколько часов Нииша нашла его, Акайо сидел на полу и читал первую попавшуюся книгу. Это была детская сказка о человеке, который оказался на необитаемом острове. У Акайо постоянно было ощущение лживости истории, и когда Нииша, увидев, что он читает, достала из другого шкафа книгу с точно таким же названием, но в два раза толще, все встало на свои места.
— По-моему, ты уже достаточно взрослый мальчик, чтобы читать Робинзона без сокращений, — улыбнулась она и подмигнула. — К тому же ты так хорошо себя вел, что определенно заслуживаешь награду.
Как выяснилось за ужином, награду заслуживали не все. Нескольких человек управляющая просто отчитала за попытку сбежать, других, кто пытался поломать что-то в доме, заставила прислуживать за столом. Когда Джиро проигнорировал её приказ, она шлепнула его по попе, как маленького ребёнка. Бывший солдат пошел пятнами, замахнулся… И замер, не ударив. Нииша ткнула пальцем ему в лоб:
— Ужасный мальчишка! Все видели? Ошейник блокирует мышцы при любых признаках агрессии. Не повторяйте ошибок Джииро, пожалуйста.
Большинство отвернулось. Акайо краем глаза следил, как Нииша, ворча, нажимает на что-то в ошейнике непокорного раба, и Джиро сначала выпрямляется, кукольно вытянув руки по швам, а затем отмирает.
После ужина она отвела их в личные комнаты. По сравнению с остальным домом, где большая часть мебели сливалась с цветом стен или пола, общая комната гарема пестрела красками. Разноцветные стены — три бежевые, одна темно-синяя, цветастый ковер на полу, яркие подушки, разбросанные тут и там. Они вызывали странные ощущения, будто были клоками пыли в заброшенном доме. Словно их смели в углы, где они создали собственный пылевой мир. Отличия были в масштабах — у некоторых стен подушки собирались в настоящие горы, доходя до пояса, и в цветах — от красочности быстро начало рябить в глазах.
Спальни, к счастью, были менее пестрыми.
— Вот тут вы и будете жить, — сообщила Нииша. — Пока я вас запру, не хочу среди ночи бегать и собирать чьи-нибудь парализованные тела. Спокойной ночи, мальчики!
Они проводили её взглядами, кто-то спокойными, другие — злыми. Акайо тут же ушел в свою комнату. Посмотрел на огромную кровать. На дверь в дальней стене — она, видимо, считалась потайной, но щели по краям всё же слишком отличались от щелей между декоративными плитками, которыми была обклеена часть стены. Лег на пол так, чтобы кровать отделяла его от подозрительной двери. Ковер не был похож на татами, но ложиться на более чем двухспальную кровать, словно жена в ожидании мужа, он не собирался.
***
Следующий день начался со звука, до того похожего на звон гонга, что в первое мгновение Акайо всерьез решил, что события последних лун ему приснились. Сел в темноте, дернулся вправо, где всегда лежала одежда… Налетел плечом на деревянный бортик кровати и только тогда очнулся. Медленно зажглась лампа на потолке, рассчитанная, видимо, на то, что жилец неторопливо разлепит глаза, понежится среди одеял и только потом изволит подняться. Акайо вышел за дверь раньше, чем свет успел окончательно включиться.
В общей комнате уже были остальные. Парень с огромным шрамом от ожога на щеке и полноватый юнец здесь, похоже, и заснули, Джиро вместе с похожим на него широкоплечим юношей каменно стояли у порога. Около второго возился Иола, нащупывая в ошейнике кнопку выключения. Акайо вспомнил, что этот гигант, хоть и не умел, и почему-то не мог научиться писать, обладал отменной памятью. Странно, но несмотря на наверняка идеально правильные манипуляции, ошейник не поддавался.
— Доброе утро! — Нииша ловко проскользнула в дверь. Акайо недоумевал, как у неё получается при её размерах именно проскальзывать, а не таранить и не воздвигаться. — О, очередные статуи. Ну-ка брысь, я ж сказала, по отпечатку… То есть никто, кроме меня и Таари вашими ошейниками управлять не может.
Иола слегка нахмурился, думая. Аппаратов для перевода на нем не было, но, похоже, сформулировать свои мысли на эндаалорском ему было трудно.
— Если опасность? Так стоять… Может быть опасно. Всю ночь.
Нииша только отмахнулась:
— Если бы им стало по-настоящему плохо, ошейники бы не только отключили блокировку, но ещё и спасательную бригаду с пожарными и реанимацией вызвали.
Это прозвучало очень странно. Акайо, вдруг почувствовавший себя канатоходцем, осторожно совместил в голове новый факт со всеми предыдущими. В его мысленной библиотеке ударил гонг. Из двух свитков родился третий, пока без текста, лишь с заголовком.
Слово “раб” в эндаалорском — точная калька с имперского, до последнего звука.
Но какой они в него вкладывают смысл?
Он размышлял над этим весь день, увлеченно подмечая мелкие детали. Ему и раньше нравилось учиться, но впервые Акайо открыл, или, вернее, переоткрыл для себя новый способ делать это. Наблюдение. Он успел освоить сравнение полученных знаний, умел находить в них противоречия и, хоть это и бывало очень страшно, умел признавать, что часть того, что он знал, оказалось ложью. Теперь он учился создавать свои собственные знания.
Если бы он писал эндаалорско-имперский словарь, как бы было описано слово “раб”? Как бы оно вообще переводилось?
День начался, протек через некоторую череду событий, во время которых он освоил использование водопровода, самозакипающего чайника и местную традицию варки чая. Последнее здесь делать не умели — назвать «умением» привычку насыпать всего щепоть чайных листьев на огромное количество воды, а потом оставлять их настаиваться до горечи, не поворачивался язык. Акайо ещё не знал, можно ли сказать об этом Ниише. Предпочел промолчать. Остальные рабы мелькали где-то на краю разума, запоминались отдельные имена — Шоичи, который не знал, как пользоваться местным туалетом и стеснялся спросить, пока Иола не догадался и не подсказал, Рюу, такой же злой и нетерпеливый, как Джиро. Акайо старался не задерживаться на них в своих мыслях. Это было так же бесполезно, как расчесывать язву. Для наблюдения ему вполне хватало самого себя.
Когда вечером он закрыл за собой дверь в спальню, на чистом листе появилась первая строчка. “Раб — это человек, выполняющий домашнюю работу”. И множество пометок, требующих уточнения — верно ли это для всех рабов или только для гаремных, всю ли работу могут выполнять рабы, или до какой-то их не допустят. А главное — ведь до того, как в этом доме появилось девять молодых кайнов, со всеми этими заботами справлялась Нииша. Тогда разница между рабом и слугой только в том, получает он за свой труд деньги или крышу и стол?
Акайо стоял в комнате, и пробовал на вкус слово “своей”. Насколько считалось, что комната ему принадлежит? И как это вообще можно было определить? Вероятно, если он что-нибудь здесь повредит, ошейник остановит его, а Нииша отчитает и придумает неприятную работу.
Когда-то давно, в детстве, у него были татами, бамбуковый меч и личная пиала. Если бы он сломал что-нибудь из них, то был бы наказан отцом.
В армии он получил военную форму и меч, и тоже должен был содержать их в порядке…
Мысль сформулировалась, легла в свиток. Он старался мысленно писать на имперском, но вертлявые иероглифы постоянно норовили распасться на эндаалорские буквы. Будто такие кощунственные идеи просто нельзя, невозможно было записать на языке его страны.
“Раб — человек, находящийся на правах ребёнка в семье или солдата в армии”.
Начала болеть голова, Акайо сел на ковер, изо всех сил сжимая виски. Мысленный свиток вырвался из-под контроля и теперь заполнялся сам, помимо его воли.
0
0