Вот так и вышло, что на бой мы вышли опять своим основным составом.
Нам с Нортом было совсем не до медового месяца. Даже как-то подзабыла, что мы женаты. Всё было по-прежнему. И спала я в своей комнате одна. Норт вдруг выяснил, что спать может раз в несколько дней, поэтому вовсю занимался переворотом. Раньше я думала, что это плохое слово. Теперь была уверена на все сто, что это слово очень хорошее! Кожей чуяла будущие изменения.
Да, именно кожей я и размазала бумажный кулек зимнецвета – вкусных алых ягодок, которые, видимо, принес мне, заходя перед рассветом, Норт. Красивый букет стоял на тумбочке. Пахли вкусно все трое. И букет, и кулек, и я. Только щеку щипало.
Дастел был так занят и увлечен политикой, что я все равно почувствовала себя совершенно одинокой. Подарки – дело странное: вроде показывают заботу и внимание, а нет того человека, который эту заботу проявил. Сидишь и ругаешься перед зеркалом оттого, что щека не отмывается.
Никаких больше совместных ночей, никаких прилюдных проявлений наших чувств. Иногда за руку держит, иногда за плечи приобнимет, и дальше пойдет… р-р-работать!
Сначала я радовалась. Казалось, что все эти ласки, «пытки» и ночи страсти мне не нужны. Я же «приличная и скромная» девушка. У меня теперь есть свое дело – контора, величиной с государство! Гобби, как и раньше, делает за меня «домашку», принося прочитать только самое важное. Даже поймали пару заговорщиков.
Данниас отправился к друидам два дня назад, ждали с минуты на минуту, нервничали, не опоздал бы! А то, пришлось бы порталом забирать Эдвина из замка. Хотя он и рвался в бой, но мы не взяли.
Может, случилось чего?! А этот рыжий… некромант, вот кто! Явился прямо в дверном проеме, со счастливой улыбкой до ушей, и с засосами до самых этих ушей. Сказать, что мы были в шоке – ничего не сказать! Я схватилась за пудру. Гобби тащил костюм для боя. Боец из счастливого и потасканного Дана был сейчас никакой!
На мои вопросы о заключенных договорах сотрудничества и военной взаимопомощи, Данниас Шейн отвечал, попутно дожевывая бутерброд: «жажжучил… жвчо шожошо».
– Не поняла!
– Заключил, говорю. Всё хорошо.
– А вид такой почему?
– Ну, я же тебя о брачной ночи не спрашиваю! Имей и ты совесть! – ухмыляясь, ответил Дан и выбежал вперед меня вниз, готовый к бою.
Я выразительно посмотрела на Гобби. Тот пожал плечами и выдал:
– У друидов там, такое дело, с браками особо не заморачиваются… моногамными… эм. (я возмущенно посмотрела вслед Данну, вспоминая, что в Некросе у него было шесть любовниц и один выходной в неделю). Гобби, видимо, решил за него заступиться и продолжил:
– Рия, они там, понимаешь, все… рыжие!
– Чего?! – не поверила я.
– Ну, рыжие, как Бакарри. У него это пунктик прям!
Я злобно выпроводила Гобби вслед за Даном. А сама еще раз подошла к зеркалу.
Щека пылала не хуже засосов у… р-р-рыжего! Пудра отбелила, но лишь слегка. Глаза как-то особо торжественно блестели на бледном от пудры и нервов лице. Торжественно? Ага! Того и гляди расплачусь – так и скажем.
Какая же я дура! Фиктивная невеста, фиктивная помолвка, свадьба… вполне фиктивная – меня даже не спросили! И очень эффективная ночь!
Дастел – молодец, и трансформацию одолел, и рану регенерировал, и честь мою девичью… да, давно хотел, а тут вот оно как вовремя подвернулось. Но никто же не говорил, что королева и король спят в одной постели и друг с другом. Нужна я ему десять раз, когда уже отбивать не у кого!
Видимо, злые мысли накликали злых людей… определенно Рикъярн Тарн был сейчас очень зол, узнав из моих первых уст о нашей с Нортом тайной свадьбе.
– Рия, ты же обещала. Что после! Мертвых! Игр! Ты кольцо примеряла. Ты «Да» сказала. Как ты могла, Риаллин?!
А что я могла ответить? Всё уже случилось. Даже, если и свадьба и ночь были «фиктивными», то «свое особое воспоминание» я уже получила. Любому мужчине это уже обидно. Рик явно не станет мне мужем, к чему эти претензии тогда? Он изменился, сейчас также позволил себе повышать на меня голос, требовать, считать меня собственностью – как же сейчас в нем много было от того, бывшего в Некросе, Норта. Ругаться не было ни сил, ни смысла. Я тоже изменилась.
Меня Рик не интересовал. Слабый и вечно обижаемый. Может, даже слишком часто обижаемый… Норт умел поставить на место даже тех, кто его был сильнее. А Рик… я вдруг вспомнила и то, что меня окончательно отвернуло от него не так давно… порылась в сумке, нашла блокнот Гаэр-аша. (Не было смысла его возвращать обратно, но было там несколько полезных деталей для расследования). Полистала. Вырвала страницу.
Рик, молча, прочитал о том, как ему угрожали сделать со мной все, что угодно, столько раз, сколько угодно, и он не смог бы ничего с ректором сделать. А потому он – собственно, Рикъярн Тарн, со злыми слезами отказался от меня. Мне этого было достаточно. Если Гаэр-аш писал о себе, не скрывая ни одной грязной мысли и детали, то смысл ему врать про Рика, если я даже не должна была это прочитать?
Рик побледнел. Открыл, было, рот. Но снова закрыл. Как-то ссутулился и ушел. Салли, которая совсем недавно к нам вернулась, увидев Рика, не стала прыгать к нему на плечо и обнимать. Она подошла ко мне и жестами показала, что я во всем права. А потом отвесила притворный шлепок под зад – я поняла, что опаздываю на финальный бой. А за мной даже не зашли!
***
И вот, мы стоим на арене. Перед нами высокий красивый блондин с косой челкой и красной серьгой-черепом в левом ухе. Принц Рханэ. Я могла бы считать его симпатичным и очень милым даже с перебинтованной рукой на привязи, но Норт… я была его женой и призом на кону этого боя. Рядом с принцем стояли веселые Никас и Людвиг, в своих черных мантиях с синими отворотами и подкладом.
Нежить команды Академии Визериуса Молниеносного стоит позади, а кабан Хорхе и боевой гном при этом еще и приближаются почти незаметно: шажок, еще шажок, смотря на меня с ласковой мольбой.
Я чуть улыбнулась, вспомнив, как ко мне впервые ластилась Яда, Коготь и Культяпка. Отступник стоял, тоже глядя на меня. «Прожигал глазами», я бы даже сказала. В его поведении ничего не изменилось. Видно было, что контролировали каждое его движение и шаг. Зрители немного успокоились этим фактом, но первые ряды все равно пустовали.
Наша команда была куда колоритнее: Норт с серьезным, почти отсутствующим лицом. Я знала, что он очень рискует, управляя Лордом Вечных лишь силой разума, даже не используя подчинительного браслета. Он не мог отвлекаться. А мне это казалось еще одним доказательством того, что я для него практически отсутствую.
Данниас Шейн Бакарри – счастливый и со следами запудренной, но очень бурной ночи. И я. Настоящая некромантка: с кругами под глазами, худющая, злющая, суровая, с длинными непричесанными волосами и челкой, которая лезет в глаза.
Да, было бы смешно, если бы будущий король действительно позарился на такое «Сокровище»…
– Рия, я не понимаю, что с тобой случилось, ты просто фонтанируешь эмоциями. Постарайся успокоиться. Мы поговорим после боя, хорошо – Дастел всё-таки соизволил отвлечься на секунду от своего золотого…проклятущего тьмой отступничка!
«Давай, я его все-таки рассею прахом, вы потом хоть сутки изображайте смертельные припадки от рук кабана и гнома. Попеременно с другой командой» – передала я ему.
Настроение безобразно быстро портилось, хотя, казалось бы, куда уж больше! Я понимала, что у нас договор, понимала, что успокоиться действительно надо. Но… ничего не получалось!
Прозвучал сигнал к началу боя. Команды построились, уже заученными и четкими перебежками, приготовились к сражению. А я вдруг поняла, что ничего не знаю об их планах. Ну, как, скажите, можно закончить в ничью, когда есть один отступник на двоих, и тот под контролем Норта.
Но вид стремительно разыгрываемого фарса просто рассмешил!
Яда двинулась к Танаэшу, явно намереваясь откусить не только одну, но и вторую руку. Ее синий раздвоенный язык описал круг, будто она с аппетитом облизывала губы.
Коготь взлетел невысоко и кружил над кабаном. Сцапать лапами не пытался – я вспомнила об артефакте скольжения… Странный выбор противников. Дракон может сколь угодно вокруг летать, но ничего не сможет сделать. И тут… Коготь выплюнул огонь! И стал плевать с необычной частотой. Железная цепочка с серебряным листиком, надетая на Хорхе стремительно покраснела. Артефакт выходил из строя. Удивительно, может, мы их действительно решили бескровно победить?
В этот момент Танаэш швырнул в меня сиреневую вспышку. На пути заклинания появился смелый заступник – Гобби. Зрители ахнули. В меня полетела следующая вспышка. Норт, казалось, не замечая ничего, ограждал отступника огненным кольцом синего пламени. Лич плевался какими-то не очень сильными заклинаниями. Но они почти не выходили за пределы пламени.
Дана, с улыбками и неуместными комментариями, относительно бурных переговоров с друидами, окружили братья Блаэд и гном, с самым злобным, (даже нереально-злобным), выражением лица. Бородатый был из нападавших колоритнейшим: ниже всех, зато самый гордый и с самым большим топором, который я когда-либо видела. Топор, к слову, был другой. Дан сделал пасс руками – вокруг заволновалось и опало черное пламя. «Враги» отступили на шаг. Но снова начали теснить Шейна.
Гном замахнулся раз, другой – Дан прыгал с самым растерянным выражением лица, напоминая при этом девочку со скакалкой.
Коготь изменил тактику, и теперь кабану грозил, судя по всему, если не подкоп, то, как минимум, курган из красноватого песка, лежавшего до этого ровным слоем на арене. Зубы кабана увеличились втрое, и он ринулся в атаку. Дракон, со своей обычной едой, стали кататься, будто одаривая друг друга самыми страстными объятиями. Я наблюдала за всем этим, с самым живым интересом, забыв напрочь о Танаэше, лениво выставив банальный щит Астрагаены. Вспышки прекратились, а я даже не заметила. Может, отбивался от Яды?
Сзади подошел мужчина, схватил в крепкие нежные объятия и… попытался наглым образом поцеловать меня в шею. И это был не Норт! Я была в шоке. Может, меня еще и подарить успели? А тем лучше! Этому я хотя бы нужна… злобно посмотрела и на того и на другого… принца. Чтоб их!
Дастел тоже заметил. В глазах загорелось синее пламя. (Может все-таки не подарил?) Я пыталась освободиться. Ташши, одной рукой держа меня за плечи, прошептал на ушко, что необходимо добавить немного реальности в наше сражение, а то, как выяснилось, команды не пришли к однозначному решению в вопросе финала. Попросту, мы решили играть в поддавки, но при этом размазать, кто кого сможет.
Норт еще более разозлился, увидев как принц что-то шепчет мне, а я краснею, бледнею и открываю рот в немом изумлении… отступник в кольце синего огня остановился. Норт перестал им управлять, но контроль оставил. Ревнивый и горящий наследник трона Армерии шел к нам по пылающей огнем земле. Он бы и Танаэша сжег сразу, но на траектории пожара находилась я.
Ташши уже громко, чтоб слышали все, предложил мне все-таки не упрямиться и стать его второй женой:
– Законы изменим. Дядю уговорим, опекун твой, конечно, будет против, но мы его спрашивать не будем! Он в отпуске. Ну, соглашайся. Кто еще тебе так шикарно и эффектно сделает предложение?
– В нашем договоре не было пункта, что я тебя не убью, если ты все-таки хоть пальцем тронешь мою жену! – сказал злым шепотом Дастел.
– А никто и не говорил, что она останется одна, если ты не находишь времени, чтобы на нее даже посмотреть – сказал Ташши, подмигнув мне. В этот момент я была даже благодарна ему. Но…
– Я убью тебя! Ничья отменяется – мы просто не станем вас жалеть и порвем за считанные секунды!
– Истинная сила заключена не во внешнем виде, и не в силе как магической, так и физической. Необходимо уметь находить бреши в броне противника – как-то, заученно даже, ответил младший Рханэ, иронично улыбнувшись.
Было так странно смотреть на него: такой стройный и высокий, как тростинка, но сильный и мудрый. Его какая-то чуждая, даже в чем-то женственная, красота притягивала взгляд. Симпатии ведьмочек были очень понятны. Я не могла представить его кричащим, или вышедшим из себя. Только ирония – никакой агрессии. Полная противоположность моего мужа! И, естественно, мне он нужен не был, как и я ему. Удивительно, что нормально общаться мы можем только с чужими людьми…
В этот миг отступник вышел из огня и удивленно оглянулся. Он не стал атаковать всех вокруг без разбора, чтобы не попасть опять под контроль. Он просто посмотрел на нас с принцем Рханэ – мы стояли вместе, блондин обнимал, я не отбивалась. А Лорд отступников решил основательно подзакусить нами двоими.
Норт больше не держал контроль. Он был слишком зол даже для того, чтобы держать в руках себя.
Я не успела испугаться. Не успела мысленно передать информацию Норту. Моя, притихшая за последнюю минуту, злость, снова разгоралась. То ли я сама стала такой агрессивной, то ли впитала ощущение злости из мыслей Дастела. Но я просто взлетела, а все вокруг легли, прижатые нестерпимой силой к земле Отступник стоял, с интересом рассматривая меня.
– Значит, ты будешь первой. – Сказал, глухо и с потусторонним эхом, вечный.
Я хищно улыбнулась и громко сказала: «Не стоит угрожать женщинам! Женщины, доведенные до предела – страшная сила, неподвластная никакому… капитану!» – еще один взгляд на лежащих рядом Норта и Танаэша. А затем просто распылила сильнейшего мага из числа вечных.
Никто не пытался меня удержать или окликнуть. Передо мной просто открылась дверь, и я вышла за пределы арены, предоставив остальным дальше самим разбираться. Две, доставшие меня за утро, команды еще минут пять лежали, прижатые к земле, а потом их все-таки отпустило.
Я услышала магически усиленный разговор двух ведьм, которые, судя по громкой возне, сначала оглушили мужчину, что озвучивал последние сражения.
– А я говорила, что сильнее обиженной женщины монстра нет! – сказала, видимо, Любава.
– Засчитаем обеим командам поражение. И… Рия, прости меня, пожалуйста, я больше и на сто шагов не подойду к твоему мужу. Так, на всякий случай – сказала, видимо, Миолика.
– Мужу? Я думала жениху. Ты ничаво не путаешь?
– Дак, свадьба ж была, три дня как. Тайная, в склепе. Брр! Ой, а это секрет что ли… был?..
– Хорош болтать! – Раздался третий голос в помещении. Потом два ощутимых удара метлой, и Бажена закончила речь фразой: «Поздравляем команды академии Некроса и академии Визериуса Молниеносного с прекрасным выбором. Тьфу! С победой. Одной на двоих. (Опять смутилась). В бою. Объявляю ничью.
Зрители несогласно зашумели, но, видимо, поняли, что я могу вернуться… или Темный лорд может разозлиться… или Танаэш – кого-нибудь казнить. Простые и добрые люди не захотели играть с огнем и смертью, а потому вдруг стали хлопать и кричать поздравления вдвое усерднее, чем обычно.
Гобби потом рассказывал, как Король Армерии, собственно, Герон Четвертый поднялся со своего почетного места и подошел к Норту.
Венценосная особа обняла племянника, пожала руку, а потом торжественно и искренне объявила о том, что Нортаэш Эгар Дастел Веридан – достойнейший наследник трона – с этого момента становится официальным и единственным королем Армерии.
Зрители неистовствовали от восторга!
Кто-то вдруг закричал, что в Некросе началась сегодня настоящая весна! Что вступление наследника на престол ознаменовалось настоящим чудом!
– Благословенный самой тьмой король!
– Слава Норту!
– Слава Норту!
– Слава Норту – новому великому королю!
«Ага, «слава Норту», – зло подумала я, – опять все мои лавры себе забрали!». Сил не было ни на что. Злость – поистине изматывающее чувство. Поэтому, я просто зашла в свою комнату, не раздеваясь, легла и провалилась во тьму сновидений.
Видимо, нечто подобное и уже по собственной воле проделала и вдовствующая королева. Потому, как шум и радостные крики толпы еще долго мешали мне уже спящей.
В конце концов, меня все это мало касается. Я уверена, что Гобби уже вполне может считаться по праву живым. Что Мертвые игры окончены, а потому и окончено мое в них обязательное участие.
Завтра надлежало тихо собрать вещи и тайно уехать, чтобы избежать всех этих собственнических замашек, скандалов и неразумных требований.
«Норт меня не любил – полностью уверилась я, – это действие моей крови, помноженное на огненный нрав высшего демона». И, действие, видимо, окончилось с моим вступлением во взрослую жизнь…
Было до боли обидно и пусто внутри – в области сердца. Подушка была мокрой, но просыпаться не хотелось.
Небольшой быстроходный галеот быстро шёл по волне. Уже через 16 дней, по расчётам штурмана,он должен был достичь порта Бангкок. Корабль шёл за партией удивительного бхенинского шелка и вёз рабов, на крупнейший в обетованном мире рынок.
На верхнем этаже капитан держал всех кого считал прообразом его мечты. Эти воплощения женской красоты являлись для него эквивалентом славной старости в окружении детей и внуков.
Рассказы о женщинах на продажу давно не волновали старого моряка, но буянку, одетую в мужскую одежду и утверждавшую на трёх языках, что она из благородных, он решил посмотреть лично.
…. Девушка оказалась высокой, стройной как юная пальма, белокожей. Миндалевидные карие глаза горели вызовом, а медно — желтые волосы скрученные в тугой узел возмущённо грозили рассыпаться по плечам. На шее безукоризненной красоты блестел золотой бриллиантовый кулон, на чёрном кожаном шнурке. Ноги затянутые в замшевые мужские брюки манили.
Капитан повернулся к распорядителю.
Он вновь поднял взгляд на добычу, и хотя Полине до этого казалось, что она уже не в состоянии что либо чувствовать, но под колким взглядом бородатого человека она залилась краской. Румянец разом стер с лица испуг и стоящие зацокали языками в восхищении.
Капитан вздохнул.
Капитан одарил своего помощника благодарным взглядом и распорядился:
***
У открытого окна в креслах напротив друг друга сидели бледный и осунувшийся, но уже вполне жизнерадостный герцог Рене Ампл и не менее осунувшийся и угрюмый граф Станислав Грейсток.
Он облокотился на спинку кресла и про себя удивлялся этому человеку с неординарным умом и выдающимися данными организатора и флотоводца. Граф вёл себя как простой бродяга. Конечно, он мог очаровывать гостей и даже ослеплять блеском и изысканными манерами. Голубая благородная кровь золотой ветви Бритландской аристократии была видна издалека. Но его объяснения и утверждения выходили за рамки традиционного воспитания. Герцог вздохнул про себя и продолжил:
Станислав молчал. Он смотрел на песчаный берег залива, на котором под тентом принимала воздушные ванны Маргарет и мысленно представлял Дена, Теодора, Полину и Рамзеса на этом же пляже.
Затянувшись поглубже и выпустив густой пряный дым от дорогой сигары он ответил:
***
Они вышли едва показалась светлая рябь на небе. «Морскому Мозгоеду» предстояло нагнать трое суток. И хотя этот удивительно складный корабль развивал невероятную для своего класса судов скорость, по подсчётам Дена они могли выиграть не больше суток, и то, при благоприятном исходе.
В течение нескольких дней Станислав вёл корабль вдоль Скалистых берегов, хорошо различимых в подзорные трубы. Он явно не хотел отплывать далеко от побережья и выходить в открытую воду. Но и океан не собирался помогать искателям приключений, поэтому, когда в ясном безоблачном небе впередсмотрящим были замечены буревестники, капитан приказал повернуть в океан. И шторм налетел. Вначале появился ничего не предвещающий прохладный ветерок и море стало из шёлкового шерстяным, с красивыми оттенками цвета индиго.
Бледный от изнурительной неизвестности Ден спустился в кубрик. Теодор отправился проверять все ли на местах. Боб — как закреплены канаты. Все были заняты. Но между ними не мелькал смешной чёрный щенячий хвост и не проплывала голубая шляпка с ленточками…
Уже через каких то четверть часа ветер начал гнать крупную зыбь, а взбаламученные волны стали мешать галеону продвигаться в сторону открытого морского пространства. По глянцево — серому небу то тут, то там , стали мелькать отблески приближающихся электрических раскатов и резкая линия чёрного горизонта, встала монолитной стеной, над тяжелыми облаками шторма. Команда свернула паруса и задраила люки. Надо было переждать непогоду. Галеон шёл полным ходом, по ветру, в открытый океан, правда по расчётам штурмана не отклоняясь от курса.
Их трепало около суток. Наконец, когда доски настила приобрели грифельный оттенок, размашисто исписанный белыми хлопьями пены и бронза пушек начала звенеть в ушах, в оглушенном шумом бури воздухе, на краю горизонта показался просвет и корабль почти выбросило в тонкий туман, повисший кисеей, во всей громадной высоте потрясённых облаков.
«Морской Мозгоед» вышел из широкой горловины Внутреннего моря в океан Тетис, и по расчётам находился как раз напротив Сиама, правда на очень значительном расстоянии.
***
Утомленная бурей команда спешно занималась наведением порядка. Мелорны чинили сломанные деревянные конструкции, когда Деннис с несколько взволнованным видом приволок свою энциклопедию в гостиную кают — компании.
Никто не обратил особого внимания, но леди Маргарет подняла голову от шитья и вежливо спросила: Почему?
***
После этого разговора прошло наверное часов пять или даже больше, когда вначале послышался отвратительный скрежет раздираемой обшивки, а уже потом голос взволнованный голос Мери: «У нас гости!»
На палубе с обеих сторон корабля шевелилось что то тёмное и блестящее, покрытое то ли наростами, то ли присосками, и похожее на огромных толстых змей. Кончики этих пружинящих скользких тел извиваясь заполняли все пространство корабля, как будто на палубу лез кто то невероятно огромный. Под тяжестью этого тела тяжёлый галеон просел и накренившись на левый борт затрещал, застонал, как раненое живое удушаемое существо.
Судорожно вцепившись кто за багор, кто вооружившись топором — команда высыпала на палубу, готовая дать бой. Выскочил Теодор и пустив подряд четыре пули в бескостную субстанцию был отброшен, дрогнувшим щупальцем к борту. Оно еле коснулось Гризли, но тот улетел к корме и стукнувшись головой о металлическое кольцо каната, потерял сознание.
И в этот момент над палубой показалось длинное веретенообразное тело, увенчанное куполом головы. На моряков смотрело чудовище с глазами иллюминаторами и клювом гигантского попугая! Издав клёкот, напоминающий птичью трель, усиленную в десятки раз, оно ловко согнувшись почти в пополам, стремительно схватило одного из матросов , перекусив его пополам! Через миг две половины тела упали по разные стороны корабля.
Станислав что то закричал и бросился навстречу морскому дьяволу, но выросшая перед ним деревянная стена заставила капитана в мах ударится всем телом и споткнувшись, упасть!
Через час все было закончено. Огромных размеров двухголовый дракон на носу корабля перевешивал его и тянул вниз, беспрерывно икая. Команда стараясь не рассматривать фигуру на носу и не вспоминая жутких чавкающих звуков спешно мыла палубу. Тело погибшего матроса тоже не нашли…
В кают компании на диване без сознания лежал Теодор. Капитан, наконец, подошёл к рыгающей фигуре и раздраженно спросил:
***
В бронзовеющем небе Сиама солнце готовилось укатиться в хрустальные воды Великого Патонга, когда на горизонте показалась нечто, приближающееся к берегу с невероятной скоростью. Светило выстрелило лучами в сереющее полотно небосвода и перед глазами удивлённых людей стал виден во всей своей красе боевой галеон, который без парусов стремительно приближался к берегу. На его корме сидел огромный дракон и хвостом взбившая в пену морскую воду толчками приближал корабль к берегу! Наконец, в полукилометре он затормозил и переполз на нос корабля, замерев там деревянной фигурой….
«Морской Мозгоед» достиг берегов Сиама почти на два дня раньше быстроходного Султанатского галеота
3 мая 427 года от н.э.с. День
Йока написал записку сам. И снова думал над каждым словом. Вот что у него вышло:
«Уважаемый профессор Важан! Не будете ли вы любезны принять меня сегодня к пяти часам пополудни? Мне бы хотелось вернуть вам книгу и продолжить наш интересный и поучительный для меня разговор».
Он остался не вполне доволен текстом, но лучшего так и не придумал. Да, и вместо красивого росчерка внизу он правильным ученическим почерком написал лишь имя и фамилию. Отец одобрил. А что ему еще оставалось? Ведь Йока очень старался сделать вид, что записка продиктована отцом, а не написана самостоятельно.
В полдень Дара привез ответ, состоящий из двух слов и подписи: «Буду рад. Важан». До обеда Йока собирался к Змаю – отнести ему поесть. А памятуя о вчерашнем, не преминул спросить у отца, какую бутылку вина стоит подарить друзьям. Отец поморщился, но послал дворецкого в подвал.
– Йера! Ты с ума сошел! – Мама вошла в кухню вместе с дворецким, держа бутылку в руках. – У меня нет слов! Ты считаешь, твой сын может дружить с ребятами, которым для взаимного общения необходима бутылка вина? Ты считаешь это нормальным?
– Ясна, погоди, – отец смешался. – Не надо шуметь. Вчера я пообещал Йоке, что сам выберу вино, если он захочет угостить друзей. И не могу не сдержать обещания.
– Я же говорю, ты сошел с ума! Что за друзья у нашего сына, если их каждый день надо потчевать вином!
– Мои друзья – это мое дело, – угрюмо сказал Йока.
– Ясна, мы поговорим потом. – Отец забрал у нее бутылку и поставил на стол. – Пойдем. Оставь мальчика в покое.
Йока, воспользовавшись моментом, забрал вино, заглянул в кухню, где стащил остатки бараньей ноги, буханку хлеба и кулек сахарного печенья, и был таков.
Змая в шалаше не было. Йока побродил вокруг, но наткнулся лишь на гадюку, которую хотел изловить и сделать ремешок для наручных часов – он давно собирался завести себе эту престижную вещь, а случая все не подворачивалось. Но гадюка ушла в заросли шиповника и, пока Йока продирался сквозь колючки, исчезла в сухой прошлогодней траве. Расставаться с мечтой о ремешке не хотелось, и он долго шуровал в траве палкой, но змейка, не будь дурой, под ногами у него путаться не стала.
– Йока Йелен! – услышал он за спиной. – Какая неожиданная встреча!
– Змай! Я упустил гадюку!
– Я полагаю, ты любишь змей?
– Нет. Я их терпеть не могу. Я хотел сделать ремешок для часов.
– Интересная идея. Когда я был мальчиком, мы тоже плели из змеиных шкурок полезные вещи. Наверное, так делали все мальчики во все времена и во всех мирах. Может, ты и поесть принес?
– Принес. Но я не успел ничего разузнать. И сегодня я опять занят, меня посылают к профессору Важану.
– Профессору Важану? Это у которого замок из черного камня с высокой башней? Как у злого волшебника?
– Точно. Ты его знаешь?
– Да. Можешь передать ему привет. Так и скажи: «Змай передавал вам привет».
– А… откуда ты его знаешь? – Йока слегка насторожился: ведь Змай никому не велел о себе говорить.
– Ну… Мне просто забавно было бы посмотреть, как у него вытянется лицо, – Змай рассмеялся. – Жаль, я этого не увижу. Но больше ничего говорить не надо, хорошо?
– Хорошо. Что-то всех вдруг заинтересовал профессор Важан. Мой отец и мой знакомый чудотвор посылают меня шпионить за ним. И ты вот тоже…
– Я? Нет, я не посылаю тебя шпионить за Важаном. Я предлагаю тебе повеселиться вместе со мной, глядя на его рожу. Не каждый день боги передают ему привет.
За час до выезда Йока вернулся домой и по дороге заглянул в комнату прислуги, позвать дворецкого.
– Сура, ты поможешь мне одеться?
– Конечно. Ты хочешь все сделать, как в прошлый раз?
– Нет. Я хочу одеться так, как будто еду в театр с папой и мамой. – Йока посмотрел на Суру со значением. Тот улыбнулся и подмигнул.
И Йока снова поразился способностям дворецкого. Прилизанный четырнадцатилетний мальчик из хорошей семьи смотрел на него из большого зеркала в гардеробе: в короткой куртке, с узким черным галстучком и плотно застегнутым белым воротничком. На ногах – приличествующие школьнику ботинки с тупым носом и высоким подъемом, брюки на талии, простой черный ремень без пряжки. Йока нашел свой вид отвратительным, чем был весьма доволен.
И только Дара взглянул на него с удивлением, но ничего не сказал.
Стены цвета слоновой кости в столовой профессора Важана были отделаны темной деревянной резьбой, что придавало комнате (или, скорее, залу) мрачный и величественный вид. И на этот раз профессор оделся во фрак, что сперва Йоку немного напугало. Но он вспомнил, что и сам не ударил лицом в грязь, и успокоился.
– Ты удивил меня, Йелен, – начал профессор, забыв поздороваться. Голос его, так глухо звучавший в библиотеке, разнесся по столовой многократным эхом.
– Чем? – Йока посмотрел на него с вызовом.
– Ты сам знаешь чем. И я высоко ценю оказанную тобой услугу.
– Вы не боитесь принимать услуги своего ученика, которому предстоит сдавать вам экзамен?
– Нет. Йелен, ты бываешь дерзким и невыносимым. Но ты никогда не унизишься до того, чтобы менять собственное благородство на подачку от учителя. Или я неправ?
– Вы правы. Я слишком хорошо знаю историю, чтобы бояться экзамена.
– Слишком хорошо историю знать нельзя.
– Я знаю ее достаточно для того, чтобы вы поставили мне «отлично». Впрочем, мне все равно, какую оценку я получу.
– Прекрасно. Садись. У меня на обед знаменитый натанский луковый суп. Из закусок я рекомендую заливную форель, тарталетки с грибной икрой и буженину. Горячее можешь выбрать: жареный карп в сладком соусе по-афрански или куропатка, фаршированная гусиной печенью.
– Я бы предпочел карпа.
– Прекрасно. Тогда я тоже выберу его. Итак, ты приехал, чтобы спросить, почему я рекомендовал твоего отца на должность председателя Думской комиссии по расследованию?
Йока кашлянул.
– Я рекомендовал его потому, что он популярен в народе и его выводам будут доверять. Надеюсь, теперь мы можем перейти к вопросам, которые интересуют нас самих и не касаются большой политики.
Если чуть приподнятые уголки рта можно было назвать улыбкой, то Важан улыбнулся.
– Есть еще одно дело, которое я должен сделать до этого.
– Вот как?
– Да. Змай просил передать вам привет.
Лицо профессора действительно вытянулось, и Йока едва не рассмеялся. Но глаза Важана были столь серьезны и так пристально на него посмотрели, что Йоке стало не по себе.
– Прекрасно, – ответил Важан, заметно помедлив. – И где ты видел Змая?
– В конце марта мы ездили в горы, в Натанию. Там я его и встретил.
– Очень интересно. Я даже не стану спрашивать, почему ты не передал мне его привет раньше.
– Я забыл об этом. – Йока невозмутимо пожал плечами.
– Ты только что сделал ошибку, Йелен. Какое вино ты предпочитаешь?
– Я не хочу вина. И какую же ошибку я сделал?
– Лгать можно по-разному. Первый способ, которым ты владеешь мастерски, – чтобы тебя не сумели уличить по лжи. А второй способ – чтобы тебе безоговорочно поверили. В данном случае надо было солгать так, чтобы я поверил. А ты всего лишь отболтался, чем вызвал у меня серьезные подозрения. Когда твои слова касаются лишь тебя одного, это простительно. Но когда речь идет о чужих тайнах – это легкомысленно. Итак, где же ты встретил Змая?
– Я имею право не отвечать на этот вопрос?
– Имеешь. Но тогда мои подозрения лишь многократно усилятся.
– Хорошо. Я отвечу. Передать привет от Змая меня попросил мой знакомый чудотвор Инда Хладан. С тем, чтобы посмотреть на вашу реакцию.
Важан откинулся на стуле и выдохнул:
– Вот теперь я бы поставил тебе «отлично». А почему ты не хочешь вина? Любой мальчик на твоем месте не отказался бы только в силу желания выглядеть взрослей.
– У меня от него кружится голова. А выглядеть взрослей я могу и другими способами.
– Достойно. Я предлагаю оставить словесные баталии и перейти к делу.
– Да. Я хотел поговорить о книге, которую прочитал. Но сначала… вы могли бы рассказать мне об откровении Танграуса? Не так, как положено в школе, а как вы это рассказываете студентам в университете.
– Я сделаю это с удовольствием.
– Да, и еще… Пусть этот человек выйдет из-за шторы. Если я не ошибся, его зовут Цапа Дымлен? Я не имею ничего против, если мы пообедаем втроем.
Важан рассмеялся.
* * *
Инда Хладан вернулся в Тайничную башню после заката. Заседание капитула было назначено на одиннадцать, и Инда опаздывал, о чем ему сообщили сначала при входе в башню, потом в приемной, а потом на выходе из оранжереи, где секретарь распоряжался буфетом.
– Прошу извинить за опоздание, – пробормотал запыхавшийся Инда, – я только что от Йеленов, и мне было неловко уйти раньше.
– Мы ждали тебя, – кивнул Приор.
За круглым столом, накрытым блестящей бордовой скатертью, сидели десять человек – капитул Тайничной башни. Инда был одиннадцатым; двенадцатым – сам Приор, а тринадцатым, незаметно примостившимся чуть в стороне от стола, – Длана Вотан, член центумвирата, стоявший, в отличие от Инды, лишь на третьей ступени посвящения. Инда ему завидовал: Вотан, хоть и принадлежал к центумвирату, жил в Славлене, лишь изредка наведываясь в Афран. Доктор герметичной нейрофизиологии, он курировал службу здоровья северских чудотворов, в придачу к этому занимался научной работой, а также неплохо разбирался в функциональных и анатомических особенностях мозга мрачунов. Именно он подписал отчет о визите чудотворов к восьмилетнему Йоке Йелену, больному пневмонией.
– Все мы хорошо знаем цену любого «пророчества», – продолжал начатый разговор Приор, – надеюсь, среди нас нет тех, кто верит в Откровение?
– Верить или не верить в Откровение – неправильная постановка вопроса. Я бы говорил здесь о способности мрачунов воплотить Откровение в жизнь.
– Я сильно сомневаюсь, что чудовища Исподнего мира подвластны мрачунам.
– А по-моему, мы здесь собрались обсуждать вовсе не чудовище.
– Отчего же? Вопрос с чудовищем открыт.
– Господа, – Приор постучал карандашом по пустому бокалу, – давайте не все вместе. Вопрос об Откровении оставим Афрану, он не в нашей компетенции. Предлагаю начать с состояния свода. Доктор Хладан прибыл к нам из Элании как раз для того, чтобы расставить в этом вопросе все точки над «i». А вчерашний провал, возможно, обострил ситуацию.
– Да, – кивнул Права Есен, член капитула, который возглавлял службу управления погодой, – предварительный анализ мы закончили, полный отчет о состоянии свода будет готов через неделю. Я уже давал неутешительный прогноз в начале прошлого года, и сегодняшняя ситуация его только подтверждает: мы не можем себе позволить фотонного усилителя. Это не только северская проблема, это проблема всего Обитаемого мира, но мы занимаем первое место в мире по потреблению энергии, и потому нам первыми придется сворачивать мощности некоторых предприятий и вводить режим экономии энергии солнечных камней.
Инда кивнул – он знал о состоянии свода больше Есена. Система с положительной обратной связью: чем больше отработанной энергии выбрасывается во Внерубежье, тем больше энергии надо на поддержание свода, а чем больше энергии потребляет свод, тем больше отработанной энергии выбрасывается во Внерубежье.
– В Исиде уже разработана программа по сбросу энергии в Исподний мир, – кивнул ему Приор. – И этот опыт недавно повторили в Стании. Когда страсти немного улягутся, мы пригласим экспертов из Ламиктандрии, а сейчас не будем рассматривать глобальных стратегических вопросов. Сколько чистого времени может работать фотонный усилитель без ущерба для свода?
– Не более сорока пяти минут. Но это около двух с половиной тысяч секундных импульсов.
– Секундные импульсы малоэффективны, как показала практика. И какие повреждения получит свод, если фотонный усилитель проработает дольше положенного? – спросил Инда.
Есен развернул приготовленную схему:
– Если он будет питаться от ближайшей аккумуляторной подстанции, то от него к подстанциям, питающим свод, ляжет цепочка из пяти промежуточных подстанций. Все зависит не только от времени импульсов, но и от их частоты. Если предположить, что мы заставим фотонный усилитель работать непрерывно, то примерно через сорок пять минут его работы напряженность поля в радиусе пяти подстанций ослабнет до критической и произойдет локальное обрушение свода. Попытка закрыть брешь почти мгновенно обнулит напряженность поля ближайшей к бреши аккумуляторной подстанции и по цепочке снизит напряженность полей соседних подстанций: возникнет цепная реакция, которая может привести к глобальному обрушению свода. Именно поэтому новые аккумуляторные подстанции, питающие свод, мы не связываем между собой напрямую, только опосредованно. И брешь закрывается постепенно, силой внутренних подстанций и с учетом времени притока необходимой энергии.
Вот как, они изолируют подстанции свода друг от друга… Инда этого не знал (а давно пора было узнать). Молодцы, это хорошее решение.
– Я не услышал, к чему конкретно это приведет, – проворчал Приор.
– Локальное обрушение свода, устраненное по нашей схеме, может вызвать сильные разрушения в радиусе двадцати лиг от бреши, не более. – Есен развернул еще одну схему, на которой в цвете были изображены зоны разрушений с указанием скорости ветра и силы подземных толчков. – Здесь не учитываются лесные пожары и… еще один фактор: щелевидный вулкан в непосредственной близости от свода. Все зависит от конкретного места локального обрушения…
Инда посмотрел на схему повнимательней:
– В Славлене землетрясение дойдет до пяти баллов, я правильно понял?
– Может дойти, это худший вариант, – кивнул Есен.
– А город Магнитный в любом случае будет полностью разрушен?
– Если фотонный усилитель будет работать здесь, то да. Если южней хотя бы на двадцать лиг – он устоит. Но тогда под угрозой оказывается Брезен.
Инда кивнул, выражая удовлетворение докладом, но Есен посчитал нужным добавить:
– Кроме того, мы еженедельно вносим коррективы в наш расчет. В соответствии с сейсмологическими и метеорологическими данными.
– Иногда я думаю о легализации мрачунов, – вполголоса пробормотал Длана Вотан.
– Легализация мрачунов даст результат в долгосрочном периоде, что-нибудь около двухсот лет. Я думаю, выбросы энергии в Исподний мир более эффективны, – улыбнулся Инда. Он вовсе не был уверен и в эффективности разовых выбросов энергии, но легализация мрачунов точно не решала проблему.
– Да, Инда, я с тобой согласен, – кивнул Приор. – Доложишь нам о своих соображениях?
– Попробую. Скрывать их нет никакого смысла. Сразу оговорюсь: я не верю ни в какие пророчества. Я склоняюсь к мысли, что кто-то пытается сымитировать Откровение. Не надо думать, что оккультизм – это шарлатанство. Я встречал труды, довольно точно указывающие энергию разрыва границы миров. Множество опытов посвящено энергообмену и увеличению коэффициента полезного действия актов энергообмена. В настоящее время ни один акт энергообмена и близко не подбирается к энергии, необходимой для прорыва границы. Но еще три столетия назад герметичная антропософия рассматривала создание гомункула, лишенного предела энергии, которую он может впитать и выбросить за один акт.
На этот раз Длана Вотан кивнул, подтверждая его слова.
– Ты хочешь сказать, они создали гомункула? – переспросил Приор.
– Нет. Создать гомункула невозможно. Но недавно мне попалась любопытнейшая статья по прикладному оккультизму, где с точностью до эрга рассчитано, какой выброс энергии требуется для того, чтобы чудовище преодолело границу миров. Кстати, статья была в высшей степени поэтичной… Я подозреваю в ее авторстве профессора Важана.
– Ты хочешь сказать, что теперь чудовища каждую субботу будут развлекать нас своим появлением? – спросил Приор.
– Нет. Не думаю. Но выброс необходимой силы был произведен. Разово.
– Я читал эту статью, – сказал Длана Вотан. – Ни один мрачун Обитаемого мира не может произвести такого выброса.
– Погоди. Мы к этому вернемся, – оборвал его Инда. – Пока о чудовище… Я подозреваю, что чудовище не ушло обратно в Исподний мир, как это делали его далекие предки.
– Тогда бы мы обнаружили тело. Или следы.
– Я не могу этого обосновать с научной точки зрения, но мне бы хотелось, чтобы наши ученые рассмотрели возможности… превращения…
– Инда! Ты фантазер! – фыркнул Приор.
Рассмеялись все, только Вотан опустил прищуренные глаза. Он вообще не вызывал у Инды доверия – внешне холодный и рассудительный, он очевидно прятал какой-то камень за пазухой.
– Да, я фантазер. Зато я мыслю свободно и мою логику ничто не ограничивает. Так вот, предположительно выброс энергии осуществил четырнадцатилетний мальчишка. Я полагаю, все помнят историю сына судьи Йелена? Сперва я думал, что он всего лишь сын мрачуньи, и собирался использовать его наряду с другими мрачунами, разделяющими наши убеждения. Но мальчиком очень сильно интересуется профессор Важан. И это тоже было бы неудивительно, учитывая, какую дату рождения мы вписали в метрику ребенка. Но после появления чудовища я засомневался в том, что Важан так глуп. Нет, Важан увидел потенциал мальчика, а не дату его рождения. Важан спровоцировал выброс, он проверил свою догадку. И Важан неслучайно предложил судью Йелена на должность председателя Думской комиссии. Я не исключаю, что речь как раз идет о том самом гомункуле.
– Ты же сказал, что создание гомункула невозможно! И снова гомункул? – улыбнулся Приор.
– Не совсем. Мы ничего не знаем о его происхождении. И я бы начал именно с этого, – Инда вздохнул.
– Мне нужно описание этого молодого Йелена, – вдруг сказал Вотан вполголоса, нагнувшись к Инде. – А лучше – его фото.
– Может быть, стоит арестовать его как мрачуна? – спросил кто-то из капитула.
Инда кивнул Вотану и повернулся к остальным:
– Я не советую это делать. Во-первых, мы спугнем Важана. Во-вторых, мальчик опасен. Он еще не умеет контролировать себя и отличается юношеским максимализмом. И я бы не стал дразнить гусей.
– Инда, право, уж не думаешь ли ты, что он всерьез способен на прорыв границы миров?
– Получить энергию для прорыва границы он может только за пределами Обитаемого мира. И, что любопытно, мальчик мечтает стать путешественником, как знаменитый Ламиктандр. Бедняге невдомек, что во времена Ламиктандра не было свода.
– Вопрос о том, где он возьмет энергию, пока не стои́т, – Приор прищурился, – но, Инда, теоретически он способен на это?
– Этого никто не знает. И судя по всему – нет, неспособен. Но всегда есть вероятность, которую мы не должны отбрасывать. Человек – гораздо более сложная энергосистема, нежели свод, отгораживающий Обитаемый мир от Внерубежья.
– Ах вот как… – протянул Приор. – Но есть ли какие-нибудь иные подтверждения этому факту, кроме твоего чутья и интереса к мальчику мрачунов?
– Ничтожные. Щелевидный вулкан, начавший извержение в опасной близости от свода, более всего напоминает стрелку, указующую на Славлену. И после выздоровления я намерен возле него побывать.
Длана Вотан оглядел присутствующих и слабо улыбнулся (насколько позволяли его холодность и отстраненность):
– Господа, кроме чутья уважаемого Инды Хладана, есть и иные подтверждения возможного появления Врага. Собственно, я и явился на заседание капитула, чтобы сообщить: возможность создания гомункула с бесконечной емкостью подтверждена теоретически. Есть и другие указания на появление Врага, но о них я говорить не буду. Сказанное мною – информация лишь для четвертой ступени посвящения, не будем выносить ее из этой палаты.
Вотан лгал. Или преувеличивал. Скорей всего, он получил указание из Афрана не посвятить четвертую ступень в достижения герметичной неврологии, а припугнуть и заставить рыть землю вокруг Славлены в поисках Врага.
Вторая ступень посвящения позволяла Инде смотреть на Вотана сверху вниз, но этого почему-то не получалось, будто Вотан был как минимум представителем децемвирата, а не рядовым членом совета ста. Впрочем, есть люди, умеющие поставить себя так, что окружающие невольно чувствуют к ним не уважение даже – некоторый трепет. Высокий, сильный, невозмутимый, Вотан, с одной стороны, излучал уверенность в собственной правоте и превосходстве над присутствующими, а с другой… Нет, Инда не мог ошибиться: Вотан был насторожен всегда – как натянутая пружина капкана, как спящий вполглаза зверь, готовый сорваться с места в любую секунду. А еще он застегивал куртку на все пуговицы, чего не делал ни один чудотвор.
Почему именно он подписал отчет о болезни Йоки? А теперь просит его фото и описание – на самом деле не помнит этого визита или делает вид, что не помнит?
2 мая 427 года от н.э.с. Вечер
Йока вернулся домой, когда темнело, – они строили Змаю шалаш на краю леса, – и с удивлением обнаружил, что Инда Хладан снова у них в гостях. Но не успел он войти в дом, как тут же из библиотеки выглянул отец:
– Йока, зайди ко мне после того, как переоденешься. Мне надо с тобой поговорить.
Голос у отца был слишком серьезным, и ничего хорошего ждать не приходилось. Йока потянул время, делая вид, что принимает душ, но ему хотелось увидеться с Индой, а разговор с отцом можно было запросто пропустить мимо ушей.
Он спустился в библиотеку чистым и прилизанным.
– Сядь, – велел отец и указал на кресло возле журнального столика. В другом кресле сидел Инда Хладан с невозмутимым лицом.
Йока пожал плечами и сел, закинув ногу на ногу.
– Ты не вернулся к ужину. Тебя что-то задержало? – спросил отец холодно.
– Я был с ребятами и не заметил, который час.
– Ты не был с ребятами. Я спрашивал у них, никто тебя сегодня не видел.
Озорная мысль мелькнула в голове, и Йока погасил улыбку.
– Я общаюсь с другими ребятами. Постарше. Со Стриженым Песочником, например. – Йока внимательно следил, чтобы эти слова не прозвучали вызывающе. Иначе грош им цена.
И отец опешил от них, не зная, что ответить. Хватал ртом воздух и молчал. И тогда заговорил Инда Хладан:
– Стриженый Песочник? Хорошенькая компания. И где вы с ним встречаетесь?
– В парке, на прудах, – не задумываясь соврал Йока.
– И что вы делаете, если не секрет?
– Сегодня мы говорили о чудовище и о том, что Враг живет в Славлене.
– Очень гладко врет, Йера, – посмеялся Инда. – Оставь его, он все равно тебе ничего не скажет.
– У меня есть еще один вопрос. Сегодня из подвала пропала бутылка дорогого афранского вина, Инда привез его из Элании нам в подарок. И я собирался подать его к ужину. Где она?
– Я ее взял, чтобы угостить друзей, – ответил Йока невозмутимо.
– Ничего себе… – пробормотал отец и откинулся назад.
– Йера, а ты чего хотел! – расхохотался Инда. – Нет, мне нравится твой парень! Сколько достоинства!
– Какое тут достоинство, – проворчал отец себе под нос, – меня бы в его возрасте за это отправили в такое место, где мальчиков содержат как заключенных на каторге. Йока, что ты себе позволяешь? Ты не знаешь, что это называется воровством?
– Отчего же? – хмыкнул Йока. – Разве это не мой дом? И разве в нашем доме мне что-то не принадлежит?
– Формально ты, конечно, прав, – ответил отец сквозь зубы, – но если бы я забрал у тебя книгу, которую ты сейчас читаешь, и подарил своему другу, как бы тебе это понравилось?
– Это было бы форменным воровством, ведь я читаю книгу профессора Важана, которая не принадлежит ни тебе, ни мне.
Инда Хладан расхохотался.
– Клянусь мамой, это самый лучший ответ, который я когда-либо слышал! – Он смахнул слезу с угла глаза, достав из-за рукава большой носовой платок.
– Не делай так больше, – отец поднялся и прошел по библиотеке туда-сюда, – или попроси у меня, я сам выберу, какое вино подарить твоим… друзьям.
– Спасибо, – кивнул Йока, – я так и поступлю.
– Шутки в сторону, – отец вдруг развернулся на сто восемьдесят градусов, – у меня к тебе серьезный разговор. И я не хочу видеть, как ты паясничаешь.
– Йера, Йера! – Инда все еще похихикивал. – Разве так начинают серьезные разговоры? Йока, не слушай его. Так случилось, что ты можешь помочь нам разрешить одну загадку. И это очень важно и для меня, и для твоего отца. Он даже объяснит тебе, в чем эта загадка состоит. И вообще, ты взрослый парень, и глупо от тебя что-то скрывать. Ты ведь наш союзник. Все эти мелочи – «не пришел к ужину», «стащил бутылку вина» – это чушь. Процесс воспитания, так сказать. Но есть вещи посерьезней твоего воспитания. Ты ведь был на Буйном поле, ты знаешь, что произошло сегодня ночью.
Йока кивнул.
– Йера, пусть подадут вина. Нам, всем троим. И мы поговорим, как трое мужчин, а не как двое мужчин и мальчик.
И вина подали… Но в библиотеке Йоке было вовсе не интересно его пить. Если бы они были вдвоем с Индой – другое дело. Но с отцом…
– Видишь ли, Йока… – Отец вроде успокоился и сел в кресло. – Сегодня меня назначили председателем комиссии по расследованию… появления… В общем, я должен или найти в Славлене Врага, или доказать, что его не существует.
– Правда, что ли? – Йока едва не подпрыгнул с места и поперхнулся вином. Но вовремя взял себя в руки и снова сделал лицо непроницаемым.
– К сожалению, это правда, – вздохнул отец, – и я бы хотел, чтобы ты мне помогал. Не возражаешь?
Йока гордо покачал головой. Как нельзя кстати! И отец, и Змай! И наверняка их расследования будут независимыми, а он, Йока, сможет объединить собранные сведения! Да у него гораздо больше шансов, чем у отца и Змая по отдельности! Он поставил бокал с вином на столик: вино слишком опасная штука, можно пропустить что-нибудь важное!
– И все же, Йера, я повторю: Откровение Танграуса – полная чушь и выдумка, – вставил Инда Хладан, – не стоит на него опираться. Оно тебе только помешает, собьет с толку.
– Инда, – мягко сказал отец, – я не хочу тебя обидеть, но Дума назначила комиссию, чтобы вести расследование независимо от чудотворов. И Откровение – единственное, за что мы можем зацепиться. Я понимаю, у вас свои от нас тайны. Но пойми и меня.
– Хорошо-хорошо, – Инда поднял обе руки ладонями вперед, – я всего лишь дал совет. Но комиссии не возбраняется сотрудничать с чудотворами?
Они расспрашивали его о Важане. Так досконально, что вскоре Йоке это напомнило не доверительную беседу, а допрос. Инда иногда пригибался вперед и уточнял детали. Йоке это быстро надоело, и кое-где он соврал. Просто чтобы не тратить время на подробности. То, что профессор Важан – политический противник отца, его нисколько не тронуло. Только однажды Инда вдруг оборвал его рассказ неуместным вопросом:
– Йока, а почему ты не пьешь вино? Тебе не нравится?
– У меня от него кружится голова, – ответил Йока, посмотрев тому в глаза. Но то, как Инда ответил на его взгляд, тут же заставило его устыдиться и своего тона, и вранья. Однако правды говорить он не стал.
А в самом конце действительно началась доверительная беседа. Настолько доверительная, что Йока опешил и не сразу сообразил держать свое мнение при себе.
– Ты должен вернуть профессору книгу, не так ли? – спросил отец.
– Да. Я собирался отдать ее в школе, во вторник.
– У нас другое предложение, – сказал Инда, – ты поедешь к нему завтра. К обеду. Часикам, скажем, к пяти. И основная твоя задача будет спросить у него, зачем он предложил выбрать твоего отца председателем этой комиссии. Сумеешь?
– Йока, это надо сделать так, чтобы Важан не заподозрил, что ты делаешь это по нашему поручению.
– Такой Важан дурак, – проворчал Йока.
– Но и ты парень не промах, – засмеялся Инда, – ты должен постараться.
Йоке это не понравилось. Он не сразу понял почему. Не понравилось – и все. Но через несколько минут, когда отец и Инда начали обсуждать подробности, Йока вспомнил слово, которым называются такие вещи: шпионить. Его посылают шпионить за Важаном. Еще утром он размышлял о чудотворах, втирающихся в доверие к мрачунам, как о героях. Но речь шла об абстрактных мрачунах… И потом, мрачуны – враги. А профессор Важан не враг, а политический противник, что резко меняет дело. Йока уже хотел отказаться и даже раскрыл рот, но вовремя одумался. Эта игра вдруг показалась ему интересной.
– Дара утром передаст твою записку, – сказал отец, – а вечером отвезет тебя к профессору.
– А если Важан откажется меня принять?
– Сдается мне, он не откажется… – вполголоса пробормотал Инда.
Больница скорой помощи имени Джанелидзе располагалась в Купчине, что от Ленинского проспекта не так и далеко. И, главное, туда можно было доехать наземным транспортом. Через полчаса Лика добралась до места и оказалась перед стойкой регистратуры. Почитала объявления, отстояла в небольшой очереди и подошла к окошку справочной.
– К вам привезли человека после аварии. Как мне его увидеть?
– Фамилия? – равнодушно спросила женщина в голубой униформе. Из-под шапочки на лоб выбивались мелкие кудряшки. Губы с растёкшейся помадой раздражённо поджались.
Лика растерялась.
– Его зовут Дэн. Хотя вряд ли он мог вам назвать своё имя. Он поступил без сознания.
– У нас полбольницы без сознания поступают, – скривилась женщина. – Фамилия как?
– Не знаю. Он попал вчера в аварию. По телевизору показывали. Просили сообщить, если кто-то что-то видел. Вот я и пришла.
– Девушка, вы меня понимаете? У нас полбольницы таких, кто после аварии. Вы родственница?
– Я свидетель аварии.
– Тогда идите в полицию. Следующий!
Стоящий за Ликой дядька, оттёр её плечом и почти засунул голову в окно.
– Сидорова Мария Егоровна… в урологическом…
Лика спешно отошла подальше и зло нахмурилась. Что за бардак? Она проводила взглядом группу людей в голубой медицинской форме. Медработники прошли по коридору и скрылись за широкими двустворчатыми дверями. Лика решительно направилась следом. Но тут её остановил охранник. Правда, ненадолго. Справилась она с ним, на удивление, легко. Он послушно пропустил её и даже сказал, что реанимация на третьем этаже.
Лика прошла сквозь двери и оказалась в широком коридоре. Возле стены стояла каталка, сразу напомнив о скотобойне. Издалека показался человек в белом халате. Лика запаниковала. Не может же она загипнотизировать всю больницу. Она попробовала открыть ближайшую дверь и – удивительно – та оказалась открыта и пуста. На вешалке висел белый халат, и Лика тут же натянула его. Потом немного изменила лицо, придав ему возраста. Рюкзак на плече выпадал из образа медсестры, но Лика надеялась на удачу.
Лифт поднял её на третий этаж. И опять двери, двери, двери… Где искать Дэна? Посреди коридора стояла загородка буквой П, а за ним виднелась шапочка медсестры. Женщина что-то писала и когда Лика окликнула ей, недовольно подняла голову. Лика установила зрительный контакт.
– Я ищу человека, которого привезли после аварии. Его мотоцикл столкнулся с машиной и загорелся.
– Вы кто? Вы из какого отделения? Вы как сюда попали? – медсестра почти сорвалась на крик.
Лика сжала кулаки. Не сработало. Но ведь внизу с охранником получилось? Да, чёрт возьми! Чтоб они все тут провалились в этой больнице. Злость буквально вырвалась из глаз. Лика полоснула взглядом медсестру. Та осеклась на полуслове.
– Мне нужен парень, которого привезли после аварии, вчера днём. Его мотоцикл врезался в машину и загорелся. Где он лежит?
– Сейчас, – женщина уткнулась в монитор компьютера. – Как зовут? Сколько лет?
– Примерно двадцать. Документов при нём не было.
– А, неизвестный… В ожоговом отделении, тринадцатая палата.
– Где это?
– Там, – женщина показал рукой вдаль.
– Вы меня не видели, – Лика сверлила её взглядом. – Вы ни с кем не разговаривали. Ясно?
– Да, – женщина взяла ручку и опустила голову, продолжив писать.
Лика быстро неслась по коридору. Из-за одной двери послышались голоса, Лика ускорила шаг. Вот! Она вбежала в палату и застыла. Четыре высоких койки. Возле каждой попискивает огоньками монитор, к которому идут проводки от неподвижных тел. Лика по очереди осмотрела больных. Нет, не он, снова нет… Возле окна лежал забинтованный с ног до головы человек. Лика подошла и сглотнула. Неужели это Дэн? Глаза пациента были плотно закрыты, нижнюю часть лица закрывала пластиковая маска, от которой шли гофрированные трубки к аппарату, где мерно гудел компрессор. Сквозь бинты проглядывала обожжённая кожа.
– Дэн, – позвала она, – Дэн, ты меня слышишь? Это Лика. Дэн!
Дэн не пошевелился.
– Дэн, ты мне очень нужен. Мне страшно. Дэн, вернись ко мне.
Дверь сзади открылась, Лика резко повернулась. В палату, пятясь задом, вошла медсестра, за ней катился штатив с капельницей.
– Здравствуйте, – Лика быстро подошла и встала напротив. Другая медсестра, не та, что на сестринском пункте. При виде постороннего человека, глаза её удивлённо расширились.
Лика глубоко вздохнула. Если у неё не получится, она просто не знает, что делать. Нет, должно получиться, должно!
– Я медсестра из соседнего отделения. Мне нужно знать, что с этим больным. Вы поможете мне.
– Да, – медсестра отпустила штатив. – Вы из соседнего отделения.
– Что с ним? Почему он молчит?
– Ожог восьмидесяти процентов кожи. Искусственная кома.
– А когда он очнётся?
Медсестра промолчала. Лика посмотрела на Дэна. Он умирает, поняла она вдруг. С такими ожогами нельзя выжить. Если бы он сейчас пришёл в сознание, то умер бы от болевого шока.
– И что, ничего нельзя сделать? – упавшим голосом спросила она.
Медсестра по-прежнему не отвечала. Лика тоже только сейчас осознала, что и правда ничего сделать нельзя. Они вдруг ахнула и даже стукнула себя рукой по бедру.
– Мне нужен шприц, – приказала она. – Прямо сейчас. И быстро.
Если подходить с точки зрения не закона, но справедливости, Рональда темного шера Бастерхази не за что было казнить, даже будь его вина стопроцентно доказана. Он ведь, по сути, взял на себя работу Магбезопасности, защитил императорских подданных от магически одаренных мерзавцев, которые пока еще только входили в силу, охоту и вкус. Ими все равно пришлось бы заниматься через несколько лет или десятилетий, тем же сотрудникам МБ и пришлось бы, только пострадавших к тому времени наверняка оказалось бы больше. А то, что в двух случаях из шести убийца отправил в Ургаш кроме самих безусловно виновных еще и их родню… Что ж, даже Хисс подтвердил справедливость той отправки — его знак горел над пепелищем больше трех недель, словно темный бог специально постарался, чтобы все сомневающиеся могли убедиться. А кто мы такие, чтобы спорить с одним из Близнецов? И дети… В обоих случаях убийца не тронул детей. В одном случае просто выбрал время, когда дома были только родители, во втором напугал малолетнюю дочку и тем самым выгнал ее из дома, и только после этого его поджег. То есть действительно невиновных он не тронул. Это тоже идет в плюс, ведь правда?
Э, нет, не дети, во множественном числе дети были позже, уже в Валанте. В Метрополии был только один ребенок, сын служанки… Не пострадавший ребенок! Это важно. Служанка, кстати, тоже не пострадала, и это тоже важно.
Дайм тогда еще только учился обманывать правдой и сам верить такому обману, не думать ненужное в мысленных разговорах вроде как с самим собой, а на деле с Печатью. В тот раз ему повезло: Печать сочла приведенные доводы основательными, наказания не последовало.
Но, наверное, даже знай он, что уговоры и самооправдания не сработают и наказание будет, он все равно не стал бы писать на том протоколе ничего другого. Только “За недостаточностью улик дело закрыто”. Только “Отправить в архив”.
На месте Рональда темного шера Бастерхази Дайм бы тоже убил всех этих двуногих тварей, лишь по какому-то чудовищному недосмотру злых богов считающихся шерами. Потому что то, что они вытворяли… Такого нельзя спускать. Таких нельзя оставлять в живых.
Пожалел ли он Роне тогда? Если честно, Дайм не помнил. Сочувствие наверняка было, а вот чтобы именно жалость… Не помнил. Совсем.
Зато отлично помнил безудержное восхищение, острое, на грани зависти. И как буквально задохнулся от восторга, впервые ознакомившись с документами по тому делу — настолько это была сумасшедшая наглость и настолько же виртуозное исполнение…
Один инсульт, два инфаркта. Одна внезапная и вроде бы беспричинная остановка дыхания во сне — никаких внешних повреждений, остаточных следов заклинаний или воздействия артефактов, никаких инородных предметов в дыхательных путях. Просто темный заснул… и сон его оказался слишком глубок. Два пожара. Что ж, тоже бывает, дома иногда горят и у истинных шеров… Впрочем, пожары были уже после, в Валанте. А вот взбесившаяся подопытная мантикора — еще в Метрополии, с нее та череда смертей и началась. Но опять же, ничего подозрительного, мантикоры и вообще твари опасные, а над этой еще и опыты ставили, тут любой взбесится.
Пять трупов в Метрополии, два — уже в Валанте, через несколько лет. Дайма привлекли к расследованию как раз после пятого, еще в Метрополии, когда патологоанатому МБ (неплохому, кстати, некромансеру третьего уровня) показалось, что покойный темный шер Файербах выглядит как-то уж больно подозрительно, а аналитику пришло в голову связать эту вроде бы естественную смерть с еще четырьмя, такими же на первый взгляд совершенно естественными.
Файербах был тем самым, заснувшим слишком глубоко и там задохнувшимся. Тщательнейшим образом проведенное вскрытие не выявило ничего подозрительного, что только укрепило подозрения служебного некромансера. Однако качественно поднять труп у него не получилось — то ли прошло слишком много времени, то ли кто-то очень дотошно поработал с линиями жизни и смерти покойного. Кто-то очень опытный и одаренный, никак не ниже второго уровня.
Кто-то очень опытный, одаренный и наглый.
Наглость Рональда темного шера Бастерхази заключалась даже не в самом факте убийств, а скорее в том, что он провернул все это под самым носом МБ, каждый раз самым наглым образом вламываясь в защищенные по высшему разряду дома темных шеров — причем изнутри, тем способом, который невозможно отследить и который до сих пор и сам по себе считался невозможным (что ж, зато теперь МБ знает, что убийство при ментальном контакте пятого уровня — не миф, и что одаренного и сильного шера действительно можно напугать до смерти).
Сколько не путешествуй по дорогам Батькивщины, но однажды приходится возвращаться домой. Не зря же говорят, что язык до Киева доведет! Нет, что-то есть в волнении при приближении к родимому дому! Горло перехватывает, когда видишь родные места, и тебя охватывает воистину щенячье возбуждение. Дом, милый дом!
Правда, настроение Петра Ангела омрачала мысль, что младшенький Ангел сидит в божевільне, пусть и в качестве старшего санитара.
Мысль эта отступила на задний план, и совсем иное волнение охватило наших героев, когда они подошли к родной конторе.
Около конторы стояла полицейская машина и грузовик. В грузовик сносили оставшиеся непроданными бочки с красками. Рядом на скамейке, выкрашенной в привычный уже цвет украинского прапора, сидели несколько наглых молодых людей в камуфляже с нашивками «Правого сектора» и пили пиво прямо из бутылок.
К ним подошел подтянутый крепкий мужчина. Похоже, он у них был старшим.
— Сидимо? – поинтересовался он и, не дожидаясь ответа, добавил. — Відпочиньте доки, завтра сміттєві баки привезуть, буде багато роботи. Чиновників будемо люстріровать.
Ах, люстрация! Скольких чиноников кинули в мусорные баки, откуда они выбрались в синяках и нечистотах, и принялись деловито готовить своим люстраторам черные ватники с уютными номерами на груди. А не хулигань, не обижай владу!
Над улицей был натянут плакат, с которого масляно улыбался толстяк и под ним были начертаны, видимо сказанные этим толстяком: «Трудолюбивые и мирные люди, которыми являются большинство дончан и луганчан, почувствовали нашу симпатию, любовь и уважение… Вооруженные силы Украины, Национальная гвардия, другие подразделения никогда не позволят себе применить силу против мирных людей. Они никогда не будут бить по жилым кварталам. Украинские солдаты и гвардейцы будут рисковать собственными жизнями, чтобы не подвергать угрозам женщин, детей, пожилых мужчин…».
Это было до выборов, после выборов стало ненужным, новый президент поправился и сказал, что «наши дети будут ходить в школы и радоваться свету, а их дети станут сидеть в подвалах и прислушиваться к тому, что происходит наверху».
В кафе, где обычно побратимы обедали, подавали сало «Копченый сепар», гуляш из вежливых человечков, отбивная «Донбасский ватник». Все это предлагали запить вином «Кровь москаля». Подавали коктейль «ПНХ ВВП». Вечером, накануне приезда компаньонов в город, креативная молодежь весело лакомилась кремовым тортом «Московский пащенок», изображавшим младенца в натуральную величину. Кто-то из гостей подавился памперсом из глазури, пришлось вызывать «Скорую помощь». Пострадавшему сочувствовали.
А сегодня все изменилось. Это почувствовали и акционеры.
Их детище перестало существовать.
Из конторы вывели Логарифмера с кроткой улыбкой на тонких губах.
Старик был спокоен, загибая пальцы, он что-то рассказывал аккуратным мальчикам в строгих костюмах, которые поддерживали его под локти.
— Я сидел еще при Андропове, — донеслось до побратимов. – При Кучме и Кравчуке я тоже сидел. Я сидел при Ющенко и Януковиче, почему же я должен делать исключение для Пети Порошенко?
— Ми знаємо, — уступчиво сказал один из строгих костюмов.
— Да шо ви уже такое знаете, чего я вам ещё не рассказал? – возмутился Логарифмер. — Или вы думаете, шо вы не опоздали? Так я вам скажу, шо таки да. И безнадежно, это я вам говорю! И не смотрите на меня с такой нежностью, вы, конечно, мужчина представительный, но в моем возрасте и с моим полом это не производит впечатления! Мне сюда?
И он попытался сесть на переднее сиденье рядом с водителем. Его мягко, но настойчиво усадили назад, и авто умчалось, а следом уехала грузовая машина. Люди с эмблемами «Правого сектора» торопливо двинулись к открытым дверям.
— Ввічливі! – неприязненно сказал Петро, глядя вслед машине.
— Спецслужбы всего мира одинаковы, — менторским тоном сообщил Остап. – Вежливые на людях, они проявляют свое любовь и искреннее пристрастие к мордобою в кабинетах, где свидетелями являются лишь стены да мебель. Ну, что, Петя, кажется, накрылась наша малина! – жизнерадостно подытожил он.
— Що ж робити?– встревожился Петр. – Як здобути хліб насущий? Мені не хочеться повертатися додому, там і без мене є кому працювать!
— Главное в нашем мире, – голова, — поднял палец Остап. – Помнится, лиса Алиса говорила коту Базилио – пока живут на свете дураки, обманом жить нам стало бы с руки! Мы в Стране дураков, Петя, работы непочатый край! Новое предприятие затеем. Будем донецкие терриконы продавать.
— Так кому вони потрібні! – в сердцах воскликнул старший Ангел.
— Уголь — это углерод, как и алмазы, — терпеливо объяснил Остап. – Будем людям объяснять, что в терриконах залежи алмазов.
— Командор, — мрачно нахохлился Петр Ангел, — відразу видно, що мама не вчила вас шанувати кримінальний кодекс!
— Точно, — Остап кивнул. – Она учила его избегать. Петя, надо быть сумасшедшим, чтить закон государства, которого нет!
Со скамейки у входа в парк его вяло окликнули.
Повелитель Темной силы меланхолично щипал струны балалайки, извлекая из них «Имперский марш». Рядом сидела девушка. Присмотревшись, Остап узнал в ней поэтессу, которая на Майдане отчаянно не хотела быть братом москалю. Великая поэтесса сидела и деликатно ела пончик с мясом, запивая его кофе из пластмассового стаканчика.
— Дарт Алексеевич! – Остап подошел к Вейдеру. – Как дела?
— А, это ты! – узнал Вейдер командора. В прежние времена они частенько пили кофе в заведении и беседовали о разных интересных и не очень вещах. – Плохо, брат. Остался я один. Всех моих штурмовиков на АТО забрали! Даже Чуббаку и магистра Йоду подмели, не смотря на возраст! Закурить есть?
Сунул зажженную сигарету в шлем, из щелей поползли струйки дыма.
Дарт тронул струны, балалайка издала долгий протяжный стон.
— Слушай, давно хотел тебя спросить, — Остап достал вторую сигарету, разминая ее пальцами. – Ленин у завода, он что – и в самом деле золотой?
—Ага, золотой… — Вейдер закашлялся и зло погасил сигарету. – Гипс крашеный бронзовкой! И арматура внутри. Я это сразу понял, когда его мной накрывали!
Он вздохнул:
— А так хорошо все начиналось… Потемкинская лестница, штурмовики в белой форме и я в шлеме и черном плаще! А внизу кортеж и Гурвиц с Левой Вершининым ждут… А теперь все, звиздец Украине!
Он махнул в сторону девушки.
— Теперь вот с этой Лэей на жизнь уличными концертами зарабатываем! Она стишки читает, я – на балалайке… Печалька!
Дарт задумчиво посмотрел на девушку своими фотоэлементами и добавил значительно, но непонятно:
— Пастухам мира сего нужно стадо. Такие, брат, дела. Когда есть у тебя стадо, ты и шерсть стрижешь, и шашлык жаришь!
Много позже Остап нашел все слова властителя Темной Силы полными глубокого смысла.
— А в Черноморске памятник управдому ушел, — неожиданно для себя сказал он. – Стоял, стоял, и ушел… Жалко. Все-таки родственники.
— Так ты внук Остапа Ибрагимовича? – догадался Дарт Вейдер.
— Правнук, — грустно признался Бендер.
— Дебилы, б… — Дарт Вейдер метко плюнул в далеко стоящую урну. – Ладно, не ной, я тебя на космическом крейсере покатаю!
— Будет время – прокатимся, — согласился Остап и не удержался: — Слушай, Дарт, а кто все-таки лучше – республиканцы или демократы?
— Сам видишь – одна хрень, — зло сказал Вейдер. – Решения принимают политические джедаи, а расплачиваться и на лазерных мечах махаться пешкам, я сам вроде черного короля.
— Действительно, — сказал Остап и потрепал кудрявую головку принцессы Леи, с жадностью поедающую пирожок.
Он отошел, помахал рукой Вейдеру и двинулся своей дорогой.
Первым оказался в морозильнике пустоты бог неудачи. Рыжий, тощий и до того замученный, что, казалось, будто ему вообще плевать на собственную смерть. Хотя учитывая, что он не только насылал неудачи на других, но и сам являлся абсолютным неудачником, то скорее всего ему действительно было плевать. Умер он банально и совершенно неудачно — просто попался под руку какому-то богу войны их мира, да там и сгинул. А поскольку пустота решила, что он зачем-то нам нужен, то пришлось забирать, а то у парня уже сосулька из носа натекла…
Строить для этого несчастья храм я побоялась. Во-первых, такая стройка будет чревата многими происшествиями, неприятностями и травмами рабочих, а во-вторых… толку с нее, если он и в храме где-то окочурится повторно? Так что отнесла к своим паладинам на Шаалу с просьбой откормить, отпоить, вымыть и дать какой-то угол для нового божества. У меня уже этих храмов как собак нерезаных, места хватит и для одного неудачника. Паладины быстро смекнули, что даже из такого бестолкового бога можно получить выгоду, и устроили ему небольшой алтарь со всем необходимым. А после стали приглашать на аудиенцию к богу всех, кого постигли неудачи. Желающих сразу нашлось много, правда, им приходилось сдавать оружие в храме, поскольку бог неудачи мог пострадать даже от простого мага, решившего, что испортившееся заклинание или сорванное свидание его рук дело. Так что пришлось этого рыжика еще и охранять от всех желающих повторно отправить его на тот свет. Впрочем, все эти процессы повысили популярность храмов и стали чем-то вроде психологической разгрузки для верующих и напряга для паладинов. Ну, сами придумали, пусть сами и расхлебывают. Я-то просила обыкновенный алтарь и пару булок с пироженками для страждущего. Я не обеднею, он не разбогатеет. Но жрецы и паладины решили иначе, то пусть и мучаются в ответе за свое решение.
Конечно, Шеврины оказались не в восторге. Тот, который с красной лентой, брезгливо указал когтем на нового бога:
— Ну и зачем ты притащила это? — в экране неудачник смотрелся и правда жалко, тем более, что даже в полностью облагороженном храме он где-то умудрился сломать ногу. Жрецы-то залечили, но похоже, уровень уважения к нему резко упал. А чего они хотели от слабенького божества, еле-еле сводящего концы с концами?
— Для вселенского равновесия, — ухмыльнулась я. Не все же тащить всех суперсильных и крутых граждан, надо кому-то равновесие поддерживать, быть слабым и неуклюжим. И так вон эсперов драконы натащили столько, что хоть стой, хоть падай. И часть из них таки попала в Академию, от чего Шеврины и бесились. А засилье такого количества сильных сущностей никогда не пройдет бесследно.
— Ну допустим, — дракон поморщился, поскольку ему для убийства этого божка хватило бы легкого чиха. Но сделать уже ничего не смог, так как равновесие — это святое. Так что неудачника я отстояла. — Но отвечаешь за него ты. И кстати… он неплохо удерживается в твоем храме, твоя сила его держит в рамках.
— Вот уж спасибо за комплимент, — я только отмахнулась. Держит его, ага, как же. Хоть бы шею не свернул на ступеньках от пожеланий некоторых личностей.
Следующими были боги потерянных вещей и совсем слабые боги природы, огня и домашнего очага. С этими было попроще. Мелкие и слабые, они почему-то тоже торчали в морозилке, но старались держаться кучно, чтобы было теплее. Впрочем, души все равно не отогревались, все же свои тела они утратили в момент смерти. Так что таким макаром мы получили парочку богов потерянных носков. По идее они должны были отыскивать просто пропавшие предметы, но тот, кто молился таким богам, явно постоянно терял носки, чулки и прочие необходимые предметы гардероба. Опробовать способности богов получилось лишь дома, когда они отъелись и отогрелись.
Один мастерски вытаскивал носки, но частично драные, а частично грязные, так что их все пришлось отправить в утилизатор дабы не позориться. Второй кое-как сумел добыть почти новые чулки — розовые, с кокетливыми бантиками и завязочками, да вот беда — с тонкой стрелкой от ногтя. Чулки он вручил мне как дражайший трофей, но я сочла, что такое для меня слишком. Во-первых, они с трудом достали бы мне чуть выше колена из-за моего роста. Скорее всего, их покупала девушка росточком с Шиэс. А во-вторых, я такое не ношу. Уже если бы и создавала чулки, так хотя бы черные, коричневые или сиреневые под цвет глаз. Можно еще красные. Но розовые — увольте. Не мое это. Одно дело щеголять в розовой кофте на все времена и случаи жизни, а другое — в розовых чулках. Так что я их выправила, очистила и вручила Шиэс — выбрасывать весьма прикольную вещь показалось глупостью. А вот дракошка оценила, посмеялась, но чулки забрала.
Богов домашнего очага мы распределили по мирам, честно поделив между ними Приют, Шаалу, Керлэн и Синтелу. На Тьяру никто из них не захотел, да и там народ сам справится со своими домами. У большинства некромантов в услужении оказалось много скелетов, которые ни молиться, ни просить точно не будут. С остальными же бытовыми вещами темные маги прекрасно справлялись сами или нанимали себе работников при необходимости. Одного из огненных богов таки удалось пристроить на Тьяру, правда с оговоркой не уничтожать его, если что-то пойдет не так. Вторую пристроили в мир Летающих островов, пусть там посматривает за творящимся беспределом.
Потом были еще партии эльфов, но все погибшие из-за локального армагеддона, некоторое количество людей от той же катастрофы и с того же мира, да опять эсперы. А так-то затишье меня слишком расслабило. Впрочем, это у нас царило затишье. Макароннику вон до сих пор плохо было, а ведь прошло три месяца после катастрофы с гроздью. Их вершители тоже обнаглели и потихоньку подкидывали нам собственных потеряшек. Как говорится, все равно куда, лишь бы выжили. Самые одаренные отправлялись в академии или учиться, или преподавать, тех, которые попроще, сортировали по мирам в зависимости от пожеланий и силы пострадавшего. Так что потихоньку миры полнились и заселялись. Нам оставалось лишь следить, чтобы перенаселения не было и вовремя распределять народ туда, где меньше всего обитателей. Пока что налаживали связи между островами мира Летающих островов. Там народ изобретает воздушный транспорт, чтобы не мучить местных драконов, и не нарушать законы этого мира. Создавший же его демиург сильно не хотел, чтобы с острова на остров перебирались для войн и свар, так что основной валютой в этих поездках, кажется, будет миролюбие и пожелания добра. Иначе все эти изобретения юных студентов Академии так и не сдвинутся с места. Могут же изобретать что-то хорошее, полезное, в самом деле… Не только ж Академию разваливать…
– Эй, Красная Шапочка, ты что, обиделась?
Леся висела в центре гравитационного кольца центрального контура станции, это единственное место, где нет силы тяжести. Можно представить, что ты в воде, и плывешь, но чудесным образом можешь дышать. Играет тихая музыка, вокруг – лишь слабые отсветы зеленых и оранжевых огней… только одежда остается сухой и, к сожалению, слышно, что происходит вокруг.
Артур уселся в тамбуре, у желтой полосы, и затеял светскую беседу.
– Эй, я тут! Обиделась, спрашиваю?
– Нет.
– А по тебе не скажешь. Болтаешься тут одна, как белый лебедь на пруду. А там, между прочим, новости… будет почта!
– Ага.
– Все-таки обиделась! Ну, хочешь, публично извинюсь, что не помог тебе искать эту чертову протечку.
– Королю не помог. Перед ним и извиняйся!
– Король самодур. Знал, что это конденсат, но все равно полез вскрывать. Специально, чтобы нас носом натыкать.
Леся не ответила. Она тоже считала, что достаточно было прогнать парней по тому маршруту, по которому они шли изначально, и доверить ей закончить осмотр.
– Да что ж ты такая обидчивая! – крикнул Артур. – Что я сделал-то? И долго будешь там болтаться? Давай сюда!
Видимо, полетать в тишине и покое не получится. Леся отключила музыку, подтянула себя за страховочный шнур к дальней от Артура стенке шахты, и уже оттуда, развернувшись, легко перелетела к выходу.
– Болтаешь много, Серый Волк.
– Да что, блин, не так? Поговорили, поржали, разошлись. Ладно, вот новость: к нам идет от Титана буксир Межпланетной Транспортной Компании. Они будут взрывать наш айсберг.
– В каком смысле взрывать?
– Ну, в рамках программы исследований подледного океана Энцелада. Короче, все ценное, по их мнению, оттуда уже снято. Что не снято они, может, сами снимут. А корабль представляет собой уникальный и почти безопасный способ без дополнительного бурения добраться до океана. Они в нем дыру проделают до самой носовой части, а потом уже будут лед сверлить. Типа так быстрее и расходов меньше. Ну и металл, снятый с корабля, им пригодится.
Леся вздохнула: К айсбергу в центре Дийяра, на одном из самых гладких участков поверхности Энцелада, она привыкла. Он особенно хорош, когда всходит Сатурн в полной фазе: от солнца белые блики, от планеты – розовые. И снег искрится… И над всем этим – серебристое зарево гейзерных выбросов.
– И когда?
– Скоро. Я подумал, надо туда сгонять. Пока не поздно. Король не заметит, он робот, спит по часам.
– И? Предлагаешь мне знать, но молчать?
– Предлагаю тебе присоединиться. Во искупление моих грехов, какими бы тяжкими они ни были.
– Блин.
С одной стороны, есть регламент пребывания в учебном центре, дисциплина, режим и правила. Есть здравый смысл.
И еще есть «айзберг» – огромный космический корабль, лет пятьдесят или даже сто назад врезавшийся в Энцелад, пробивший относительно тонкий слой поверхностной ледяной коры… и вмерзший в него, за годы покрывшись инеем. Не известно, достиг ли этот корабль жидкого океана, но трещины у того места, где он под острым углом вошел в разлом, видны и сейчас.
По очертаниям трудно понять, что это за корабль, какой стране или корпорации принадлежал. Скорее всего, один из буксиров, сооруженных таскать большие блоки внутри системы Сатурна.
Но как айсберг он выглядит внушительно и завораживающе.
Когда открыли на Энцеладе постоянную исследовательскую станцию, а потом на его орбите и учебный центр Международной Космической Академии, айсберг, конечно, тщательно исследовали. И даже использовали при постройке учебки снятые оттуда материалы и приборы. Это точно, это подтверждено документами.
Курсантам и стажерам путь туда заказан.
Правда, все равно из каждой новой смены оболтусов кто-нибудь обязательно сбегал на поиски приключений. А потом они возвращались обратно, неудовлетворенными и разочарованными. А бывало, еще и под конвоем…
– Что, струсила? – сверкнул зубами Артур.
– Сам дурак. Черепахой или роем? Сколько человек?
Артур мелкими взмахами рук показал, что – роем. И напомнил:
– Пошли. Ужин через полчаса. Опоздаем – этой ночью точно не выберемся.
Полковник Рейс в который раз вышел из себя: что себе позволяют люди из Адмиралтейства? Он хотел поговорить с директором Бейнсом еще после инцидента с кухаркой Лейберов, которая искусно прикинулась дурой и ничего кроме «Я не знаю, сэр» выговорить не могла. При этом краснела, бледнела, кусала губы и под конец расплакалась – у полковника не было сомнений, что она сильно напугана.
Потом двое из Адмиралтейства сунулись в великолепно спланированную операцию с демонстрацией способностей Звереныша (хорошо, что немного опоздали). А теперь Адмиралтейство позволило себе не ответить на запрос полковника о поимке монстра.
Рейс вывалил все это директору Бейнсу с порога. Бейнс, как всегда, только посмеялся.
– Полковник, на запрос о Звереныше они не ответили лишь потому, что его не поймали. Вот и конфузятся. А все остальное… – Бейнс вздохнул. – С остальным дела обстоят серьезней. Поперек дороги у нас стоит не совсем Адмиралтейство, а одно его немногочисленное подразделение. И дело даже не в уровне секретности этого подразделения, а в его… кхм… автономии… Формально оно подчинено Первому Лорду Адмиралтейства, но фактически… Как бы вам сказать… Люди, из которого это подразделение состоит… они могут себе позволить плюнуть на лысину Первого Лорда, не говоря о моей лысине. И если еще год назад Его Величество мог служить для них символом государственности, то, простите, король Эдуард не вызывает в их сердцах должного трепета.
– Я не понимаю, сэр, о каких людях вы говорите. Кроме присяги, существует немало способов поддержания дисциплины в рядах Британских вооруженных сил.
– Полковник, вы-то не прикидывайтесь дурачком, вы же знаете, что люди из подразделения… кхм… того самого подразделения не были уничтожены.
Рейс несколько секунд обдумывал услышанное, а потом медленно опустился на стул.
– Этого не может быть… – выговорил он еле слышно.
– Отчего же? – широко улыбнулся Бейнс, довольный, очевидно, произведенным эффектом. – Было бы глупо не использовать таких людей на службе отечеству. Замечу, в это подразделение входят только истинные патриоты Британии.
– Но… ведь правительство не может позволить им диктовать условия кабинету министров…
– Разумеется. Но в нашем случае коса нашла на камень: они не принимают политики умиротворения и не могут согласиться на союз с нацистами. И… поймите, полковник, они плохо представляют себе операцию «Резон» и воображают, видимо, что Британия в самом деле хочет поделиться с наци своими секретными технологиями. Думаю, их это пугает больше, чем нас с вами. По понятной причине.
– Скажите, сэр, а вы не допускаете, что Аллен захочет получить эту секретную технологию, когда узнает о ее существовании?
– Не сомневаюсь, что захочет. Только никто ему технологию не отдаст. – Бейнс захихикал, потер руки и подмигнул Рейсу. – Меня беспокоит другое. Эти люди… условно в Адмиралтействе это подразделение называется «Ветераны»… Так вот, Ветераны ищут Звереныша вовсе не для того, чтобы посадить его в клетку, они хотят его уничтожить. Такого мы допустить никак не можем. Все остальное – пожалуйста, пусть делают что хотят: пугают кухарок, не отвечают на запросы… Даже если убьют Аллена – найдем другого. А вот Звереныша не заменит никто. И я намерен работать именно в этом направлении, полковник. Бог с ней, с кухаркой. Поищите другие способы передачи информации. Пусть, в конце концов, найдет что-нибудь в нашей аналитической машине.
– Может быть, пропустим информацию через Комнату 40?
– Нет. – Бейнс покачал головой. – В Комнате 40 сидит крот, завербованный русскими, а русским о наших играх знать не следует. Думаю, они давно прослышали о переговорах с кайзером и теперь вынюхивают подробности. Вам следует об этом знать, Рейс: рыбопромысловая плавучая база русских за последнюю неделю трижды появлялась в нейтральных водах Северного моря неподалеку от наших территориальных вод – и оба раза мы фиксировали сообщения через шлемофоны Барченко. Понятно, что русские используют свои шлемофоны вместо радиотелеграфа, а потому предъявить Москве претензий мы не можем. Но у меня есть основания полагать, что появление русской базы напрямую связано с переговорами между нами и Берлином.
Полковнику доводилось видеть рогатые шлемофоны Барченко, напоминавшие шлемы тевтонских рыцарей. Немалое количество образцов шлемофона, добытых у русских, пока не прояснило главного: как работает русская информационная сеть. Говорят, в России обращаться со шлемофоном умеет каждый школьник, каждый школьник может пополнить информацию в сети – и это не вносит в нее неразберихи и не вызывает сбоев в работе. Шлемофоны работали только в пределах русских границ и, вывезенные в Европу, становились мертвыми бесполезными игрушками. Лишь иногда, как в случае с появлением русской рыбопромысловой базы у английских берегов, образцы разом оживали на несколько минут, чтобы потом снова замереть на неопределенный срок.
– Хочу обратить ваше внимание, Рейс: способ передачи информации, используемый русскими, весьма недешев и рискован, посланные сообщения закрыты индивидуальным шифром со статистически надежным ключом, прочесть их принципиально невозможно. Разработка таких шифров и сам процесс шифровки недешевы так же. Мы не без оснований предполагаем, что русские шпионы как раз заняты сбором информации о наших переговорах с рейхом. Потому будьте осторожны – в Москве спят и видят срыв переговоров. Если им станут известны подробности операции «Резон», у нас будут большие неприятности.
– Но мы не можем полностью отказаться от работы Комнаты 40… – заметил полковник.
– Никто не говорит о ее закрытии. Мы попросим их составить Очень-сложный-шифр, который сможет прочесть Аллен. А информацию вы зашифруете сами.
– Может, все-таки поручить составление шифра кому-нибудь другому? В Оксфордской лаборатории криптоанализа тоже есть неплохие специалисты…
– Во-первых, в Оксфорде не знают Аллена и его способностей, а для ребят из Комнаты 40 он однокашник по Кембриджу и в некотором роде соперник, они обрадуются этой игре. Но главное, поменять Комнату 40 на оксфордских криптоаналитиков – это менять плохое на худшее. Неприятно вам признаваться, но в Оксфорде, по всей видимости, работает человек из Второго бюро. Нам даже известен его оперативный псевдоним – Урсус. Вычислить его – дело времени, но пока этого не произошло, лучше не рисковать. При этом в Комнате 40 сидят завербованные агенты, получающие конкретные задания от резидента, они запросто пропустят информацию об Аллене мимо ушей. А в Оксфорде работает профессионал, и он мимо ушей такого подарка от нас не пропустит.
***
«Тригон, Тригон. Тригон, Тригон. Тригон, Тригон. 87745 346921 47233 55441 61412…»
Мужские созвучия в американских цифрах складывались в таблицы, накапливая статистику для криптоаналитиков Комнаты 40…