Шедде решил, что пойдёт под дальним левым берегом: вряд ли преследователи пересекли реку, так что лучше быть мишенью маленькой и далёкой, чем соблазнительной и близкой. Но вскоре оказалось, что левый берег – это сплошь мели. Местами они превращались даже в островки сухой осоки и кустарника.
Посередине реки течение оказалось ощутимым, а размеренные гребки ифленца ещё более ускорили лодку.
Он быстро поймал привычный ритм, и смог отвлечься на берега позади. Любоваться там было, правда, нечем – поля тонули в тумане, изредка перемежаясь чёрточками перелесков. Левый берег, ещё более низкий, и вовсе представлял собой унылую ровную полосу камыша, осоки и рогоза. Так что взгляд Шедде всё чаще возвращался к образам и мыслям, далёким от этого унылого пейзажа.
Темери, убедившись, что пока её участие в управлении судном не требуется, задремала под парусиной. Её лицо разгладилось, исчезла привычная складка меж бровей. Она вдруг стала обычной, совсем ещё молодой девушкой, которая спит и видит какие-то светлые сны.
Смотреть на неё было приятно – так приятно смотреть на детей или котят.
Шедде даже почувствовал в очередной раз раскаяние: ведь жила же спокойно, не зная бед – так нет, надо было прийти, вытащить из уютной раковины, без предупреждения, без представления о том, как поменялся мир…
Кинрик, конечно, дал слово быть ей хорошим мужем. Вероятно, так же радостно он подтвердит, что никоим образом не собирается понуждать её к выполнению супружеского долга… но ведь до открытия навигации осталось не так много времени. Флот с Ифленских островов придёт непременно, а значит, так или иначе, эти двое останутся один на один.
Шеддерика не будет рядом.
Кто из них сильней? Научится ли Темершана та Сиверс ориентироваться в придворных интригах? А может, ей и учиться не надо? Просто вспомнить благословенные времена до ифленского нашествия? И забыть всё прочее.
Шеддерик поймал себя на том, что мысли начали «плыть». Проморгался, потёр шею: это на время помогло вернуть ясность ума.
Берега не поменялись, но по правой стороне небо потемнело, набрякло не то дождём, не то снегом. К сожалению, причалить было некуда – мели, песок, кочки не давали шанса переждать предстоящую непогоду под укрытием. Оставалось только двигаться вперёд и надеяться, что река не пропустит тучу, оставит над берегом.
Проснулась Темери. Предложила сменить его на веслах. Это её ставшее привычным: «я умею» в который раз заставило Шедде мысленно улыбнуться. Он не сомневался – действительно умеет. Ведь была же у неё когда-то своя парусная лодка…
Он согласился. Пусть погребёт до дождя. Потом придётся оставить вёсла. Не было необходимости пока что жертвовать сухой одеждой в пользу скорости…
Темери устроилась на банке, взяла вёсла. Сделала несколько пробных гребков. Шеддерик понял, что у неё всё прекрасно получается, и сам забрался под полог. Вообще, по бортам лодки были специальные крюки, чтобы закрепить полотнище, но выбранный материал оказалась просто просмоленной тканью – неведомый рыбак только собрался сшить какой следует тент…
Сон не преминул вернуться. Тот самый сон. На этот раз он показался особенно красочным из-за недавних собственных ощущений. Натруженная греблей раненая рука пульсировала под тканью, отзываясь на любое движение даже во сне…
Во сне рядом с палачом стоял сиан. Сиан смотрел сверху вниз на прикованное к решётке окровавленное тело. Смотрел оценивающе – дознаватель хотел знать, можно ли продолжать допрос. А для этого пленник должен мочь говорить.
Пленник хрипло дышал и смотрел на дознавателя с ненавистью: он знал, что не выживет, и сейчас больше всего хотел, чтобы кто-нибудь приказал его добить. Но сиан покачал головой, и пленник услышал короткое: «Продолжайте!».
Палач нагрел на углях стальной штырь, вернулся к пленнику.
– Кто приказал тебе поджечь «Жемчужину»? Отвечай!
– Никто… – хрипел пленник. – Никто, я сам…
Раскалённое железо приблизилось к его глазу. Пленник закричал и задергался на решётке, но палач поймал его за волосы. Поймал и кинул взгляд на дознавателя. Тот только пожал плечами: он получил ответ, который ему был нужен, остальное его не интересовало.
Проснулся Шедде от крупной капли, упавшей ему на лоб. И почти сразу по парусине забарабанило.
Темери ойкнула, не зная, что делать.
– Кладите вёсла по борту, – подсказал он. – И давайте скорей сюда, иначе промокнете! Упрашивать не пришлось. Темери сноровисто уложила вёсла и нырнула под парусину. Уселась там, в глубине, растягивая руками ткань.
Шедде достал из-под борта жерди, что служили утром треногой, и приспособил их в степс вместо основания мачты:
– Можно натянуть верёвки ещё… эх, надо было раньше… Темери, садитесь ближе к банке, а я попробую это всё как-то закрепить.
Пока возился, он, конечно, вымок, но тент вышел вполне приличный. Дождевая вода теперь по большей части утекала за борт.
Было слышно, как капли барабанят по ткани.
– Двигайтесь ближе, иначе всё-таки промочите платье…
Она послушно сдвинулась на ширину ладони. Совсем чуть, чтобы только не обидеть. И тут же сказала грустно:
– У вас кровь на повязке. На руке. Надо было мне раньше вас сменить – вы слишком активно двигаетесь, так никогда не заживёт.
Её забота трогала: котенок утешает драчливого помойного кота. А то и пса.
Он запрокинул голову, расслабляя шею:
– Заживёт. Я прочный…
– Да, я заметила.
И вдруг огорошила вопросом:
– А что у вас с рукой? Почему она всегда в перчатке? Когда вчера вы дрались с той силой из холодного мира. Мне показалось, ваша рука светилась.
Простой прямой вопрос. Никто уже несколько лет его об этом так прямо не спрашивал. И что тут ответишь? Не пересказывать же ей всю неприятную историю семьи ифленских императоров… включая самых дальних родственников и бастардов?
– Любопытство иногда бывает опасно.
– Сейчас опасно? – у неё даже глаза блеснули в темноте.
– Сейчас – нет.
Он осторожно стянул перчатку и вытянул руку вперед, как будто и сам её впервые увидел.
Кисть, изрезанная шрамами от огня. И камни – чёрные саруги этхаров, вживленные в плоть без всякой системы. А может, система была, да только человеческой логике она не поддаётся.
Какой-то поэт-романтик прошлого века назвал их окаменевшими драконовыми слезами.
Шедде в эту гипотезу не верил: драконов в мире почти не осталось, а саруги у чернокрылых не кончаются. Даже если учитывать старые запасы, трудно поверить, что древние драконы, сколько бы их ни было, смогли бы наплакать столько…
Нет, чёрные эти блестящие «камушки» этхары делают, а может, и выращивают, кто их разберёт, сами. В своих сумеречных лесах.
Глаза Темери, кажется, стали ещё больше, даже брови приподнялись:
– Как же… как вы с этим живете… зачем… – прошептала она белыми губами и перевела взгляд на лицо Шеддерика.
Он поспешил вернуть перчатку на место.
Осторожно покачал больной головой. А потом, повинуясь внезапному наитию, на миг коснулся рукой в перчатке её пальцев.
Темери, вопреки ожиданиям, руки не отдёрнула. Наоборот, поймала его ладонь и сжала, насколько смогла.
– Никто бы добровольно не согласился на такое… – сказала почти шёпотом.
Шедде, тоже шёпотом, чтобы не спугнуть, ответил:
– Так было нужно.
Высвобождать пальцы из её руки не хотелось. Но ещё меньше хотелось, чтобы эта девочка, которой выпало куда больше бед, чем иному воину за всю жизнь, его жалела.
– Не тревожьтесь за меня, Темери, – как можно мягче сказал он. – Не стоит. Это не наказание, это скорей такая защита…
И всё-таки убрал руку.
Но Темери не думала его жалеть. Она хмурилась, словно что-то вспоминая или силясь понять. И вдруг сказала:
– Был бы у меня мой посох, я бы лучше разобралась. Но это – недобрая магия. Она не помогает. Даже ещё хуже. Она же вас убьёт…
– Ну, если бы их не было… Саруги защищают меня от того самого родового проклятия. Да, они несовершенны, но выбор был маленький: или так, или сразу смерть. Темершана та Сиверс, это было моё решение. Только моё.
Она по-прежнему смотрела серьёзно, но теперь как будто с иронией – оказывается, за эти дни он неплохо успел узнать выражения её лица. А потом озадачила фразой:
– Это мне напоминает кое-что… ведь я с вами отправилась в Тоненг тоже сама. И тоже это было только моё решение…
Шедде попробовал вспомнить свои тогдашние обстоятельства.
Как он вообще решился просить помощи у этхаров? Кажется, он искал ответы в замковой библиотеке и пробовал все возможные варианты подряд… да, дело было именно так.
Были и другие отчаянные, странные решения. Была долгая поездка в один из немногих оставшихся этхарских лесов…
Нет, сейчас точного ответа он уже не нашёл бы.
Да и какая разница, выхода у него тогда действительно не было. Жить, хоть и с саругами этими, всяко лучше, чем как в ставшем уже привычным кошмаре. В том самом, с палачом над невинной – или почти невинной – жертвой.
Между тем дождь потихоньку сошёл на нет. Надо было снимать тент и вновь садиться на вёсла…
Подходящий ночлег нашёлся уже в сумерках – в этом месте по левому берегу впервые начал появляться лес, да и глубина немного увеличилась, так что Шедде смог найти для них вполне приличную стоянку, развёл костёр, и даже соорудил из парусины и тента что-то вроде шатра.
У входа весело горел огонь, кипятилась вода. В ней уже плавали кусочки мяса и лука, а также нащипанная Темери под елкой сухая зимняя кислица. Должно было получиться что-то вроде деревенской похлебки, и оставалось жалеть только о соли. Ложка у них тоже была на двоих одна – та самая, выструганная Шеддериком ещё в охотничьей избушке. Темери потратила несколько минут, чтобы немного подправить её.
Она действительно многое умела – такого, что и вообще-то женщинам знать не обязательно, а уж благородным чеорам – подавно.
Шедде на некоторое время задремал у огня, а когда проснулся, еда была уже готова и одуряюще пахла.
Впервые этой ночью Шеддерик отправился спать, не ощущая себя смертельно голодным…
А проснулся оттого, что Темери трепала его за плечо. Голос у неё был испуганный.
– По дальнему берегу люди ходят. С факелами. Может, видели нашу лодку…