(Рональд шер Бастерхази)
— Стесняюсь спросить, Ястреб, и как же светлая сила разнообразных стихий влияет на твою потенцию?
— Хф-ф-гк?!
А как еще прикажете отвечать на такое?! Даже темному магистру второго уровня сложновато высказать что-то более вменяемое, если у него от неожиданности шамьет пошел носом. Умеет же шисов Ссеубех, этот дважды дохлый некромант, дери его семь екаев, задавать неподходящие вопросы в неподходящее время!
— Ты это о чем?!
— Всего лишь о твоей новой диссертации, Ястреб. Или статье. Или к чему ты там изволил нацарапать начальные тезисы сегодня в своем рабочем журнале?
Роне уже набрал в грудь воздуха, чтобы как следует возмутиться наглостью некоторых дважды дохлых древних фолиантов, но тут зацепился взглядом за последнюю страницу журнала наблюдений. Вернее, за заголовок, выведенный каллиграфической вязью в самом верху этой страницы: «Некоторые особенности влияния добровольно отчуждаемых светлых сил сопредельных и/или противуположных стихий на потенцию темного шера изначальной категории дуо». Моргнул, пытаясь не поверить своим глазам. Перечитал. Трижды.
И почувствовал, как его обдает жаром изнутри, и жар этот не имеет никакого отношения к стихийному.
От возмущения. Конечно же, исключительно от возмущения!
— Потенциал! Я имел в виду потенциал, Ссеубех, дери тебя семь екаев! Это просто… описка.
— Ай-яй-яй, такой взрослый шер, как не стыдно!
— Ссеубех!!!
— Ладно, ладно, молчу, молчу, а я что? А я ничего… Жаль, что ты не помнишь Зигмунда, и шутить про него с тобой бесполезно. А девочка, наверное, чудо как хороша. Аж завидки берут.
Жар, обжегший изнутри, разогнал кровь и взбодрил, словно как следует тряханул за шкирку. Полезно. Вот, например, как сейчас: еще пару минут назад Роне безразлично и вяло поинтересовался бы: «Какая девочка?», чем вызвал бы множество совершенно ненужных вопросов. Сейчас же он, лязгнув зубами, успел откусить так и не вырвавшийся вопрос, прежде чем сообразил — какая. И сообразить, кстати, тоже успел.
Пожал плечами в деланом безразличии. Ответил подчеркнуто нейтрально:
— Очень хороша.
— Я так и думал… — Ссеубех зашелестел страницами, словно вздохнул. Спросил с неожиданным интересом: — Так хороша, что ты решил не дожидаться ее совершеннолетия?
— Ты это о чем? — рассеянно поинтересовался Роне, разглядывая испорченную страницу журнала и думая, исправить ли ее магическим образом или просто вырвать на шисов дысс, чтобы и памяти не осталось.
— Ну, понимаешь тут какое дело… Ты с утра был в таком настроении… и состоянии… что тут даже и не знаешь, что предположить, при всем уважении к моим сединам. Знай я тебя меньше или будь ты бездарным или хотя бы условным, и я бы поставил собственную обложку против ломаного динга, что у тебя типичнейшая посткоитальная депрессия. Вызванная упадком сил, опять-таки, посткоитальным.
Роне фыркнул. Без всякого уважения к некромантским сединам. И быстрым движением пальцев переправил заголовок, решив, что не будет он ничего вырывать. Сохранит. До последней буквы.
— Вот-вот, мне и самому смешно. Потому что я знаю тебя… скажем так: довольно значительный срок, и за все это время ты ни разу не проявлял склонности к глупостям подобного рода. К многим другим глупостям других родов — очень таки даже да, но не к этой. К тому же ты все-таки истинный шер, а у истинных шеров после хорошего секса энергия лишь прибывает. Да хоть на тебя посмотреть, у тебя же чуть ли не из ушей прет, с пальцев искры сыпятся! Откуда тут взяться упадку сил и депрессии, ну сам посуди?
— Неоткуда. Ты прав.
На этот раз улыбка вышла совершенно естественной и даже непроизвольной. Потому что Роне вдруг понял, что Ссеубех и на самом деле прав: у Роне действительно не было никаких поводов чувствовать себя несчастным и считать все конченным и безнадежным. Ни малейших поводов!
Потому что Дайму тоже нравилось то, что между ними происходило… чем его ни называй.
Сейчас, когда утренняя беспросветная тоска отступила, Роне это понял отчетливо и теперь не понимал лишь того, как и почему не увидел ранее. Ведь это же так очевидно! Или действительно для темных все наоборот и вечер мудренее утра?
Дайму нравилось то, что между ними произошло. И секс, и слияние стихий, и… и все остальное тоже. Ему нравилось. С самого первого раза. Иначе он не стал бы делить обязанности, не позволил бы прикоснуться к Сумрачной, не остановил бы потом на пороге, не напоминал бы про должок, и та бутылка вина… и дверь своего номера в той безымянной таверне он тоже не оставил бы открытой, и не предложил бы сделать привал на той полянке… и не остался бы в башне Рассвета до утра, проявив вопиющее неуважение к монаршей особе, которая тоже вообще-то претендовала на его внимание этой ночью. Но он предпочел Роне.
Ему нравилось!
А раз нравилось, значит, ничего не закончилось и ничего не потеряно. Все еще очень даже вполне может сложиться удачно. Потом, когда Дайм вернется… Ведь не навсегда же он уехал в свой шисов Сашмир!
Да, разумеется, зеркалить он не станет. Светлому шеру, целому полковнику Магбезопасности как-то невместно зеркалить какому-то там темному колдуну. Ну и ладно. И не больно-то и хотелось.
Потому что темному колдуну (полномочному представителю, между прочим, Конвента, а не дыссу с болотной кочки!) вовсе не впадлу будет при случае позеркалить полковнику Макбезопасности. Конечно, если найдется подходящий повод. Или случай. Или какая-нибудь информация, которую до полковника МБ надо донести непременно и срочно. Или еще что-нибудь подходящее. А оно обязательно найдется.
Чтобы Роне — да не нашел?
Ха.
А потом найдет снова.
Не сегодня, конечно, сегодня еще рано, да и Дайм наверняка будет вымотан после целого дня в дороге и трех бессонных ночей подряд. И не завтра. Может быть, дня через три. Или четыре. Дня за четыре вполне можно нарыть что-то, интересное для МБ.
А потом — нарыть еще.
Не слишком часто, чтобы не надоесть и не утомить. Но и не слишком редко, чтобы не забыл. Надо просто дождаться. Просто дождаться, сохранив по возможности хорошие отношения. Не дав о себе забыть, и обо всем хорошем, что было, не дать забыть тоже.
Да, конечно, зеркалить Дайм не будет, не надо быть менталистом второго уровня, чтобы это понимать. Но при личной встрече… при личной встрече все еще вполне может иметь продолжение. Вот и прекрасно. Вот и хорошо. Главное, чтобы Дайм не забыл, как оно было и с кем оно было. Что ж, Роне постарается, чтобы не забыл.
Придется самому. Зеркалить, искать поводы, надоедать… нет, не надоедать, ни в коем случае не надоедать! Не слишком часто. Допустим, раз в неделю. Или даже в две. Раз в две недели, это… нормально. Это нельзя счесть слишком навязчивым. Не регулярно, нет, ни в коем случае! И всегда — по очень важному поводу, не просто так. Поводы… Поводы найдутся.
— Вижу, ты окончательно оклемался от той вселенской тоски, причины и сути которой я так и не понял? И я могу рассчитывать, что передо мной снова старый добрый — ладно, ладно, недобрый! — Ястреб?
— Да. Со мной уже все в порядке, Ссеубех. Это было так… легкое помрачение рассудка.
— Ну-ну. Я рад. А главное, очень вовремя: тебе вот уже полминуты, как пытаются дозхеркалиться. Будешь и дальше игнорировать — или все-таки примешь вызов?