31 мая – 2 июня 427 года от н.э.с. Исподний мир. (Продолжение)
* * *
Волчок проснулся поздно днём и едва поднялся – каждое движение отдавалось в пояснице. Спаски в комнате не было, а Змай брился перед умывальником.
– Ты чего это еле ковыляешь? – спросил он, не оглядываясь.
– Вчера по спине дубиной схлопотал, теперь поясница болит.
– Я Милушу скажу, он посмотрит. Лучше бы, конечно, у Свитко спросить, он хороший травник. Но… вдруг болтать начнет.
– Да не надо. Пройдёт. Не стоило столько пить. А… где Спаска?
– У бабы Павы, вышивает гладью – достойное царевны занятие, ты не находишь? – Змай спросил это как-то особенно едко, как будто хотел в чем-то уязвить.
– Я поговорить с тобой хочу… – буркнул Волчок.
– Умойся сначала, а я пока раздобуду чего-нибудь на завтрак. Там и поговорим.
На завтрак Змай раздобыл холодной говядины, сыра и три бутылки вина.
– Это тебе не у мамоньки: горячие оладушки с молочком… У Милуша десяток поваров, а жрать, как всегда, нечего. – Он выставил на стол вино и принялся резать говядину.
– Я не буду пить, – сказал Волчок поспешно.
– Да и не пей. Только как ты без вина говорить будешь?
– Я серьёзно хочу поговорить…
– А то я не знаю, о чем ты говорить собрался. Давай, говори. – Змай с усмешкой откинулся на спинку стула.
– Думаешь, мне для храбрости надо выпить? Не надо. Отдай за меня Спаску.
Змай покусал губы, выбил пробку из бутылки и налил себе вина.
– Это мне не для храбрости, а с похмелья… – пробормотал он и исподлобья посмотрел на Волчка. – Знаешь, я тебя очень ценю. И даже уважаю. Но свою дочь я ценю гораздо больше, поэтому не обижайся.
– Не отдашь? – усмехнулся Волчок.
– Я ещё не решил. Я вообще раньше шестнадцати её отдавать не хочу. Я человек небедный, сбагрить дочь с рук на руки не тороплюсь. Но вот скажи мне, Волче, как ты себе это представляешь?
– Рано или поздно я уйду из гвардии. У меня кое-что отложено… Я могу купить дом – не в городе, конечно, но где-нибудь здесь, поблизости… – Волчок замолчал.
– Ты говори, говори. Ну? Дом – уже хорошо.
– Она не будет голодать, я все для неё сделаю…
– Голодать не будет? – Змай подался вперед. – Тоже неплохо. Дальше давай.
– Что ещё ты хочешь услышать?
– Я хочу услышать, как моя дочь, которая сейчас вышивает шёлком по батисту, будет зимой полоскать бельё в ледяной воде, скрести дощатые полы, выносить помои и выгребать золу из печки. Ломать спину на огороде, вставать до света и доить корову – а у тебя будет корова, я не сомневаюсь, а то и две. И как она будет рожать детей каждый год по штуке, одной рукой качать люльку, а другой – мешать кашу в горшке на печи. Пока не подрастут мои старшие внучки и не начнут ей помогать. Ты такого счастья хочешь моей дочери?
– У меня другого нет. – Волчок посмотрел Змаю в глаза и усмехнулся.
– Так и хочется ответить: а на нет и суда нет… Я, конечно, уважаю чувство собственного достоинства, с которым ты это говоришь… Но мне почему-то хочется другой судьбы для своей дочери. Она видит границу миров и межмирье лучше, чем я и любой колдун Млчаны. Она учит геометрию и естествознание, понимает энергетическую модель двух миров, строит карты силовых потоков, я уже не говорю про врачевание: она лучше Свитко разбирается в ядах и сильнодействующих травах. Она не просто колдунья – она дочь змея… И ты хочешь сделать её простой деревенской бабой? Может, тебе лучше поискать простую хорошую девушку? Которая будет ценить то, что ты ей сможешь дать?
– Мне не нужно других девушек…
– Верю. Потому что все они в сравнении с моей дочерью проигрывают, – самодовольно сказал Змай. – Но через год она разочаруется в тебе, и тогда домик за высоким забором будет для неё темницей, понимаешь ты? Ей всего тринадцать, таких, как ты, у нее будет ещё десяток! Это ты будешь любить её до гроба, а она нет! Ты хочешь стать её проклятьем?
– Нет, не хочу. Что ты мне предлагаешь?
– Для начала я предлагаю подумать. Тебе подумать – она думать не будет, ей кажется, что всё ясно. Ещё я предлагаю подождать – ей подождать, может, она разлюбит тебя раньше, чем будет поздно что-то менять. В-третьих, если вы оба подумаете и подождёте, я поставлю тебе такие условия, что и жениться не захочется.
– Ты уверен?
– Ты по-другому видишь место мужчины в семье. Это тебе придется идти за ней, а не ей за тобой. Ты будешь её придатком, а не она твоим. Так часто бывает при неравном браке. И ты с этим не смиришься, я знаю. А если смиришься, то таким ты ей будешь не нужен.
– Ты бы предпочел видеть зятем Славуша?
– Беда в том, что у меня только одна дочь, и я хочу для неё слишком много. А вообще-то я уже нашёл ей подходящую партию, но, боюсь, она моего выбора не оценит. Пока с тобой год-другой не поживет. И иногда я думаю, что надо пойти по простому пути: стерпится – слюбится.
– Значит, Славуш?
– Да нет, не Славуш, с чего ты взял? Я их даже не познакомил ещё. Кстати, учти, что Славуш не чужой ей человек – близкий друг, она к нему привязана. Она и так в тебя влюблена, какие ещё победы тебе нужны?
– Он уверен, что она принадлежит ему, – проворчал Волчок. – И мне это не нравится. Я думал, ты ему что-то пообещал.
– Нет, ничего я ему не обещал. А ты в самом деле ревнивый. И такого счастья я дочери тоже не хочу. Ты собственник, властный и не терпящий возражений, а она существо из мира грёз, к ней надо прислушиваться. В неволе она зачахнет…
– Я подумаю над твоими словами. Сколько ты предлагаешь думать и ждать?
Змай ухмыльнулся:
– Я бы хотел, чтобы прошло года три, но пожалею и тебя, и её. Год. Через год можем вернуться к этому разговору. Но если ты, мерзавец, посмеешь…
Змай уехал в Хстов, не дожидаясь обеда, а, чтобы Волчок не скучал, принес ему книгу – в замке было множество книг. Змай привозил Волчку книги и в Хстов (и за любую из них его могли объявить врагом Храма), но эта была особенной, потому что написал её Славуш-сын-Ивич Вышьегорский из рода Серой Белки. Для детей – учеников Милуша.
И Волчок обиделся было – углядел в этом желание уязвить его, выставить дураком, но в конце концов проглотил обиду: это был довольно сложный, но понятный учебник по естествознанию.
Спаска вернулась в свою комнату незадолго до обеда (в замке поздно вставали и поздно обедали) – вместе с бабой Павой, которая посмотрела на Волчка такими глазами, что захотелось провалиться сквозь землю.
– Доброе утро, – сказал Волчок.
– Утро! – фыркнула та. – День давно! Это у лежебок утро!
– Доброе утро, – улыбнулась ему Спаска и повернулась к няньке:
– Волче-сын-Славич вовсе не лежебока, он обычно до света встает. Он вчера устал, ему надо было выспаться.
– Бражничать устал? От этого больше всего и устают, – проворчала нянька. – Безобразие это. Чтобы в комнату невинной девочки мужика привести… У отца твоего вообще соображения нет никакого.
– Вот вы отцу это и скажите, – пожал плечами Волчок. – Спаска-то здесь при чем?
Спаска с улыбкой приложила палец к губам, но было поздно: нянька вдохнула поглубже, уперла руки в бока и начала, наступая на Волчка:
– А вот тебя я забыла спросить, что мне делать! Ни стыда, ни совести! Приведут проходимца, а я потом отвечай за девочку! Раз позволили тебе тут находиться, так сиди и помалкивай! Знаю я таких прохвостов: чуть отвернись, и под юбку девочке полезет! Глаза-то бесстыжие! И правильно тебе вчера Славуш по зубам-то дал – сразу небось тебя разгадал, натуру твою продувную! Ты в её сторону и смотреть не смей, она тебе не хстовская распутная девка, чтобы ты глазами своими наглыми на неё пялился! И не…
Волчок не дал ей договорить – поднялся и рыкнул негромко:
– Ты, бабка, на кого рот разинула?
И только потом сообразил, что он не на базаре в Хстове, и гвардейской кокарды на нём нет, и вообще, нехорошая это привычка – на людей огрызаться. Любая хстовская торговка (будь Волчок даже в форме гвардейца) за словом бы в карман не полезла, им так просто рот не заткнёшь – прожжённые бестии.
Но баба Пава, видно, была совсем другого сорта, потому что присела от испуга и прошептала восторженно:
– Ох…
Волчок сел обратно на стул и проворчал:
– Серебро не забудь пересчитать, когда я уйду…
Она послушно закивала, будто всерьез собралась пересчитывать серебро. Спаска засмеялась, прикрывая руками рот.
– Нечего смеяться! – строго сказала ей нянька. – Я принесу обед, а ты накрой на стол. И это не дело, что я должна сама носить еду с кухни…
– Так Милуш велел, – ответила Спаска, улыбаясь. – Хотите, я схожу на кухню?
– Этого только не хватало! Нечего тебе возиться с горячими горшками, еще обожжёшься. Что я тогда скажу твоему отцу? – Баба Пава скосила глаза на Волчка, словно искала одобрения.
– Баба Пава! Я же сто раз вам говорила, что у тётушки Любицы я сама готовлю еду! А тут – только принести.
– Вот пусть тётушка и дает отчёт твоему отцу, если что. А мне такой радости не надо. – Она еще раз посмотрела на Волчка вопросительно – верно ли она рассуждает? – и направилась к двери.
– Ой! – Спаска расхохоталась, когда дверь за нянькой захлопнулось. – Ой, я не могу! И как вы догадались, что на неё просто прикрикнуть надо?
– Да я и не кричал вовсе…
– С бабой Павой Милуш так разговаривает, так она его уважает и боится. И ещё метельщик один – его она тоже слушается. А отец с ней по-хорошему, поэтому она его ни во что не ставит. Она не злая на самом деле, она меня любит, только хочет, чтобы я была как настоящая царевна… – Спаска присела к столу напротив Волчка. – Ой, а вы книжку Славуша читаете?
Волчок смутился, но вида не показал:
– А ты вот так с одного взгляда догадалась?
– Так я же её пять раз переписывала! Сильней естествознания я ненавижу только вышивку. Ну и геометрию ещё. А Славуш нарочно написал её так, чтобы ничего непонятно было… – Она рассмеялась.
– По-моему, всё понятно. Надо только подряд читать, не пропускать ничего.
– Да? Что, и вот это понятно? Про сложение несущих?
– Ну здесь же всё подробно объясняется… – Волчок смутился ещё сильней – ему показалось, что она его проверяет.
– Славуш – он ужасно умный… Но я ничего в его книжке не понимаю. И терпеть это всё не могу.
– А что ты любишь?
– Я змей люблю. Как жаль, что вам нельзя ходить по замку! Я бы вам столько показала всего! У Милуша целая каморка с гадюками. Они сейчас злые ужасно, у них время любви. Даже Милуш их в конце весны боится, а я могу у них брать яд – он крепкий сейчас, хороший.
– А зачем тебе яд? – кашлянул Волчок.
– Им от жёлтых лучей лечат. Ну, если колдуна отравили солнечные камни, то гадючий яд помогает. А ещё он согревает хорошо, от суставов помогает, от боли в спине… Нет, не как у вас, у вас почки болят, вам вообще змеиный яд нельзя. Я вам после обеда припарку сделаю и травки заварю, можно?
– Да не надо, пройдёт…
– Тогда на ночь, почки к утру больше всего болят. Я сильные травки знаю, чтобы не так болело. А чтобы совсем почки вылечить, надо долго травки пить, месяца два-три. Кто вам их заваривать будет? – Спаска вдруг замолчала, а потом незаметно коснулась его руки и прошептала: – Я не хочу, чтобы вы уходили… Я сейчас так счастлива, что вы тут, но это же всего на два дня… Пожалуйста, не уходите…
– Я не могу.
Если Змай прав и Спаска в самом деле скоро его разлюбит, то очень обидно будет потом вспоминать этот миг и эти слова. И пока она любит его, надо быть с ней каждую секунду, беречь эти секунды, эти крупицы счастья, а не тратить их на гвардию, Огненного Сокола, пятого легата…
Ничто в словах Змая не напугало его так, не причинило такой боли, как эта мысль: она скоро разлюбит его. Надо привыкнуть к этому, смириться, оставить надежду. Но пока этого не случилось, разве можно уйти от неё, отказать ей в том, чего он и сам хочет больше всего на свете?
– Я не могу… – хрипло повторил Волчок. – Я буду нужен твоему отцу перед осадой замка.