Она ещё раз посмотрел на свою фотографию. Кто-то снял её на улице по дороге на работу. Этот деловой костюм она купила в прошлом году. Значит, фото сделано никак не раньше. Дядя хотел знать, кому оставляет наследство? Или хотел убедиться в их родстве? Интересно, как он сам выглядел? За время уборки на глаза не попалось ни одного фотоальбома. Внезапно ей захотелось посетить его могилу. Абсурдно, но, возможно, на кладбище ей придут в голову какие-то умные мысли. Она сунула фото в «Молескин», а его в сумку, быстро оделась и поспешила на улицу. Было три часа дня.
Вчера она не успела, да и не смогла бы рассмотреть дом. Сейчас он предстал перед ней всеми своими несовершенствами. Деревянный, выкрашенный голубой краской, местами уже облупившейся. Крыльцо с рассохшимися ступенями, кривоватые окна первого этажа с решётками на них. Дядя заботился о безопасности больше, чем о красоте. Густые заросли сирени скрывали заднюю часть сада. К тому же тропинки плотно заросли крапивой. Она пососала запястье, всё ещё зудящее от вчерашней встречи со жгучими стеблями. Тут работы и работы. Всё это надо косить. Иначе крапива заполонит участок, и ей придётся выходить на улицу в скафандре. Ладно, это потом, всё потом.
Уже подходя к остановке, она подумала, что не знает расписания. Вдруг здесь автобусы ездят раз в час или, вообще, два раза в день? Под навесом стояла женщина с ведром, из которого торчали плотные головки пионов.
– Погода-то нынче какая, – приветливо кивнула она Кларе. – Красота!
– А как доехать до кладбища?
– Да вот как раз на семнадцатом, – женщина указала на автобус, вывернувший из-за угла, и ловчее перехватила ведро.
Не веря глазам, Клара влезла в салон и только там спохватилась, что у неё нет налички. Ну вот, сейчас её с позором высадят. Щёки запылали. Привычка расплачиваться картой сыграла с ней дурную шутку. Кондуктор, маленькая женщина с ярко-жёлтыми волосами, собранными в хвост, уже приближалась к ней.
– Простите, – пролепетала Клара, – я забыла снять деньги в банкомате. Я сейчас выйду.
– Куда едешь-то?
– На кладбище ей надо, Тамар, – вмешалась женщина с пионами.
Кондуктор кивнула, словно одобряя цель поездки.
– Кто там у тебя?
Клара не сразу поняла, о чём её спрашивают, потому ответила с заминкой.
– Дядя. Понимаете, вчера только приехала, ещё не знаю, где тут что.
– Первый раз, что ли? Н-да. А чего без цветов?
Клара ответила виноватой улыбкой.
– А вот, возьми-ка, – женщина принялась копаться в ведре. – Вот и положишь. Всё покойнику радость будет.
– Ой, да говорю же, у меня денег нет. Вернее, есть, но на карте, а я…
Кондуктор и женщина дружно засмеялись, словно Клара рассказала забавный анекдот. Пришлось взять протянутую ей ветку с тремя бордовыми бутонами. Пока Клара, смущаясь, бормотала слова благодарности, кондуктор пошла обилечивать пассажиров дальше. Женщина с пионами вскоре вышла. Клара смотрела в окно на дома, сменяющие друг друга. Город как город. Пятиэтажки соседствуют с частным сектором. Сквозь стройные ряды геометрически высаженных клёнов проглядывает фасад торгового центра. Мелькнуло здание с колоннами и высоким фронтоном. «Дом культуры» гласила вывеска над козырьком.
– Выходим! – гаркнули над ухом, и Клара подпрыгнула. – Вон, видишь дорожку за домами? По ней пойдёшь и прямо к центральному входу попадёшь, ясно?
– Ясно. Спасибо.
Автобус чмокнул дверью, оставив Клару на остановке. Пионы в руке трепетали листьями и тонко пахли. Шагая к воротам, она задумалась, что не знает, где дядина могила. Надо было бы спросить у Голикова. Но звонить ему не хотелось.
Рядом с входом имелся ларёк, где продавали венки, искусственные цветы и прочую кладбищенскую атрибутику. На вопрос, как ей узнать, где похоронен человек, ей указали на домик администрации, и через пять минут сторож, словно специально ждавший её у порога, назвал номер участка, предварительно полистав журнал учёта покойников.
Могила Коха находилась в левой части кладбища. Пока без памятника, с массивным деревянным крестом, на котором кто-то примотал скотчем заламинированную фотографию. Так Клара впервые увидела дядю. Высокий лоб с откинутыми назад русыми волосами. Чуть впалые щёки, прямой взгляд. Сурово сжатые губы.
Пионы легли на земляной холмик поверх увядших чужих букетов. Что за человек он был? Почему выбрал одиночество? А ведь ей тоже светит одинокая старость. С её-то везучестью, она или вовсе не выйдет замуж, или выйдет за какого-нибудь пьяницу. У неё защипало в носу. Словно в ответ подступающим слезам сверху тоже капнуло.
Небо над головой, ещё минуту назад чистое, заволокло тучами, сверкнула молния. Грозы Клара боялась гораздо больше, чем мышей, поэтому подхватила сумку и побежала прочь, представив, как её прибьёт молнией прямо на кладбище, и это будет последнее фатальное невезение.
Подгоняя, дождь усилился, превратился в ливень. Песчаные дорожки раскисли, в небольших лужицах пузырями вздувалась кремовая пена. Она мчалась между проходами, в панике не находя верного пути из этого лабиринта. Куда ни глянь, всюду виднеются только оградки, кресты и мраморные обелиски.
Над головой сверкнуло, удар молнии пришёлся в раскидистый тополь буквально в метре от неё, раздался треск, уши заложило, в нос ударил запах озона. Клара закрылась руками, ожидая следующего разряда, который уж точно испепелит её на месте. Следующая молния сверкнула уже поодаль. Пронесло. Внезапно она поняла, в какой стороне выход, и поспешила к нему.
Мокрые джинсы липли к ногам, кроссовки хлюпали, она влетела под бетонный козырёк и шумно перевела дух. Остановка предсказуемо была пуста, и это значило, что автобус уже проехал, забрав с собой всех пассажиров. И неизвестно, сколько ждать следующего, да и будет ли в нём такая добрая кондукторша, которая пустит её без оплаты. Кажется, её невероятное дневное везение кончилось. Чего и следовало ожидать. Ливень хлестал по бетонному козырьку навеса, пряча пустую дорогу под стеной воды.
– Эй!
Клара вгляделась. Возле остановки затормозила машина. Через открытое окно с пассажирской стороны кто-то кричал:
– Девушка, садитесь! Да быстрей же. Ну!
Она запрыгнула в салон. Нет, у неё не отказали мозги, просто замёрзшее тело всё решило само.
– Ой, какая вы мокрая, – засмеялся водитель, и она с удивлением уставилась на благодетеля, молодого мужчину, не то чтобы писаного красавца, но весьма симпатичного на первый взгляд. Да и на второй тоже. Хорошая стрижка, белая футболка со скромным логотипом на кармашке. Весёлые глаза.
– Я вам тут сейчас все чехлы попорчу, – призналась она.
– Салфетки в бардачке, – сказал парень и тронул машину с места.
Разбудил её треск мобильника, который елозил по столу и настойчиво звал хозяйку.
– Клара, доброе утро. Это Семён Иванович. Голиков. Как спалось?
На часах значилось девять утра. Она только-только уснула и даже увидела какой-то сон. Пришлось признаться, что спалось ужасно.
– Кто-то ходил на втором этаже. Не могла уснуть.
– Это просто старый дом, Клара. Дерево рассохлось. Трещит, грохочет, ну и мышки бегают.
– Мышки?! – Вот теперь она окончательно проснулась.
– У Альберта был кот. Неплохо справлялся со своими обязанностями. Видимо, ушёл из опустевшего жилища, вот грызуны и расплодились. Ничего, вы привыкнете. Я хотел сказать, что можете смело обращаться ко мне по любому вопросу.
Клара поблагодарила и отключилась, почесала колтун на голове, зевнула. В буфете среди прочих баночек нашёлся кофе. Ну, хоть в чём-то повезло. Чашка напитка вернула ей способность трезво размышлять. Ну, хорошо, дом и деньги – это плюс. Придётся жить в провинции – это минус. Город вроде не глухая дыра – ещё один плюс. Но она никого здесь не знает – это минус. Большой минус. Хоть Клара и считала себя интровертом, но общество людей ей всё же требовалось.
Допустим, она откажется от таких условий, плюнет на нежданное наследство и вернётся домой к повседневной рутине, в отдел маркетинга, снова продавать канцелярию мелким и крупным оптом. Работа не пыльная, но вот зарплата в последнее время совсем не радует. Старожилы рассказывали, как они получали в тучные годы и по сто, и по двести тысяч, но те времена ушли безвозвратно. Кризис, что поделать.
А тут ей безо всяких трудов предлагают пятьдесят тысяч в месяц буквально ни за что. А если она ещё и работу найдёт, то будет как сыр в масле кататься. И всё же… переехать сюда, жить здесь совсем одной? Душа пребывала в смятении.
За время, что дом стоял без хозяина, на полу и мебели скопился изрядный слой пыли. Клара вооружилась тряпкой и шваброй. Шкаф с флаконами убирала крайне осторожно. Протирала пузырьки, попутно любуясь разнообразием форм. Надо же, какие красивые. И ведь можно представить, что их держали в руках дамы в изящных туалетах, прыскали на кружевные платочки.
Синий флакон, несмотря на простоту формы, всё же выделялся среди прочих ярким пятном, а на свету переливался кобальтом. Металлическая крышечка сверкала полустёртой позолотой, сбоку имелся странный выступ, словно небольшой рычажок. Внутри сосуда тягуче переливалась жидкость. Она попробовала открутить пробку, та не поддалась. А может, это пульверизатор, как у современных духов? Клара дёрнула рычажок. Просто так, из любопытства. В лицо ей ударила струя. Она отшатнулась, чуть не выронив флакон, поморгала, потрясла головой. В носу щекотало, заставив расчихаться. Сладкий и одновременно горьковатый запах чем-то напоминал сирень и в то же время содержал в себе что-то ещё. Возможно, лаванду и чуть-чуть сандала. Надо же, сто лет прошло, а он пахнет. И зря фальшивый Голиков уверял, что духи испорчены. Внезапно ей стала понятна страсть дяди к этим изящным вещицам. Их хотелось трогать, рассматривать, любоваться. Возможно, так же некоторые женщины любуются брильянтами в своей шкатулке с драгоценностями. Жаль, что она не знала дядю при жизни.
Клара закрыла шкаф с духами и перешла к столу. В ящике среди прочих предметов лежала записная книжка в чёрной обложке, перетянутая резинкой. Клара, последние десять лет тесно имея дело с канцелярией, сразу признала любимый многими писателями и художниками «Молескин». Почерк у дяди оказался твёрдый, с аккуратным наклоном влево. Записи кончались примерно на трети объёма блокнота. Но на последней странице она заметила какие-то длинные цепочки из латинских букв и цифр похожие на химические формулы. И под ними надпись латиницей odor fortuna, обведённую жирной рамочкой. Да, вот жил человек, планы строил, умирать не собирался, но кто-то или что-то уже приготовил ему место в лодке Харона. Она погладила страницу и заметила на заднем форзаце кармашек, а в нём фотографию. Она даже не сразу узнала своё лицо, а узнав, сильно задумалась. Судя по одежде, фотография была сделана недавно. Откуда у дяди этот снимок, и кто его сделал? На обратной стороне почерком с характерным наклоном было написано: «Клара 100% ?». Больше всего её поразил именно этот знак вопроса.
Голиков снял трубку быстро, словно ждал её звонка.
– Приезжайте ко мне, – глухо сказал он, выслушав её сумбурные вопросы. – Захватите блокнот обязательно. Поговорим. Речная улица, дом десять, квартира двенадцать. Доехать можно на тройке. Автобус номер три. До остановки «Торговый центр», пройдёте через сквер по аллее, увидите каменный двухэтажный дом с фронтоном, последний подъезд. И… будьте осторожны, Клара.
Прежде чем она удивлённо ахнула, Голиков положил трубку.
Неужели придётся здесь ночевать? Она поёжилась, но искать гостиницу в незнакомом городе на ночь глядя тоже не вариант. Ладно, главное, попасть в дом, не съест же он незваную гостью. Смешок вырвался из её губ. Как запойный читатель, Клара, конечно же, не обошла вниманием многочисленные ужастики про заброшенные особняки. Но ведь это дядино жилище и ещё недавно в нём жили люди. Вернее, один человек… и есть надежда, что его дух не бродит по дому в поисках жертвы. Очередной смешок снова вырвался наружу. Она потёрла ставшие ледяными руки. Это просто нервное. Так, главное, не паниковать. Глубокий вдох, ещё один. Медленно выдохнуть. Не оглядываться, потому что за спиной темнота, сирень, тянущая к ней свои лапы и… еле слышный скрип, а ещё тихие шаги. Клара заспешила, перебирая ключи на связке. Нет, нет, не то, не то. В отчаянии она забыла, какие ключи уже проверила, какие нет, и стала совать в замочную скважину всё подряд.
Нижняя ступенька громко скрипнула, Клара резко обернулась, увидела тень, медленно надвигающуюся на неё, вскрикнула и перемахнула через перила крыльца, так кстати вспомнив уроки физкультуры.
Заросли крапивы радостно приняли её в свои объятья. Клара взвыла не столько от боли, сколько от ужаса, потому что тень и не подумала раствориться, а перегнувшись вниз, уставилась на неё белыми глазницами.
– Вы не ушиблись? – Крепкая рука подхватила её под локоть и помогла выбраться из крапивного плена.
В ответ она только мыкнула, так как до сих пор не оправилась от стремительного падения. Щиколотки и тыльные части ладоней жгло огнём.
– Наверное, я испугал вас, – продолжал незнакомец, осторожно ведя её по ступеням наверх. – Простите. Не подумал.
Его рука провела по стене, под козырьком крыльца вспыхнул свет. Она прикрыла глаза ладонью, но всё же успела рассмотреть сухощавого мужчину за шестьдесят, в синей куртке на молнии и больших очках на пол-лица. Наверное, надо было что-то сказать, но Клара, впав в ступор, молчала, яростно почёсывая о штанину горящее огнём левое запястье. Мужчина нагнулся, поднял связку ключей, ловко вставил один в замок и распахнул дверь.
– Прошу, – широким жестом пригласил он.
Вытянув шею в темноту, Клара колебалась. Тогда мужчина подхватил её сумку, стоявшую у порога, и первый шагнул в проём. Через мгновение в прихожей вспыхнул свет.
– Дверь советую закрыть, – послышался голос откуда-то из глубины дома. – Комары у нас злые. Налетят – живого места не оставят.
Она послушно прикрыла дверь. Незнакомец обнаружился в большой комнате, по виду гостиной.
– Позвольте представиться, – мужчина чуть склонил голову, – Голиков. Семён Иванович. Друг вашего дяди. Увы, покойного. Увы, да.
– Откуда вы меня знаете?
– Альберт много рассказывал о вас.
Громким фырканьем Клара дала понять, что оценила шутку.
– Вообще-то, о существовании дяди я узнала только два дня назад.
Голиков улыбнулся и снял очки, посмотрел через них, протёр о рукав и снова нацепил на нос.
– Если вы не знали о дяде, это не значит, что он не знал о вас. Так, да.
– Почему же он ни разу не позвонил, не написал за столько лет?
Лицо Голикова стало печально.
– Это прискорбно, но не всё в этом мире зависит от нас. Не всё, да. Ваш дядя – уникальный человек. Язык не поворачивается сказать «был». До сих пор не могу поверить, что его нет с нами.
– Отчего он умер? – Клара потихоньку осматривалась. Мебель добротная, деревянная. Высокие книжные шкафы со стеклянными дверцами. Под потолком бронзовая люстра: никаких хрустальных висюлек, просто круглые шары матового стекла.
– Его смерть – чудовищная несправедливость и фатальное стечение обстоятельств. Альберта сбила машина, а ведь он всегда был таким осторожным. И вот… Простите, я слишком потрясён до сих пор, чтобы говорить об этом. Возможно, в следующий раз.
– Конечно, конечно, – пробормотала Клара, не зная, чего хочет больше: чтобы он поскорее убрался или чтобы не уходил. Почему-то дом не внушал ей доверия.
– Понимаю, как вы потрясены. Вы ещё так молоды. В любом случае не откажите в любезности. Мне бы хотелось иметь на память об Альберте какую-нибудь вещь. Мы дружили почти тридцать лет.
– Да ради бога, – Клара обвела руками комнату, приглашая не церемониться
Голиков благодарно улыбнулся и нерешительно показал рукой на дверь в стене.
– Если позволите, я бы взял что-то из его личных вещей, то, чем он пользовался, то, что хранит его ауру. Ауру, да.
Они прошли в комнату, видимо, служившую кабинетом.
На массивном письменном столе возле окна аккуратно лежали стопки блокнотов, тетради, вполне современный офисный прибор с ручками и прочей канцелярией. Здесь же стоял телефонный аппарат с архаичным диском для набора номера. Ноздри Голикова странно раздувались, словно принюхиваясь, затем он подошёл к высокому узкому пеналу с резными створками и фацетными стёклами. Открыл и застыл, словно богомолец перед образами. Клара подошла ближе. На полках стояли небольшие флаконы разнообразных форм, с причудливыми крышками в виде цветов, бабочек или куполов.
– Это духи?
– Это осколки прошлого, – благоговейно произнёс Голиков. – Тут есть поистине редкие экземпляры. Парфюм фабрики Брокар, Сиу, Остроумова и других. Есть даже авторские духи, выпущенные малым тиражом под конкретные даты венценосных особ.
– Интересно было бы понюхать, – она протянула руку к одному из флаконов, матового стекла, где виднелись остатки желтоватой жидкости.
– Не советую, – быстро остановил её Семён Иванович. – Видите ли, Клара, этим флаконам более ста лет. И если сосуды прекрасно сохранилось, то нельзя того же сказать про содержимое. Срок жизни духов не более трёх-пяти лет, после чего эфирные масла улетучиваются, запах становится прогорклым, а при попадании на кожу жидкость может вызвать аллергию. Это уже не парфюм, это просто история!
Ей удалось сдержать усмешку: с таким пафосом была произнесена последняя фраза.
– Жаль, – она вернула флакон на место. – Наверняка это были вкусные ароматы.
– Многие композиции сохранились до наших времён. Вы знали, что «Красная Москва» это бывший «Любимый букет Императрицы»?
– Что такое Красная Москва? – ляпнула Клара.
– Простите, я забыл, что вы из другого времени, – он чуть снисходительно улыбнулся. – «Красная Москва» – духи, весьма популярные в советский период. Их скопировали с фирменных духов фабрики Брокар, поставщика Двора его Императорского Величества.
Ей пришлось только виновато пожать плечами. К ароматам Клара была не то чтобы равнодушна, но особых пристрастий не имела, а парфюм предпочитала лёгкий, с нотками цитруса и белых цветов. Голиков протянул руку и взял с полки овальный флакон синего стекла.
– Вы, как я понял, далеки от всего этого. Возможно, вы думаете, что я, пользуясь вашим незнанием, хочу выманить дорогой раритет? Напрасно, я готов купить у вас эту безделушку за вполне приличные деньги.
Клара хлопнула глазами и уверила, что ничего такого она не думала. Человека нет, и вещи по любому осиротели, так что пусть забирает флакон на память о друге.
– Что здесь происходит?!
Внезапный возглас заставил их вздрогнуть. Она резко повернулась, чуть не потеряв равновесие, а Голиков даже присел и спрятал руку за спину. На пороге комнаты возник грузный мужчина лет шестидесяти с грозно нахмуренными густыми бровями.
– Я спрашиваю, что здесь происходит?
Новоприбывший требовательно смотрел, не на Клару – на Голикова.
– Я племянница дяди Альберта, – подала голос Клара.
Густобровый отмахнулся от неё, как от надоедливой мухи. Уставил палец на Голикова и укоризненно покачал головой.
– Ничего особенного, – затараторил Голиков и попытался бочком протиснуться мимо пришельца. – Помог наследнице Альберта Рудольфовича попасть в дом, только и всего. Помог, да.
– А это что, благодарность за помощь? – мужчина решительно выхватил из рук Голикова флакон.
– Послушайте, – возмутилась Клара, уже уставшая от всех неожиданностей этого дня. – Это друг дяди Семён Иванович, я отдала ему дядину вещь на память. А вы кто такой?
– Семён Иванович? – зловеще произнёс новоприбывший. – Что ж, тогда я тоже представлюсь. Ведь я тоже друг вашего дяди. Давний друг. Семён Иванович. Голиков.
Клара громко ахнула, а Голиков – тот, первый, внезапно ринулся мимо них и исчез из вида. Загрохотали ступеньки, потом стукнула железная створка калитки.
– Вы! – взревел новый Голиков. – Как можно быть такой доверчивой?
– Так ведь он сказал…
– Я тоже сказал, вы и мне поверите?
– Теперь, наверное, нет, – вздохнула она. – Зачем он представлялся чужой фамилией?
– Зачем, зачем… – проворчал Голиков и сунул руку во внутренний карман плаща, покопался там, вытащил паспорт, открыл на первой странице. – Вот, читайте. Видите?
Клара кивнула. Буквы расплывались перед глазами, но фамилию Голиков она усмотрела. На фото Семён Иванович был моложе лет на двадцать, но брови всё так же сходились густыми кущами над переносицей. В ответ Голиков потребовал и её предъявить документы.
– О вашем появлении мне сообщил нотариус, я поспешил и, вижу, не напрасно. Бедный Альберт. Неужели он что-то предчувствовал? Завещание было составлено всего за две недели до его смерти.
– Мне сказали, это был несчастный случай?
Голиков неопределённо качнул головой.
– Альберта обнаружили на дороге. Автомобиль, сбивший его, так и нашли. Водитель скрылся. Ужасная трагедия. Буквально накануне мы с ним общались по телефону и собирались встретиться по одному делу. Дело в том, что я работаю в местном краеведческом музее, а ваш дядя часто обращался к моему опыту и нашим архивам для своих изысканий.
– А кто был тот человек, который хотел заполучить вот это? – указала она на синий флакон, всё ещё находящийся в руке Голикова.
– Профессор Немов. Вот уж не думал, что он на такое способен. За свою жизнь Альберт собрал неплохую коллекцию старинных вещей. Нет, это не сверхдорогие раритеты, но в определённых кругах имеющие ценность.
О раритетах и старине Клара имела весьма смутное представление. Она повертела головой в поисках этих самых ценностей. Ни картин, ни золочёных скульптур в кабинете не наблюдалось.
– Альберт долгие годы изучал парфюмерное производство дореволюционной России, а также шедевры стеклодувного мастерства. В его коллекции есть довольно редкие вещицы.
– И что мне с ними делать?
Голиков чуть заметно шевельнул бровями.
– Для начала не раздаривать налево и направо всяким проходимцам. Вы же взрослая девушка, Клара, а как ребёнок. И вроде в столице живёте.
– В Петербурге, – поправила она, обиженная таким принижением её статуса.
Она не удержалась и громко зевнула, широко разинув рот и даже издав что-то вроде стона.
– Да вы спите на ходу, – воскликнул Голиков, – а я вам тут про всякую ерунду рассказываю. Пойдёмте, покажу, как пользоваться газовым котлом и колонкой.
Котёл стоял в закутке за ванной комнатой. Клара слушала объяснения Семёна Ивановича и мечтала лишь о чашке горячего чая и подушке под головой.
Наконец он ушёл. Она заперла за ним калитку (по его настоянию), дверь, согрела чайник, отыскала (ура!) в буфете пачку заварки и, наконец, уселась на диван с чашкой, поджав под себя ноги.
Квадратная гостиная с деревянными, гладко отполированными полами, тяжёлыми шторами с бахромой на двух окнах не была перегружена мебелью. Книжные шкафы. Диван: широкий с изогнутой спинкой и подлокотниками, да камин, выложенный изразцами, перед которым стояло кресло-качалка.
Надо же, комната почти такая же, как рисовалась в её воображении при словах «загородный дом». Именно так она и представляла: камин, кресло, треск поленьев…
Но зажечь камин она не рискнула. Только сейчас она осознала, что влипла в какую-то непонятную историю. Вот куда ей эта фазенда, что с ней делать? Неужели она серьёзно собирается здесь жить?
Ещё бы определиться, где лечь на ночь. Клара пошла по дому, попутно зажигая везде свет. За кухней обнаружилась лестница на второй этаж, который тонул во мраке. Она уже поставила ногу на ступеньку, но над головой что-то вдруг скрипнуло, зашуршало, грохнуло, и она с визгом бросилась в кабинет, повернула за собой ключ и скорчилась на узком диване.
До утра она проспала на нём буквально вполглаза, чутко прислушиваясь к каждому шороху и вздрагивая от каждого скрипа.
Формулу «не родись красивой» Клара испытала на себе в полной мере. В момент её появления на свет в роддоме отключилось электричество, и с тех пор неудачи так и следовали за ней по пятам.
К тридцатилетнему рубежу Клара всё ещё была одинока и растеряла всех подруг, которым яркая блондинка с голубыми глазами мерещилась угрозой семейному благополучию. Карьера тоже не задалась. Махнув рукой на мечты, Клара сосредоточилась на выдуманном мире книжных историй. В них зло терпело крах, а любовь и дружба торжествовали. Невезение, поражённое таким смирением, временно отступило, изредка напоминая о себе грозными письмами и звонками о просрочке по кредиту или пенями по квартплате. Вот и этот звонок с незнакомого номера не сулил ничего хорошего. Мужской голос на том конце эфира поинтересовался, она ли есть Клара Витальевна Липкина и, узнав, что попал верно, представился нотариусом из некоего города Смурова.
Голос у звонившего был приятный, располагающий к доверию, что уже было подозрительно. Нотариус сообщил, что недавно умерший Альберт Рудольфович Кох оставил завещание в её пользу. Клара выслушала, помыкала в нужных местах и пообещала подумать, будет ли она вступать в наследство. Денег нотариус не просил, данные банковской карты не спрашивал. По его словам, умерший Альберт Кох приходился ей троюродным дядей по отцовской линии. Странно, что раньше в семье никогда не слышали о таком родственнике. Спросить же у отца не представлялось возможным: тот давно канул в неизвестность.
Так вот и вышло, что в шестом часу вечера Клара вышла из поезда на перрон вокзала города Смурова. Городок вмещал в себя примерно тридцать тысяч жителей, имел небольшую лёгкую промышленность и на фото в интернете производил благоприятное впечатление.
Нотариус Клюев, невысокий, с каким-то излишне добрым лицом, вышел из-за стола ей навстречу, усадил в кресло и тут же попросил секретаршу принести кофе. Затем проверил Кларин паспорт и полез в сейф.
– Альберт Рудольфович оставил вам дом со всем имуществом и участок, на котором он стоит.
Перед ней веером легли документы. Клара хлопнула глазами. В голове немного шумело. Она-то ждала, что сейчас выяснится, что всё-таки это какой-то розыгрыш или ошибка, и наследство не ей, а какой-то иной Кларе. Но вот написано чёрным по белому: дом, имущество и приусадебный участок с садом.
– Дом в отличном состоянии. Со всеми коммуникациями: водопровод, канализация, газ… Кроме недвижимости, вы получите ежемесячные выплаты на содержание дома при условии прожить в нём не менее пяти лет. – Клюев умолк и вопросительно уставился на Клару. Она кивнула. Нотариус словно чего-то ждал.
– Простите, – до неё, кажется, дошло, – что значит, прожить в нём?
Клюев пригубил кофе и глазами показал на чашку, только что поставленную перед ней секретаршей. Клара поднесла её к губам.
– Альберт Кох не хотел, чтобы дом попал в чужие руки. Вы его единственная родственница. В течение пяти лет вы будете получать пятьдесят тысяч в месяц на содержание домовладения.
Чашка грохнулась на пол и покатилась по напольному покрытию, разбрызгивая коричневые капли.
– А что, дом так дорого содержать? – Глупее вопроса было не придумать, но ничего больше в голову не пришло.
– Вовсе нет. У вас будет оставаться приличная сумма. На жизнь хватит. В нашем городе так точно, – невозмутимо ответил Клюев, словно и не заметив испорченный ковролин.
– Простите, – Клара нагнулась за чашкой, – то есть мне придётся здесь жить?
– Если вы принимаете наследство Альберта, то да. – Нотариус скосил глаза на ручные часы.
Ей тут же стало неловко. Человека наверняка ждёт семья, а она тут своими сомнениями и расспросами его задерживает. И потом, ей же не отдать предлагают, а получить. В глазах нотариуса читалось понимание.
– Имущество свободно ото всех долговых обязательств. Кох был весьма аккуратен и педантичен в денежных вопросах.
– Да, я собственно… – Она взяла ручку и поставила подпись тут, тут и там, везде, где были проставлены карандашные галочки. – И что теперь?
– Остались небольшие формальности. Надо будет зарегистрировать право собственности. А пока вот, – нотариус вытащил из вощёного конверта связку ключей и положил перед ней. – Я попрошу Леночку вас отвести, это недалеко.
Клюев нажал на кнопку селектора, в кабинет вошла секретарша.
– Проводи нашу клиентку к дому Коха, – приказал он, – и можешь быть свободна.
Леночка стрельнула глазами в начальника, поправила сумочку на плече и повела Клару за собой по улицам, где уже сгущались сумерки, а фонари ещё не спешили загораться.
Вечерний Смуров благоухал сиренью. Клару периодически окатывало ароматным потоком. Леночка быстро вела её по улицам, уверенно вбивая каблучки в асфальт.
– Пришли, – махнула она рукой в заросли сирени и тут же заспешила прочь.
Клара подошла ближе, увидела кованую ажурную калитку, а за ней блеснула оцинкованным шифером высокая крыша. Подёргав ручку, Клара вспомнила о связке ключей. Тихо скрипнув, калитка распахнулась, явив убегающую к крыльцу дорожку, выложенную бутовым камнем. Клара боязливо прошла к дому, шарахаясь от веток, окаймлявших путь. Широкое крыльцо с перилами и резными балясинами привело её к массивной двери с латунной ручкой. Дисплей телефона показывал начало восьмого.