Проснулась Нина в половине восьмого, Платон тут же согрел чайник и после завтрака помог одеться. Нина заметно нервничала, и потому Платон направил лодку сразу к Жемчужному острову, чтобы проведать раненого Дробота.
На медпункте было многолюдно: в палате Дробота находились Ираида с Азизом, в комнате отдыха тихо беседовали участковый полицейский истраховой агент, между медпунктом и ангарами ходили кругами мрачный отец Дробота и не менее мрачный Доброхот. Неприятное ощущение чего-то упущенного мгновенно охватило Нину, но, когда она вошла и поздоровалась со всеми, всё оказалось не настолько страшно.
Ираида осматривала Дробота и оформляла документы на его нетрудоспособность в ближайшие полгода, полицейский расспрашивал парня о случившемся и записывал то, что он рассказывал, страховой агент уже оформил документы на сломанный флайер, Доброхот спрашивал, когда можно будет забрать Зиму, а отец Дробота интересовался киборгом, которого ему собирались передавать.
— Доброе утро! — ответила за всех вышедшая навстречу Нине Ираида, — справляемся. Ты не переживай, всё нормально. Обе операции сделаны одновременно и очень грамотно. Мне только документы оформить надо для страховки и для военкомата. Азиз его просканировал, мне скинул сканы, а я их перешлю военкому. Будет отсрочка от призыва пока на полгода. А там видно будет.
— Агент из страховой компании для этого здесь? А участковый тогда зачем? — непонимающе спросила Нина, — что-то случилось ещё?
— Он оценивает ущерб. Чтобы с родителей нападавших получить всю сумму компенсации, а не только переломанного DEX’а. Дробот никого не обвиняет, сам сглупил. Сообщение от МЧС он сам проигнорировал, твоей вины нет.
— Алёну мы разместили там же, в комнате Миры, — мрачно сказал Доброхот, — нам-то ты могла бы сказать, не чужие вроде…
Нина уже собралась что-то сказать, но Ираида успела ответить вместо неё:
— Ну кто же мог знать заранее, что так будет? Он вообще мог девчонок на спутник увезти, например… или вернуться только под утро. А то, что Алёна киборг и Нина никому не сказала об этом… она же не знала планов Дроботаи наверняка опасалась, что он может сдать Алёну дексистам… а он считает себя очень современным для соблюдения традиций, и вполне мог… что-нибудь придумать эдакое… чтобы вернуться утром.
— Мог, — подтвердил мрачный отец Дробота, — один он у нас… сын. Позорище! Двух девушек защитить не сумел… это мне извиняться надо за такого сына. Кроме него, у нас ещё пять девчонок. Единственного сына в армию не забирают, вот бабушки ему и внушили это с детства… вот он и не хотел даже учиться драться. Самый крутой и модный… всё улететь в город хотел…
— Так ведь для того и не забирают единственного или младшего сына, чтобы он смог своих сыновей или племянников воинскому делу обучить, если старшие братья или мужья сестёр из боя не вернутся, — вмешался Доброхот, — поэтому он обязан воинское дело знать лучше, чем старшие братья. У нас Огнедар тоже не хотел быть в армии… но пришлось. Учится в военном училище не для того, чтобы где-то там воевать, а чтобы смог обучать обороне и самозащите детей. То есть, он должен уметь драться лучше, чем другие мужчины в роду. Вернётся и будет мальчишкам в школе НВП* преподавать.
— А я вот не сумел ему это объяснить, — пробурчал отец Дробота, — но теперь его и не призовут. Нина Павловна, а вот твой Змей молодец… если бы не его голограммы, то ещё неизвестно, где бы девчонки были сейчас. Улетел на свою службу, но подругу защитить сумел…
И тут на гравикресле из палаты выехал Дробот. Он был бледен и серьёзен, пижама Мрака была ему явно велика, но происшествие пошло ему на пользу уже тем, что он начал думать. Его мать шла чуть сбоку и сзади, словно охраняя.
— Доброе утро. Нина Павловна, а где Алёна? Она не звонит… и не пишет. С ней всё нормально?
— Что с ней сделается? — ответил вместо Нины Доброхот, — Нина… Павловна подсунула нам киборга вместо…
— Правильно сделала, — строго прервала его Ираида, — ты бы сообщил всем, что в доме Bond? Сообщил бы… и все бы пришли поглазеть на диковину. Думаешь, ей приятно было бы? Да и… Нина только хотела обеспечить безопасность Миры, раз вы не в состоянии сделать это. Ведь Змей улетел в свою избушку-зимовку полностью уверенный в безопасности девушки, ведь с ней не только инфокристаллы с его голограммами, а ещё и два брата и пять киборгов… из которых трое DEX’ов. Куда они все делись, почему были не с ней?
Мать Дробота вздохнула и строго посмотрела на Доброхота:
— А как вот раньше, без киборгов справлялись? Нечего сваливать заботу о сестре на киборгов, вы братья, вам заботиться, вам и ответ держать.
— То есть, вы все считаете Нину правой? – уточнил Платон, — и ей нечего переживать?
— Да всё нормально, — ответила ему Ираида, — парень поправится, по лечебной физкультуре указания даны, Мрак с ним сможет позаниматься, повторная операция на руке через неделю… если будут вопросы, звоните. Я закончила, улетаю. До встречи.
Вслед за ней засобирались и все остальные – и уже через полчаса площадка перед медпунктом опустела.
***
Домой Нина с Платоном попали только к половине одиннадцатого. Но и тогда не получилось уединиться и отдохнуть – пришлось после быстрого завтрака переодеваться и идти на Козий остров.
В полдень на капище волхв начал венчать пары, определившиеся на празднике Купалы. Первыми перед ним встали Инга и Полкан, одетые в белые вышитые красными нитками одежды. Обряд прошел максимально торжественно, Нина за них тихо порадовалась.
Но когда перед волхвом встали Авиэль и Майя, старик строго спросил:
— Майя, тебе восемнадцать лет есть? Я имею в виду психологической возраст. Запомните все, киборгов буду венчать только тех, кому уже есть восемнадцать или двадцать один год по результатам сканирования. Сразу говорю, что Хельги и Аля должны ещё пару лет подождать. Сегодня и всегда венчаю только совершеннолетних. Киборгов это тоже касается.
Нина посмотрела на стоящие перед волхвом пары и заметила, что среди киборгов есть те, кому нет не только восемнадцати по результатам сканирования, но и восьми ещё нет. А волхв продолжал говорить:
— Хельги и Аля, вам надо ещё немного позврослеть, подождите пару лет. Авиэль и Майя, тоже надо год-два подождать… кто ещё из киборгов есть? Стожар и Злата… Злата, есть восемнадцать лет? На следующий год приходите… кстати, Стожар, сначала сватов пришли…
Старик перечислил ещё несколько пар, сказал, кого обвенчает сегодня, а кому год или два надо подождать, и позвал к алтарю следующую пару. Эти парень и девушка были из дальней деревни, но Платон передал Нине сообщения в наушник, что это одна из сестёр Дробота, и она старше его на полтора года. После них венчались ещё две пары из деревень, и Нина уже не надеялась увидеть Ведима и Кору, но в наушник пришло сообщение от Платона, что они уже здесь и ждут своей очереди.
Когда они встали перед волхвом, он нахмурился:
— Я что вам говорил год назад? Ты определился с именем?
— Да, — с вызовом ответил парень, — по имени я Ведимир… Дим для друзей. А фамилию какую брать? Мать дважды её меняла и собралась ещё раз поменять… Комаровым быть уже не хочу, Лебедевым стать ещё не готов…
— Можешь взять девичью фамилию матери, это возможно. Она одна знала, что ты жив. И верила в это.
— И не искала? Не сделала ничего, чтобы найти меня?
— А ты сам что сделал, чтобы она смогла тебя найти? Ничего! Наоборот, ты сделал всё, чтобы это не произошло. Не так ли?
Ведим замолчал. «А ведь старик прав, — думал он, — только мать и ждала… ага, кобайк продала, скутер отдала Змею, комнату под мастерскую переделать велела… но… ведь ждала же». Кора молчала, так как она не настолько хорошо знала Нину, как Дим, и в основном по видеозаписям из её архива. Наконец, он решился:
— Хорошо, я буду Ведимир Сомов… и готов обвенчаться…
— Вот когда будешь, тогда и приходи, — остановил его волхв, — завтра здесь будут паспортистка и работница ЗАГСа. Осенью обвенчаю, в день Хорса. Приходи. Кто следующий?
Далее венчались ещё три пары, и Нина заметила стоящих в стороне Гранта и Гульназ с её DEX—охранницей. Платон улыбнулся и отправил Гранту сообщение: «Теперь ваша очередь, подходите». Грант ответил: «Мы не договаривались вообще-то. Но… если можно, попробуем», чуть слышно что-то спросил у спутницы, выслушал ответ — и вместе с ней подошёл к волхву:
— А нам можно пройти обряд?
— Нужно. А завтра сможете и расписаться. В требу принесли что-нибудь? Забыли? Клара, — обратился он к стоящей сбоку кибер-девушке, — принеси, пожалуйста, хлеб из модуля.
Когда Клара принесла круглый плодовый ржаной хлеб, волхв от имени Гранта и Гульназ возложил его на алтарь, спросил у идолов согласия на венчание этой пары, внимательно прислушался к чему-то, и торжественно сообщил, что боги не возражают против венчания этих людей.
— Но я киборг, — возразил Грант, — я не совсем человек.
— И что? Не имеет значения, что твоя душа заперта в теле киборга. Значение имеет то, что душа у тебя человеческая. Согласен ли ты создать семью с этой девушкой, беречь её, охранять и обеспечивать всем необходимым, быть с ней вместе в горе и в радости, в богатстве и бедности?
— Да. Согласен и готов жить с ней всю жизнь. Я люблю Гульназ.
— Ты имеешь право изменить имя своей жены. Её жизнь изменится и имя её может измениться.
— Имя Гульназ означает «нежная, как цветок розы«. Мне нравится. Моё имя значит «дар». Тоже хорошо.
— Этими именами и буду венчать. Дар и Цветок Розы, согласны ли вы жить в мире и согласии, в богатстве и бедности…
Нина с улыбкой слушала спор волхва с Грантом и вспоминала появление этого Bond‘ а. Он пришёл в музей на должность заместителя директора по науке, молодой, наглый и амбициозный — и мгновенно не понравился Нине.Чем-то он был подозрительно не таким… так не должен себя вести молодой столичный учёный, попавший в провинциальный музей на такую должность.
А Грант всего лишь старался быть похожим на Вольдемара, по чьим документам он прилетел на Антари. По иронии судьбы его резюме выбрала и подала директору музея Тамара Елизаровна, работавшая в музее юрисконсультом и не любившая киборгов. Возможно, именно поэтому он показался Нине подозрительным настолько, что она велела своим двум DEX’ам наблюдать за ним по камерам слежения. Именно Платон высказал мысль о том, что Вольдемар — киборг. По его поведению, по его незнанию жизни, по его характеристикам — и по несовпадению его поведения с его записями на странице в соцсети.
И вскоре появилась возможность проверить его, когда «Вольдемар» начал командовать и приказал приводить на дежурства своих киборгов из дома. Нина приняла казавшееся совершенно бредовым предположение Платона и предложила своим DEX’ам довести предполагаемого киборга до срыва, совершенно не ожидая, что Bond‘ а можно таким образом разоблачить.
Но, на её удивление, довести до срыва «Вольдемара» удалось. Он пришёл в её кабинет совершенно взбешённый — и она нажала на кнопку спрятанного в рукаве блокатора. Зам директора по науке оказался киборгом! После длительного разговора Нина пригласила его в свой дом и помогла ему завершить его последнее дело в качестве помощи полиции. Он как «Вольдемар» утонул на глазах его «друзей», а как Грант вынырнул далеко в стороне от зимовки, где планировал «развлекаться» с «друзьями». «Друзей» увезли в галаполицию, а его как Гранта Нина отвела в ОЗК.
А теперь этот киборг стоит перед волхвом с красивой хрупкой девушкой и клянётся ей в любви и верности.
— А они хорошо смотрятся вместе! — чуть слышно сказал ей Платон, — красивая пара.
— Вот если бы ты тогда не предположил, что он киборг… было бы всё иначе, — тихо ответила Нина.
— Но ведь всё получилось, — ответил он, — и всё хорошо.
— Всё просто замечательно… обряд заканчивается, пора идти… праздновать свадьбы.
Несколько пар улетели в свои деревни сразу после обряда, а остальных Нина пригласила в дом. Столы были поставлены и накрыты на площадке перед входом, так как в столовую все не поместились бы. Морж в смокинге и Авиэль в костюме эльфа распоряжались официантками, носившими угощение с кухни столовой, Клим и Май снова играли на инструментах, но в этот раз более весело и быстро.
После поздравления молодых и первых чашек чая гости разбрелись по островам: старшие снова обсуждали предстоящий сенокос, младшие играли в «платочек» и «сахаринку», парни в стороне бузили… всё закончилось почти в полночь.
Уставшая Нина молча рухнула на кровать и мгновенно уснула. Платон раздевал её предельно осторожно, потом уложил под одеяло и лёг рядом. Завтра предстоит не менее трудный день. День их второй свадьбы –официальная роспись в присутствии сотрудницы ЗАГСа.
*НВП – начальная военная подготовка
Платон, заметивший, что мать парня не обвиняет Нину и готова принять его предложение, завершил разговор:
— Тогда так, Дробота мы вылечим здесь. Так как он ещё долго не сможет работать, вместо него в деревню отправим трофейного DEX’а, отданного нам полицейскими в качестве компенсации ущерба. Летом дел много, впереди сенокос, он вполне сможет работать вместе с отцом Дробота. Его немного подремонтируют, завтра приглашу программиста и послезавтра доставим в вашу деревню. Зима прооперирована и неделю отлежится здесь. Алёна вернётся с Мирой в Орлово и будет вести себя как человек, но с признанием, что она киборг… Сэм вернётся к Змею и по-прежнему будет охранять лес и присматривать за Мирой и Алёной. Мира, не обижайся, но Алёне ты нужнее, чем она тебе. Она реально не знает жизни и ей очень многому надо учиться. Это по документам Алёне в июле будет семнадцать, фактически – неполных полтора года, а тебе уже семнадцать исполнилось… за лето успеешь подготовиться к поступлению в пединститут и сдать экзамены.
— Ты будешь решать за нас, что нам делать? – изумлённо спросила Мира.
— Я уже решил, — совершенно серьёзно ответил Платон. — Проучишься год, получишь межпланетный паспорт, и тогда будешь решать сама, учиться тебе далее в этом пединституте или перевестись в другой вуз. Тебя интересует возрастная психология, а глава нашего ОЗК как раз психолог, и в пединституте есть факультет Социальной Психологии. Сейчас ты пойдёшь с Алёной к Голубе, и все вместе вернётесь в Орлово… я ей сейчас сообщил, что ты здесь, она уже идёт сюда. Алёна, твоё задание не закончено. Ты будешь охранять Миру и учиться у неё… как минимум год, до её замужества. Как максимум – до окончания института… а там как Мира решит.
— А жить сможете в моём городском доме, — продолжила успокоившаяся Нина, — Дробот до конца лета поживёт здесь, потом переедет и будет учиться в городе…
— На кого? – язвительно спросил парень, — вы так тут всё хорошо решили за нас… что мне тоже стало интересно.
— Ты же хотел поступать в театральное? – ответил Платон. — А там двигаться уметь надо и танцевать уметь надо тоже. А тебе ноги надо разрабатывать… попрошу Светлану Кирилловну позаниматься с тобой. Она балерина и педагог со стажем… хоть и не имеет чисто педагогического образования. За полгода она тебя подготовит, Фома научит бузе, он рядом живёт, драться тоже уметь надо… и через полгода можешь лететь поступать в театральное. Дом в городе большой. А присматривать за вами я уже попросил Зарину Баженовну…
— У бабушки две кибер-девушки, а в доме и так живут два киборга, Радж и Фред, — на всякий случай напомнила мужу Нина, — да и двое квартирантов никуда не делись.
— Ты забыла, как в доме одновременно жили два десятка киборгов? Именно для этого потребовалось ремонтировать мансарду. Там есть и санузел, и кухонька. Девушки будут жить в мансарде по двое в комнате, парни и бабушка внизу… прекрасно разместятся. К сентябрю сделаем небольшую перестановку, в мансарде перегородками выделим две комнатки, Фреда переселим на двухъярусную кровать в мастерскую к Раджу, Сэм будет в гостиной на диване, бабушке отведём спальню… все поместятся.
— Помечтать не вредно… полгода… с моими травмами я не успею за полгода… восстановиться…
И тут на видеофон Нины прилетело сообщение от волхва: «Ты где? Пора хороводить, только вас нет. А ты хозяйка острова и праздника».
— Нам пора идти, — виновато сказала Нина, — без нас хоровод не начинают… нас потеряли. Дробот, если захочешь – сможешь. Подумай, ведь Платон дело сказал.
— Идите, — согласилась мать Дробота, — мне тоже надо идти, там мои дочери… без присмотра. Сын, тебе придётся остаться…
— Мама, со мной всё хорошо, я спать буду… но… мой электронный билет на лайнер…
— Скинь мне, я его сдам, — ответил Платон, — на следующий год будешь поступать. У тебя уважительная причина, чтобы не лететь в этом году. Спи. Здесь хорошие медики… но без прав управления.
Когда обе женщины и Платон вышли из медпункта, Нина проводила Голубу и девушек, потом приказала Сэму лететь обратно к зимовке, а Платон приказал ему быть постоянно на связи.
***
К кострам Нина подошла уже спокойной. Старый учитель удивлённо спросил:
— Что случилось? Ушла и пропала…
— Потом всё расскажу… сейчас надо продолжать праздник.
— Согласен. Начинаем… в этом году ты можешь идти в женском хороводе. Или не пойдёшь? Многие уже улетели… и многие прилетели из тех, кто на смотринах не был.
Нина кивнула и встала в хоровод с женщинами своего возраста. Среди них были как знакомые ей крестьянки, так и те, кого она видела впервые. Волхв зажёг большой костёр и три хоровода двинулись вокруг взметнувшегося пламени — внутренний и внешний посолонь, а средний – противосолонь. Пламя центрального костра горело ярко и с искрами, все три круга хоровода двигались всё быстрее и быстрее, но не переходя на бег – и Нина чувствовала единение с этими людьми, с этой землёй, с этой водой и этим огнём.
Клим и Май играли что-то бодрое и быстрое, причем у них получалось очень органично и здорово. Клим вынес большой синтезатор и что-то пел вроде бы народное, Май играл то на гуслях, то на новом для себя инструменте, случайно купленном в И-нете — глюкофоне. Глюков у инструмента не наблюдалось, но продавался он с этим названием, хотя Клим уверял, что это ханг, только намного меньшего размера. Клим пел, Май ему подыгрывал, а Нина вспоминала истоки этого праздника.
«Кострома, Кострома, государыня моя, Кострома…
А у Костромушки кисель с молоком, молоком
А у Костромушки блины с творогом…»*
Клим пел что-то другое, но именно эта песня в голове Нины возникла сама собой и уходить не собиралась. Она шла по кругу и вспоминала праздник прошлого года… и мифологию этого праздника.
Бог огня Семаргл и богиня ночи Купальница встречаются только один раз в году — поэтому люди жгут костры всю ночь и ходят вокруг них. Плод их любви — близнецы Кострома и Купала — в детстве были разлучены… а потом так странно встретились. Кострома сплетённый из трав и цветов венок опустила на воду, а плывущий в лодке Купала поднял его и надел на голову.
Поэтому девушки опускают на воду рек и протоков венки, а парни эти венки ловят — и парами уходят на поиски цветка папоротника. Зачатые в эту ночь дети считаются детьми бога Купалы.
История Костромы и Купалы — единственный случай инцеста во всей славянской мифологии, причем случившийся по незнанию и закончившийся трагически. Оба погибли. И после смерти были взяты на небо в число богов…**
Пока Нина вспоминала легенды и предания, мистерия хоровода закончилась, девушки и парни разошлись кто по одиночке, кто парами, кто-то пошёл пить чай с самодельными конфетами и с блинами, взрослые мужики наблюдали за плясками и поединками парней, девушки помладше качались на качелях, а кто постарше — начали прыгать через костры… вскоре прыгать начали парами…
Нина потеряла счёт времени, казалось — так было всегда и так всегда будет: костры, берег озера, белая ночь, лодки на берегу, девушки и парни в венках… она разглядела среди прыгающих через костры пар Лютого с Любице, Василия с Зоей, Авиэля с Майей, Ингу с Полканом, Стожара со Златой, Джуну с парнем… с удивлением обнаружила среди участников игр Гранта с Гульназ… вдруг ей показалось, что к костру бегут Дамир и Зирка, тихо спросила Хельги: «Они ли?», он важно ответил: «Да!». Это было неожиданно и почему-то очень приятно. Значит, где-то среди гостей и Ира… но они могли прилететь на эту ночь и одни.
Слышался смех и треск сучьев в кострах, в воде плескались кибер-девушки, изображающие русалок, приближалась полночь… самое волшебное время года – и всё чаще парни и девушки парами покидали место общего празднования и уходили по дамбам на острова искать цветок папоротника.
— Пойдём, — неожиданно над ухом раздался тихий голос Платона, — пойдём со мной… ты ведь уже не сердишься? Всем весело, и наш уход не заметят… а Хельги какой молодец! Весь вечер выходил следом за тобой… разреши ему тоже прыгнуть через костёр. Аля тоже здесь…
Нина обернулась к мужу, подумав, простила — и отпустила Хельги прыгать через костер с Алей. Они заслужили это право… к тому же такая ночь всего раз в году. А Платон всё повторял:
— Пойдём… это и наша ночь…
Она подала ему руку, и вскоре летела вместе с ним через огонь, очищающий и сжигающий ошибки прошлого. После прыжка Платон подхватил её на руки и побежал к лодкам, посадил её в самую большую и взял весло:
— Сегодня мы будем без охраны… нас никто не тронет… только ты и я…
— Как скажешь, родной, как скажешь…
Вода, луна и еле заметные звёзды, и никого нет рядом – только она и он, лодка и скрип весла… хотелось, чтобы время остановилось, чтобы так было всегда… но приблизился берег Утреннего острова и пора было покидать лодку.
— Хотели от меня сбежать? — обиженно спросил Хельги, выходя из-за палатки в своём полосатом купальном костюме, — а я уже здесь. И не один.
Из-за его спины показалась Аля в халате, надетом явно на купальник, с сумкой в руке:
— Извините, я говорила ему, что вы хотите побыть одни… но он не слушается…
— Ничего страшного, остров большой, места хватит всем, — ответила Нина, — можно купаться, а потом вместе чаю попьём.
Платон взял за руку Нину и повёл в палатку, чтобы помочь переодеться и сменить одежду самому. Когда они вышли, у палатки был сервирован столик и стояли четыре стула. Совсем, как год назад.
— Проходи, ресторан «Под луной» сегодня работает только для нас, — с улыбкой встретил её Платон, одетый в такой же халат, — мы будем пить чай и купаться… купаться и снова пить чай. У нас в меню фиточай и пирожные. Торт шоколадно-вишнёвый, как ты любишь. Компот из персиков в двухлитровой банке. И мороженое в термосе… или сразу купаться?
Сначала они вчетвером пили чай с пирожными, потом Хельги и Аля пошли на другой конец островка собирать землянику, а Нина с Платоном долго купались – и он пытался учить её плавать. А ночь была тёплой и тихой… и весь мир был для них двоих… целых полтора часа, пока не пришли Хельги и Аля с полными кружками ягод.
Нина смотрела на Платона и думала: «Как же хорошо он всё подготовил, палатку ту же самую поставил на то же самое место, не забыл про чай и пирожные… но… лучше бы он получше контролировал Алёну…» — и от этой мысли настроение испортилось и пропало желание и купаться, и торт есть. И она вошла в палатку, чтобы сменить мокрый купальник на сухую рубаху и халат.
Платон заметил изменение настроения жены, пошёл за ней в палатку и тихо сказал:
— Всё будет хорошо, мы сами делаем свою жизнь, но… если нити судеб спрялись именно так, значит, это кому-то нужно. Если бы Дробот тогда не пошутил, ты не отправила бы в деревню Алёну и они бы не встретились… а с такими травмами в армию его не призовут, это и к лучшему, так как драться он не умеет и потому в армии ему было бы очень трудно… и научить некому было, и сам не хотел. Поверь, Макошь знает лучше нас, кому какую судьбу спрясть, и нам надо только благодарить её за подарки… и Лада знает, кому, когда и с кем нужно встретиться. Всё хорошо… и слава богам и предкам нашим за это.
— Ты опять прав… пора домой. Спать. Завтра трудный день будет.
И Нина, сказав это, прилегла и мгновенно заснула. Платон осторожно уложил на кровать поудобнее и лёг рядом. Прежде чем заснуть, отправил сообщение Хельги и Але, чтобы оставались снаружи и не входили в палатку, и разрешил есть то, что осталось на столе.
* http://lyricshare.net/ru/ivan-kupala/kostroma.html
** http://vestnikk.ru/dosug/legends/4804-slavyanskaya-legenda-o-kupalo-i-kostrome.html
Нина проснулась почти в половине седьмого отдохнувшая, улыбнулась лежащему рядом Платону и засобиралась на выход.
— Ну что ты, ещё костры не уложены и тесто не замешано, рано идти. Давай сначала в душ и поужинаем, — предложил Платон, — у девчонок всё нормально, они прогулялись с Дроботом по Серебрянке, наелись мороженого, сходили в торговый центр и в парк. Я скинул парню двести галактов, на эти деньги они и развлекаются. Никаких попыток сбежать…
— Что? Где они? Это уже похищение? – всполошилась Нина, — надо их остановить…
— Они просто катаются на флайере. Мире в этом году в русалиях участвовать же не разрешили… я уже отправил Алёне твой приказ возвращаться. Так что через полтора часа они будут здесь.
— Ну, раз так… то ладно. Поужинаем и пойдём.
***
В половине девятого волхв начал зажигать костры на берегу Жемчужного острова, а желающие участвовать в таинствах Купальской ночи уже собирались хороводить. Погода была замечательно тёплая, и Платон всеми доступными ему средствами пытался отвлечь Нину от мыслей о Мире и Алёне, которые ещё не прилетели, но безуспешно.
Когда через сорок минут костры по краям площадки уже загорелись и на площадке стали собираться девушки, Нина решительно повернулась к дамбе, приказав Хельги заводить свой флайер, и заявила мужу:
— Мы летим навстречу Мире и Алёне! У них не всё в порядке… а ты можешь продолжать веселиться.
Платон быстро перехватил её, обнял и зашептал на ухо:
— Выслушай меня, пожалуйста. Не надо лететь, они уже здесь. Пожалуйста, не кричи. Все на медпункте. Мира даже без царапин.
Потрясённая такой новостью Нина посмотрела Платону в глаза и чуть слышно спросила:
— Почему ты говоришь мне это только сейчас? Что произошло?
— Давай сначала отойдём, на нас смотрят, — и уже на середине дамбы тихо стал говорить:
— После торгового центра Алёна уговорила Дробота и Миру пойти в парк на окраине города, а когда они уже выходили из парка, дождь начался, и они мокрые побежали к выходу… ни зонтиков, ни плащей с собой не взяли. Дробот же у нас крутой парень, перед приезжей мажоркой решил повыделываться… даже на другой континент развлекаться повёз. И на штормовое предупреждение от МЧС не обратил внимания. Когда добежали до флайера, началась гроза и на флайер упало дерево. Дроботу ведь стало жалко денег на платную стоянку в безопасном месте, и он оставил флайер в стороне и под горой… на которой стояло это дерево. Оно не просто так упало, ему помогли… и подпилили.
— И что? – напуганная Нина еле дышала, мысли сбились, и Хельги метнулся на медпункт за таблеткой и водой. Платон подождал, когда она запьёт лекарство, и продолжил:
— Они подошли, а флайер уже громили местные гопники, которые решили просто над чужаками посмеяться… забраться в закрытый флайер они не смогли, да и сигнализация бы сработала, поэтому и подпилили дерево… а потом впятером напали на них у самого флайера. Причем у них DEX был. Зима отвлеклась на него, а Дробот драться толком не умеет, и потому оставшаяся на стрёме пара парней избили его до бесчувствия битами. А потом окружили девчонок. Почти сразу появился Сэм и вмешался. Мы как-то не предусмотрели такую ситуацию, тут я облажался… кобайк у Сэма довольно большой и заметный, поэтому Сэму пришлось оставить его в лесочке за пару километров от парка и двигаться к месту происшествия бегом. Но Миры смогла всё-таки достать из кармана горсть инфокристаллов с голограммами Змея, согреть в руке несколько секунд и выбросить в сторону хулиганов. Голограммы были активны не более полуминуты, но этих секунд хватило Сэму и Зиме, чтобы справиться с гопниками. Те, кого они не достали, перепугались и сбежали. Но на записях хорошо видно всех. Алёна мне сразу скинула информацию, и я отправил ей наш флайер. На нём прилетела она, Зима и Дробот, Миру привёз Сэм на кобайке, флайер отца Дробота доставлен эвакуатором в наши мастерские.
— И где была полиция? А МЧС? Они должны были вмешаться… помочь как-то… уму непостижимо! Три киборга не уберегли двоих человек! Где пострадавшие?
— На медпункте. Дробота уже оперируют оба медика, сложно, но жить будет. Алёна им помогает. Зима тоже там, её оперируют Эва и Бернард. Мира у Фриды в модуле. Чужого DEX’а нам доставили полицейские… с извинениями, что не смогли предотвратить нападение и не вмешались вовремя… этого DEX’а приняла Эва у медпункта. Видеозаписи полиции уже скинуты.
— Пойдём туда немедленно. Вот прямо сейчас! — Нина старалась сохранить внешнее спокойствие, но в душе у неё бурлил гнев: — Как Алёна вообще допустила такую ситуацию? Она обязана была знать прогноз погоды и уговорить Дробота на платную охраняемую стоянку. Она обязана была сделать всё возможное, чтобы предотвратить то, что произошло! Почему Сэм не пошёл с ними открыто? Довыпендривалась… мажорка, тоже мне… Что скажут люди? На кону наша репутация… таких гостей принимаем и такое ЧП…
Платон чувствовал изменение эмоционального и гормонального фона Нины и всё это ему очень не нравилось. Он пытался ей говорить, что он не хотел её беспокоить, что не хотел сообщать об этом всем и прекращать праздник, что это случайность и что все живы, что Змей улетел в зимовку потому, что рядом с Мирой были её братья… но Нина его не слушала. И почти не слышала. Она быстро шла впереди, рядом был Платон, последним шёл совершенно мрачный Хельги.
Когда через полчаса они пришли к медпункту, обе операции были успешно закончены, пациенты тихо спали, а медики и кибер-техник начали пить чай. Сэм памятником стоял у входа в медпункт, его кобайк с включенными огнями стоял чуть в стороне. Предупрежденный Платоном Саня вышел навстречу Нине и совершенно спокойно доложил:
— Операция завершена успешно, все переломы зафиксированы, гематомы будут ещё пару недель… Дробот крепкий парень…
— Много переломов? – остановила его Нина, — ходить сможет?
— Два ребра, правая ключица, обе голени и шейка левой бедренной кости. Раздроблено левое предплечье и кисть. Чудом не пострадал позвоночник. Сотрясение мозга, отбиты почки, повреждён кишечник. Ушибы и гематомы. Его счастье, что первая помощь оказана вовремя, и сюда доставлен максимально быстро. В какой-то степени он сам виноват, пожалел денег на платную стоянку, поставил флайер далеко от камер. Ещё и дождь… и это дерево… его реально подпилили так, чтобы упало на флайер… да, ходить сможет, но для службы в армии непригоден, так как рука заживёт не скоро, сложное смещение. Нужна длительная реабилитация.
— Поняла. С ним можно поговорить?
— Сейчас у него мать. Он сам ей попросил позвонить. И Алёна. Я попросил Фриду задержать Миру в модуле, негоже ей видеть такое…
Нина, не дослушав его, прошла в палату реанимации, где под одеялом под горло лежал Дробот. Рядом на стуле сидела женщина с низко опущенной головой. Она повернулась на звук открывшейся двери, и Нина узнала мать парня. Алёна сидела на стуле рядом с ней.
— Здравствуйте… извините, что так получилось, — тихо обратилась Нина к матери Дробота.
— Здравствуй… но тебе незачем извиняться, ты тут совсем не при чём… он сам выпросил у отца флайер, и сам пригласил девочек кататься.
— При чём. Это я упросила Голубу принять в своём доме Алёну. Думала, Мире подружка будет на лето… а она на твоего сына влиять начала. Уговорила взять флайер… уговорила лететь…
— Не было бы Алёны, была бы другая… и другая не смогла бы сразу помочь… я ему сколько раз говорила, что не только о себе думать надо, но и о тех, кого везёшь… и что надо уметь защищать тех, кто тебе дорог. То физиком хочет стать, то механиком… а теперь в актёры нацелился… ветер в голове… — и расплакалась.
— Но он способный, у него получится… — начала было Алёна, но под взглядом Нины остановилась.
И тут парень открыл глаза, мутно оглядел присутствующих, и снова закрыл их. Выдохнул, через пару минут снова открыл глаза, нашёл девушку и тихо спросил:
— Алёна… кто ты? Водишь флайер, как гонщик, дерёшься, как парень, разбираешься в медицине, в моде, бегаешь быстрее лошади… я видел, это ты их гоняла…
Алёна вскочила, застыла у стенки, побледнела — и Нина тихо, но решительно заявила:
— Алёна киборг. Bond. Мне её прислали дексисты по договору с ОЗК… а я отправила её в деревню, как человека…
— Нина Павловна просто хотела, чтобы я жила по-человечески, и чтобы никто не ходил посмотреть на меня как на киборга, — стала объяснять Алёна, — всё равно пришлось бы признаваться…
— Алёна, помолчи, пожалуйста, дай мне сказать, — Нине было очень неловко, и она понимала, что Алёна это понимает. И было очень стыдно потому, что она понимала причину нынешнего состояния парня: ведь если бы она не велела Алёне присмотреться к Дроботу, то та не подначила бы его на эту поездку в Серебрянку.
Нина посмотрела на собравшихся, заметила одобряющий взгляд Платона, села на стул и начала рассказывать, как она подозревала парня в желании похитить Миру и что предприняла, чтобы защитить её.
— Так я же пошутил тогда, — воскликнул Дробот, — мы просто поприкалывались с парнями. Ну кто же в наше время верит в предсказания?
— Сын, сын… вырос, а ума не нажил, — покачала головой его мать, — такими вещами не шутят… это очень серьёзно. Нина была права… за тобой смотреть надо… было.
— Но… не один же я ложку в стакане воды принёс… — прошептал парень, — почему именно ко мне такое внимание?
— Алёна проверяла всех, кого назвала Мира, — Нина присела на поданный Платоном стул. — Из семи парней только ты являешься её братом и жениться на ней не можешь. А это значит, что ты её выбрал не для себя. А что ещё я могла подумать? И я решила перебдеть. А тут как раз очень вовремя мне привезли Алёну… я не могла не воспользоваться этим. Значит, ты пострадал из-за меня…
— По своей глупости он пострадал, — сердито прервала её мать парня, — если бы они тогда не… «пошутили»…
— То я не встретился бы с Алёной, — договорил за мать Дробот, — я люблю её. И мне всё равно, что она киборг. Алёна, сколько тебе лет на самом деле?
Алёна вопросительно посмотрела на Нину, дождалась её кивка, и ответила:
— Один год, пять месяцев, шесть суток, тринадцать часов…
— Достаточно. Я понял, — остановил её Дробот и обратился к Нине:
— Я люблю её и готов принять в своём доме в качестве жены. У вас здесь киборги живут свободно и могут выбирать себе занятие… и потому я прошу отпустить Алёну со мной. И никто, кроме нас, не узнает, что она киборг.
— Это всё хорошо, — остановила его мать, — но она не сможет жить в нашем доме до свадьбы, если ты намерен жениться на ней.
Платон, до этих слов не вмешивающихся в разговор, решительно заявил:
— Давайте сделаем так. Дробот будет проходить лечение и реабилитацию здесь. Я оплачу лекарства. Его поступление в училище откладывается на полгода, но за это время он сможет подготовиться получше и пойти учиться не в Ново-Московское училище, а в Ново-Самарское. Оно и ближе, и не хуже.
— Но это дорого, — попыталась возразить мать парня, — мы лучше дома…
— Дома вы не сможете провести правильно курс реабилитации. К тому же может понадобиться ещё одна операция на руке. У Алёны есть медицинские программы…
— Какие программы? — раздался голос Миры, — у кого?
— У меня, — обречённо ответила Алёна, — я киборг. Я должна была стать твоей подругой и обеспечивать твою безопасность. И не справилась с заданием.
— Справилась, — уверенно заявила Мира, — меня ты уберегла. Даже царапин нет. Я всё слышала… — она обернулась к Нине: — Нина Павловна, вы меня обманули…
— Девочка, она спасла тебя. Ведь и без Алёны ты всё равно полетела бы с Дроботом… — стала объяснять его мать, — он ведь такой взбалмошный, один сын у нас, с пятью сёстрами жил, единственный наследник, всё внимание ему… а ты ему доверяешь и полетела бы с ним не только на другой континент, но и на другую планету… Алёна… раз уж Макошь привела тебя к нам, я приму тебя женой своего сына… но только через три года, когда ему исполнится двадцать один год.
— Мира, я просто хотела, чтобы ты была в безопасности, — устало повторила Нина, — раз уж твои родители отпускают тебя с братьями… я ведь действительно думала, что Дробот хочет тебя похитить и увезти с планеты. А это было бы позором для твоей семьи.
Утром второго дня, выйдя на палубу, капитан Грейсток, увидел низко висящие у кромки горизонта облака, обозначающие длинную береговую линию Коринфского Султаната, а впереди — прямо по курсу, белой дымкой обозначились далёкие берега Арабии.
Они достигли самой широкой части узкого внутреннего Красного моря. Здесь галеон совершил полный поворот и подняв «Веселого Роджера» пошёл к мысу Апулей.
Никто не собирался отдавать такой приз, как «Виктория», ромскому проходимцу. Спасённые моряки представляли настолько жалкое зрелище, что возвращение корабля являлось для команды делом чести. Уже через сутки «Мозгоед» достиг предполагаемой точки встречи и встал в дрейф, где-то на расстоянии двадцати миль от берегов ВРТ.
На флагштоке гремел костями скалящийся череп, и этот флаг, скорее предупреждал о намерениях капитана. Лишний раз оповещать о своей национальности у берегов дружественной державы, по понятным причинам, было не желательно. Впрочем, установить, чей это корабль — не представляло труда, достаточно было оценить линии его корпуса и оснастку.
Трое суток они продолжали придерживаться прежнего курса то дрейфуя, то возвращаясь обратно. Наконец, ближе к вечеру четвёртого дня, вдали, из бирюзового моря показались очертания второго галеона. Свисток Акулы привёл в действие чёткий механизм. В предвкушении дела, на борту царило шумное возбужденное веселье.
«Морской Мозгоед» развернулся и пошёл навстречу прямо по ветру с укорочёнными парусами. Громады кораблей, точно одинокие волны, медленно сближались. Ветер свежел. Галеоны прибавляли ход, направляясь прямо друг на друга — на таран.
Пробило семь склянок. Все спустились в столовую — обедать. Бледный Теодор, обычно весёлый и громкий перед приближающимся боем, ел тихо, быстро и молча. В карих глазах Леопарда капитан отметил невиданный ранее лихорадочный блеск. Станислав отложил приборы и спросил:
— Гризли, ты болен?
Движения тонких пальцев аристократических рук замедлились и, скомкав салфетку, на выдохе, Теодор сказал:
— Разрешите мне, капитан, самому провести этот бой…
Удивленно ахнула Полина. Опустил вилку Ден. Все ждали решения. И тут леди Маргарет, обратив взор на украшенные палисандром дубовые панели, произнесла:
— Инквизиторам нужен этот урок, а победа сама идёт нам в руки. Надо учить молодёжь. Вы не согласны, граф?
Со стуком смыкаемой Рамзесом пасти, Коль Вудро тоже захлопнул рот.
— Вы совершенно правы, леди, – услышали ответ присутствовавшие…
***
Первое ядро, прилетевшее в нос «Морского Мозгоеда» ясно дало понять, что Виталио Маурицио недаром ест свой хлеб. Он вывел в море оснащённый корабль. Вопрос количества пушек не был актуален для пиратов, но «Виктория», шедшая под флагом ВРТ, уже не была разбитой посудиной.
Несмотря на ясно высказанное предложение лечь в дрейф, или свернуть, галеоны продолжали стремительное сближение. И вот, наконец, на «Мозгоед» обрушился мощный залп двадцати пушек. Теодор, не открывая огня, и, не уклоняясь от курса, стремительно направлял корабль вперёд, чем заслужил по-отцовски молчаливое одобрение, стоящего рядом капитана.
Несмотря на громкие ахи Мери и шипение Мааса, они выдержали и второй залп, и, только приблизившись на расстояние прямой наводки, Теодор резко поставил галеон боком и выстрелил! Совершив разворот, в суете криков и пушечного тумана, он дал второй залп со второго борта. Затем, круто лёг по ветру и резко отошёл, чтобы перезарядить пушки и посмотреть результаты своего труда.
Когда они развернулись, чтобы атаковать, то увидели за кормой, три покачивающиеся шлюпки и четвертую, спешно спускаемую, полную людей. На флагштоке «Виктории» покачивалась на ветру белая тряпка…
Сидящие в лодках истово молились. Выставив вперёд руки, в защитном жесте, на носу одной из них стоял отпущенный каноник, люди, с ужасом, смотрели, как пробоины от сцепленных и всё крушащих на своём пути ядер, на глазах затягиваются весёлыми зелёными, быстро темнеющими кружочками. Дракон на носу странного корабля недовольно шевелил хвостом, и обе его головы, направленные друг на друга шипели и переругивались…
***
Теодор валялся в кровати. Было раннее утро. Задрав ногу на ногу, он глубокомысленно размышлял, как ему не повезло. Он уже прожил свою большую яркую и полную приключений жизнь. Вряд ли ему ещё удастся столкнуться с удивительной первобытной сказкой, наполненной чудовищами и монстрами. Пережить средневековую трагедию, увидев султанатские тюремные застенки и, самое ужасное, он никогда не обретёт свою любовь. Вздохнув, он пришёл к выводу, что судьба-обманщица так и не подарила ему настоящего чувства и пылкой страсти!
Пора было вставать. Но пока, он лениво потянулся и, повернув голову, решил уточнить — пробудился ли от сна Рамзес. Накануне, потихоньку отметив победу, Леопард до поздней ночи учил, вместе с Маасом, оборотня игре в покер. Надо отметить, что ученик оказался толковый и быстро постигающий эту математическую науку.
Посмотрев на ковёр, Теодор убедился, что математик ещё спит.
— Рамзес, — обратился он к приятелю. — Ты не заметил, не начал ли я полнеть?
Приоткрыв круглый карий глаз, и, собрав в виде складки на мохнатом лбу все свои утренние мысли, оборотень хрипло рыкнул: «Ууав!», — и, хлопнув об пол хвостом, неспешно потянулся. Лапы медленно и печально превратились в когтистые пальцы и, совершив уже привычный полуоборот, волколак сказал:
— Как учит меня отец наш — гимнастические упражнения развивают мускулатуру. Мое предложение в силе. Куролюб ещё спит, а девочки уже ждут. Присоединяйся!
Широкоплечий, с мощной грудью, тонкой талией, обладающий непередаваемой харизмой, Рамзес быстро превращался из нескладного щенка в удивительно красивого представителя своего вида.
— Куролюб никогда не спит! — глубокомысленно заявил Теодор, почесываясь.
Его воображение нарисовало ему крадущихся авантюристов и Хьюго, впалой грудью, преграждающего путь в курятник!
***
Пришвартованная «Виктория» медленно приходила в себя. Ещё вечером Мелорны смогли восстановить поперечные брусья-бимсы, связывающие борта судна и служащие балками для настила палубы, а также полностью разрушенный гакаборт, ограждающий корму корабля. Утром, подманив косяк жирных рыб поближе к «Морскому Мозгоеду», и, позавтракав, они продолжили ремонт, под руководством ответственного Боба и молчаливого Коля Вудро. Оставаться в хоть и пустынных, но прибрежных водах ВРТ, особенно учитывая быстро ушедшие шлюпы, было не безопасно.
Обыскав галеон, команда обнаружила два больших ящика с драгоценным мифрилом, с сотню тюков бхенинского шёлка, почту в парусиновых мешках и стекло в аккуратно сбитых ящиках, проложенное для безопасности соломой. Продажа всего этого добра не сулила особого дохода. Но расчётливый Коль Вудро обещал вложить проданный мифрил в акции быстро развивающейся нефтяной компании. Перед отплытием он сам через своих агентов пустил слух об убыточности предприятия и сейчас ожидал получения хорошей прибыли. Подозревая, что будущее принадлежит нефти и газу, он, в благодарность за спасение, обещал правильно распорядиться полученным доходом.
Едва пробило шесть склянок, оба галеона, подняв флаг Великой Бритландской Империи, и, отсалютовав друг другу из кормовых пушек, медленно разошлись. «Виктория», неся неутешительные вести о пропавшем герцоге, спешила в Линдон. «Морской Мозгоед» направлялся в Нью Дели.
***
Обыскивая трюм Деннис случайно наткнулся на новенькие бамбуковые складные удочки. Ярко блестевшее чудо человеческой мысли было бережно извлечено на свет и с утра, забыв о курах, завтраке и уроках, друзья, с восторгом, предавались искусству ничегонеделания — ловили на живца.
То один, то другой рыбак периодически взмахивал удочкой, как кучер хлыстом, и медленно водил руками, гипнотизируя этим жестом находящуюся под водой рыбу. Глубина таила кефаль, стерлядь и тунца. Возможно, даже благородная макрель хотела бы насадиться на крючок, но Мери, как подозревал Гризли, приберегала для себя морские ресурсы и не желала делиться с рыболовами. Возможно, в Средиземном море хозяйствовали браконьеры Султаната, вдоль берегов которого проплывал сейчас величественный галеон. В любом случае в ведерке к обеду плавала тощая прилипала, заботливо снятая Маасом с обшивки корабля.
Вдруг вахтенный матрос, показывая рукой куда-то вперёд, закричал:
— Впереди по курсу акулы. Смотрите, гибнет кит!
Перед глазами моряков разыгрывалась обычная морская трагедия. Ослабшая после родов самка кита, по каким-то причинам отставшая от стада, защищала малыша. Шесть, или семь тигровых тупоносых акул уже растерзали её тело, но инстинкт, агонизирующей матери продолжал спасать своё дитя. Изображать твердокаменное равнодушие, пройдя мимо и дав, пообедать серым теням, не смогли ни Мелорны, ни команда. Водоворот, другой, третий, и на чёрной поверхности моря остался только малыш. Дракон на носу корабля увеличился и мирно рыгнул. Станислав подумал, что не забудет отомстить глазастому вахтенному, обеспечившему капитану новую головную боль и приказал спустить на воду шлюп. Детёныш был обречён. Разумно, или нет, подобрав его, команда брала на себя обязательство заботы о его жизни.
Придумав из парусины и лебёдок некоторое подобие гамака, натуралисты осторожно подвели его под тело двухтонного ребёнка. Так он мог свободно двигаться в воде, рядом с галеоном. Первая ночь прошла. Ожидаемое китовое стадо, в которое надеялись пристроить сироту, не появилось. Зато образовалась новая проблема. Кита надо было кормить.
Взгляд у китёнка был ясный, большие круглые, как тарелки, глаза влажно смотрели на людей, и матерящийся Боб начал мешать в самом большом котле пюре из всех наличных запасов порошкового молока, масла и перемолотой в фарш рыбы. Китёнок смотрел на угощение. Открывал огромный рот с узкой маленькой глоткой, и смесь оказывалась в воде. Команда дружно говорила: «Эх!»… Мери хваталась за грудь. Рамзес произносил нечленораздельное: «Уууу». Китёнок плакал…
Из Тедова бочонка, вылив остатки портвейна, тщательно отмыв и прикрепив кусок шланга, команда смастерила рожок. Наконец, малыш был накормлен в первый раз. На третьи сутки, даже самые убеждённые любители морской фауны, загрустили. Боевой корабль представлял собой плавучие ясли, в которых, вымотанные от бессонных ночей и рыбалок, няни едва переставляли ноги. Ребенок весело бил хвостом, пытаясь достать до борта и требовал есть!
Наконец, на четвёртые сутки, впереди показался фонтан! Ещё и ещё! Сразу десять гигантских туш окружило корабль. Маленький, похожий на резиновый мешок, китёнок был аккуратно отцеплен от гамака и под бдительным контролем, готовых тут же вмешаться Мелорнов и вооружённых людей, поплыл к сородичам. От стада отделилась самка. Изящные пропорциональные гиганты, летящие в синей воде, приняли сироту.
Капелька солёной воды повисла на щеке Акулы. Выразительно крякнув, боцман ушёл спать!
***
Через пять суток мирного плавания «Морской Мозгоед», заплатив пошлину в бездонную казну Султаната, спокойно прошёл канал и оказался на входе в Индскую бухту Внутреннего моря!
29–30 апреля 427 года от н.э.с.. Продолжение
– А в знак нашего примирения я бы хотел ответить на вопрос, который послужил поводом для этого неприятного инцидента, – начал Важан, снимая возникшую было неловкость.
Признаться, Йока успел забыть об этом вопросе. Да и задавал он его только для того, чтобы поставить учителя в тупик.
– Ты спрашивал, зачем силам тьмы нужно прорвать границу миров и погрузить наш мир во мрак, не так ли?
Йока кивнул.
– Ты задал сложный вопрос, надо отдать тебе должное. Хотелось бы еще, чтобы ты задал его из любопытства, а не ради срыва урока. Тебя действительно это интересует?
– Я ни разу не получил на него ответа, – уклончиво ответил Йока.
– Тогда я попробую тебе это объяснить.
Важан повернул ручку звонка на стене, и в библиотеку сразу вошла горничная с широким подносом, очень быстро и почти незаметно сервировала стол для кофе, а потом исчезла, словно растворилась в воздухе: ее шагов эхо не повторяло.
– Этот кофе мне привозят из Исида по специальному заказу. Угощайся. – Важан большой одутловатой рукой взял махонькую фарфоровую чашечку, такую тонкую, что она просвечивала в рассеянном свете старинного мозаичного окна.
– Благодарю, – кивнул Йока и тоже взял кофейную чашку: кофе пах пряностями и был обжигающе горячим.
Важан сел прямей, как будто ближе к Йоке:
– Ты изучал философию. Как ты думаешь, что мешает простому и ясному ответу на твой вопрос?
– Конечно, основной постулат теоретического мистицизма! Понятие абсолютного зла!
– Вот видишь, ты и сам все прекрасно понимаешь. Ты неглупый парень, Йелен, мне жаль, что ум и силу ты растрачиваешь на ерунду. Чем пускать пыль в глаза одноклассникам, я бы на твоем месте всерьез занялся наукой… – проворчал Важан недовольно, с некоторой брезгливостью на лице. – Итак, любая попытка ответить на твой вопрос входит в противоречие с определением абсолютного зла, то есть ты заложил в вопрос подвох, верно?
– Нет. Я просто хотел узнать, зачем это нужно абсолютному злу. – Йока врал легко и с достоинством.
– А что может быть нужно абсолютному злу, кроме как быть абсолютным злом? – Лицо Важана оставалось непроницаемым, но Йока уловил в его словах еле заметную издевку. – Соответственно, определение абсолютного зла целиком и полностью отвечает на твой вопрос, ты со мной согласен?
– Ну да… – Йока начал путаться.
– Кроме того, твой вопрос может быть истолкован и по-другому: как попытка отказаться от основного постулата теоретического мистицизма. А это, если ты понимаешь, уже касается не философии, а идеологии, политики.
– Политики? Но почему?
– Потому что теоретический мистицизм есть господствующая идеология. Его основа – ряд аксиом, как и в любой точной науке, а аксиомы не требуют доказательств. Но отними у научной дисциплины хотя бы одну аксиому, и все ее последующие построения рухнут.
– То есть если аксиома неверна, то наука ничего не стоит? – Йока почувствовал подвох в словах Важана – он в первый раз услышал рассуждения настоящего консерватора, до этого он судил о них со слов отца и его друзей.
– Нет, это не так. Аксиома не может быть неверна. По определению аксиомы. И наука не перестает быть наукой, если кто-то сомневается в ее постулатах. Не забывай, что на теоретическом мистицизме базируется мистицизм прикладной, плоды которого есть в каждом доме. В случае сомнения в аксиоматике создается другая научная дисциплина, которая развивается параллельно, как это происходит, например, в геометрии.
– И что, есть наука, которая развивается параллельно теоретическому мистицизму? – едко спросил Йока.
– Конечно есть. Я думаю, не напугаю тебя, если скажу, что это оккультизм и тесно связанные с ним прикладные и герметичные дисциплины.
Йока не полез за словом в карман:
– Оккультизм – это не наука. Это запрещенные практики мрачунов. Они опасны.
– Совершенно верно, – кивнул Важан удовлетворенно, – эти практики опасны, а потому законодательно запрещены. Так вот: именно оккультизм ставит под сомнение основной постулат теоретического мистицизма, задаваясь вопросом о целях абсолютного зла. Теперь ты понимаешь, насколько провокационен твой вопрос и почему большинство людей не желает разговаривать с тобой об этом? Конечно, никто не подозревает тебя в связи с мрачунами, поскольку ты дитя и не ведаешь, что творишь.
– Я не дитя… – проворчал Йока.
– Я назвал тебя так не в обиду, а исключительно в юридическом смысле, имея в виду твою неправоспособность. Ну и небогатый жизненный опыт тоже. Но вернемся к ответу на твой вопрос. Как ты думаешь, почему призраки приходят в наш мир?
– Современная наука не знает ответа на этот вопрос, – ответил он Важану.
Тот поморщился, фыркнул и сказал:
– Обрати внимание, я спросил, что думаешь об этом ты, а не современная наука.
– Я? А что я могу думать, если никто этого не знает? – Йока многозначительно поднял и опустил брови.
– Думать и знать – разные вещи. Или ты боишься думать?
– Нет, – быстро ответил Йока. – Но обычно никого не интересует, что думаю я.
– Во-первых, это неправда, во-вторых – ты ведешь себя столь неподобающим образом, что никому не хочется интересоваться твоим мнением.
– Не вижу никакой связи между моим поведением и моим умом.
– Ты не замечаешь, однако в большинстве похожих случаев связь существует. Видишь ли, ты принадлежишь к кругу, в котором такое поведение является чужеродным. Загляни в школу для плебеев, и ты найдешь, что каждый второй ученик в ней подобен тебе: не имея за спиной знатности рода, они вынуждены искать утверждения в другом. У детей аристократов в крови представление об иерархии, они умеют сохранять лицо и тогда, когда вынуждены подчиняться. Твое бунтарство исходит от неуверенности в себе, чуждого аристократии. Ты не слышишь голоса крови.
Йока слегка растерялся от услышанного, но немедленно ответил:
– Мой отец считает, что знатность рода не дает человеку никаких привилегий.
– Он совершенно прав. Привилегий – никаких. Зато накладывает множество обязательств и требований соблюдать условности.
– Мой отец против условностей. И воспитывает меня свободным от них.
– Возможно, ты много умней своего отца. – Важан чуть пригнул голову, спрятав глаза. – Ты здорово умеешь притворяться тем, кем не являешься.
– Откуда вы знаете, кем я являюсь? – Йока улыбнулся краем губы.
– Ты слишком молод, чтобы я этого не знал. – Профессор посмотрел на него сверху вниз, но не заносчиво, а скорей с достоинством. – Но мы снова отвлеклись. Так что ты думаешь о призраках? Или ты боишься показаться смешным?
Йока проглотил и это, не опуская глаз и старательно сохраняя лицо невозмутимым. Они не на уроке, именно поэтому придется отвечать.
– Я думаю, призраки мстят нам за что-то. А может быть, мрачуны заставляют их мстить нам за то, что чудотворы стоят у власти.
– Логичное предположение, – неожиданно согласился Важан. – Учитывая, как мало фактов тебе известно. Если хочешь, я дам тебе книгу о призраках. Мне кажется, тебе было бы интересно ее прочитать.
– Наверное, это запрещенная книга? – спросил Йока и тут же прикусил язык: слишком бестактно прозвучал его вопрос.
Важан рассмеялся – беззвучно и коротко.
– Да ты никак считаешь меня политическим противником? Партия консерваторов, к которой я принадлежу, не является запрещенной. Она лишь отражает интересы определенных кругов, к которым, между прочим, относится и твоя семья. Конечно, запрещенные книги у меня есть, так же как и у твоего отца, если он любит книги. Но я бы никогда не дал подростку запрещенную книгу, это неэтично.
– Почему? – Йока постарался, чтобы вопрос его прозвучал требовательно, а не вопрошающе.
– Потому что подросток не умеет делать самостоятельных выводов. Человек взрослый способен мыслить критически, подросток же принимает печатное слово на веру. Мое мировоззрение не в состоянии поколебать никакая книга, а мировоззрение подростка только формируется, и любая книга способна на него повлиять.
– Но разве существуют незапрещенные книги о призраках?
– Конечно. А ты как думал? Если наука мало знает о призраках, это не значит, что она не знает о них ничего. Существует накопленный опыт, и если под него еще не подвели теоретического обоснования, то у тебя есть возможность сделать это первым. – Важан невесело улыбнулся. – А впрочем… Ты, наверное, хочешь стать правоведом, как твой отец?
– Ничего подобного, – фыркнул Йока. – Я буду путешественником. Как Ламиктандр.
– Вот как? Необычное желание. – Важан удивленно поднял брови. – И что толкает тебя к этому странному выбору?
– Мне тесно здесь.
Профессор спрятал улыбку, но от Йоки это не ускользнуло, и он добавил:
– Этот мир слишком скучен. В нем нет даже ураганов.
– А тебе бы хотелось увидеть ураган?
– И что же в этом удивительного?
– Ну… – Важан то ли посмеялся, то ли кашлянул. – Тебе не приходило в голову, что это опасно? Ураганы, как и другие стихийные бедствия, уносят человеческие жизни. И числом гораздо большим, нежели мрачуны.
– Я же не говорю о том, что ураганы должны случаться прямо здесь. Я поэтому и хочу путешествовать там, где люди не живут.
– А собственная жизнь тебя, я полагаю, не тревожит? – усмехнулся Важан.
– Я ничего не боюсь.
– Я в этом не сомневался. Интересный парадокс: чем дольше человек живет, тем сильней боится смерти. Только дети способны безрассудно рисковать собой и о смерти не думать.
– Это не так. Все путешественники были бесстрашными людьми и рисковали собой ради расширения Обитаемого мира.
– Я сказал «безрассудно». Если бы путешественники были подобны детям, они бы гибли на границе Обитаемого мира и ничего не открывали. Признайся, ты не раз проверял свою смелость, – Важан прищурился, словно подмигнул Йоке, – и наверняка ходил для этого в Беспросветный лес. Может быть, даже ночью. Не правда ли?
– Ну и ходил, – пожал плечами Йока, – что тут такого?
– А призрака ты хоть раз в жизни видел?
– Люди не могут видеть призраков, это знает каждый первоклассник.
– Ну да, конечно, – Важан кашлянул в кулак, – но люди могут чувствовать их присутствие.
– Нет, я ничего такого не чувствовал. Но однажды я видел росомаху. Только я не уверен, что это была именно росомаха.
– Вот как? Росомаха – редкий и осторожный зверь. Я думаю, ты видел собаку, случайно забредшую в Беспросветный лес. Наверное, убежал оттуда сломя голову?
– Ничего подобного. Я хотел ее изловить и показать ребятам.
– И тебе не было страшно? – В голосе учителя проскользнуло уважение, или Йоке это только показалось?
– Нет. Глупо бояться росомахи. Она всего лишь зверь и для человека совсем неопасна.
– Прочитай книгу о призраках – ты изменишь свое мнение. Существует теория, что росомаха действительно связана с призраками. Иногда с самыми страшными призраками: теми, что способны являться нам, используя мертвые тела людей. За каждым предрассудком, над которыми мы привыкли смеяться, стоит множество поколений, накапливавших эмпирический опыт. Современный мистицизм все больше внимания уделяет суевериям.
– Росомаха – трупоед. Неудивительно, что в некоторых случаях она оказывается там, где призрак ищет себе подходящее тело, – ответил Йока (это была его собственная давняя мысль, и он весьма гордился ею).
– Довольно логично, – похвалил Важан, – но росомахи не разрывают могил.
– Могилы разрывают мрачуны!
– Чушь! – фыркнул профессор.
– Откуда вы знаете?
– Еще ни один мрачун не был осужден как гробокопатель. Можешь спросить об этом своего отца, он подтвердит.
– Но кто тогда раскапывает могилы? Если не мрачуны и не росомахи, значит, это делают сами призраки, верно? А если это делают сами призраки, то росомаха может приходить на запах мертвечины.
– И снова логично. Но это означает также, что появление росомахи с некоторой вероятностью означает близость мертвого тела. В Беспросветном лесу трупы под каждой елкой не валяются, люди не ходят туда и уж тем более не мрут там как мухи.
* * *
Цапа Дымлен развалился в кресле, закинув ногу на ногу. Он не переоделся и сидел в грязных сапогах, к подошвам которых прилипли еловые иглы и торф.
– Нет, ну каков, а? – Он прищелкнул языком. – Такой маленький – и уже светский лев! Светский львенок. Мне было смешно…
– Я не нашел в нем ничего смешного, – проворчал Важан.
– Да ну, Ничта! У тебя просто нет чувства юмора. «Откуда вы знаете, кем я являюсь?» – Цапа прыснул. – Принц-инкогнито!
– Мальчик умен, сдержан и очень хорошо знает, что́ на какую публику играть. Если бы я оценивал его приезд ко мне, то поставил бы высший балл за каждое слово и жест.
– Ты виртуоз, Ничта. Я не всегда мог уследить, как тебе удается заставить его раскрыться. Ты тонкий психолог.
– Чушь! Я сорок лет преподаю и знаю их как облупленных. Я делаю это не задумываясь.
– Его отцу не понравится твоя книга. Детям рано читать такие книги. – Цапа снова прыснул.
– Мальчики в этом возрасте редко советуются с родителями, что им читать, а что нет. Уверяю тебя, он таскает из отцовской библиотеки немало книг, которые ему читать еще рано.
– Главное, чтобы отец не запретил ему эксперименты, которые мальчишке захочется произвести после прочтения книги. – Цапа многозначительно поднял глаза.
– Да брось! Судья Йелен не похож на домашнего тирана и наверняка стремится к близости с сыном. Однако я не верю, что он трижды за ночь заходит к сыну в спальню. Тоже мне эксперимент! Погасить ночник и посмотреть, что будет! Я думаю, все мальчишки рано или поздно производят такие эксперименты, даже не читая подобных книг. Они в этом возрасте любопытны и ничего не боятся.
– Другое дело, что его эксперимент увенчается успехом, в отличие от экспериментов других мальчишек… Надеюсь, теперь ты не сомневаешься в том, что это именно он? – Цапа поставил обе ноги на пол и придвинулся вперед.
– Сомневаюсь. И всегда буду сомневаться.
– Ты не видел его у фонтана! Да он просто обалдел от счастья!
– Я же сказал: мальчик умеет играть, и играть достоверно.
– Ничта, мальчик умеет пускать пыль в глаза, это твои собственные слова. И, уверяю тебя, он собирался и мне пускать пыль в глаза, а фонтан перепутал ему карты. С него слетел весь лоск. Он разве что козликом не прыгал. И… Он берет очень много. Он неимоверно силен. В потенциале, конечно. И леса он не боится, и об ураганах мечтает.
– Все они в детстве мечтают об ураганах. И все делают вид, что не боятся леса. К тому же я не отрицаю наличия в нем некоторых наклонностей. Чудотворы не идиоты. Они бы не послали к нам пустышку.
– Брось! Мальчишке едва хватило сил на одну игру, он бы не потянул двойной.
– Он понятия не имеет, зачем чудотворы его используют.
– Кстати, он говорил о каком-то знакомом чудотворе, от которого слышал про фотонный усилитель.
– Проверь. И выясни все о его матери. Лучше всего будет, если ты принесешь мне записи их семейного врача.
– Доктор Сватан. Сочувствует социал-демократам, состояние небольшое, разбазарено его старшим братом, ныне покойным. Имеет трех дочерей, младшей девятнадцать, старших выдал замуж с большой выгодой для себя. Дружит с Йеленами много лет.
– Ты же ходил в лес? – довольно фыркнул Важан: когда Цапа все успевает?
– А вчера я, по-твоему, весь день занимался налогом на недвижимость? Продолжаю. Ясна Йеленка – примерная мать и жена, девичья фамилия Сребрянка, – Цапа многозначительно поднял брови, – но с царской династией родство очень отдаленное. Воспитание и образование безупречно. В юности была общительна, посещала прогрессивные молодежные кружки, где и познакомилась с Йерой Йеленом. Кроме сына, имеет дочь шести лет. Домоседка. Много читает. По секрету скажу – всякой ерунды, выписывает с десяток женских журналов. Красива. Выезжает только с мужем и только туда, где жена включена в список обязательных аксессуаров. Ничта, это он, я почти не сомневаюсь.
Цапа встал и прошелся по библиотеке. Важан молчал: Цапа тоже может обольщаться. Он хочет верить и верит. Он не более трех секунд рассматривал первую страницу личного дела Йелена, успел сделать выводы, а на следующий день кинулся собирать сведения о мальчике, родившемся тринадцатого апреля четыреста тринадцатого года. Цапа только изображает скептика, на самом же деле он неисправимый оптимист.
– Ничта, он похож.
– На кого? – укоризненно прищурился Важан.
– На мать.
– На которую из трех, Цапа?
– На Мирну. – Цапа пожал плечами, и на его лице появилось несвойственное ему выражение грусти.
– Чушь!
«Многие женщины умирают родами, Ничта, – зазвенел в ушах забытый спокойный голос, – многие соглашаются на рассечение чрева ради жизни своих детей».
«Но не все уверены в том, что умрут».
Мирна… Ей было тридцать, она не была восторженной девочкой, она знала, на что идет. Она знала, как мала вероятность удачи. Ничта не ведал жалости, он и теперь вспоминал ее жертву как нечто закономерное, заведомо вписанное в книгу Судьбы, а теперь и Истории. Он уважал Мирну, но сожалел ли о сделанном? Нет, он не сожалел. Для него Мирна осталась материалом для эксперимента. Так же как и ее нерожденный сын. И так же как тот мальчик, что полчаса назад сидел в кресле напротив – самоуверенный, а потому смешной.
29–30 апреля 427 года от н.э.с.
Весь следующий день Йока размышлял над словами чудотвора: старая росомаха выставит мальчишку дураком… И чем больше он думал, тем ясней представлял учителя истории приносящим извинения своему ученику. Инда Хладан прав: глупейшая ситуация! Сохранить лицо в таком положении, выглядеть независимо и невозмутимо будет очень и очень трудно. И, пожалуй, действительно придется извиняться в ответ. Глупейшая ситуация!
Воображение Йоки зацепилось за сравнение их войны с поединком. С обнаженными остриями шпаг. Он еще несколько минут тешил свое самолюбие мыслями о вызове и поединке с Важаном, но с самого начала понимал, что это детство и мальчишеская заносчивость.
А потом сел писать письмо.
Ни один урок он не готовил с таким тщанием: в письме не только не могло быть ни одной ошибки – каждое слово в нем следовало выверить с особым вниманием. Не более одного абзаца: короткая записка, которую можно передать с привратником, подъехав к воротам.
«Многоуважаемый господин Важан!»
Нет! Йока вычеркнул «многоуважаемый» и заменил его на «достопочтенный». Получилось слишком нарочито, и Йока остался доволен: пусть учитель истории гадает, смеется над ним ученик или нет.
«Мой отец потребовал от Вас публичных извинений…»
Йока почесал лоб деревянным кончиком ручки. Нет.
«Мне стало известно, что Вы собираетесь…»
Нет.
«Я бы хотел избавить Вас от неприятной обязанности извиняться передо мной в присутствии публики: это наше с Вами дело и никого, кроме нас двоих, не касается».
Ему понравилось, и он обмакнул ручку в чернила, чтобы продолжить:
«Прошу принять меня для выяснения отношений…»
И снова не так.
«Прошу у Вас аудиенции с целью выяснить наши отношения без посторонних».
Теперь надо добавить «немедленно», потому что Важан может подумать, будто Йока станет ждать его у ворот! Но это слово показалось ему слишком грубым, и он приписал:
«Мне было бы удобно сделать это прямо сейчас».
Еще несколько минут он потратил на подпись: ему не приходилось подписывать документы, но он давно придумал себе красивый росчерк (не хуже, чем у отца!) и теперь намеревался воспроизвести его в точности с задуманным.
Йока полюбовался на результат: надменно, холодно, но уважительно. Своей гербовой бумаги у него еще не было, но он воспользовался бумагой и конвертом отца – стащил в библиотеке, где отец обычно работал вечерами. Переписал записку начисто и запечатал конверт сургучом и собственной печаткой, выплавленной еще год назад из олова. Отец о существовании печатки не подозревал.
Дара нашел в справочнике адрес профессора Важана без труда – тот жил всего в двух лигах от Светлой Рощи – и пообещал Йоке вернуться из города к одиннадцати часам, чтобы отвезти его туда на авто. Глаза у Дары были хитрые и смеющиеся, словно он знал, что Йока задумал. Йока любил Дару: шофер никогда не выдавал родителям его секретов и никогда не докладывал о шалостях, о которых отцу и маме знать не следовало.
Все утро следующего дня Йока провел в гардеробе, выбирая подходящий костюм. Фрак показался ему чересчур торжественным, куртка – слишком детской. В конце концов он остановился на светло-серой тройке: не так нарочито, но очень солидно. Бежевый плащ, соответствующий погоде, дополнил представительный облик. Черные лаковые ботинки сделали его похожим на модника, и Йока надел светлые туфли, подобрал к ним перчатки и подумал о шляпе. Своей шляпы у него еще не было, и он спустился в гардероб отца.
Там-то – за примеркой шляпы – и застала его молоденькая приходящая горничная.
– Ой, не могу! – захихикала она, прикрывая рот рукой. – Ну прямо взрослый дядя!
Йока сорвал шляпу с головы, швырнул ее на полку и бегом вернулся к себе. Но не прошло и пяти минут, как в комнату к нему постучался дворецкий.
– Наш мальчик собирается совершить светский выезд? – с улыбкой спросил он, хотя Йока не хотел, чтобы тот входил.
– Мне надо нанести визит учителю, – сдержанно ответил Йока.
– Тогда рубашку надо взять на тон темнее, галстук чуть тоньше и завязать его свободней. И, конечно, никаких шляп: ты же не хочешь, чтобы над тобой смеялись? Кстати, туфли я бы взял не эти, а вот те, – дворецкий показал на чуть более темную пару.
Йока думал, что Сура захочет его одеть так, как обычно одевал на выезд в гости или в театр, но ошибся: к одиннадцати часам из зеркала смотрел не мальчик, а блестящий молодой человек, чуть небрежный и раскованный. Левая рука на косынке пряталась под полой расстегнутого плаща, придавая образу ореол романтичной грусти. Волосы, причесанные с особым тщанием, лежали так, словно их встрепал порыв ветра, и непокрытая голова выдавала человека, свободного от условностей.
А главное, Йока не только выглядел, но и чувствовал себя раскованно. Словно родился в этом костюме. И расстегнутая верхняя пуговица на рубашке особенно радовала его и добавляла ощущения непринужденности.
Сура оказался проницательным и очень неглупым человеком, а Йока-то считал его чопорным и занудным старикашкой! Ведь он не знал ни о письме, написанном накануне вечером, ни о войне между Йокой и Важаном (хотя, наверное, догадывался), но сразу понял, как ученику лучше всего появиться перед учителем вне школьных стен!
Дара просигналил снизу, и Йока, сунув конверт с сургучной печатью в карман плаща, сбежал вниз по лестнице. Но не так, как бегают мальчишки, а как спускаются блестящие молодые люди. Каблуки туфель отчетливо, но негромко стучали по ступеням, а на каменном полу крыльца клацали, словно кастаньеты.
– Хорошо выглядите, господин Йелен, – улыбнулся Дара и даже вышел из авто, чтобы открыть дверцу, хотя всегда называл его Йокой и дверей перед ним никогда не открывал.
Йока кивнул и уселся на заднее сиденье. Сура, вышедший на крыльцо, прищелкнул языком и подмигнул шоферу.
Они подъехали к воротам усадьбы Важана в полдень. Кованая ограда издали бросалась в глаза тонкими и острыми пиками решетки, что блестели на солнце холодным металлическим глянцем, словно предупреждение об опасности. Листья сирени, росшей вдоль ограды, только-только начали разворачиваться и просвечивали на солнце ядовито-яркой зеленью.
На этот раз Дара вышел из авто не улыбаясь и распахнул заднюю дверь церемонно, как положено шоферу знатного семейства. Йока снова спрятал левую руку, подвешенную на косынке, под плащ, вышел из авто и осмотрелся: и ворота, и калитка рядом с ними оказались запертыми. За сиреневыми кустами, возле центральной аллеи стоял маленький деревянный дом, в котором, видимо, жил привратник, но он не спешил выйти Йоке навстречу. Йока посмотрел под ноги: не кидать же камушки в окно, как он это делал, когда хотел выманить из дома кого-то из друзей!
– Йока, позвони в звонок, – шепнул Дара, глядя на его замешательство. – На воротах есть звонок.
Йока поднял глаза: действительно! Он раза два повернул ручку, за оградой раздался мелодичный звон и не успел смолкнуть, как дверь деревянного дома распахнулась и к воротам выбежал старый привратник, шаркая домашними туфлями.
– Сейчас-сейчас, молодой господин! – он поспешно открыл калитку. – Простите, что заставил вас ждать.
А из глубины парка неожиданно появился еще один человек, гораздо моложе привратника: быстрый, поджарый, чем-то похожий на охотничьего пса. Он был одет в брезентовую куртку и сапоги, как будто собирался в лес или только что работал в саду, но по нему сразу было заметно, что это не лучшая его одежда. Человек медленно осмотрел Йоку хитрым прищуром, взялся за решетку ворот, привалился к ней плечом и сказал:
– Звара, к нам приехал господин Йелен. Открывай ворота, нехорошо держать авто гостя на дороге.
– Я… – неожиданно смешался Йока. – Вот… Передайте это господину Важану.
Он, еще глубже пряча левую руку под плащ, подал незнакомцу письмо с просьбой его принять. Тот, не протягивая руки, глазами указал на привратника, и Йока повернулся к старику, который и взял у него бумагу.
– И не спеши, Звара, надень сапоги, – многозначительно и даже немного нагло сказал незнакомец. – Господин Важан только что встал. Пока он готовится к приему, я покажу нашему гостю парк. А ты проводи авто до гаража.
Он словно нехотя оторвался от решетки и отошел на два шага, позволяя привратнику открыть ворота. Йока почувствовал себя неловко в обществе этого странного человека: тот словно презирал Йоку, хотя и не сказал ни одного невежливого слова. И глаза его были хитрыми и цепкими.
– Проходите, господин Йелен, – сделал приглашающий жест незнакомец. – Надеюсь, прогулка по парку вам понравится. Сегодня отличная погода. И не беспокойтесь за вашего шофера, его угостят кофе у нас на кухне.
– Откуда вы знаете, как меня зовут? – спросил Йока с вызовом.
– Цапа Дымлен знает все, – усмехнулся тот, и глаза его сделались еще хитрей.
Йока шагнул за ограду через открывшиеся ворота и неуверенно оглянулся на Дару: тот кивнул ему с улыбкой и тронул авто с места.
Солнце играло с бегущей водой в ручьях, ветер водомеркой чертил на глади прудов странные прямые линии, ивы опускали тонкие ветви к самой воде, столетние липы, ясени и клены возвышались над мраморными статуями аллей.
– Эти статуи сто пятьдесят лет назад привезли из Стерции, – неторопливо вещал спутник Йоки, – каждую зиму мы убираем их в деревянные чехлы, набитые сеном, потому что им вредны наши морозы.
– Не морозы, а перепады температур, – буркнул Йока.
– Может быть. – Цапа Дымлен фривольно пощупал обнаженную грудь одной из статуй. – Южные красотки! Наш климат им не подходит. На чем я остановился? Ах да! Раньше насосы на конной тяге поднимали воду в водонапорные башни, потому что перепада высот между восточной и западной сторонами усадьбы не хватало для фонтанов. Теперь у нас стоят насосы на магнитных камнях.
Он говорил так, словно издевался над Йокой, делая вид, что этот рассказ безмерно скучен самому рассказчику. Йока сжимал губы и тоже делал вид, что скучает, хотя парк на самом деле был сказочно красив и сказочно же богат.
– Сейчас мы выйдем к самому большому фонтану, и я заранее прошу вас не пугаться.
Йока вздохнул: пугаться фонтана он не собирался, даже самого большого в Обитаемом мире.
Четыре аллеи сходились вместе, а посередине стояла статуя из темной бронзы, изображавшая зодиакального Водолея. Из его рога, направленного в небо, тонкой струйкой стекала вода – в широкий бассейн черного полированного гранита.
– Страшно? – саркастически спросил Цапа.
– Очень, – фыркнул Йока.
– Это хорошо. Было бы глупым расточительством держать его рог открытым постоянно, – кивнул Цапа и подошел к деревянной будке, пристроенной к высокому дубу. Йока остановился у края гранитного бассейна, рассматривая его блестящую поверхность, – красивая была полировка, и красивая текстура камня: мастер уловил ее закономерности и сложил в тонкий рисунок с неясными очертаниями цветов и зверей.
Столб воды с низким свистом взметнулся вверх, в грудь ударил порыв ветра, и влага мелкой взвесью окропила лицо, словно желая отрезвить. А потом с высоты трехэтажного дома вода обрушилась в бассейн – грохоча, словно водопад. Она пенилась, свивалась воронками, бурлила, выплескивалась под ноги, плясала по краям бассейна остроконечными волнами.
Йока отступил на шаг от неожиданности и на секунду замер с открытым ртом. Конечно, это был ненастоящий водопад и даже не ливень, но все равно напомнил Йоке рассказы путешественников о мощи стихий. Йока забыл о присутствии хитрого и странного Цапы, он не мог дышать: все его существо вдруг раскрылось навстречу силе, которая поднимала воду ввысь и бросала ее обратно к земле. Правая рука сама потянулась к пуговицам плаща – Йока хотел открыть грудь и принять в себя эту небывалую силу, подставить под струю лицо.
Плащ упал за спину, левая рука выскользнула из поддерживавшей ее косынки… С каждым вздохом, вместе с мельчайшими каплями воды, внутрь входило нечто, и Йока не мог подобрать слова для этого «нечто». Что-то похожее он испытывал во время грозы. Дыхание становилось глубже, а тело охватывала легкость: хотелось бежать и кричать – от радости, от восторга, от переполнявшей его энергии.
Йока не мигая смотрел на бьющую в небо воду, и так пристально, что на глазах выступили слезы. И не сдержался, запрыгнул на ограждение бассейна, чтобы подставить руку под падающую воду. В лицо и на пиджак полетели холодные брызги, но Йока не отстранился, замерев от восторга.
– В нашем мире, где нет ураганов и землетрясений, этот фонтан – настоящее чудо, не правда ли? – перекрикивая шум воды, спросил Цапа, нагнувшись к самому уху Йоки.
Йока сглотнул и не ответил. Он, собственно, пропустил эти слова мимо ушей и вспомнил о них потом, много позже.
– Пожалуй, его можно выключать, – кашлянул Цапа, но Йока услышал и замотал головой, не в силах выговорить ни слова.
– Ну-ну. – Странный Цапа нагнулся и поднял с земли упавший плащ. – Я вижу, тебе понравилось.
Вода ревела, и Йока почувствовал, что захлебывается. Он не мог дышать так глубоко, как хотел, не мог вместить в себя всей силы, которая металась в воздухе вокруг него и била по руке.
Поток иссяк так же неожиданно, как появился.
– Конечно, никакая водонапорная башня не поднимет воду так высоко и с такой силой, – как ни в чем не бывало продолжил Цапа. – Вода идет под давлением, которое нагнетается в специальном резервуаре. Один рычаг управляет этим давлением, а другой расширяет или сужает просвет раструба.
Йока тяжело дышал и не слушал своего спутника. Цапа накинул плащ на плечи Йоке, расправил косынку и сунул туда его руку.
– Я думаю, профессор Важан уже готов к вашему визиту, господин Йелен. – Цапа то ли издевался, то ли решил перейти на официальный тон, чтобы привести Йоку в себя.
– Да, – кивнул тот. Дыхание постепенно успокаивалось, но легкость не исчезала, только становилась ровней, словно обминалась, укладывалась внутри поудобней.
– Пойдемте! – решительно сказал Цапа и направился быстрыми широкими шагами в сторону особняка, скрытого за деревьями.
Йока еле-еле его догнал. Он забыл о том, что должен выглядеть блестящим юношей, а не мальчишкой.
– Погодите! Послушайте!
– Что такое? – Цапа резко остановился и развернулся к Йоке лицом, и тот едва не врезался ему в грудь.
– Послушайте, но ведь это… это очень много энергии! Такой фонтан, наверное, берет ее не меньше, чем фотонный усилитель! – выпалил запыхавшийся Йока.
– О! Господин Йелен знает о том, сколько энергии потребляет фотонный усилитель? Сейчас это проходят в школе?
– Нет, я просто знаю, что пятнадцать минут его работы погасят свет во всей Славлене на несколько часов. – Йока почему-то смешался. Наверное, Цапа все же смеялся над ним. – Мне рассказал об этом знакомый чудотвор.
– До темноты еще есть время, – кивнул Цапа, глянув на часы, – как раз несколько часов.
Он повернулся, зашагал дальше, и Йоке снова пришлось его догонять.
Деревья расступились, и впереди появилось темное, почти черное здание – дом профессора Важана.
Особняк поднимался вверх неровными ступенями и венчался островерхой башней с флюгером в форме раскинувшей крылья летучей мыши. Йока не очень хорошо разбирался в архитектуре, но знал, что это натанский стиль Золотого века – бросались в глаза вытянутые вверх формы, иглы множества кровель, шипастые контрфорсы и колючие асимметричные выступы на стенах. Матовый, тусклый блеск базальта, из которого были сложены стены, казался блеском свинца. Особняк напоминал грозовую тучу и щетинистую груду металла одновременно.
Йока ступил на лестницу черного камня немного робея. Дверь из эбенового дерева лишь укрепила его в мысли о сказочном богатстве учителя истории. Между тем Цапа распахнул ее непринужденно – что неудивительно, ведь ему приходилось делать это несколько раз в день – и пропустил Йоку вперед. Вторую дверь, из темного дуба, для него открыл дворецкий, одетый так, словно у профессора Важана на ближайшее время был назначен официальный прием.
Йока вошел в зал, назвать который «передней» у него не повернулся бы язык: из множества узких мозаичных окон на пол падали разноцветные пятна света, а своды потолка можно было разглядеть, только запрокинув голову.
Робеть не входило в планы Йоки, и восторгаться чужим богатством он не считал приличным. Его отец богат не менее Важана, но не выпячивает этого напоказ и большую часть доходов жертвует на социальные проекты. Йока небрежно скинул плащ, который тут же подхватила появившаяся как по волшебству горничная.
– Доложи, что прибыл господин Йелен, – велел Цапа дворецкому.
Тот с достоинством кивнул и неспешно направился к боковой двери, чуть выпятив грудь. Йоке показалось, что перед ним разыгрывают грандиозный спектакль. И делают это нарочно! Чтобы он растерялся и почувствовал себя не в своей тарелке.
Не на того напали! Ему случалось бывать на приемах в не менее блестящем обществе!
Дворецкий, объявив о его приходе, так же не торопясь вернулся назад.
– Господин Важан примет вас в библиотеке.
Йока вздохнул с облегчением – более всего он боялся оказаться за каким-нибудь длиннющим столом с белой скатертью – и шагнул через распахнутую двустворчатую дверь на паркет с инкрустацией.
Эта библиотека не имела ничего общего с библиотекой у них дома, хотя отец любил книги и собрал их немало. Здесь же узкие высокие стеллажи уходили в темноту – будто в бесконечность – как вверх, так и в стороны. Напротив входа стоял письменный стол, размерами более напоминавший небольшую полянку для пикников; роскошное кресло рядом с ним пустовало. Йока повернул голову в сторону света, падавшего из окна, и увидел профессора Важана: тот сидел в низком кресле рядом с журнальным столиком. Он был в халате! В халате цвета мочала: толстом, бархатном, уютном. На груди ворот приоткрывался, показывая шелковую нижнюю рубаху. Седые волосы пребывали в беспорядке, на ногах были надеты домашние туфли и толстые шерстяные чулки, присборенные на подъеме.
Йока остолбенел и едва не попятился. Из головы сразу вылетели приготовленные слова. Он даже не подумал о том, что со стороны Важана это невежливо – в таком виде принять гостя.
– Спасибо, что приехал, – ворчливо приветствовал его учитель и указал на кресло напротив, – проходи и садись.
Йока вмиг почувствовал себя школьником, потревожившим старого больного человека. Но ему больше ничего не оставалось, как подойти к Важану, – каждый шаг повторило далекое гулкое эхо в глубине необъятной библиотеки. Он сел в кресло глубоко, как положено садиться равному напротив равного, и небрежно положил правую руку на подлокотник, деликатно демонстрируя этим плачевное положение левой.
– Я приношу свои извинения за то, что ударил тебя так сильно. Я не должен был этого делать, – без обиняков и предисловий сказал Важан.
– Я принимаю ваши извинения, – ответил Йока. Он давно приготовил и эти слова, и интонацию, с которой собирался их произнести, не теряя чувства собственного достоинства. – И тоже прошу извинить меня за дерзость.
– Да, конечно… – пробормотал Важан. Видимо, это означало, что извинение принято.
Вот и все? Можно встать и откланяться? Йока неуверенно посмотрел по сторонам.
С чего все началось?
Возможно, все началось с письма молодого ученого Н. Козырева, осмелившегося изложить свои мысли о возможности заглянуть в будущее всесильному Секретарю ЦК ВКП(б) И.Сталину, который этими мыслями проникся и заинтересовался. Ведь он мыслил свое государство вечным и незыблемым, а что могло служить делу построения коммунизма, чем весть о том, что он все-таки уже построен?
А быть может, все началось тогда, когда в переводе на русский язык был опубликован роман английского социалиста и утописта Г. Уэллса. Роман этот назывался «Машина времени» и повествовал о невозможных приключениях в прошлом и будущем. Прошлое И.В. Сталина не заинтересовало, он был обращен в будущее и активно строил его согласно собственным чертежам. Известно, что И.Сталин внимательно следил за новинками литературы. Не исключено, что он с интересом прочитал роман, размышлял над его страницами, и на эту благодатную почву попало письмо Н. Козырева с его размышлениями о свойствах времени, как физического явления.
Сталин был диалектиком и сугубым материалистом. Ему не могла не понравиться идея оседлать Время.
Несомненно, что название проекта взято из строк В. Маяковского или нашумевшего романа В. Катаева. Еще более несомненным является то, что кураторами разработки и строительства являлись все те же органы государственной безопасности – без них в те времена не обходился ни один проект. Секретность в стране была доведена до уровня полного идиотизма. Досье по МВ (машине времени) «Пролетарий Будущего» занимает несколько толстых томов с пожелтевшими бумагами. К ним вплотную примыкает так называемое «Пулковское дело» с массой протоколов допросов — операция прикрытия, скрывшая истинные обстоятельства, приведшие в далеком 1936 году группу ученых к стенке и в концентрационные лагеря. И рядом истина – более ранние решения ВСНХ, постановления правительства и ЦК ВКП(б), докладные записки Г. Ягоды, руководителей проекта, строгие деловые справки – все эти документы наполнены невероятным содержанием и сухо повествуют о попытке заглянуть в будущее. Эту попытку предприняли энтузиасты в конце тридцатых годов, изучая документы, мы можем увидеть и представить трагические события этого крайне сложного времени и понять поступки высшего руководства страны, которое жаждало в будущем увидеть мир победившего коммунизма, но, заглянув, ужаснулось, отшатнулось и захлопнуло двери в будущее, чтобы никогда больше не открывать их.
Желтые бумаги с гербами и знаменами уже несуществующей страны…
Попытка прошлого заглянуть в будущее.
История создания машины времени.
В досье отсутствуют чертежи Машины Времени и трудно понять принципы, по которым она была построена. В самом деле, что можно взять из докладных записок молодого ученого? То, что еще И.Ньютон утверждал: “Абсолютное, истинное математическое время само по себе и по самой своей сущности, без всякого отношения к чему–либо внешнему, протекает равномерно, и иначе называется длительностью”? Не сомневаюсь, что основателям и строителям первого рабоче-крестьянского государства становилось муторно от слов: «Основополагающая четырехмерная модель – пространство–время появилась в 1906 г. в работе А.Пуанкаре “О динамике электрона”, спустя два года объединение трехмерного пространства и одномерного времени в единое четырехмерное псевдоевклидово пространство – мир событий – было основательно представлено Г. Минковским в его “Пространство и время”. С квантовой механикой развитие картина научного познания менялась. Рушились старые истины. И это тоже не могло не подкупать И. Сталина. Быть может, он поэтому выделил на строительство Машины Времени значительные по тем временам финансовые средства. Но еще более требовалось иное – энергия. Надо отдать должное Н. Козыреву. Он принял постулат, по которому пространство и время являются формами существования материального мира, дополняющими друг друга противоположностями. До него был А. А. Фридман. Опираясь на принцип причинности, согласно которому нельзя, изменяя арифметизацию пространства–времени, добиться того, чтобы причина и следствие поменялись местами, Фридман выдвинул некоторую программу, заключающуюся в наложении соответствующих ограничений, связанных с принципом причинности, а именно:
1) на способы арифметизации пространства–времени;
2) на свойства геометрического четырехмерного пространства, которое в действительности представляет собой физическое пространство–время;
3) “на выбор той из координат физического мира, которой будет приписана (связанная с принципом причинности) роль времени” Фридман ушел из жизни, не реализовав сформулированного плана. Его работу продолжил Н. Козырев.
В одной из своих статей он подчеркивал, что основные законы физики бесспорны, мы не можем подвергать их сомнению, но следует иметь в виду, что научный метод познания мира в принципе с самого начала схематичен, поэтому могут существовать явления, находящиеся вне принятой схемы. К своему выводу о том, что недостаток схемы теоретической механики и физики кроется в чрезвычайно упрощенном представлении о времени, Н.А.Козырев пришел, исследуя фундаментальную проблему астрофизики – проблему природы источников звездной энергии. Опираясь на исследования, он еще в тридцатые годы создает основы нового направления механики, названного им причинной, или несимметричной, механикой. Отсюда идеи, связанные с созданием самой Машины Времени. Конструкторскую работу осуществил профессор Б. П. Герасимович. Вначале были построены так называемые релятивистские решетки, на которых путем исследования различного рода излучений доказана различная плотность времени, доказан вектор движения времени и изменения скорости времени в различных деструктивных процессах. В качестве будущей МВ использована модель центробежной установки с использованием зеркал Козырева. К 1933 году стало ясно, что построение действующей Машины Времени возможно, требуется лишь исследовательская энергия, напор и финансовая помощь государства. Н. Козырев и Б. Герасимович пишут в письме И. Сталину: « экспериментально установлено, что при определенном условии во вращающихся системах могут наблюдаться эффекты, зависящие от направления вращения и прямо пропорциональные линейной скорости. Причинно–следственные связи, стоящие за необратимыми процессами и имеющие временной характер, сами могут быть источником воздействия. Здесь подразумевается возможность взаимодействия принципиально иной природы, чем обычные силовые воздействия, реализующегося не через пространство посредством “квантов”, а, образно говоря, по “временному каналу” как дальнодействие.
Профессор обосновался в ближайшем пригороде по дороге на Выборг. Кирпичный одноэтажный дом с мансардой, прятался в самом конце улицы небольшого посёлка.
– Сейчас будем есть и разговаривать, – объявил профессор, ставя чайник на плиту. – Вы пока смотрите, что там в холодильнике, а я пойду, поменяю номера на машине.
Когда он вернулся, Лика уже пожарила яичницу на большой сковороде. Человек, вошедший на кухню, никак не походил ни на профессора, ни на водителя в синей бейсболке. Во-первых, он был лыс, во-вторых, носил большие круглые очки, придававшие ему вид учителя средней школы, в-третьих, имел сероватый оттенок кожи. Лика нахмурилась, разглядывая этот новый образ.
– Вы всё время меняетесь? – она разложила по тарелкам еду.
– Приходится. Иначе меня давно бы вычислили.
– Значит, тогда шесть лет назад, вы тоже играли роль?
– Да, тот образ был наиболее удачен. Я скопировал его из какого-то учебника по медицине. Грим, парик, очки…
– Но… разве вы не можете… ну, превращаться? – удивилась Лика. Гривцов же говорил, что профессор на его глазах принял его собственный облик.
Стропалецкий покрутил шеей и хмыкнул.
– Не всё так просто. Ты, наверное, уже знаешь, как можно вычислить арга?
Лика помотала головой, но потом кивнула.
– Глаза? Да, я догадалась сама. После того как Вернон светил мне в глаза фонариком.
– Он видел?
– Нет, я была в линзах. Он не успел. Но они всё равно меня ищут. Зачем?
– Они подозревают. У них нюх, я бы сказал. Это наёмники Бореуса.
– Это всё какой-то бред.
– Это не бред. Во всяком случае, этому бреду не одна тысяча лет.
– Что?
– Когда я начинал своё исследование, я и подумать не мог, куда это меня заведёт. Я был молодым земским врачом в Забайкайле. В числе прочих ко мне иногда обращались рабочие с серебряных рудников. У них были профессиональные заболевания, в том числе аргирия. Так называемый переизбыток серебра в организме. Серебро хороший антисептик, но в больших дозах – яд. У многих рабочих серебро накапливалось в печени, слизистых, в эпидермисе. Отсюда серый цвет кожи и сетчатки глаз. В принципе эта болезнь не смертельна, и они продолжали работать.
Один раз ко мне обратился один из таких рабочих. Он уверял, что может превращаться в соседа. Сначала я решил, что тут пора подключать психиатрию, но потом убедился, что он не фантазировал. Я взял у него образец крови. И это положило начало моим опытам. Конечно, на жалование земского врача делать это было нелегко, но у меня образовалось небольшое наследство, и я оставил врачебную деятельность. Организовал лабораторию и стал путешествовать по стране в поисках такого же феномена, как мой рудокоп. Аргирия не очень распространённое заболевание. Оно развивается медленно. Обычно в течение десяти лет прямого контакта с серебром. Ювелиры, горняки… У некоторых из них наблюдались необычные свойства. Незначительные. Один, например, мог удлинять нос, чем, кстати, и зарабатывал на жизнь, когда покалечился в шахте. Я ездил по стране, собирал образцы крови, пытался выявить закономерность, почему серебро оказывает на отдельных людей такое воздействие, но ничего не получалось. Может, я бы и разорился вконец с этой своей затеей, но тут вмешалась революция…
– Вы про девяносто первый год говорите? – уточнил Матвей.
Профессор вздохнул.
– У нас, молодой человек, революция была пока одна, всё остальное это мышиная грызня за власть.
– Чего? – Матвей посмотрел на Лику. – Он хочет сказать, что ему сто лет? – Лика пожала плечами. – Да, ты посмотри на него. Он похож на столетнего старца? – Матвей громко фыркнул.
Стропалецкий не мешал им обсуждать себя, мешал сахар в стакане с подстаканником и смотрел в стол. Потом продолжил:
– Революция застала меня в Италии, куда я поехал в надежде издать несколько своих статей. Ведь российское научное общество не принимало мои исследования всерьёз. Через знакомых я получил известие, что моя лаборатория сгорела, а с ней и все образцы и документы. Возвращаться, по сути, было некуда и незачем. Надо было как-то устраиваться в новой реальности. Тогда я ещё не знал языка, поэтому претендовать на место врача в какой-нибудь клинике не мог. Перебивался случайными заработками, переезжая с места на место. И вот в одном городке я и встретил его. Настоящего арга.
Оказавшись дома, Румпель кинул сумку с провизией у входа, и тут же поспешил в подвал – чтобы быстрее пустить драконьи слезы в дело.
Ворон, дремавший в это время на своем шесте, встрепенулся, и плавно слетев на пол, попрыгал вслед за хозяином.
— Удачная, кар, сделка? – он догнал Румпеля у входа в закрытую комнатушку под землей.
— Удачная, — мужчина взглянул на своего компаньона. – А ты что без меня делал?
— Да так, философствовал, — ворон взъерошился, отряхивая с перьев на груди оставшиеся от обеда крошки.
Румпель хмыкнул себе под нос, что нужно получше запирать шкафчик, и отпер комнату. Все открывшееся перед ним пространство было заставлено столиками, склянками, котелками, мятыми свитками с провальными записями, и горами магических артефактов вроде того, который сейчас покоился у него в кармане.
— Я так близок. – Румпель ринулся к одному из столов, где ютились соединенные трубочками колбы. Под одной из них он зажег огонек, и засуетился, повторяя уже знакомые действия. Ворон, взлетев на соседний стол, с интересом наблюдал.
Слезы дракона быстро были освобождены от тряпок, резким ударом специального ритуального молоточка разбиты на крупные части, и одна из этих частей отправилась в ступку. Немного подогрев пестик-толкушку, Румпель растолок слезы в мелкий, сверкающий и острый порошок.
Ворон наклонился было поближе, посмотреть на сияние.
— Не смей вдыхать, — отрывисто предупредил Румпль.
— Это оочень ррредкий порошок, кар, — согласился ворон.
— Не только в этом дело, просто будет обидно набивать чучело раньше времени. – мужчина высыпал порошок в колбу и начал подогревать. – Он настолько острый что разорвет твои легкие.
Ворон брезгливо встряхнулся и бочком отошел подальше от опасной субстанции. Хотя, в прочем, что из экспериментов хозяина было безопасным? На своем веку в этой маленькой лаборатории ворон видел и взрывы, и маленькие и большие пожары, и даже парочку слабых проклятий.
— Думаешь, выйдет? – поинтересовался он. Не то чтобы у ворона был свой интерес, хоть сколечко искренний, он скорее воспринимал это своей работой – интересоваться, быть, следовать.
— Должно! – неожиданно резко ответил Румпель, так что птица аж вжала голову в плечи от испуга. – В прошлый раз я смог вернуть оттуда яблоко в целости и сохранности. Сегодня должно выйти все обязательно!
— Зачем тебе брать что-то оттуда, когда ты хочешь – туда?
— Это элементарное правило порталов, — Румпель наклонился, разглядывая кипящие драконьи слезы. В свете огня глаза мужчины отливали золотом и сверкали в предвкушении. – Если портал может что-то доставить целиком в одну сторону, то обязан и в другую. Или ты хочешь, чтобы я запустил тебя первым?
— Ни за что. Но я могу поймать себе белку.
— Сегодня белкой будет кошка дворецкого. – Румпель разулыбался, выпрямился и потер руки.
— Что значит? – ворон недоверчиво на него покосился.
— Сейчас увидишь. Я хочу попробовать на живом существе. Перенесу сюда кошку, которая жила во дворце.
Ставшие жидкими слезы в колбе стремительно испарялись, превращаясь в пар, и начали быстрое движение по трубочкам, растекаясь к соседним сосудам. Все ради того, чтобы достичь последнего пункта – чашки, на которой лежала горсть телепортационных семян.
Над этим экспериментом Румель работал уже очень давно. Шкафы вокруг были заставлены бутылочками с жидкими эссенциями – провальными, которые завели его работу в тупик, с подробным описанием состава, чтобы не повторять ошибку. Были и полки с удачными зельями – которые позволяли открыть порт в нужное ему место, но были недоработанными. Это был первый успех – и с тех прошло лет пять, а Румпель все еще искал сочетание, которое позволит довести работу до конца.
— Знаешь ли ты, почему именно слезы дракона? – поинтересовался он у ворона, глядя, как капельки зелья падают в чашку и семена впитывают в себя новую магию. – Драконы плачут крайне редко. Есть легенда, что их слезы могут воскрешать мертвых, возвращать былое и исполнять желания. Надеюсь, они исполнят и мое.
Он поднял аккуратно пинцетом одну семечку и поднес к газам. Зернышко легко сияло, впитав в себя слезы, и блестело в скудном освещении.
Отработанным движением Румпель кинул его в сторону – к пустой стене, где тут же открылся портал. Ярко-сиреневый, он вихрями закрутился, словно засасывая в себя окружающее пространство, хотя на самом деле оставался на месте. Маг закусил губу. Подойдя ближе к порталу, он вытянул в его сторону руку, проворачивая ладонь и концентрируя свою силу на каком-то ему знакомом объекте. Между его бровей легла сосредоточенная морщина, а сжатые губы превратились в нить.
Прошла еще пара секунд, и из портала, паря в воздухе и извиваясь, вылетела кошка. Румпель тут же отпустил ее, кошка шлепнулась на четыре лапы, и зашипев было на мага, словно вспомнила его и успокоилась, сев вылизывать шерсть после путешествия.
— Получилось! – Румпель всплеснул руками и сделал шаг назад, восторженным взглядом окидывая столик, на котором только что сотворил то самое, что искал уже много, много лет, портал и кошку. Ворон уважительно каркнул. Такого на его веку еще не случалось!
— Получилось… — мужчина развернулся на месте, прошелся по своей лаборатории, снова резко развернулся, заметавшись кругами, не понимая, за что хвататься теперь. На лбу у него выступили капельки пота, и ладони стали влажными – Я так долго ждал этот момент… Моя любимая… она там! Я могу прямо сейчас… Нужно спешить, пока портал открыт!
Румпель тряхнул головой, и решительно развернувшись, зашагал обратно к порталу.
— Прррям так? Прррям так?! – ворон запрыгал на месте, возмущенно размахивая крыльями.
Но его хозяин не успел сделать решающий шаг. Из-под его ног метнулась кошка, корчась, хрипя, и врезалась в стену. Румпель остановился, оглядываясь на внезапно свихнувшееся животное.
Кошка остановилась у стены, хырча. Она трясла и мотала головой, изгибаясь так, словно позвоночника у нее не было. Из горла несчастного животного раздавались стоны и хрипение, пошла пена. В следующий момент кошка вытянулась как струна, дернулась последний раз, и ее голова лопнула, обрызгав кровью стену. Бездыханный труп упал тут же, дрыгнувшись в посмертной конвульсии.
Портал у ног Румпеля последний раз закрутился спиралью и закрылся, оставив за собой стену в ее первозданном обличии.
Глядя на кошку, ворон, сжавшись и стараясь быть незаметным, попятился назад, к выходу из комнаты.
Долгую минуту в комнате царила тишина. Было слышно лишь неровное дыхание Румпеля, как сердце бьется о худые ребра и кровь пульсирует в вене на шее. Взгляд мужчины оставался стеклянным, впившись в кровавое месиво, бывшее когда-то головой кошки. Может быть, он представлял свою голову на ее месте?
Он медленно сделал шаг назад, отступая от стены, и резко развернувшись всем телом, схватил столик и с рычанием, вырвавшимся из груди, опрокинул его. Склянки полетели на пол, разбиваясь и сливаясь в симфонию стеклянного звона. Румпель толкнул второй стол – в сторону полетели книги, разрываемые его побелевшими от гнева руками, слезы дракона превратились в пыль под ногами, огонь, горевший под колбами, перекинулся на пол. Румпель кружился в этом беспорядке, как бес, выкрикивая что-то, и круша все вокруг. На пол опрокинулся шкаф, оторвав от которого хлипкую полку, мужчина избивал ею окружающую мебель, как нечто живое, нанося новые и новые удары, топча стекло и бумагу, вместе с огнем бушуя в комнате.
Когда от лаборатории не осталось ни одного целого кусочка, Румпель бросил доску в огонь, и прихрамывая, дошел до лестницы и устало опустился на вторую ступеньку.
Ворон, все это время сидевший там, неуверенно переминался с лапы на лапу, глядя как огонь разгорается все сильнее, угрожая сжечь остальной дом.
— Хозяин… — готовясь, если что, улизнуть из-под удара, подала голос птица.
— Все в порядке, Корвус.
Румпель лениво махнул рукой, без каких-либо эмоций глядя на учиненный бардак. По его велению предметы в комнате завибрировали.
Время словно отмотали назад – столики тяжело восстали из груды обломков, вставая вдоль стен, поднялся шкаф, в него забрались и рядами построились книги, склянки воскресли, собравшись из тысяч осколков, огонь приструнил свои голодные языки и снова уместился под колбой, где ему было место, и смиренно погас. Минута – и комната снова предстала в своем порядке, и даже рыхлое тело кошки из угла куда-то пропало.
Ворон хотел что-то сказав, открыв свой черный клюв, но не успел – сверху раздался громкий звон колокольчика, пронзительно-требовательный.
— Король. Дела зовут! – с какой-то бесноватой улыбкой отозвался Румпель, и только в глазах у него остывала ярость, смешанная с отчаянием. Он поднялся, хлопнув себя по коленям, и быстро устремился вверх по лестнице.
Ворон прокряхтел что-то вслед и оглянулся на комнату.
Что ж, она потерпела такое крушение далеко не первый раз. Хотя сегодня, признаться, даже видавшей виды птице стало не по себе…
У тетушки По в шкафу висело три платья. Первое платье, черное с игривым бантиком на груди, она надевала по праздникам или на похороны. В прочем, по мнению тетушки, оба эти мероприятия ничем друг от друга не отличались – одинаково скучные. Хотя похороны иногда удавались на славу.
Второе платье, тоже черного цвета, тетушка По носила дома. Надевая его, она готовила тушеные бобы и целебные отвары, работала в саду, поливая грядки и истребляя вредителей, чаевничала в гордом одиночестве и даже спала после обеда. Очень удобное платье.
Третье платье, на выход, как вы возможно догадались, тоже было чёрным. Именно в нем тетушка отправлялась на базар прикупить овощей, гуляла по магазинам с распродажей садового инвентаря и, конечно, ходила в гости, если звали.
И вот непогожим днем, когда небо устало плакать, залив мостовые гигантскими лужами, Тетушка По решила выгулять зонт.
Открыв древний, скрипучий шкаф, она меланхолично отмахнулась от выпорхнувшего неказистого мотылька и, вытащив прогулочное платье, охнула. На этом платье, с длинным рукавом и круглой горловиной, зияли огромные дыры.
— Сожрали! – огорчилась тетушка, и, состроив гримасу, обвела взглядом комнату, выискивая виновницу. Конечно моль не стала дожидаться, когда ее сглазят, и улетела прочь, оставив тетушку наедине с попорченным платьем.
— Беда, — веско заметила По, — но, видно, пора купить новое.
Приняв решение, она достала наряд для особых случаев. На него противная моль не покусилась, что радовало. Покрутившись перед зеркалом и поправив бантик, тетушка взяла зонт и отправилась в город.
Если вы живете на самой окраине, то, чтобы добраться до магазинов, вам придется пройти через весь город. Поэтому сначала тетушка прошла мимо мясного магазина и бакалейной лавки, после мимо полицейского участка. Недобро покосилась на колокольню церкви, торчащую среди тополей. Затем протопала через центральный сквер, гулко стуча башмаками в надежде распугать голубей. И, наконец, выбралась на улочку бутиков.
Модные магазинчики липли один к другому, точно перепуганные красавицы, которых бросили среди темного леса.
В огромных витринах замерли в нервных позах манекены, демонстрируя изысканные новинки.
То там, то сям можно было разглядеть покупательниц, которые, поверив рекламе, пытались понравиться себе в том, что так украшало пластиковых пугал.
Увы, одни дамы тонули в свитерах, другие застревали в брюках, и тетушка подумала: «Отчего это на бездушных куклах вещи всегда сидят лучше, чем на живых людях?»
Пока она подглядывала сквозь окна за покупательницами, мимо нее пробежал маленький рыжий котенок. Следом за ним неслись две злые псины: мохнатая черная и ушастая пятнистая. Прячась от них, котенок юркнул в переулок.
Тетушка По любила кошек, у нее у самой их жило три. Черный кот, в жилах которого текла кровь аристократов. Белая кошка, урчащая точно трактор, и серый кот, гуляющий сам по себе.
Поэтому, заметив опасность грозящую котенку, тетушка замахала зонтом и затопала ногами, прикрикивая:
— Пошли прочь, противные, прочь вредные собаки! Разве можно нападать на маленьких?!
Псы резко остановились и, смущенно потупившись, поспешили убраться. Тетушка По обладала авторитетом среди животных
Почувствовав себя героиней, тетушка пошла дальше вдоль магазинов, поглядывая, не попадётся ли ей на глаза подходящее платье. И о чудо, не успела она дойти до конца улицы, как увидела его. Черное, с широкими рукавами, круглым воротником и тремя пуговками. Платье неуклюже висело на манекене, как бы намекая, что тетушке оно пойдет намного больше.
— Красотища какая! – умилилась тетушка и поспешила зайти в бутик. Попросив у продавца платье, она направилась в примерочную и в дверях столкнулась с девушкой. Ах, что это была за девушка! Высокая и стройная, с огромными глазами цвета морской волны, и модной стрижкой. В своем белом брючном костюме она казалась богиней.
Смерив взглядом налетевшую на нее тетушку По, она недовольно скривила губы и воскликнула:
— Смотреть надо куда идете! Вы испачкали мой наряд!
— Я? — удивилась тетушка По.
— Вы, — кивнула девушка, — с вашей ужасной одежды так и сыпется кошачья шерсть, кто вообще пустил вас в магазин?
Тетушка так огорчилась, что не придумала ответ. Ведь на ней надето нарядное платье с бантиком, а шерсть, ну так кошки же, как с ними и без шерсти?
— Отойдите от меня, — потребовала девушка, — мне кажется, что я пропахла этим вашим кошачьим запахом! Весь день насмарку, и костюм испорчен.
— То ли еще будет, – загадочно пообещала ей тетушка.
— Сумасшедшая! – фыркнула девушка и, обойдя тетушку, направилась к выходу.
— Я это так не оставлю, — покачала головой тетушка По. Затем она что-то прошептала и, два раза топнув, пошла на кассу, — не буду мерить, — сообщила она продавцу, — если это мое платье, оно и так подойдет.
Подхватив покупку, тетушка покинула магазин и неспешно направилась домой. Дождь вновь начал накрапывать, и она, открыв зонт, шлепала по лужам и глядела по сторонам.
Резко взвизгнули тормоза, вскрикнула женщина, заплакал ребенок. Тут же впереди на перекрёстке начала образовываться толпа.
Любопытства ради тетушки прибавила шаг и тоже протиснулась среди зевак узнать, что случилось.
На дороге прямо в луже, стояла давешняя девушка в белом. Тут же замер автомобиль, видимо в последний миг избежавший столкновения.
— Если бы не котенок, — рыдала девушка, — меня бы сбили, но он просто выкатился мне под ноги. Прямо на дорогу! Я испугалась и вот.
— Смотреть надо куда идешь! – ругался водитель, прикладывая руку к сердцу.
— Я отвлеклась, у меня дела, — всхлипывала девушка.
— А котенок, котенок-то где? – засуетились люди. Миг, и маленький рыжий комочек был найден и подхвачен на руки. Передавая его друг другу, горожане хвалили малыша. А девушка с глазами цвета морской волны прижала к себе чумазого, хвостатого спасителя, и следы его грязных лапок отпечатались на белой ткани, впитываясь в самую душу. .
Тетушка По глядела на них хитро усмехаясь, ведь она всего лишь купила себе новое платье, и уж конечно была совершенно ни при чем.
ссылка на автора
https://vk.com/bardellstih
#БардЭль #БардЭльрассказ #ТетушкаПо# БардЭльведьма