— Сереж, у нас вызов от клиента из глубинки. Из совсем глубинки. Из деревни Малые Гадюки, одной бабке интернет настроить. Техника, говорит, есть. Эппл, говорит, старый, но надежный, модель не сказала, но точно яблоко. Хорошо заплатить обещает. Озолочу, говорит, милок. Найди там кого-нить из яблочников, пусть съездит. Да хоть Васю мелкого.
***
— Серёга, ты меня куда послал? Тут грунтовка, навигатор не пашет, мобила и то еле ловит! Это уже не Гадюки нифига, то есть юридически оно Гадюки, а по факту это дом в лесу, блин, и у меня машина завязла. Пойду с клиентом разберусь, а потом до эвакуатора дозваниваться, он ваще, может, завтра приедет…
***
— Серёга, ты меня куда послал? Ты вообще знаешь, куда меня послал!? Эппл, блин, у клиентки! Я прихожу — показывайте, говорю, вашу яблочную технику! Она мне и показывает… У неё безумная аналоговая хрень с поднос размером и яблоко-транслятор. Физическое яблоко, нах… А бабка руки потирает, улыбочку щерит и говори, мол, сделай мне правильную интернету, озолочу, внучек, а то мне нынче блюдечко такое показывает, разобрать не могу.. Боюсь я её. Такая сожрет и костей не оставит. Лучше б я к пьяному бандиту приехал. Серёга, спасай, срочно нужны цифроаналоговые преобразователи, паяльник, платы, и пришлите, что ещё попрошу. Она заплатит, реально. Только не тормози!
***
— Серёга, короче, я у клиентки зависаю на выходные. Место на полатях есть, кормит от пуза, работы море. Не, заменять технику не дает. Знаю я, говорит, ваше новомодное через несколько лет сдохнет, а моему яблочку сносу не будет. Я сам не знаю уж как, но клавиатуру всё же подключил, работаю. Пробую IOS установить, винду принимать отказывается, а яблочное вроде ставится, только ме-едленно… Паяю переходники дальше. По секрету, она имперскими золотыми рублями хочет платить. Если вернусь, четверть твоя. Если не сделаю, боюсь, она меня сожрет… и до тебя, надеюсь, доберётся. Физически сожрет. Тут все физическое, и яблоко, и золотые рубли, и печь как из кино, аж целиком залезть можно, и медведи за окном, живые.
***
Месяц спустя.
— Серёга, я выезжаю. Не, эвакуатор не надо, мы тут с Мишкой машину сами вытолкали. Оплату я вам перечислю. Да пусть увольняют, напугали ежа голой жопой. Я теперь на частных заказах заработаю больше. И новую строчку в резюме добавлю. Приезжай, заберёшь свою долю, я тебе налью того, чего бабка в дорогу налила. Только не пугайся, главное. В смысле, меня не пугайся. Мы теперь ростом, наверное, сравнялись, а может, я и повыше буду. Бабка всё говорила — мелкий ты какой-то, Васенька, да бледненький, бедненький… Не просто так говорила, оказалось. Слушай, привези свои джинсы какие-нибудь, мне мои коротки стали, в магазин выйти стыдно. Куплю новые — верну.
— Здравствуй, прапрадед.
В морду б хмырю за такое, но сдержался — что я, юноша, чтоб в рыло не разбираясь. И лицо у него знакомым кажется, промолчал.
— Сразу к делу, ты — Адам.
Надо было бить.
— Я — твой потомок, про машину времени слышал?
— Слышал, — цежу. Идиотов не бьют.
— Смотри, — отрывисто говорит, спешит куда-то.
Фокусы пошли — хмырь над полом полетел, Люськину вазу опрокинул — вода шаром в воздухе. Пасту зубную выдавил и обратно вдавил. В зеркало ткнул, я посмотрел. Вот почему знакомым показался — похож он на меня, одно лицо.
— Ладно, уговорил, что надо?
— Ты в отпуск через два дня?
— Ну?
— Собрался в тур «Остров древних славян», вдвоём, турбюро пустое, никто в славян играть не хочет, — даже и не спрашивает уже, утверждает.
Киваю. Чё дёрнуло эту путёвку взять? На дешевинку повёлся.
— Ищи людей, уговаривай вместе поехать, человек двадцать с собой увезёшь.
— Нафига?
— Третья мировая. На острове не было… не будет… бомбёжек. И от голода не умрёте — там лошади, соха, топоры. Славяне, в общем. Начнешь человечество с начала. Согласно истории… нашей истории — ты лидер и основатель.
Я и не уловил даже куда он делся после этих слов — в воздухе растаял или в дверь вышел, только открытку бросил. Обычная фотография, люди. Все на него — на меня — похожи. В любом Фотошопе склеишь, а убедило. Сзади надпись: «Не вешайся, время потеряешь и всё». Нашли дурака самоубиваться. Мало там, в будущем, о предке великом знают. Хотя… точно ведь просчитали как пронять. И мужик похож, и фокусы, и вообще.
Звоню:
— Турбюро? Я у вас поездку на двоих брал. Ещё места остались? Сколько?
Не соврал потомок, путёвок завались, не идут дела у славян. Теперь друзья. Кто? Николай, конечно. Не отвечает, жму домашний:
— Коля в командировке, из-за роуминга телефон выключает.
Облом. Родители? Их не уговоришь. И вдруг… Я парень прямой, но всегда себя парнем хорошим считал, а тут мысль «а пользы от стариков»? Аж тошно — хоть к унитазу и два пальца в рот. Открыл окно — чикса по улице коляску катит, девчонка совсем. У нас-то с Люськой детей нет. Пока. Как раз хотели после отпуска вопросом заняться. Смотрю вниз на неё — с собой не возьмёшь. И в глазах темно.
Дальше — хуже. В голове все, кого обидел. Кого зря обидел. Ольга всплыла. Тогда бросил «для её же блага». Она постарше, ей замуж, какой из меня муж в двадцать три? Теперь хоть вой — и Люську люблю, и Ольгу сегодня б спасал, если б иначе тогда решил.
Всех не возьмёшь. По улице с криком не побежишь. Записка «не вешайся» в тему, как ни крути. Стою у окна, минуты тикают, мне решать.
Решу. Потомок прилетал, значит сложилось всё. Выберу, погружу на ковчег. Не Адам, получается, а Ной. Может потому и бухал Ной по-свински на Арарате своём, что забыть не мог? Тех, кого оставить пришлось.
Крыши, нависшие над узкой улочкой, от дождя не спасали — холодные потоки хлестали с двух сторон. Подходящая погода для человека, замыслившего преступление.
Бек потянул тяжёлую дверь и услышал звон колокольчика — полузабытое детское воспоминание сказки… В лавке было тихо; глухо шумел дождь за окном да капали его остатки с плаща. К посетителю выбежал маленький игрушечный робот, умильно посмотрел на него снизу вверх, вытер лужу и скрылся.
— Чем могу служить?
Бек не сразу заметил пожилого лавочника при длинных вьющихся волосах и удивительно добром взгляде.
— Ты пришёл не за игрушкой?
Бек поёжился — предательская капля наконец нашла дорогу за шиворот.
— За интеллектом.
Едва наметившаяся на лице лавочника улыбка сменилась настороженностью.
— Откуда такой дефицит у старьёвщика?! Знаешь, какой спрос…
— Знаю, — кивнул Бек. — Но мне гаджеты не нужны. Мне нужен человеческий, натуральный.
Старьёвщик вздохнул.
— Такой не продаётся. Зарабатывается. Тяжким трудом. Чтением. Многолетними занятиями…
Ехидная усмешка не укрылась от глаз Бека. Разумеется, это проверка. Какие сейчас могут быть занятия, какое чтение?
— Я хочу найти учителя, — сказал он осторожно. — Но времени нет. Вы знаете, почему.
— Возьми игрушку, — предложил лавочник. — Ты удивишься, но в ней тоже есть интеллект.
Бек нервно оглянулся. За окном уже совсем стемнело.
— Я иду во Дворец, — признался он решительно. — Это единственное место… где…
— Где ещё можно творить, — помог ему старьёвщик.
— Да… — еле слышно согласился Бек.
— Тогда зачем тебе? Во Дворце есть библиотека… — старьёвщик знал, что говорит чушь, но видел, как нужно посетителю доброе слово поддержки.
— Я не пройду собеседование…
Беку почему-то было неловко выглядеть неучем перед этим стариком. Впрочем, он и слова-то такого не знал, но впервые чувствовал себя не в своей тарелке.
— Хорошо, — сказал наконец старьёвщик и достал из холодильника ампулу супертоника.
Сеанс программирования длился несколько часов, затем Бек ушёл в дождь, чтобы проспать трое суток.
А потом он отправился к Дворцу.
Предчувствие вынудило его пройти той же улицей — и не обмануло. Бек стоял перед сорванной с петель дверью. После разрушителей в лавке побывали мародёры, и делать здесь было нечего. Останки робота, на которого наступил железный слон, лежали у порога, и Бек на мгновение почувствовал неподвижный взгляд разбитого объектива.
Никакого собеседования не было. Киберы отсканировали тело Бека снаружи и изнутри, вырезали два вживлённых чипа с прежних мест работы, вставили новый и швырнули рекрута в казарму.
Отныне смыслом существования Бека стала механическая жизнь. Перед владетелями сознание его спало, выполняя команды чипа. Конечно, для этого лучше подошли бы киберы — однако Дворец олицетворял не только власть, но и новую нравственность, которая требовала натуральности во всём.
Зато Бек теперь хранил в памяти всемирную библиотеку. И у него была целая вечность для чтения.
И ещё надежда.
Этот мир мне нравился. Тучи внезапно разошлись, и Солнце сияло великолепным золотым шаром. Закатный свет пронизывал нижний этаж леса, обычно сокрытый во мгле, и заставлял пылать огнём стволы сосен, а каждая травинка приобретала подчёркнутый контрастом объём.
Но идиллической картине оставались считанные минуты. И душа взбунтовалась: «Остановись, мгновенье!»
«Ладно», — согласилось время, и Солнце зависло в недоумении. Потому что красота красотой, но где-то там, за лесами и морями, его ждут такие же души, имея на то полное право. «В чём причина остановки?» — негодовали они.
«Ищи, кому выгодно», — пыхнул трубкой детектив, похожий на Мегрэ и Холмса одновременно. Пока искали, взошла Луна и, панически перебирая одну фазу за другой, пригрозила затмением, ежели Солнце не уберётся восвояси.
«Нечистое место! — вмешался ум. — Если бы время остановилось, ты бы не смог этого заметить. А если остановится Земля — то её мгновенно обдерёт, как заблокированную шину на скорости 1000 км/ч». Как это скучно, подумал я.
Золотые листья устроили хоровод, поднимаясь с земли и занимая свои места на ветках. «Прекратите!» — закричал ум, и Солнце скатилось под стол от смеха. «Выхода нет!» — написал тогда ум на небе крупными буквами. Но старые кирпичные стены по-прежнему пламенели неизъяснимой радостью заката.
***
— Если отключить нейроинтерфейс прямо сейчас, он очнётся? — растерянно спросил наладчик.
— Угу, — буркнул мастер. — Только не факт, что крыша встанет на место.
Директор музея метал молнии праведного гнева. Как можно было испортить простейший экспонат — конструктор виртуальных миров?!
— Да я хотел подкрутить правила формальной логики, — оправдывался наладчик. — Вчера посетители жаловались, что барахлит…
— Так отправил бы всех классику смотреть, там ломаться нечему. А то развёл самодеятельность…
Наладчики продолжали ломать голову, как вытащить посетителя из дефектного изделия. Как сообщить ему, что для безопасного завершения сеанса надо дважды топнуть левой ногой… или почесать правое ухо… или левое? Даже мастер не помнил точно — как истинный адепт, инструкцию он не читал.
***
С Луной (она уже давно обратилась месяцем) я договорился. Пара невинных шуток отправила её в нирвану. Там стало светлее, и аборигены выстроились в очередь за анекдотами.
— А обезьяна смотрит в замочную скважину с той стороны — что будет делать исследователь?
Деревья расступались, веткоплеская.
«Расскажи про критерий разума!» — попросил ум. Похоже, он чего-то задумал, но плевать!
— Старая байка. Предположим, камера откроется, когда заключённый почешет левое ухо. Условие алогично, и найти решение может только свободный от разума человек…
Внезапно дверь взяла и открылась! Вот зараза, этот провокатор добился своего!
Вокруг толпились унылые люди — значит, я попал в один из самых нудных тренажёров, где царит железная логика причин и следствий. Вероятно, здесь потребуются столетия, чтобы осознать единственный текущий миг.
«Выхода нет», — обречённо подумал я. Солнце горестно вздыхало, ища дырку для ключа в моём сознании. Вот ужо я ему!
— Осторожно! Небо падает!
От крика Жаклин даже вороны кинулись врассыпную. Крылья мяли воздух, и птицы стрелами понеслись с веток в сторону желтого поля. Я задрал голову… Небо падало кусками. Вниз летела часть облака, следом само Небо. Я даже успел заметить черную подкладку с золотыми пуговками — звёздами.
Я же ринулся под свод старого дуба, на ветвях которого кроме широких и мясистых листьев росли длинные иголки. Дуб, под которым проводили обряд, под таким даже ливнем переждать не следует, но Небо падало. Жаклин дёрнула меня за камзол, и я послушно рухнул за дубом, рядом с ней. Приятный хвойный запах щекотал нос, и я чихнул. Следом раздался звон битой посуды, очень похоже, когда у нас в трактире пьянь да рвань бьёт тарелки с капустой. А капуста вкусная, мамань туда добавляет кусочки курицы. Кушать хотело от слова очень…
— Облако, — сказала сестра.
Следом звон разбитого стекла. Я его слышал один раз в жизни, когда единственный бокал бросили в стену. Проезжий барон сказал, что это на счастье. Правда, кому на счастье, я так и не понял: бокал разбит, барон утонул при переправе, его конь убежал в Темный Оскольчатый Лес, и охотники нашли его череп ближе к весне. Мне же было обидно за бокал, и я помнил этот ужасный звук разбитого стекла…
— А это кусочек Неба, — сказала сестра.
Она у меня смелая и умная.
— Это ведьмы с Вонючего Луга Небо рушат? — спросил я.
— Не знаю… — задумалась сестра, продолжая внимательно осматривать поле, — скорее нет. Ведьмы могут червяков трупных напустить или молоко скашивать, корову извести. Помнишь, как у соседки нашей коровы все в обрыв прыгнули?
— Ага.
— Вот то ведьмы. А это маги…
— Трупники? — оживился я. Я всегда любил истории про трупников. Вот же жизнь, надо тебе садовника, пошел в глухую ночь на кладбище, оживил себе труп. Или надоела старая служанка, кожа с неё уже совсем сошла, новую поднял из гробика…
Сестра звонко ударила меня по лбу.
— Сплюнь! Погодники это, все не могут поделить края границы… Так, до школы осталось совсем чуток.
— Что мне там делать? — насупился я.
— Учиться читать и писать, — сказала Сестра.
— А зачем?
Ответить Жаклин не успела, ветки дуба нагнулись и схватили нас, словно рукой. Жаклин сцапала меня за ворот, а сама вцепилась в выступающий корень.
— Он нас хочет поднять и кинуть!— закричал я.
Вот почему так мокро под деревом! Дерево — людоед! Расплющить, а потом на перегной, под корни…
— Два плюс два равно четыре! — закричала сестра. — Пять минус четыре равно один!
Я почувствовал, как сила веток слабеет…
— Ветер измеряется в метрах на секунду!
Я уже почти выкрутился, но дуб недовольно зашелестел…
— Земля вращается вокруг Солнца!
Ветки нас отпустили. Мы ринулись через поле, огибая куски Неба. Ветер свистел в ушах, пятки горели огнем.
— Стой. Все, тут граница школы… Тут уже магия не действует, — сказала сестра и поучительно добавила: — Вот для чего нужно учиться в школе. Магия нечестии не работает, если знания рядом!
И я подумал, если мы все выучимся в школе, то магия насовсем исчезнет?
Я отгородился от суетливого мира. Вовремя. Запиликал сигнал, и запустилась стандартный процедуал вхождения пользователя.
— Вы соединяетесь для общения с нашим искусственным интеллектом. Его универсальное имя — Талант. Если хотите поменять форму обращения, измените настройки…
— Хорошо. — Какой же приятный у неё голос!
— Представьтесь и введите пароль.
Она сделала паузу, и моё сердце остановилось.
— Ольга Колесникова, пароль…
Я перестал дышать. Я перестал жить. Общение с искусственным интеллектом стоит больших денег, для нас, студентов, они неподъёмные. А Ольга очень хотела поговорить о литературе. О стихах.
— Пароль: мне нравится Славик, — твердо закончила она.
— Пароль принят.
Я выдохнул. Сердце отбило барабанную дробь. Она сказала пароль! Ещё вчера я подарил ей универсальный ключ на общение с «интюхой». Ещё неделю тому скачал пиратский образ, который имитировал вход в систему известной фирмы. Теперь самое сложное.
— Я вас приветствую. Мне сменить имя?
— Нет, я извиняюсь, Талант, у меня сразу вопрос, можно из цифр сделать стихи?
— Легко, — ответил я, чувствуя, как лоб покрывается испариной.
Оля тактично подождала, а я лихорадочно искал ответ.
— Ольга, вам нравится Пушкин?
— Очень.
— Тогда повторите вслух:
17 30 48
140 10 01
126 138
140 3 501
— Понравилось? — спросил я, когда Ольга перестала смеяться.
— А Маяковского можно?
Время бежало незаметно, летели секунды, падали минуты и текли часы, как на картине Сальвадора Дали. Я успешно заменял «интюху», старался говорить нескладно, механически. Ольга смеялась и радовалась, даже хлопала в ладоши.
— Ой, а вы сами стих сочините? Прямо сейчас? — внезапно попросила она.
Я поднял голову, уставился в потолок. Как придумать стих, который нормальный человек не придумает? Выдохнул:
— Только детский.
— Талант, если можно, два сразу.
Я аж засопел. Но какие у нее прекрасные голубые глаза. Разве им можно отказать?
— Над землей арбуз летит,
Он чирикает, свистит:
— Я — горчица, я — лимон!
Я закрылся на ремонт!
Какой же у Оли замечательный смех!
Опасность! Дверь открылась. Я замахал на отца руками, словно пропеллер и затараторил:
— Время общения истекло. Спасибо за внимание, Ваш Талант.
И погасил связь. Отец покрутил у виска пальцем и закрыл двери.
— Fuuh, prosto pizdec, — произнес я с улыбкой на лице. Получилось. Всё получилось. Ольга довольна! Чего не сделаешь ради любимой, пусть она и не знает про это…
— Славик?
Я замер.
— Славик?
Я глянул на комп: связь продолжалась и дальше. Я промахнулся и не выключил прогу. Это провал, надо найти в себе силы…
— Оль, прости… У меня не было денег на настоящий абонемент. А тебе так хотелось поговорить с искусственным интеллектом…
Во рту пересохло так, что пустыня Сахара мне начала завидовать.
Тишина длиною в жизнь.
— Слав, а на мороженое у тебя деньги есть?
— Да.
— Тогда через час, в парке. Успеешь? — спросила Ольга.
Я улыбнулся. Конечно, успею.
— Ничего не помню, — поморщился я, ощутив новый ментальный удар.
— Немудрено, старичок, — ухмыльнулся Дим. — Вчера центром твоего внимания была Ирка. Вернее, её ноги. Договор ты подмахнул, не читая.
— Погоди, погоди, — я сложился пополам и какое-то время не дышал. — Припоминаю что-то такое. Подписал и… выпил зелье?
— Коктейль, — уточнил Дим. — Коктейль, старичок.
— Чертов Пашкин коктейль, — мрачно добавил я, пригнув голову, словно это могло спаси от очередного удара какого-то сердитого читателя.
Это утро я встретил в квартире Дима, куда мы завалились после встречи однокашников. Я действительно пялился на Иркины ноги и плохо следил за происходящим. А тем временем, оказывается, Пашка соблазнил нас протестировать его изобретение. По словам Пашки, все люди где-то как-то понемногу оставляют частичку своей души. Например, когда «с душой» делают работу. Другими словами, поскольку душа является частью личности, они раздают себя по кусочкам. Чтобы не быть голословным, Пашка предъявил зелье, якобы способное подтвердить сей сомнительный постулат. Мол, после его принятия мы сможем ощутить в полной мере те эмоции, что посылают нам люди, вступая в контакт с частичками нашей души.
— Так что, старичок, — заключил Дим, — удары, которые ты получаешь, на самом деле получает твоя душа, заложенная тобой, например, в последний роман.
— Ты хочешь сказать, он совсем-совсем никому не нравится? — жалобно спросил я.
— Может, и нравится, но, видишь ли, симпатия гораздо менее ярко выражена, нежели антипатия. Увы.
Снова удар.
— И долго это будет продолжаться? — спросил я, отдышавшись.
— В договоре указана неделя.
Неделя!
Так. Надо что-то делать.
Я бросился к компьютеру. Для начала закрываю все аккаунты. Убираю из свободного доступа тексты.
Блин! Пиратки!
Всякие там флибусты и иже с ними!
Что за дурная манера тащить к себе всякую хрень? Буду надеяться, что с пираток качают только мэтров — Кукляненко там, Сивова. Бромыко на худой конец.
— А ты не пиши хрень, — мудро посоветовал Дим.
Я пообещал, что не буду. Чуть не накатал в издательство, чтобы расторгнуть договор. Но вовремя вспомнил про неделю. Спросил:
— А как это вообще работает?
— Я не очень понял, — ответил Дим. — Пашка толкал что-то про квантово-волновой дуализм душевной материи, про пространственно-временной континуум, где располагается, длится, продолжается наше тело.
Удары прекратились. Более того, я ясно ощутил пару ментальных поцелуев. Наверное, в благодарность за удаление текстов.
— Не забудь ежедневно посылать Пашке отчеты, — сказал Дим.
Я посмотрел на друга. Спросил:
— А ты разве ничего не чувствуешь? Как поживают частички души, которые ты вкладываешь в криво оформленные сайты?
— Я никогда не вкладываю душу, — нравоучительно заметил Дим. — И зря ты так про сайты. Я всё делаю с любовью. А не с душой. Чувствуешь разницу, старичок?
В этот момент он сложился пополам, а во дворе завыла сирена. Я подошел к окну.
В новенькую Димкину машину со всей дури влетел черный крузак.
— Афиноген, сколько времени? Не на меня смотрите, на циферблат смотрите. Ну? Куда указывают стрелки? Толстая короткая напротив какой цифры стоит? Хорошо. А длинная тонкая? Правильно. Таким образом, сколько сейчас времени? Нет. Часовая стрелка короткая и толстая. Что значит «допускает произвольное толкование»? Вы тролль или прикидываетесь? Смотрите у меня, Афиноген! Вы слушайте, запоминайте и применяйте на практике. Так не нами заведено и не нам это менять.
Какой мы из этого делаем вывод, дети? Ну же, включите логическое мышление. Вы — в школе, стрелки на часах указывают девять ноль пять. Знаю, что устали после смены, но давайте уж сниматься с тормоза.
Это значит, что урок начался. Повторим пройденное. Доска грязная, тряпку бы хоть кто намочил…
Это буква «а». Это такой домик с чёрточкой. Это буква «бэ». То, что вы называете «беременная кочерга». А вот это что за буква? «Верблюд»… Правильно, Леночка, меметичненько, но всё-таки что это за буква? «Вэ»?
Пройдёмся по всему ряду…
А теперь, дети, раскроем тетрадочки и возьмём карандаши… Совсем обленились, твари бородатые. Дети, я понимаю, что с работы. Машенька, раздайте листочки всем склеротикам, кто забыл тетрадку. И вон та коробка из-под кроссовок, в ней огрызки карандашей. Спасибо. Так, пишем, дети… Валериан, чего тянете в рот всякую каку. Не мусольте карандаш, он не химический. О, у вас химический? Как это модно. Как мило!
Пишем, дети. «Ван-на-би». У «эн» чёрточка посередине, ровная как пол. «Вал-ла-би». У «и» чёрточка идёт вверх в другую сторону, не справа налево, а слева направо. Да, странно. Так заведено. Учитесь, дети. Гаджетов больше не будет.
«Мастер Ха сказал: в пятый день месяца юй выйди в ночь».
Такие письма получили сто мальчиков царства Чжоу. Всего сто! И лишь один из них станет учеником самого Мастера Ха — легендарного, равного богам Мастера Ха!
Как только четвёртый день месяца юй сменился пятым, сто мальчиков шагнули из своих домов… прямо на горную дорогу. Она была широкой, но заросла травой и вела ниоткуда в никуда: и начиналась, и обрывалась среди валунов.
— Это он! Это Мастер Ха! — зашумели мальчики, увидев стоящего на обломке скалы древнего старика, но тут же притихли.
Старик проговорил громким, звучным голосом:
— Сегодня полнолуние. Кто не восхитился луной — домой!
И исчез вместе с десятком мальчиков.
Так было несколько ночей подряд:
— Кто в страхе бежал от летучих мышей — взашей!
— Кто прогнал камнями раненую рысь — брысь!
— Кто…
Когда по дороге из ниоткуда пришел черный кот размером с тигра, мальчиков оставалось всего трое. Первый вежливо посторонился. Второй храбро шагнул навстречу. Третий же ахнул: «Вот это да!» и протянул руку ладонью вверх, давая себя обнюхать.
— Не скучно ли на темной дороге? — спросил его возникший рядом старик. — А, впрочем, какая разница. Мне ты всё равно не подходишь.
— Зато я подхожу ему, — завороженно выдохнул мальчик, осторожно почесывая огромного кота под подбородком.
— Ха! — вырвалось у зверя.
Мальчик отдернул руку и вдруг понял, что на горной дороге их осталось трое: кот, старик и он сам.
— Его беру, — черный зверь ткнул лапой в изумленно раскрытый рот мальчика, отчего тот невольно заплевался. — Смешной, любопытный, упрямый. Беру!
Старик кивнул и лег на дорогу.
— Вот тебе мой совет, мальчик, — медленно проговорил он. — Не делай, как я. По крайней мере, пока тебе не исполнится лет семьсот.
— А? — растерялся мальчик. — Чего не делай?
— Не скучай, — пояснил кот. — Если человеку становится скучно жить — значит, ему пора умереть.
Тело старика стало прозрачным и расплылось туманом.
— Идем, юный ученик, — Мастер Ха встопорщил длинные черные усы. — Утро близко. Время собирать звёзды.
— Доктор! Док-тор… тор… тор… Вам хорошо спалось? А я думал о котятах. Милые пушистики. Аллергичные комочки меха. Дерущие мебель твари. Миндалевидные глазурные глазки смотрят на меня из мешка. Вы любите зелёный? Успокаивающий цвет. Травка, букашки, девочка с шариком, тоже зелёным. Ровно подстриженный газон. Дата на камне. Ей было всего двенадцать. Белый бархат сгнил, белое платье истлело, белые кости. Белый мне нравится больше. Белый мне идёт, вам не кажется?
— Доктор, вы весы? Вы должны родиться позже. Никогда!
— Как меня раздражает улыбка того, кого ты только что убил. Я всаживал нож по самую рукоятку, а она продолжала мне улыбаться. Доктор, это невыносимо! А вы принесли те замечательные таблетки, что я сплёвываю в унитаз? Весь мир нужно смыть в унитаз, ему там самое место.
— Роршарх? А вы шутник, Доктор! Развяжите меня, и я заставлю вас смеяться. Развяжите меня! Развяжите!
— Гештальты, Гештальты… Хм… Когда мне был пять, дядя Рональд любил принимать ванну, когда мама уходила из дома. Он всегда брал меня с собой. Очень заботливый дядя. У него была любимая игра — раздень дельфина. Очень увлекательно! Вы играли?
— Он украл! Украл моих плюшевых единорогов! Я лепил их для вас, Доктор.
— Мои детские воспоминания? О! Они опасны, Доктор. Витражными крыльями бабочки они всплывают в темноте моего разума. Тронь их, и дзинь! Они осыплются бритвенными осколками. Они могут поранить меня, вас. Весь город будет изрезан на клочья воспоминаний. Где мой пиджак и помада?
— Пирог, пирожок, пирожочек. Бог? Да, я верю в Бога. В могучего дядьку в белой простыне и с бородой. Он прекрасен. Он любит нас всех. Мы с ним так похожи. Нас умоляют и просят, стоя на коленях. Нас проклинают и требуют ответов, эти странные людишки. У нас одинаковое чувство юмора. Вы согласны, Доктор?
— Зачем вы лезете в мою голову? Понять? Тс-с… Я открою вам секрет. Приставьте дрель к своему виску и нажмите на кнопку. Вставьте трубочку и высосите свой мозг, запивая «Маргаритой». Зажмите в зубах провод и воткните в розетку. Вы увидите мою улыбку — это дверь. Моя нора, но вы в неё не вле-зе-те.
— Вам нравится моя улыбка. Я хотел смеяться. Хотел получить ошеломительную улыбку. Мой отец был рыбак. Я взял крючки. Они такие острые, так похожи на маленькие трезубцы. Я протыкал ими щеки. Один крючок за одним. Чпоньк, и он внутри меня. Чпоньк, и уже снаружи. Боль и возбуждение. Я скрепил их леской, привязал к ручке нашей двери и позвонил. Мама распахнула дверь. Она была первой в мире, кому я подарил свою улыбку, а она не засмеялась. Почему, Доктор? Почему?
— Скрепка. Ваш подарок мне, Доктор. Вы знаете, о чём мечтает мужчина! Я тоже хочу сделать вам подарок. Сейчас, Доктор, я делаю вам о-о-очень, о-о-очень смешно!