«Выйду утром в кухню с котом…» — напевала Марина на мотив «Выйду ночью в поле с конем», наливая воду в чайник.
Чайник подозрительно сверкал.
Марина присмотрелась. Кухня была отдраена до блеска, даже вечно грязная вытяжка оказалась молочно-белой. Похоже, Катя вчера очень долго не могла уснуть, и перемыла не только посуду, но и все, до чего дотянулась.
Ну да, она же говорила, что приборка ее успокаивает…
За окном занимался поздний серый зимний рассвет. Прохожих в предновогоднее утро было немного. На машинах блестела мишура, намотанная на зеркала и антенны. По засыпанному свежевыпавшим снегом газону восторженно скакал соседский щенок. Его хозяйка, очень серьезная второклассница, кидала в песика снежками. Щенок подскакивал, ловил комки снега на лету и снова мчался кругами.
«Утром ранним тихо пойдем…
Мы пойдем с котом за едой вдвоем,
К холодильнику мы вместе пойдем…»
Вылизавшийся за ночь кот оказался очень мохнатым серо-полосатым «сибиряком» с толстыми лапами и намеком на кисточки на ушах. Он сидел возле холодильника и пристально наблюдал за тем, как Марина насыпает ему в миску сухарики корма.
Когда она поставила еду на пол, кот одобрительно махнул роскошным хвостом, мгновенно все слопал и быстро убежал в комнату. Марина пошла следом.
Кот шмыгнул под елку, забрался в угол и завозился там, устраивая гнездо из мягкой белой ткани, которой Катя вчера для красоты обернула подставку. Подстилка была явно маловата, кот возмущенно-жалобно мявкнул, поскреб лапой и устроился на скомканной тряпке. Подскочил, снова поскреб, выбрался из-под елки и запрыгнул на диван, где спала Юля. Требовательно мяукнул.
— Без кота жизнь не та, — проворчала Юля, нащупывая очки на тумбочке. – Чего тебе надо, чудовище?
— Он, похоже, вьет гнездо, — ответила за кота Марина. – И ему надо еще тряпок.
Кот снова мявкнул и залез под елку.
— Может, ему старое детское одеяло отдать? Где-то вроде валялось…
Юля накинула халат и начала рыться в шкафу, ворча: «Ты встаешь не потому, что выспался, а потому, что так захотел кот…»
Кот выбежал из-под елки и пристально за ней наблюдал.
Марина достала тряпку, на которой кот пытался гнездиться, развернула…
— О как. Тут кровь. Как мы вчера не заметили? Неужели его укусили? Котик, иди сюда, дай посмотрю. — Марина попыталась поймать кота, но тот ловко увернулся и отбежал в сторону, тяжело дыша.
Катя вошла в комнату, пристально посмотрела на кота и на тряпку в руках Марины.
— Это не котик, – медленно и отчетливо сказала она.
— А кто? – проворчала Юля, не переставая рыться в шкафу. — Енотик? Кротик?
— Это кошка, — тоном знатока в телешоу ответила Катя. — А мы с вами, дорогие мои, кошковеды уровня «Бог». Жаль, табличку «сарказм» я не захватила. Перепутать толстого мохнатого кота и беременную кошку – это мы молодцы… Ну ладно, я вчера от рыданий ничего не видела и не соображала. Но вы-то?
— Я всю жизнь ничего не вижу, — буркнула Юля.
Марина только хмыкнула и пожала плечами.
Катя погладила кошку. Она мяукнула, легла на пол и подставила круглое пузо.
— Кто-нибудь из нас роды принимать умеет? – ласково спросила Катя, легонько массируя кошачий живот. – Бабушкина кошка точно так же вила гнездо, беспокоилась и мявкала. Раз кровь пошла – значит, скоро у нас будут котята.
— Мат-терь Божья, — выдохнула Марина. – Ветеринара надо бы. Хотя кошки вроде сами рожают… Но мало ли? Сейчас, поищу в сети.
— Ага. Ветеринара. Тридцать первого декабря. То-то они все на работе сидят, нашего звонка ждут. — Юля на несколько секунд замолчала, потом вздохнула, села на пол, зачем-то сняла и протерла очки. – Маринка, звони Дмитрию.
— С хрена ли? – вскинулась Марина. – Что я ему скажу? У него «Ирония судьбы» под оливье с какой-нибудь красоткой, а тут я: «Привет, ты меня, наверное, не помнишь, но…»
— Какое внезапное красноречие, — хмыкнула Юля.
Марина махнула рукой, упрямо дернула головой и раскрыла ноутбук.
— Помнит он тебя, — негромко и грустно сказала Катя, — Помнит и скучает. Я Димку пару дней назад в метро встретила. Пять станций выспрашивал, как у тебя дела.
— И молчала?!
Марина с грохотом развернулась вместе с табуреткой, на которой сидела. Кошка зашипела и кинулась под елку.
— Тихо, — оборвала Юля Маринин вопль, — не пугай роженицу.
— Ладно, Орать я не буду. Но и звонить не стану. Во-первых, он не ветеринар, а хирург-ординатор. А во-вторых…
— Димка медик. А мы с вами что про роды знаем? Восемь сезонов «Доктора Хауса» и три сезона «Вызовите акушерку», — перебила ее Катя. – В «Акушерке» все время воду кипятили, так что могу поставить чайник.
— И главное – на свете нет ни одного ветеринара, по которому бы так страдала моя лучшая подруга, — кивнула Юля. — Звони. В худшем случае он просто не приедет. Вы расстались три года назад, а ты все еще по нему вздыхаешь. Пора попробовать помириться. Звони уже!
— Дос-та-ли.
Марина взяла телефон и вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.
Юля покачала головой:
— Ну что, Катерина, теперь у нас по квартире будут метаться двое. Рожающая кошка и Маринка в поисках идеального наряда для встречи со звездой.
— Я все слышу! – крикнула Марина из кухни.
Кошка одобрительно мяукнула из-под елки.
Звонок домофона раздался минут через сорок. Марина тихонько прошипела что-то про «баранку пылесоса» и быстро натянула водолазку, которую крутила в руках.
-Ты прекрасно выглядишь, — подбодрила ее Катя.
— С ума б от счастья не сойти, — пробурчала Марина. Взлохматила волосы, тут же снова причесалась, переложила несколько прядей, опять схватила расческу… Бросила ее на столик у зеркала и уселась рядом с елкой – гладить кошку.
— Хоть ты надо мной не смейся, — прошептала она, наклонившись к мохнатым ушкам.
Кошка мотнула головой. То ли согласилась не смеяться, то ли ей не понравилась, что прядь Марининых волос задела усы.
В прихожей Юля щелкнула замком.
— Всем привет! – раздался чуть хриплый голос Дмитрия. — Доктор сквозь снежную равнину еле добрался. Ну и метет там!
Он отряхнулся от снега в подъезде и зашел в квартиру, с грохотом споткнувшись о подставку для обуви.
— Привет, эскулап, — улыбнулась Юля, поправляя подставку, — вот поражаюсь я тебе! Умудряешься оперировать, а в обычной жизни похож на косолапого медведя. Как так?
— Одно другим компенсирую, — нимало не смутившись, фыркнул Дима. – Вот, держите медвежий новогодний подарочек, — он протянул Юле пакет, — тут медовый торт и мандаринки. Где ваша роженица?
— Здесь! – крикнула Марина. Смущенно кашлянула и добавила чуть тише: — Привет. Спасибо, что приехал.
— Ну вы даёте, мамочки, — хохотнул Димка, увидев царское ложе, устроенное для кошки под елкой. Помимо многострадальной белой тряпки, там было детское одеяло и два свернутых пледа, служивших бортиками.
Кошка лежала на этом сооружении, тяжело дыша.
— В интернете пишут – кошке нужна укромная коробка. Коробки не нашлось… — сказала Марина не глядя на него. Она все еще сидела на полу рядом с кошкой и чесала ее за ухом. – Ты извини, что вот так, да в Новый год…
— Ничего, — улыбнулся он, — клятва Гиппократа – великая сила. Где у вас тут можно руки помыть?
Пока Дмитрий плескался в ванной, немелодично напевая «Человек и кошка», Марина шепотом прошипела Юле и Кате:
— Прекратите! Хватит ухмыляться! Уймитесь уже, сводни!
— Ладно-ладно, — фыркнула Юля, — мы все поняли и притихли.
— А я все равно за тебя буду кулачки держать, — тихонько добавила Катя.
Марина скорчила жуткую рожу, но услышала, как открывается дверь ванной, и сделала вид, что очень увлечена кошкой.
— Ну-с, осмотрим пациента, — сказал Дмитрий, входя в комнату. — Я, конечно, не ветеринар, но кошачьи роды разок принимал. Матушка британскую кошку завела, чтобы скучно не было, когда мы с братцем уехали.
Он быстро надел перчатки и вытянул подстилку с кошкой из-под елки.
— Так, пациент, спокойно, не кусаться. На первый взгляд у тебя все в порядке, даже блох не видать, только голодала ты, видимо, долго. Тихо, котейка, тихо, все будет хорошо. Выделения нормальные, крови немного… Откуда у вас это мохнатое счастье?
— Юлька вчера у собаки отбила. Тарелкой. – Катя судорожно вздохнула, — с ней точно все хорошо? Она так мяучит…
— Пока – все нормально, мамочки, не волнуйтесь. Скоро станете бабушками. Хотя, конечно, за пациенткой надо наблюдать, — Дима задвинул подстилку обратно и повернулся к Юле. — А ты великий бесстрашный воин! Била собаку тарелкой?
— Это у страха глаза велики, — хмыкнула Юля, поправляя очки, — а слепота ведет к безудержной храбрости. Ничего не видишь — и бояться нечего.
Кошка протяжно мяукнула, подскочила с подстилки и забралась к Марине на колени.
Катя ойкнула, Юля вздохнула и крепко сжала пальцы в замок.
Марина зашипела сквозь зубы – кошка впилась когтями ей в ногу. Дима сел рядом и осторожно отцепил когти от плотной ткани ее джинсов.
— Спасибо, — тихонько сказала Марина.
— Как пишут в этих ваших интернетах, — делано-спокойным голосом сообщила Юля, — кошачьи роды – процесс не быстрый, про «скоро только кошки родятся», люди безбожно врут. Так что вечеринка у нас накрылась медным тазиком, никуда мы не едем. Пойдем, Катерина, купим какой-нибудь еды и выпивки, надо же под бой курантов шампанского глотнуть. Тут от нас все равно никакого толку, только охать и можем.
— Прекрасная идея, — поддержал Димка, — как говорил незабвенный Броневой: «коли доктор сыт – так и больному легче». А я со смены и ужасно голодный. — Он протянул Юле несколько купюр. – Если ветеринарный отдел работает, купите корма для кормящих кошек. И банку искусственного молока для котят – мамаша тощая, мало ли что. Если там закрыто, то детскую молочную смесь. Только не пробуйте новорожденных котят коровьим молоком поить, желудок не примет.
Плюшки давно остыли, зато теперь в небольшой квартире одуряюще пахла Новым годом отогревшаяся елка. Мохнатое деревце так и лежало в прихожей.
— Ух ты, какая у вас ель! – восхитилась Катя, осторожно переступая через ветки. – Запах, как в детстве… А у меня игрушки есть.
— У нас тоже где-то были, надо нарядить, — кивнула Марина, — только кота устроим.
Катя больше не всхлипывала. Она кинула в угол сумку, быстро разделась и зашуршала пакетом из зоомагазина, в который они заехали по дороге.
— Юль? Куда горшок ставить твоему спасенному?
— В туалет, куда еще-то? Вот только пассажир с меня слезать отказывается.
Кот вцепился в ее куртку всеми когтями, прижался, поджал хвост и даже прихватил зубами воротник. Он больше не дрожал, но все попытки снять его были безрезультатны.
Придерживая кота одной рукой, Юля кое-как стянула сапоги и уселась на диван.
Снег, налипший на кошачью шерсть, медленно таял, растекаясь грязными разводами по Юлиной куртке.
— Ну все, — вздохнула она. — Теперь я кототавр. Почти кентавр, только с котом.
— Жрать захочет – слезет, — сказала Марина. – Сейчас я его сманю.
Она принесла сосиску и дала ее обнюхать коту. Чуть отодвинула – мол, хочешь вкусного – отцепись. Кот повернул голову, молниеносно щелкнул зубами, отхватив кусок, и, почти не прожевав, проглотил.
— Давай еду сюда, — решила Юля, — куртке все равно хана, пусть с меня ест.
— А воду ему в твой капюшон налить? – ехидно поинтересовалась Марина.
— М-да… Не знаю. Ладно, у кота явно посттравматический стресс, так, кажется, это называется? Пусть пока на мне сидит, рано или поздно оклемается. Правда, мне уже жарко.
— Терпи. Коль спасете вы девицу… в твоем случае – кота. Тебе очки протереть?
— Ага, протри, пожалуйста, а то вообще ничего не видно. Ты, кстати, знаешь, как с котами обращаться? У меня зверья никогда не было.
— Разберемся как-нибудь. Я тоже не кошатник, но какая разница? Жрать дали, горшок купили – чего ему еще надо?
В комнату зашла Катя. Глаза были красными, но уже сухими.
— Посуду я вам перемыла, чтобы была от меня, истерички, хоть какая-то польза. К тому же, я от уборки успокаиваюсь… Давайте елку поставим? А с котами я тоже дел никогда не имела. У бабушки кошка была – вот и весь мой опыт.
Юля осталась на диване в обнимку с котом. Она скормила зверю сосиску, кот заурчал, устроился поудобнее, попил воды из подставленной под морду мисочки, но слезать все равно отказался.
Марина с Катей закрепили елку в старой держалке на трех лапках и задвинули в угол комнаты. Марина достала коробку с елочными игрушками, Катя извлекла из своей сумки жестяной ящичек со своими…
— Говорила мне мама – не надо, — тихонько, будто про себя, внезапно сказала Катя, — говорила – не связывайся ты с ним, присмотрись… А я, дура, скандалила. Мол, Санька – лучше всех, такой, сякой, разэтакий… Просто детство у него тяжелое было, и вообще… Думала, отогрею…
— Кать, все в порядке, — Марина неуклюже погладила ее по плечу, — все ошибаются. Ты же не прожила с ним двадцать лет и не родила пятерых? Всего-то год прошел.
Катя вытерла ладонью слезы и продолжила так же тихонько:
— Ему эти мои попытки «отогреть» совершенно не нужны были. Так, развлечение. Потом ему поднадоело, и понеслось. Пьянки, тусовки бесконечные, запои на неделю… А сегодня… Мы на даче у его друга были. Посыпаюсь – а он… С утра пьяный, устроил мне скандал, орал, что я его достала и мешаю отдыхать. В который раз уже. Потом уснул, а я до электрички добежала. Бегу и думаю – что если меня прямо тут, в лесу, убьют? Или оступлюсь, ногу сломаю? Он же и не подумает меня искать…
Катя замолчала и начала крутить в руках красный елочный шарик с нарисованным цветком.
— Прости за прямоту – он как был пьяным кретином, так и остался, — жестко сказала Марина. – Я рада, что ты от него ушла. Пусть ему алкаши-собачники морду начистят, а ты лучше о себе подумай. Завтра Новый год отпразднуем, ребята из клуба грозились грандиозную вечеринку закатить. Поедешь с нами, развеешься…
— Я о себе и думаю, — снова всхлипнула Катя. – Кому я нужна? Я из-за него сейчас от каждого куста шарахаюсь. С родителями разругалась, работа дурацкая… Может, он поймет, что так нельзя, и изменится?
— С ума сошла? – вскинулась Юля. — Ты нам нужна! Мы же с пятого класса вместе! И вообще – ты представь, что так, как последний год, ты могла бы прожить еще лет двадцать. Тебе оно надо?
Катя села на пол и отвернулась.
Кот, до этого лежавший, вцепившись в Юлю, втянул когти, тяжело встал и спрыгнул на пол. Подошел к Кате, ткнулся ей лбом в бедро и улегся, привалившись к ее ноге. Катя погладила кота, сгребла его в охапку, уткнулась лицом в грязную, еще влажную от снега шерсть и разрыдалась в голос.
— Да не вернусь я к нему! – приподняв голову, выкрикивала она сквозь слезы, — ни за какие коврижки не вернусь! Пусть живет, как хочет! Но как я теперь с родителями? После всего? Я им такого наговорила! С вами здорово, я вас люблю, но я хочу к маме!
Кот стоически терпел, уткнувшись мордочкой в ее шею.
Распрямившаяся еловая ветка ударила Юлю по лицу, чуть не сбив очки. Юля зашипела рассерженной кошкой, прислонила коварное дерево к стене у лифта, на этот раз придерживая плечом, и продолжила искать ключи в сумочке. Когда она наконец-то нащупала связку, протяжно взвыл телефон.
— Ну охренеть теперь, — вздохнула Юля.
Сенсорный экран не реагировал на прикосновение замерзшей руки. Юля сбросила звонок боковой кнопкой.
Телефон взвыл снова.
Юля вздохнула, подышала на пальцы, чтобы хоть как-то их отогреть, и с третьего раза сумела ответить.
— Катерина? Давай я тебе пере… Что за пожар? Ты чего ревешь?
— Юль! Прости! Я… — Катя всхлипнула и перевела дыхание, — можно я у вас с Маринкой поживу? Сашка совсем…
Она пыталась что-то еще объяснить, но получались только невнятные рыдания.
— Понятно, — как можно спокойнее ответила Юля, — не проблема, конечно, живи. За тобой приехать?
— Ыыы… — раздалось из трубки.
— Видимо, приехать. Все, не реви, скоро будем.
Юля закинула телефон в сумку, подхватила елку, с которой окончательно сползла веревка, державшая ветки, и нажала кнопку дверного звонка.
В квартире тепло, уютно и празднично пахло горячими плюшками с корицей. Марина помогла Юле втащить елку в прихожую и убежала на кухню.
Юля устало присела на пуфик у двери и стала протирать мгновенно запотевшие очки.
— Что у нас случилось? — спросила она. — Новогодние чудеса вроде только завтра намечаются? Ты же никогда ничего не пекла, любительница диет?
— Моего босса, гада, повышают! – радостно крикнула Марина из кухни.
— И мы счастливы этому потому что… А почему мы счастливы за твоего вредного начальника? – Юля, не раздеваясь, прошла следом за подругой. Открыла холодильник и ухватила кусок сыра.
— Потому что повышают его в центральный офис! – торжественно объявила Марина, выставляя на стол тарелку с кривоватыми, но аппетитными булочками, — и он больше не сможет меня доставать!
— Я лишусь леденящих душу историй? — усмехнулась Юля. — Ты перестанешь называть грушу в тренажерке «Владимир Николаевич»? Пристрастишься печь плюшки, забьешь на тренировки и станешь как я – толстой и красивой?
— Красивой — это вряд ли, — хмыкнула Марина, — не с моим счастьем. А ты чего не раздеваешься?
— Катерина только что звонила. Рыдает, просит приютить. Все-таки разругались они с Сашкой в дым и хлам. Скатаемся?
Марина взяла одну из кособоких плюшек, откусила кусочек и кивнула:
— Не вопрос. Давно пора.
— Давно… Лишь бы она потом не решила по нему пострадать, — задумчиво-ехидно протянула Юля, доедая сыр.
— В мой огород камешек? – хохотнула Марина. – Ты не путай, Катькин Сашка – дурак и козел, страдать там не по кому. А мои вздохи по Димке – скорее привычка, чем что-то серьезное.
— Ага, привычка, — пробормотала Юля себе под нос, — знаем мы такие привычки…
— Все, я готова, — Марина демонстративно не заметила Юлин сарказм, взяла ключи от машины и накинула куртку.
Они припарковались около гаражей. Во дворе было темно, только мятый фонарь кое-как освещал дорожку, да переливались праздничными огоньками новогодние гирлянды в окнах квартир.
Марина позвонила Кате: «Мы приехали. Ага. Ждем». Запрокинула голову и спросила в потолок машины:
— Вот скажи мне, Юль, почему так? Мы с тобой Катькины подруги с незапамятных времен. Мы прекрасно понимали, что ничем хорошим ее история с Сашкой не закончится. И молчали. Максимум, на что нам хватило смелости, так это осторожно промямлить: «Подумай, дорогая, он тебе точно нужен?»
— А смысл? Пока человек сам все шишки не набьет, ты его с кривой дорожки не сдвинешь, — Юля грустно вздохнула. – Знаешь ведь, как родители попытались ее отговорить… В итоге Катька с ними уже год не виделась.
— Да уж… Главное, не ляпнуть: «предупреждала тебя мама!». О, а вот и Катерина.
Катя скользила каблучками по плохо очищенной от снега дорожке, с трудом умудряясь удерживать равновесие. Громадная сумка норовила сползти с плеча, но перехватить ее Катя не могла – держала обеими руками большое зеленое блюдо.
— Катька! Сказать-то не судьба? Помогли бы донести, – проворчала Марина, открывая багажник.
Юля забрала блюдо. Катя всхлипнула, уронила сумку в сугроб рядом с машиной и вскрикнула от боли – выбившаяся из-под шапки прядь ее длинных темных волос зацепилась за пряжку ремня.
Марина подняла многострадальный багаж, наскоро отряхнула его от снега и закинула в машину. Приобняла Катю.
— Все, дорогая, теперь все хорошо. Только не рыдай на холоде.
Юля поднесла блюдо поближе к глазам и усмехнулась:
— Катерина, зачем тебе эта жуткая тарелка с дурацкой надписью?
— Если бы Сашка не вовремя вернулся, разбила бы об его голову, — тихонько ответила она.
— Разве что в прыжке, — хмыкнула Юля, — он, если я сослепу не путаю, тебя намного выше.
— Зато я в сто раз злее, — всхлипнула Катя. – И вообще, я это блюдо ему подарила, когда думала, что все хорошо… Что я в этом паршивом доме с видом на гаражи буду жить долго и счастливо! Не оставлять же!
— Ладно, поехали уже, — сказала Марина, — не хватало нам только повстречаться с местными жителями. Слышите, как тут кому-то весело?
За гаражами заливисто лаял явно немаленький пес. Ему вторил пьяный хохот как минимум двух человек.
— Погоди, — попросила Катя, — я минутку постою. Попрощаюсь с разбитыми мечтами.
Из-за ближайшего гаража в их сторону вылетел серый комок. Почти сразу за ним, громко гавкая, появилась большая поджарая собака. Комок заметался по снегу, пытаясь спастись, но пес был намного быстрее.
Марина ахнула, распахнула водительскую дверь и выхватила из-под сидения фонарик, похожий на дубинку. Катя взвизгнула и одним прыжком оказалась за машиной. Юля не двинулась с места. Коротко замахнувшись, она бросила в пса тарелкой. Грозное рычание прервалось визгом – ребро блюда попало точно в собачью морду.
Почуяв спасение, комок с жалобным мявом кинулся к Юле. Она присела на корточки, подхватила его на руки и стала отступать к машине.
Собака потрясла квадратной головой, в тусклом свете фонаря блеснули разлетевшиеся капли слюны. Пес низко зарычал и медленно пошел к защитнице кота.
— Рэ-эксик? Ты где? Пойма-ал?
Следом за псом из-за гаража вышли двое парней, расхлябано покачиваясь и ухмыляясь. Выпили они явно достаточно для «море по колено», но маловато для того, чтобы упасть в сугроб.
— Хы! Не поймал. Дура-ак.
— О, девчонки! Вы это, потише, Рэксик резких движений не того… не любит.
— Собаку уберите. – Мало кто мог ожидать от невысокой, пухленькой Юли такого мощного командирского окрика.
Парни на несколько секунд остановились, но потом сообразили, что перед ними — всего лишь три девушки рядом со старенькой машиной. Захохотали, один из них одобрительно потрепал пса по холке.
— Ка-акие грозные девчонки! Да вы не бойтесь, мы Рэксика пока придержим. Х-хы… Кота оставьте, а то это… веселье портите.
Марина, молясь, чтобы хватило заряда аккумулятора, щелкнула кнопкой фонарика и направила луч в глаза ближайшему парню. Тот взвыл как от удара, попытался заслониться руками от мощного потока света, потерял равновесие, затоптался и сел в сугроб, отдавив лапу взвизгнувшей собаке.
Его приятель, матерясь, кинулся к Марине и тоже получил по глазам. Не переставая орать, он тер ладонями лицо и продолжал слепо идти куда-то вбок.
— Поехали отсюда, — негромко и зло бросила Марина.
Юля и Катя запрыгнули в машину. Марина, продолжая светить на парней, быстро уселась за руль, с хрустом включила заднюю передачу и только на ходу погасила фонарик.
Вслед им неслись матерные обещания всевозможных неприятностей.
— Пристегнись, Бэтмен, — неестественно спокойно сказала Юля, когда они выехали из двора.
Марина щелкнула ремнем безопасности и аккуратно пристроилась в хвост пробки перед большой развязкой.
— Это что вообще было? – звонко спросила Катя. Она пыталась дрожащими руками расстегнуть пуховик, но замерзшие пальцы не слушались.
— Это были д-долбанутые козлы и мощный с-светодиодный фонарик, из отдела с-самообороны, — ответила Марина, стараясь не стучать зубами и ровнее вести машину. Она глубоко вздохнула и продолжила, — а еще я очень испугалась. Юль, как ты в псину сумела попасть?
— Понятия не имею, — Юля тряхнула головой и почесала за ухом спасенного кота, вцепившегося в ее куртку. – С моим, хм… «прекрасным» зрением это чистое везение. И надо было как-то избавиться от мерзкой тарелки! Не тащить же в дом этакое убожество.
Катя нервно рассмеялась.
-Там, на тарелке, надпись была. «Любимому Сашеньке с Днем рождения». И дата. Если эти уроды местные – они Сашке все претензии предъявят.
— Хороший ты ему прощальный подарок оставила! – Марина одобрительно хмыкнула. — Молодец!
Лилька суетилась у плиты, старательно размешивала кофе. С корицей и кардамоном, его любимый. На всю кухню пахло пряностями, Лилька напевала под нос «Love me tender» — голос у нее дрожал и срывался.
Коричневая пенка поднялась над туркой, но Лилька вовремя спохватилась, выключила газ, разлила кофе по кружкам. Вынула из холодильника сливки. Подумала и убрала обратно, достала вместо них шоколадку. Наломала мелкими кусочками, сложила в кошачью миску.
Забилась в угол диванчика со своей чашкой, как обычно.
— Ильяс, — окликнула почти в полный голос. — Иди кофе пить! — и добавила шепотом. — А то же остынет… опять…
— Я теперь не люблю горячий. — Он сел на свое место и улыбнулся ей. — И мне нравится, как ты поешь, только плакать не надо, ладно?
— Надо Тигру купить шлейку, — невпопад сказала Лилька. — Он что-то рвется со мной на улицу, когда я ухожу. А я боюсь — вдруг собаки… Или еще что. А тут еще новая Вовчикова модель пристает. У нее тоже мейн-кун, девочка, и она хочет их повязать с Тигром… вчера встретились во дворе, она мне все уши прожужжала…
— Лучше модельку повязать. С соседским мастиффом, — фыркнул он и понюхал кофе: пах божественно, только слишком горячий. — Надеюсь, ты ее послала лесом?
Лилька промолчала, опустила глаза в свою чашку. Похлопала ладонью по дивану, рядом с собой.
— Тигр, иди сюда. Иди.
— Снова Тигр… — вздохнул он и пересел к ней, потерся щекой о ее плечо. — Ну не плачь уже, Лиль, пожалуйста. Все же хорошо.
— Я спать хочу, — пробормотала она в чашку. — Ужасно хочу спать… Ты еще не пойдешь, да?..
— Ты же не любишь, когда я смотрю. Трусишка. Ты очень красивая.
Она поставила чашку, медленно поднялась. Побрела в спальню, напевая под нос:
«Love me tender, love me dear,
Tell me you are mine.
I`ll be yours through all the years
Till the end of time».
Совсем как в Залесье, только неупокой снимать, подумал он и тоскливо глянул на свой «Никон», так и лежащий на столе, около закрытого ноутбука. Сейчас бы снова посадить ее на мотоцикл и махнуть на какие-нибудь чертовы рога, где красиво. Он бы поймал ей еще одного катрана, и нарвал бы охапку цветов, а потом… Он тяжело сглотнул и зажмурился, так явно представив себе это потом…
В спальне заплакали. Тихо-тихо, но он услышал. Наверное, опять устроилась на его подушке, а в свою рыдает. Господи, когда ж она, наконец, поймет, что все хорошо, в самом же деле хорошо? Это слишком больно, видеть, как она плачет.
Неслышно зайдя в спальню, забрался к ней на постель, слизнул с щеки мокрую дорожку.
— Маленькая моя, — пощекотал усами ушко, лизнул. Сладкое, розовое. — Давай спать, девочка моя. Ты совсем не спишь, нельзя так. Смотри, все твои кактусовые колючки завянут… как же ты будешь без колючек, мой аленький цветочек? Вдруг кто обидит.
Лилька подняла заплаканное лицо. Улыбнулась сквозь слезы — не улыбка, тень. Обняла его за шею и чмокнула в нос.
— Спокойной ночи, Тигр.
— Спокойной ночи, любовь моя, — ответил он и, как сто раз до этого, попросил: — Лиль, ну услышь же, наконец. Пожалуйста. Хоть раз, а? Просто услышь меня.
Не услышала. Пустила к себе под одеяло, уткнулась лицом в его подушку и затихла.
Он лежал рядом, пока она не уснула. Слушал дыхание, вдыхал ее запах. Вспоминал, как первый раз принес ее в эту постель — на руках. Вспоминал все четыре месяца счастья. Какой же он был дурак, боялся ее потерять, мечтал, чтобы всегда — вместе, чтобы не ушла в этот свой гребанный фентезийный мир. Вот и получил. Теперь она с ним. Навсегда. И никуда не уйдет, так и будет жить в этом бесконечном одинаковом дне, носить его рубашки, варить ему кофе, разговаривать с ним — не слыша и не видя…
— Лучше бы ты отпустил ее, чертов придурок, — сказал он вслух. — Она была бы счастлива, пусть не с тобой, но какая, к черту, разница?! Она просто была бы счастлива.
В кресле заиграл его телефон. Интересно, кто может еще ему звонить, через два-то месяца…
Лилька сквозь сон пробормотала:
— Ильяс, возьми уже трубку. — И притянула его поближе, она всегда любила спать в тепле. А теперь еще и не надевала пижамы — потому что он любил, когда она спит так, без всего.
Телефон и не думал умолкать. Кто ж такой настырный, подумал он, выскальзывая из постели, запрыгивая на кресло и переворачивая телефон лапой. Номер не определился. И звонить перестали тут же. А в прихожей заскрежетал в замке ключ…
…скрежет металла, вой клаксона, грохот удара и хруст костей, и запах — автомобильная гарь, кровь, бензин…
Он потряс головой, не желая в сотый раз переживать собственную смерть. И пошел в прихожую, старательно отворачиваясь от зеркала, в котором отражалась кошачья морда с неправильными, человеческими, глазами.
Гость даже света зажигать не стал. Остановился в дверях, склонил голову набок и криво улыбнулся.
— Здравствуйте, сударь мой. Как вам свобода, вкусная?
— Зачем это все? — запрыгнув на комод, чтобы не смотреть с пола, спросил он.
— Это у вас надо спрашивать, сударь мой. Что хотели, то и получили. И свободу, и женщину, только на кой они вам теперь?
— Я хотел сдохнуть и проснуться котом?! Или, может, хотел, чтобы она — вот так… сходила с ума? Черт бы вас побрал с вашими чудесами!
— Вы хотели остановить Лиле, не дать ей уйти, Илья Сергеевич. Любой ценой сорвать якорь. Вот и сорвали. Это не наши, а ваши чудеса. Вы ведь тоже темный. А что
котом проснулись, так это потому, что не смогли оставить ее одну. Так всегда бывает, если резонанс.
— Какой резонанс, какой якорь, какие темные? Господи…
Он по привычке хотел потереть виски и чуть не свалился с комода, потеряв равновесие. Бред, это все — бред собачий. Темные, светлые, полосатые, будь они все прокляты!
— Это, Илья Сергеевич, долгий разговор. Сами поймете. Или Лиле попросите, чтобы рассказала. У вас теперь много времени. Лет пятнадцать-то еще точно.
— Издеваетесь. Лиля зовет меня Тигром и собирается купить шлейку. Черт подери, нельзя было мне просто сдохнуть, без эффектов?
— А вы поговорите с ней, когда она спит. — Гость посмотрел неожиданно с жалостью. — И на всякий случай, если вы еще не поняли. Второй раз вы умрете насовсем и вместе. Только вместе. До свидания, Илья Сергеевич.
Вот как. Пятнадцать лет вместе — или сдохнуть, тоже вместе. Перспектива, однако.
Только когда шаги на лестнице затихли и хлопнула дверь подъезда, Ильяс вспомнил, что так и не спросил — что такое темные, и почему это вдруг он — темный. Пожал плечами и пошел к Лильке, разговаривать. В конце концов, вдруг правда во сне она его услышит?
Лилька спала, как обычно, лицом в подушку, вытянув руку — для него. Обниматься. Одеяло, правда, поправила, так что его теперешняя половина постели остыть не успела.
Привалившись боком к ее руке, — обниматься потом, сейчас не хватало только пробуждения кошачьих гормонов, — позвал совсем тихо:
— Лиля, малышка, ты меня слышишь?
Она завозилась. Пробормотала в подушку:
— Ильяс…
Если бы коты умели плакать, он бы, наверное, заплакал. И плевать, что здоровый сильный мужик… был когда-то. А так — он просто задохнулся и уткнулся носом в ее ладонь.
Она чуть шевельнула пальцами: погладила шерсть на морде.
Почему-то он совсем забыл, что же хотел ей сказать. Вместо этого понес какую-то чушь — о том, как очнулся после автокатастрофы в своей квартире и никак не мог понять, что с ним: ничего не болит, но тело не слушается, и все кругом большое, пахнет и выглядит совсем иначе, а в зеркале отражается Тигр, и вместо рук — лапы… Как сидел в пустой квартире, уверенный, что скоро умрет во второй раз, с голода, потому что Лилька не вернется — она же ушла к своему нарисованному Робин Гуду в чужой мир. А потом, когда услышал шаги, — узнал сразу, как только открыла дверь подъезда, — бросился к ней навстречу, путаясь в лапах и хвосте, и услышал: «Тигр, он умер. Ильяс умер».
— Я люблю тебя, слышишь? Я здесь, рядом, Лиля, — повторял ей, как тогда. Только тогда она не слышала, и сама твердила:
— Господи, какая же я дура, Тигр, почему я не вернулась с Ильясом сразу? Он же звал, он же приехал за мной. А я… я люблю его, ты знаешь, Тигр? Почему я поняла только сейчас…
Они сидели вместе на пороге, даже не закрыв дверь, обнимались и рассказывали наперебой, какие оба дураки, как любят друг друга, и как теперь все это поздно и бесполезно, потому что Ильяса больше нет.
Иногда ему казалось, что она слышит. Она отвечала — словно слышала, а потом пугалась и снова называла его Тигром. Снова и снова. И плакала, все время плакала, даже когда вспомнила, что тигров надо кормить, и пошла жарить ему печенку. А у него подводило живот, и было страшно и стыдно: он хотел жрать так, что попытался вскарабкаться на стол, забыв, что едва может ходить. И упал. Тогда Лилька взяла его на руки… Она — его. На руки. И он понял, что теперь так будет всегда.
Поначалу он ненавидел этого кота. Ненавидел хвост, шерсть, запах и кошачьи гормоны. Ненавидел шкафы, особенно кухонные, и холодильник, который невозможно открыть лапами. Ненавидел лапы, не желающие держать карандаш или попадать по клавишам ноутбука. А особенно ненавидел Лилькину пижаму, забытую на нижней полке шкафа — потому что она пахла Лилькой, теплой, любимой и желанной Лилькой, и он ничего не мог поделать с проклятыми кошачьими гормонами…
Потом — смирился. Со всем, кроме того, что Лилька его не слышит. Даже научился находить в нынешнем существовании какие-то радости — к примеру, купание. Лилька тоже любила его мыть и чесать щеткой, любила брать на колени и гладить, и разговаривать с ним. Но чаще она разговаривала мимо него. С тем Ильясом, который не умер, а вот-вот вернется домой.
А еще Лилька была упрямая, как кактус. Он, едва не переломав лапы, достал из шкафа с реквизитом заначку, тысяч двадцать с чем-то евро, и пароль к банковской карте, а она разревелась белугой и засунула все в стол. Объяснила ему, — Тигру! — что не имеет права тратить деньги Ильяса, и вообще она с ним была не потому, что богатый, а…
— Люблю его. И ни разу не сказала, дура… — еще поревела, утерла слезы и заявила: — Я сама могу заработать. Нам с тобой хватит, Тигр.
Почему он рычит и сует ей в руки карточку, она так и не поняла. И попыталась уйти из их квартиры, вернуться к себе на Молодежную — с ним, конечно же. Бросила эту дурную затею, лишь когда он в седьмой раз вывернулся из ее рук сразу за порогом и улегся на свое любимое место — в кресло за кухонным столом, где всегда сидел с ноутбуком.
— Отведу тебя к Вовичку, — совсем не страшно пригрозила она тогда. — Зараза упрямая.
С заразой упрямой он был согласен. А что еще ему оставалось?
— …Что еще мне оставалось, Лиль? Ты же не слышала. Господи, ты не представляешь, что это такое — оказаться немым… а еще я не могу тебя поцеловать. Знаешь, как хочется, просто поцеловать…
Лилька потянула его к себе. Может, ночной визитер не врал, а может — ей просто что-то приснилось. Перевернулась на бок, обхватила обеими руками. Позвала по имени. На миг он забыл обо всем. Осталось только ее тепло, ее запах, ее стон — и он снова был самим собой, всего лишь влюбленным мужчиной…
Не просыпаясь, Лилька чихнула — шерсть в нос попала.
Он опомнился, отпрыгнул от нее. Если бы коты умели стыдиться — умер бы от стыда. А если бы она проснулась, забыл бы о предупреждении и сиганул в окно. Черт. А Лилька снова позвала: «Ильяс?» И, не дождавшись ответа, захныкала. Завернулась плотнее
в одеяло, накрылась подушкой. Спряталась. Только все равно он слышал ее запах, и ее всхлипы. И не мог себе позволить даже дотронуться, проклятые кошачьи гормоны.
— Наверное, мы когда-нибудь привыкнем, Лиль. — Он пожал плечами. — В конце концов, это же лучше, чем сдохнуть… но знаешь, если бы я мог вернуться назад и сделать все иначе… Я очень тебя люблю, Лиль. Может быть, ты потом захочешь замуж, детей… я пойму, правда. Только не плачь больше.
Она затихла. Уснула. А он ушел в шкаф, на пижаму — она не чихала от шерсти, но пахла клубничными листьями и дождем. Как Лилька.
Утренний кофе она налила в пиалу. А когда он остановился на пороге, улыбнулась ему и позвала:
— Иди пить кофе, Ильяс. Уже остыл.
Татьяна Богатырева: https://litnet.com/tatyana-bogatyreva-i-evgeniya-soloveva-u999
Центральный рынок ежедневно шумит, как полноводная река. Тысячи человек вливаются в него мощным потоком, чтобы потом схлынуть мутными ручейками, оставляя за собой горы мусора. Зима прошла, бросив по обочинам черно-серые глыбы снега. Они таяли, оседали, превращаясь в месиво под ногами. Туда же летели картонки, дощечки и обломки кирпичей – проходите, граждане акробаты!
В самом здании рынка торгуют продуктами, оттуда соблазнительно тянет шашлыками и соленьями. Направо – стройматериалы и всякая дребедень для дома, а налево вещевые ряды. Солнце в голубом небе светит ярко, потеют головы под шапками, и в воздухе отчетливо чувствуется радость жизни.
— Вон она, видишь? Сейчас я здесь поверну и пройду по другому ряду, а ты иди медленно, смотри на нее. Хорошенько смотри.
— А…
— Давай, давай, мне нельзя, я им уже примелькалась. Они сразу что-то заподозрят.
Настя пошла вдоль ряда с «белорусским» трикотажем китайского производства. Сапоги на высокой танкетке ступали по досочкам и картоночкам, брошенным в жидкую грязь. С прилавков радостно скалились жуткие кофты, а продавщицы удивленно провожали глазами норковую шубу – чего это такую фифу на рынок занесло?
А вот и она. В конце трикотажного ряда притулились несколько деревянных ящиков, на одном из которых стояла спортивная сумка с картонной табличкой «Подайте на корм». Два бича лузгали семечки, а в сумке сидела грязная и закатанная кошка, привязанная к ручке веревочкой за шею. Впрочем, это было лишнее – сбежать она не пыталась, кротко и печально оглядывая прохожих огромными янтарными глазами.
У Насти захватило дух. Реально красивая…
— Реально красивая! – блузки от «Куччи» внезапно раздвинулись и в щели показалось Катькино лицо с горящими глазами.
— Сгинь! – Настя заслонила ее собой, и медленно двинулась мимо, стараясь не смотреть на кошку слишком пристально.
Животное жило в этой сумке. Там ело, туда же справляло нужду. Цвет шерсти трудно было определить. Наверное, серая, но теперь она скаталась в один большой колтун. Кошка была невероятно грязна, но стоило посмотреть ей в глаза, и всю брезгливость как рукой снимало – она смотрела по-детски доверчиво. Чудесные глаза ее были цвета летнего закатного солнца. Настя видела ее первый раз, но сразу почему-то решила, что она милая.
— Милая какая…
На нее уставились еще две пары глаз, таких же сияющих на немытой коже. Насте вспомнилась витрина игрушечного магазина в ее родном городе, и ряд пупсов с яркими, бессмысленными глазами.
— Нравится? Денег дай кошечке на корм. У тебя вон много… — весело просипел бич, оглядывая Настину шубу.
Настя достала из кармана пауч и, разорвав, вывалила прямо на сумку перед кошкой. Та кинулась хватать куски. Один бич брезгливо сморщился, а второй сплюнул:
— Тебя просили не корм, а на корм. Чуешь разницу? Ходют тут… — глаза пупса потемнели и налились злобой. – Вали отсюда, пока в лужу не окунули.
Настя предпочла ретироваться.
— Короче, кошку им кто-то оставил. Вот так, однажды утром принесли в этой самой сумке и поставили рядом, а сами ушли. Бичи ее рассмотрели: красивая, породистая, спокойная – и поставили табличку «Подайте на корм». Бабло поплыло в руки. Вот только ты сама видела, что от кошки осталось. Я не знаю, наверное, буду писать заяву в милицию на жестокое обращение с животным.
— Зачем так сложно? Купи им бутылку.
— Ты думаешь, ты одна такая умная? Я предлагала бутылку, потом две, потом пять, потом ящик…
— Неужто трезвенники?
Катя усмехнулась:
— Трезвенники… Бизнесмены! Они с нее кормятся, и прекрасно это понимают. Но ладно бы они ее саму кормили, а то она им деньги зарабатывает, а сама голодная сидит, в коросте и вшах. Кошку они не отдадут. И не продадут.
— Козлы.
— Ну да, они козлы. И что ты с ними сделаешь? Вот ты, приличная женщина с высшим образованием, должностью и окладом. Еще и в шубе норковой… Подойдешь и погрозишь пальчиком наманикюренным? А они такие: «Ах, пардон, мадам, сильвупле… Вы простите, виноваты, из деревни, туповаты…»
Настя молчала и сопела. Солнце припекало все сильнее, и под шубой начинало образовываться болото. Она сдвинула шапку подальше на затылок, подставив легкому весеннему ветру намокшие завитки волос. Радостный был день, свежий – в такой только и жить, дыша полной грудью. Улыбалось как-то само собой, и Настя щурилась на солнце, не обращая внимания на возмущенное Катькино бормотание.
А потом она натянула шапку поглубже, поправила ворот шубы и двинулась вперед так решительно, что Катя осталась стоять с открытым ртом.
— Настька, ты куда? Настька!
А Настя дошла до деревянных ящиков, ни разу не поскользнувшись, крепко схватилась за ручку сумки, широко улыбнулась бичам, и вдруг … дала деру! Расталкивая людей, шлепая по лужам, размахивая сумкой, в которой болталась ошалевшая кошка.
— АААААА!!! – взревели бичи и кинулись в погоню.
— АААААА!!! – возопила Катя и понеслась следом.
Настя неслась на своих копытцах, как выпущенная из пушки. Вот уже и выход близко, там таксисты стоят, мелькают зелеными огоньками. Шуба расстегнулась, мешает, тяжело с ней, сердце где-то в горле колотится, а в голове колокол: «РАЗОЙДИТЕСЬ, ГАДЫ!». А сзади мат частоколом – бичи догоняют.
Люди рты раззявили, смотрят, как девица в норковой шубе бичей грабит! Посреди бела дня! Подножку поставить, или досмотреть, чем кончится? Таксисты из машин повысовывались, пешеходы на зебре замерли, и даже птицы с проводов свесились.
Один из бичей почти догнал Настю, когда Катя догнала его.
— А ну в сторону! Дорогу!!! – проревела она басом и с потягом пнула пролетария в ближайшую лужу. Народ охнул, а Катя влетела вслед за Настькой в такси и заорала: — Трогай! Трогай, твою мать!!!
Довольный таксист нажал на газ и радостно улыбнулся весеннему солнцу:
— Жисть!
Жозе Дале: https://vk.com/autumn_land
Одряхлевший за два года вдовства Степан Егорович с оханьем вытащил из-под кровати чемодан. Всё, пришло его время собираться в дом престарелых. Он наметил себе срок: когда будет невмоготу варить макароны и жарить омлеты (все, на что хватало его кулинарных способностей) он отправится туда на дожитие. Он охал и оглядывался по сторонам: всю его жизнь отнесут на свалку – старую мебель, герань на подоконниках, посуду и книги. Кто теперь читает собрания сочинений, которые он бережно выкупал по подписке «Огонька»? Кому нужна зеленая лампа, как у Ильича? А бесчисленные стопки старинных писем и открыток, где жили родственники покойной Верушечки, его славной и общительной жены?
— Ох и ох, — простонал Степан Егорович и сам почувствовал, что вышло громко. Даже соседка стукнула по батарее, чтобы старик не шумел.
Смеркалось, сквозь пыльную тюль проникли лучи дворовых фонарей. Степан Егорович дремал в кресле. Подстаканник с побуревшим от крепкой заварки стаканом он сжимал в руке, у ног раззявил свою пасть зеленый дерматиновый чемодан, походивший на беззубого крокодила. Старик утомился складывать пожитки для переезда.
— Это вы стонали? — услышал он сквозь сон незнакомый голос. Степан Егорович приоткрыл один глаз. На стопке вещей сидело лысое, лупоглазое чудище. Мелкое с кривыми зубками.
— Вот те на! — протянул старик, мотая головой спросонья, — пришла моя амба.
— Я не амба, — возразило чудище, — я — коренблит.
— Да я не о тебе, — с кряхтеньем ответил ему старик, — Это мне амба пришла Альцгеймер накрыл или маразм, не знаю, что там нынче врачи диагностируют.
Коренблит встряхнулся, совершил несколько странных пассов, постепенно превращаясь в крупного кота.
— Так лучше? – осведомился он.
Степан Егорович кивнул и посмотрел на стену. На старой фотографии Верушечка обнимала кота Ваську, серого, пушистого. Совсем такого же.
— Это вы стонали? —коренблит стал тщательно вылизываться и отряхиваться. Покончив с туалетом, он по-хозяйски прошелся по комнате, заглядывая во все углы и шкафы. Не оставил внимания и холодильник, — это вы страдаете? Такая крупная, самостоятельная особь, в теплом жилище… Есть и питание, и одежда от холода. Наверняка рядом есть такие же особи, как и вы. Для общения их должно быть достаточно..
Степан Егорович развеселился.
— Ты откуда взялся?
— С Антаракса-919. У меня миссия.
— Какая? — всё еще улыбался Степан Егорович.
— Мы, коренблиты, несем радость и заботу и освобождение. Я у тебя поживу недолго, —– не спрашивая, а утверждая, сообщил старику кот, — мне надо сведения собрать и передать.
—А есть хочешь? – неожиданно для самого себя спросил Степан Егорович.
— Можно любую органику, в том числе и термически необработанную.
***
Так коренблит прижился у старика. Он уходил по утрам, вечерами возвращался. Иногда в облике кота, пару раз в облике подростка. Степан Егорович его не сразу узнал и даже не хотел пускать в квартиру, но паренёк с подбитым глазом доверительно сообщал ему, что он коренблит и даже мяукал для пущей достоверности, и старик снимал запорную цепочку. Степан Егорович расспрашивал коренблита о том, что он видел и слышал, но тот был скуп на беседы, ложась у теплой батареи, он словно отключался на время от мира, и старик перестал его расспрашивать, просто ожидая, когда коренблит сам разговорится. Закончив сеанс телепатической связи, коренблит ел органику: кусочки курицы, солёные помидоры, сухари, кухонных тараканов. Степан Егорович морщился и старался не обращать внимания на неразборчивость пришельца.
— Скажи мне, – облизываясь и протирая лапкой усы, поинтересовался на третий день коренблит, – котам хорошо живется у вас на планете?
— Ах, как много на свете кошек, — пробормотал старик, словно задумавшись о своём, — а пожалуй, что и не плохо.
– Людём меня били всякий раз, — коренблит растянулся на коврике у батареи, — котом ни разу. Чаще всего я встречал уважительное и добросердечное отношение.
— Человеком, — машинально поправлял его Степан Егорович, — но брошенных животных слишком много. Все подворотни, вокзалы и рынки… Эх, мать честная!
— Одна девочка взяла меня на руки и гладила, а ее мать кричала и махала руками «Брось гадость!». Я спросил девочку: «А ты можешь меня любить, только если тебе разрешат?» и она испугалась. Я забыл, что коты у вас не разговаривают. Она бросила меня на землю, и я ушибся. Какая-то старушка хотела взять к себе домой, но я увернулся. Я не хочул, чтобы меня заперли в квартире и гладили с утра до вечера. Видел много котов у мусорных баков, — вспоминал коренблит, – очень репрезентативная выборка получается. Неоднородность. Но есть тенденция.
— А для чего ты собираешь сведения? – осторожно спросил Степан Егорович.
— Я — разведчик, у меня такая миссия, – ответил коренблит, и лениво потянулся.
— Могу ли я что-то сделать для тебя? – спросил старик.
— Подари мне чемодан, — неожиданно попросил разведчик.
***
На корабле кипела работа. С Голубой планеты, как любили её поэтично называть коренные жители, мысленными волнами передавались сообщения. Самый старший в Миссии разведчиков — коренблит Маас, сгустился до еле заметной точки. В таком состоянии он мог длительное время без органической пищи классифицировать и анализировать послания разведчиков.
Картина складывалась безрадостная. В области полюсов Голубой Планеты было много места для жизни, но это безопасная и холодная территория требовала много органики для выживания коренблитов.
Водные пространства Голубой планеты кишели пригодной пищей, но были недостаточно удобны для коренблитов, которые были бы вынуждены принимать только ограниченные формы. С другой стороны мало освоенные людьми водные пространства казались достаточно безопасными. Их стоило взять на заметку.
Много органики было на суше, особенно в крупных городах, но от коренблитов поступали тревожные сообщения о недружественном поведении людей по отношению к разведчикам. Маас раздумывал. Он не любил принимать решения в одиночку. Маас узнал, что люди чаще выбирают войну как способ разрешения конфликтов, а между коренблитами и людьми конфликты будут неизбежными. Ведь даже если люди не могут ладить между собой, то как им договориться с чуждым им разумом? Если выбирать Голубую Планету как место для временного жительства коренблитов, то рано или поздно начнется война, и у коренблитов не будет шансов на выживание, ведь они уже давно отказались от бессмысленного уничтожения органики, тем более разумной. Кодекс коренблитов не допускал бессмысленных жертв.
Может, быть было проще поискать другую планету, не заселенную никем, но с достаточным количеством органики? Маас вздохнул. Шанс найти её в ближайшей галактике был чрезвычайно низким.
Неожиданно размышления Мааса, который пользовался для работы одним полушарием мозга, а для печальных размышлений — другим, были прерваны сигналом бедствия. Его успел послать коренблит из точки с координатами -1.6081,36.8751. Неподалёку от Найроби, как потом определил Маас, коренблит Дарху погиб, не успев принять безопасную для этих мест форму тела. Будучи крысой, он был убит голодным ребенком.
Тело коренблита после смерти теряет свои органические свойства, и крыса окаменела, успев послать последний мысленный сигнал. Маас направил луч телепорта в зафиксированную точку, и тело Дарху было изъято. Не было ничего важнее для коренблита, чем духовная сущность собрата, поэтому Маас отбросил все дела и стал извлекать из камня мысленные волны воспоминаний погибшего. Он отвлекся от других дел, загрузив оба полушария своего мозга, и потому не слышал других сигналов.
Через три часа, будучи вымотанным до предела, Маас проанализировал все пропущенные сообщения. Погибло еще четверо коренблитов. Северный олень из Нерюнгри, тихоокеанская нерпа, кареглазая мексиканская школьница, бродячий пёс из пригорода Лос-Анжелеса… Маас устал считать потери и послал сигнал оставшимся двенадцати разведчикам о немедленном возвращении на корабль.
***
— Мне пора, человек.
— Ты больше не вернёшься? — разочарованно спросил старик.
— Нет, мы будем искать себе новое прибежище.
— А что стало с вашей планетой? — замер Степан Егорович в ожидании длинной истории о ядерном взрыве либо о страшной эпидемии.
—Погасло наше солнце. Наверное, оно устало светить.
— Я думал, что ответ будет более… научным, — разочарованно протянул Степан Егорович, покачиваясь в старом кресле. Он был расстроен, рано или поздно его покидали все, к кому он успел привязаться.
—Я – не ученый, я – разведчик и немного поэт, — сказал немного смущенно коренблит.
—Почему же ты уходишь? Ты же можешь остаться? — неумело попросил котёнка старик.
—Нет, у всех коренблитов одна судьба, мы должны быть вместе.
—А как тебя зовут? — спросил Степан Егорович, хотя это не имело ни малейшего значения.
— Хиазм, — ответил коренблит.
— Мы еще встретимся?
— Это зависит от тебя. Если ты будешь в беде и позовешь меня… — ответил коренблит и, подхватив подаренный чемодан, исчез в ярком луче телепорта, внезапно прорезавшем тусклую серую комнату.
«А ведь я уже звал», — хотел сказать старик, но промолчал.
***
На корабле Маас собрал совет. Им стоило обсудить несколько накопившихся проблем: гибель собратьев, новый маршрут для поиска и недостойное поведение коренблита Хиазма, который принял скоропалительное и весьма необдуманное решение, осложнившее их путешествие. Груз, доставленный в потёртом чемодане Хиазмом, должен был коренным образом изменить жизнь коренблитов. Мало того, что органики на корабле осталось немного, и ею надо было запастись перед долгой дорогой, но куда девать пять миллионов кошек, которым Хиазм пообещал новую и светлую жизнь? Этот романтичный и непрактичный Хиазм вместо того, чтобы выполнять долг разведчика, буквально за неделю уговорил всех серых, полосатых, рыжих, черных и всяких других котов и кошек последовать за ним. Видимо, метался без устали по всей планете с агитацией и пропагандой!
Маасу следовало догадаться о том, что Хиазм выдумал себе самостоятельную миссию, потому что всю неделю этот молодой и не опытный коренблит не выходил на связь. И теперь пять миллионов кошек, уменьшенных до песчинки каждая, погруженные в анабиоз, лежали в обшарпанном чемодане, притащенном с Голубой планеты Хиазмом. Сам он, шмыгая носом, оправдывался перед советом коренблитов.
— Нам самим надо куда-то переселиться, куда же мы денем твоих питомцев? – кричал Драндус.
— О чем ты думал, позабыв о долге разведчика? Ты не должен был ничего брать с Голубой Планеты! – укорял Хиазма Брандис.
— Предлагаю изгнать его обратно, вместе с чемоданом! – вспылил Тибос.
— Может, он хотел взять на корабль побольше органики? – недоумевал Маас, но наткнувшись на презрительный взгляд Хиазма, понял, что ошибся в своих предположениях.
— Эти животные разумны? Как они помогут нам колонизировать будущую планету? – спрашивал всегда спокойный Пликр.
— Может, эти животные стоят больших денег или очень дороги местным жителям, и мы можем обменять на них часть суши для своего поселения? – предположил Миндрун.
— Вы забыли, что коренблиты не только разведчики! – высокопарно ответил коллегам Хиазм, – по кодексу коренблитов мы отвечаем за сохранение мира и доброты повсюду. Люди только твердят о том, что они в ответе за тех, кого приручили. На деле ни один землянин не станет рисковать и искать планету, пригодную для жизни, не только для своих соотечественников, но тем более для котов. Если на планете стали уничтожать оленей, нерп, крыс, змей и даже человеческих детенышей, то мы не можем оставить котов в опасности. Я видел их! Я проникся их страданиями! Они не могут сами о себе позаботиться!
— А другие животные могут? — ехидно спросил Тибос, — или их тоже вывезем?
— Вывезем, если потребуется, — дерзко ответил старшему Хиазм.
— Чемоданов на всех не хватит, — буркнул Драндус, и все улыбнулись.
Однако пламенная и сумбурная речь Хиазма прозвучала на совете убедительно, и коренблиты стали совещаться. Оставив свои эмоции, они обсуждали сложившуюся ситуацию как Хранители Мира и Доброты повсюду. Через пару часов им удалось выработать Меморандум о котах, который стал началом новой космической эры освоения котами межпланетного пространства.
Основные его постулаты звучали так: «Признание достоинства, присущего всем живым существам, их равных и неотъемлемых прав является основой свободы, справедливости и всеобщего мира. Миссия разведчиков коренблитов, действующая как полноправное представительство разумной расы коренблитов, провозглашает настоящую Всеобщую декларацию прав котов и распространяет на котов данной галактики свою юрисдикцию и защиту.
1. Все коты рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах.
2. Права котов равны без какого бы то ни было различия, как-то в отношении цвета шерсти, пола, породы и социального происхождения.
3. Каждый кот имеет право на жизнь, на свободу и на личную неприкосновенность.
4. Кот не должен содержаться в рабстве или в подневольном состоянии.
5. Кот не должен подвергаться пыткам или жестоким или унизительным обращением с ним.
6. Каждый кот имеет право свободно передвигаться и выбирать себе местожительство в пределах галактики.
Пренебрежение и презрение правам котов как части живых существ неприемлемо, как и совершение в отношении них варварских актов. Коренблиты ответственны за создание такого мира, в котором коты будут иметь свободу и будут свободны от страха и нужды».
Коренблиты долго думали над меморандумом, добиваясь наиболее лаконичного изложения текста. Хиазм, отстраненный от обсуждений, с места выкрикнул, что следует оставить только первый пункт, как наиболее объемный по смыслу, но на него махнули рукой.
Маас подытожил, что если заменить слово «кот» на «нерпа» или «олень», то данный меморандум никогда не утратит своего гуманистического смысла, и это будет свидетельствовать об его универсальном значении и применимости.
Маас ликовал: что и говорить, документ они создали необычайный, возможно, их Миссия разведчиков ничего более качественного уже и не создаст. И данный документ, несомненно, объяснит землянам мирные намерения коренблитов, изъявших с планеты значительное количество ее жителей, и предотвратит войну между расами.
Напечатав текст меморандума на пластиковой табличке, Маас отправил её лучом телепорта на вершину Эвереста, полагая, что так будет вернее. Ведь чем выше местность, тем больше шансов, что к находке отнесутся серьезно и посчитают её такой же высокой по значимости, как и место, где ей полагалось пребывать до обнаружения.
Бросив в чемодан горсть органики, которой должно было надолго хватить миллионам разноцветных песчинок, Маас направил свой корабль по Млечному пути наугад. Им предстояло странствовать и искать.
***
— Обратите внимание на данный экземпляр! — аукционист во фраке поднял клетку, чтобы можно было получше рассмотреть тощего серого кота в грязных рыжих подпалинах, – этот кот способен дать здоровое потомство! Весьма выгодная покупка для селекционеров. Стартовая цена — тысяча евро. Кто больше?
Посыпались предложения. Цена лота возросла до пятнадцати тысяч долларов, и британский бизнесмен стал обладателем тщедушного экземпляра.
Люди не сразу заметили, что коты словно исчезли с планеты Земля. Первыми забили тревогу владельцы не пришедших домой. Затем об исчезновении заговорили все, тему подхватили и раскрутили журналисты. Проблема стала принимать драматические масштабы. В квартирах и домах остались только кастрированные и стерилизованные особи – стареющие, ленивые, не годные дать новое потомство. Уцелевшие свободные коты стали популярным спекулятивным товаром.
В 2020 году самой популярной стала профессия Ловца котов. Проводились соревнования, государство стало выдавать лицензии. Никто и представить себе не мог, что за три месяца будут проверены все подворотни и помойки, трущобы и подвалы домов. Все приюты для бездомных животных, где содержались коты под замком, опустошили. Одни наживались на продажах, другие разорялись на покупках.
Федор Бондарчук заплатил баснословные деньги за сценарий фильма-катастрофы «Жестокий котолов», повествующий о том, как коты ушли за дудочкой великого мага в никуда. Если бы он знал, как верна была догадка сценариста!
За десять парсеков от Земли жила и процветала Земля-2, безлюдная маленькая планета, самым крупным хищником на поверхности которой были коты, привезённые космическим кораблем Миссии разведчиков коренблитов.
— Видишь, мы были правы, — говаривал Тибос, — люди изменили свое отношение к котам. А всё почему? Наше своевременное вмешательство, декларация прав котов и ее размещение в наивысшей точке земной поверхности.
— Правильно выбранная стратегия и упорство в достижении цели! — вторил ему Миндрун.
И только Хиазм продолжал ждать, когда его позовет Степан Егорович.
Ирина Соляная: https://litnet.com/ru/irina-solyanaya-u3505058
Скатиться по лестнице с чердака; приоткрыть дверь, чихнуть от лучика солнца, упавшего на веснушчатую физиономию. Немного сыро, ветер несёт запах сена, машинного масла, опилок. Стальные, инородные небоскрёбы Надзирателей за лесом бросят блики на хутор, но до них далеко, как и до ближайшего налёта. Можно жить. И хочется жить.
Из сарая доносится хор наседок, они уже давно проснулись и ждут, когда им принесут корма, разольют по поилкам, возьмут на руки, потискают. Мама вот-вот крикнет из кухни:
— Ром, где шляешься, иди, собирай!
И побежишь на склад, нальёшь, потащишь бидоны густого стеллерового, которое молоковоз с берега привозит раз в неделю. Откроешь ногой дверь сарая, и семнадцать пар глаз уставится на тебя.
Наседки вопят, но больше не от голода, просто рады видеть. Трутся, щекотят усами, лезут на руки: погладь, почеши за ухом! И, конечно, поставишь бидоны, обязательно погладишь, почешешь. Обижать кормилиц нельзя. Рыжий Тишка полезет под крышку, норовя опрокинуть, но не успеет – тут же разольёшь. Наседки разделятся в четыре неровные линии по обеим сторонам кормушек. Лакают, мурчат. Кинешь корма Тишке – осеменителю положено отдельно.
Наконец, придёт пора собирать яйца в сумку: обычно бывает не меньше шести-семи за утро. Больших, разных – белых, чёрных, серо-голубых. Потом принесёшь домой, мама пересчитает, часть припасёт для Надзирателей, для себя, а из пары приготовит вкуснейший омлет. Ты пока соберёшь ценную шерсть, уберёшь лотки, проверишь воду…
* * *
Но нет, всё будет не совсем так. Пока мать не позвала, плеснёшь в бутыль молока и побежишь за ограду.
Исполинские яблони давно отошли, лишь иногда нога давит поздние плоды. Тебе нужны не они. Там, в овраге под старой корягой древовидной клубники живёт дикая – из крепких, пятнистых, пугливых, тех, что несутся лишь раз в полгода. Ты долго приручал её, она уже почти не боится тебя.
Приходишь: наседка на охоте, и ты осторожно приоткрываешь листья.
Не ошибся. В гнезде, свитом изо мха, притаилось два яйца – чёрно-белое и трёхцветное, пёстрое. Мальчик и девочка. Ты решаешь: девочку оставим лесу, а мальчика, как подрастёт, заберём себе. Построим свою яйцеферму, выведем новую породу на зависть соседям, обрадуем маму, и, возможно…
— Кыс! Кыс-кыс, Мурка! – зовёшь ты. – Я молочка принёс!
Но ответа долго нет, лишь шумит кронами пустой лес. Тебя пугает коптер, прожужжавший над тропой, ты бежишь назад.
Бросила? Звери? Подстрелил дрон-охотник?
* * *
Ты возвращаешься снова и снова, пока не слышишь, наконец, в ответ заветное:
— Мяу!
И ты счастлив.
Андрей Скоробогатов: https://litmarket.ru/andrey-skorobogatov-1-p366
— Кабы не этот кот, я бы, может, вообще на тебе не женился! – кричал Петя, прижимая к себе черного перса с белой манишкой на груди.
Петя не осознавал, что почти дословно повторяет фразу из известного советского мультфильма.
— Вот ты как заговорил! – Зинаида прищурилась, уткнула руки в боки и шагнула вперед.
Петя на всякий случай попятился. Не то чтобы он боялся, но лучше перебдеть.
Супруга не перешла в нападение; вместо этого, набрав побольше воздуха в лёгкие, заголосила:
— Лучшие годы!.. Да если бы не ты!.. Вся жизнь коту под хвост!
Этого кот вынести уже не смог: утробно взвыв в унисон с Зинкой, он спрыгнул с рук Пети, изрядно оцарапав их при этом, и ретировался.
Хотя ничего нового Зина не сказала, а лишь повторяла древнюю мантру, выдуманную женщинами на заре времен, слова, вылетавшие как из пулемета, ранили не хуже пуль.
И Петя побежал. Пригнувшись, он пересек открытое пространство кухни. Затем ужом проскользнул пересеченную местность – коридор. Нырнув через порог спальни, он почувствовал себя в глубоком тылу, так как отступать всё равно было уже некуда. Оставалось убедить себя в некоторой, пусть даже временной защищенности и обреченно плюхнуться на брачное ложе, чтобы с наслаждением мазохиста зализывать моральные и физические раны.
Мазохистом Петя не был, но судьба штука коварная. Женившись на милой девушке Зине, он и подумать не мог, в какие цепкие руки попал. Супруга взялась за него основательно. В расход пошли виниловые диски и собственноручно собранная светомузыка, когда-то модные брюки-клёш и плакаты со звездами. Зинаида соскребла даже переводные картинки с дамочками, которые в юные годы Петя с любовью клеил на двери комнаты, кафель туалета и даже на верхнюю деку гитары. Из Пети за прожитые годы вытрясли всю душу. А самое жуткое – Зина не уважала его хобби. Хотя, казалось бы, как можно? Вертись перед мужем да показывай потом фото подружкам.
Взгляд его скользнул по стенам. Будучи в душе художником, он старался запечатлеть лучшие моменты. Вот фото Зинки сразу после свадьбы – еще молодая, веселая. Огонек в глазах задорный, не то что теперь. И волосы в косу сплетены, а сейчас что? Химка!
А здесь они на море. Фото кривое, фотоаппарат, поставленный на таймер, упал в самый ответственный момент. Но до чего же весело было, счастья сколько! Поэтому и красуется на стене этот шедевр с заваленным горизонтом. А рядом – новогоднее с Мартиком, кот лучше всех вышел.
Петя пытался участвовать в конкурсах, отправляя свои работы на суд профессионального жюри, но тщетно. Фортуну он лицезрел только со спины. А всякая творческая личность знает, что топить горе необходимо в вине. Петя не стал исключением.
Топил, чего уж, и делал это регулярно, а с недавних пор и вовсе ушел в запой.
Зинаида, в отличие от жен моряков, не стала ждать, когда муж просохнет, и объявила ему развод.
И Петя, который давно уже устал быть мазохистом поневоле, был даже рад такому исходу, но кот, любимый кот, который прожил с ними девятнадцать лет своей кошачьей жизни, неожиданно стал камнем преткновения.
Петя провел рукой по лицу, смахивая невидимую пелену лет:
— Фигу, пусть хоть что забирает, а кота не отдам. Надо бежать, — решил он для себя и, встав на четвереньки, заглянул под кровать:
— Мартик, кис-кис, Мартик, вылезай, мы уходим, — позвал фотограф, скребя по полу пальцами, имитируя кошачье царапанье.
— И куда это ты с моим котом намылился? – Зина подошла тихо; Петя, не успев встать, затравленно взирал на нее снизу-вверх. Наверняка такой взгляд бывает у приговоренного ровно за мгновение до того, как голова окажется на плахе.
Жена, теперь уже практически бывшая, разглядывала его, словно червя. На ее лице отразилось все презрение, которое она испытывала к несчастному фотохудожнику, не нажившему ни денег, ни славы. Зато на руках, мегера, держала Мартика. Кот вытянул лапки в белых чулочках и утробно мурлыкал, резонируя с мирозданием.
Петя, кряхтя, поднялся. В пояснице предательски щелкнуло, и он, охнув, плюхнулся на постель:
— Это мой кот! А всякую шелупонь себе бери! – Он исполненным щедрости жестом обвел интерьер спальни, имея в виду всю квартиру целиком.
— Без тебя разберусь! – фыркнула Зинка и, обойдя кровать, села с другой стороны. – Не бойся, мой хороший, не бойся, мой пушистый, мамочка тебя не отдаст этому безработному неудачнику.
Запрещенный удар попал по живому. Еще месяц назад Пётр числился штатным фотографом в местной газете. Годами числился – и вдруг перестал. Турнули. Даже без двухнедельной отработки.
Может, именно это стало последней каплей в и без того тонущих отношениях, а может, нет, но Зинка указала ему на дверь. Дескать, ничего ее не связывает с безработным алкашом. Ни детей не нажили, ни счастья.
Боль, досада и обида на жену, за удар в спину в тяжелую минуту – всё это захлестнуло Петю жгучей волной. Глаза заволокло алым, и с криком: «Ах ты, предательница!» он, доселе не возражавший ни в чем, кинулся на нее с кулаками.
Кот, испуганно заорав, взвился ввысь. Зинка, взвизгнув, повалилась на мохнатое бежевое покрывало. Петя завис над ней, готовясь переступить черту человечности.
Мерзкий звук, похожий на блеянье будильника, заполнил комнату. Что-то хлопнуло, запахло серой и гарью.
Успев подумать о возможном пожаре, фотограф, алкоголик, неудачник и без одной секунды рукоприкладчик завис в воздухе.
Петя видел прямо под собой раззявленный в крике Зинкин рот, очерченный алой помадой, ее сморщенное, как у младенца, лицо. Видел свой кулак с прожилками вен, занесенный для удара. Даже самого себя мог разглядеть в большом настенном зеркале. Вот он, Петя, тридцати девяти лет отроду. Оскалился, глаза навыкате, застыл, будто на фотоснимке.
— Да, картина не из приятных, могу вас понять, — прозвучал сбоку незнакомый голос с хрипотцой. – Но, поверьте, самые значимые моменты нашей жизни обычно так и выглядят.
Петя почуял, как по хребту промчался эскадрон мурашек. Он попытался оглянуться, но реальность держала прочно.
Заметив его потуги к движению, невидимка уточнил:
— Вы как, успокоились? Готовы к переговорам? Если да, моргните один раз.
Петя что есть силы моргнул и тут же почуял, как незримая сила поднимает его и осторожно усаживает аккурат посередине кровати.
— Так-то лучше. – Невысокий человечек довольно улыбнулся и пригладил пушистые темные волосы на макушке.
— Вы кто? Вы как?.. – забормотал Петя, ощупывая кровать в надежде найти оружие против супостата.
Словно прочтя его мысли, человечек поклонился:
— Разрешите представиться – Решайчик Проблемников, дух второго ранга, отделение конфликтов. – Он протянул Пете золотистый прямоугольник, на котором то появлялись, то пропадали буквы.
— Понимаю вашу реакцию, посторонний в доме. Происходят чудеса. Но только вы поверьте – я свой! Ну приглядитесь! – Незнакомец поднял руки и повернулся на сто восемьдесят градусов.
Петя недоверчиво разглядывал визитера. Нос кнопочкой, глаза зеленые, под фраком белая жилетка обтягивает выдающийся живот. Брюки до колен, туфли с пряжками, а на ногах белые чулки. Кого-то этот дух определенно напоминал, но вот кого? Главное, что на вора не похож. Хотя кто их знает, как они выглядят?
– Не узнаёте – и ладно. Как же это, Петя, вы докатились до рукоприкладства?
Петя смутился:
— Я не стукнул.
— Но мог!
— Но не стукнул! – уперся Петя.
— Потому что я остановил время.
— А вот где же, Решайчик, как тебя там по батюшке, ты раньше был, а?! Вот когда у меня жизнь разваливалась? Когда Зинка мои пластинки выкинула или когда я себе первый пузырь купил? Вот где?! Задним умом-то мы все умные! – Петя насупился, а вновь прибывший засуетился возле Зинки.
— Так-с, теперь пробуждаем супругу.
— Зачем это? – буркнул Петя.
— Любая проблема для решения требует согласия двух сторон, посему без жены никак. – Дух развел руками и подмигнул Пете: – На вашем месте я закрыл бы уши. – И он сам последовал своему совету.
Пока Петя пытался понять, зачем, Зинка ожила, и ее вопль, прерванный чудесным образом, разлетелся на все девять этажей, зазвенел хрустальными рюмками в шкафу. Задребезжало, рискуя треснуть, оконное стекло, но, к счастью, жена выдохлась. Пока она вновь не начала кричать, Решайчик сунул ей в руки еще одну визитку и начал раскланиваться.
— Дух второго ранга, прибыл для решения конфликта, — бормотал он, шаркая старомодными туфлями по ковровому покрытию. – Вы усаживайтесь поудобнее, и давайте поторопимся. Время знаете ли… – Достав из жилетного кармашка часы на цепочке и щелкнув крышкой, поцокал языком и посетовал: – Отклоняемся от графика!
— А мы вас не звали! Да же, Зин?
— М-ммм… – невнятно отозвалась Зинка.
Решайчик удивленно приподнял бровь и кивнул:
— Тем не менее, сигнальчик поступил от члена вашей семьи. А мы такое, простите, игнорировать не в силах. Так что сразу к делу. Чей кот?
— Мой! – в один голос выпалили Петя и Зинка.
— Я так и думал, — кивнул Дух. – На мебель, дачу, машину претензий нет?
— Да пусть подавится! – рыкнул Петя, на всякий случай отодвигаясь от жены.
— Кота все равно не отдам, – предупредила Зинаида и показала внушительный кулак, побольше Петиного. Незадачливый драчун робко втянул голову в плечи и замер.
— Кот, кот… А чего вам этот кот, Зиночка, что в нем?
Зинаида закусила губу.
— Кот – наше первое общее приобретение, – устало произнесла она.
— Ах, вот оно что, — Решайчик нахмурился. – Ну что же, есть выход. Представим, что кота не было!
— Как это? – Пётр ошарашенно моргнул.
— А вот так, — хихикнул Дух и звонко хлопнул в ладоши.
Петя снова моргнул, а когда открыл глаза, комната изменилась.
Бежевое покрывало стало зеленым в клетку. Кое-где виднелись дыры, сквозь которые украдкой проглядывали серые простыни.
На стенах прибавилось фотографий. С них на Петю взирала худощавая блондинка. Она на море, у елки, возле пирамид. Самого Пети, как и Мартика, нигде не наблюдалось.
— Это как же? – опешил фотограф. На всякий случай ощупав себя руками и удостоверившись, что вот он, настоящий, Петя слез с кровати. Мягкий ковролин исчез, и левую пятку укололо холодом. Петя задрал ногу и уныло глянул на солидную дырку в носке.
— Да уж… – вздохнул он.
В этот момент по грязному линолеуму, застилавшему пол, послышался странный стук, и в комнату влетела псина. Крупная, рыжая. Одно ухо стояло торчком, а другое заваливалось, прикрывая глаз.
— Фу, фу! – замахал руками Петя, не любивший собак. — Пшел отсюда!
Пес же дружески порыкивал и прыгал рядом, норовя ухватить за ногу.
— Эй, кто-нибудь! – робко пискнул Петя.
В комнату заглянула блондинка с настенных фотографий. Правым плечом она прижимала к уху трубку мобильного, а в пальцах мелькала пилочка для ногтей.
— Ленусик, пять сек, — обратилась она к трубке и, скривившись, взглянула на Петю. — Ну чего орешь? Буся играет.
— Лапочка, — не растерялся Петя, — отзови ты Бусю.
Блондинка закатила глаза, но просьбу выполнила. Когда они скрылись в коридоре, Петя еще раз встал с кровати и пошел исследовать квартиру. Нынче здесь все изменилось. Исчезли комнатные растения, столь любимые Зинкой. Из угла пропали телескопические рыболовные удочки, гордость Пети. Зато появился велотренажер, а также множество коробок с невнятными надписями: ТК-2, О-1 и тэ дэ.
Петя робко заглянул в одну из них, чувствуя себя вором в своем же доме. Картон скрывал баночки и пузырьки с косметикой, отчего в квартире висел странный запах, словно в отделе бытовой химии.
— Ничего не тронь! – прикрикнула на него блондинка, выглядывая с кухни.
— Я так, одним глазком.
Женщина исчезла, и Петя проследовал на кухню. Какой бы ни стала его жизнь, можно и к ней приспособиться, почему нет?
— Ласточка моя, — он осторожно тронул блондинку за плечо и сам испугался своей дерзости. С тех пор как они с Зиной поженились, он ни на одну женщину не взглянул, не то что не коснулся. Облизнув пересохшие губы, Петя попробовал еще раз: – Ласточка, а что у нас на ужин?
— Я к тебе в домработницы не нанималась! – Дамочка дернула плечиком. – У меня диета, а тебе надо – сам сготовь. И еще: я завтра улетаю в Париж, и чтоб к моему возвращению тут все сверкало. Ферштейн? И Бусю не забывай выгуливать.
Пилочка вжикнула у самого носа Петю.
— Угу, — буркнул он. — Но у меня же работа…
— Ой, не смеши! Твои шабашки работой не считаются. Семью содержу я, и если ты, — она уперла алый ноготок в грудь Пете, — не будешь приносить пользу, вышвырну вон. Понял?
— Понял, — буркнул содержанец и, шумно сопя, вышел из кухни. Вернулся в спальню, забрался на кровать и заорал:
— Решайчик, а ну вороти все, как было! Немедленно!
Засквозило. Петя икнул и очутился дома. Он с нежностью погладил пушистое покрывало и робко взглянул на материализовавшуюся Зину.
— Зачем я опять тут? – удивилась жена.
— Вашему мужу не понравились условия новой жизни, — принялся объяснять Решайчик.
— Ах, мужу! Эгоист! – вскипела Зина. – Я, может, только душевного человека встретила! Цветовода, кошатника, почти в разводе!
— Зина, это было ужасно! – прошептал Петя и так взглянул на супругу, что та на секунду смолкла, а затем все же ответила:
— Ладно, гад, отольются тебе мои слезки…
— Между тем, вариант, где вы не встретили кота, вам не подошел, — грустно вздохнул Дух. – Ну, давайте попробуем что-то другое. Кот был, но кончился.
— Как это? – охнула Зина.
— Умер, — веско уронил Решайчик.
Хлоп!
В воздухе витал аромат орхидей. Знакомое покрывало пропало. Черные шелковые простыни, в беспорядке разбросанные по кровати, как бы намекали на лихую ночь. Петя коснулся пустой подушки – еще тёплая. Он сладко потянулся, оглядываясь. Все снимки, кроме одного, исчезли. Зато оставшийся занимал большую часть стены напротив кровати: Мартик лениво раскинулся на залитом солнцем полу. Каждая шерстинка сияла. В узких зрачках дремала вечность.
По щеке Пети скатилась скупая слеза, он вспомнил, что фото сделано незадолго до кончины кота.
Под фото красовались дипломы и статуэтки. Петя встал с постели и подошёл ближе. «Кадр года», «За лучший снимок тысячелетия», «Первое место. Фотограф мира». Золотые строки лились с бумаги как бальзам на израненное сердце безработного Пети.
— Вот оно что… Признали… Признали!!! Спасибо, Мартик! — шепнул он, поглаживая раму.
В дверь позвонили. Петя растерялся, но, быстро взяв себя в руки, отправился открывать, по пути заметив, что в душевой льется вода, а бывшая гостиная оборудована под фотостудию. Да и сам Петя изменился. Из дизайнерского зеркала в коридоре на него смотрел молодой, ухоженный мужчина. Стильная стрижка, сережка в ухе, шелковый халат – такого у него отродясь не водилось.
Довольный Петя поправил пояс, украшенный кисточками, распахнул дверь и обмер. На пороге крутились две рыжеволосые мулатки-близняшки.
— Петручо! — взвизгнула одна из них и расцеловала ошалевшего хозяина. — Ты дома! Это чудо! Нам срочно нужно обновить портфолио. Ты нас снимешь?
— Сниму, – выдохнул счастливый Петручо, обнимая красоток за тонкие талии.
— Вот она, жизнь! — билась мысль. — Наконец-то!
— Осторожно, дорогой, — жарко шепнула в ухо одна из близняшек, — Милош огорчится, если увидит нас втроем.
Не успел Петя спросить, кто этот Милош, как дверь ванной раскрылась, выпуская клубы пара и замотанного в полотенце грузного мужчину. Увидев троицу, он капризно выпятил нижнюю губу:
— Петручо, ты опять за старое? Я же просил! Я так не могу, ты же знаешь!
— Я… я… — Петя почуял, как волосы в модной прическе шевелятся, и вдруг очутился на своей кровати, заправленной пушистым пледом.
Он откинулся на подушку, пахнущую Зинкиным кремом, и вытер капельки пота со лба.
— Что, в кошмар попал? – Зинаида сидела рядом, нахохлившись, словно курица.
— Чой-то? — Петя постарался, чтобы голос звучал твердо, не выдавая пережитый шок. — Не я сюда вернулся!
— Ах ты ж!.. – возмутилась жена. – Думаешь, легко за бездомными животными ухаживать? Смотреть, как они там… тащить их в квартиру и сознавать, что всех не спасешь!
— Уважаемые! – прервал Зину Решайчик. — Понимаю ваши эмоции, но время на исходе, а проблема не решена! Чей кот?
— Мой! – как заговоренные, повторили супруги.
— Как сложно! – всплеснул руками Дух. — Ну что ж, последний вариант. Допустим, вы кота развели.
— На бабки? – не понял Петя.
— Ах, нет же, вы его распотомили!
— Что? — Теперь уже и Зина недоуменно таращилась на Духа.
— Ну, детки у него пошли, котятки!
— Так он же у нас… того… — состроил гримасу Петя и сконфуженно махнул рукой чуть ниже пояса.
— Это как раз не проблема, – мурлыкнул Решайчик. – Правда, придется значительно отмотать время.
Хлоп!
Петя зажмурился и на всякий случай пощупал покрывало. Родное, пушистое. Но что-то изменилось… спина не болела! Он приоткрыл глаз: Зина, помолодевшая, как на фото, сидела рядом, замерев.
— А ты тут зачем? – зашептал он, любуясь женой.
— А я знаю? — так же тихо ответила она, поправив выбившуюся из косы прядь волос. Затем слезла с кровати и шмыгнула гостиную. — Петя, Петя, иди сюда! Боже ж ты мой! Вода кончилась, корма нет!
Петя кинулся к жене и улыбнулся от увиденного. На диване лежал Мартик. Рядом с ним устроилась короткошерстная трехцветка. Кошка задумчиво вылизывала котенка, в то время как еще трое носились по полу, гоняя звонкую погремушку.
— Зин, а погремушка чья? – удивленно спросил Петя, забирая у котят игрушку и крутя ее в пальцах.
Ответом стал детский плач из соседней комнаты.
Супруги переглянулись и, не сговариваясь, рванули на крик.
В детской кроватке рыдал малыш. В пестрых ползунках, курносый, как Зинка, и лопоухий, как Петя. Мальчуган, видимо, выронил игрушку и теперь страдал. Увидев желтый шар в руках у Пети, он потянул ручонки и залепетал.
— Зин, это чей? – заикаясь, спросил Петя.
— Не видишь – наш! Да не стой ты, дай сюда погремушку! – И уже совсем другим голосом обращаясь к малышу: — Иди к мамочке, вот твоя игрушка, вот она, лапонька. А папка стоит, смотрит… У-у, какой глупый.
— Я не глупый, — возмутился Петя, разглядывая висящие на стенах фотографии с выписки из роддома. Зинка – такая улыбчивая, счастливая с ребенком. А вот они втроем, и Мартик с кошкой, Новый год.
— «Ванечке месяц», – прочел вслух Петя подпись под фото.
— Ванечка! — умилилась Зина. — Я так и мечтала сынка назвать! Ах ты, мое счастье!
— Зин, но мы его не помним! Зин, может, попросим Решайчика…
Жена бросила на Петю такой уничтожающий взгляд, что тот попятился.
— Я пойду, котятам водички налью.
— И в магазин сбегай, питание прикупи, — бросила ему вслед жена.
Задумчиво двигаясь к двери, Петя глянул в сторону гостиной и замер. Мартик лежал на полу, купаясь в солнечных лучах. Каждая шерстинка так и сияла! Рука сама потянулась к фотоаппарату.
— Только не двигайся, — взмолился Петя. – Мы еще станем с тобой знаменитыми! — пообещал он и, наведя объектив, нажал на спуск.
Группа автора: https://vk.com/bardellstih
С самого утра у котёнка Максима было прекрасное настроение: сегодня начинались школьные каникулы. И это значило, что можно не ждать целый день, пока Аня вернётся из школы. Можно было играть с Аней целый день: или катать с ней клубочек, или гоняться за ленточкой, или даже ловить задорно шуршащую бумажку на шнурке!
Аня покормила котёнка Максима, после чего сказала:
— Максим, я пойду в магазин, куплю тебе молочка. Остаёшься за старшего. Через час я вернусь.
Котёнок Максим сначала расстроился, потому что Аня уходит. Но девочка почесала его за ушком, и он понял, что всё не так уж плохо: ведь он остаётся за старшего!
Когда Аня надевала шубу и шапку, он смотрел на неё снизу вверх и всем видом показывал: не волнуйся, Аня, справлюсь как нельзя лучше!
— Пока, Максим! Не скучай. Через час вернусь.
Оставшись один, котёнок Максим стал важно расхаживать по квартире. Он с опаской подошёл к стоявшему в углу пылесосу и сказал ему:
— Привет! Смотри, сегодня я тут за старшего!
Пылесос ничего не ответил, и котёнок Максим пошёл дальше. Подойдя к чёрному молчаливому телевизору, он сказал:
— Сегодня я тут за старшего!
Телевизор тоже не стал возражать. Котёнок Максим запрыгнул на кровать, потоптался на ней и промурчал:
— Сегодня я тут за старшего! — и свернулся рыжим пушистым клубочком.
Но прошёл час, другой, третий, а Аня всё не возвращалась. Котёнок Максим забеспокоился.
Он запрыгнул на окно и посмотрел на заснеженную улицу. На улице маленькие дети играли в снежки. Ребята постарше бегали за собаками и кидали им палки. Но Ани там не было.
— Надо найти Аню! — твёрдо решил котёнок Максим.
Но как это сделать? Дверь закрыта, у котёнка Максима нет ключей, да он и не смог бы ими воспользоваться — у него же лапки!
Тут он заметил, что форточка неплотно прикрыта. Он прыгнул пару раз, пытаясь открыть её лапкой. С третьей попытки у него получилось. Теперь Котёнок Максим мог выйти на улицу через форточку.
Что он тотчас и сделал.
Котёнок Максим поёжился, потому что на улице было холодно, а он раньше никогда не бывал на улице зимой. Но что поделать — хозяйку Аню надо спасать!
Навстречу котёнку Максиму вальяжно вышел дворовой кот Валера. Котёнок Максим часто видел его в окно.
— Привет, Валера! Мур-р-р! Скажи, не видел ли ты мою хозяйку, Аню?
— Мя-а-ау. Как не видеть? Видел. Она пошла в сторону магазина. Вон туда.
И показал лапкой.
Котёнок Максим направился туда. Навстречу ему выбежал щенок Барбос вместе со своим хозяином Серёжей. Серёжа был соседом Ани и котёнка Максима по лестничной площадке.
— Привет, Барбос! Мур-р-р! Не видел ли ты мою Аню?
— Гав-гав! Видел! Вон туда она пошла. Во дворы. Наверное, в магазин шла, да решила срезать дорогу.
Котёнок Максим свернул во дворы. Там было пустынно и неуютно: не играли дети, не гуляли кошки и собаки. Наконец котёнок Максим увидел большого чёрного пса, дремавшего в конуре.
— Здравствуйте! Мур-р-р! Скажите, не видели ли вы девочку Аню? В шубе, с косичками…
Но большой пёс ничего не ответил котёнку Максиму. Вместо этого, он зарычал и бросился на котёнка Максима. Тот пискнул и побежал по заледеневшему двору. Юркнув между домами, он выскочил на горку и скатился вниз.
Там он и обнаружил Аню. Девочка лежала в сугробе и тихо стонала.
— Максим, как ты тут оказался?
— Я тебя искал, хозяйка!
Увы, Аня не понимала кошачий язык.
— Малыш, что ты хочешь? Почему мяукаешь? Тебя кто-то обидел? А я вот шла в магазин, решила пойти коротким путём. Совсем забыла, что во дворах живёт злая собака. Она напугала меня, и я убежала. Выбежала на горку, поскользнулась и подвернула ногу. Как же мне теперь попасть домой?
— Не волнуйся, Аня, я тебе помогу! — сказал котёнок Максим и побежал обратно.
— Куда же ты, Максим? — закричала Аня и заплакала.
Котёнок Максим быстро забрался по горке, цепляясь когтями за лёд, и вошёл в страшный двор. Злой чёрный пёс почуял его и зарычал.
Котёнку Максиму было очень страшно. Но желание выручить Аню было сильнее. Он побежал навстречу большому чёрному псу и зашипел:
— А ну с дороги! Не до тебя сейчас!
Тот замешкался, и котёнок Максим смог прошмыгнуть через двор.
Что же делать дальше? Надо звать на помощь, а люди ничего не понимают! Но тут он снова увидел щенка Барбоса и Серёжу.
— Барбос, Барбос! Побежали скорее. Там Ане плохо, ей нужна помощь!
— Гав-гав! Если помощь нужна, то это поправимо. Сейчас поможем!
Щенок Барбос дёрнулся и вырвал поводок из рук Серёжи.
— Барбос! Куда ты бежишь? Оставь котёнка в покое! Фу, фу!
Но щенок Барбос уже бежал во двор вслед за котёнком Максимом. Пришлось и Серёже последовать за ними.
Пробегая мимо злого чёрного пса, котёнок Максим зашипел, щенок Барбос залаял, а мальчик Серёжа показал палку. Злой пёс заворчал и забрался обратно в конуру.
Скатившись по горке, Максим запрыгнул заплаканной Ане на руки.
— Максим, ты вернулся!
— Аня, я не один! Я привёл подмогу.
Аня не успела ответить — сверху залаял щенок Барбос, а потом показался и Серёжа.
— Аня! Что ты тут делаешь? — закричал мальчик.
— Я подвернула ногу и не могу идти…
— Не бойся! Я сейчас тебе помогу!
Серёжа осторожно спустился с горки и помог Ане подняться. Вместе они вылезли и вернулись в страшный двор. Злой чёрный пёс поджидал их. Серёжа поддерживал Аню, и поэтому они шли медленно. Им было не убежать от чёрного пса.
Но котёнок Максим и щенок Барбос встали между детьми и злым псом и стали кричать на него:
— А ну уходи!
— Как тебе не стыдно? Ты же видишь, девочке плохо!
И только когда Серёжа с Аней прошли мимо, котёнок Максим и щенок Барбос убежали следом.
Серёжа довёл Аню до квартиры, и они вошли. Там он занялся хозяйством: приложил лёд к ушибленной ноге и заварил свежий чай для Ани. Котёнка Максима тоже не обидел: дал ему двойную порцию вкусной кошачьей еды.
Серёжа почесал котёнка Максима за ушком и сказал Ане:
— Молодец твой Максим! Если бы он не позвал нас с Барбосом, тебя бы ещё долго не нашли. Не ходи больше дворами. Короткий путь не всегда самый правильный.
Аня с уважением посмотрела на Серёжу. Он был на год старше её — в пятом классе.
Авторитет Серёжи взлетел до небес.
До самого вечера они болтали, пили чай и играли с котёнком Максимом и щенком Барбосом. А потом пришли родители Ани. Они выслушали Серёжу, поблагодарили его и подарили шоколадку. Серёжа показал на котёнка Максима и улыбнулся:
— Да что я… Вот — настоящий герой!
Котёнок Максим был очень доволен собой. Он не подвёл хозяйку и справился с ролью старшего! А ещё нашёл хорошего друга хозяйке Ане.
Александр Богданов: https://litmarket.ru/aleksandr-bogdanov-1-p1210/books
Чем дольше человек живет, тем больше начинает ценить покой и даже некую размеренность. То, что в юности казалось смертной скукой, к зрелому возрасту приобретает особенную прелесть.
— Хорошие новости – это отсутствие плохих новостей, — любила повторять Кира Энгельсовна, а я закатывала глаза и думала, что она в своей дремучей старости совсем ничего не понимает в жизни.
Но годы шли и котики менялись. Ротация котоперсонала – вещь естественная, кто-то приходит, кто-то уходит. Хотя, как сказала бы все та же Кира Энгельсовна, смотря как приходят и как уходят.
Третьего дня нам привезли двух котиков – Жерома и Кристофера Робина. Админ Лариса встретила их, потрепала по щекастым мордам и побежала встречать делегацию пенсионеров, заглянувших в гости. Бабушки и дедушки бродили по кафе, кормили Эсхату и умилялись на Мышу, а Лариса умилялась на них всех. Новенький Кристофер Робин немного постеснялся, а потом пошел по рукам, как заправская кокотка. А вот Жерома видно не было.
К вечеру Лариса пересчитала котостадо и обнаружила недостачу — новоприбывший Жером бесследно испарился. Тщательный поиск по всем сокровенным местам нового помещения ничего не дал. Лариса начала беспокоиться. Конечно, такое уже бывало, и новенькие котосотрудники иногда паниковали и прятались по нескольку дней, но их присутствие все равно ощущалось. А тут кот пропал. Пропал кот. Начисто.
Вместо того, чтобы уехать домой на автобусе, Лариса до половины первого ночи переворачивала все кафе. Безрезультатно. Вызвала мужа и детей, начали искать вместе. Отогнули все отгибаемое, отодвинули все отодвигаемое, переставили все переставляемое – НИЧЕГО.
Коты, подумав, что намечается очередной переезд, тихо впали в панику. Главкошь Фрося на нервах вскрыла мешок с кормом, съела все, что смогла, а что не смогла – понадкусывала, но легче ей не стало. В разбомбленном кафе было как-то неуютно.
Утром вызвали управдома, пошли искать по подвалам. Голосистая энергичная женщина-управдом надрывалась басом:
— ЖОРИК!!! ЖОРА!!! ИДИ СЮДА, ЗАСРАНЕЦ!!!
Коты прислушивались к звукам снизу и думали, что на этот трубный зов они бы точно не пошли. Вот и Жорик не пошел – все подвалы были обследованы, а он все не находился. Лариса чувствовала, как седеет под покраской – это надо же, продолбать кота в первый же день! Позвонили передержке, повинились – она приехала из Сосновоборска, чтобы покричать в вентиляционную шахту:
— Жора, вылазь немедленно, я тебе ноги выдерну!
Рассудительный Жора не вылазил. Хозяйка кафе, Ира, грустно искала глазами электролобзик, чтобы вскрывать гипсокартон. И тут Ларису осенило:
— Я знаю! Его пенсионеры сперли! Они как раз пришли, когда Наташа его привезла, они его и утащили!
Удивилась Ира, удивились семеро админов, удивились коты и даже пенсионеры, которым Лариса стала названивать и умолять вернуть Жорика. А еще больше удивился Жорик, который не поверил своим ушам и вылез из камина послушать, как кто-то его украл.
Больше текстов Жозе Дале: https://vk.com/autumn_land