…Под рёбра, с правой стороны, сильно давило что-то жёсткое, очень мешало. Но шевелиться, лечь поудобнее, было нельзя: трава, росшая вдоль берега, была невысокая, поднималась над песком на пол-аршина, не более, отдельными пучками, и его могли заметить. Очень медленно, чтобы не выдать себя, он опустил руку. В ладонь легла рифлёная рукоять маузера. Те двое стояли спиной к нему и лицом к реке, и, чуть наклонив друг к другу головы, продолжали переговариваться вполголоса. Слов с расстояния не меньше двух десятков саженей было не разобрать. На фоне освещённой закатным солнцем реки их фигуры были словно вычерчены рейсфедером… Он тщательно прицелился в первого…
…Вокруг было темно.
— Откуда это у тебя, Миша?!
Она обеими руками держала маузер. Ребекка! Её глаза, её губы были совсем близко. Да, я, конечно, расскажу ей всё, всё, что она захочет, я скажу ей, что она самая красивая на всем свете, что я люблю её!.. Но почему «Миша», при чем тут какой-то Миша?… У Александра кружилась голова и ломило в висках. Он прикрыл глаза. Сейчас он посидит секундочку, и всё ей скажет…
По встречной полосе с грохотом, лязганьем и натужным ревом пронесся жуткого вида «Камаз», обдав их столь едким облаком выхлопа, что с удушливым газом не сразу справился мощный кондиционер. Голова заболела еще сильнее.
— У меня в сумке пенталгин. Выпей сразу две. Минералка сзади. Только она с газом.
Ему было все равно — с газом, без. Александр запил таблетки и откинулся на спинку кресла.
Сначала он прикрыл глаза, надеясь, что так голова пройдёт быстрее, но его сразу начало мутить. Он смотрел на набегающую полосу шоссе…
Впереди неспешно ехали четверо конных.
— Братва, а больница где, сориентируйте!
Тот, что был в зеленых галифе и перетянутой ремнями кожанке, махнул рукой, показывая куда-то в сторону:
— Проулок бачишь? Ни, не цей, вторый, шо после ёго… На ёго, значица, повиртай и ходи до бульвару, а там скажут. Втудой, втудой иди!
Михаил поправил притороченный к седлу карабин, чуть сжал коленями конские бока и слегка потянул влево повод, направляя скакуна в указанный переулок. Булыжник закончился, и он пустил коня быстрым шагом. Больница размещалась в бывшем купеческом доме двух этажей и помпезным крыльцом с конными подъездами выходила на обе стороны. Особняк под завязку был наполнен ранеными бойцами, и уставший донельзя, вымотанный фельдшер, посмотрев воспаленными глазами, сказал севшим голосом:
— Коллега, я всё понимаю, но не до вас сейчас. Видите, что делается…
Вокруг суетились санитары, раненые по несколько человек вповалку лежали на подъезжавших подводах, ожидающих помощи только во дворе и перед входом было уже сотни две как минимум, половина тяжёлые, и, судя по разговорам, к ночи ожидали ещё и ещё. Ему наскоро сменили повязку — и за то спасибо. Он утвердил ногу в стремени и с усилием поднялся в седло. Никого, хотя бы мало-мальски знакомого, ни по пути в городе, ни в больнице не случилось, и он думал, кто еще здесь мог хоть что-нибудь знать об отце, Савве Саввиче Гродненском, следы которого Михаил не мог найти с начала гражданской. В слухи о том, что отец погиб в бою под Черным Лесом, доходившие до него, он не верил, и продолжал искать. Искать. Он мерно покачивался в такт поступи коня. И так много потерь, потерь невосполнимых, безвозвратных. Анаит, его венчанная жена… Как прекрасна была их любовь, и как коротка! Загоревшаяся, как звезда над чистейшим горным озером, обещавшая светить вечно и погасшая в темном тифозном бараке. Ребекка, ангел дивной возвышенной душевной и земной грешной красоты, превратившаяся в фурию, правую руку и тень Землячки, этого проклятого Богом зверя, надевшего личину женщины…
Забывшись воспоминаниями, Михаил, закрыв глаза, покачивался в седле…
— Саша…Александр Игоревич!
Александр посмотрел вверх. На обочине шоссе стояла Эрика. Помогая себе руками, он поднялся к девушке.
— Ты сказал «на секундочку», а уже около часа прошло, я кинулась тебя искать, думала, ты ушел куда или искупаться надумал… Я зову, а ты как будто не слышишь… С тобой все в порядке? Я пить очень хочу! — безо всякой связи закончила она.
Эрика сверху вниз пыталась поймать его глаза — при модельной фигуре она имела почти баскетбольный рост, причем это нисколько не портило её, а вовсе даже наоборот. Ему вдруг совершенно непонятно почему стало остро жаль эту красивую девчонку… жену. Он поднял руку и погладил её по голове, как маленькую.
— Сейчас поедем, водички тебе купим.
Он взял её за локоть и повёл к машине. Девушка резко отвернулась, но он успел заметить набежавшие на её глаза слёзы… Он удивился, потому что никогда не замечал в Эрике, этой очень умной, жёсткой молодой женщине, каких-либо проявлений сентиментальности или повышенной чувственности.
— Я что-то не то сказал, а? Прости, не обижайся…
— Да нет, Саш, что ты… Это я сама…
Девушка перехватила его руку и прижала к себе.
— Ты понимаешь, мне вдруг показалось, что мы не здесь, нет, мы-то как раз тут, но нет ни города, ни этой ГЭС… Я кричу, а ты не слышишь меня… А когда повернулся… У тебя глаза были совсем чужие, как не твои… Сам-то ты, а глаза не твои… Я испугалась очень… А когда… Со мной так только папа разговаривал, когда я совсем маленькая была…
Она отвернулась, оборвав себя на полуслове.
«Что это с ней сегодня? Как будто подменили… Хотя, не только с ней… Я сам простоял на берегу реки, уйдя куда-то, не замечая ни времени, ни окружающего… Наверное, день такой, или место, или и то и другое вместе…»
Он включил поворотник, посмотрел назад и выехал со стоянки.
Александр подрулил к рынку, что находится почти в центре этого небольшого города, и они отправились бродить между рядами прилавков — купить кроме минералки каких-нибудь фруктов на обратную дорогу. Когда Эрика, трогая пальчиком каждую грушу в отдельности, придирчиво выбирала, Александр обратил внимание на мужчину, который в лотке напротив покупал самую дешевую свежую рыбу. Ему уже под завязку набили три мешка и нагружали четвертый.
— Собачкам берете? Большие, наверное? — приветливо обратился Александр к оптовому покупателю даров моря.
Он любил собак, вообще всех обросших шерстью, с хвостом и на четырех лапах, и знал еще из рассказов Джека Лондона, которыми просто зачитывался в детстве, что крупных собак, особенно когда их было несколько, кормили рыбой.
— Большие. — Мужик остро взглянул на Александра. — Волки. Не только. У меня зверинец небольшой. Люди приходят, смотрят, тем и кормимся. Мы в Петрокрепости стоим, приезжайте, посмотрите на серых, вы же их любите, я вижу. Приезжайте, это рядом…
Мужчина подхватил купленную рыбу и направился к выходу.
Подписание договора, вернее, пролонгирование уже существующего, вместе с согласованием вносимых изменений и дополнений заняло не более одного часа, и, Александр, по дороге прикупив костей и обрези и уяснив, где расположился зверинец, поехал туда. Эрика вытащила из косметички пуховку и, капнув на неё из специального флакончика, протирала объектив камеры — ей вдруг стало совершенно необходимо сфоткаться со медведем, ну на худой конец с песцом. Александр воспринял её пожелание с некоторой долей скепсиса, но его радовало то, что девчонка снова стала прежней, своей, хорошо знакомой и предсказуемой. И ещё он, в который уже раз за сегодняшний день, вспомнив, что Эрика едет в далекую Америку вместе с ним, вновь ощутил, почувствовал, как по груди растекается радостное тепло.
— А знаешь, Саш, говорят, японцы совместили телефон с фотоаппаратом, — она, слегка манерничая, стрельнула глазками, — Представляете, как клёво! Как говорят в народе, три по сто в одну посуду! — Ещё раз «сделав глазки», Эрика вернулась к нормальному языку: — А, серьёзно, ведь как удобно!
Зверинец Александру понравился сразу, самое главное — тем, что всё его обустройство говорило о заботе о животных. Клетки со зверями были установлены на двух новых грузовых автомобильных прицепах, чисто подметены и вымыты, полностью отсутствовал характерный и неизбежный для зверинца запах. Александр с Эрикой медленно пошли мимо установленных четырехугольником клеток, останавливаясь у каждой. Здесь было на кого посмотреть и кем полюбоваться. Вот и Эрика, радостно взвизгнув, присела на корточки перед вольерчиком с маленькими, месяца полтора-два, не больше, лисятами.
— Вы приехали, очень хорошо, — Подошедший хозяин, тронув за плечико Эрику, подал ей маленькую скамеечку, на которой та, мимолетно улыбнувшись, удобно устроилась, продолжая во все глаза смотреть на играющих зверьков. — Они очень милые и контактные в таком возрасте. Если вы не против, оставим вашу прекрасную спутницу ненадолго в их обществе, а я покажу вам этих… тех, ради кого вы пришли сюда.
…Волк смотрел ему прямо в лицо. Александр почувствовал, что от этого взгляда по позвоночнику пробежал холодок, налились теплом и затяжелели кисти рук, опустились плечи, спружинились колени, чуть подался вперед корпус.
— Канис люпус тундрар! Полярный волк!..
Бездонная темнота бесконечной северной ночи была в его глазах. И невесомо и беззвучно ложащийся на тропу иней, и ледяной холод пустоты и тишины вокруг, и серебро света луны, льющегося с невообразимой высоты черных небес. И великая бесконечность всего, что вокруг, великая и непостижимая, потому что не дано живущему смертной земной жизнью познать суть и сущность бытия и происходящего, потому что краток путь его на этой земле и недолог срок, что отпущен ему… И пьянящая, всепоглощающая радость от того, что этот подаренный ему срок — его, он в его воле, и он сам, только он и никто другой — его хозяин и властелин. Он свободен.
0
0