Шумоизоляция дома Энжи была гораздо лучше, чем в моем. Я спал мертвецким сном, и ночь прошла отлично — мы не скандалили. Утро тоже задалось: когда я встал, она уже уснула. Вот — идеальная совместная жизнь. Главное, не давать повода или времени на ссору, и все будет отлично. Я быстренько собрался и вышел. Сегодня воскресная служба в церкви, такое пропускать нельзя.
Дома у меня уже были близнецы. Жилище в городе никто не запирает — вдруг кому понадобится переждать ненастье?
— Да ты переехал что ли? — сказал Сэм, и близнецы принялись ржать.
Мои отношения с Энжи — что-то вроде местного анекдота. Старая кошелка Перекати Поле посвящает нам целую страницу в своей газетенке.
— Да ты никак шутить научился? — говорю я, всплеснув руками. — Может, в циркачи подашься, Сэм?
— Я не Сэм, — брешет Сэм.
Фишер кивает, брехло молчаливое.
Таки да, этих близнецов друг от друга хрен отличишь. Только один говорливый, а другой — молчун. И никто в городе не знает, кто из них кто, кроме меня. Если пролежал в гробу несколько дней, то уж точно запомнишь лицо и имя человека, откопавшего тебя. Эффект утенка, не иначе.
Желания перекидываться шуточками не было, поэтому я просто махнул рукой.
— Стареешь, — заключил Сэм.
— Я уже давно постарел, сопляк.
— А Энжи в курсе?
— Сам у нее спроси. Лучше скажи, как вчера посидели?
Посидели они отлично. Мэр был настолько ошарашен случившимся, что играл из рук вон. Священник снова пасовал при каждом удобном, а журналистка была чертовски плоха в блефе. В итоге мои парни остались в выигрыше. Мы отпраздновали их победу глотком настойки и отправились на службу. Не стоит опаздывать на единственное в городе развлечение. Надо только в рабочей тетради, которую до меня вел еще отец, сделать приятную пометку: «такое-то число такого-то года. Гроб Мэру. Не пригодился.»
Мы пришли вовремя, но у церкви вытянулась длинная очередь. Она гудела, разговаривала, перемывала косточки — все как обычно на воскресной службе. У двери стоял Мэр и с любезной улыбкой протягивал каждому входящему в церковь пожелтевшую от времени книгу и ручку. То, что я вижу живого Мэра, меня обрадовало, все-таки я переживал. А вот книжка в его руках — не очень.
— Прошу, — улыбнулся он, наконец, и мне.
— Что это? — спросил я осторожно.
— Книга посещений служб, — ответил он.
— Такая есть?
— Старая традиция. Несправедливо забытая.
— И?
— Распишись.
Я поперхнулся и мрачно взглянул на Мэра. Вот ведь дурацкая шуточка для человека, которому ты вчера спас жизнь! Мэр был одним из тех, кто знал о моем досадном недуге. В глазах потемнело, заломило в висках. К горлу подкатила тошнота, и я обрадовался, что не завтракал.
— Не могу, — выдавил я из себя.
— Подпиши, — велел Мэр. — Ты можешь.
— Нет!
Мэр посмотрел на меня очень внимательно. Голос его был спокоен и сух.
— Значит, ты отказываешься выполнить законное требование официального главы города?
— Мэр, да что с тобой?
Близнецы позади меня зашушукались.
— Повторяю вопрос: значит, ты отказываешься выполнить…
— Да, да! Отказываюсь! Да что с тобой вообще?!
Глаза Мэра сузились, хотя лицо по-прежнему оставалось каменным.
— Тогда умри.
Это прозвучало так неожиданно, что я даже не успел среагировать. А мой старый друг уже дернул из кобуры импульсный револьвер. Разум завопил от страха, а тело продолжало, застыв, стоять. В следующий миг вокруг начался кромешный ад. Меня толкнули, я грохнулся на землю. Раздался короткий вой — выстрелил револьвер Мэра, на том месте, где я только что стоял, брызнула в стороны красноватая земля. А затем взвыли еще два ионника — почти синхронно — и, Мэр, всхлипнув, отлетел к стене.
Кто-то закричал пронзительно и тонко.
— Мэра убили!
Церковь разом будто вспучилась от воплей, внутри принялись вопить и спорить. В дверях возникла давка. Очередь за мной, потеряв стройность, рассыпалась. Сэм рухнул на колени и зажал глаза руками. Казалось, он и сам при смерти: первая кровь на руках.
— Сэм, глянь! — пробился сквозь гам голос Фишера, и столько было в нем ужаса, что все разом затихли. А потом заголосили с новой силой.
У них был повод.
Выстрелы парней угодили в Мэра дважды — один в грудь, другой в голову. Но из ран не лилась кровь. Оттуда будто сыпалась мелкая латунная стружка. Внутренние органы уже наполовину состояли из сложного набора маятников и шестеренок всех мастей. Предсказание было верным. Мэр умер часов двенадцать назад, и вовсе не от ионных разрядов. А от механо-оспы. Она вернулась.
***
Механо-оспа. Проклятие нашего и так не слишком дружелюбного мира. Человек превращается в механическую куклу — автоматон. Микроскопические механо-боты копируют повадки носителя и доводят их до абсолюта. Но им не под силу воссоздать сложность человеческой натуры. При жизни Мэр бывал чуть педантичен. Проклятые боты сделали из него абсолютного педанта. Вот откуда взялась эта «несправедливо забытая» книга. Автоматон, получившийся из моего отца, положил, следуя сценарию, меня в гроб и закопал. Долбаные жестянки способны на ужасные вещи. В прошлый раз наш город едва не стерла с лица земли механо-оспа вкупе с отрядом конфедерацци, которые повсюду ее искореняют.
Я смотрел на хромированные останки своего друга, а вокруг царила истерика. Служба была сорвана. На улицу выбежал отец Весло и постарался успокоить народ. Народ успокоился тем, что разбежался по домам. Все ясно понимали: если эпидемия вернулась в город, то скоро придут и конфедерацци.
Я сидел на земле и не мог пошевелиться. На моих глазах погиб старый товарищ, пытавшийся меня застрелить. Нет, я понимал, что сам Мэр уже был мертв, а целился в меня ходячий труп, нашпигованный шестернями. Но легче от этого не становилось.
Близнецы же восприняли происходящее спокойно, будто не они только что убили человека, который их вырастил. Ладно, одного из таких людей. И будто бы не Сэм стоял на коленях в ужасе.
Члены отказывались двигаться. Наверное, что-то похожее чувствует автоматон, если в его шестерни попал песок? А они вообще способны что-то чувствовать? Тот же Мэр даже глазом не моргнул, когда вытащил револьвер. Я зажмурился, и меня начало трясти.
— Але! Ты слышишь меня? Эй!
Ага, меня не трясет, это меня трясут. Я открыл глаза и увидел озабоченное лицо священника.
— Я в порядке, отец.
— Знаю, что ты в порядке, — сказал Весло. — Я о другом хотел спросить. Есть в чем похоронить Мэра?
Вопрос не праздный. Так уж случилось, что теперь хоронить умерших можно только в гробах. Иначе земля быстро переработает и превратит в какую-нибудь дрянь. Вроде механо-оспы. Такая уж она стала, матушка-земля.
— Так что? Гроб есть?
Я с усилием кивнул.
— Хорошо, — выпрямился Весло. — Возьмите мою тачку, и гоните гроб сюда. Похороним быстро, пока не началось.
— И еще, — добавил он. — Перекати видел?
Я подавил в себе желание оглядеться по сторонам. Понятное дело, что нет, раз Весло спрашивает. Припомнил очередь: толпа фермеров, шахтеров… А журналистки нет.
Мотнул головой.
— Я тоже не видел, — кивнул священник. — Зайди к ней, позови. Думаю, нам нужен новый мэр. А, значит, нужно созвать совет… или выборы устроить… Пресса должна присутствовать.
Тень усталости набежала на морщинистое лицо Весла.
— В общем, зайди к ней.
***
До моего дома мы шли втроем. Сэм — катил тачку, Фишер поддерживал меня. Братья часто помогали, поэтому знали, что делать. Оставив мои кости ныть дома, они забрали гроб и увезли его в церковь. Я же собрался с силами, взятыми большей частью из настойки, и отправился к журналистке. Как бы мы друг к другу ни относились, дело есть дело.
Дверь в ее дом почему-то была распахнута настежь. Порог замело песком, шлюз и прихожая покрылись мини-барханами. Перекати решила проветрить жилище?
На самом деле, я понимал, что ничего хорошего меня внутри не ждет. Двери всех домов в городе закрываются автоматически. С опаской я заглянул в прихожую и обомлел. У Перекати стоял замок на двери, старомодный магнитный засов. Он блокировал пневматику и позволял запирать дом. Вот так чудеса. Неужели журналистка кого-то боялась?
Пахло паленым.
С самыми дурными предчувствиями я зашел в гостиную, но там не оказалось ничего. То есть совсем ничего. Пол был весь в пыли и песке, обои пошли лоскутами, пластиковые вставки причудливо оплавились. Будто взорвалась плазменная граната. Но гранаты не крадут книги и не обыскивают дом. Книжные полки пустовали, ящики были вырваны из обугленного стола. То, что я принял за песок, оказалось толстым слоем пепла. Дом был пуст, похоже, все, что составляло жизнь журналистки, сгорело в этом странном пожаре.
— Поле? — позвал я. — Перекати?
Никто мне не ответил. Без всякой надежды я обошел соседей, но никто ничего не слышал. Ветер на улице смог бы скрыть даже звуки приближающейся армии.
И не зная, что делать, я просто ушел.
Домой вернулся поздно вечером. Мэра мы похоронили быстро. Большую часть времени обсуждали, что делать дальше. Избрать нового главу было жизненно необходимо, хотя бы для координации действий. Так уж вышло, что из городского совета остались только я да Весло. После долгих препирательств решили провести голосование. Не самый быстрый способ, зато самый безопасный. Почтальон Джером разнесет по домам бланки, а потом соберет их. Когда мы закончили готовить бланки, солнце уже и забыло, что вообще находилось на небе. Я устало хрустел суставами, и Весло смилостивился — отпустил меня домой, пообещав, что сам отдаст бланки Джерому. Я не стал предлагать помощь.
Дома сил хватило лишь на то, чтобы-таки включить котел. Энергия накопленного за долгое лето тепла рванулась по проводам, уютно зашумели нагреватели. Воздух быстро потеплел. Ну вот, настоящие тропики. Вот бы еще и шумоизоляцию, как у Анжелы… Да, по идее, надо было идти к ней, ведь я переехал, так? Но мне не хотелось очередного поединка умов, не хотелось ждать скандала и следить за ее взглядом — упадет на часы или нет? Мне хотелось просто отдохнуть и понадеяться, что Энжи меня поймет. Я упал на подушку, пообещав себе подумать обо всем этом завтра, и уснул.
Подумать, само собой, не вышло, потому что, проснувшись, я обнаружил перед кроватью свежий гроб.
«Весло Мэри Кожаное».
Поначалу я даже растерялся. Понятия не имел про второе имя Весла, но, черт побери, я совершенно не удивлен, что он его скрывал. Мэри Кожаное Весло звучит гораздо хуже, чем просто Кожаное Весло.
А потом пришел тихий ужас. Да, однажды человек стареет настолько, что понимает: бегать и кричать уже не солидно. Отыне он будет только цепенеть и разевать в ужасе полный стальных зубов рот. В другое время я бы пошел к братьям и попросил их об очередной услуге. Они привыкли. Но теперь… Если Весло заболел механо-оспой, мы ему не поможем. Более того, можем заболеть сами и… Так, стоп. Предыдущие разы, когда я шел спасать кого-то — это тоже был риск. Так ли отличался мимикот от механо-оспы? Отличался. Мимикот не способен убить весь город. А оспа — способна. Вопрос в масштабах. Непонятно откуда взявшаяся ответственность за целый город тяжким бременем свалилась мне на плечи. Хотелось сесть и больше не вставать.
В дело пошла травяная настойка. Какое-то время я безобразно пил из горла, и, когда меня чуть не стошнило, посмотрел на ситуацию немного помутневшим, но более спокойным взглядом.
Итак, Весло не сегодня-завтра умрет, и я, скорее всего, ничего не смогу с этим поделать. Хорошо. Точнее, ничего хорошего. Я должен к нему сходить и сказать правду. Так или иначе. Это мой долг.
И я пошел. Мы встретились, я все ему рассказал про гробы и его имя на крышке. Не утаил почти ничего. По мере рассказа лицо Весла темнело. Когда я закончил, он долго сидел молча. Сцепил руки на коленях и взглядом бурил пол.
— Что ж, — наконец сказал он. — Многое становится понятным.
Цвет лица его вернулся к норме.
— Ну, — сказал он. — Мне тоже есть, что тебе поведать.
Вообще, мы были с ним почти ровесниками. Лет на десять он меня опередил, но сейчас я чувствовал себя мальчишкой перед старцем. Может быть, религия и правда дает какую-то мудрость или рассудительность.
— Ты знаешь, как действует механо-оспа? — спросил Весло.
— Убивает. Превращает в автоматоны.
— Да. Но как именно?
— Понятия не имею.
— А я тебе расскажу. Я тогда исповедовал одного конфедерацци. Парень не жилец был — автоматон его крепко зацепил.
— И?
— Не перебивай. Я тут, если ты не заметил, святость исповеди нарушаю. Так вот. Как думаешь, почему мир до сих пор не превратился в одно большое такое царство автоматонов?
А может и превратился. Что там за этой пустыней — черт его знает. Я там не был.
От таких мыслей я поежился, Весло это заметил.
— Боишься? Правильно делаешь. Но шанс спастись есть.
Он встал, хлебнул из фляги и кинул мне.
— Взбодрись.
Я отказался. Во мне еще плескалась травяная бодрость.
— Так вот, — сказал он. — Механо-оспа действует не как обычная, например, оспа. Она не заражает всех подряд, иначе мы бы все уже были мертвы. Понимаешь? Обычно есть кто-то, кто заболел раньше всех, конфедерацци его называли заразителем. И уже от него заболевают все остальные. Только от него. Даже если я сейчас рассыплюсь на шестерни, а ты наешься их до отвала, далеко не факт, что заболеешь. Для этого нужен контакт с заразителем.
Надежда вспыхнула во мне сверхновой, но затем притухла на несколько миллионов порядков.
— Да, — сказал Весло. — Если я заразился, то умру. Вычислить, кто именно меня заразил, нельзя — вчера в церкви было полгорода. Но выход есть. Найдите заразителя, убейте и похороните его.
— А что же с теми, кто заразился?
— Они умрут, — тихо сказал Весло. — Но у всех остальных будет шанс.
Мы помолчали.
— А этот твой конфедерацци не упоминал, как найти заразителя? Как отличить его от других автоматонов?
Священник покачал головой, и лицо его снова омрачилось.
— Извини, друг, пожалуй, больше я ничем тебе помочь не смогу.
— Но Весло! Ты еще не умер!
Он поднялся.
— Иди. Спасибо, что заглянул. Верю, наша встреча была необходима нам обоим.
— Но…
— Иди! — рявкнул он.
Лоб священника в испарине, руки подрагивают. Ему страшно, очень страшно.
— Ступай, — уже спокойнее сказал Весло. — Мне еще нужно подготовиться ко встрече с Господом.
Я развернулся и пошел прочь.
— Захвати тачку, — сказал он мне в спину. — Привози вечером мой гроб.
— Хорошо, — шепотом ответил я. — Хорошо.
«Такое-то число такого-то года. Гроб Кожаному Веслу. Доставлен.»
С востока шел пылевой шторм. Крыша дребезжала, песок шлифовал ударопрочные стекла. Ветер, хоть и стремился, не мог войти и кричал обидные слова сквозь дрянную шумоизоляцию. Спалось ужасно. Я мерз, но идти включать котел было лень. Жидкое одеяло не грело, но спасало от обжигающего холода, который уж точно пощекочет мне ребра, стоит вылезти из кровати. Вот и ворочался с боку на бок, не в силах заснуть.
А потом все изменилось. Ранним утром — еще и солнце не взошло — начался акт творения.
Меня било и рвало, затем я плавал на волнах страсти и блаженства. Все это приятно пахло керосином, я растворялся в нем, потому что всем известно: керосин — хороший растворитель. Сознание блуждало по лабиринтам чьей-то, возможно, даже моей, души.
Настало утро, и оказалось, что я сделал даже не один, а целых два гроба. Значит, в ближайшие сутки умрет не один, а два человека. Вот напасть!
Прежде чем узнать имена бедолаг, я выпил травяного настоя. Это практически ритуал: видишь сделанный в припадке гроб — выпей настоя. И только успокоившись, принимайся за выяснения. Я поднял крышку первого гроба и под крышкой нашел имя — Мэр Даль. Что ж, старый друг, видать, зажился ты на этом свете.
Так уж вышло, что мне досталась полезная мутация: я предсказываю смерти людей, изготавливая им гробы. Именные. Происходит это так: я сплю, со мной случается припадок, душа отправляется вверх по реке керосинового блаженства, а наутро оказывается, что я сделал гроб. И подписал его маркером. Само собой, надпись я стираю, чтобы родные усопшего не подумали лишнего. Например, что я знал об этой смерти заранее, но предупредить забыл, хотя часто так и есть: не хочется огласки. Как показывает практика, предсказателям живется так себе: их рубят топором, они умирают от подагры или слепнут к чертям. Лучше уж я буду молча делать две вещи — гробы и лицо кирпичом. Дар у меня наследственный, а предсказание сбывается в течение суток. И, раз я сделал гробик своему другу Мэру, значит, он точно откинет копыта еще до завтрашнего рассвета. Если, конечно, я не помешаю.
Так, ладно, что там со вторым?
Второй оказался безымянным.
— Этого не может быть, — уверенно заявил я, но гроб не ответил.
Он стоял и буквально бросал вызов своей чистотой. Я обшарил его, прошерстил каждый сантиметр, но надписи не нашел.
Ха! Может, все дело в маркере? Он хоть и реликвия семейная, но мог же войлочный кончик засохнуть? Мог ведь я оставить его случайно открытым? Сдернув колпачок, я лихо мазнул по руке и с негодованием уставился на жирную черную полосу.
Ага.
Не в кончике дело.
Ритуал был нарушен: я приложился к травяному настою еще пару раз.
Итак, я сделал безымянный гроб. Что из этого следует? Что кто-то не дождется от меня шанса на спасение и умрет сегодня-завтра? Не велика трагедия, на самом деле. Пару раз в месяц я делаю гробы бедолагам, которые работают в руднике, так что их смерть не предотвратить. Гробовщик быстро мирится со смертью незнакомцев.
Другое дело — Мэр. За него точно стоит побороться.
Когда спасаешь жизни, это не проходит незамеченным. Меня не носят на руках толпы поклонников, просто провидение, понимая, что тебе не все равно, старается в меру сил помогать. Вот и сейчас, не успел я толком подумать, как именно мне спасать Мэра, в дверь постучали.
Как был — полуголой пожилой обезьяной — я пошел открывать. В наши дни минута промедления может стать решающей для того, кто снаружи. После хим-ядерной переделки мир стал чертовски неуютным. За дверью переминался в ожидании пыхтящий гигант с красными эполетами и золотистым шлемом. Как ни увижу скафандр штурмовика-конфедерациста, так в дрожь и бросает. Щиток слегка приоткрылся, явив мне старчески-прозрачные водянистые глаза.
— Тебе письмо, — прогудел Джером, наш почтальон. Ходят легенды, что настоящий голос Джерома ласков и мягок, но звук из скафандра просачивается через древние речевые модули. А голым нашего почтальона не видали уже лет десять, а то и двадцать. Мир таков, что единожды оказавшись в безопасности, пусть относительной, стремишься там и остаться. Джером стремится изо всех сил. Думаю, он даже дома не снимает скафандр. Только отдавая почту, слегка приоткрывает щиток, чтобы мы поняли: это он, а не какой-нибудь заезжий конфедерацци.
— Спасибо.
Джером кивнул, захлопнул щиток и ушел, не предложив расписаться в квитанции, за что я был чертовски благодарен. Письмо оказалось от Мэра. Он приглашал сыграть в покер вечерком. Говорил ведь, само провидение помогает!
***
Легкий прочный комбез, пусть слегка запятнанный, позволит добраться живым в гости к другу и украсит любую вечеринку. В качестве презента я прихватил последнюю бутылку импортного вина. А завершающим штрихом к образу денди решил сделать близнецов Сэма и Фишера. Только полный идиот спасает жизни в одиночку. Чем больше народу — тем больше шансов, поэтому первым делом я двинул к ним.
Не знаю, чем там молодежь в наши дни занимается по вечерам, но близнецы в подвале стреляли по мишеням. Едва я вошел, они тут же без вопросов собрались. Хорошие ребята. Их после прошлой зачистки оставил отряд конфедерацистов. Наш городок пострадал меньше соседнего, в котором убили вообще всех. У нас в живых осталось десятеро. Уже потом, когда прибыли переселенцы и шахтеры, отстроили заново город. А тогда, сразу после зачистки — дымящиеся руины, воронки, стеклянные лужи напалма… И десять человек. Им конфедерацци и всучили двух пятилеток. Нет, я не жалуюсь, ребята мне жизнь спасли, просто такое детство не могло на них не повлиять. Они преданы городу и готовы умереть за его благополучие. Вот такой веселой компанией мы и явились.
— Ты зачем притащил детей? — проскрипел Мэр. — Совсем крыша на старости поехала?
Это наш любимый Мэр Даль. Кстати, Мэр — это и имя, и должность. Его мать назвала так сыночка из экономии. Тогда у нас за регистрацию новых членов общины приходилось платить, причем побуквенно за каждое имя. Что-нибудь модное и звучное вроде «Брюс» или «Кэмпбелл» могли позволить себе только толстосумы или конфедерацисты. Мой-то папаша справил мне имя хорошее, а вот Мэру не свезло. Впрочем, когда город отстраивали заново, люди подумали: какого черта у нас два мэра — мэр и Мэр? Что за путаница, пусть будет один! К моему удивлению, повеса Даль оказался неплохим городским главой. Первым же, кстати, делом он упразднил плату за регистрацию.
— Этим детям четвертый десяточек, — буркнул я. — Впусти нас уже!
И он пустил, конечно, но осудил.
Как выяснилось, мы пришли последними. За круглым карточным столом уже сидели священник Кожаное Весло, Перекати Поле — наша местная журналистка — и… Анжела. Да-да, именно она. Выглядит, будто ей по-прежнему двадцать, а не кхе-кхе-десят; бледность — даже не аристократическая, а истинно королевская; тонкие, подлые, но красивой формы губы; глаза, вызывающие дрожь даже спустя много лет. Вот и теперь вызвали. Увидев ее, я застыл от неожиданности. Хотя, чего удивляться, солнце ведь село, а она — свободная женщина и может ходить, куда хочет.
Энжи ничего не сказала мне, даже не кивнула. Отец Весло учтиво поздоровался, зато сволочная журналистка не пожалела слов:
— А вот и наша престарелая звезда! Как дела, как здоровье?
И тут же в сторону Мэра:
— Ты почему не сказал, что его позовешь? Я бы блокнотов побольше взяла.
И опять мне.
— Ну, что расскажет наш Дон Жуан? Сколько женских сердец планируешь разбить?
— За свое не переживай, — заявил я и уселся рядом с ней. — Бабушек обхожу стороной.
Перекати скривилась, но промолчала, зато Весло неодобрительно покачал головой.
— Угомонитесь, — сказал Мэр. — Все и так прекрасно все знают. Не первый год знакомы.
Не первый — это уж точно.
— Давайте уже играть.
Ох уж этот ее голос с легкой хрипотцой! Бр-р-р! По коже побежали мурашки.
— Давайте, — обрадовался Весло, и мы дали.
Старинная люстра — только у одного Мэра была такая — отбрасывала на стены изящный параноидальный узор. Свечи, которых в комнате было в достатке, плясали под дудку сквозняка. Цигареты дымили, нервы плавились.
Святому отцу, как обычно, не доставало выдержки. Он легко пасовал даже на удачных комбинациях. Перекати играла хорошо, но слишком опрометчиво. Мэр предпочитал выжидать — самая опасная тактика. Сэм ставил наобум, а вот Фишер играл сосредоточенно. Трудно было угадать, что происходит в его голове. В какой-то момент остались только мы с Анжелой. Она повысила, я уравнял. У меня была вшивая пара королев, я блефовал, и она знала, что я блефую. Обстановка накалилась, и первым не выдержал Мэр:
— Пора выпить.
Он встал, шагнул к серванту. Это и спасло меня от полного разгрома.
Раздалось дребезжащее мяуканье, пыль на шкафу взметнулась, а потом из нее соткался мимикот. Тварь, мимикрирующая под что угодно и что угодно жрущая. Мявкнув еще раз, она кинулась на Мэра.
Вот он — момент истины!
Я не успел, рефлексы уж не те. Вроде тело и рванулось вперед — помочь, спасти — да ум одернул. Мол, неча скрипучими костями соваться, только все испортишь. Зато успел Фишер. Взвыл ионный револьвер, и мимикот обратился в пыль. И ошметки. И кровь, конечно, тоже.
Глаза Энжи странно полыхнули и погасли, будто кто-то внутри зрачков развел и тут же затушил мощный костер. Никогда такого за ней не замечал.
В тишине прозвучал мой голос:
— Ну, Мэр, все еще недоволен, что я привел детей?
— Иди ты, — отозвался Мэр, и краска вернулась на его лицо. — Вот иди ты!
Я, кряхтя, поднялся, отряхнулся.
— Да и правда, пойду. Домой пора.
— Это всего лишь мимикот, — дрожащим голосом сказала Перекати. — В штаны наложил?
— Ага, — согласился я. — На мне ж комбез, просто так не вытряхнешь.
Перекати только выругалась, а Весло перекрестился.
— Староват я для такого, — сказал я. — Не провожайте.
Сэм вопросительно посмотрел на меня, но я мотнул головой. Пусть лучше здесь остаются, а то вдруг мимикот тут не один.
Но в холле меня догнала Анжела. Я, не оборачиваясь, узнал ее шаги.
— По-прежнему играешь в героя? — спросила она.
Когда я говорил, что ни одна живая душа не знает о моем увлечении, то не имел в виду Анжелу. По разным причинам. Хотел было ответить резко, но понял, что в ее голосе нет насмешки. Медленно повернулся.
— Здравствуй, Энжи.
— Не знаю, — сказала она, — почему даже спустя столько лет твой дурацкий крестовый поход меня до сих пор…
— Возбуждает? — спросил я, заранее готовясь к скандалу, но охнул — Анжела кинулась и прижалась ко мне.
— Не хочешь переехать? — шепнула она.
В который раз.
— Хочу, — выдохнул я.
— Подожди здесь, — сказала она и отступила. Забежала обратно в комнату, шумно чмокнула каждого в щеку, и мы покинули этот дом. Держась за руки, дошли до заветного перекрестка и поспешили каждый к себе. Она — приводить свое гнездышко в порядок, а я опрометью похромал домой за чемоданом.
***
Мама, бывало, говорила: если что потерял, ищи под диваном или за шкафом. Увидев Энжи, я потерял покой, но ни под диваном, ни за шкафом его не нашел. Еще до того, как она стала бледнее смерти, до того, как превратилась в изящное чудовище, я влюбился как мальчишка, хотя именно мальчишкой я и был. В тот же день я признался ей в любви, и она ответила: «Что, и ты тоже?» Сначала я оскорбился, подумав, что до меня успели признаться все остальные наши парни, но она имела в виду другое. Да, с выражением мыслей у нее беда, как у любой женщины. Мы стали парой, и жили долго и счастливо, целых три месяца. Я делал гробы и спасал людей от смерти, а она мне помогала. А потом в город пришла армия конфедерацци и сожгла его к чертям. Оказалось, среди жителей тишайше буйствовала механо-оспа, и из пятисот человек двести пятьдесят были автоматонами. И никто не догадывался, пока не явились конфедерацци со своими псами-ищейками. Не так страшна механо-оспа, как искореняющая ее армия. Из этой заварухи мы все вышли несколько другими. С тех пор наши отношения напоминают синусоиду. Я переезжаю к Анжеле, потом мы ссоримся, и она меня выгоняет. Но я всегда жду следующего раза, поэтому держу чемодан наготове.
Ставни дома Энжи были плотно забиты, кое-где даже заварены. Ни капли солнца в дом, что логично, если ты кровосос со стажем в десятилетия.
Мутантом ее сделали конфедерацци. Один солдатик не устоял перед ее красотой и помимо поруганной чести оставил еще и кровососный вирус. С тех пор Анжела без человеческой крови не прожила и дня. Стала врачом, лечила всех без разбору, а кровь ей давали в благодарность. Как-то приехали крепко сбитые молодцы, стащили с телеги несколько ржавых канистр и сказали, что отныне сами будут возить ей кровь. Но и лечить она будет только их клиентов. Старик Жупел разошелся, принялся лупить молодцов клюкой, но ионная картечь его заткнула. Да так успешно, что потом пришлось чуть не веником в гроб сметать. Ну, а Энжи зарычала и утащила молодцев в дом. Крови ей хватило на неделю, а то и на две.
Я позвонил в дверь, она тотчас распахнулась, насколько вообще применимо к этим шлюзовым дверям понятие «тотчас».
— Заходи, — хрипло сказала Энжи и втащила меня внутрь — в запах мандаринов. Не знаю, почему, но ее дом пах именно так. Одежды на ней было не так уж и много, и я посчитал это хорошим знаком. Она выглядела обычно: бледность, ночная рубашка, заляпанная кровью, и золоченые часы на шее — ее личная ценность. Как-то раз она пошла в душ, забыв их на столике, а я не удержался и рассмотрел. Оказалось, что часовая стрелка отломана, соскоблены все цифры и деления. Я так удивился, что даже забыл сделать вид, что ничего не трогал. За это она меня тогда и выставила за дверь.
В другой раз, гораздо позже, я пришел к ней переезжать с вином. Да, достал вино, а это чертовски трудно. Но месяц был урожайный — много людей умерло от взрыва в руднике, я заработал незаживающую мозоль на руке, но всех обеспечил гробами. Не бесплатно, конечно. В итоге денег хватило на ящик хорошей выпивки. В общем, я пришел к ней с вином, мы его уговорили, и она рассказала, что часы — это специальная такая вещь, чтобы не поддаваться внушению. Анжела где-то услышала, что настоящая душевная боль длится всего 15 секунд — все остальное иллюзия. Обижалась Энжи часто. При разговорах со мной она всегда косилась одним взглядом на часы.
Мы не виделись довольно давно, поэтому и кончилось все быстро. Десять минут стонов, копошений, вздохов, потом еще пять — попыток вымотаться из проклятых простыней. А дальше — тишина, заполненная бешеным стуком сердец и рассматриванием потолка. Который стоило бы побелить, кстати. Если не выгонит, завтра займусь обязательно.
В такие моменты у нас принято курить. Даже пепельница специальная имеется. Я подарил Анжеле эту вазу черт знает когда. Отец нашел ее на кладбище, копая место под новую могилу. Это была настоящая древность с какими-то нарисованными голыми человечками. Лак помутнел, но все еще поблескивал. Может быть, когда-то в нее ставили цветы. Но с цветами теперь у нас напряженка, а с цигаретами — порядок.
— Наверняка, со стороны это выглядело мерзко, — довольным голосом прошелестела Энжи. Ее почему-то всегда забавляли такие вещи.
— Ну, — сказал я, — не всем же трахаться очаровательно.
— Не всем, — соглашается Анжела, и мы снова молчим.
Тишина, потолок, цигаретный дым и ваза со смешными голыми человечками. Потом Анжела встала и пошла в душ, а я уснул. Чтоб не дать ей возможности закатить скандал и выгнать меня в холодный, ветреный мир.
Вторая часть.
Шушурбаном не оказались ни Москва, ни Лондон, ни поднятый три года назад из воды Китеж-град.
Существо отвергло Токио, Рио-де-Жанейро, Пекин.
Отвернулось от Берлина, Цюриха, Венеции.
С сожалением отказалось от Рима, Вены, Нью-Йорка.
Десятки городов — столицы, мегаполисы, провинциальные городки — облетели они, мечась в отчаянии по планете, перебирая географические названия, в тщетной попытке найти Шушурбан.
Его не было нигде.
Ни в памяти бортового компьютера — ни в преданиях местных жителей.
Шушурбан как в воду канул.
Или же и не выходил из нее.
***
В Санкт-Петербурге — который тоже был раскритикован пассажиром — Алиса заскочила в картографическую лавку.
— Послушайте, — тихонько спросила она, оглядываясь — никто не знал, насколько тонок слух у их пассажира, — а что вы знаете о городе Шушурбане?
Хозяин лавки — декорированной по последней моде, а-ля XIX век — задумчиво потер шею. По тому, как под его пальцами забегали тугие комочки, Алиса поняла, что этот весьма похожий на человека господин — вампир.
Вампирами гостей из созвездия Рыб прозвали после того памятного инцидента, когда один из их первых послов, только-только прибывших на Землю с приветственной миссией, самозабвенно впился в шею земного коллеги. Потом-то выяснилось, что это был ужасный конфуз — у «вампиров» там, где у человека кровеносная система, функционировала система пищеварительная, нечто вроде огромного, вытянутого в трубочку и заплетенного в причудливый лабиринт желудка; а акт отведывания, так сказать, непосредственно из горла того, чем собеседник недавно питался, является жестом высшего уважения и доверия. Вспыхнувший конфликт замяли достаточно быстро, а к гостям так и приклеилось прозвище «вампиры».
— Шушурбан… — задумчиво протянул хозяин лавки и пододвинул к Алисе тарелочку с какой-то жижей. Ритуалы, связанные с питанием, были очень важны для вампиров, поэтому Алиса покорно окунула палец в тарелку и быстро облизала, стараясь не думать о микробах, конфликте ингредиентов и прочем.
— Шушурбан, — повторил вампир, присев за прилавок и, судя по звукам, копаясь в каком-то ящике, заполненном бумагами. — Я вас верно понял?
— Возможно, оно произносится не так, — уточнила Алиса. — Чело… существо, которое о нем нас спрашивает, не выговаривает шипящие и свистящие, заменяя их на «шшш». Поэтому может быть и Сусурбан, и Зусурбан, и Шучурбан… попробуйте разные вариации.
— Факториал из шести, — уныло процедили из-под прилавка. — Факториал из шести, не считая еще вариаций местных диалектов!
Алиса согласно вздохнула.
— Тем более, это город — а не планета или астероид — вы же понимаете, что это может быть его неофициальным названием? — вампир, кажется, поставил целью окончательно добить ее.
Алиса снова вздохнула, порылась в карманах, достала банковскую карточку и поднесла ее к терминалу. Тот звонко пикнул.
Поняв намек, хозяин мгновенно выпрямился за прилавком и улыбнулся во все свои сорок четыре острейших зуба.
— У меня немного денег, — грустно пояснила Алиса. — Но все будут ваши.
Вампир глянул на окошко терминала и разочарованно подпер щеку кулаком.
— И эта информация вам так нужна, что вы готовы отдать последнее? Оторвать от сердца ради сомнительных сведений?
Алиса поморщилась — вампиры любили изысканно-вычурные фразы.
— Угу, — кивнула она.
— Ну что ж, — с деланной печалью вздохнул вампир. — Если вы уверены, что ваша игра стоит свеч, я, пожалуй, помогу вам. Его нет.
— Что?
— Его нет. Города Шушурбан нет нигде. Во всяком случае, в известной и картографированной Вселенной.
— Но, может быть… другое название, диалект… вы же сами говорили?
— Моя семья, — горделиво подбоченился вампир, — занимается картами всю жизнь. И на родине, Руупринте — и здесь. Мы владеем самой крупной сетью магазинов и третью картографических фабрик. Все названия, которые когда-либо наносились на бумагу и их аналоги — здесь, — он постучал согнутым пальцем себя по лбу.
Вампиры славились своей памятью, которая передавалась из поколения в поколение в буквальном смысле этого слова. Эти гуманоиды уже рождались подобием маленьких мудрых старичков, обладая знаниями и опытом своих родителей, дедов и прадедов. Даже браки на Руупринте заключались, исходя из целесообразности объединения генетической памяти жениха и невесты.
Поэтому если вампиры чего-то не знали, то этого, действительно, скорее всего, и не существовало в природе.
— Спасибо, — Алиса вставила карточку в терминал. Тот сыто заурчал. — Спасибо.
— Ну? — шепотом спросил Мишка, косясь на пассажира. — Узнала?
Алиса молча смотрела в окно. Они уйдут в такой минус, который им не исправить и за целый месяц. Баллоны уже, скорее всего, практически пусты, а денег на то, чтобы заправить, у них нет. Опять придется идти по друзьям, просить в долг — или же сдаваться на милость банкам…
— Ну? — Мишка с нетерпением толкнул ее в колено.
— Сколько заправки? — спросила Алиса.
— Еще на два прыжка. Точнее, на один — еще же возвращаться надо.
На один… Она прижала горячий лоб к теплому от частых прыжков стеклу. Мишка не будет просить в долг — и так уже они делали это несколько раз. А к банкам тем более на поклон не пойдут.
Скорее всего, это будет их последний прыжок. Уже сегодня такси встанет на вечную стоянку, а через несколько дней уйдет с молотка. Они с Мишкой давно предвидели такой исход, но все равно же, всегда кажется, что подобное произойдет когда-нибудь потом, не сейчас, и даже не завтра…
— Алис? — Мишка начал волноваться.
— Да-да, — кивнула она, стараясь казаться бодрой. — Да-да, сейчас.
Куда же отправиться сейчас? В последний раз? Что выбрать? Какой город? Страну? Материк? Полушарие, в конце концов?
Она закрыла глаза и вбила координаты наугад.
— Вот.
— Думаешь? — с подозрением спросил Мишка.
— Уверена.
***
Она промахнулась.
Судьба, ведущая ее руку, в этот раз толкнула под локоть.
Это были горы.
Не город, даже не деревенька — просто горы. Эверест, Эльбрус, Альпы — Алиса не знала, да и не хотела знать.
Скандал. Неустойка. Позор. И пусть даже им больше в такси не работать — но все равно, стыдно, стыдно, безумно стыдно. Они — а точнее, она — подвели это милое, пусть и такое безобразное существо. Оно всего лишь хотело увидеть красивый город, который по какой-то дурацкой случайности, опечатке, халатности робота-типографа попал в путеводитель по Земле. Оно проделало такой дальний путь, потратило столько сил — и все ради чего? Чтобы проболтаться по планете, пересмотреть кучу не впечатливших его городов — и теперь таращиться на тупые и холодные горы?
Боже, как стыдно!
Хлопнула пассажирская дверь. Существо отправилось смотреть, куда его привезли.
Алиса закрыла лицо руками, не зная, куда деваться. И Мишка, черт, Мишка! Он же тоже поверил ей, когда она вбивала эти координаты… Может быть, надо было ввести что-то другое? Архангельск? Женеву? Недавно найденный город Зет в Мату-Гросу, в конце концов? Черт, она подвела всех! Подвела в последний момент!
Ее дверь открылась.
Алиса продолжала закрывать лицо руками, покачиваясь из стороны в сторону. Это пассажир открыл ее дверь. Разозленный, раздосадованный пассажир. Пусть он сделает то, что должен сделать — наорет, пригрозит судом, все, что угодно…
— Шушурбан… — восхищенно протянули у нее над ухом. — Вшгляните на Шушубан… Не ситите тут…
Алиса вздрогнула и отняла руки от лица. Что?
— Шушурбан, — повторило существо, мелко пульсируя.
Она на негнущихся ногах вышла из такси.
Горы. Просто горы. И ничего больше.
Камень и снег. Небо и эдельвейсы. И больше ничего.
— Но это же… — начала она, и осеклась, когда почувствовала на своем запястье крепкую руку Мишки.
Она оглянулась. Мишка качал головой, произнося лишь одними губами: «Не надо».
— И тень чертогов наслажденья
Плыла по глади влажных сфер, — вдруг четко и чисто продекламировало существо.
Алиса вздрогнула. По ее спине пробежал холодок.
Их пассажир — нелепый, шамкающий и шепелявящий, бесформенный пассажир — вдруг неуловимо изменился. Он приобрел… нет, не черты и не формы, он так и остался странной текучей массой — но эта масса больше не была ни забавна, ни трогательна. Она была… монументальна. Величественна. Царственна.
Закатное солнце окрасило вершины гор в нежно-розовый цвет — и так же нежно розовело существо. Где-то там, внизу, в долине журчал ручей — и это журчание рождало рябь в чертах их пассажира. Он жил и дышал — да, да, кажется, что дышал! — в ритм с этими горами.
— И стройный гул вставал от пенья,
И странно-слитен был размер
В напеве влаги и пещер.
Какое странное виденье —
Дворец любви и наслажденья
Меж вечных льдов и влажных сфер…* — мощный глубокий голос разносился над погруженным в молчание миром. И даже когда он затих — эхо в расщелинах еще повторяло строки Кольриджа.
— Кто вы… — в ужасе прошептала Алиса.
— Вшего лишь туришт, — зашепелявило существо. — Обышный туришт. Шамый-шамый обышный туришт.
— Куда вас? — спросил Мишка, почему-то уже догадываясь, каков будет ответ.
И тот был:
— В правительство.
***
— Сегодня, поистине, великий день! — захлебывался от восторга корреспондент видео-новостей. — Судьбоносный, знаменательный, великий…ах да, «великий» я уже говорил… замечательный день! Правительство Земли в союзе с Содружеством планет подписали мирный договор с самым потрясающим, самым невероятным существом, которое только возможно вообразить! Представьте себе ожившую стихию, мыслящую черную дыру, силы природы, сконцентрированные в едином теле, руководимые единым разумом!
— С ума сойти, — покачал головой Мишка, приглушая звук — настолько экзальтированно вопил корреспондент. — С ума сойти. В нашем такси сидело одно из самых могущественных существ в известной Вселенной. Да оно могло одним плевком растворить нас нахрен с машиной и всей стоянкой! А мы-то думали, что сможем его обмануть… А это он нас обманул, подсунув несуществующий город и наблюдая, как мы решим эту задачку!
— Когда его спросили, что же побудило его подписать мирный договор, он ответил… Цитирую: «Красоты вашей планеты и терпеливость ваших таксистов. Я увидел вашу планету и поразился ей. Еще раз прошу прощения за мою маленькую шутку». Я не знаю, что это означает, но, думаю, что это можно сделать девизом таксомоторной службы Земли!
— Вот как всегда, — Мишка выключил телевизор. — Сейчас профсоюз приберет себе всю славу, а нам досталась только шкатулка. А он говорил: «Теньги, теньги…» — передразнил Мишка. — Нет, шкатулка, конечно, красивая, но нам же никто не поверит, кто ее нам оставил в салоне.
— Мишк, а Мишк… — рассеянно сказала Алиса. Она сидела перед приоткрытой шкатулкой и то ли не могла, то ли не решалась откинуть крышку сильнее. — Мишк…
— Что? — Мишка глянул, и слова комом встали у него в горле.
Золотое, серебряное, платиновое… Зеленое, красное, синее… Ультрамарин и архиверт… Сотни цветов и оттенков, которые никогда и не появлялись на Земле, сверкали и переливались перед ним. Какие-то из этих камней он видел в новостях, когда рассказывали о самых дорогих лотах шахтерских аукционов, какие-то — в каталогах известных музеев, но большинство было ему совершенно не знакомо.
— Это же… это же… — он хватал воздух ртом, а в мозгу пульсировали цифры, размер которых он даже не мог представить: миллиарды, триллионы, Господи, как страшно-то! — Это все нам?
— Нам, — тихо сказала Алиса. — Он же сказал, что деньги для него не имеют значения…
— Мы же можем… мы же можем… — Мишка чуть не терял сознание от тех картин, что проносились перед его мысленным взором. Особняки, машины, острова… Господи, да на это только тысячная часть уйдет, куда девать все остальное?
— Миш, — вдруг попросила Алиса. — Давай построим Шушурбан.
***
«Еще несколько лет назад в ответ на вопрос «Что вы знаете о Шушурбане?» вы бы недоуменно пожали плечами и оказались бы совершенно правы. Этого города никогда не существовало на Земле — равно как и во всей известной Вселенной. И вот, пять лет назад город со странным и немного смешным с точки зрения одного из земных языков названием стал реальностью. Его основатели — семейная пара, которая пожелала остаться неизвестной — попросили, чтобы в путеводителях он описывался вот так:
«Каждый гость Земли обязан посетить Шушурбан. Этот город по праву может именоваться царем городов — и не только Земли, но и, пожалуй, все известной вселенной. Вечные льды и влажные сферы в едином ансамбле создают величайшее зрелище, не увидав которого, невозможно считать себя знатоком и ценителем красоты. По зеркальной глади плывут кружевные тени, дивные песнопения зовут и манят в чудесные пещеры…»
Как вы понимаете, мы выполнили их просьбу.
И скажем вам, что это действительно величайший город.
Который теперь есть».
Путеводитель по Северо-Западному Сектору, том 35, «Земля»
Когда Мишка вернулся к убер-такси, ловко балансируя двумя подносами с эрцаз-пищей, его штурман Алиса горько рыдала, вытирая слезы шторкой.
— Эмн? — осторожно осведомился Мишка, садясь в салон на свое водительское место.
— Смо-о-три-и-и, — всхлипнула Алиса, протягивая ему планшет.
Мишка вздохнул, увидев логотип сетевой библиотеки и маркировку «Не-земной автор». Неужели Алису опять потянуло на графоманов с тентаклями, хитиновыми панцирями и псевдоподиями? Мишка как-то раз попытался прочесть что-то оттуда, обозначенное как «шпионский роман», но когда понял, что половина действующих лиц являются субличностями в составе единого сознания гигантского шмеля, парящего в космосе и пожирающего галактики… в общем, он содрогнулся и бросился зализывать моральную травму старым добрым Дюма.
«Аанди-Ту, окруженный вязкой и плотной темнотой, протянул щупальца и нашарил хрупкое и высохшее тельце Ку-ри-Ба, — пробежал Мишка глазами последний абзац. — Его любимый питомец, самое близкое в мире существо, маленький хромой Ку, не отзывался. Прекратили биться три верных сердечка, бессильно распласталась единственная псевдоподия. Никогда больше не издаст Ку веселый заливистый буук, не выбежит, хромая, навстречу маленькому хозяину…
Слезы покатились из пустых глазниц Аанди-Ту».
— Опять? — сурово спросил Мишка, возвращая планшет Алисе. Собственно, ее личное дело, чем она занимается, когда нет работы — но проблема в том, что в последнее время работы не было практически постоянно, а это могло оказаться чреватым как для литературного вкуса бывшего филолога, так и для ее нервной системы.
— Ты грубый и бессердечный, — всхлипнула Алиса. Шторку она, однако, оставила в покое.
— Ну есть такое, — согласился Мишка, протягивая ей поднос. — Ешь. Сейчас сборный туристический рейс с орбиты придет. Может быть, кого-нибудь удастся перехватить.
Заняться частным извозом было большой тактической ошибкой. Мишка купился на романтику путешествий и заразил ими старую подругу — но кроме романтики ничего эта деятельность не приносила. Подавляющее большинство гостей Земли прибывали на планету по туристическим путевкам, в которые входили услуги корпоративных такси, уже заранее пристыкованных к коридорам выхода. Разумеется, что эти туристы и не обращали внимания на юрких частников, какими бы романтичными те ни были. Другой тип приезжих, совсем малочисленный, наоборот, отличался рискованностью и любовью к приключениям. Но этих такси не интересовало вообще. Они жаждали чего-то особенного, невероятного, эксклюзивного — лошади, дирижабли, аэропланы, вот что радовало их сердце или сердца, в зависимости от вида. И тут тоже небольшое и юркое убер-такси было не в кассу.
Мишка уже решил — дорабатывает до конца года, а там меняет профиль деятельности. Редких заказов едва-едва хватало на заправку энергобаллонов, не то что на какие-то излишества. Алиса тоже откровенно скучала, перемежая скуку рыданиями над сентиментальными романами.
— Ешь давай, — повторил Мишка. — У нас на все про все десять минут.
Алиса вздохнула, взяла с подноса небольшую коробочку, резко потрясла и потянула за уголки, раскрыв ее, как диковинный цветок.
По салону поплыл запах жареного мяса, а из коробочки — как тесто из кастрюли у бабушки в деревне — вылезла красновато-коричневая масса. Алиса сморщилась.
— Уж лучше бы ты просто бутерброд взял, — она брезгливо ткнула массу вилкой. Та заколыхалась и, кажется, даже что-то недовольно пробормотала.
— Блин, Алиса, — Мишка запихивал в рот свою порцию, не обращая внимания на сопротивление еды. — Дала бы денег, взял бы. На что хватило, то и купил.
— Ты допрыгаешься со своими экспериментами с инокухней. Когда-нибудь нас всех в лучшем случае пронесет. А в худшем… — Алиса зажмурилась и сунула в рот полную вилку. Масса на ней пульсировала и явно возражала против поедания. С напряженным лицом Алиса еще около минуты прислушивалась к своим ощущениям, а потом благосклонно кивнула: — Ну ладно, сойдет.
— Ну конечно, сойдет, — Мишка, закинув голову, вытрясал в рот какие-то семена из пакетика. — В космопорте в едальнях только то, что людям не ядовито — условия лицензии.
— Не ядовито не равно вкусно, — Алиса скептически изучала содержимое пакета с семенами. — А ты знаешь, что их перед едой нужно прорастить у себя в еешу? Что такое «еешу»?
Мишка задумался, застыв с набитым ртом. Его лицо выражало работу мысли и борьбу с желудочными спазмами.
— Хотя надо сказать, меня больше интересует ремарка «у себя», — задумчиво продолжала Алиса. — Ты уверен, что…
— Ладно, я пошел, — Мишка выплюнул все обратно в пакетик и открыл дверь. — Пожелай мне удачи. И больше не читай про этого… слепого Эндиту и хромого Ку.
***
Когда, вернувшись через полчаса, он от души хлопнул дверью флаера, Алиса все поняла.
— Ну ладно, — вздохнула она. — Давай сейчас в Сибирь махнем. Там как раз у шахтеров смена закончилась, может быть, хотя бы десяток клиентов наберем… Кстати, я узнала, что такое еешу, это…
— Мы дорогу туда-обратно даже не окупим, — Мишка с раздражением выкинул пакетик с недоеденными семенами в окно и с каким-то мстительным удовольствием стал наблюдать, как вокруг захлопотал робот-уборщик стоянки. — В лучшем случае уйдем в ноль. И что там в этой Сибири? Глад, хлад и снег? Хуже только в горах, ей-богу.
— Ну-у-у… — Алиса развела руками и снова включила планшет. — Мое дело предложить.
Мишка с раздражением стукнул кулаком по имитации руля и задумался.
И тут в окно со стороны Алисы осторожно постучали. Штурман, уже погруженная в перипетии отношений рептилии, выбравшей на ближайшие десять лет женский пол, и теплокровного подобия жабы-пипы, вздрогнула. За окном маячило существо, при виде которого хотелось вымыть руки и бежать. Или сначала убежать, а потом мыть руки.
— Ишвините, — прошепелявило существо. — Вы швободны?
Алиса нервно взглянула на Мишку — ее любовь к ксено-авторам не распространялась, собственно, на существа, которые отличались от гуманоидов. Тем более, так отличались.
Мишка сурово кивнул.
— Баб-ло, — проартикулировал он.
Алиса вздохнула и, как можно более мило улыбаясь — пусть даже существо и не понимает человеческой мимики, корпоративная этика, все такое — сняла блокировку пассажирской двери.
— Шпашибо, — поблагодарило существо и втекло в такси, полностью заняв — а, точнее, залив, — собой сиденье.
— А вы хорошо выучили язык, — похвалила Алиса, поглядывая на пассажира через зеркало заднего вида.
Там шевелилось и клубилось бесформенное сизо-багровое, переливаясь и пульсируя. Алисе почему-то показалось, что не так давно она ела что-то весьма похожее. «Надеюсь, потом не придется отдавать салон в чистку», — подумала она и тут же устыдилась этой мысли.
— У наш врошденные шпошобности к яшыкам, — с явными нотками удовольствия и гордости сообщило существо. — У ваш это нашываешся «мушыка шлюх».
— Музыкальный слух, — поправила Алиса, строго глянув на покрасневшего от сдавленного смеха Мишку.– Му-зы-каль-ный слух.
— Мушикальный шлух, — старательно повторило существо, пробуя звуки на вкус. — Шпашибо.
— Вы немного не так произносите, — Алиса с азартом повернулась к существу. Его внешний вид ее уже не смущал. — Вот смотрите… вы говорите «шшшш», а надо «зззз» или «сссс».
— Шшшш, — покорно согласилось существо.
— Ладно, куда едем? — перебил их Мишка. — Простой такси тоже стоит денег, — на ходу изобрел он новые условия. Скорее всего, это их единственный клиент на сегодня — если вообще не на ближайшие несколько дней — так что нужно выдоить его по полной. Не перегибая палку, конечно, — совесть у Мишки, к его сожалению, была.
— В Шушурбан, — гордо сообщило существо. — Я хошу увитеть Шушурбан.
— Кого? — Мишка воззрился на Алису. Та пожала плечами.
— Шушурбан, — терпеливо повторило существо. — Ваш лушший горот на планете.
— Штурман? — спросил Мишка. Алиса снова пожала плечами.
«Может быть, он неправильно произносит», — набрала она на планшете, сконнектив тот с водительским экраном Мишки.
Теперь настал уже его черед пожимать плечами.
— Скажите, а что вы знаете о Шушурбане? — осторожно спросила Алиса.
— О! — существо благоговейно закатило к потолку все свои восемь глаз. — О! Это я толшен шпрашивать ваш, што ешть в Шушурбане!
Алису слегка передернуло от таких совершенно человеческих проявлений эмоций, но она упорно продолжила:
— Не, я про то, откуда и что вы узнали о нем? Нам же… ммм… интересно, как он воспринимается со стороны…
— Ах, вот вы про што! — существо закопошилось щупальцами в своих складках. Алиса едва удержалась от того, чтобы не отвернуться и не зажмуриться. — Вот! — оно извлекло что-то, свернутое в свиток.
Алиса протянула было руку, но, заметив капающую со свитка на пол слизь, благоразумно отдернула.
— А давайте, лучше вы прочтете, — предложила она, улыбаясь. — Я же… ммм… не разбираюсь в этом алфавите. Да, не разбираюсь.
— Проштите, — явно смутился инопланетянин. — Я не потумал. Наш алфавит ошень слошный, в нем тышаша што рашных шимволов. В шавишимошти от того, в какой шешон они ишпольшуюша…
— У нас время парковки заканчивается, — подал голос Мишка.
— Отгони куда-нибудь, — махнула рукой Алиса. — Вы же не возражаете?
— Отнють, — покачало отростком, на котором находились голова и рот — это же голова и рот, да? Где же еще могут находиться глаза и для чего еще может служить эта… впадина? — существо. Алиса снова вздрогнула — они что, вместе с языком изучают и невербальные штуки? — Ешли вопрош в теньгах, хошу ваш шаверить — я вешьма обешпешен, так што теньги для меня не имеют никакого шначения. Тем более, што курш валют вешьма плакоприятен в шторону моей ротины…
— Вам бы об этом особенно не распространяться, — процедил сквозь зубы Мишка, выворачивая убер-такси со стоянки у космопорта и перекидывая его за город. Транс-прыжок на такое короткое расстояние — да еще и с полными баллонами — занял всего лишь полминуты, для пассажиров же это были только легкая вспышка и небольшой встряск. — А то мало ли на кого нарветесь…
— Мишк! — возмущенно вскрикнула Алиса. — Я же просила — закрывать шторы при прыжках!
— Да ладно тебе, это же пара десятков километров всего, что ты волнуешься, — начал оправдываться он.
— Што-то не так? — спокойно спросил пассажир.
— Да нет, все в порядке, — Алиса устыдилась — все-таки не дело устраивать разборки при клиентах. — Просто такое правило — при транс-прыжках закрывать шторы. А то можно получить ожог сетчатки или голова заболит от яркого света.
— А, — вежливо ответило существо. — Так вот, отрывок иш путевотителя по Шемле, пошвяшенный Шушурбану. Прошу прошения, ешли перевот бутет нешколько корявый… Итак… «Каштый гость Шемли обяшан посетить Шушурбан. Этот горот по праву мошет именоваться шарем горотов — и не только Шемли, но и, пошалуй, всей ишвештной вшеленной. Вечные льты и влашные сферы в етином аншамбле шоштают велишайшее шрелише, не увитав которое, невошмошно шитать шебя шнатоком и шенителем крашоты. По шеркальной глати плывут крушевные тени, тивные пешнопения шовут и манят в шутешные пешеры…»
— Вы точно уверены, что это город? — скептически осведомился Мишка. — А то знаете… влажные сферы, чудесные пещеры… это, кхм, не совсем архитектурные описания…
— Проштите, — явно смутилось и растерялось существо. — Но это то, што напишано в путевотителе. Мошет быть, перевот нетошен…
Алиса украдкой бросила взгляд на Мишку. Тот пожал плечами. Она вздохнула. По-хорошему, конечно, стоило отказаться от заказа и объяснить существу, что они даже понятия не имеют, о каком городе то говорит. И что весьма вероятно — а Алиса считала себя хорошим штурманом, разбирающимся в географии Земли, во всяком случае, хотя бы в плане туристических достопримечательностей — что этого, как его, Шушурбана вообще не существует. Какая-то дурацкая ошибка, опечатка — что там еще может быть в этом слизистом путеводителе — и существо прибыло сюда в поисках города, которого нет.
Но деньги… Им очень были нужны деньги. А если сейчас прыгнуть обратно, к космопорту, высадить пассажира… оплатить парковку на территории — пусть на этот раз и минимальную, но все же… Кажется, тогда они на сегодня вообще уйдут в минус — тем более, что время для транс-прыжка в Сибирь уже упущено, туда сразу после того, как поток пассажиров с прибывшего рейса иссяк, прыгнули все такси, оставшиеся без клиентов. Придется как-то выкручиваться…
— Понимаете… ммм… — стала на ходу придумывать она. — Дело в том, что… ммм… у нас есть несколько Шушурбанов.
— Да?? — хором вопросили существо и Мишка.
— Да, — осмелев, кивнула Алиса. — Одно время это было очень популярное название городов на Земле, а потом его не стали менять. Понимаете, дань традиции… все такое.
— Понимаю, — согласилось существо. — Тратишии — это ошень вашно. Вы хотите шкашать, што вше эти Шушурбаны похоши труг на труга?
— Не совсем, — опять замялась Алиса. Ей почему-то было очень сложно врать — возможно, потому что она чувствовала на себе заинтересованный взгляд Мишки. Черт возьми, уж лучше бы помог! — Дело в том, что они разные… и мы не можем понять, о каком именно идет речь. Верно же? — она сурово взглянула на Мишку.
Тот послушно кивнул.
— Шаль, — опечаленно поникло существо, полустекая на пол. — Дело в том, што у меня ешть время вшего лишь до вешера. Потом у меня ошень вашная встреча… А мошем ли мы объехать все ваши Шушурбаны, штобы найти нушный?
Мишка пожал плечами, как бы говоря: «Ну я за язык не тянул», и забарабанил пальцами по экрану. «Давай его просто куда-нибудь закинем, авось наткнемся на его Шушурбан» — вспыхнуло на планшете.
— Вы уверены? — уточнила Алиса у существа, попутно отсылая Мишке задумчивый смайлик.
«Только не сорвись, только не сорвись с крючка!».
— Я ше шкашал, теньги не имеют никакого шнашения. Только время.
— Тогда не будем медлить! — Мишка хлопнул по регулятору.
И шторки задернулись.
***
Алиса не любила транс-прыжки на дальние расстояния. Мало того, что они занимали по пять-десять минут — так еще и эти пять-десять минут приходилось проводить в полной темноте — дополнительное освещение в салоне расходовало и так ограниченные запасы энергобаллонов. После этого ее всегда знобило, мутило и она ненавидела всех и вся — особенно Мишку, который, наоборот, после этих прыжков выглядел только свежее и бодрее.
Но в этот раз существо обставило Мишку по бодрости.
Оно весело булькало, помахивало щупальцами, выпускало и прятало какие-то псевдоподии, даже, кажется, меняло цвет и по-разному пахло — в общем, было в полном восторге.
— Это великолепно, — наконец пискнуло оно. — Фееришно, шамешательно, ошаровательно! Оххх! Я готов это телать хоть кашдую минуту!
— Угу, — мрачно буркнула Алиса, думая, не станет ли нарушением профессиональной этики, если она прямо сейчас потянется за санпакетом.
— Приехали, Париж, — сообщил Мишка, с усмешкой глядя на позеленевшего штурмана.
— Но я ше прошил Шушурбан… — удивилось существо.
— Да-да, этот город называется еще и Шушурбан, — Алиса высунулась из приоткрытой двери и жадно глотала свежий воздух. — А чтобы отличать один Шушурбан от другого, этот мы назвали Парижем.
— Хм… — существо толкнуло дверь и вытекло из машины.
— Сейчас есть шанс бросить его тут и уехать, — хмыкнул Мишка.
— Ну да, конечно, — возразила Алиса. — А деньги? Мы же только из-за них и подписались на эту авантюру. Надеюсь, это похоже на его Шушурбан. Как там? Единый ансамбль и величайшее зрелище?
Она высунулась из окна.
На фоне ночного неба искрилась и переливалась всеми светами радуги иллюминированная Эйфелева башня. В воздухе плыл густой аромат жареных каштанов, смешиваясь с тонкими нотками осенней листвы. Где-то вдалеке играл аккордеон и танцевали вальс…
— Увидеть Париж и умереть, — с удовольствием произнесла она, оглядываясь на Мишку. — Мне кажется, что как раз подходит на роль…
— Это не Шушурбан, — сухо сказало существо, втекая в такси. — Крашиво, не шпорю — но не Шушурбан. Не тот Шушурбан, што я ишу.
Мишка вздохнул и покорно щелкнул регулятором.
Начальник службы OSP при MRTQ закончил складывать журавлика из секретного донесения. Сторонний наблюдатель отметил бы, что птица вышла больше похожей на трехгорбого жирафа. После чего «стороннему наблюдателю» пришлось бы застрелиться, поскольку и само донесение, и его реинкарнация являлись частью Сверх Секретного Процесса.
Начальник рассмотрел кособокого уродца со всех сторон и остался доволен. Птица отправилась во чрево железного шкафа к своим разномастным собратьям. А единственный человек, способный разобраться в ворохе мятой бумаги, захлопнул тяжелую дверь. Ключ заскрежетал в замке, запищала сигнализация, выстраивая новую комбинацию кода. Черт возьми, самый простой вариант секретности — самый надежный. А дураки пусть кормят своей работой электронику. И верят в ее неуязвимость, если так нравится.
Мужчина повернул монитор и позволил себе пару секунд смотреть на него с искренней ненавистью, прежде чем подключился к сети. Экран немедленно замигал истеричными вызовами из приемной.
«Вы пять минут не можете без меня?», — отстучал хозяин кабинета одним пальцем по тугим кнопкам клавиатуры.
«Сэр! В японском отделе утечка! Сэр, разрешите мне войти!»
— Входите, Джулия! — рявкнул начальник во всю мощь своих легких. Комната была, разумеется, звуконепроницаемая, но, зная характер Джулии Икс, не приходилось сомневаться, что она стоит, прижав ухо к створке двери и напрягая все возможные органы чувств. Их, по последним слухам в отделе, у девицы было порядка семнадцати.
— Сэр! — рыжая шевелюра секретарши пребывала в неуставном беспорядке, лицо выражало неуставное беспокойство, а колени дрожали, противореча не только уставу, но и элементарным правилам приличия. С таким отношением к работе мисс Икс давно должна была вылететь со службы. Ей удавалось удерживаться исключительно за счет феноменальной памяти и чуткой интуиции. Назвать которую Предвидением с большой буквы мешал тот же устав и правила секретности.
— Сэр! В японском отделе…
— Я читал, — оборвал ее начальник, — Суть. Коротко. И без… — он многозначительно приподнял бровь.
Секретарь встала в позу тадасаны. Медленно выдохнула и попробовала изобразить спокойствие. Легко этому — двадцать лет оперативной работы, десять на нынешней должности, минуя промежуточные «подай-принеси». Даже знать имя Джей Каппы дозволенно только сотрудникам с допуском не ниже второго. Для остальных он — мистер Пит, администратор по хозяйственной части.
— Мистер Пит, — голос девушки еще дрожал, но ответный кивок означал, что теперь она ведет себя пристойно, — в японском отделе… прорвало трубу.
— Фановую? — уточнил мистер Пит.
— Да, — едва слышно подтвердила мисс Икс, — полчаса всех… заливает.
— Так таки всех? — когда сомнение — часть твоей работы, перестаешь доверять даже себе, не то что подчиненным.
Она кивнула. Компьютеры в отделе внезапно разразились фонтанами иероглиформ и чужих схем. Дешифраторы голодными псами бросились на такой подарок. Дружественные отделы намекали на общую радость, а восточное крыло перестало выходить на контакт. Даже в частном порядке. Все попытки натыкались на автоответчик, равнодушно повторявший, что все ушли на корпоративный обед. А какой обед, если у них такой кризис?!
— Значит, полчаса организацию заливает… всякое… — начальник потер щетину на бритом затылке, пора корректировать шифр, невозможно разговаривать с женским персоналом.
— Да, всякое наше и всякое чужое.
Длинное лицо мужчины вытянулось еще сильнее и сделалось серьезным.
— Вы свободны, Джулия. Благодарю за своевременное оповещение.
Оправдываться было не в правилах отдела OSP. Тем более не скажешь старшему по званию: «Ты — старый козел — сам выключил связь и пообещал удавить любого, кто сунется». Слишком смело, а Джулия заняла должность «мисс Икс» всего три месяца назад. Но рассчитывала задержаться на ней дольше всех предыдущих сотрудниц вместе взятых.
— Я позволила себе вызвать мистера Бада, — стараясь не сорваться на скулеж, протянула она.
— Очень самонадеянно, — раздалось в ответ, — но раз уж он здесь… Все равно нужен был мне так или иначе. Пусть войдет.
Мистер Бад, приглашенный пунцовой секретаршей, был как обычно шумен, неряшлив и многословен, но стоило двери закрыться за злосчастной девушкой, зам по ответственным поручениям замолчал, собрался и, казалось, даже стал выше своих пяти с половиной футов.
Оба мужчины ждали полной загрузки «шумового занавеса», после чего мистер Пит позволил себе вольность:
— В чем дело, Пси? — прямое обращение по имени традиционно означало крайнюю степень беспокойства.
— Дело было сорок две минуты назад, босс. Крушение уже случилось, семафор чинить поздно.
— Знаю, знаю… — скривился Каппа, — Я занимался… частными изысканиями, а мисс Икс…
— Не пора ли завести новую мисс Икс? — Пси позволял втянуть себя в отвлеченную беседу — или дела были настолько плохи, или напротив, тревога оказалась ложной.
— Можешь предоставить мнение независимого сантехника?
Коротышка с усмешкой натирал манжету свежей распечаткой, добавляя своему образу дополнительную замызганность.
— Японцы пытались выйти на «чужих» в обход всех, — разговор без профессионального шифра крайне не одобрялся, но ситуация позволяла… По правде говоря, ничего не позволяла, только Пси мог что-то позволить ситуации.
— Каким образом? Все стратегии уже провалились: и прямой конфликт, и попытки переговоров. «Чужие» в упор нас не замечают. Даже твои математические «письма счастья», — самое время было напомнить заму, что начальнику свойственно знать обо всем, что происходит в его ведомстве. Даже когда сотрудники не считают нужным ставить его в известность. Особенно, когда не считают.
Пси скривился, но удар выдержал. Ничего, еще не вечер. И пара джокеров в рукаве побьют многие удачные расклады «мистера Пита». Дайте срок.
— Японцы, — мистер Бад чуть надавил на слово, обращая внимание на первоначальную тему обсуждения, — как в старые времена: взяли китайскую традицию и переиначили на свой лад.
Фраза получилась достаточно невнятной для того, чтобы вызвать живейший интерес. И легкую нервозность. Но Джей Каппа не первый день варился в этом бульоне. Он ответил на довольную ухмылку собеседника понимающим кивком и связался со своим замом по безответственным поручениям. Выиграв, таким образом, минуту, он успел составить цепочку рассуждений от «китайской традиции» до «японского воплощения».
— Так понимаю, они устроили электронный фейерверк?
Приятно видеть, когда самоуверенный сотрудник теряет почву под ногами.
— Но как миновали барьер? Или… у них появилась технология передачи изображения на барьер?
— Да, — подтвердил сникший Пси, — они прямо на экран собирались транслировать драконов, хлопушки и прочие глупости.
— Собирались? — коронное приподнимание брови частенько срабатывает, собеседник начинает думать, что ты уже все знаешь, и порой говорит лишнее.
— Транслировали одного дракона две минуты и пятьдесят две секунды.
— После чего этим выскочкам обрушили систему. Замечу, не мы. Позор какой, — завершил череду догадок мистер Пит и взмахом руки пригласил заглянувшего в кабинет второго помощника. Наперекор свалившемуся кризису мистер Кульмбахер оставался подчеркнуто аккуратен и подтянут. Только выражение его лица сделалось еще суше и постнее. Хотя, глядя в незапоминающиеся черты Дельта Ку, никто бы не предположил, что подобное возможно.
— Нам нужны данные о реакции других отделов на… случившийся прорыв, — произнес хозяин кабинета. — Прежде всего, немцев и русских.
Крошечное «нам» отделило первых двоих, поставило их чуть выше в иерархии присутствующих. Ку таких тонкостей не замечал — мешали излишняя юность и недостаток опыта — а на Пси это должно было произвести впечатление. И чуть усыпить его бдительность.
— В немецком отделе архивируют документацию и сливают информацию на независимые носители. Техника подвергается тотальной чистке, в помещениях введены карантинные меры, наши «жуков» отлавливают сотнями. Все в порядке, мы пользуемся списанными израильскими. Но суета позволяет предположить, что немцы не причастны к диверсии в японском отделе.
То, что второй зам игнорировал принятый шифр, было непростительно, но объяснять ему элементарные вещи — пустая потеря времени. Исключительная косность молодого человека в ином месте назвали бы попросту тупостью. Но его умение оставаться в курсе происходящего в других отделах вызывало благоговейный трепет. Всегда, когда позволял устав.
— Единственное, что позволяет предположить суета, — подчеркнул начальник, — «тушеная капуста» хочет выглядеть ни при чем. Что слышно от русских?
— У русских традиционный день здоровья, — с тем же спокойствием ответил мистер Кульмбахер.
— Опять?! По какому поводу на этот раз?
— Юбилей первой Женевской конференции, — бросил реплику мистер Бад, быстроходным катером вклинившись между двумя лайнерами. О нем стали забывать, и своей осведомленностью он рассчитывал на дополнительную пару очков от шефа.
— Боже, храни швейцарцев, — задумчиво протянул мистер Пит, — что ж, джентльмены, хочу вас поздравить: у нас ни черта нет по делу японских фановых труб. Отвратительная работа. Бездарный провал! Готов поспорить, ни для одного из нас это даром не пройдет. Вы свободны до дальнейших распоряжений.
Оставшись один, Джей Каппа вынул из ящика стола плоскую фляжку. В конце концов, он не русский, чтобы соблюдать дни здоровья. Но даже виски был не в силах разогнать душевную смуту. Все эти… кабинетные дела — неплохой, кстати, код для обозначения всякого дерьма — бумажки, распоряжения. Сплошная говорильня и протирание штанов. Насколько раньше было просто — высадка в район, развертывание, укрепление в квадрате… А теперь такое чувство, что они воюют не с «чужими», мать их за щупальце, а друг с другом.
***
Юный Хт-фр-чок, не шевелясь, прижался всем телом к оградительному боксу, растянулся до тончайшей, прозрачной пленки по всей поверхности. Но чудное воздушное разноцветье больше не появлялось.
— Сынсын, — снова просвистела ма от входы в собиралище, — кэшшнн домой.
— Не, — в который раз прожужжал сынсын, — тучак снова будет. Вот тучак. И ты сожетоих, что я не тыгодыш.
— Ты не тыгодыш, — обреченно позеленела ма, — но мы слишком нувашш тут. Кэшшнн!
Хт-фр-чок продолжал ждать. Маленькие малыши суетились внутри куба, но никто из них не хотел больше создавать чудное воздушное разноцветье. Ма свистела, что раньше они часто так делали. Инстинкты заставляли их шуметь и сверкать, чтобы пугать хищников в живой природе. А тут хищников нет, и хоть иссыхай… Если бы ему разрешили подселить в бокс самого маленького и безобидного хищничка…
Потеряв терпение, ма схватила своего сынсына за щупальце и втянула в брюшную сумку. Любые собиралища хороши в меру.
10. Оригамист
Погружаясь в плавное течение сна из волнения перестука и зелени колес, оригамист Диаколы уловил мысль своего маленького Сновидца и коснулся его усталого сознания ментальным щупальцем поощрения.
— Чему ты всё улыбаешься и улыбаешься? — беззлобно проворчали за спиной.
Но Гикси так и не ответил.
Он просто был счастлив — здесь и сейчас.
9. Смотритель
Сидя на тонкой ветви высоко над миром, Гикси улыбался, позволяя вечному ветру уносить прочь остатки сновидческого наваждения, которое он надеялся не испытать больше никогда в жизни.
Чуть поодаль возносился на немыслимую высоту облачный столб орбитальной Ветви, призрачно сияющий в свете лун и мириад искусственных светлячков, рассеянных Древомиром в пустоте космоса в неистовом стремлении расселить жизнь так далеко за пределами Диаколы, как это только возможно.
Внизу серебрились горы и долины Великого Древа, по которым бесчисленными цепочками огней ползли во всех направлениях живые поезда.
Съеденный им совсем недавно мозг ящерки насытил его сознание информацией о злокозненном замысле чужаков, вознамерившихся поработить или просто уничтожить управляющий Древомиром сверхразум. Провезенный ими на поверхность планеты модифицированный генетический материал позволял изменять нужным врагу образом живые формы Диаколы — так, как был изменен древний товарный вагон, долгие годы служивший домом бывшему Сновидцу, отошедшему от дел и скрывшегося в пустыни крохотного полустанка в надежде, что проклятие слияния с всесведущим разумом не коснётся его больше никогда в жизни.
Гикси почувствовал, как за его спиной возник тот, кто за неимением собственного имени отзывался на имя Джонатан. Оборачиваться смотрителю было невмоготу. Он страшно устал.
— Бальзавр, — сказали у него за спиной. — Все-таки это был бальзавр. Тот, что пониже. Это их флот сейчас уходит прочь от барьера. Мы предполагали это.
Гикси кивнул. Он понятия не имел, кто такие бальзавры и что их военному флоту было нужно в мирной системе Диаколы, а теперь, когда всё закончилось, не имел и намерения всё это выяснять — так же, как и то, какой режим какого из обитаемых миров представляет спасший ситуацию чужак у него за спиной.
С него было довольно и того, свидетелем чему он стал. Теперь до конца жизни он может за кружку пива и порцию жаркого рассказывать жуткие истории о том, как превращённый техномагией врагов вагон напал на ночной поезд из Лекорейси, обратив в бегство его пассажиров и экипаж, и нарастил свое тело его изменёнными вагонами. Как превратился в сущего монстра знаменитый экспресс «Алая Стрела» и попытался прорваться во внутренние туннели Ветви, проломив огромную дыру в путях. Как появившийся из ниоткуда в последний момент «Джонатан» прострелил по огромной дыре в груди каждого из врагов и подчинил себе взбесившийся состав, впрыснув ему нейтрализатор, отчего бывшая гордость Древомира, самый известный поезд Галактики, рассыпался в чёрную пыль, которую унёс прочь поднявшийся к ночи ветер…
— Что им было нужно? — спросили за спиной. — Хотели впрыснуть мутаген в транспортную систему? Или пробиться к самому Первому Стволу? Как они хотели нейтрализовать вашего оригамиста… или как вы называете меж собой разум вашего мира?
Гикси вяло пожал покатыми плечами, и чужак отстал от него.
Можно попытаться убить целый мир, отравить его, заставить его чахнуть и страдать долгие, долгие годы — но невозможно уничтожить или искалечить того, чей разум состоит из сновидений миллиардов населяющих его существ, разумных и нет, живых и не вполне, чьи мысли текут в такт перестуку миллионов вагонных колес, чьи резервные копии парят в пустоте за пределами сросшейся с Древом планеты…
А имя…
Не все ли равно, как именовать того, кто, живя в снах, наяву управляет всем миром?
8. Джонатан
Роскошь внутренней отделки легендарного экспресса превосходила все ожидания Джонатана.
В совершеннейшем восхищении он прогуливался по проходам состава «Алой Стрелы», бездумно касаясь панелей из драгоценнейшего живодрева с постоянно меняющимся узором линий, улыбаясь разноцветной суете птиц, насекомых и ящерок в увитых вьюнками и орхидеями шпалерах, утопая по щиколотку в щекочущем ковре эльм-травы, отмечающей каждый его шаг разбегающимися концентрическими волнами света.
Когда кондуктор призвал пассажиров занять места согласно приобретенным билетам, Джонатан вернулся в свое купе и расположился на живом диване у окна. Диван выгнул широкую спину так, чтобы пассажир не почувствовал ни малейшего неудобства, даже если решит просидеть, не меняя позы, весь остаток дня, и замурлыкал, словно огромный кот, наполняя душу Джонатана умиротворением и покоем.
Провожающие на полированном паркете перрона махали руками, носильщики катили опустевшие багажные тележки, станционный смотритель в традиционной фуражке с блестящей кокардой и туго натянутой на немалом животике форменной шинели с локомотивами в петлицах провожал отправляющийся поезд с крайне важным видом — что выглядело довольно забавно, учитывая то, что из-под козырька фуражки выглядывали два огромных, словно плошки, лемурьих глаза, а длинный цепкий хвост так и норовил обвиться вокруг затянутых в форменные брюки ног.
Локомотив дал протяжный гудок, и вагон вздрогнул с нарочито громким лязганьем сцепки. Хозяева Диаколы заботились о том, чтобы путешественники от поездки на поездах получали за свои джоули максимум впечатлений. В подтверждение этой мысли молчаливый стюард минуту спустя предложил Джонатану горячий чай в прозрачном граненом стакане и сахар вприкуску, которые тот с радостью принял.
«Алая Стрела», постепенно набирая ход, катила прямо по выросшему вокруг путей, ставших его главной улицей, городу. Лекорейси так и не разросся в мегаполис. Отчасти об этом позаботились ревнители истории, пожелавшие сохранить первый город на Древе в первозданном виде, отчасти — то, что по мере быстрого роста Древа городок не менее быстро утратил своё стратегическое значение, уступив первенство выросшим на Ветвях верхних ярусов Древоградам. Джонатан умилялся миниатюрным, в один-два этажа, древодомам, представлявшим собой округлые выросты коры Ветви, в круглых окнах которых уютно горели зажженные по случаю сгустившихся сумерек огоньки биохимических ламп.
На окраине города разогнавшийся было экспресс вдруг резко замедлил ход, а потом и вовсе остановился. По проходам пробежали стюарды с крайне озабоченным выражением мохнатых мордочек. Чуть позже следом за ними в направлении головы состава прошли полицейские из транспортной бригады, сжимая в лапках некие предметы неприятных очертаний.
Что-то в поездке явно шло не так, как живописал это рекламный буклет.
Когда со стороны локомотива внезапно раздались крики и грохот, Джонатан оторвался от созерцания звёзд в просветах между арками циклопических ветвей и мерно колышущейся в потоках воздуха листвы за окном и вскочил со своего уютного ложа. Его наполнила необъяснимая тревога, заставляя мышцы пружинисто напрячься, а кулаки сжаться. Такая реакция несказанно удивила его самого. Ещё больше он удивился, когда его тело четко развернулось на каблуках и решительно направилось к выходу. Кабинетный учёный в его голове, робкий, восторженный, увлечённый в странствие за тридевять земель от дома зовом влюбленного сердца и естествоиспытательским интересом, с всё нарастающим изумлением следил за тем, как его собственные ноги всё быстрее несут его сначала в проход вагона, а потом сквозь распахнутую ударом туристического ботинка дверь — наружу.
Приземлившись на твёрдое дерево ложа путей, Джонатан кувырком ушел с потенциальной линии огня — «Огня?! Какого ещё огня?!» — вопил при этом ученый внутри него — и залёг в колее за колесной парой своего вагона, напряженно всматриваясь в разрезанный лучами прожекторов мрак.
Глазам его открылось поистине знаменательная картина.
Знаменитый локомотив «Алой Стрелы», самый быстрый и самый известный локомотив Галактики, выглядел сейчас очень плачевно. Утратив былую мощь линий и стремительность обводов, он весь обмяк и оплыл в объятиях очень странного сооружения на колесном ходу, стоящего сей момент в той же колее, что и экспресс, и препятствующего его дальнейшему движению.
Больше всего встречный состав напоминал однажды виденное Джонатаном в архивах Смутных Времен изображение железнодорожного состава, который не вышедшие ещё в то время за пределы атмосферы люди использовали в планетарных войнах Древней Земли много тысячелетий назад. Орудийные башни, спонсоны с пушками, закованные в броню вагоны произвели на Джонатана, большого любителя старины, неизгладимое впечатление.
Сейчас он видел такой поезд воочию — вот разве что материалом, из которого он был построен, являлось дерево.
И этот поезд, облепив локомотив и головные вагоны «Алой Стрелы» паутиной хищных щупалец и трубопроводов, делал с экспрессом что-то явно противоестественное, парализовав его и заставив… изменяться?!
Джонатан не верил своим глазам. Состав начал трансформироваться, меняя очертания, обрастая странными выступами, почками, побегами, которые, сплетаясь, меняли контуры вагонов, заставляя их срастаться друг с другом — и с поездом-хищником, уже поглотившим и встроившим в себя самый известный в Галактике локомотив.
С визгом и воплями мимо него промчалась обезумевшая от ужаса толпа пассажиров. Следом, стараясь не терять достоинства, следовали стюарды и полицейские. Скоро Джонатан остался наедине с чавканьем и сосущими влажными звуками, доносящимися до него от головы поезда.
Джонатан поднялся с тёплого дерева путей и зашагал им навстречу. Учёный в его голове давно уже умолк и растворился в совершенно иной, поднимающейся из подсознания и всё более осознающей себя личности.
Когда в безобразно вздутом боку поезда-агрессора распахнулся люк и в пятне света на пути спрыгнула стройная рыжеволосая фигурка, тот, кто ещё недавно был Джонатаном, воскликнул:
— Эльжбета!
И, увернувшись от вспоровшего воздух в считаных дюймах от него энергетического луча, рванул из-за пазухи огромный чёрный пистолет.
В ожидании завершения обработки результатов всесистемного поиска, происходившей без участия его сознания, оригамист вновь блаженствовал в пульсирующем в такт перестуку миллионов вагонных колес потоке лиственно-зелёных снов.
В какой-то момент он почувствовал прикосновение крошечного сознания одного из своих старых знакомцев к собственному сознанию — ощущение сродни робкому стуку в дверь. Он опознал вопрошающего как одного из Сновидцев, чьи сознания, одурманенные экстрактом мозгового вещества одного из бесчисленных видов ящериц, населяющих Кроны Древомира, вторгались порой в его собственные сны, привнося в них изрядную сумятицу, но неизменно забавляя скучающий большую часть своего бесконечного века надразум. Порой из хаоса их видений случалось вычленить весьма любопытную информацию — как случилось и на этот раз.
Оригамист с сожалением вынырнул из умиротворяющего течения снов.
Ситуация начинала проясняться.
Теперь с изрядной долей уверенности он мог предсказать направление атаки эмиссаров терпеливо ожидающего за границами системы молчаливого флота.
Лекорейси. Узловая станция близ самого сердца Древомира. Городок на Ветви Первого Ствола.
Оригамист позволил себе насладиться эмоциональным призраком снисходительной улыбки.
Что ж… Удар в сердце далеко не всегда даёт ожидаемый результат.
Он надеялся, что лазутчики будут немало удивлены — вне зависимости от того, какую именно каверзу они замыслили.
Дав вопрошающему ненавязчивый совет, в котором Сновидец столь нуждался, Оригамист с интересом принялся следить за дальнейшим развитием событий.
6. Смотритель
Гикси пришел в себя и ещё не открывая глаз понял, что его куда-то везут. Деловито ворчала утроба вагона, ароматы брожения щекотали волоски в ноздрях, гулко ухали поршненоги, вращая роговые роторы колес. Звуки были привычным фоном жизни в движущихся поездах — только вот вагон, который Гикси по запаху точно определил как свой, должен был сейчас спать в своем тупичке, как делал это уже много лет.
Ан нет! Колесные пары ритмично выстукивали путевую песенку, и вагон качался с боку на бок, вторя изгибам пути. В знакомое плетение звуков порой встраивались гулкие стоны, и тогда вагон судорожно вздрагивал, словно больное животное. Это было неправильным, и Гикси рискнул приоткрыть глаза.
Внутренности вагона сказочным образом изменились. Лозы древоцветов безжизненно свешивались с искажённых стен, которые бугрились вздутиями рёбер жёсткости, способными выдерживать немалые нагрузки. Пол устилал ковер облетевшей листвы. Окна изменили свои пропорции, превратившись в едва пропускавшие свет горизонтальные и вертикальные щели. Передняя стенка вагона сильно сдвинулась внутрь, и вместо лёгких лепестков цветодвери расположенный в её центре выход наружу стерёг массивный округлый люк с кольцом задрайки. Крыша в паре мест выгибалась округлыми полупрозрачными сводами, под которыми из пола выросли ограждённые постаменты с рычагами управления. В тенях под сводами скрывались продолговатые конструкции непривычных очертаний, сквозь прорези в куполах выпроставшие наружу хищные жала хоботков.
Вагон двигался необычайно быстро. Стук колес в колеях всё более учащался, приближаясь по темпу к раскатам барабанной дроби. Тряска делалась всё сильнее, и Гикси порой казалось, что вагон вот-вот сойдёт с колеи, но этого не происходило, несмотря на ощутимо крутые повороты пути, которые вагон проходил без снижения скорости. Чередование правых и левых поворотов, интервалы между ними, длительность прохождения прямых участков с поправкой на примерную скорость вагона — всё это позволило Гикси представить себе, в какой части Ветви он сейчас находится.
Вагон находился на полпути к Лекорейси, причём совершенно безумным образом двигался навстречу поезду, который, судя по сгущающимся снаружи сумеркам, уже вышел с узловой станции и теперь стремительно сокращал оставшееся между ними расстояние.
Сам Гикси лицом вниз лежал на полу посреди вагона в ворохе мёртвой листвы. Руки и ноги его были спутаны небрежно намотанной на лодыжки и запястья лианой. Его похитителями явно были всё те же чужаки, хотя ни одного из них внутри вагона сейчас не было, — тот, кто его связывал, легкомысленно оставил на свободе цепкий хвост смотрителя, чего бы никогда не сделал ни один местный — впрочем, любые формы насилия были глубоко чужды обитателям Древомира. Спустя несколько мгновений Гикси был свободен и усиленно растирал онемевшие конечности.
Обзор сквозь щели в стенах был ограниченным, и смотрителю удалось рассмотреть лишь быстро проносящиеся мимо смутные массы листвы на меньших ветвях, подсвеченные последними лучами ушедшего за горизонт солнца и отражённым светом наводнявших пространство вокруг Древомира спутников, большая часть которых являлась продолжением Древа в ближнем космосе. Врывающийся в вагон сквозь щелевидные окна ветер топорщил шерсть на теле Гикси, и его шум, наложившись на перестук колес, позволил чужакам застать его врасплох и на этот раз.
— Я вижу, что вы пришли в себя, смотритель, — раздалось у него за спиной, и Гикси едва не подпрыгнул от неожиданности.
Высокий чужак стоял совсем рядом. Капюшон его плаща был откинут, позволив гриве огненно-рыжих волос рассыпаться по плечам. Ярко-зеленые глаза задумчиво изучали смотрителя. Треугольное лицо имело странно притягательные очертания, что несколько озадачило Гикси, который хоть и не был ксенофобом, но в прошлом всегда отчетливо ощущал чуждость внешнего вида и пропорций пришельцев с других звёзд.
Запах, понял он наконец. От пришельца исходил приятный будоражащий аромат, странно располагающий к общению с обладателем столь изысканного запаха. Подсознание Гикси уже записало пришельца в число своих друзей и было готово к сотрудничеству и подчинению, раболепно ожидая распоряжений и команд. Однако разум смотрителя наблюдал за незваным гостем отстраненно, не обращая внимания на совершенно физиологический восторг, наполнивший его тело.
— Мое имя Эльжбета, — сказал пришелец приятно глубоким голосом, исходившим, впрочем, не с губ говорившего.
Гикси не видел причины не представиться в ответ.
— А вы не так уж и просты, мастер, — заметил пришелец. От его пристального взгляда не ускользнула реакция Гикси — и реакция эта, по всему видимо, сильно отличалась от той, которую пришелец ожидал лицезреть. — Впрочем, по тому, как быстро вы очнулись, следовало бы предполагать подобную реакцию. Сновидец, а? Бывший Сновидец?..
— Что происходит? — спросил Гикси, проигнорировав вопрос.
За спиной пришельца ему был виден приоткрытый люк в головной части вагона, за которым неожиданно обнаружилось ещё одно помещение. Всё его пространство заполняли светящиеся мягким светом экраны, перед которыми, пристально изучая изображения на них, замер второй пришелец. Часть экранов показывало бешено несущийся навстречу путь. Его параллельные желоба влажно поблескивали в свете головного прожектора выделившейся смазкой — Ветвь готовилась к прохождению поезда из Лекорейси, смачивая своим соком подсохшую за день колею.
— Вам ни к чему знать всех подробностей, смотритель, — сказал пришелец. — От вас нам нужно одно. Сотрудничество.
— В прошлый раз это было мало похоже на сотрудничество, — оскалился Гикси. Пришелец вежливо улыбнулся ему в ответ.
— Не было времени на торги, мастер. Нам нужен был ваш вагон и немного времени на то, чтобы привести его в соответствие с нашими планами.
— Должно быть, мне будет сложно постичь ваши цели, — Гикси демонстративно обвёл взглядом преображённый интерьер бывшего вагона. Следовало бы начать называть его локомотивом, пожалуй, подумал он про себя. Но как им удалось это, как?!
— Вам совершенно не обязательно знать больше того, что вам знать необходимо. Вы владеете навыками стрелочника? От вашего ответа будет напрямую зависеть, сможете ли вы быть нам полезным.
Помедлив, Гикси кивнул.
— Вот и хорошо, — удовлетворенно кивнул пришелец. — Скоро вам предоставится случай продемонстрировать нам ваши умения. Не хотелось бы разочароваться в вас, мастер. Мы способны справиться с задачей и сами, но помощь профессионала нам не помешает. Так мы сэкономим время. Вы же будете вознаграждены.
Пришелец безбоязненно повернулся к Гикси спиной и шагнул в дверной проем. На пороге он обернулся.
— Когда начнется шум, держитесь за что-нибудь покрепче и не высовывайтесь наружу.
Дверь закрылась, задрайка крутнулась до упора.
И только потом Гикси наконец сообразил, что пришелец был самкой вида двуногих, приходившихся его расе дальними родственниками и населявших вместе с предками Гикси один маленький мир на самой заре Галактической эпохи.
В глубокой задумчивости Гикси глядел на закрывшуюся дверь. Шорох в палой листве привлек его внимание. Крошечная ящерка пробиралась по россыпи увядших листьев. Молниеносным движением Гикси сцапал изящное животное, клацнув зубами, откусил ему голову и принялся неторопливо жевать терпкую горечь. Скоро картины недавнего прошлого, свидетелем которому сам он быть не мог, заполнили его разум.
Все оказалось даже интереснее, чем он только мог предположить.