На шоссе перед блок-постом Анчутка выбрался лишь во второй половине дня. Каким образом ему это удалось, он, по правде сказать, и сам не уразумел. Ясно было одно: никакой его леший по бесчисленным мысам, полуостровкам и перешейкам не водил — от лешего скоро не вырвешься.
Где-то за леском натруженно выли турбины. Чувствуя себя в безопасности, американцы разгуливали на пренебрежительно малых высотах. Ладно, пусть их…
А вот кто и впрямь то и дело угрожал Анчутке сверху — так это вороны. Картавая весть о том, что в округе бродит заплутавший домовой, подняла в воздух весь личный состав — штук пять бандформирований во главе с полевыми командирами. Вороны ложились на крыло и с гортанным карканьем пикировали на цель по очереди, причём делали это, скорее всего, из хулиганских, нежели из политических соображений. Откуда им, в самом деле, было знать, какая-такая у Анчутки платформа!
Время от времени он останавливался, приседал и, вздув шёрстку, вскидывал навстречу воздушной атаке остервенелое личико. Ворона пугалась и, истошно вопя, шарахалась от греха подальше. Пусть даже лишённый колдовских способностей, домовой вполне мог перехватить её на лету и свернуть поганке шею.
Нет, самих ворон Анчутка не боялся. Он боялся, что орущая и клубящаяся подобно бумажному пеплу стая привлечёт к нему излишнее внимание. Погранцам, допустим, домовые и прочая там нечисть — до фени, таможенникам — тем более, а вот мимо острого взора отморозков из миграционного контроля, пожалуй, и не проскочишь.
Перед блок-постом вороны рассеялись, что, однако, нисколько Анчутку не обрадовало. Уж больно поспешно они это сделали. Постанывая от нехороших предчувствий, он с опаской выглянул из-за пригорка.
Странное зрелище представилось ему: оба берега Чумахлинки располагались примерно на одном уровне, и тем не менее всё обозримое пространство, принадлежащее Лыцку, было затоплено, съедено водой, в то время как Баклужинская территория лежала сухая и тёплая. Река разлилась в одну сторону. Удивляться, впрочем, тут было нечему: то, что Баклужино и Лыцк, живут по разным календарям, тайной ни для кого не являлось.
Мост через Чумахлинку был уставлен бетонными блоками и снабжён шлагбаумами. По эту сторону похаживали рослые парни в широких брезентовых плащах колоколом и в глубоких касках. Ни лиц, ни рук — одни лишь подбородки наружу. И автоматный ствол из-под полы.
Кроме того, неподалёку от гусеничной бронечасовенки с навершием в виде креста, увенчанного пятиконечной звездой, маячила парочка чёрных ряс. Худо дело! Безошибочным зрением домового Анчутка ясно различал светлую дымку, окутывающую каждого человека. Он даже знал, что называется она аурой, и неплохо разбирался в её оттенках… Так вот у этих двоих аура была красного цвета с коричневатым отливом. Попадёшься таким в руки — пощады не жди.
Беженец затосковал и с надеждой поднял глаза на противоположный берег. Там за полосатым шлагбаумом вызывающе безмятежно прогуливались молодые люди в голубеньких рубашечках с короткими рукавами, в разномастных брючках, все без оружия. Улыбчиво жмурясь, они подставляли гладкие физии ласковому солнышку и вообще наслаждались жизнью. Конечно, чего им! Вон их какие акулы с воздуха охраняют.
Может, дождаться ночи, найти досточку да и переправиться где-нибудь неподалёку? Нет, страшно. Вот если бы Анчутка умел летать… Хотя что толку! Редкая птица долетит до середины Чумахлинки — снимут влёт. А пули-то наверняка освящённые.
По мосту тоже не прошмыгнёшь… А под мостом?
А под мостом запросто мог обитать мостовой. Встреча, конечно, тоже не слишком приятная, но всё-таки не леший — в строении ютится, не в буреломе… Кстати, о строениях. Если достичь моста, колдовские способности должны, по идее, к Анчутке вернуться. То есть под полотно он уже поднырнёт невидимкой.
Тем временем двое в чёрных рясах, о чём-то, видать, переговорив, подступили к бронечасовенке и один за другим скрылись в люке. Крышка за ними захлопнулась.
Анчутка выскочил из-за пригорка на обочину, ужаснулся собственной дерзости и галопцем припустился к мосту, пряча личико и стараясь как можно сильнее походить на необычно крупного дымчатого кота с отрубленным хвостом.
К счастью, и по ту, и по другую сторону Чумахлинки все в этот миг запрокинули головы — над кордоном проплывал очередной стервятник с акульим рылом и чёрно-жёлтыми стабилизаторами.
(рассказ авиационного техника)
Вот вертолет был — Ми-6. Не машина — прелесть. Верную службу по Северам почти сорок лет эта матчасть несла. А потом в очередной раз новомодные транспортные менеджеры свой дилетантизм продемонстрировали. После аварийной посадки где-то в Якутии решили разом избавиться от всех «шестерок», чтобы ни за что не отвечать. Милое дело: думать о производстве вертолетов не нужно, завод ремонтный можно закрыть в угоду МВФ и не придётся мозги морщить, как обеспечить дешевым грузовым транспортом северные регионы. Есть же еще новехонькие Ми-26, эксплуатация которых заказчику в несколько раз дороже обходится. Но если выбирать не из чего, то, как говорится, на безрыбье и рак белугой поет.
А в середине восьмидесятых у нас только в одной Печоре четырнадцать бортов Ми-6 базировалось, всю геологоразведку и нефтепромыслы от Северной Двины до Оби обеспечивало вплоть до побережья Карского моря. Я в то время авиатехником на участке работал, частенько вместе с экипажем в командировках бывал на какой-нибудь оперативной точке, которая поближе к месту проведения работ — социализм же социализмом, а авиационный керосин и тогда уже экономили. И не иезуитски, как нынче— за счет безопасности, — а вполне логично и продуманно.
Одним из базовых вертодромов (оперативной точкой) с большим количеством стоянок, складом ГСМ, столовой и общежитием для экипажей считался Возей-51. Туда чаще всего в командировку и посылали. Как раз неподалёку от Возея и произошел этот странный и удивительный случай, который помню до сих пор отчетливо во всех деталях, хотя минуло уже больше четверти века. Работали мы тогда с геофизиками, помогали им перебазироваться с одного берега реки Лая на другой. Пока было холодно, сейсмики сами перевезли ящики с взрывчаткой, буровые станки и пару дизель-генераторов прямо по заснеженному руслу Лаи при помощи ГТТ. А потом резко потеплело, лед стал трескаться. Тут уж без вертолёта и внешней подвески никак не обойтись.
Так вот, утром прибыли мы на место. Подсели на площадку, оценили объемы. Жилые балки следовало переместить с берега на берег. Плёвое дело: зацепил –— перенес через речку — отцепил. И так семь раз. Минут по десять на операцию. Груз единый и неделимый, это не поддоны ящиками с ВВ* затаривать. В полтора часа укладывались. Не работа — баловство одно. Но заказчик платит, значит, весь экипаж работает, а я оператору подвески (он же бортрадист) помогаю. Без механика в условиях командировки экипаж не имел права вылетать. Сейчас, по-моему, всё упростили донельзя. Теперь о безопасности в последнюю очередь думают. Но не об этом хотел рассказать…
Подошел я к старшему из геофизиков, спрашиваю, мол, допуски у кого-то есть на работу авиационного стропальщика? Показывают корочки — всё в порядке.
Авиационным стропальщиком не каждый с обычными навыками сможет работать без подготовки. Цеплять и отцеплять груз к стреле автокрана — это совсем не то, что работать с подвеской вертолета. Тут такая особенность. На тросе устройства для подвески концентрируется большой заряд. То есть, как это — почему? Во время полета корпус вертолета накапливает значительное количество статического электричества. Поэтому смертельно опасно прикасаться к нему после посадки до тех пор, пока фюзеляж машины не будет заземлен посредством специальных устройств. Точно так же и с подвеской. Стропы рекомендуется закоротить между собой сухой доской или при помощи специального тросика разрядить о забитый в землю металлический штырь. И только потом уже закреплять груз.
Удостоверения у стропалей, как я уже говорил, оказались нормальными, выданы после окончания специальных курсов. Придраться не к чему. Стало быть — можно работать. Доложил я командиру, что всё в порядке, и мы подвисли над первым балком.
Сидим с бортоператором у люка, смотрим, когда стропальщик нам сигнал подаст, что можно груз через реку нести. А тот влез на крышу и сразу спущенный трос — хвать рукой. Его и шандарахнуло, да так, что он там же — на крыше — улегся ветошью бесформенной, глазки к небу закатил и отрубился на несколько секунд. Радист на меня смотрит, как на врага народа:
— Роберт, в рот компот и полкило печенья, ты у этого парня корки смотрел?!
— Точно, у него.
— И какого хэмингуэя он за трос хватается?!
— Спроси чего полегче…
Пока мы пытались выяснить, чья вина в сложившейся ситуации больше — ведь бортрадист отвечает за подвеску и всё, что с ней связано, а я просто помог по доброте душевной — наш горе-стропальщик пришел в себя, преспокойно зацепил балок и дал сигнал, что можно поднимать.
— Командиру докладывать будем? — спросил я.
— Ага, он потом таких звездюлей наваляет, когда садиться придется, забудешь собственное имя. А раз уж балок на подвеске, работаем. Перенесем груз, а второй раз такого, даст бог, не повторится. Не идиот же наш стропальщик в самом деле…
— Вот чертила! Его ведь убить могло…
— Это вряд ли. Только же взлетели — статики мало набрали.
— Повезло…
Кого хочу я осчастливить,
Тому уже спасенья нет.
(В.Вишневский)
Анна
Взззз…
Я застонала и сжала ладонями норовящую расколоться голову.
Ненавижу коньяк!
Вззззз….
Да чтоб тебя! Кто там ломится в дверь, когда мне и без визитеров хреново?! Ненавижу тех, кто ходит в гости по утрам! Только зашла в сортир! Посидеть, о вечном подумать…
Взззз-з-з-з!
Ненавижу дверной звонок! Всех ненавижу! Вот сейчас, сейчас как встану, как открою, как пошлю…
С внешней стороны двери ужасно громко щелкнула задвижка. Вот же… Сто раз просила Лешку переделать! Но ему всегда было некогда, так что сортир запирается только снаружи… а изнутри не запирается, потому что задвижка… Тьфу, что за дурацкие шутки?!
– Янка!
– Сиди-сиди, я открою! – омерзительно бодро заявила сестрица. – И не нервничай, вдруг там всего лишь Надь Пална?
А вдруг нет?.. Что, если пришел Леша? Вдруг он вернулся, не может же он вот так просто все перечеркнуть? Мы же семь лет вместе! Конечно, трудности случались, но у кого их нет? Но Янка… Господи, если это и правда Леша, Янка… она же сейчас ему такого наговорит!
– Выпусти меня немедленно!
– Выпущу, выпущу… Вот только дверь открою, и сразу выпущу! – пообещала Янка и щелкнула дверным замком.
Повисла такая мертвая тишина, что я поняла – закон подлости сработал.
Это все-таки Леша. И Янка сейчас…
Я зажмурилась и застонала, прижавшись виском к холодному кафелю стены. А в коридоре раздалось:
– Куда это ты намылился, Шариков? Стоять! Вот твое шмотье, забирай и проваливай.
– Янка… что ж ты делаешь… – прошептала я.
Крикнуть не смогла, горло перехватило. Я слишком отчетливо представляла, какое у Леши сделается лицо, если он услышит мой панический вопль из туалета. И – замерла, надеясь непонятно на что. Может быть, что Леша сейчас скажет, что его вчерашние слова были ошибкой, что он на самом деле меня любит и жить без меня не может?
Правда, я точно знаю, что Янка ему ответит: не можешь – не живи, Шариков. Или еще хуже, начнет его тыкать носом в наши финансовые сложности.
Твою же гармошку, ну почему все так глупо вышло? И зачем мы с Янкой вчера так напились, что испортили его вещи? Что же теперь делать-то?..
– Здесь не все, – после небольшой паузы заявил Леша, и от стресса у меня резко упало давление: головокружение, слабость в ногах, шум в ушах, полная клиническая картина. – Вы не упаковали мой комп.
Сильно упало, так что даже пришлось присесть на унитаз. А то хороша я буду – обморок в туалете, вот уж точно ни на грош романтики. Хотя какая разница-то уже? Леша пришел за вещами, а не мириться. Иначе бы он сказал не про комп, а про меня. Наверное.
– Не твой, а любезно предоставленный тебе Анной во временное пользование.
Следом послышался глухой удар, словно Янка пнула мягкую сумку – ту самую, что мы вчера наполнили испорченными вещами и выставили в коридор.
При воспоминании о вчерашнем дебоше мне стало стыдно. Со всеми физиологическими проявлениями – прилив крови к лицу, учащенное сердцебиение, усилившаяся головная боль и прочая, прочая.
– Это подарок! И вообще это не твое дело! – возмутился Леша, но как-то неуверенно. – Уйди с дороги, я заберу свои вещи.
– Твоего тут ничего нет, Шариков, а будешь буянить, полицию вызову. Хулиганство, проникновение в чужое жилище и попытка ограбления. Ты чтишь Уголовный Кодекс, Шариков?
– Прекрати меня так называть! Ты… вы обе…
Дальше последовал такой поток эпитетов в адрес сестер Преображенских, что я закрыла уши руками. Мой Леша, всегда такой вежливый и утонченный, и вот эти вот «жлобы недобитые» и «никому даром не нужные козы»? Мне очень хотелось думать, что здесь какая-то ошибка, но до старческой деменции мне еще очень далеко, а галлюцинациями я не страдаю. К сожалению.
Остаток диалога я не слышала и слышать не хотела. Просто сидела на совершено неромантичном унитазе в совершенно неизящной и неподобающей леди пижаме в клеточку и думала: что же делать, делать-то теперь что? Ни одной мысли в моей пустой голове так и не возникло, кроме «в холодильнике есть банка соленых огурцов, надо принять рассолу перорально».
Об этом я и спросила Янку, едва она отвратительно громко хлопнула дверью, протопала по коридору к двери в туалет и щелкнула задвижкой.
– У нас рассол остался?
– Полная банка. – Янка сочувственно покачала головой и велела: – Иди-ка приляг, я тебе принесу. И прекрати уже тосковать по своему обмы…
– Яна!
– Ладно, захребе…
– Яна!!!
– Ну ладно, ладно. Не стоит этот ушлепок таких эмоций!
– Янка… – я сжала ладонями виски. – Я же просила.
– Говорить правду, только правду и ничего кроме правды, – стояла на своем сестрица. – Ты сама слышала, что он нес, и после этого еще на что-то надеешься? Это, мадемуазель Преображенская, симптомы деменции. В вашем возрасте рановато.
Не споря больше с сестрой, я протиснулась мимо нее на кухню. Сначала лечить абстинентный синдром, а потом уже все прочее.
В качестве прочего, после употребления рассола перорально, Янка приготовила горячие бутерброды с ветчиной, сыром и зеленью – что было вершиной ее кулинарного мастерства. Моего, впрочем, тоже. Сколько раз я пыталась научиться готовить так любимые Лешей фрикасе или хотя бы французский луковый суп, и все без толку. Не дано, и все тут.
После рассола с бутербродами синдром отступил, мозговое кровообращение наладилось, и я задумалась снова: что же теперь делать-то? Семь лет жизни насмарку! Ладно, не совсем насмарку, но все же… Повторять судьбу мамуль не хотелось. Бабули тоже. И прабабушки…
– Преображенская! – рявкнула Янка так, что подпрыгнула не только я, но и тарелка с остатками бутербродов. – А ну прекрати страдать! Ты себя в зеркале видела? Роскошная баба, куда там этим английским леди! А Шариков твой… да мы тебе десяток таких купим! Если понадобится!
– На какие шиши? – мрачно спросила я, не то чтобы соглашаясь кого-то там купить – бр-р, покупать мужчину! Подумать мерзко! – а просто желая сбить Янку с ее дурацкого оптимизма.
Янка пренебрежительно фыркнула и дернула плечом.
– Да хоть бы и на те, из клада. Найдем – и купим!
На платформе пригородных поездов Выборгского направления стояли уже братья Никишкины. Рядом с ними переминались с ноги на ногу две девицы заурядной внешности, но обязательное условие – всем быть с девушками, таким образом было братьями соблюдено. Близнецы Никишкины учились с Кириллом на одном факультете, они отличались большими способностями по физике и химии, но в их компании котировались невысоко и выполняли, скорее, роль массовки. Недавно Марков узнал, что они играют на гитарах дуэтом, хотя даже настраивать их толком не умеют. Но в определенных условиях это не имело значения.
Братья едва успели познакомить Кирилла со своими девушками – тоже сестрами, хотя и не близнецами, и не двойняшками – как за пыльным стеклом подземного перехода показалась шустрая мордочка Сагирова. Костя, конечно, стал дурачиться, стучать в стекло, представлять свою спутницу, пользуясь жестами и мимикой, словно они были там замурованы. Кирилл был не просто знаком с его девушкой, Ириша была лучшей подругой Кисы.
Это произошло в самом начале его диск-жокейства в «Аленушке». Однажды он вышел из кафе в ночной город, не очень довольный своей работой. Кириллу казалось, что сегодня он нес в микрофон откровенную пошлятину, и все присутствующие это понимали. Две яркие девчонки танцевали неподалеку, и в их частых взглядах в окно избушки Кирилл читал насмешку и презрение. Глотнув ночного воздуха, Кирилл решил в следующий раз читать в переходах между композициями стихи Блока и Белого. Пускай девчонки посмеются над странным диск-жокеем. Кирилл представил, как аудитория, заслышав «Я пригвожден к трактирной стойке…» грохнет смехом и разразится матом…
И тут в двух шагах за спиной раздался грохот, после чего он услышал испуганный полудетский, полуженский голосок:
– Ты что дура, что ли? Ты сейчас весь дом перебудишь…
– А нечего спать в такую ночь, – ответил голос, который можно было бы назвать красивым, даже бархатным, если бы его не портили какие-то фальшивые, неприятные нотки. – Не боись, Ириха…
Опять раздался тот же шум, но теперь Кирилл узнал в нем звук удара ногой по замерзшей водосточной трубе.
– Ой, это вы? – спросил его из темноты голосок, но второй, низковатый, его поправил:
– Вы – диск-жокей Кирилл Марков?
В этот момент в водосточной трубе ухнуло, и под ноги им посыпались осколки льда. Силуэт маленького роста шмыгнул в сторону и даже запрыгал на одной ножке от неожиданности. Вторая девушка хихикнула и шагнула навстречу Кириллу.
– Меня зовут Кис… то есть Света, – сказала она.
Марков почувствовал теплый ветерок на щеке. Ветерок имел запах сладковатых, веселых духов.
– А ее – Ириша, – продолжила девушка, кивая на подошедшую подругу.
От ее невысокой спутницы пахло теми же духами. Кириллу это показалось понятным и смешным.
– Что вы смеетесь?
– Не обращайте внимания, это выходит напряжение. Я ведь совсем недавно стал работать диск-жокеем. Еще не привык.
– А мы подумали, что вы такой опытный… уже мастер. Вы так ловко обращаетесь с песнями. Как у вас получается, что одна плавно переходит в другую? И вы так остроумно говорите про исполнителей… Только слишком быстро, мы ничего не успевали понять. Правда, Ириш?
Белесый свет от первого по дороге фонаря упал на них. Кирилл узнал тех самых девчонок, которые, танцуя, заглядывали к нему в избушку. Про маленькую Иришу сразу подумалось, что по росту она как раз подошла бы Косте Сагирову, который уже заходил на третий круг в штудировании мировой литературной эротики. Пора было идти на посадку. Да и самому Кириллу надо было выпускать шасси. «Такой опытный… уже мастер…» А у мастера, если честно признаться насчет опыта…
Когда они переходили через ночной Московский проспект, бойкая девушка Света уверенно взяла Кирилла под руку и уже не отпускала его. В эту ночь она привела его в свою однокомнатную квартиру, выделенную ей родителями по случаю поступления в техникум авиационного приборостроения. Она почему-то принимала Кирилла за опытного, умелого в любовных делах, парня. Марков так испугался разоблачения, что между первым и вторым поцелуями во всем признался Свете.
– Значит, я буду у тебя первой женщиной! – воскликнула она, как Гюльчатай перед Суховым. – Никогда еще я не была первой женщиной…
«…-космонавтом», – мысленно добавил Кирилл, уже жалея, что признался в своей девственности и вообще, что притащился к ней на квартиру.
– Ты не бойся, – успокоила его Света, – тебе не будет больно… Я не знаю, полюбишь ты меня или нет, – добавила она вдруг совершенно серьезно, приглушенным голосом, переходя постепенно на шепот, – но ты меня запомнишь на всю жизнь. Такой, как я, у тебя никогда уже не будет…
Она оказалась очень умелой и тактичной в постели, может быть, даже талантливой. Через полчаса Кирилл почувствовал себя совсем другим, совершенно счастливым человеком. Он даже решил, что теперь они со Светой в постели совершенно на равных. Но тут же получил тонкую любовную оплеуху, как заигравшийся котенок от опытной львицы. Ему еще многому предстояло научиться. Но ведь это была не физика и не высшая математика! Кирилл спешил, поначалу сдавая экзамены по этому предмету досрочно, но скоро понял эту тонкую игру со временем, мхатовскими паузами, лирическими отступлениями и, наконец, фантастическим полетом вдвоем над ночным городом.
– Света, Света, проснись! – тормошил девушку Кирилл, переполненный нежностью к линии ее позвоночника. – Мне надо сказать тебе что-то важное!
– Что такое? Сколько времени? Семь часов? Ты с ума сошел, завтра же суббота… или воскресенье? Все равно – выходной. Тихо. Я сплю…
– Света! Не спи! Слушай… Я тебя люблю… Кажется… Нет, точно…
– Очень хорошо. Спим. Давай спать, Киса…
Первый раз она назвала Кирилла Кисой. Но хотя с тех пор она его называла только так, все окружающие, то есть все ее подруги и друзья Кирилла Кисой звали как раз ее, Светку. Кирилл чувствовал, что такое обращение отдает пошлятинкой, но даже это для него было новым, необыкновенным, и он смирился с этим прозвищем. Со временем он переиначил его по своему, называя Светку «Kiss». Так ему нравилось больше. Всего одна русская буква, зато какой с ее исчезновением открылся смысл – «поцелуй» и еще знаменитая рок-группа, с изображения которой на обложке его блокнота все и началось.
Порой ему, правда, приходила в голову мысль, что Светка, скорее всего, называла «Кисами» всех своих возлюбленных. Но тогда Кирилл говорил себе, что ревновать и упрекать ее он не имеет права, потому что она – первая его женщина, то есть единственная и уже неповторимая, почти святая…
Киса сегодня даже не опоздала. Прибежала румяная, пахнущая теми же веселыми духами, с таинственной коробкой в руках. Сначала поздравила обычно при всех, а потом притянула Кирилла к себе за ухо и зашептала ему такие пожелания и обещания, что у юноши захватило дух. Потом был долгий, долгий поцелуй, за время которого толпившиеся вокруг ребята успели отвернуться из вежливости, повернуться опять, закурить, помянуть недобрым словом опаздывающего Иволгина и, наконец, возмутиться:
– Вы же не на свадьбе! Никто вам «горько» пока не кричал… А вон и электричку уже подают под посадку. Где же Иволгин? Где этот поддельный Дима?
– А он, наверное, не придет, – ответил Кирилл, с трудом освобождая рот. – Я ему сказал без девушки не приходить. Откуда у него девушка?! Это я виноват. Придумал какую-то глупость, построил всех парами, как в детском саду. Откуда у Димки девушка? Где он ее возьмет за три дня? Обидел Домового…
Киса посмотрела на него внимательно, покачала головой и впервые за все время их знакомства ничего не сказала. Значит, действительно он поступил очень нехорошо. Можно было, конечно, позвонить Иволгину с вокзала, крикнуть, чтобы немедленно мчался сюда, а они его подождут…
С одной стороны приближалась «зеленогорская» электричка, с другой к ним подходил своей топающей походкой Иволгин. Рядом с ним шла умопомрачительная девушка в красной короткой курточке, джинсах и красных же сапожках на высоком каблуке. По ее осанке можно было бы равнять стрелки вокзальных часов ровно в полдень. Это было какое-то недоразумение! Просто Иволгин шел рядом с незнакомой красавицей к электричке в одном темпе. Сейчас она остановится, а Дима подойдет к ним один, будет оправдываться, просить прощения за свое одиночество. Нет! Иволгин подошел к ним со своей обычной простодушной улыбкой, от которой смешно топорщились его усики, и девушка подошла тоже с улыбкой, совершенно обворожительной.
– Поздравляю с днем рождения, – сказал Дима, смущаясь и сердясь на себя за это смущение. – Подарок мы с Наташей вручим попозже. А сейчас разреши тебе пожать руку…
Иволгин всегда придавал большое значение таким ритуалам. В это пожатие он вложил очень многое: и обиду, и одиночество, и привязанность…
– А мне разрешите вас поцеловать, – девушка запросто подошла к Кириллу и чмокнула его в щеку.
Она сделала это очень легко и естественно, совсем буднично, но Кирилл почувствовал, как напряглась стоявшая рядом с ним Киса.
– Ну и Иволгин! – сказал вдруг Костя Сагиров. – Ну и сукин сын!
Что это значило, поняли все, не только парни, но и сразу потускневшие девчонки, даже яркая Киса.
В электричке девчонки разместились на коленях у парней. Только Наташа и Иволгин сидели у окна напротив друг друга. Кирилл вдруг неизвестно почему подумал, что можно было бы посадить Наташу на колени к Диме, и тогда освободилось бы место еще для одной пары… Для Жени Невского и Альбины Вихоревой.
– Ты чего насупился? – спросила его чуткая Киса. – Можешь не говорить. Я тебе сама объясню почему. По гороскопу самый плохое время приходится на месяц перед днем рождения. У тебя сейчас такой период. Ничего, терпи – немного осталось.
– Наша встреча – это несчастье, что ли? – усмехнулся Марков. – А ты, оказывается, в гороскопах разбираешься. А вот Дима у нас умеет гадать. На картах и по руке…
Киса тут же протянула Иволгину ладонь.
– Дима сейчас нагадает, – заворчал Сагиров. – Вы ему верьте, верьте. Мне он напророчествовал, что я после первой сессии вылечу из института. Не фига подобного!
– Во-первых, я гадал на кофейной гуще от растворимого кофе, поэтому получилось искажение, – деловито пояснил Иволгин. – Во-вторых, тебя, как всегда, спасла кафедра физвоспитания. Без нее тебя бы Ястребов склевал…
– Еще бы! Я за ЛИВТ морду подставляю, кровь проливаю, а еще должен ходить на экзамены и даже лекции учить. Предлагал мне мой старый тренер: «Иди, Костя, в текстильный институт имени Кирова. Будешь как сыр в масле кататься». Говорю родителям: «Может, пойти в текстильный?» А отец кроссворд разгадывал, как закричит: «Вот, очень кстати! Как называется текстильный банан? Пять букв!» Я как услышал про это, решил, что текстильным бананом быть не хочу, и пошел в водники.
– И правильно сделал, – сказали хором братья Никишкины.
– А теперь дайте мне правую руку, – попросил Дима Кису.
– Так! Ребята, давайте-ка все на «ты», – приказала Киса. – Откуда у тебя эти буржуйские замашки?
– А ты что, не знала? Иволгин как раз из тех самых буржуинов происходит, которые Мальчиша-Кибальчиша замучили. Сейчас он тебе, Киса, нагадает смерть пионерки.
– Вообще-то, линия жизни у … у Кисы не совсем правильная…
– Не совпадает с линией партии? – спросил Кирилл.
– А это хорошо, что она неправильная, – сказала Киса. – Терпеть не могу людей правильных, у которых все по пунктикам и графикам. Что там еще у меня на руке?
Но голос Кисы при этом дрогнул. Только братья Никишкины и их девушки не почувствовали возникшего напряжения. Иволгин посмотрел на Кирилла умоляюще. Марков понял, что тот увидел нечто такое, что говорить девушке было нельзя, но что она сама про себя хорошо знала, а придумать что-то другое Дима не мог или не хотел.
– Димыч, скажи лучше, поженимся мы с Кисой или нет? – Кирилл протянул ладонь, решив пожертвовать для пользы дела своей рукой.
Иволгину нужно было только сказать «да». А Костя Сагиров уже приготовился добавить что-то вроде: «Чур, мы с Иришой идем свидетелями», и странная, невысказанная неприятность пролетела бы мимо, как станция Шувалово за окном электрички.
– Нет, – сказал Дима. – Вы не поженитесь.
– Не очень-то и хотелось! – сказала Киса с чувством и так громко, что на нее стали оборачиваться пассажиры.
– А я думаю, что все это не так, – неожиданно сказала Наташа.
Это были первые слова, сказанные ею за время поездки в электричке.
– Если и есть судьба, – продолжила она, – то человек все равно хитрее ее. Древние или индейцы умели судьбу обманывать. Они меняли имена, пускали ее, как хищника, по ложному следу. Вот и Киса выйдет замуж за Кирилла, возьмет его фамилию, и твое гадание, Дима, уже будет не про нее. Написано на ладони про смену фамилии? Нет. Судьба, значит, не в курсе этого.
Киса смотрела на Наташу почти влюбленно. Она даже не обиделась, когда парни, как будто только и ждали, чтобы Наташа дала им повод, набросились на нее с расспросами, то есть выбрали ее центром внимания до самого Солнечного.
Наташа рассказывала им о Дальнем Востоке, о своем поселке, окруженном лесистыми сопками и воинскими частями, о художественной гимнастике, об ежедневных изнурительных тренировках, о подготовке к первенству страны. Красивая девушка могла говорить о чем угодно. Парни имели возможность открыто рассматривать ее, делая вид, что внимательно слушают и очень интересуются природой Уссурийского края и понимают, какой коварный предмет гимнастическая булава. Когда Наташа стала говорить о растяжении икроножной мышцы, их руки дрогнули и почти протянулись к предмету описания. Но тут Ириша сказала, что они едут слишком долго, и это было как раз во время. Электричка уже тормозила у платформы, и маленькая девочка читала по слогам на весь вагон: «Сол-неч-но-е»…
Положив свежий букетик на надгробный холмик, Максим присел на лавочку.
— Вот так вот, Зина. Нет, ну а что такого? Попытка не пытка! А вдруг получилось бы?
Он осмотрел могилку — чистенькую, ухоженную, опрятную. На полноценный надгробный камень денег не хватило, поэтому в изголовье стоял деревянный крест с фотографией.
Вдруг филолог почувствовал странную тряску. Трава на холмике над гробом зашевелилась, вниз стали осыпаться мелкие камни. Максим привстал, не в силах оторвать взгляд.
— Зи-зина, что происходит?
Холмик прорвало изнутри, и оттуда показалась кисть. Изъеденная червями, практически полностью сгнившая, с торчащими желтоватыми костями фаланг. Потом — ещё одна. Обитатель могилы стал выкапываться.
Пара минут — и в отверстие высунулся голый череп с ошмётками истлевшей кожи, уставившись на Максима пустыми глазницами. На шее его висел широкий крестик, который филолог подарил жене на деревянную свадьбу.
— Зина, солнышко, это ты?
Зомби издала звук, напоминающий торжественный вопль вантуза, который справился с засором в раковине, и продолжила выбираться. Поняв, что происходит, Максим попятился.
— Зиночка, может, не надо? Там же хорошо, спокойно. Забирайся обратно!
Но Зина уже вылезла из могилы и раздвинула руки с явным намерением обнять мужа. Она сделала шаг вперёд, и Максим чуть не лишился чувств от трупного амбре.
— Я передумал! Зина, я передумал! — заорал он и помчался домой.
В этот ранний час кладбище пустовало, Максим не встретил никого до самых ворот, где скучал сторож.
— Иваныч! Иваныч, спасай! Там жена моя из мёртвых восстала!
Иваныч сплюнул под ноги — и не такое он тут слышал.
— Я не пьян! Серьёзно тебе говорю!
Сторож криво усмехнулся, и улыбка застыла на его лице. Он медленно перекрестился, втянулся по струнке, развернулся и бросился наутёк прочь от кладбища.
Максим даже не стал оборачиваться — понятно, кого испугался бесстрашный ветеран Афгана Савелий Иванович.
— Зина, и что дальше? До дома со мной пойдёшь? Но я не знаю, чем питаются зомби! Отстань лучше! Отпускаю тебя! Найди себе другого зомби…
Но Зина не отстала от мужа на всём пути до дома, и на пустынных утренних улочках никто не пришёл на помощь Максиму. Входная дверь в подъезд не стала для зомби препятствием. Филолог запоздало вспомнил, как подписывался против установки домофонов.
По лестницам она тоже взбиралась вполне себе резво, и чуть не настигла Максима, пока он возился с ключами. И только томик Розенталя смог остановить эту женщину — пусть мёртвую, но всё-таки русскую.
***
Максим дрожащими руками листал «Некрономикон». Где же, где? Неужели нет возможности отменить обряд?
— Эврика! — закричал он, найдя нужные строки.
Оказывается, для отмены заклятия требовалось не так уж и много — начертить звезду зеркально, расставить ингредиенты в обратном порядке, да прочитать заклятие задом наперёд. Самое главное — не ошибиться ни на йоту, иначе заклятие только усилится. Как оно может усилиться, Максим представлял плохо: ну разве что будет две или три Зины.
С лёгкостью справившись с поставленной задачей, он прислушался. Скрежет зининых когтей по двери стих. Через полчаса Максим осторожно выглянул наружу — никого. Он спустился вниз — нет Зины.
— Ну вот и славно, вот и чудненько! Пока, Зиночка! Удобной могилки тебе!
Прибежав домой, он протанцевал на кухню, поставил кипятиться чайник и включил телевизор.
— Вчера, 24 августа 2006 года, Международный Астрономический Союз поставил точку в этих спорах. Отныне Плутон больше не считается планетой…
— Ох уж эти астрономы! Делать им больше нечего.
Он переключил на сериал, выпил чаю с малиновым вареньем, вышел на балкон и потянулся, наслаждаясь жизнью.
Но что-то было не так. Максим вернулся в зал, сел в кресло и задумался. Что же гложило его душу? Сериал? Да нет, он всегда был идиотским. Чай? Вкусный, как обычно, духовитый. Варенье не забродило и не засахарилось, а ведь такое у Максима частенько случалось.
— Ну что ж такое? Почему мне неспокойно?
Взгляд его упал на раскрытый «Некрономикон». Максим на цыпочках подошёл к книге и заглянул. Была открыта как раз страница с заклятием воскрешения из мёртвых. Его лоб покрылся испариной.
— Так, стоп истерика. Этому есть логическое объяснение — я же дважды открывал книгу тут, да ещё и пресс-папье подпирал! Вот и зафиксировалось. Ничего особенного.
Глаза зацепились за схему звезды. Девять лучей, девять планет. Что там говорили сегодня? Что Плутон со вчерашнего вечера — не планета?
— Да нет, нет, не может быть. Ну какое значение имеет решение человеческой бюрократии? Это же несущественное обстоятельство!
Вернувшись на кухню, Максим Червяков выпил снова.
Но не чая, а водки.
(Рональд шер Бастерхази)
— Стесняюсь спросить, Ястреб, и как же светлая сила разнообразных стихий влияет на твою потенцию?
— Хф-ф-гк?!
А как еще прикажете отвечать на такое?! Даже темному магистру второго уровня сложновато высказать что-то более вменяемое, если у него от неожиданности шамьет пошел носом. Умеет же шисов Ссеубех, этот дважды дохлый некромант, дери его семь екаев, задавать неподходящие вопросы в неподходящее время!
— Ты это о чем?!
— Всего лишь о твоей новой диссертации, Ястреб. Или статье. Или к чему ты там изволил нацарапать начальные тезисы сегодня в своем рабочем журнале?
Роне уже набрал в грудь воздуха, чтобы как следует возмутиться наглостью некоторых дважды дохлых древних фолиантов, но тут зацепился взглядом за последнюю страницу журнала наблюдений. Вернее, за заголовок, выведенный каллиграфической вязью в самом верху этой страницы: «Некоторые особенности влияния добровольно отчуждаемых светлых сил сопредельных и/или противуположных стихий на потенцию темного шера изначальной категории дуо». Моргнул, пытаясь не поверить своим глазам. Перечитал. Трижды.
И почувствовал, как его обдает жаром изнутри, и жар этот не имеет никакого отношения к стихийному.
От возмущения. Конечно же, исключительно от возмущения!
— Потенциал! Я имел в виду потенциал, Ссеубех, дери тебя семь екаев! Это просто… описка.
— Ай-яй-яй, такой взрослый шер, как не стыдно!
— Ссеубех!!!
— Ладно, ладно, молчу, молчу, а я что? А я ничего… Жаль, что ты не помнишь Зигмунда, и шутить про него с тобой бесполезно. А девочка, наверное, чудо как хороша. Аж завидки берут.
Жар, обжегший изнутри, разогнал кровь и взбодрил, словно как следует тряханул за шкирку. Полезно. Вот, например, как сейчас: еще пару минут назад Роне безразлично и вяло поинтересовался бы: «Какая девочка?», чем вызвал бы множество совершенно ненужных вопросов. Сейчас же он, лязгнув зубами, успел откусить так и не вырвавшийся вопрос, прежде чем сообразил — какая. И сообразить, кстати, тоже успел.
Пожал плечами в деланом безразличии. Ответил подчеркнуто нейтрально:
— Очень хороша.
— Я так и думал… — Ссеубех зашелестел страницами, словно вздохнул. Спросил с неожиданным интересом: — Так хороша, что ты решил не дожидаться ее совершеннолетия?
— Ты это о чем? — рассеянно поинтересовался Роне, разглядывая испорченную страницу журнала и думая, исправить ли ее магическим образом или просто вырвать на шисов дысс, чтобы и памяти не осталось.
— Ну, понимаешь тут какое дело… Ты с утра был в таком настроении… и состоянии… что тут даже и не знаешь, что предположить, при всем уважении к моим сединам. Знай я тебя меньше или будь ты бездарным или хотя бы условным, и я бы поставил собственную обложку против ломаного динга, что у тебя типичнейшая посткоитальная депрессия. Вызванная упадком сил, опять-таки, посткоитальным.
Роне фыркнул. Без всякого уважения к некромантским сединам. И быстрым движением пальцев переправил заголовок, решив, что не будет он ничего вырывать. Сохранит. До последней буквы.
— Вот-вот, мне и самому смешно. Потому что я знаю тебя… скажем так: довольно значительный срок, и за все это время ты ни разу не проявлял склонности к глупостям подобного рода. К многим другим глупостям других родов — очень таки даже да, но не к этой. К тому же ты все-таки истинный шер, а у истинных шеров после хорошего секса энергия лишь прибывает. Да хоть на тебя посмотреть, у тебя же чуть ли не из ушей прет, с пальцев искры сыпятся! Откуда тут взяться упадку сил и депрессии, ну сам посуди?
— Неоткуда. Ты прав.
На этот раз улыбка вышла совершенно естественной и даже непроизвольной. Потому что Роне вдруг понял, что Ссеубех и на самом деле прав: у Роне действительно не было никаких поводов чувствовать себя несчастным и считать все конченным и безнадежным. Ни малейших поводов!
Потому что Дайму тоже нравилось то, что между ними происходило… чем его ни называй.
Сейчас, когда утренняя беспросветная тоска отступила, Роне это понял отчетливо и теперь не понимал лишь того, как и почему не увидел ранее. Ведь это же так очевидно! Или действительно для темных все наоборот и вечер мудренее утра?
Дайму нравилось то, что между ними произошло. И секс, и слияние стихий, и… и все остальное тоже. Ему нравилось. С самого первого раза. Иначе он не стал бы делить обязанности, не позволил бы прикоснуться к Сумрачной, не остановил бы потом на пороге, не напоминал бы про должок, и та бутылка вина… и дверь своего номера в той безымянной таверне он тоже не оставил бы открытой, и не предложил бы сделать привал на той полянке… и не остался бы в башне Рассвета до утра, проявив вопиющее неуважение к монаршей особе, которая тоже вообще-то претендовала на его внимание этой ночью. Но он предпочел Роне.
Ему нравилось!
А раз нравилось, значит, ничего не закончилось и ничего не потеряно. Все еще очень даже вполне может сложиться удачно. Потом, когда Дайм вернется… Ведь не навсегда же он уехал в свой шисов Сашмир!
Да, разумеется, зеркалить он не станет. Светлому шеру, целому полковнику Магбезопасности как-то невместно зеркалить какому-то там темному колдуну. Ну и ладно. И не больно-то и хотелось.
Потому что темному колдуну (полномочному представителю, между прочим, Конвента, а не дыссу с болотной кочки!) вовсе не впадлу будет при случае позеркалить полковнику Макбезопасности. Конечно, если найдется подходящий повод. Или случай. Или какая-нибудь информация, которую до полковника МБ надо донести непременно и срочно. Или еще что-нибудь подходящее. А оно обязательно найдется.
Чтобы Роне — да не нашел?
Ха.
А потом найдет снова.
Не сегодня, конечно, сегодня еще рано, да и Дайм наверняка будет вымотан после целого дня в дороге и трех бессонных ночей подряд. И не завтра. Может быть, дня через три. Или четыре. Дня за четыре вполне можно нарыть что-то, интересное для МБ.
А потом — нарыть еще.
Не слишком часто, чтобы не надоесть и не утомить. Но и не слишком редко, чтобы не забыл. Надо просто дождаться. Просто дождаться, сохранив по возможности хорошие отношения. Не дав о себе забыть, и обо всем хорошем, что было, не дать забыть тоже.
Да, конечно, зеркалить Дайм не будет, не надо быть менталистом второго уровня, чтобы это понимать. Но при личной встрече… при личной встрече все еще вполне может иметь продолжение. Вот и прекрасно. Вот и хорошо. Главное, чтобы Дайм не забыл, как оно было и с кем оно было. Что ж, Роне постарается, чтобы не забыл.
Придется самому. Зеркалить, искать поводы, надоедать… нет, не надоедать, ни в коем случае не надоедать! Не слишком часто. Допустим, раз в неделю. Или даже в две. Раз в две недели, это… нормально. Это нельзя счесть слишком навязчивым. Не регулярно, нет, ни в коем случае! И всегда — по очень важному поводу, не просто так. Поводы… Поводы найдутся.
— Вижу, ты окончательно оклемался от той вселенской тоски, причины и сути которой я так и не понял? И я могу рассчитывать, что передо мной снова старый добрый — ладно, ладно, недобрый! — Ястреб?
— Да. Со мной уже все в порядке, Ссеубех. Это было так… легкое помрачение рассудка.
— Ну-ну. Я рад. А главное, очень вовремя: тебе вот уже полминуты, как пытаются дозхеркалиться. Будешь и дальше игнорировать — или все-таки примешь вызов?
— Ну что, какие успехи? – Ворон, заскучав после небольшой прогулки по лесу, влетел в кабинет мага, где тот должен был разобраться с природой магии их недавней гостьи.
Румпель даже не отреагировал на появление птицы – он сидел, растекшись в стуле, сложив руки на груди и буравил взглядом то, что осталось от их скатерти. Той самой, на которой были следы магии Эрсы. После магических экспериментов скатерть все больше напоминала тряпку, которой мыли пол. Видно было, что то, что узнал маг, заняло все его мысли.
— Говоррю, как успехи? – повторил ворон, приземляясь на пол.
— Мм? – Румпель вскинул брови, переводя заторможенный взгляд на птицу, и кивнул, кое-как сбрасывая с себя состояние оцепенения – Да, я просто задумался. Знаешь… Все очень, очень любопытно.
— Что-то конкретное?
— Нет, абсолютно. – Румпель поднялся, взял в руки скатерть и еще раз осмотрел ее, после чего отбросил в сторонку. – Следы магии очень четкие. Но саму ее природу я так и не смог определить. Наша пациентка уверена, что ее прокляли – а вот я не сказал бы. – он прошелся по комнате. Магия сидит в ней добровольно, и вреда хозяйке не наносит.
— То есть тот случай, который она рассказывала, о болезни, не связан со способностями?
— Так ты подслушивал, хитрая птица?
— Немного. Уж больно она громкоголосая, — оправдался ворон, лукаво моргнув глазками.
— Нет, связан скорее всего. – Румпель взял с полки какую-то книгу, потом еще раз заглянул в свои записи, которые делал, когда проверял скатерть. – Ощущение, что кто-то просто передал девчонке силы, при этом, не соответствующие ее возрасту. Это объясняет то, что она чуть не умерла, заполучив их. Но организм справился – и магия спокойно ужилась.
— Неужели она бы не запомнила, если бы кто-то передал ей такую силу?
— Это можно сделать разными способами. Даже во сне. Так что могла и не заметить. Другой вопрос, кто это сделал и зачем? Может, у нее все-таки есть своя миссия? Либо, кто-то просто оставил ей способности на хранение.
— Эт как?
— Бывала пара случаев. Маги, которых преследовали, могли кому-то передать свои силы, чтобы сойти за простого смертного. А потом возвращался и забирал.
— Что-то долго он не возвращается к Эррррсе.
— Вот именно. Может, там уже и возвращаться некому. Даже мага может догнать булыжник или стрела. Тогда это объяснило бы внезапное наличие способностей у девчонки.
— Но зачем именно девчонку? – ворон наблюдал за задумчивым хозяином. – Можно было любого взрослого человека взять, тот бы точно не помер от магии.
— Нет, взрослый сразу бы понял, что к чему и смог бы использовать магию во вред. А ребенок есть ребенок, хотя видимо, Эрса не так уж проста, как кажется.
— Хоррошие объяснения, — птица одобрительно взмахнула крыльями.
— Да, вот только чего-то не хватает.
Румпель захлопнул книгу и смачно засунул ее обратно на полку.
— Чего?
— Никакая магия не способна заставить человека потерять страх и захотеть ковыряться в собственном теле. – мужчина прикусил губу нахмурившись. – Это что-то, что абсолютно не поддается объяснению.
— Ну, может, она просто чокнутая?
— Было бы хорошо, если так!
Румпель посмотрел на ворона и кивнул головой.
— Я должен спросить это у нее лично.
— Собирраешься наведаться в дерревню? Меня возьмешь? – птица запрыгала вокруг.
— Полетай по лесу, — мужчина взял с кресла куртку – Ты больно приметный для таких прогулок. К тому же, в бар с птицами не пускают.
И проходя мимо насупившегося ворона, Румпель потрепал его по голове, взъерошив перья, и вышел на улицу.
***
В баре было пусто. Румпель вошел туда, элегантно распахнув дверь, и взглядом тут же впился в барную стойку – но за ней было пусто. Оглядев зал, он не нашел Эрсы.
— Мистер, вам что-то принести или подсказать? – услужливая официантка отвлеклась от записей в книге гостей и подняла голову.
— Тут… Тут несколько дней подряд пила одна девушка. Она не снимает у вас комнату?
— Нет, просто заходит. Сегодня ее не было, — с готовностью ответила официантка, и увидев, как лицо мужчины омрачилось, весело добавила – Я вчера в разговоре слышала, что ей нужно в продуктовую лавку и к портному. Может, поспрашиваете свою девушку у них?
— Это не моя… — было отмахнулся Румпель, и кивнул следом. – Спасибо.
Выйдя на улицу, он направился в лавку, в которой сам закупался всяким съестным. Торговец там был толстый, в соответствии со своей работой, и знал все о хорошем вине и сырах.
Румпель зашел к нему, привычно постучавшись. Какая-то старушка заворачивала купленный хлеб в котомку, и увидев мага, сгорбилась и поспешила убраться прочь.
— Мистер! Вам что-нибудь подобрать? – толстяк заметил постоянного покупателя и приободрился.
Вообще, мага в деревне знали все, и большинство побаивалось, но редкие люди, в работе которых мужчина нуждался, например, чтобы купить еды, его приходу всегда были рады. Возможно, от того, что Румпель никогда не считал монеты и отсыпал щедро, не обращая внимания на сдачу.
— Нет, не сегодня, спасибо. Но я ищу девушку. Такая… — маг замялся, пытаясь вспомнить какую-то более существенную примету — Высокая, черные волосы в хвост, серьги еще на ушах крупные, с синими камнями, и шрам на левой брови.
Толстяк активно закивал головой.
— Да, днем заглядывала такая. Я еще заметил, что у нее штанина порвана, посоветовал ей к Жану зайти, чтобы зашил.
— Ты хорошо с ней знаком?
— Да уж мистер, — торговец хмыкнул и усмехнулся – Говорят она не из тех, с кем мужчинам стоит получше знакомиться. Так, заглядывала пару раз, вроде, не на долго в нашу дыру, может, по делам, или к родственникам. А вам она зачем?
— Да так, нужно мне от нее кое-что.
Румпель кивнул торговцу, и вышел, оставив его протирать пыль с прилавка и ждать новых посетителей.
Мастерская Жана, портного, находилась на соседней улочке. Туда мужчина поспешил, уже чувствуя, как эта игра в прятки начинает его раздражать.
— Мистер, постойте! – сзади послышался окрик, и остановившись, Румпель увидел компанию мужчин, догонявших его. Это были местные охотники, промышлявшие в лесу. Именно от таких людей свой дом магу приходилось иногда усердно прятать.
— Мы вас разыскивали во вторник, но вы быстро ушли, — самый старший приветственно кивнул.
— Я спешу, молодые люди. – Не дожидаясь, пока они озвучат свои просьбы, Румпель собрался развернуться и пойти к мастерской.
— Постойте же! – охотник схватил было мага за локоть, но тут же отпустил. – Мы хорошо заплатим.
Маг развернулся, надевая на лицо наигранно-вежливую улыбку.
— Что за дело требует такой спешки, и чтобы я бросал все и помогал вам?
— Да подстрелить кое-кого хотим, — хохотнул младший из мужчин. Они переглянулись, толкаясь и посмеиваясь.
Старший закатил глаза.
— Чудище одно в лесах завелось. Хотим проучить.
— И чего вы хотите от меня? Яд? Проклятие? Порчу? – Румпель топтался с ноги на ногу, поглядывая на конец улицы. Жан скоро должен был закрываться, а где живет ремесленник, маг не знал.
— Да нет, стрелу какую заговоренную, или там шепоток, снадобье. Обычные то стрелы не берут тварь эту, — усмехнулся охотник. – Нам бы что-нибудь помощнее.
Маг раздраженно вздохнул.
— Есть у меня кое-что как раз, вам повезло.
Он запустил руку во внутренний карман камзола.
Где-то в лесу, в это время, дремлющий ворон от испуга чуть не свалился на пол со своей жерди, когда рука хозяина возникла в воздухе из ниоткуда, потянулась к полке с ядами и взяла какой-то флакончик.
— Вот. – Румпель протянул охотнику пузырек. – Намажьте стрелы. Это его точно свалит.
— Спасибо! – мужчина победоносно сжал в руке скляночку и кивнув друзьям, передал Румпелю увесистый мешочек с медяками. – Всего доброго!
И компания, так же восторженно толкаясь, отчалила прочь.
Маг покачал головой и развернулся чтобы продолжить свой путь. Ему повезло увидеть, как Жан, только что вышедший из мастерской, запирает двери.
Быстрым шагом Румпель успел подойти ближе.
— Извините, сэр, я уже закончил рабочий день, — Жан приветливо улыбнулся, собираясь уходить.
— Нет, я просто хотел спросить кое-что. – Румпель улыбнулся, кивая в знак приветствия и помог придержать тяжелую дверь. – У вас сегодня была девушка? Зовут Эрса, ей нужно было зашить штанину.
— Да, приходила такая. – Жан проверил замок и убрал ключи в карман.
— Мне нужно знать, куда она пошла дальше.
— Кажется, она собиралась покинуть деревню, — портной пожал плечами. – Вы ее отец, да? Странно что она вам не сообщила о своих планах.
— Я ее кто? – маг от возмущения аж взмахнул рукой.
— Извините, я просто, по возрасту… подумал… Хорошего вечера вам, сэр. – Жан испуганно попятился назад и кивнув еще раз, поспешил убраться прочь.
Румпель остался стоять, глядя портному вслед. На душе у него заскреблась большая когтистая кошка. Кошек мужчина не любил – но эту больше всего.
Любопытно, читать, как все начиналось.
Бернгардт. Кажинский начинал работать с известным дрессировщиком Дуровым. После серии экспериментов Б. Кажинский воспроизвел продуманное Дуровым движение, как свою собственную ассоциацию идей и движений, как приказ из своего собственного мозга. Иными словами, Владимир Леонидович Дуров осуществил маленькую радиопередачу из своего мозга, которую незаметно для своего сознания воспринял Кажинский. Чуть позднее для доказательства электромагнитной сущности явлений передачи мысленной информации в опытах В. Л. Дурова Кажинским в 1922 году было построено и опробовано экранирующее устройство, позволяющее изолировать в электромагнитном отношения экспериментатора от подопытного животного. При этом был использован известный из физики эффект экранирующей клетки Контакт сразу терялся. Таким образом была доказана электромагнитная сущность мысли, возникающей в человеческом мозге.
Любопытны рассуждения Орнальдо (Смирнова): «Когда мы общаемся с кем-нибудь и хотим, чтобы человек принял нашу точку зрения или почувствовал по поводу какого-то события то же, что и мы, у нас есть два пути. Первый путь — убеждение, логические аргументы. Второй — внушение. В обыденной жизни мы пользуемся и тем и другим без всяких семинаров, и вроде бы понимаем, каким способом достигаем своих целей, хотя это не всегда легко определить. Давайте все же для ясности определимся в понятиях. Итак, убеждая, мы привлекаем какие-то логические аргументы: «Я прав поэтому, поэтому и поэтому». В таком случае, что такое «доверие» с позиций убеждения, логики? Что значит: «Я этому человеку доверяю сознательно» Это означает, что мы достучались до разума соперника по спору, и он встал на нашу точку зрения. А что есть внушение? Внушение – это бессознательное принятие человеком вашей точки зрения. В чем-то это воздействие сходно с религиозной верой. В ней также предлагается уверовать без аргументов убеждения. И на многих это действует».
Постепенно эксперименты ширились. В Ленинграде в 1926 году был создан НИИ по изучению возможностей гипноза и психологическому воздействию на человека и общество. Наряду с обычными экспериментами, связанными с воздействием на человека силами гипнотизера, здесь изучалась природа гипноза и деятельности мозга как электромагнитного явления, связанного с деятельностью мозга. Изучалось наличие биологической радиосвязи у насекомых. Наряду с опытами, проводимыми непосредственно в лаборатории, сотрудники зоопсихологической лаборатория В. Л. Дурова систематически собирали материалы, свидетельствующие о наличии элементов биологической радиосвязи также у различных животных, птиц и насекомых. Обращалось внимание на зарубежные исследования в этой области. Интерес вызвало сообщение английский биолога Л. Харля, который, наблюдая за поведением некоторых бабочек, обратил внимание, что самка моли может призывать к себе самца иногда с расстояния в несколько километров. Вначале Харль предположил, что это происходит в результате возбуждения самкой в пространстве особых акустических колебаний, которые воспринимает самец. Однако вскоре он отказался от этой гипотезы, ведь наблюдения велись в центре шумного города, откуда бабочка вряд ли могла бы звуками призвать самца из сельской местности. Л. Харль нашел более правдоподобным объяснить наблюдаемый факт способностью насекомых своими усиками излучать и улавливать электромагнитные волны. Продолжение опытов обогатило ученого новыми фактами, укрепляющими его в верности сделанного им вывода. По утверждению Л. Харля, ему удалось с помощью радиоприемника «подслушать» тоны, характерные для электромагнитных волн, излучаемых самкой. Вместе с тем он доказал, что самец моли, восприняв эти волны, поднимался в лет, направляясь к самке.
Проверкой результатов исследований английского биолога занималась зоопсихологическая лаборатория Дурова. Ее сотрудники не только подтвердили правильность выводов англичанина, но и сумели зафиксировать электромагнитные частоты, на которых передавались сигналы.
Уже к концу двадцатых годов работы советских исследователей П. П. Лазарева и В. Ю. Чаговца давали возможность подходить к феномену передачи мысленной информации на расстояние с точки зрения генерирования электромагнитных волн в нервных клетках мозга. Возможность использования этого явления в практических целях было лишь это вопросом времени. В то время Б. Кажинский пишет: «Одно лишь вызывает чувство глубокого удивления. Это ничтожно малая мощность излучаемой мозгом энергии при акте передачи чувств и переживаний на расстояние. И этой малой энергии все же достаточно, чтобы привести в действие рефлекторный прибор «биорадиоприемника» — мозга. Достигнем ли мы такого совершенства, если попытаемся создать подобный прибор, неизвестно, но нет сомнения — нам надо идти по этому пути».
Невролог проф. Л. Л. Васильев провел экспериментальные исследования в Рефлексологическом институте. Исследователь пытался установить влияние магнита на условия приема перципиентом мысленного внушения от индуктора. При этом большой подковообразный магнит, удерживавший груз весом 1,6 кг, подносился с затылочной стороны к голове испытуемого на расстоянии около 5 см так, чтобы он не прикасался к волосам. Во время опытов испытуемый не знал, когда и как применялся магнит. Оказалось, что магнит действует только в том случае, когда его полюса приходятся строго один против правой, а другой против левой половины головы. Когда северный полюс магнита приходился против левой половины головы, испытуемый воспринимал внушение. При обратном положении полюсов внушение не воспринималось. Эти опыты показывают влияние магнитного поля на прохождение нервных процессов в коре головного мозга человека. В частности, человеку под гипнозом вкушалось, что он видит определенный зрительный образ, картину, фигуру. Он действительно подтверждал, что «видит» это. Следует подчеркнуть, что зрительное ощущение внушаемой фигуры возникало непосредственно в мозгу гипнотика, точнее в зрительных долях коры его головного мозга. В этом случае не могло быть и речи о передаче данного зрительного ощущения в мозг от светочувствительного слоя сетчатки глаза, как от зрительного рецептора гипнотика. Когда поднесенный к затылочной части головы гипнотика магнит несколько сдвигали в сторону, сдвигалась и искажалась воспринятая его мозгом фигура.
Из этого был сделан смелый по тем временам вывод: до того считалось, что живые ткани организма не обладают магнитными свойствами. В молекуле белка во время химической реакции тоже появляются свободные, т. е. неспаренные, электроны. Обнаруживаются они и в химическом веществе, из которого формируется ядро живой клетки. Следовательно, электромагнитные процессы в мозге человека научно обоснованы и неизбежны.
Постепенно из разнообразных по форме научных кирпичиков складывалась картина, позволяющая познать истину.
Более того, появлялась возможность претворения идей в жизнь.
В докладной записке, подписанной Кажинским, Васильевым, Орнальдо, и адресованной в ЦК ВКП(б) говорится о том, что на новом этапе деятельности в рамках проекта «Глаза и голос» исследования ведутся по следующим направлениям:
1. Исследование возможности экстренно модулировать поведение группы людей. Эта задача подразумевает немедленный биорадиологический акт, оказывающий влияние на поведение группы людей.
2. Длительное биорадиологическое воздействие на отдельных людей и группы людей позволяющее в течение длительного времени модулировать поведение группы людей в ситуациях многократного свободного выбора на фоне действия экстренной неосознаваемой посылки. Практическое решение этой задачи означает возможность существенно влиять на поведение людей в общественных группах и стихийных объединениях, например, в толпе..
3. Исследования связи эффективности биорадиологического воздействия в связи с различием личностных черт. Несомненно, что на характер выполнения внушаемого поведения будут оказывать влияние особенности личности — циклотимия, эпитимия, шизотимия и др. заболевания.
Несомненно, что любой первично социализированный человек имеет открытую способность к внушению, а это в свою очередь подразумевает возможность, как постепенного изменения его внутренней картины мира, так и экстренного. Большинство здоровых лиц практически возможно сколь угодно долго подвергать биорадиовнушению (БРВ). Даже без специальных приспособлений при наличии сильного лидера возможно модифицирование больших групп людей и даже народов. БРВ позволяет ускорить процесс модификации. Внушение может быть использовано для коррекции психики отдельных людей и сколь угодно больших общественных групп.
Методы могут сколь угодно разнообразными: путем неосознаваемого ввода корректирующей программы на фоне действия соответствующих лекарственных препаратов и других медицинских факторов аудиовизуальную воздействие на психику путем неосознаваемого внушения, акустическую вмешательство в психику путем неосознаваемого внушения при прослушивании любой акустической информации (речи, музыки или шума радиотрансляции, фонограммы или телефона). Область применения методов акустического БРВ очень широка. Возможно использовать БРВ для коррекции (изменения в нужную сторону) поведения, как отдельных людей, так и группы, например, с целью повышения работоспособности или снижения вероятности краж в магазине, а также для купирования или разрастания массовых беспорядков и панических реакций.
Политические лидеры Советской России суть ухватили мгновенно. Им было все равно, как называется воздействие и каким образом оно осуществляется, главное – все это можно было сделать быстро и без особых затрат.
Секретным постановлением ЦК ВКП(б) и Совета народных комиссаров от 25 октября 1933 года проекту «Глаза и голос» была дана зеленая улица.
Работа по осуществлению секретного проекта, связанного с быстрым изменением менталитета российского гражданина, осуществлялась по нескольким направлениям. Гипноз и биорадиосвязь были только одним из способов, определенных руководством проекта. Кроме того, попытки изменения менталитета осуществлялись официальным и вполне легальным путем: через искусство и в частности через литературу, через бытовые отношения, общественные связи. Внушалась мысль о необходимости самопожертвования в интересах государства, о необходимости подчинения личных интересов интересам общественным, о превалировании общественной собственности над личной.
Досье «Глаза и голос» открывает нам интереснейшие страницы прошлого. Оказывается, что знаменитая радиобашня на Шаболовке предназначалась не только для подачи радиосигналов, но и планировалась для усиления сигналов биосвязи посредством устройства, разработанное инженерами Б. Кажинским и В. Васильевым в начале тридцатых годов. Более того, попытки организовать незримую и неслышимую биосвязь со слушателями осуществились. Именно с целью получения вместе и иной акустической информацией специальных шифрованных сигналов, позволяющих корректировать в нужную сторону поведение населения страны, в тридцатые годы по указанию И. Сталина во всех деревнях и городах Советского Союза были установлены приемники-репродукторы. Впоследствии они приняли вид тех самых круглых черных «тарелок» которые начали приходить в каждый дом и несли наряду с новостями, радиопьесами и концертами народной музыки шифрованные сигналы, заставляющие граждан осознать, что тезис «ничье – значит, мое!» неприменим в общественной жизни, и что значительнее правильнее будет мысль о том, что ничье является в первую очередь общественным, а, следовательно, принадлежащим каждому. В сознание граждан официальным путем и через шифрованные сигналы активно внедрялись принципы, позже сформулированные в Моральном Кодексе строителей коммунизма, любовь к родине и партии, патриотизм и патернализм. Ради этого были построены первые радиозаводы, активно перевыполнявшие планы первых пятилеток. И надо сказать, что эта работа дала свои результаты. К началу Великой Отечественной войны население страны было готово дать отпор любому агрессору и большинство искренне считало, что лучше их Родины нет, а все трудности, что встречаются на тернистом пути движения к коммунизму, являются временными и преходящими. Трудовой энтузиазм населения был достаточно велик – стройки предвоенного и послевоенного времени убедительно показывают это. Ненависть к внешнему и внутреннему врагу была столь великой, что любое посягательство на строй, партию и вождей, по мнению подавляющего большинства населения страны, заслуживало только смерти.
Разрушение системы Большой Башни Шаболовки, в которую были посвящены лишь Сталин и Берия, привело к общественному нигилизму, росту недовольства и, в конце концов — к развалу великой страны.
Плохо это или хорошо – судить читателю. Не сомневаюсь, что многие истинные патриоты пришли бы в ужас, узнав, что их сознанием манипулировали, пусть даже в благих целях. И наоборот – нынешние правители отдали бы многое, чтобы вернуть безвозвратно утраченную систему на прежнее место.
КОНЕЦ
В магазине «Икея» было, как всегда, шумно. Лика нашла укромное место в одном из интерьерных уголков, где и присела на диван. Улыбнулась, вспомнив, как одурачила погоню. Въехав на КАД, свернула на развязку к торговому комплексу, где располагались «Икея» и «Мега». Вертолёт завис над парковкой, но Лика уже скрылась в дверях магазина, бросив машину, как попало.
Она поправила чёлку. Непривычная причёска раздражала. Чёлка появилась как-то сама во время трансформации. Спрятавшись в кабинке для переодевания в одном из магазинов «Меги», Лика решила попробовать перевоплотиться без всякой фотографии. И у неё получилось! Она так ярко представила соседскую девочку-тинейджера, что это сработало. Теперь у неё не только конопушки на круглом лице, но и пушистые рыжие волосы. Значит, теперь она умеет менять и прическу. Потрясающе! Впору порадоваться, если бы не смятение в душе: ей надо подумать, что делать дальше, и как защитить не только себя, но и близких людей. Силы, с которыми она вступила с противоборство, слишком опасны. Она встала и направилась на остановку.
Если кто и следил за ней, то очень умело. Во всяком случае, Лика никого не заметила, хотя усиленно путала следы: меняла вагоны, поезда и направления. «Ладно, будем считать, что от хвоста я оторвалась», – с каким-то азартом решила она и перешла на красную линию метро. От Ленинского проспекта до дома она шла почти спокойно и только на подходе к дому снова заволновалась. Но почему бы ей не забежать к Насте для начала, узнать, что тут и как? Лика резко свернула и пошла к высотке, где жила Настя. И чуть было не ввалилась к ней в облике рыжей девчонки. К счастью, вовремя вспомнила и вернула своё лицо.
***
– Ой, – сказала Настя, открыв дверь, – нашлась? Тут тако-о-о-е было!
– Верю, – Лика через силу улыбнулась. – А у тебя поесть нечего? А то, боюсь, дома меня не сразу покормят.
– Да, конечно, – Настя потащила её на кухню. – Вот тут в холодильнике много чего. Ты пока ешь, я сейчас приду.
Лика с благодарностью кивнула. Хорошо, что они с Настей не поссорились. В смысле помирились. Лика тоже виновата в том, что произошло. Она налила чая, отрезала кусок колбасы и положила его на булку. Ещё никогда простой бутерброд не казался ей таким вкусным.
– Ты моим звонила? – спросила она, когда Настя вернулась.
– Что? – подруга, казалось, не расслышала вопроса. – Ах да. Звонила, конечно. Мать твоя чуть душу из меня не вытрясла. Не верила, что не знаю, где ты. Думала, покрываю тебя. Ну, как обычно, – она слабо улыбнулась.
Лика вздохнула. Да, столько лет вместе, чего только не пережили и всегда прикрывали друг дружку. Неужели последняя ссора всё же не прошла бесследно для обеих? Настя, похоже, тоже чувствовала себя не в своей тарелке.
– Прости меня, – сказала Лика, – за ту историю. По-дурацки вышло.
Настя махнула рукой и принялась отщипывать кусочки мякиша от батона. Лика удивилась: Настя не ела булку лет с тринадцати, чтобы не поправляться. И завидовала Лике, которая ела что попало, и ни грамма не прибавляла.
– Ты мне расскажешь, что у тебя случилось? – неуверенно спросила Настя.
Лика посмотрела на неё и кивнула. Да, расскажет. Но не сейчас. Сначала надо попасть домой, выдержать бурю родительского гнева, попытаться успокоить их и вместе решить, что теперь делать.
– Я с тобой пойду, – Настя решительно тряхнула головой. – При мне не будут так сильно ругать. Твоя мама меня любит.
– Спасибо.
Лика и правда была благодарна, и правда побаивалась идти домой. Страшно было не то, что будут ругать, а то, что мама будет плакать, и Лика при этом будет чувствовать себя последней свиньёй.
– Пошли, – она встала. – Пропадать так с музыкой.
– Восстанавливать обе киборгские комнаты, — совершенно спокойно ответил Платон. – В мансарде девушки… пока пятеро, но если с Мирой отправят и Зиму, то шестеро… без проблем поместятся. Какую комнату занимают сейчас Родион и Эстер? Спальню? Тогда для бабушки надо приготовить гостевую… в гостиной можно на диване Сэма устроить, ему там даже удобнее будет охранять. Я уже сообщил Раджу и Василию, к среде комната для Зарины Баженовны будет готова… не переживай, смотри лучше, какой у нас Хельги удалец, сколько водорослей насобирал.
— Хельги, на дне ещё что-то осталось, или ты всё принёс? – удивлённо спросила Нина гордо стоящего парня в мокром купальном костюме, притащившего из озера очередную ношу.
— Осталось! – ответил он, — я самые длинные брал. А коробочку можно взять?
— Какую коробочку? – не поняла Нина, и «семёрка» тут же скинул ей на видеофон с десяток голографий, на которых была видна лежащая на дне и опутанная водорослями шкатулка коричневого цвета размером примерно пятнадцать на двадцать сантиметров.
— Достань её… только если это не опасно. Вдруг там отрава или какое-нибудь оружие? Будь очень осторожен… и если найдёшь что-то ещё, что не должно лежать на дне, можешь доставать тоже.
Хельги радостно кивнул, ушёл в воду и через несколько минут вернулся со шкатулкой в руках. Платон осторожно взял её, просканировал, нашёл сбоку две кнопки, нажал их и медленно открыл — в шкатулке оказалось несколько запаянных пластиковых пакетиков с банковскими картами и пакетик с флешкой.
— Хельги, где именно ты нашел эту шкатулку? Если не замёрз и ещё не голоден, поныряй, пожалуйста, ещё немного и посмотри, нет ли ещё каких-либо предметов рядом… или поблизости. И достань их, если это не опасно, — попросила парня Нина, — а мы пойдём в дом и узнаем, что на этой флешке.
— Не надо открывать этот пакетик. Лучше сразу позвонить Степану и отдать всё ему, он решит, что с этим делать, — возразил Платон, — если придётся разбираться с полицией, то лучше через него. Я попросил Волчка отправить Самсона в помощь Хельги и выделить гидрокостюмы и акваланги для обоих… они оба «семёрки» и смогут нырнуть глубже, чем «шестёрки». А шкатулка лежала явно глубоко, иначе её давно бы обнаружили… и хорошо, что металлическая, иначе содержимое промокло бы. И попрошу поставить охрану, чтобы птицы не растащили находки.
Нина с ним согласилась и тут же сообщила брату о находке. Степан выслушал её, но лететь отказался:
— Мне сейчас совершенно некогда… а дело, судя по всему, не требует отлагательства… пришлю кого-нибудь, ждите.
— Хорошо, ждём.
Нина с Платоном пошли в дом, и Нина попросила Алю отнести обед для Хельги и Самсона на берег, где они оба старательно складировали всё, что доставали со дна: от камней и кусков дерева до разбитых планшетов и обломков обнаруженного на дне разбитого флайера.
Через два часа на небольшом грузовом флайере заповедника прилетел юрист со своими двумя киборгам и Лазарем. Нина, извещения о прибытии гостей охраной, сама подошла на берег Жемчужного острова и встретила прилетевших:
— Добрый день, Иван Сергеевич! А… почему именно Вы, а не кто-то из конторы?
— День добрый! Чтобы сразу исключить вероятность предположения кражи поднятых предметов. Ведь у них наверняка есть хозяин и он может… теоретически может… подумать, что из поднятого возвращено не всё. Так что…
— Чисто с целью перебдеть? — договорила за него Нина, — тогда… осмотрите всё, что парни достали, примите на планшет их записи… и грузите в свой флайер.
— А на причитающуюся вам награду…
— Пришлите ещё коров, — вмешался Платон, — нас всё больше и больше, а коров у нас всего семь голов… ещё десяток нам не помешает. И комбикормов для них тонн десять. Лучше сразу сорок.
— Договорились, — ответил Иван Сергеевич и сразу велел Люси и Лазарю грузить в свой грузовичок поднятые со дна части то ли одного флайера, то ли пары кобайков.
После этого Нина передала ему шкатулку со всем содержимым под запись на Люси, а затем пригласила на ужин в столовую, пока киборги заканчивают исследовать дно и поднимать всё найденное. Последним Хельги с Самсоном подняли небольшой, но очень тяжёлый сейф и сразу очень осторожно погрузили в флайер заповедника.
Юрист с киборгами и грузом улетел почти в половине восьмого вечера, и Нина, проводив его, вздохнула с облегчением:
— Наконец-то! Интересно только, во что мы опять вляпались? Этот разбитый флайер там лежал не меньше пяти лет… иначе мы бы знали о нём. Вроде всего полсотни метров от берега… а такая глубина.
— Что бы там ни было, а оно уже произошло, — тихо сказал Платон, — мы сделали, что могли. Теперь Иван Сергеевич будет выяснять, чей был флайер и как он попал в озеро. Я все записи скинул Люси… и парни, Самсон и Хельги, скинули ей тоже. Как эти обломки попали в озеро и что находится в сейфе – не наше дело. Наше дело – вовремя получить награду.
— Хорошо бы, если бы обошлось… пойдём домой, устала.
Уже на кухне своей квартиры Нина объявила Самсону и Хельги, что на оставшиеся два летних месяца их работа будет заключаться в осмотре дна вокруг архипелага и поднятии на берег всего, что найдут, плюс рыбалка и сбор водорослей. Платон при Нине позвонил Волчку и Фролу и договорился, чтобы парням оставили гидрокостюмы и акваланги, выделили катер с механиком и чтобы пара киборгов занялась очисткой и сортировкой поднятых предметов.
— Но… там больше нет флайеров! — обиженно заявил Хельги, — мы всё собрали.
— Зато на глубине водоросли длиннее, — тут же нашёлся Платон, — ты же хочешь боевого коня? А его кормить надо. Водоросли, конечно, далеко не основной корм для лошадей… но как витаминная добавка очень даже подойдёт. А заодно будешь поднимать коряги, если они там есть, рыбу, если сможешь поймать, и… любые другие предметы, которые на дне быть не должны.
— А охрана мамы? — не унимался Хельги
— Пока мы на своём острове, мы и так под охраной, — успокоила его Нина, — но если соберёмся куда-то лететь, то обязательно возьмём одного из вас для сопровождения. Хельги, тебе ведь нравится управлять катером?
Парень осторожно кивнул, и продолжил говорить уже Платон:
— Мы выделим тебе этот катер, вы будете ездить… или плавать?.. на нём вокруг островов, нырять и доставать со дна всё, что найдёте. И делать видеозаписи рыб для экологов заповедника. Вы оба «семёрки» и можете нырять глубже, чем остальные. Снимать видео для нашего архива тоже надо будет. И можно доставать ракушки со дна, но только пустые… и дарить Але после небольшой обработки.
— Тогда я согласен. Можно идти обратно и нырять?
— Сейчас отдыхать, а с утра и начнёшь. Кстати, выходить в озеро по два-три часа утром и вечером будет достаточно, а в остальное время ты сможешь охранять маму, а Самсон – помогать механику ухаживать за катером. Будет у тебя своя бригада, — рассмеялся Платон, — из тех, кто долечивается на медпункте, выделим трёх или даже четырёх киборгов для обработки найденного. А теперь отдыхать.
***
Утром Хельги встал в половине третьего часа, быстро и бесшумно позавтракал тем, что нашёл в холодильнике, и побежал на берег, где уже была сделана небольшая пристань и стоял катер. Самсон, живущий в модуле с охранниками, прибежал через минуту — и тут же оба получили сообщение от Платона: «Удачи! Подождите пару минут, сейчас к вам придет Эдгар, наш завхоз. Он будет чистить рыбу, которую вы поймаете, он на рыбалке никогда не был, хочет посмотреть рассвет»
Mary действительно вскоре появился – и три киборга на катере выехали в озеро. Хельги управлял катером и ловил рыбу на три удочки, Самсон нырял в акваланге и с ножом, чтобы у дна срезать водоросли, Эдгар сразу же рыбу чистил… за неполных три часа они добыли столько, что в столовой хватило бы кормить всех пару дней.
Вернувшийся в дом в семь часов Хельги радостно сообщил о добыче Нине и Платону и спросил, можно ли порыбачить вечером.
— Нужно! — ответил Платон, — часов с десяти вечера и до полуночи. Трёх часов сна ночью тебе хватит… и два часа можешь поспать днём. Столовая у нас круглосуточно, рыбу примут сразу.
Хельги радостно согласился. Вечером он и Самсон с Эдгаром снова рыбачили. Эдгару это понравилось настолько, что он сам попытался ловить на удочку.
В этот же вечер, двадцать седьмого июня, Платон на срочном собрании правления колхоза поднял вопрос о создании ещё одной рыболовецкой артели: Хельги и Самсон по два раза в сутки на два-три часа будут выезжать на катере рыбачить, и нужен ещё один механик в помощь Самсону, чтобы чистить катер после выхода в озеро, и пара Irien’ов или Mary, которые будут обрабатывать добычу, независимо от того, что будет добыто – рыба, куски дерева или водоросли.
Собрание прошло за пару минут и по сети, Волчок мгновенно провёл инструктаж по технике безопасности, Фрол выделил пару киборгов для сушки и уборки на склад водорослей, Григорий, получавший сообщения о собрании на планшете, выделил механика, который будет чистить и заправлять катер после каждого выхода в озеро.
Назначенный бригадиром Хельги был почти счастлив — работа была посильной и интересной, но усилившееся желание иметь боевого коня не стыковалось с выходами в озеро. Но его радовало то, что днём он мог по-прежнему быть рядом с Ниной и сопровождать её в поездках.
***
В четверг, двадцать восьмого июня, почти в семь утра Степан привёз на грузовом флайере восьмерых коров в качестве компенсации за найденные в озере обломки и содержимое шкатулки и сейфа. Платон на пару с Гопалом занялся приёмом и размещением животных, которых ещё надо было подоить, так как по местным обычаям коров продают недоенными, чтобы они лучше приживались на новом месте. И потому в город Нина полетела только в компании Хельги. Драган пообещал привезти в город бабушку Змея к полудню и надо было успеть приготовить для неё и её киборгов комнаты.
В доме её встретил Родион и сообщил, что решил купить в ипотеку свой дом, так как семью ждёт пополнение (двое близнецов уже месяц, как помещены в инкубаторы), и готовы переехать, когда сделка будет заверена документально.
— Это же здорово! — воскликнула Нина, — вы будете родителями… какие же вы оба… герои! И ты, и Эстер… рада за вас. Но до переезда в свой дом можете жить здесь. А сейчас надо подготовить гостевую комнату… маловата она для пожилого человека, конечно.
— А с размещением мы так решили, — деловито сказал Родион, — в мастерской поставим двухъярусную кровать… но… когда будут селиться девушки?
— В конце августа или начале сентября… — ответила Нина, — а что?
— К сентябрю мы думаем переселиться в свой дом… здесь недалеко, напротив дома Фомы. Тогда мы пока переберёмся в мансарду, а для бабушки приготовим спальню. Всё нормально, не переживайте.
Драган привёз Зарина Баженовну и её кибер-девушек почти в два часа пополудни, к этому времени Родион с помощью Раджа успел перенести свои вещи наверх, а Фред тем временем подготовил комнату.
Зарина Баженовна осмотрела дом, с помощью Яры поднялась наверх и осмотрела мансарду, спустившись, внимательно осмотрела и одобрила выделенную ей комнату — и тут же засобиралась обратно. Нина удивлённо спросила:
— Неужели Вам не понравилось? Вы привыкли к городу, а здесь хоть и пригород, но всё рядом… и магазин, и рынок.
— Я что я здесь буду делать? Дома я хоть с внуками занималась… и к Радмиле ходила в её школу… я же учитель.
— Вы можете заниматься с киборгами в ОЗК, — тут же нашёлся Платон, — вести занятия по сербскому языку и литературе, и русский язык преподавать… киборгам. А потом и люди в группе появятся. Давайте сейчас пополдничаем и полетим в ОЗК. Вам будет нужен свой флайер, чтобы летать в город? Пока можно брать такси, а потом я куплю для Вас флайер.
— Вот киборгов обучать мне ещё не приходилось, — растерянно ответила бабушка Змея, — но… давайте попробуем.