— Ангел, я всё придумал! — Кроули ворвался в его комнату, воодушевлённо выставляя на стол фиал с Оборотным зельем.
— Мы же уже обо всём договорились. Или нет? — заволновался Азирафель. — Вы с Барти отправляетесь за Лордом и тайно доставляете его в замок. Кстати, ты дал этот их Обет?
— Это было нетрудно, — усмехнулся Кроули. — Всё так. Я просто придумал, что тебе делать, чтобы ничем себя не выдать.
— Не выходить из комнаты?
— Ангел, я не сомневаюсь, что ты справишься. Просто хотелось бы минимизировать риски. А для этого тебе просто надо задать им контрольную.
— И всё?
— И строго смотреть, чтобы не пытались списать.
— Откуда им списывать? По твоему предмету нет учебников.
Кроули самодовольно усмехнулся:
— Друг у друга. Они всегда так делают, и выходит полная ерунда. И ещё, ангел…
— М-м?
— Запри где-нибудь свою зверюшку, а то вся маскировка ни к чёрту.
Про Пушка Азирафель и забыл, а ведь было бы странно, если бы пушистик вылез из кармана Кроули, потому что, как ни прискорбно, эти двое так и не поладили. Кроули шипел на Пушка, а тот норовил укусить его. При этом считаясь самым миролюбивым животным из всех известных.
— И я ещё принёс тебе свою одежду, а то эти чудеса… никогда не знаешь, чем закончатся.
— О-о! — только и мог сказать Азирафель. — Это так мило с твоей стороны.
Кроули поджал губы, явно намереваясь разразиться тирадой о своей ужасной демонической сущности.
— Так что ты говорил о контрольной, дорогой?
— Темы я тебе написал, главное, не перепутай, хотя… — Кроули почесал подбородок. — Эти балбесы всё равно ничего не запоминают. Не заморачивайся!
Кроули перемешал карточки с вопросами и принялся тасовать их, словно игральные карты. Азирафель мог только вздохнуть, не одобряя такую подготовку к урокам. Но этот невысказанный упрёк был для Кроули, как вода для утки, а стало быть, не имел решающего значения.
— А ты уже бросил в зелье свой волос?
— Разве ты этого не видишь?
Конечно, вопрос был глупый — даже издалека была видна неизменная структура и консистенция зелья. Но не признаваться же, что потерял ход мыслей, потому что представил на себе эту невероятную одежду и задумался о походке?
— Это была просьба, — улыбнулся Азирафель. — Давай сделаем это сейчас.
Кроули явно хотел съязвить, но прикусил язык. И к лучшему, потому что главным всё-таки было дело. Их общее дело. Азирафель с интересом наблюдал, как вспыхнуло зелье, стоило волосу Кроули коснуться его поверхности. Теперь в фиале плескался жидкий огонь, и это было потрясающе красиво.
— Крутотенюшка!
Азирафель покрутил в пальцах склянку, наблюдая за всполохами, и поднял взгляд на Кроули, который, как оказалось, завороженно наблюдал за его манипуляциями. Пауза вышла немного неловкой, и чтобы как-то сгладить ситуацию, стоило слегка пошутить:
— Что ж, попробую тебя на вкус.
Лицо Кроули словно окаменело, наверное, он не ожидал от Азирафеля такой прыти.
— Ну, попробуй…
Иногда в голосе Кроули появлялась лёгкая хрипотца, но лишь сейчас Азирафель понял, как приятно она звучит. Было в этих звуках что-то такое… будоражащее воображение. Словно далёкий рык усмирённого дракона или стихающая гроза.
— Твоё здоровье, — улыбнулся Азирафель, припадая губами к горлышку фиала.
Кроули безотрывно смотрел на него и даже, кажется, перестал дышать. Неужели он всё ещё боялся, что его сущность может навредить?
— Ты очень вкусный, — решил похвалить его Азирафель. — Как весенняя гроза…
Он ещё собирался сказать про молнии и нотки озона, но Кроули изменился в лице и направился к двери, бормоча о том, что его заждался Барти. Наверное, ему было тяжело видеть кого-то в своём облике. Или, действительно, осталось мало времени.
— Удачи!
— К дьяволу!
Кроули резко кивнул и вышел. Правда, через пару мгновений захлопнувшаяся было дверь снова открылась, и в руку Азирафеля спланировали карточки с темами контрольных. Всё-таки Кроули по-настоящему болел за дело, в исходе которого не было никаких сомнений. И если их будущее здесь виделось пока слишком туманным, то перспектива разобраться с одним Тёмным Лордом представлялась очень ясной.
Оставшись в одиночестве, Азирафель неспешно переоделся и придирчиво оглядел себя в зеркале. На первый взгляд придраться было не к чему, разве что волосы надо бы немного растрепать, а ещё расстегнуть на пару пуговиц больше привычного. Ничего сложного, правда? Вот только чем сильнее Азирафель старался, тем хуже у него выходило. А ведь, казалось бы, что может быть сложного в такой причёске? И это он ещё не пробовал повторить походку Кроули, хотя до этого момента был уверен, что отлично её знает и без труда сумеет изобразить. Но знать и чувствовать — всё же далёкие друг от друга понятия. В конце концов, Азирафель решил лишний раз не ходить по кабинету, а почитать что-нибудь лёгкое в тишине, пока дети будут заняты контрольной работой.
— Здравствуйте, де… — Азирафель запоздало сообразил, что Кроули вряд ли называл студентов детьми. — Просто здравствуйте.
В ответ на его улыбку лишь братья Уизли начали кланяться и расшаркиваться. Наверное, их стоило остановить. Азирафель вспомнил, как ловко Кроули утихомирил портреты.
— Надеюсь, никто не считает себя неуязвимым? — поинтересовался он так тихо, как только мог.
Кажется, это был верный тон, потому что в наступившей тишине было отлично слышно, как бьётся в окно не вовремя проснувшаяся муха.
— Контрольная! — Азирафель щёлкнул пальцами, входя в образ. — Тема на доске.
— Мы это ещё не проходили, — заканючил низкорослый студент в ало-золотом галстуке.
— Может быть, вам ещё запретили ходить в библиотеку и заниматься самостоятельно? — ласково поинтересовался Азирафель. — Или, быть может, вас забанили в гугле?
Это была любимая присказка Кроули, и Азирафель нашёл её очень уместной. Тем более что после неё вопросы у студентов сразу закончились. Теперь оставалось добавить экспрессии и поставить финальную точку, завершив спектакль лёгким катарсисом. Азирафель резко встал, нависая над кафедрой, и, оглушительно хлопнув по ней ладонями, прошипел, повышая голос почти до крика:
— А теперь пишите! Время пошло!
Может быть, Кроули вёл свои уроки как-то иначе, но контрольные он вполне мог проводить и так. Азирафель был в этом более чем уверен. Он поправил галстук, сразу же обнаружив, что вместо культурной «бабочки» его шею украшает «стильная» удавка, и хотел было чинно сесть на стул, сложив ладони на столе, но вовремя вспомнил про манеры Кроули. Сесть пришлось, подвернув под себя ногу и заняв руки книгой, оказавшейся «Ядами и противоядиями». Удовольствия от её чтения Азирафель не получил никакого и, наверное, поэтому весь отдался своей роли. Он пресёк несколько попыток списывания и даже перехватил пару записок, заставив покраснеть таких толстокожих студентов, какими были братья Уизли. Хорошо, что они его не узнали!
Урок прошёл довольно спокойно, и когда захлопали крышки парт, возвещая об уходе учеников, Азирафель испытал нечто похожее на лёгкую грусть. Разумеется, это была не она, но что-то подобное. Закрыв дверь за последним студентом, Азирафель удовлетворённо улыбнулся — у него всё получилось! Поэтому, пока была перемена, он решил просмотреть конфискованные записки. Мало ли что там? Хотя, конечно, это слегка шло вразрез с его принципами, но вдруг кто-то из детей заметил в его поведении что-то неладное? Такое точно надо было знать! Чтобы вовремя исправить.
Азирафель оказался прав. Близнецы Уизли оживлённо обсуждали его «изменившееся поведение». Вот только вывод они сделали немного иной, чем можно было опасаться. В самом низу пергамента, на котором братья по очереди делились наблюдениями и гипотезами, был вынесен вердикт: «Набухался!» Не сказать, что они ему польстили.
В ответ на очередной запрос об участие в эксперименте Ричарду очень хотелось написать одно, но размашистое «НЕТ» поперек листа. С тех пор как морфологи определились с планом исследования, они просто не давали им с Келли покоя. Научная группа сначала прогнала их по стандартным тестам, потом – по индивидуально разработанным, наткнулась, наконец, на странность – и вцепилась бульдожьей хваткой. Присутствие Ричарда сильно облегчало и ускоряло обратный морфинг Эйдана, но учёные никак не могли понять природу этой взаимосвязи, а уж о том, чтобы её зафиксировать и описать, речи вообще пока не шло. То, что морфологам казалось дорогой к будущим великим открытиям, для Ричарда с Эйданом превратилось в бесконечную трату времени.
Гралх оказался бессилен помочь. Чистокровные люди в Тринадцатом работали редко, а Келли с его происхождением, как потом понял Ричард, был и вовсе уникальным случаем. Эйдана вся эта ситуация раздражала донельзя. Он жаловался, что скоро забудет, кто он и как выглядит и вообразит себя лабораторной мышью, да так крепко, что ни один Норвуд в мире его в этом не разубедит.
Сам Ричард решил на сей раз удрать от ревнителей науки, и, сославшись на приказ Шепарда, уехал налаживать защиту дома. После группы фир дарриг, полностью закрывших дом от проходов с Троп, за дело взялась Лис, специалистка по охранным артефактам и заклятиям. На самом деле, у девушки было какое-то другое, длинное имя. Ричард решил, что славянское, если судить по акценту, но Лис предпочитала хлёсткое сокращение. Ричард решил, что чёткой в движениях и немного насмешливой девушке такой вариант очень шёл.
– Ричи, что это у тебя?
Маленький костяной диск, заинтересовавший Лис, Ричарду отдал Эйдан, когда заметил, что напарник вертит его в пальцах, подобрав где-то в залежах всевозможных мелочей его квартиры. Небольшую белую пластинку с резным узором и двумя отверстиями – то ли на шею вешать, то ли на одежду пришивать – было удивительно приятно держать в руках, и Ричард с ним не расставался – так и таскал в кармане. Иногда доставал, как сейчас.
– Это? Подарок.
Лис протянула ладонь, и Ричард отдал ей диск. Череп, вытатуированный на предплечье девушки, вспыхнул огнём в глазницах. У неё вообще было странное пристрастие к черепам – даже элементы защитного контура, который она монтировала, были на них похожи.
– Mionn, и отлично заклятый! Дорогой подарок.
– Как ты сказала?
– Mionn, буквально в переводе «ценная вещь». Их заговаривают, в основном, на защиту и присмотр. Есть еще mor-mionn, портативные проклятия, но это не твой случай. У тебя – «маячок», у подарившего – вторая часть, «приёмник». Владеющий «приёмником» всегда узнАет, что ты в беде и где в этот момент находишься, чтобы прийти на помощь. Келли озаботился, да?
– Кто ж ещё…
Эйдан выглядел настолько задолбанным чужим научным интересом, что Ричарду почти расхотелось его в чём-то упрекать. Почти.
– Эйдан, ну почему надо было подсовывать мне твой маячок тайно?
Напарник мрачно сверлил взглядом скейт, стоявший у ножек стола.
– А явно, ты, можно подумать, взял бы.
– Я и сейчас не отдаю. Он нам с Вероникой жизнь спас. Чудом – потому что я мог его выложить или вообще потерять!
– Не мог.
– Эйдан Келли. Просто больше не делай такого молча. Договорились?
Эйдан кивнул, не поднимая глаз.
«После» – не значит «из-за», «рядом» – не значит «связаны», но исчезновение дочки Риверсов и серия абсурдных ночных краж в их районе действительно оказались звеньями одной цепи. Хотя Ричард никогда бы не подумал, что украденные из магазинов яблоки, орехи, декоративные стразы, ворох игрушек, ведро песка и разгром помещений, это сопровождавший, вообще можно с чем-то увязать. Тем более, что сначала ни о каком «после» речь и не шла – кражи начались за неделю до пропажи Саманты Риверс.
Сэмми исчезла прямо из своей комнаты, когда её мать вышла в соседнюю. Заплаканная Джина Риверс была твердо уверена, что дочь не подходила к двери, а иным путем уйти не могла – они жили на седьмом этаже, да и окна были закрыты. Обнимавший жену Эндрю вообще ничего рассказать Ричарду не смог, его в момент пропажи дочери не было дома. Соседи девочку нигде не видели, а уличные камеры – не зафиксировали. Зато вызванные эксперты Шенаха с удивлением обнаружили в комнате Сэм следы идеального, как по учебнику, прохода на Окольные тропы. Шенах, приехавший посмотреть на это лично, только руками разводил.
– Эйдан, она – человек. Подменыш не прожил бы незамеченным семь лет, здесь не твоя ирландская глубинка! Да даже полукровок редко упускают из виду, хотя случается, как с этой вашей Линн… А твоя ситуация…
– Да погоди ты. Никто и не говорит о семи годах.
– Всё равно. В таком возрасте уже не меняют!
Шенах был упрям, как и все фир дарриг – они по сути своей всегда знали точно, куда следует двигаться, что накладывало отпечаток на характер. Но даже они не могли тягаться с Келли, почуявшим след. Ричард в разговор не встревал, он мало что понимал в этих материях, но сейчас чувствовал – напарник в чем-то прав.
– Спасибо, Шенах. Эйдан, нам нужно ещё раз опросить родителей.
Риверсы действительно начали замечать странности в поведении дочери примерно неделю назад. Девочка могла долго молчать, а потом начинала петь песни на непонятном языке, подолгу разглядывала блестящие камушки в аквариуме в гостиной, а пару дней назад и вовсе выкинула из него на ковёр всех рыбок. Риверсы забрали дочь из школы – от учителей тоже начали поступать тревожные отзывы о Сэм – и начали водить её к психологу. Но результатов это пока не приносило.
– Миссис Риверс, а вы помните, с чего это началось? Или — когда точно, хотя бы.
Джина на минуту задумалась.
– Кажется, в понедельник утром. Я долго не могла разбудить Сэмми, а когда она проснулась, то была какой-то вялой, словно устала. С ней никогда такого не было, а с понедельника стало постоянным.
– А до этого, в воскресенье, вы ничего странного не заметили?
– С Сэмми? Нет. Но одна женщина в парке, где мы гуляли… была странноватой.
Незнакомку Джина запомнила, потому что та выглядела, как кинозвезда – идеальная внешность, невероятно плавные движения и длинное слегка мерцающее платье. Она проходила мимо и, умилившись танцующей вокруг матери Сэм, поинтересовалась именем девочки. Потом сказала, что её собственная дочка была на Саманту очень похожа. О чём ещё они говорили – то ли о детях, то ли о повседневных мелочах, Джина не помнила, зато у неё до сих пор стояло перед глазами, как собеседница удалялась: плавно, словно не касаясь земли ногами, скрытыми подолом платья с чешуйчатым узором.
– Подмена в таком возрасте – это крайне опрометчиво, но, видимо причина у нашей фейри была. Не зря она говорила о дочке в прошедшем времени.
Эйдан привычно катал скейт по полу: толкал ногой к стене, а он возвращался назад сам, немного до неё не доезжая. Раньше Ричарда это раздражало, а теперь он привык, шорох колёс даже помогал сосредоточиться.
– Если её дочь умерла, кого же она обменяла?
– У Оставшихся обычно много детей, и относятся они к ним по-разному, от обожания до неприязни. Думаю, ей было, из кого выбирать.
– Эйдан… вы отслеживаете смешанные семьи и их детей, а Шенах вспомнил о Линн… как так вышло, что о ней не знали? Она же наполовину ваша.
Ричард не ожидал, что напарник ответит – о деле Охотников Эйдан вообще лишний раз вспоминать не любил – но не спросить не мог.
— Иногда ши покидают дом, порывая все связи с общиной. Так получилось и с матерью Линн, я нашел её. Точнее, её могилу.
Гвен О’Коннел покинула общину, потому что влюбилась, а открыться избраннику никак не могла. Джереми Линн был человеком истово верующим и авторитарным, он никогда бы не принял происхождения Гвен. Семья боялась за неё, и была против этих отношений. Разрываясь между родными и Линном, девушка выбрала его.
– У вас есть легенды о том, как бессмертные отказываются от своего дара, чтобы прожить человеческий срок, но рядом с любимыми. Мы не бессмертные, а рядом с такими людьми как Линн вообще долго не протянем. Не знаю, на что надеялась Гвен. Она умерла, когда Маргарет и десяти не было, дальше дочку воспитывал один отец.
Джереми Линн всегда хотел сына, и маленькая Маргарет упорно пыталась доказать отцу, что ничем не хуже. Будь она мальчиком, Линн непременно бы ей гордился, настолько хорошо она усваивала все его уроки. Но девочка… Отчаявшись, Маргарет подписала армейский контракт, а в Ираке, в первой же смертельно опасной ситуации в ней заговорила кровь матери, пытаясь уберечь, спасти, спрятать. В том числе, и на Окольных тропах. Такую «тварь» внутри себя религиозная Маргарет принять никак не могла и начала ещё одну войну.
– Убивая нас, она убивала ту половину себя, которую считала злом, раз за разом доказывая, что осталась собой, что не изменилась.
Эйдан говорил ровно и связно, но мыслями явно был где-то далеко. Или наоборот, глубоко в себе. Ричард подозревал, что второе куда вероятнее, но с расспросами не полез и перевел тему.
— А как нам искать Подменыша? Она же может быть на ваших Тропах где угодно.
– Нет, Тропы ей знакомы, а вот чужой огромный город, где столько интересного, для неё настоящий Диснейленд.
Разумеется, Келли оказался прав.
На сообщение Вея о новой краже, хотя на этот раз её следовало назвать ограблением средь бела дня, Ричард с Эйданом среагировали первыми – далеко отъехать от дома Риверсов они не успели.
В зоомагазине на Дэвон Эйв творился сущий ад. Стёкла звенели от пронзительного тонкого визга, в воздухе, подхваченные диким ветром, метались чёрные перья, кусочки корма и осколки разбитых банок, надсадно вопил откуда-то от прилавка вцепившийся в него кот, которого тоже пытался подхватить ураган. Продавца не было видно, да и вообще ничего толком не было видно, и Ричард, закрываясь от острых осколков, рванул куда-то к источнику визга. Там крутилось и бесновалось маленькое существо, похожее на ребёнка и воронёнка одновременно.
– Только не стреляй!
Эйдан отпихнул напарника в сторону, пытаясь опередить, и получил крылом прямо по глазам. Отшатнулся с криком, запоздало прикрываясь рукой. Ричард стрелять и не собирался – помнил, кто перед ним. Он сорвал с себя пиджак и попытался накрыть им маленькую тварь, но она резко крутанулась, и Ричарда снесло воздушным потоком, ощутимо приложив спиной о стеллаж. Эйдан, наконец, проморгался, поднял голову, болезненно щурясь, и … запел. Тихий мелодичный голос каким-то образом пробивался через визг фейри и словно обволакивал его, заставляя звучать тише. Успокаивал.
Scél lem dúib:
dordaid dam,
snigid gaim…
Фейри замолчала и перестала кружиться, плавно сложила крылья и устроилась на полу, продолжая слушать. В помещении ощутимо похолодало.
Gáeth ard úar,
ísel grían,
gair a r-rith…
Норвуд сполз на пол. Глаза закрывались.
Aigre ré;
é mo scél.
– Ричард! Проснись, эй. Замёрзнешь.
Напарник был прав, лежать на ледяном полу не стоило.
– Эйдан, что это было.
– Колыбельная. Ну, примерно. Я не знаю, что поют Оставшиеся, но они чувствительны к смене сезонов. Поэтому вот… про зиму.
Зима у Эйдана получилось убедительная. Все поверхности в магазине покрылись инеем, а в воздухе плавали снежинки. Единственным, на кого песня не подействовала, был кот. Он залез на самую верхнюю полку и истерически оттуда подвывал и шипел. Ричард не мог его за это осуждать.
Эйдан вызвал группу контроля Неразглашения. Требовалось объяснить собравшимся у входа зевакам, что здесь произошло. Ну и воспоминания подправить, скорее всего. Ричард закрыл дверь в магазин, запретил кому-либо туда заходить, и опёрся спиной о витрину. Эйдан стоял рядом, у него на руках мирно дремала маленькая бестия, наконец-то надежно завернутая в пиджак.
– Эйдан, а почему ты не применил ваш семейный способ? Он, наверное, сложнее, но хотя бы таких спецэффектов не вызывает.
– Ты о чём?
– Список соседей твоих родственников, который вы вместо колыбельной используете.
Этот настойчивый взгляд в землю Ричард уже видел.
– Эйдан Келли.
– Ричард Норвуд! Разумеется, мы поём детям нормальные песни, а не списки приглашенных зачитываем!
– И что это тогда было после тренировки с фотографиями?
– Тебя мучила бессонница. Я хотел помочь. Скажи мне, куда бы ты меня послал, предложи я тогда спеть тебе колыбельную?
– Недалеко. Даже тогда. И я просил тебя не молчать.
– Просил ты недавно, а бессонница была давно. И вообще, я зря тут стою. Нужно как можно быстрее обменять Сэмми обратно, нечего ей дожидаться в Холмах.
Эйдан оттолкнулся от витрины и направился в магазин.
– Стой, ты что, без проводника идти собрался?
Эйдан улыбнулся, но как-то невесело.
– Мне не нужны фир дарриг, чтобы не заблудиться, Ричард. К вечеру вернусь.
Вечером позвонили Риверсы: соседи привели Саманту. Она танцевала возле дома и пыталась рассказать прохожим что-то о феях, птицах и змеиных хвостах. Утром капитан Шепард отправил группу подчиненных Шенаха прочесывать Тропы – Эйдан так и не вернулся.
— Ничего не помню, — поморщился я, ощутив новый ментальный удар.
— Немудрено, старичок, — ухмыльнулся Дим. — Вчера центром твоего внимания была Ирка. Вернее, её ноги. Договор ты подмахнул, не читая.
— Погоди, погоди, — я сложился пополам и какое-то время не дышал. — Припоминаю что-то такое. Подписал и… выпил зелье?
— Коктейль, — уточнил Дим. — Коктейль, старичок.
— Чертов Пашкин коктейль, — мрачно добавил я, пригнув голову, словно это могло спаси от очередного удара какого-то сердитого читателя.
Это утро я встретил в квартире Дима, куда мы завалились после встречи однокашников. Я действительно пялился на Иркины ноги и плохо следил за происходящим. А тем временем, оказывается, Пашка соблазнил нас протестировать его изобретение. По словам Пашки, все люди где-то как-то понемногу оставляют частичку своей души. Например, когда «с душой» делают работу. Другими словами, поскольку душа является частью личности, они раздают себя по кусочкам. Чтобы не быть голословным, Пашка предъявил зелье, якобы способное подтвердить сей сомнительный постулат. Мол, после его принятия мы сможем ощутить в полной мере те эмоции, что посылают нам люди, вступая в контакт с частичками нашей души.
— Так что, старичок, — заключил Дим, — удары, которые ты получаешь, на самом деле получает твоя душа, заложенная тобой, например, в последний роман.
— Ты хочешь сказать, он совсем-совсем никому не нравится? — жалобно спросил я.
— Может, и нравится, но, видишь ли, симпатия гораздо менее ярко выражена, нежели антипатия. Увы.
Снова удар.
— И долго это будет продолжаться? — спросил я, отдышавшись.
— В договоре указана неделя.
Неделя!
Так. Надо что-то делать.
Я бросился к компьютеру. Для начала закрываю все аккаунты. Убираю из свободного доступа тексты.
Блин! Пиратки!
Всякие там флибусты и иже с ними!
Что за дурная манера тащить к себе всякую хрень? Буду надеяться, что с пираток качают только мэтров — Кукляненко там, Сивова. Бромыко на худой конец.
— А ты не пиши хрень, — мудро посоветовал Дим.
Я пообещал, что не буду. Чуть не накатал в издательство, чтобы расторгнуть договор. Но вовремя вспомнил про неделю. Спросил:
— А как это вообще работает?
— Я не очень понял, — ответил Дим. — Пашка толкал что-то про квантово-волновой дуализм душевной материи, про пространственно-временной континуум, где располагается, длится, продолжается наше тело.
Удары прекратились. Более того, я ясно ощутил пару ментальных поцелуев. Наверное, в благодарность за удаление текстов.
— Не забудь ежедневно посылать Пашке отчеты, — сказал Дим.
Я посмотрел на друга. Спросил:
— А ты разве ничего не чувствуешь? Как поживают частички души, которые ты вкладываешь в криво оформленные сайты?
— Я никогда не вкладываю душу, — нравоучительно заметил Дим. — И зря ты так про сайты. Я всё делаю с любовью. А не с душой. Чувствуешь разницу, старичок?
В этот момент он сложился пополам, а во дворе завыла сирена. Я подошел к окну.
В новенькую Димкину машину со всей дури влетел черный крузак.
Примечания:
Сборная глава с нескольких снов. Часть плохо помнится, часть чего-то может быть утрачена, поэтому она несколько корявая на мой взгляд. Но мне эти события кажутся значимыми, так что лучше пусть будут тут.
Что еще у нас было такого интересного… в принципе, ничего прямо-таки нового и не происходило. Периодически накрывало Шеата воспоминаниями, от чего он впадал с тихую меланхолию, порой перемежающуюся с истерикой. Я была бы и рада помочь, но Лэт меня послал подальше, пояснив, что Шеат как раз страдает из-за меня и нашего общего прошлого, поэтому нечего наступать ему на больную мозоль, иди-ка ты работай. Ну я и впряглась по полной.
К Альтсариму добавился еще один новый мир. Ну как добавился… скорее, мы его слегка проредили. Беда нового мира — Ильвирантиаля — в том, что там слишком развились технологии, почти полностью уничтожив магию. Да и фиг с ней, не проблема, не засрись они по самые уши в своих отходах, выхлопах, выбросах и прочих пакостях. Дышать в том мире не решилась даже я — плазма целее будет, а то ведь так и отравиться можно.
Самое интересное, что там еще немного сохранилось реликтовых рас — эльфов, гномов и тэхали — зеленокожих веселых таких граждан с острыми ушами, живущих на летающих островах. Но вот то, как они там жили… врагу не позавидуешь. На предложение свалить в чистый и уютный мир практически все ответили согласием, даже люди. Особой морокой было перенести эти летающие технические острова, фактически города, построенные на земле, но поднятые в воздух с помощью специальных технологий. Своего секрета тэхали так и не открыли, ну так и я им в душу не лезла, мне главное, чтобы они были живы и здоровы.
Острова сначала перенесли на землю на Закате. Там легче приживались нелюди, а значит, и тэхали будет проще приспособиться, чем тем же людям. Сначала нашли подходящие места рядом с реками и озерами, чтобы им было откуда брать воду, а потом уже переставили их города с помощью экранов. Ну да то полбеды, основное веселье началось после переселения. Так как все тэхали были по уши заражены всякой пакостью и отравлены всевозможными ядовитыми веществами, то пришлось все население их двадцати городов сначала лечить, а потом прививать от кучи иномирных болезней. А то еще чихнет какой дракон на них, они там и полягут всем городом. Но с ними было еще относительно божески.
После тэхали мы все дружно занялись эльфами и гномами. И если гномы того мира соблюдали относительный нейтралитет и жили обособленно, что слегка сдержало заражение их тел всякими химическими гадостями, то с эльфами было две беды. Эльфы разделились на два неравных класса — один превратился фактически в слуг людей, то есть, бесправный рабочий скот, а второй поселился рядом с гномами и стал потихоньку внедрять кибер-технологии в свои тела. Мол, если не магией, так технологией, но мы будет противостоять проклятым людям.
В результате на выходе мы получили оба слабых класса эльфов — бледных, замученных и весьма так вяло настроенных на лучшую жизнь. Всей и разницы, что у одних были свои части тела, а у других обнаруживались какие-то механические или более сложные вставки — механические руки, двигающиеся с помощью передачи из мозга импульсов в мини-компьютер, синтетические глаза и прочие прелести жизни. У одного даже сердце было искусственное, но это уже произошло случайно, он был на грани гибели, а гномы просто опробовали новинку. И ничего, живет потихоньку. Другое дело, что без магии эти ребята что так, что эдак все равно рано или поздно помрут. Сколько себе металл в живую плоть не вставляй, все равно лучше уже не будет.
Так что Закат пополнился еще и ушастыми обитателями всех мастей. Ну и последние на повестке дня были люди. С людьми низшего сословия тоже особой мороки не было — они как узнали, что мы можем дать нормальную жизнь, то сами запросились. Беда лишь в том, что властьимущие резко вспомнили, что им вообще-то хочется сладко есть, вкусно пить и мягко спать, да вот беда — для этого нужны рабочие и слуги, а эльфы внезапно исчезли вместе с гномами, тэхали тоже убрались вон, и получилась весьма незавидная ситуация — обслуживать зажравшихся правителей стало некому. Да и не только правителей, если уж на то пошло. В принципе, мы люди не гордые, выгребем и Ильвирантиаль, но не раньше, чем его оставшееся население поймет, что от них зависит очень многое. Пока что им следует научиться жить самостоятельно, без слуг и рабов. Ну, конечно, люди заставят служить себе низших по званию или рангу или же выберут себе каких-то отщепенцев — так всегда бывает. Но все равно им придется учиться.
Пока что мы готовим проекты очистительных установок для воздуха, для морей и океанов, а так же ищем способы, как убрать всю гадость, вылитую в землю. Потом, как все очистится, можем и пару источников магии поставить. А не захотят, значит, пусть развивают технологии не в ущерб природе. Мы будем помогать. Вот только что-то мне кажется, что все не так просто, и этот мир еще заставит нас побегать. Впрочем, поживем — увидим.
***
Еще был один весьма интересный парень. К сожалению, я сильно упахалась, разбираясь с тэхали и сгоняя всех желающих и не желающих в лазарет, поэтому толком так и не смогла понять, чего хочет новоприбывший.
Выяснилось, что он, как и я, в свое время отбыл наказание за прегрешения в прошлой жизни, но что-то пошло не так и вместо возвращения на родину, парень попал к какому-то мудаку. Понять, что там за мудак и чего он хотел от грешных душ, отсидевших свой срок в тюряге, я так и не смогла. Сомневаюсь, что это мифический дьявол, поскольку дьяволами зачастую оказываются демоны или же темные боги, да и интересны у них весьма отличны от интересов любителя перерожденных душ. В общем, парень этот устроил диверсию, сбежал и прихватил с собой огрызок какой-то книги-списка со всеми отбывающими наказание заключенными. И притащил его мне.
Увы, разобрать, что там написано мне не удалось. Это и понятно — я не смогу прочесть закрытую для меня информацию. Впрочем, выполнить то, чего он желал, я смогла. Напитала остатками силы этот свиток и тихонько уползла себе прочь отдыхать. Если признаться честно и не бахвалиться, то все работы в других мирах очень сильно тянули энергию, а учитывая мое и так ослабленное состояние и постоянную необходимость контролировать все процессы работ, то домой я приползала никакая, что-то ела или не ела и валилась спать. Так что увы, но этому товарищу не повезло. Возможно, когда я смогу стать сильнее, мы с ним еще поговорим. А пока пусть с ним возятся драконы. Уж у них-то задвижка на силе не стоит, и им ничто не мешает работать в полную силу. А я уж как-нибудь пересижу где-то в уголочке…
Киборг Bond X4-17
Дата: 14 апреля 2191 года
— Ларт, — киборг сделал знак рукой, — подойди, глянь.
Рэнтон встал, шагнул к окну, к которому был прикован взглядBond’а. Дом, в котором жил инспектор, был выстроен уступами. Одно из окон квартиры выходило на общий балкончик между блоками. Он сам нередко сиживал на этом балкончике с бутылочкой пива за разговорами с кем-нибудь из соседей. И вот сейчас на перилах этого балкончика, свесив ноги наружу, сидела девушка, внучка бабульки из квартиры напротив.
Келли было девятнадцать. Отец ее в недавнем прошлом довольно успешный музыкант, вышел в тираж, запил и не интересовался уже ничем, кроме бутылки спиртного. Мать давным-давно нашла себе нового муженька помоложе и побогаче и лет семь занималась только собой, оставив дочку и бывшего мужа на шее у бабушки. Бабушка придерживалась каких-то ископаемых взглядов и пыталась держать внучку в ежовых рукавицах. Сама Келли была обычной девчонкой. Насколько Ларту было известно, окончила школу, играла на фортепиано, поступила в консерваторию, встречалась с каким-то парнем. И вот она с отрешенным видом сидит на перилах балкона на двенадцатом этаже.
А внизу во дворе на игровой площадке гуляли мамочки и няньки с детьми. Видеть то, что может случиться, если девчонку не удастся уговорить, им никак нельзя.
Чтобы сориентироваться хватило нескольких секунд.
— Надо немедленно убрать зевак со двора. Харальд, сможешь? Я вызову дежурных, но пока они приедут… А я попытаюсь поговорить с Келли. Все-таки она меня знает.
— Сделаю, — коротко кивнул тот и направился на выход.
Рэнтон достал из шкафчика бутылку виски, сунул ее Bond’у и быстро набрал дежурный номер. Несколько четких коротких фраз, и парни вышли из квартиры.
Дверь на балкон была открыта. Ларт спокойно, не торопясь подошел к ней, прислонился к косяку, Bond встал чуть позади, но так, чтобы можно было действовать в случае необходимости. Келли обернулась, но увидев соседа, который частенько пил пиво на этом балкончике, дергаться не стала, снова уставилась в пространство. Девушка была одета в домашние брючки и тонкую футболку. Ветер трепал распущенные светлые волосы. Взгляд старлея зацепился за мягкие комнатные тапочки. Да уж, обувь максимально ненадежная.
— Проветриваешься? — будничным тоном поинтересовался Ларт. — Не простудишься? Ветер сегодня сильный.
Девушка опять посмотрела на соседа, но ничего не сказала.
— Ну и правильно, что молчишь. А то начнешь говорить, забудешься и вниз раньше времени свалишься. — Инспектор переступил с ноги на ногу, сместившись на несколько сантиметров к перилам. Келли забеспокоилась. — Не кипешуй. Не буду я тебя трогать. Я до тебя даже в прыжке не достану. В дверях просто неудобно стоять. А мы с Ларсом на свежем воздухе вискарика дернуть хотели. — Он качнул головой в сторону киборга. — Дай, кстати, бутылку-то. — Он отхлебнул виски, опять переступил с ноги на ногу, киборг тоже незаметно передвинулся в дверной проем. — А ты погоди пока, не спеши. Там, внизу детишки гуляют. Не дай бог. кто из них увидит, как ты тут грохнешься. Я ж навидался всякого. Года три назад одна такая то ли сама прыгнула, то ли упала. Шестнадцатый этаж, бетон внизу. Видок, я тебе скажу… а мне все это описывать надо, протокол составлять. А противно, не передать. — Девушка подалась назад, повернулась к Ларту. Bond уже просочился на балкон и теперь стоял, привалившись спиной к стене. — Это в кино все, кто с высоты падает, красиво смотрятся. А на самом деле блевать тянет, — продолжал Рэнтон, снова переступая практически на месте. — Удар был охеренный просто. Живот лопнул. Кишки наружу. Мозги на метр все забрызгали. Дерьмо, извини за подробности, вывалилось. Рожа в лепешку. — Девушку передернуло, она поерзала на перилах, невольно отодвигаясь дальше от края. — Во-во. Меня так и вовсе наизнанку выворачивало. А еще лето, жарища, вонища, мухи. Жуть, короче. В закрытом гробу хоронили. Никто даже напоследок в лобик не поцеловал. — Келли затрясло мелкой дрожью. — А ты чего дрожишь-то? Замерзла? На, глотни для сугреву. Ну или для храбрости. Ларс, передай.
Киборг взял бутылку у Ларта, сделал полшага к перилам, протянул девушке. Та машинально взялась за бутылку, и в ту же секунду была сдернута с перил одним резким выверенным движением. Она завизжала, забилась, пытаясь вырваться, но Bond крепко держал ее, прижав к груди, а потом и вовсе подхватил на руки, и они ушли с балкона.
На лестничной площадке они столкнулись с влетевшими туда полицейскими.
— Отбой, парни, — сказал Рэнтон, — все уже позади.
— Уф-ф! — выдохнул коп. — Значит, вы ее сняли.
— Ага. Мы тут по душам поговорим пока. Девочка соседка моя. А вы можете быть свободны. Я потом отчет напишу, — вздохнул Ларт и обменялся рукопожатиями с полицейскими — сам простым дежурным начинал.
— А, хорошо. Только там, это… — коп явно запыхался и теперь с трудом переводил дух, — психолог еще подъехать должен. Сами порядок знаете.
— Ну, вот когда подъедет, тогда и пообщаются. А пока лучше мы сами.
Полицейские ушли, Ларт вошел в квартиру, посреди которой памятником застыл Bond с рыдающей и брыкающейся Келли на руках. Инспектор плюхнулся на диван, похлопал ладонью рядом с собой. Ларс усадил девушку и сам сел с другой стороны.
— Ну, ты чего это удумала, а? Такая хорошая девчонка и такую плохую шутку решила сыграть, — укоризненно покачал головой Рэнтон.
— Да не до шуток мне, — выкрикнула Келли. — Что ты знаешь, чтобы судить?!
— А я не сужу. Не судья, — спокойно ответил Ларт. — И диагнозов ставить не собираюсь. Не врач. Просто хочу знать, что тебя заставило пойти на это.
— Джек меня бросил. А я беременна. От него. Понятно? — Голос звенел от боли и обиды. — Заявил, что я не нужна ему. Ни я, ни ребенок. Ты хоть представляешь себе, каково это быть никому не нужной? Маме не нужна. Отцу не нужна. Бабка только нотации читать горазда, а если узнает, что я забеременела, вообще житья не даст. И на аборт денег нет. А я не могу так больше, не хочу! Жить не хочу больше!
Ларт осторожно приобнял девушку за вздрагивающие плечи и явственно почувствовал, насколько продрогла она, сидя на пронизывающем ветру в тонюсенькой майке.
— Ларс, поставь чайник, пожалуйста. Будем Келли отпаивать и отогревать.
Тренькнул входной звонок, Bond открыл дверь, впустил Харальда, который опять был подозрительно бледен и заметно прихрамывал. Он тяжело опустился в кресло, но ничего говорить не стал. К нему подошел Ларс с инъектором в руке, Харальд покорно закатал рукав, подставляя плечо под укол.
— Напрасно ты так говоришь, — Ларт осторожно накрыл ладонью ледяные руки Келли. — Жить не хочешь. А ты малыша, который у тебя внутри, спросила? Он-то, между прочим, жить хочет. Ну, подумаешь, парень сво… мудаком оказался. Мамаша дура, отец тряпка безвольная. У тебя-то голова на плечах есть. Ты же умница, красавица, талантливая вон какая. А говоришь — жить не хочу.
Bond налил в чашку крепкого чая, добавил сахару, порыскал по шкафчикам в поисках чего-нибудь успокаивающего, но у молодого здорового полицейского ничего подобного отродясь не водилось. Тогда он попросту добавил в чай немножечко мяты, подождал, пока заварится, и подал чашку девушке, присев перед ней на корточки. Келли поколебалась немного и взяла чашку, сжала, согревая ладони.
— Пей, тебе нужно согреться, — мягко сказал киборг, заглядывая ей в глаза.
Девушка послушно отхлебнула напиток.
— Вот, познакомься, Келли, — сказал Ларт, все еще успокаивающе поглаживая ее по спине, — это Ларс. Он киборг.
— Киборг? — Девушка удивленно уставилась на бонда. — Не похож что-то.
— Я правда киборг, — кивнул тот и в подтверждение своих слов включил инфракрасную подсветку глаз. — Не бойся, я не причиню тебе вреда.
— Видишь ли, Келли, — тихо сказал Рэнтон, — Ларс непростой киборг. Ему уже десять лет. Он очень умный и сообразительный парень. И самое главное, он… живой. — Ларт встретил напряженный взгляд Bond’а и медленно кивнул ему. — Представляешь себе? Вот этот красавчик — киборг, живой, думающий, чувствующий. Вот тебе сколько лет?
— Девятнадцать, — автоматически ответила девушка, неотрывно глядя на киборга.
— Вот видишь, ты уже прожила почти в два раза больше, чем Ларс. Обычно срок службы киборгов его линейки составляет три года. Ему десять лет. Нет, не всего десять. А уже десять лет. Целых десять лет. Представляешь себе? За это время ему пришлось столько всего испытать, не передать словами. Его избивали всякие скоты, издевались, как хотели, до тех пор пока он не попал к нам в группу. И он терпел, выносил все, не позволяя даже вздрогнуть ресницам, чтобы люди не заметили, что ему больно. Потому что это брак, таких киборгов уничтожают без рассуждений. А ему хочется жить. Просто хочется жить, даже испытывая боль, закрывая бойцов своим телом от плазмы. Просто жить. Понимаешь?
— Понимаю, — прошептала Келли.
— Ты не должна так просто сдаваться, слышишь? — Голос Ларта стал громче, настойчивее, слова резали, как осколки стекла. — Посмотри на него, Келли. Он не сдается. Живет и старается получить все, что может, от каждого дня своей жизни. Столько, сколько ему отпущено. У тебя ситуация проще, поверь. Тебе самой не грозит ничего такого уж страшного. Бросил этот мудак Джек? Так и классно! Зачем тебе этот лузер? Ты себе найдешь парня в сто раз лучше. Бабка пилить будет? А давай мы направим ее деятельность в правильное русло! Хочешь, мы поговорим с ней? Да она у тебя такая деятельная старушенция, вот пусть и заботится о тебе с удвоенной силой. Увидишь, она еще и рада будет, что правнук появится, помогать тебе будет.
— Вы правда так думаете? — неуверенно произнесла девушка.
— Да точно тебе говорю! Глядишь, и папашка твой бухать бросит, если стимул появится. Вот увидишь, все будет хорошо.
Келли перевела взгляд с Рэнтона на Bond’а, тот ободряюще улыбнулся и лукаво подмигнул ей. Губы девушки тронула робкая тень улыбки. Она взглянула на откинувшегося в кресле Харальда.
— А он тоже киборг? Они прямо как две капли воды.
— Нет, прекрасная леди, я человек, — рассмеялся тот, наклонился вперед, взял руку девушки в ладони и коснулся губами ее пальцев. — Хотя меня тоже зовут Ларсом. Но лучше Харальдом, чтобы не путать нас.
Постепенно Келли успокаивалась все больше, оттаивала, и к тому времени, когда объявился обещанный психолог, практически полностью пришла в себя. Парни попросили ее никому не рассказывать про их киборга, что она с готовностью обещала. А потом смущенно попросила кого-нибудь побыть с ней пока она будет общаться с психологом, а самое главное — с бабушкой. Харальд вызвался составить ей компанию, и они ушли.
Вокруг него образовалось почтительное кольцо. Подошел сторож света, склонил на миг голову. Крепко взяв Заката за руку, воздел её на фоне полыхающего чучела.
— Вот наш светоч! И да начнётся светлый праздник!
Ладонь отпустили, Закат отступил спиной вперёд в толпу, но затеряться в ней уже не смог. Вокруг смеялись, зазвучала быстрая музыка, его ухватили за руки, увлекли в танец.
Он даже при желании не смог бы привлечь больше внимания, чем уже привлёк.
Закат мельком оглянулся на рыцарей, увидел настороженные взгляды, прикрыл глаза, понимая — его не забудут. Оставалось только надеяться, что до конца праздника никто не попытается допросить подозрительного «светоча», а после его уже не будет в городе.
Оставалось изображать обычного путника, пришедшего на праздник. Ему повезло стать центром гуляния, и он должен был этому радоваться.
Танцы оказались не сложней деревенских, только очень мешала корзинка, и без того чуть не сломанная толпой на площади. Люди растянулись по улицам, музыканты становились осями хороводов, музыка смешивалась, перекликалась, дополняла друг друга. Светоча хотели видеть в каждом кругу, и Закату это было на руку, хотя к тому времени, когда он сумел добраться до входа в переулок, где они с Пеплом должны были встретиться, от плясок кружилась голова.
Пепла на месте не оказалось. Закат остался в кругу, повторяя нужные движения, напряженно решая — если не придет, что делать?
Дальше по улице послышался звон металла, чей-то крик. Музыкант сбился, танец распался. Закат, поддерживая роль светоча, наоборот, шагнул на звук. Кто-то за спиной ахнул восхищенно, кто-то подался следом: мол, если светоч — Герой, то должны быть и рыцари. Однако приближающийся звук битвы быстро охладил их пыл. Люди отступили назад, ближе к площади, Закат, оглянувшись, нырнул в переулок.
Сверху тихо свистнули. Пепел сидел на крыше, куда немного раньше отправил мальчишку-вора. Однако, когда Закат попытался забраться по лестнице, кинул ему на макушку огрызок яблока. Вскочил, отбежал дальше по крыше, ткнул пальцем — иди сюда.
Закат последовал совету. Он пробирался переулками и щелями, сверху свешивался Пепел, ведя. Из-за угла выскочила Искра, налетела на Заката. Улыбнувшись, пошла рядом. Он спросил, бросив взгляд на ее растрепанную одежду:
— Ты от них сбежала?
Она тихо, гортанно засмеялась, одергивая смятые юбки. Посоветовала:
— Не бойся за меня. Все бродяги умеют за себя постоять.
Шальные глаза блеснули в темноте, она вдруг дернула Заката за прядь волос, заставив наклониться к себе. Быстро поцеловала в щеку возле самых губ.
— Такой хороший. Влюбилась бы!
Он отстранился, покачав головой. Искра была красивой, она поразила его сочетанием жизнелюбия и бесстрашия, но вряд ли он смог бы полюбить её. Странно, но, кажется, за века, прошедшие со смерти королевы, он вообще ни с кем не был близок, словно забыв, что давно не женат и ещё не стар: он ведь всегда возрождался в одной поре — уже не юношей, но далеко не дедом, за самую долгую жизнь между смертями не обзаведясь седыми волосами.
Тскаш ждал их на вершине стены, как договаривались. Едва не пинками спровадил вниз сестру вместе с корзиной:
— Улитки заморенные, стража уже сменяется!
Внизу на лестнице замерцал факел, кто-то беспокойно окликнул товарища, все еще валяющегося без чувств у ног бродяги. Пепел шипяще выругался, зажег огонь — Закат не уловил, когда он успел высечь искры. Невнятно отозвался, понизив голос.
Тскаш уже соскользнул вниз, Закат поспешил за ним. Пепел наверху чего-то ждал. Закат успел добрался до земли, когда ему на голову свалился Пепел, смеясь. Дёрнул как-то хитро веревку, так что она, развязавшись, соскользнула в руки. Побежал следом за остальными к каравану, задыхаясь от смеха.
Принц встретил их перед первыми повозками, и только там Пепел наконец отдышался, объяснил:
— Да нет, ничего. Просто эти стражники теперь так мило в обнимку лежат!
Зашелся снова в хохоте, упираясь ладонями в колени. Принц только головой покачал. Повернулся к Закату, благодарно поклонился.
— Спасибо. Ты очень помог.
Тот только плечами пожал.
— От похвалы доброе дело умаляется.
Принц улыбнулся, кивнул. Жестом позвал к костру, где Искра уже потрошила корзину покупок.
Самой по себе этой еды хватило бы каравану ненадолго — но, если прибавить добытое охотой, вырытое из-под земли и сорванное с веток — получалось не так уж мало.
***
Хотя вылазка прошла успешно, он так и не смог уснуть. Как и многие — слышно было, как мальчик наверху повозки всё мучает свирель, заставляя дерево плакать почти человеческим голосом, как перешептывается Рада с девочками, как чуть натянуто смеётся Искра, как её обнимает брат. Пепел бездумно обтачивал веточку, стряхивая стружки в огонь. Принц дремал, привалившись к колесу повозки, чутко приоткрывая глаза на любой шум. Никто не выставлял караулы, но все равно казалось, что Закат оказался в военном лагере, а не на мирной стоянке бродяг. Когда горы на востоке засияли поднимающимся за ними солнцем, он встал почти с облегчением. Многие уже собирали вещи, затаптывали костёр. Они хотели сняться побыстрей, но всё равно не успели.
Свистнул Дрозд, соскользнул по тканевому боку. Принц вышел из-за повозок, остановился, недовольно сложив руки на груди и глядя в сторону города. Пепел дернул Заката за рубаху, не позволяя подойти ближе.
— Не мозоль глаза, — толкнул к повозке. — Светоч, мать твою…
Закат послушался, залез под полог, выглянул в щель.
По склону поднимался десяток стражников во главе с тремя рыцарями и сторожем света.
— Светлого вам дня, люди, — поздоровался на местный манер Принц. Закат не видел его лица, но спорить мог — юный вождь дружелюбно улыбается. — Что привело вас к нам?
— Правосудие, — невнятно выдохнул запыхавшийся от крутого подъема сторож. Выпрямился, провозгласил, как на площади: — Мы ищем справедливости! Вы народ тени, вы нарушаете наши законы!
— Мы — народ дорог, а не тени, — мягко поправил Принц. — Как мы могли нарушить ваши законы, сторож, если мы даже не входили в город?
— Но вы вошли! — Закат невольно сполз ниже, прикидывая — могли ли его опознать? Да, чужак, но бродяга?.. — Вот этот добрый человек свидетельствует, что вы пробрались к нему и обокрали лавку!
Из-за спин стражников выглянул сухой мужчина, испуганно оглянулся. Вякнул придушенным зверьком:
— Я требую возмещения!
Умолк, беспокойно потирая руки. Пепел дернул уголком рта — понятно же, даже спрашивать не надо. Хотел нажиться на проходящих мимо бродягах. Трус.
Однако это ещё нужно было доказать.
— Какая лавка вам принадлежит? — резко спросил Принц. Сторож заслонил свидетеля собой.
— Не тебе здесь задавать вопросы, бродяга! Как наместник света в Солнцеграде и окрестных землях, я требую, чтобы твои люди построились в ряд, и несчастный опознает своих обидчиков.
— При всем уважении, — голос Принца остался мягким — как мягка может быть ткань ножен, — нет. Этот человек опишет приметы воров. И то, что они украли. Только после этого я подпущу вас к повозкам.
Мошенник, похоже, уже рад был бы сбежать, но ему не дали. Стража вытолкнула его вперед, кто-то хмыкнул — им не важно было, кто прав, все одно потеха.
— Ну… Э… Темно было! Я точно не разобрал…
— Тогда почему вы обвиняете моих людей, а не ищете воров в городе?
— На стене было обнаружено два оглушенных стражника, — веско ответил сторож. Принц пожал плечами:
— Кто-то мог выбираться из города, а не наоборот.
— Или и то, и другое! Хватит, мальчишка, ты всё равно не сможешь остановить правосудие!
— Вы так думаете?
Сторож отшатнулся от холодно-заинтересованного тона, резко подобрались стражники. Закат догадался — сейчас из-за каждой повозки выступают люди. Ещё не обнажая оружие, но давая возможность оценить — нас больше.
Больше, но они не воины. Большинство — нет. И кто знает, чем бы закончилось сражение, если бы…
— Да не знаю я! — голос сорвался, мужчина в сердцах разве что не подпрыгивал на месте. — Может, не крали они ничего! И лавка не моя, а хозяйская! Выпили мы вчера…
Вывернулся удивительно ловко из рук рыцарей, припустил вниз с пригорка, и не в город, а к фермам. Кто-то из стражи фыркнул, под подозрительным взглядом сторожа закашлялся. Тот поджал губы.
— Приносим извинения. Но советуем удалиться из наших земель как можно быстрей.
— Благодарю. Мы так и собирались поступить.
Закат смотрел, как отряд уходит, и с трудом мог в это поверить. Принц на миг привалился к краю телеги, Пепел положил руку ему на плечо. Оскалился:
— Я вчера видел этого «лавочника». Он в толпе кошельки срезал. Кто ж это его нанял на нас пальцем указать…
— Не важно, — мотнул головой Принц. — Главное — обошлось. К городам мы больше не приближаемся, — обернулся к повозке, Закат откинул полог. Принц устало улыбнулся ему. — До столицы мы тебя довезем, но остановимся в полудне пути. Дойдёшь же сам?
Закат кивнул. Он и об этом не стал бы просить, но бродяги шли к морю. В любом случае нужно было пересечь все светлые земли.
***
Четвертая луна перевалила за середину. Под колёса повозок ложились дороги, все чаще сменявшиеся лесными тропами, а то и вовсе ковром молодой травы. Днем солнце жарило по-летнему, заставляя сбрасывать куртки и повязывать на головы платки. Закат, покачиваясь на козлах, плел соломенные шляпы, то и дело отталкивая любопытную морду Злодея — конь норовил стянуть солому из рук, не то из чистого озорства, не то красуясь перед серой кобылой.
В другое время они обменяли бы мастерски сделанные вещи на еду в какой-нибудь деревне, но чем дальше в земли света заходили бродяги, тем меньше старались попадаться на глаза. С самого Солнцеграда они даже не заговаривали ни с кем, не пытались устроить представления, как раньше. Напряжение, скрываемое за привычными шутками, все равно читалось в слишком хмурых лицах, слишком резких движениях, слишком близко лежащем оружии. Огромный караван продирался сквозь леса, прокладывая новые колеи, наискось перечеркивал луга, распугивая овец, вновь пущенных на вольный выпас. Города объезжали широкими дугами, даже от сел держались подальше — весна позволяла.
Остановки стали длинней, не только на ночевку, но и на охоту, сбор грибов и ягод. Принц зорко следил за своими людьми, не позволяя набегать на чужие сады — в лесу хватало пищи. Закат с удивлением узнал, как много всего можно добыть, если знать, где искать. Он вместе с остальными собирал у ручьев похожие на клевер листики кислицы, срезал молодые побеги черемши, выбирал из мха мелкие грибы. Рада каждый день выдумывала что-то удивительное, то замешивая из кореньев кашу, то поджаривая траву на сковороде.
Наблюдатели-клетчи прибыли к вечеру.
И как всегда, некстати. До приема партии груза с Земли оставалось всего ничего, а тут, понимаешь, клетчи.
Славик первым заметил выхлоп движков сороконожки. Хлопнул по плечу, ткнул пальцем туда, где с внешней, обращенной к звездам, стороны кольца, продолговатая тень закрывала один небесный огонек за другим.
Я врубил прожектор платформы и высветил многочленное тело, тускло блестящее хитином. Тело, причудливо извиваясь, скользило вдоль недостроенной секции. Сороконожку было ясно видно сквозь балки каркаса. Концы бесчисленных двигательных пилонов тускло светились красным.
За ухом у меня ожил вросший в височную кость колебатор. Славик, выходит, не выдержал. Ну-ну. Я щипком за кадык оживил собственный горлофон и несколько раз сглотнул, разминая отвыкшие мышцы. Глотать получалось с трудом. Насухо не особенно-то поглотаешь.
— Почему они всегда подкрадываются? — спросил Славик. — Ну ясно же ведь, что так просто к нам не подкрадешься.
— Инстинкт хищника, — пожал я плечами.
Спохватился, что под броней Славику этого жеста не разглдядеть. Но он понял и так. Славик всегда понимает меня с полуслова. Или даже и вовсе без слов.
— А смысл? — спросил Славик, но без особого интереса в голосе.
Когда работаешь в паре столько времени, сколько отработали мы с ним, в какой-то момент все темы оказываются уже поднятыми в разговорах. Но это же вовсе не значит, что они исчерпаны, или сделались неинтересны. Просто вразумительные ответы найдены еще не на все вопросы — ну так ведь это только пока.
Все ответы рано или поздно будут получены. Все ответы на все вопросы. Это только, простите за тавтологию, вопрос времени.
А потом появятся новые вопросы.
И так до бесконечности.
Чем-чем, а временем мы со Славиком располагаем.
— Смысла нет, — ответил я, растаскивая манипуляторами платформы по сеткам строительный мусор, чтобы освободить сороконожке причальный коридор. — Это инстинкты. Как у кошки. Она же прекрасно знает, что солнечный зайчик не поймать, но все равно за ним прыгает. Хищники. Пусть даже нужда питаться у них и отпала. Миллионов так с пару лет тому как.
— Но мы же на них, к примеру, не охотимся, — проворчал Славик.
— Разумеется. Потому что мы — раса высококультурная и неагрессивная к представителям иного разума, мы несем мир и добро, мы светоч, пример для подражания и все прочие бла-бла-бла. Ты и сам все знаешь. Мы все-таки очень с ними разные. Только в одном они такие же как мы. Ты сам знаешь, в чем.
Славик надулся и умолк. Постреливая выхлопом, порхал между платформой и ободом кольца, найтуя те фрагменты обшивки и конструкций, до которых не дотягивался я.
Когда места стало достаточно, я врубил проблесковик и зарядил сороконожке по фасеткам концентрированным лучом, мерцающим с частотой стробоскопа. Клетчи тут же перестали подкрадываться и как ни в чем не бывало нырнули к нам.
Сороконожка погасила огни на пилонах и накрепко вцепилась крючковатыми ногами в палубу. Платформа была маленькая — обычный монтажный понтон. Поэтому сороконожка не поместилась вся на причальном козырьке, а обвилась своим длинным телом вокруг, блестящими сегментированными арками перечеркнув несколько раз черное небо. Словно кольца змеи, подумал я. Вот сейчас она сожмет их, и…
И — что?
Вот именно. Ничего. Ничего не изменится. Только темп строительства немного снизится, ровно до тех пор, пока меня не соберут-сошьют-склеят в медбоксе регионального орб-городка. И тогда, возможно, в следующий раз я заряжу по играющим в кошки-мышки клетчам уже не просто лучом прожектора. Из инцидента возникнет прецедент, коих за историю строительства уже случилось немало. Каждый — разобран. По каждому составлен акт, согласно которому наказаны виновные.
И что?
Они — подкрадываются и пугают.
Мы — держим лицо.
Это же ведь все от скуки. От скуки и больше не от чего. Хоть какое-то разнообразие. Хотя бы иллюзия того, что в мире может произойти что-то, кроме того, что запланировано, просчитано и обсуждено когда-то где-то кем-то. И неважно, сколько у этих кого-то было рук, ног, глаз и голов.
Скука — понятие межрасовое. Тем более скука вселенская.
***
Сороконожка ткнула свое рыло аккурат в апертуру моего визора. Глаза в глаза, значит. Знает, как мы устроены. Ну и что? Я вон тоже много чего про вас знаю, гости дорогие. Например, знаю, что если виброкусачками, что тихо-мирно висят себе сейчас у меня на инструментальном поясе, слегка ткнуть тебе, членистоногое, вот сюда, под этот вот щиток, в это вот самое сочленение, то биться тебе в судорогах, брызгаясь гидравлической жидкостью из перебитых трубопроводов, минут этак пять. Совершенно неуправляемые конвульсии. Делай в эти пять минут с тобой все, что только душе угодно. Но вот что может потребоваться человеческой душе от бронированного червя размером в состав метрополитена? Ума не приложу. А потому ограничусь тем, что сыграю с тобой в гляделки.
Ну, недолго играли. Я переглядел. Налюбовался вдоволь своим отражением в фасетках. Ничего себе такое отражение. Видали и похуже. Бледен ликом, да глазами темен и сух. Ничего, сильнее уже, чай, не обезвожусь.
Сороконожка рыло – приличное такое рыло, широкое, как торец бревна в три обхвата — от меня убрала, буркала свои фасетчатые закатила, и из глазниц полезли собственно клетчи. Маленькие, кто по колено, кто, покрупнее — до пояса. Многоногие, толстенькие, на тлю похожи. Или на таракашек. Лица только злобненькие, все в грызуще-кромсающих заусенцах. Кстати-кстати…
Я присмотрелся. Нет, ну так ведь и есть! А я все гадаю, что у нас такие интересные.. кхм, дефекты на конструкциях время от времени оставляет.
А вот кто.
Но говорить вслух я до поры ничего не стал. Словами тут не поможешь. Инстинкты — они инстинкты и есть. Хоть у хищников, хоть у падальщиков.
Я еще раз внимательно посмотрел в рыло ближайшего ко мне клетчи, напоминающее вывернутую наизнанку мясорубку. Ну так и есть. Ничего, наставлю ловушек, не сунутся в следующий раз. Ишь, любители халявы отыскались! Велика Галактика, а менталитет все же явление интернациональное, мда…
Чем хорошо наше время — гуманных ловушек можно не ставить. Такое понятие как убийство превратилось в юридический кунштюк. И только. Распылять на атомы непрошеных гостей я же не собирался? Не собирался. А все остальное в наше прогрессивное время лечится. Ну то есть исправляется. Сшивается. Приклеивается. Подвязывается веревочками, на крайний случай.
Клетчи между тем отрыгнул тускло-розовый бугристый комок мобильного терминала и с энтузиазмом впился в него жвалами. За ухом засвербило, и монотонный голос в голове сказал:
— Наша приветствовать ваша. Отставание работе графика есть место быть. Сектор ваш. Причина любопытна есть весьма нам.
Клетчи без пиетета относились к грамматике. Программы-переводчики у них были самые что ни на ест примитивные. Впрочем, мы и сами хороши. Их языки учить даже и не пытались. То есть даже если где-то кто-то в наше безразличное ко всему время и занимался вычленением слого-смыслового рисунка из прищелкивающего щебетанья клетчи, то об этом — а уж тем паче о результатах столь недюжинного труда – нам здесь, на орбите, было неизвестно.
Учитывая время, прошедшее с момента первого контакта с клетчи и их соройниками, надежды на успех подобной расшифровки давно уже не оставалось.
Впрочем, нужды в ней не было с самого начала. Клетчи ясно дали понять, кто они и что им от нас нужно, предоставив для реализации своих целей всю имеющуюся у них технологию. Небогатую, надо сказать, технологию, да и не особенно-то продвинутую, если честно — но у нас-то и такой не было.
Кто знает — возможно, спустя десяток-другой лет мы и сами додумались бы до всего этого, но нам этого времени не дали. Человечеству четко обрисовали перспективы его дальнейшего развития, внушив абсолютную тщетность самостоятельного трепыхания в колыбели собственной культуры.
Как всегда, все решили за нас.
И — как всегда — ради нашего же блага.
Лицемерами, однако, клетчи и иже с ними не были. Сориентировав нас в нашей грядущей — весьма незавидной судьбе — они тут же предложили вариант, который устраивал наилучшим образом обе договаривающиеся стороны. Ну, то есть мы оказывались не в полном пролете и приобретали даже какие-то перспективы. Типа интеграция в сообщество галактических разумных. То, о чем мечтали те, кому было, чем мечтать. Но вот форма и содержание оказались совершенно не теми, на которые мечтателям хотелось бы рассчитывать.
Дело было в основном в том, что живым в космосе места не было.
День Первый. Смерть
Смерть и Мендельсон танец славы, два мозга и хвосты
Ад Infinitum, или Увидеть звёзды и умереть конструкция из трупов
День второй. Жизнь
Крылья полет гарпии, курятник и самолеты, распятая в кресле
Сокровище вод рыболюды, паровые киты, взрывы, искры
День третий. Земля
Лилипуты в Бробдингнеге тараканы, убивающие людей, ботинок под распил гусеницей
Ракета Земля верхом на ракете глобусе
День четвертый. Небо
Метаморфозы орда, траханье китов в космосе человек улитка кормит грудью
Поезда Диаколы водитель
День пятый. Лёд
Снегушонок ребенок идол и волки
Фактория лисичка в легкой накидочке и ремнях, робот и стерва, робот Антоха
День шестой. Пламя
Ключ к сердцу златокрыл, отпиленная нога в ботинке, ключ на подоконнике, человек с крыльями
Пусть всегда перезагрузка, две руки с головой на обрубках и членом во рту
День седьмой. Зверь
Плоть от плоти двое и яйцо
Медведица дельфин с членом, купльщица и медведь сверху
День последний. Человек
Семигденье в Никогдалии Джек на длинных ногах и с пушками в цилиндре с простреленной головой и безумной улыбкой, лиса, гробовщик с хвостом
ЕвAngel, или Быть человеком ангел с чернобелыми крыльями, член протыкающий небо
Элли Миллер умела во всём находить хорошее. Даже в плохой погоде и потерянной связке ключей. Да что мелочиться — даже в Алеке Харди под маской хама, брюзги и мизантропа она умудрилась разглядеть приятного человека. Наверное, потому и было так больно, когда этот навык пропал без следа. Сейчас она при всём желании не могла обнаружить в окружающей её действительности что-то такое, за что можно хотя бы зацепиться, чтобы вытянуть себя из болота, в которое превратилась её жизнь.
— Мам, я же больше не вернусь в ту школу? — Том кусал губы, стараясь скрыть слёзы.
— Конечно, нет, дорогой. Мы что-нибудь придумаем.
Школа, кстати, была ещё одной проблемой, которой стоило заняться прямо сейчас, но у Элли пока не было на это сил. Наверное, она просто была плохой матерью. Настолько же, насколько и отвратительным полицейским. Но даже такая плохая мать, как она, понимала, что идти в школу ребёнку, где его знают как сына убийцы, просто немыслимо. Им надо было уезжать из Бродчерча, и как раз это становилось самой большой проблемой. Всё упиралось в чёртову работу, без которой не только не снять жильё в приличном районе и не найти няню для Фреда, но и есть скоро будет нечего. Пока Элли была в отпуске, но она прекрасно понимала, что однажды он закончится, и вот тогда…
— Мам, а ты купишь мне компьютер?
— Не сейчас, Том.
Элли могла понять сына, изнывающего от безделья в гостиничном номере, но обещать то, в чём нет никакой уверенности, было не в её правилах. С другой стороны, эти правила сейчас как раз и не работали. Элли никак не могла поверить, что всё это происходит на самом деле. Ей хотелось проснуться и, открыв глаза, снова увидеть непокрашенные стены спальни в доме, где всё было совсем иначе. Где у неё была совсем другая жизнь, с любимой работой, благополучной семьёй и любящим, как когда-то казалось, мужем. Но муж, лёжа с ней в одной постели, мечтал о соседском мальчике, на встречу с которым помчался, едва успев вернуться из отпуска. И которого убил.
Элли стиснула зубы, напоминая себе, что должна быть сильной хотя бы ради детей, но мысли вновь и вновь возвращались к одной фразе: «Как ты могла об этом не знать?» Теперь Сьюзан Райт не казалась ей равнодушной стервой. Если уж Элли с её послужным списком ничего не поняла про чудовище, жившее с ней под одной крышей, то и Сьюзан могла ошибаться точно так же. Как там говорил Харди? Никому нельзя верить? Как же тяжело жить в его мире…
— Мам, а мы пойдём гулять?
— Да. Когда Фред проснётся.
А ещё Сьюзан Райт была готова обвинить в убийстве собственного сына только потому, что его отец был чудовищем. Элли подошла к Тому и обняла его изо всех сил. От жуткого страха она почти начала задыхаться. Её мальчик стирал сообщения убитого друга, попытался уничтожить компьютер с уликами и при этом говорил, что ничего не знает. Означало ли это что-то ужасное?..
— Мам, мне больно.
— Прости, дорогой.
Гостиничный номер был слишком мал, чтобы укрыться от пытливого взгляда сына, для которого всё произошедшее было ничуть не меньшей трагедией, чем для Элли. Смотреть в глаза сыну было по-настоящему больно. Стук в дверь оказался почти спасением.
— Харди?
— Зашёл посмотреть, как вы устроились.
— Всё хорошо, — Элли постаралась улыбнуться.
— Вижу, Миллер. Я задолжал вам кофе.
Им совершенно точно было о чём поговорить, поэтому Элли недолго думала, прежде чем попросить Тома приглядеть за братом. В конце концов, она и без того плохая мать, а у Харди наверняка были какие-то новости, не зря же он приехал? Том проводил её понимающим взглядом, но промолчал. К счастью. А может быть, он и не имел в виду ничего такого, ведь он знал Харди как злого шефа Элли, который к тому же раскрыл убийство. Как же всё непросто!
— Отвратительно выглядите, Миллер.
— Кто бы говорил. Вы уже прошли обследование?
— Не закончил, — Харди скривился. — Но я, в общем-то, к вам по делу.
Несмотря на заявление, он не спешил выкладывать детали, предпочитая разглядывать дно чашки и играя с чайным пакетиком. Кофе в этой гостинице варили отвратительный, поэтому Элли не могла отвлечься даже на это, отчего тревога лишь нарастала.
— Не тяните, Харди. Вы пришли сказать, что меня уволили?
— Нет, что вы. Дженкинсон переводит вас в отдел дорожного движения. В Девон. Волноваться не о чем.
— Но… я не просила… — Элли с подозрением уставилась на Харди: — Это вы?
— Нет. Она сама.
Ответ прозвучал слишком быстро, чтобы быть правдой. Элли обхватила ладонями чашку и, поднося её к лицу, взглянула на Харди:
— Вы ведь не умеете врать.
— Умею, — он прикусил язык и поморщился. — Вы правы. Вам будет лучше уехать отсюда. Хотя бы на время. Там вам будет неплохо.
Элли проглотила горький кофе и заговорила о том, о чём не собиралась. Никогда. И точно не с Харди.
— Я хочу уйти со службы.
— Почему?
— Какой из меня полицейский? Вы же сами всё видели — я наделала кучу ошибок и никогда бы не раскрыла это дело. Просто потому, что никогда бы не подумала… — голос предательски дрогнул. — Простите.
Харди похлопал себя по карманам и вытащил довольно чистый носовой платок с таким видом, будто ему не привыкать. Хотя, может, так оно и было? Что Элли о нём знает?
— Вы прекрасно работали, и не ваша вина…
— В том, что кто-то оказался чудовищем? — Элли так энергично вытерла нос, что он точно покраснел. — Не надо меня утешать, Харди. Я — самый худший коп Британии.
— Даже не пытайтесь украсть этот титул у меня. У прессы на этот счёт есть своё мнение. Истинное и не подлежащее сомнению.
— Издеваетесь, да?
— Немного.
— Я не хочу в Девон, Харди. Патрулировать улицы, ловить преступников… я не умею, и пора это признать.
— Вы хотите остаться здесь?
— Нет! — Элли испугалась одной этой мысли. — Конечно, нет! Нам надо уехать. Куда-нибудь подальше. Где нас никто не знает. Я попробую найти работу… секретаря, делопроизводителя… не важно. В полицию я не вернусь.
Навигатора звали Дэвид. Ему было глубоко за пятьдесят, и он казался усталым и потрепанным жизнью ранчеро. Он сразу пояснил, что прибыл по просьбе адмирала, и готов предоставить свои услуги за умеренную плату. Дане на тот момент было все равно, и она не стала проверять его полномочия.
Она даже не слишком удивилась.
Для Дэвида нашлась удобная каюта. За мастерской. По понятным причинам, Бродяга ей не пользовался. Он никогда не спал и не имел склонности, как люди, в любом просторном помещении заводить «свою» норку.
На второй день полета Дана немного пришла в себя, на третий решила — что бы ни случилось, жизнь продолжается. А значит, надо работать. Надо восстановить номера, которые она выполняет без напарника, надо возобновить репетиции с животными… надо разработать маршрут.
Бродяги не хватало. Во всем. Начиная с мелочей вроде утреннего кофе, заканчивая настройкой «москитов». Все, что они наработали за год, сыпалось пылью — она не сможет одна.
Не сможет. И об этом придется сказать Рэму. Это означает одно — возвращение в Семью, тренировки, работа в группе…
Семья Тэн одна из самых уважаемых и богатых цирковых семей Энга. Следует гордиться, что ты к ней принадлежишь…
Не научилась Дана гордиться. В детстве она действительно не любила цирк, хотя в цирке проходила большая часть ее жизни.
Как так получилось? Трудно найти однозначный ответ. Хотя…
После легкой травмы ее на время перевели во внешнюю школу. Там обучали цирковым искусствам детей, не имевших чести принадлежать Семье. Всего-то на месяц перевели. Однако восьмилетняя девочка успела понять, что кроме цирка в мире существует миллион интересных мест и миллиард нужных профессий. И решила, что акробатика и эквилибристика — не ее призвание.
Потом, хотя время и не позволяло, она продолжала общаться с ребятами из «простых» семей. Дошло до того, что она окончила обязательный образовательный курс и сдала вступительный экзамен в Визирианский университет. Разумеется, ни слова об этом не сказав ни родителям, ни своему домашнему учителю, мастеру Рэму, ни тогдашнему главе Семьи Тэн. Разумеется, был скандал. Но своего Дана добилась.
После трагедии на Хироне ей некуда было идти, кроме как домой. Что же, Семья ее приняла. Тем более что теперь делами управлял Рэм.
Семья ее приняла, и дала шанс на самостоятельную работу в космосе — старик Виль согласился сделать ее своей ученицей.
А теперь она снова возвращается. И снова — практически ни с чем.
Надо смотреть правде в глаза. Звездой Дана не стала. Хотя в наследство от Виля ей досталась и яхта, и мабурский котенок, и карта гастролей.
Имеет ли смысл об этом жалеть? Теперь, как Рэм решит, так и будет.
Но сдаваться нельзя.
И Дана продолжала репетировать. Программа получалась маленькая и совсем не такая зрелищная, как с Бродягой. Но это была цельная программа, а значит, она хоть что-то сможет показать Семье, когда… когда Семья будет решать ее судьбу.
А через две недели с бортом «Которосль» связался борт ПК-112 «Торнадо», порт приписки Энг, и попросил разрешения на стыковку.
Дэвид позволил прогулочному катеру уровнять скорости и вскоре Дана смогла лицезреть главу семьи Тэн воочию, даже не по гиперсвязи.
Рэм Тэн был высок, темноволос и как всегда немного ироничен. Не смотря ни на что, Дана обрадовалась встрече.
— Чувствую себя чертовски важной персоной, — смущенно сказала она, как только Рэм покинул тамбур.
— Да? Уверяю, это не надолго. Я намерен устроить вам, сударыня, разнос.
— Я… я догадывалась.
— Каким образом ты вообще оказалась в этом секторе? Что за самонадеянность?
— Нам нужно было дать еще несколько представлений, чтобы тур считался удачным. Между прочим, на Руте нас прекрасно принимали.
Рэм картинно застонал, после чего вкрадчиво поинтересовался:
— И что из этого получилось?
— Ничего хорошего. Но кто же мог знать, что гведи именно в этот момент вздумают…
— Я! Виль! Ты, если не совсем дура. У тебя были все выкладки по всем маршрутам, но ведь нет! Нас манит свободный поиск! Ты хоть понимаешь, чем рисковала?
— Понимаю, — одними губами произнесла Дана.
Она представила желтую пустыню, догорающий возле скал грузовик, и Бродягу, который бежит к подорванному кару. И свою почти физическую боль, когда стало ясно, что Бродяга больше не отвечает на ее вызовы, что андроид замолчал навсегда.
— Не понимаешь. А если бы что-то сбилось в настройках интеллекта яхты? Животные, за которых ты несешь ответственность, могли пострадать. Более того, погибнуть.
Дана зажмурилась, чтобы отогнать слезы:
— Я… знаю. Думаешь, я об этом не думала, там, в пустыне? У бандитов? Да только об этом и…
— Что? У каких бандитов?
— Вы же ничего не знаете… я расскажу.
Рассказ длился недолго. Неосознанно Дана переняла у Саата манеру пересказывать события — короткими фразами и прямо к сути. Рэм не перебивал.
Потом вздохнул, и сказал:
— В новостях ничего подобного не было. Вот, посмотри, что у нас транслируют… подключись, сейчас ссылку дам…
Новостная лента пестрела сообщениями с Солода.
— Посмотри общий обзор от вчерашнего числа.
Дана нашла нужную закладку и запустила ролик. Диктор приятной наружности коротко обрисовал хронику начала войны, потом добавил:
— На фоне прорыва гведи в два приграничных межевых узла Солнечной, почти незаметно прошла информация о том, что на планете Рута зоны Визиря произошло вооруженное столкновение между колонистами и агрессивно настроенными отрядами вооруженных кочевников-кхорби. Конфликт подавлен силами ВКС. В связи с происшествием, в зональном представительстве администрации Солнечной нам сообщили, что на ряде планет будут пересмотрены законы о взаимодействии с коренным населением и о невмешательстве в их развитие…
Эпилог
— Данка, кончай жилы рвать. Ты же понимаешь, что в труппу тебя не возьмут все равно.
Она не ответила. Сделала двойное сальто, вышла на комплимент, красиво развернулась и собралась покинуть зал.
В труппу ее не возьмут, это даже не обсуждается. Гастроли будут аж в самую Солнечную, чего тут не понять.
Беда в том, что за минувший год ей доверили разве что клетки мыть. И то пару раз. Репетициям и тренировкам не мешали, нет. И в душу особо не лезли. Во всяком случае, старшие.
Кевин был младше Даны на шесть лет, и получал удовольствие от таких вот подначек. Тем более что сам-то он был в труппе, и даже в основном составе.
Дана справедливо надеялась, что за пределами арены она будет вне досягаемости младшего братца. А нет, он припустил следом.
— Данка, стой! Есть дело.
Как правило, дело заключалось в какой-нибудь очередной глупой хохме. Так что она даже ухом не повела.
— Ну и дура. Там какой-то прилетел. Тебя спрашивал. Сейчас у Рэма сидит.
— Что? Не мели ерунды. Кто ко мне может прилететь?
— А я и не говорил, что к тебе. Просто спрашивали про тебя, и все. Как живешь там…
— И что ты ответил?
— А что должен был?
— Не узнаю тебя, братец. Раньше ты никому и ничего не был должен… так что ты ответил?
— Что у тебя все хорошо, только сидишь без работы. Ну? Нормально?
— Нормально. А кто это был?
Кевин высунул язык и скосил глаза к носу.
— Вроде, клоунада — не твое амплуа?
— Разумеется. Это твое. Мне чужого не надо. Не знаю, кто был. Мужик какой-то.
— Толку от тебя… ладно, сама узнаю.
— Только переоденься, а то вся ж… в стружках!
— Сам дурак.
Но сразу пойти и выяснить, правду ли сказал Кевин, не удалось. Появилось очередное маленькое начальство в лице Авроры Тэн, троюродной тети и по совместительству — старшего администратора арены. Аврора поджимала и кривила губы всякий раз, когда видела Дану. А тут вдруг обрадовалась:
— Хорошо, что я тебя встретила. Карим затеял очередную проверку рабочих помещений. Так что, тебе придется присоединиться к большой чистке. Возражения, сама понимаешь, не принимаются.
— Хорошо. Когда начинать?
— Можешь прямо сейчас. Остальные включатся, когда я их найду…
— Понятно…
Это была малая арена с небольшим залом человек на двести. Мыть ее Дане, как, впрочем, и другим младшим членам Семьи приходилось регулярно — ничего нового в том нет.
Вот только это работа на весь день, а к вечеру кевиновы новости вполне могут покрыться плесенью…
Попутно поминая несправедливость мира, Дана отправилась за ведрами и тряпками. Навстречу уже тянулись полностью снаряженные школяры в возрасте от семи до четырнадцати лет. Со злостью подумала — этой толпы хватило бы, чтобы отмыть два зала за половину дня. Тут же отругала себя за эгоизм и желание перевалить работу на хрупкие детские плечи. Самокритика стала ежедневным ритуалом. Она позволяла не забывать, кто такая есть Дана Тэн в этом мире.
Не то, чтобы жизнь казалась безрадостной и никчемной. И уж тем более — тяжелой. Бывало намного хуже.
Во всяком случае, дома иногда случались и радостные моменты. Праздники. Что бы ни было в прошлом, и каким бы ни было наказание, придуманное Рэмом, она все-таки оставалась Тэн. Частью Семьи.
Монотонная работа отключает мозг и подчиняет тебя своему особому ритму. Гипнотизирует, разгоняя отголоски дурного настроения, заколдовывает, съедая время…
Дана старательно чистила один из секторов зала, отскабливала от кресел лазерные наклейки, стирала накопившуюся за трое суток пыль. Где-то вполсилы играла музыка, техническая служба тестировала осветители. Товарищи по уборке со своими участками уже почти разобрались — их-то на каждый сектор приходилось почти по десятку… но это Дану совсем не расстраивало. В одиночестве работалось легче …
Подростки разбредались, когда из ближней арки входа Дана услышала голос Рэма. Дядюшка кому-то сердито сказал:
— Делайте, что считаете нужным, я не буду мешать.
И, очевидно, ушел. С кем он разговаривал, отсюда увидеть было невозможно — арку прикрывал невысокий парапет, отделявший секции зала от верхних лож.
Дана бросила в ведро виброщетку и выпрямилась. Разогнуть спину оказалось приятно. Отряхнула руки, о трико и начала спускаться.
Между тем человек, с которым только что разговаривал мастер Рэм, вышел на арену и принялся оглядываться, словно кого-то искал.
Когда он повернулся в нужную сторону, Дана сразу поняла, кого он ищет, радостно пискнула и полетела вниз, не замечая, что перепрыгивает через сидения.
— Джет!!!
Добежала, но в шаге притормозила, и чуть склонив голову набок, сказала:
— Как я рада тебя видеть! Ты просто не представляешь!
— Представляю. Я тоже очень рад тебя видеть…
Но она уже заметила, что Джет чем-то сильно расстроен. Он вообще выглядел встрепанным и не выспавшимся.
— Что-то не так?
— Твоя прежняя прическа мне нравилась больше.
Дана провела ладонью по ершику коротких темных волос, губы сами растянулись в радостную улыбку, и согнать это выражение с лица у девушки никак не получалось.
— Я сейчас не выступаю. И вообще, волосы имеют свойство отрастать со временем…
— Это точно. Точно…
— Джет, что-то случилось? Ты поэтому здесь, да?
— Значит, не допускаешь мысли о том, что я просто соскучился? Прошел год, обещанных гастролей мы так и не увидели…
— Не верю.
— Вообще-то я за тобой прилетел. Я собираюсь тебя похитить.
— Ничего не выйдет.
— Почему?
— Рэм два раза уже прощал мне мои выходки. Он намекнул, что третьего раза не будет.
— Я с ним разговаривал. Он не станет возражать против твоей недолгой отлучки на Энге. Честно говоря, он ммм… вообще не знает, что с тобой делать. Мне так показалось.
— Да? А мне показалось, что он очень хорошо знает, чего хочет. И что самое мерзкое, в большинстве случаев он прав.
— То есть, тебя все устраивает?
— Да. Нет. Но я получила ровно то, что заслужила, так что никаких претензий.
— Да-а. Бедняга ваш Рэм.
— Это почему?
— Видишь ли… он все ждал, когда ты начнешь бунтовать, как-то реагировать на те нелегкие условия, которые он тебе создает. Ты его напугала. Он решил, что ты, потеряв свого андроида, не готова продолжать работать в космосе. Вот и затеял психологический эксперимент. А теперь сам не знает, как его закончить — все как-то слишком далеко зашло.
Дана чуть посерьезнела:
— А ведь я могла догадаться… но Джет. Не увиливай. Что все-таки случилось?
— Помнишь Саата? Стаса Гнедина?
Пауза. В огромных глазах — такая тревога, что Джету стало стыдно за эту паузу, и он поспешил исправить ситуацию:
— М… ничего фатального, не психуй.
А про себя подумал — «Во всяком случае, пока».