Соседка обнаружилась на кухне – с отсутствующим видом она «догоняла» чересчур увертливую чашку. Андрей хотел было рассмеяться, но припомнил свои недавние мучения, и воздержался. Тем более, что притихший звон в висках потихоньку наращивал обороты. Андрей поднял валявшийся на табурете бокал, пододвинул его под кран с фильтрационной системой, коснулся датчика. Вода плюхнула с таким энтузиазмом, что обрызгала все вокруг. Слив лишнюю жидкость, Андрей протянул бокал девушке, а затем и вовсе вложил в мелко трясущиеся пальцы.
— Держи!
— Еще! – Лисса осушила бокал в три глотка и требовательно брякнула его на стойку. После третьей порции живительной влаги девушка открыла глаза: — К-кх-ха!..
— С тебя ответная услуга: принесешь мне одежду? — Андрей окинул девушку септическим взглядом: помятое лицо серо-зеленого цвета, вздыбленные и сбившиеся набок волосы, болтающаяся на бедрах нижняя часть комбинезона и разукрашенная винно-ликерными пятнами майка, — заодно и сама переоденешься?
— Нет, — Лисса хотела только отрицательно покачать головой, но шатнулась в сторону всем телом. Для вящей устойчивости обнялась с кухонным шкафом, и попробовала жестами объяснить свой отказ. Не преуспела и скороговоркой выдохнула: — Этвышмыхсил!
Андрей понял (самому еще ох как хреново!) и покладисто предложил проводить соседку в душ. Расшифровав неразборчивое «спс-с» как согласие, Андрей не только отвел Лиссу в душевую, но и закинул в кабинку. Понаблюдав, как девушка страдает под теплым дождиком, вежливо помог – врубил ледяную воду. Лисса громко завизжала и выскочила из кабинки как ошпаренная. Пришлось ловить, запихивать обратно и самому затискиваться следом – иначе удержать ее под отрезвляющем душем не получалось. Силой девушка похвастаться не могла, зато сопротивлялась отчаянно: словно ее не купают, а самого ценного лишают. Она расцарапала парню все, до чего смогла дотянуться. А руки и плечи еще и искусала. Когда же Андрею удалось скрутить строптивицу, и подставить под оздоравливающие струи, Лисса принялась пинаться и лягаться.
— Да отпусти ты меня наконец! Хватит замачивать! Я уже и так вся замерзла!
Оценив бодрость выкриков и четкость произношения, Андрей разжал руки. Под душем они провели всего пару минут, но ему казалось, что схватка в душевой длилась часа три. Из кабинки они вылазили одновременно, боком пропихиваясь между створками. Постояли на залитом водой полу, померзли, одинаково раздраженные и раздосадованные произошедшим, помолчали. Затем синхронно принялись пофыркивать и похрюкивать, но с трудом сдерживаемый смех все вырвался.
— Знаешь, — отсмеявшись, Лисса с внимательным интересом прошлась взглядом по крепкой, в меру и в нужных местах мускулистой фигуре Андрея, – у меня вряд ли найдется что-то тебе подходящее.
— Знаешь, — в тон девушке ответил Андрей, — я не привередлив.
За неимением полотенец сушиться пришлось по очереди в душевой кабинке – режим «воздушная ванна» с выставленной на максимум температурой помог не только высохнуть, но и согреться. Затягивать принятие «ванны» Андрей не стал – за панелью зябла Лисса, пропустившая парня (по праву гостя!) вперед. Девушка, не теряя времени, избавилась от мокрой одежды, кинув ее поверх лежащей на полу кучи. И когда Андрей вышел, торопливо юркнула внутрь – под горячий душ. Прикинув, сколько девушка может полоскаться, Андрей решил не ждать и отправился на кухню варить кофе. Он успел поколдовать с кофеваркой и даже сделать пару глотком крепкого и переслащенного напитка, когда Лисса нарисовалась на пороге. В костюме Евы, видно, из солидарности с Андреем.
— Пошли что ли, одеваться, — девушка блаженно зажмурилась, принюхавшись к кофейному аромату. Андрей указал ей на вторую кружку.
Вещей у Лиссы было не много, но, пока перебирали гардероб, кофе варили дважды. Андрей был на голову выше, и гораздо шире в плечах, да и весил килограмм на двадцать больше. Неудивительно, что на него не налезли ни старые Лиссины штаны, ни даже растянутый свитер. В принципе, можно было бы завернуться в одеяло и перебежать как есть – делов-то на пять минут. Но четыре градуса тепла отбивали охоту к таким подвигам. Да и самочувствие еще было такое, что быстро не побегаешь.
— Ладно, рассказывай, где у тебя что лежит, — вздохнула Лисса. Ей тоже не хотелось выбираться из дома, но на стирку и сушку одежды уйдет часа два. Да и чем сшивать эти лохмотья? Девушка натянула куртку и даже накинула капюшон. Андрей церемонно завернулся в плед, хотя обнаженность его ни капли не смущала. Наоборот, зашкаливающий идиотизм ситуации удивительным образом поднимал настроение.
Андрей быстро объяснил, снял блокировку дверей и отключил охранную систему дома (планшет, правда, искали долго, а наткнулись случайно – он вызывающе торчал из чайника, благо пустого). Андрей поглядел в окно – Лисса перебежала двор, коснулась мобильной секции забора. Своего тела парень не стеснялся, хотя так откровенно демонстрировать свои достоинства девушкам ему еще не доводилось…
…Дабы не повторить судьбу своих родителей — он дал себе слово избегать любых отношений с противоположным полом. Впрочем, и не с кем ему было выстраивать эти самые «отношения»: после «учреждения» он вел очень замкнутый образ жизни, изводя себя работой и хозяйскими делами. А общался он только со своим контролером, представителем «Новаторов» и Юлием Морским. Сосед, правда, несколько раз предлагал повзрослевшему пареньку отправиться в «развлекательное» турне и даже собирался проспонсировать «подарочную» поезду (хотя и знал, что зарабатывает мальчишка побольше его), но Андрей всегда отказывался. Рассказы и намеки Юлия, периодически ездившего «раскрепоститься» на специальный «курорт» (частный пансионат на юге Федерации с кусачими ценами, куда приезжали мужчины и женщины ради случайного знакомства и сексуального развлечения), стойко игнорировал.
Андрей боялся, он осознавал свой страх, и не лицемерил перед собой.
«Врать ты можешь кому угодно, кроме себя,» — эта фраза Юлия основательно въелась в мозг вместе с расквашенной в кровь физиономией. Тогда ему было семнадцать, и лицо зарвавшемуся пареньку отрихтовали контролеры. Впрочем, по другим частям тела они прошлись тоже весьма основательно. Били сильно, но со знанием дела – ничего не отбили и не поломали. А синяки и кровоподтеки за пару месяцев совсем прошли. Все наработки по дисинтезированным капсулам, делающим мужчину навсегда бесплодным, перекочевали в собственность научно социальной инспекции, где их собирались проверить, опробовать, протестировать. Андрей Ветров получил официальный запрет на разработку этой темы и неофициально по морде, дабы впредь не нарушал графика работ и не лез, куда не просят.
— Мне-то можешь не врать, — горячился Юлий, меняя ледяные компрессы на свежие, и пригоршнями размазывая по спине и бокам Андрея заживляющий гель. – Какого ляда ты это устроил?
— Я хотел, чтобы право на деторождение перестало быть инструментом давления. Чтобы любой человек мог для себя решить … — путано начал объяснять Андрей. Он полулежал, привалившись к спинке мягкого углового дивана. Коротко поверхностно дышал, сделать нормальный вдох мешала гудящая боль в отшибленных ребрах.
Юлий плюнул и развернулся, собираясь уйти.
— Подожди… — Андрей напряг все силы, чтобы выкрикнуть это слово, и дальше говорил едва слышно: — Я не хочу, чтобы появлялись лишние дети! Не хочу, чтобы они попадали в учреждение! Не хочу, чтобы… чтобы были дети у меня! Они ведь даже детьми считаться не будут – а так материал для исследования! Материал!! Расходный материал!!!
Парень снова сорвался в жестокую истерику. Он бился в немыслимых конвульсиях, рвался, кричал, всхлипывал. И Юлий снова его держал, уговаривал, успокаивал. Но одно дело удерживать, чтобы не покалечился, мальчишку, и совсем другое крепкого спортивного юношу, который выше на голову и на порядок сильнее. Несмотря на все усилия Морского, Андрей несколько раз крепко приложился затылком об пол, но даже этого не почувствовал. А перехватывать руки и одновременно страховать затылок Юлий не мог.
Лисса, привыкшая к постоянному контролю и сдержанности, сама не ожидала от себя такой яркой, звенящей, ярости. Андрей опешил, машинально сделал несколько глотков, протянул бутылку девушке. Лисса выпила, жадно и быстро. Словно хотела крепостью ликера притушить разгоравшийся в душе пожар.
— Спасибо тебе, — очень тихо произнес Андрей. Теперь он бы скорее сам сдохнул, чем позволил кому бы то ни было обидеть эту сумасбродную писательницу.
— Хочешь, я о них книгу напишу? О настоящей любви? О твоих папе с мамой? Чтобы все читали. Нет, я не в том смысле… не для дешевой популярности. А потому что у них были искренние чувства, — от возбуждения Лисса даже привстала, но тут же шлепнулась обратно на тахту.
— Напиши, — усмехнулся Андрей. – Читатели тебе все равно не поверят. Они ведь знают тебя как великую фантазерку. А сволочи из инстанций сверят дела и будут искать тебя втройне настойчивей и тщательнее.
— Откуда… — у Лиссы внезапно пропал голос, язык тут же перестал заплетаться, в висках противно зашумело, а сердце тревожно затрепыхалось где-то в районе горла.
— Оттуда… — раздраженно, что так по-глупому проговорился, буркнул Андрей. И, коль помирать так уж с музыкой, выложил всю подноготную: — Это я делал все твои странички под разными никами и кодами. Это я тебе фабриковал чипы. По просьбе твоего дяди. Он их передавал Алексу, а тот уже подсовывал тебе. От тебя все скрывали, не потому что не доверяли, просто… если бы тебя вдруг схапали – головы полетели бы у всех. А Юлий за меня беспокоился, я ему как сын был. И за Алекса переживал, а за тебя, дуреху, вообще поседел.
— Можно подумать, если бы зацапали кого-нибудь из вас, то остальные остались бы целы и невредимы, — Лисса прижала ладонь к груди, но внезапно вспыхнувшая боль утихать не спешила.
— Во-первых, разыскивают автора то есть авторшу. Ведь спецы уверены, что это она все мутит. А во-вторых, у каждого из нас на всякий случай есть запасной выход, — и, видя недоумение в глазах девушки, закончил: — подохнуть до того, как развяжется язык.
— А меня, значит, пускай допрашивают, — голос предательски дрогнул: впечатления от экскурсионного посещения лаборатории взысканий оказались настолько сильными, что даже через одиннадцать лет оборачивались ночными кошмарами.
— До такого, пожалуй, не дошло бы, — Андрей старательно встряхнул бутылку, определяя, сколько там еще осталось. – Сначала бы на детекторе проверили. Ну сдала бы ты своих виртуальных помощников. И все – больше ведь ничего не знаешь. Не знала до сегодняшнего вечера. Кстати, я – Герен, и тоже с тобой много болтал в виртуале. Прости, Юлий, что я тебя подвел, — патетически воскликнул технолог и втянул последние капли ликера.
Лисса ядрено выругалась: очередное предательство, в котором ей отвели малосимпатичную роль жертвенного кролика. Протрезвевший от шокирующих новостей организм жалобно взывал о помощи. Но девушке хотелось напиться до бессознательности, чтобы сегодня больше ни о чем не беспокоиться. Андрей, похоже, испытывал аналогичные страдания.
— Будем еще пить? – и, получив утвердительный ответ, Андрей раскололся: — В кухне во втором шкафчике стоит такой пузатый бочонок.
— И что? В него какое-то моющее средство засыпано.
— Да нет, там Юлий вино складировал. Хочешь, проверю?
Проверять пошли вдвоем, натыкаясь на внезапно выскакивающие углы, поминутно сшибаясь друг с другом и с несговорчивыми стенами. Двадцатилитровый бочонок из шкафчика Андрей вытащил только с пятой попытки. Порошок был зернистым, разноцветным и красиво разлетался при подбрасывании. Нащупать емкости с вином не получилось, и Андрей сгоряча пинком опрокинул тару. Бочонок упал, покатился, закрутился, засыпав весь пол равномерным порошкообразным ковром. Полулитровых фляжек из черного стеклопластика оказалось шесть. Благо они тихарились где-то в районе дна, и ухитрились никуда не выкатиться, и, самое важное, не разбиться. Поминки превратились в разнузданную пьянку.
Лисса и Андрей спиртное в таких количествах поглощали впервые. И добавка в виде двух фляжек вина, двадцатиградусной крепости, подействовала на молодых людей подобно силовой волне – сбила с ног и оглушила. Вообще-то для закаленного алкоголем организма такая доза скорее грозит участившимися визитами в комнатку уединения, чем абсолютным нокаутом. Но за два века сухого закона гены, отвечающие за переработку алкоголя, за ненадобностью почти атрофировались.
Клубов и развлекательных центров, где можно было бы продолжить гулянку, на территории Федерации не существовало. Последнее нелегальное учреждение формата «бар-клуб-казино» закрылось сто пятьдесят четыре года назад. Магазинчиков и ларьков, куда порывались сбегать а поддачей более ретивые предки, тоже давненько не водилось. А в мегамаркетах из продаваемых напитков самым крепким считался кефир с крепостью в ноль целых шесть десятых градуса.
Выпитое вино, очевидно, скорешилось с ликером, и уже совместно они стали толкать ребят на подвиги. Лисса периодически принималась танцевать, сбивчиво напевая под нос какой-то мотивчик. Андрей показывал кому-то боевые приемы. Кого и чему он обучал, Ветров впоследствии так и не вспомнил. Зато наутро у него самого свежими синяками и ссадинами было расписано почти все лицо. В какой-то момент на Лиссу снизошло ораторское озарение и она толкала жутко длинную патриотическую речь, при этом фривольно жестикулируя подвернувшимся под руку лифчиком. Последнее, что поддавалось смутному воспоминанию, был какой-то сврхсложный и опасный лабиринт, из которого они никак не могли найти выход. А какое-то расплывчатое чудовище порывалось их если не проглотить, то хотя бы понадкусывать.
Очнувшись, Андрей раскаялся в своей строптивости – лучше бы уступил тому глючному монстру. Пускай бы сожрал: в желудке гребаной твари ему было бы раз в десять комфортнее, чем в мокрой и порванной одежде на надувной тахте в обнимку с полуголой соседкой и жутко липкими развалинами «вкусного города». В голове громыхало и звенело, перед глазами разнузданно плясали звездочки. А окружающая комната кружилась со скоростью центрифуги, вызывая мерзкую тошноту. Спальное место тоже как-то неритмично покачивалось. Тело ощущалось как большая ватная и абсолютно нетранспортабельная субстанция. Андрей на пробу подвигал пальцами – и понял, что до этого действия его самочувствие было еще вполне терпимым. Ветров с превеликим удовольствием лежал бы дальше, печально и неподвижно, но испытание жаждой оказалось сильнее человеческой выносливости. Внутренности полыхали огнем, во рту все не просто пересохло, а иссушилось до основания. Даже, казалось, язык распух до невообразимых размеров.
Медленно, по миллиметру, сползти с низкой тахты – стало равносильно подвигу, за который полагалось выдавать золотой чип. Чуток передохнув, Андрей начал перемещаться в сторону кухни. С закрытыми глазами двигаться было проще – можно было не отвлекаться на хоровод мельтешащих перед глазами пятен, да и организм вроде как болтало меньше. Зато все имеющиеся в доме предметы (Андрей и не предполагал, что их тут так много) словно нарочно выскакивали под ноги, валились на голову и толкали в бока. Четырнадцать метров, что отделяли холл-гостиную от вожделенной кухни, показались Андрею длиннее двухнедельного экстремального похода на выносливость, и потребовали намного больше усилий.
Если творящееся в холле безобразие можно было тактично охарактеризовать как «бардак бесконечный», то на кухне свершилось настоящее светопреставление. Невесть откуда нагрянувший катаклизм (с трудом поддающийся классификации) перемешал на полу содержимое всех шкафчиков, а сами ящики и шуфляды повыдирал и основательно выпотрошил. Вода была только в кране, к которому Андрей намертво присосался. Сначала напился, потом с наслаждением умылся. И снова принялся хлебать холодную и живительную водичку. Затем вообще сунул под ледяную струю голову.
Водные процедуры, несмотря на примитивность исполнения, оказались весьма целебными — до душевой Андрей добрался уже на двух ногах, почти не заваливаясь и не опираясь на стенку. Разделся, пару минут постоял, разглядывая свою одежду и гадая, что же такого они вчера с Лиссой делали, что новые байка-майка-джинсы преобразовались в кучу негодного тряпья. На трезвую голову Андрей не стал бы так издеваться над собой, но сейчас он планомерно чередовал кипяточный душ с обжигающе студеным. Терпел, скрипел зубами, досчитывал до сорока, и резко до упора переключал бегунок на сенсорной панели. После пятнадцатого повтора Андрей убедился, что дальше улучшать самочувствие уже некуда.
Напоследок он еще стоически потоптался под освежающем потоком полторы минуты, и, донельзя бодрый и озябший, вылез из кабинки. Сунулся во встроенный шкаф за расфасованными полотенцами, и матюгнулся. При Юлии нижняя корзинка всегда была наполнена разноцветными шариками, которые распаковывались в большие и приятные на ощупь «рушники и утиральники» — так их называл Морской. Сейчас внизу не было ни корзинки, ни полотенец. И Андрею не оставалось ничего другого, как повторить вчерашний демонстративный выход Алисы из душевой, надеясь, что девушка еще валяется в гостиной.
Жизнь стала абсолютно отрегулированной, общество полностью социализированным, федерация безопасной, а действия людей исключительно регламентированными. Граждане постепенно притихли, приспособились, осознали правильность такого жизнеустройства. А шестое-седьмое поколение, к которому как раз и относились Лисса и Андрей, даже и не представляло, что может быть по-другому. Впрочем, некоторые молодые люди были слишком любознательны и порой находили чудом не уничтоженные видео-аудио-текстовые файлы с описаниями жизни людей двадцатого или двадцать первого века. Но одно дело втихомолку почитать или поглядеть информацию, относящуюся к категории «фантастического бреда», восхищаясь собственной смелостью. И другое – испытать что-то из запретного на собственной шкуре. Пробовать боялись, приукрашивать свои деяния опасались, хвастаться не рисковали.
И оттого даже девушка, тишком пописывающая антисоциальные романчики, прожила пятнадцать лет (если считать с подросткового возраста) ни разу не продегустировав спиртное, ни разу не затянувшись куревом или травками, и ни разу не траванувшись таблетками и порошками. Андрей, видно, тоже все это прокрутил в голове и скомкано извинился.
— Ладно, пустяки, — гадостные впечатления сменились успокаивающим и согревающим теплом, которое волнами расходилось от живота по всему телу. Немного отогрелись даже закоченевшие руки. А тяжесть в голове сменилась легкой, но приятной дезориентацией. Лисса медленно потянулась к бокалу — глоточки были малюсенькие и осторожные. И ощущения ей понравились больше.
— Еще хочешь? – Андрей, смакуя, допил свою порцию. И дождавшись согласного кивка, плеснул ликера подруге.
— Хорошая традиция… поминать ушедших. Как-то легче на душе стало, — Лисса почти успокоилась. Сделать она ничего не могла, изменить ситуацию было не в высших силах, а реанимировать Юлия даже не во власти медиков.
— Похоже, наши дальние предки не такие уж дураки были, — то ли последствия детской травмы сказывались, то ли присутствие на воспитательных занятиях в приюте, но иногда корявость и нелепость Андреевых фраз зашкаливала. Парень сам это видел, но исправить дефект не получалось. Особенно сильно он проявлялся, когда Ветров нервничал.
— Верно, — голова чуточку кружилась, бутылка опустела на треть, зато настроение поднялось на пару градусов. И Лисса практично предложила перебазироваться в гостиную вместе с выпивкой – «Вкусный город» стал бы неплохим дополнением к шоколадно-сливочному ликеру. Заодно и на надувной тахте можно полежать, а то табурет начал как-то подозрительно покачиваться.
Бутылку-то Андрей захватил, зато бокалы благополучно остались на стойке. Возвращаться за ними не хотелось, и ребята прекрасно обошлись без них: по очереди отпивая прямо из горлышка и закусывая отковырянными или отгрызенными кусочками «города».
— … это не правильно, — горячилась Лисса. Хмель способствовал многословию, и девушка открыто высказывала свои мысли. – Представляешь по два-три часа сидеть в машине, которая не двигается с места. Стоит в толпе таких же машин, и все стоят. Это же столько нервов и здоровья надо убить. И каждый день такое безобразие. Два раза в день.
— Конечно, — Андрей торопливо проглотил кусок мармеладной крыши, — а у нас временной ограничитель действует. Если дорога занимает больше двенадцати минут, то гражданин обязан переехать в жилье поближе. Но опять же… ты живешь в этом доме… или модуле, привыкаешь к нему, обживаешься. И тут – опа! Приходится переселяться.
— Ага, поэтому и есть рекомендация по нужному, необходимому и дозволенному количеству личных вещей, — кивнула Лисса. – Но ты-то другое дело… у тебя в доме столько барахла разного, что ни в какой норматив не уложишься.
— Это не барахло, — обиделся Андрей. – Эти вещи мне нравятся.
— Кто спорит, — отмахнулась Лисса. – Они красивые, интерьерные, уютные.
— А вот тебе бы не хотелось иметь свой домик? – Андрей нашел убойные аргументы и спешил их высказать. – То есть сейчас ты его имеешь. А вот прежде, на этих своих хуторах? Да и вообще как можно жить спокойно, если знаешь, что у тебя нет ничего?! Что ты сам по себе дерьмо и у тебя нет ничего личного?!
— Нет, погоди, — Лисса нахмурилась. – Я читала в древности, когда война была, люди все пожитки кидали, детей хватали и бежали не оглядываясь.
— Было и такое, — не стал спорить Андрей, — но в тех же книжках писали и о том, сколько люди героических поступков совершили, защищая свои дома и семьи. А вот ты, не приведи высшие силы, случись какой катаклизм, ради чего будешь сражаться?
— За общество! – уверенно и громко ответила Лисса.
— А что такое общество? Общество – это ведь люди. Те люди, которые по несколько раз на дню посещают сортир, чтобы высрать все сожранное накануне. Те люди, которым зачморили мозги настолько, что они ничего не видят из-за дешевых в своей тупизне принципов. Работай на благо общества и да воздастся тебе по делам и заслугам. Да кому только воздастся? Тебе вот далось… тьфу, что воздалось? Ты всю свою жизнь вкалывала, как проклятая, а получила что хотела?
— Ну… — Лисса досадливо поморщилась, но все же честно ответила. – Нет… не совсем. Дом мне дядя оставил. А от общества… о-о! У меня есть право на рождение и воспитание ребенка.
— Да есть чем гордиться, — Андрей совсем разошелся, — раньше люди рожали и растили детей безо всяких прав. И семьи были нормальные, большие. Вот представь себе, в выходной день собираются все вместе, пьют чай с тортом. Разговаривают, дети играют, общаются. Ты своими родителями много времени проводила?
— У нас так с братом было. Ну, почти… иногда… он тоже всегда очень занят, — Лисса тоже рассердилась: своим вопросом парень нечаянно задел за больное. – Можно подумать у тебя было иначе.
— Да, было. Пока моих родных не убили. У меня на глазах. И я стал причиной их смерти. И мамы, и отца, и деда.
Андрей понурился, предложения стали короче некуда. Сколько ни бился Юлий, но мальчик, однажды назначивший себя главным виновником случившего, пребывал в этой уверенности до сих пор.
— Здорово, — невпопад ответила Лисса. – У тебя дед был.
— Очень, — Андрей лихо одним махом выцедил полбокала ликера. – У меня до сих пор есть еще один дед и целых две бабки.
— А… — вопросительно протянула девушка, когда пауза затянулась.
— Только они отказались от меня, когда нас поймали, — и, заметив ошарашенный взгляд Лиссы, пояснил: — ни у кого из моих родных не было права на ребенка. Я – лишний. Но родители сделали все, чтобы я выжил. И семь лет прятали меня от контролеров и инстанций. Когда это вскрылось – всех заставили заплатить за столь ужасное преступление. Заплатить жизнями. Меня не тронули по счастливой случайности – из-за высоких умственных показателей. Мои родители очень любили друг друга.
Именно чувством, что испытывали друг к другу Ксандр и Кристиана, Андрей и объяснял свою гениальность. У любящих родителей рождаются очень красивые дети, а в его случае – умный мальчик.
— Без любви не было жизни, — повторила избитое атавистическое выражение Лисса. – А сейчас нет ни жизни, ни любви. Одно монотонное существование. Давай за твоих родителей… Они уж точно заслуживали куда как лучшей доли. Но я уверена, их жизнь и смерть была не напрасной… Пусть будет светлым их путь, а память о них долгой.
Когда сосед вернулся, Лисса с тем же безразличным видом сидела на выдвижном табурете у стола-стойки. Андрей ввел трехзначный код (указанный курьером при доставке) на пробке, открыл бутылку, пристроил ее на столешницу. Достал из ящика пластиковую коробку с бокалами, наполнил их доверху тягучим, одуряюще пахнущим шоколадом, ликером.
— Ты хорошо ориентируешься в доме, — равнодушно заметила Лисса.
— Мы с Юлием… — Андрей запнулся: говорить о приятеле в прошедшем времени было тяжело и непривычно, — были… не только хорошими соседями, но и отличными друзьями. Он мне помог… помогал очень много. Бывало я даже по пару дней жил у него…
— Жил у дяди? – безжизненно переспросила Лисса. — Ты же говорил, что свой дом получил?
— Ну да, — Андрей пожал плечами. – Только я тогда еще пацаном был. Да и родителей недавно потерял. Одному все пережить сложно было.
Лисса покачала головой: то ли соглашаясь с Андреем, то ли в такт собственным мыслям. Покрутила бокал за ножку.
— А для тебя он кем был? – Андрей дважды удивился: своему внезапно охрипшему голосу и безграмотности вопроса.
— Сложно сказать, — Лисса еще больше ссутулилась, — я думала, что Юлий просто родственник по крови. А на деле оказалось, что он фактически спас мне жизнь. И знаешь… он мне даже больше, чем друг.
— Понимаю, — Ветров медленно кивнул. – В старину был такой обычай: по ушедшему готовили поминки. И выпивали, не чокаясь. А еще желали царствия небесного.
— Ты для этого бутылку принес? – догадалась Лисса. – Давай тогда и мы так сделаем. Слушай, достань еще один бокал. Вроде как для Юлия. Как будто он с нами сидит.
Андрей поставил третий наполненный бокал на стойку, выдвинул для себя табурет, присел. Лисса, не глядя, взяла ближайший бокал, поднесла к губам, но пить не стала, пару минут посидела, думая о чем-то своем. Андрей тоже молчал – с алкоголем его познакомил Юлий. На прошлый новый год сосед наготовил бутербродов с разными начинками, обозвав их пирожками, выставил на стол декоративную фляжку. «Давай, парень, за все хорошее! Пусть его в нашей жизни будет побольше!» Во фляжке оказалось сладкое арбузное вино. Они тогда выпили по пару глотков, а потом сидели всю ночь, разговаривали, периодически заваривая новую порцию кофе. Юлий, перед тем как сесть в таксокар, пообещал, что непременно приедет к Ветрову на новый год. Вот Андрей и заказывал контрабандный ликер, заплатил за него бешеные деньги (треть своих трудовых), — хотел удивить Юлия…
— Где бы ты ни был… пусть тебе там будет хорошо и спокойно, — сердечно произнес Андрей и пригубил ликер.
Лисса, словно дождавшись команды, сделала несколько больших глотков. Ощущения были новыми и неприятными – язык и небо словно обожгло жидким огнем, дыхание перехватило, из глаз самовольно потекли слезы. Девушка раскашлялась, едва не разбрызгав остаток ликера.
— Ну и гадость, — произнесла Лисса уже более оживленным голосом, после того как отплевалась, откашлялась, отдышалась и влила в себя, и частично на себя, почти литр нефильтрованной воды.
— Так его надо пить по чуть-чуть. А ты опрокинула, как стакан сока, — несмотря на трагизм ситуации, губы Андрея кривились в едва сдерживаемой улыбке.
— Предупредить раньше можно было? – зло спросила Лисса.
— Я думал, что ты знаешь, — растерялся Андрей.
— Откуда? – девушка так и полыхала возмущением.
Политическая программа всеобщей социализации, проводимая сто шестьдесят семь лет назад, была крайне жестокой и внедрялась с повышенной педантичностью. Сначала бешеным налогом обложили уклоняющихся от работы граждан. Тех, кто решил оспорить или саботировать нововведение, за пару месяцев собрали и транспортировали на окраинные земли. Дозволив взять с собой не больше восьми килограмм вещей и еды. Переселенцам даже выдали допотопный сельскохозяйственный инвентарь и выставили по периметру их территории трехкилометровый заградительный кордон. С однозначным приказом «пристрелить на месте всякого, кто высунется».
По слухам первую, слишком суровую, зиму пережили только шестнадцать процентов жителей. Но территория (в народе ее прозвали «Землей обреченных», а потом переименовали в «Последнее пристанище») долго не пустовала – туда же вскоре переправили всех инвалидов и стоящих на психодиагностическом учете. Диагнозы и способность к самообслуживанию значения не имели – граждане нового общества должны быть здоровы и полноценны. Все люди, независимо от возраста, в обязательном порядке стали проходить медосмотры, во время которых их также проверяли на алкоголь, наркотики и СПИД. Если анализы оказывались положительными, то наркоманов и венерических больных сразу же из комнаты ожидания результатов передавали специальной команде контролеров, которые доставляли их на сборные пункты. Те, у кого в крови находилась хоть капля алкоголя, на первый раз получали строгое предупреждение, их данные помещались в профиль постоянного контроля – а второе попадание оборачивалось переездом в «пристанище».
Потом вышел запрет на алкоголь и психотропы. По Федерации прокатилась волна показательных казней и экзекуций над нелегальными распространителями и нарушителями общественного порядка. Правосудие стало мгновенным и беспощадным. Тюрьмы очистились – особо злокозненных преступников передали в недавно созданную «Лабораторию физического, механического, психологического и технологического воздействия» (лабораторию взысканий). Остальные получили новую прописку в «пристанище».
Госбюджет основательно пополнился: бесконечные финансовые потоки на социальную медицину и содержание заключенных прекратились. Повсеместно ввели обязательное медицинское и профессиональное страхование. Основательно пересмотрели и перетряхнули образовательную систему – тратить средства и время на трех-пятилетнее обучение показалось нерентабельным. Поэтому в обиход стали активно внедрять электронные курсы и программы, и итоговое профтестирование. Действительно, незачем заполнять аудитории десятками учеников или студентов, тратиться на ремонты помещений и содержать армию педагогов, — если любой желающий может получить образование, самостоятельно прорабатывая в удобное время электронные уроки. Самых талантливых преподавателей отобрали в бригаду разработчиков новых курсов, а прочим предложили переквалифицироваться в кого угодно.
Отменили пенсии и пособия – если ты за всю свою жизнь так и не сподобился собрать нужную для проживания сумму на личностной карте, значит, был фиговым работником, кормить и содержать которого нет нужды. Не на что жить – иди работай, получай законные трудовые. Не можешь работать – обратись к родственникам, авось кто по доброте душевной согласится проспонсировать твое никчемное существование. Нет желающих «выкидывать деньги на ветер» – добро пожаловать на регулярный автобус, конечной точкой маршрута которого является «пристанище».
Люди пытались бунтовать – но даже массовые восстания подавлялись с поразительной жестокостью. И количество недовольных уменьшалось в геометрической прогрессии. На смену частновладельческому жилому фонду пришли федеративные жилые модули и стандартизированные жилые боксы – дабы граждане могли селиться рядом с рабочим местом и не тратили бесценное время своей жизни на дорогу. Поменял работу – получай в свое временное распоряжение типовой модуль по новому адресу. Поначалу проще было дистанционщикам – но вскоре упорядоченность коснулась и их. Всех, кто мог работать удаленно, стали заселять в «Хуторы» — так называемые сборные общежития. Транспортная сетка разгрузилась, города превратились в полисы с типовой планировкой (с необходимыми службами и мегамаркетами в шаговой доступности) и миниполисы (с центрообразующими предприятиями).
В первобытных домовых, утраивающих мелкие пакости хозяевам, Лисса не верила. Да и вряд ли домовому под силу запрятать куда-либо шестьдесят квадратных метров нулевого этажа. Полтергейстов считала порождением убогой режиссерской фантазии. И если бы они существовали, то по любому двигать целое помещение – мощности не хватит. Второе, третье и прочие измерения – относила к разряду антинаучных домыслов, не подкрепленных нормальными фактами. Тем более, что засунуть туда подвал следовало бы вместе с домом, а с ним вроде все нормально. Стоит себе и не ведает, что куда-то запропастился весь этаж с фундаментом. Лисса нервно захихикала. Скорее всего, дело в глюкнувшей карте, но тогда зачем ее хранить в компе? И где тогда правильный вход в подвал? И какого, спрашивается, там построена эта неудобная винтовая лестница?
Почувствовав, что еще пара минут таких безответных размышлений, и мозги окончательно закипят, — Лисса решила расслабиться. Правда, стандартная гидромассажная душевая кабинка неравноценная замена морской капсуле, где можно по своему желанию подобрать вид релаксирующего воздействия, степень ароматизации, и качество температурной среды. Но постоять или посидеть под упругими струями – тоже хорошее дело. Лисса уже потянулась включить воду, но в последний момент спохватилась и, выскользнув из кабинки, потопала голышом на кухню. Пока закипала вода, постояла возле окна. Конечно, в модуле она бы ни за что не отважилась на такую вылазку – пришлось бы снова напяливать комбинезон. Но здесь ее никто не видит, да и стесняться некого. Залила пакетик растворимого шоколада кипятком и с кружкой вернулась в душевую. Приятная горячая вода, ласкающая тело, сладкий напиток – и можно почувствовать себя почти счастливой.
Но счастье оказалось неполным – кабинка была низкой и коротковатой, и нормально усесться в ней, вытянув ноги, не получилось. Пришлось скорчиться, подтянув колени к груди. Неотрегулированные насадки тоже проявили себя не лучшим образом – первая струя смачно плеснула горяченькой водичкой прямо в лицо, вторая – метко угодила в кружку, разбавив шоколадное лакомство изрядной порцией проточной нефильтрованной жидкости.
Лисса окончательно расстроилась, вылила испорченные питье прямо на пол кабинки, затем туда же со всей души шваркнула кружку. Воды было немного, но посудина звонко плюхнула. Девушка посмотрела на дрейфующую чашку из неубиваемого стеклопластика, села рядом, подвернув ноги, и горько, по-детски, с надсадными всхлипами и подвываниями, разрыдалась.
Плакала она долго, всласть. И, сама не заметила, как уснула в исключительно неподходящей позе для сна. Спина у девушки затекла и немилосердно болела, шея вообще не чувствовалась. Ощущения в ногах были такие, что лучше бы их напрочь отчекрыжили. В голове с умопомрачительным грохотом перекатывались многотонные чугунные шары. И только зубы бодренько выстукивали победный марш. Впрочем, место для отдыха тоже было не ахти. Мало того, что вода быстро остыла (поскольку Лисса не удосужилась выставить постоянную температуру), так еще умудрилась перелиться за бортик и привольно растечься по всему полу. Окончательному затоплению помешала система аварийного контроля, перекрывшая общую подачу воды в дом по сигналу напольных датчиков.
— Эй, соседка, у тебя что случилось? Ты там жива?
Голос, звучавший за панелью душевой, был жутко бодрым и отдаленно знакомым. От громких вопросительных выкриков и стука в панель Лисса окончательно проснулась, а осознав реальность, преисполнилась горячим желанием утопиться с концами. Что тут же и проделала – вдохнула побольше воздуха и секунд на десять погрузилась с головой в холодную воду.
Слава создателям или проектировщикам этого дома – душевая была непрозрачная. Лисса вынырнула – замерзшая и дрожащая пуще прежнего, — и поняла, что матовые панели не панацея от всех ее бед. Выходить все равно надо, а одежды она с собой никакой не захватила. Только небольшое полотенце, которым планировала подсушиться, и спокойно дойти до спальни. А уже там переодеться… вернее одеться в пижаму и поваляться в кровати с каким-нибудь душевным фильмом. Но такой план был хорош для вечера, а уж никак не для утра с незапланированным гостем. Кстати, а действительно нафига этот технолог приперся? Да и как он попал в дом? Лисса лихорадочно вытиралась, опасно балансируя на скользком и мокром полу душевой.
— Ты ответить можешь? Тебе помощь нужна? Мне войти?
— Не надо, — простонала Лисса, пытаясь смастерить из промокшей тряпки хоть какое-то подобие одежды. – Здесь… я…
Превращаться в комбез или хотя бы в удлиненную футболку полотенце категорически не желало. А его размеры позволяли соорудить либо некое подобие ультракоротенькой юбочки, либо минималистический топ. Либо можно попробовать прикрыться спереди и так проскользнуть мимо гостя, оставив тому возможность насладиться зрелищем быстро удаляющейся спины… и попы. Или пятиться бочком, страдая при мысли, не завернулся ли уголок…
Лисса, не сдержавшись, скомкала полотенце и шваркнула его в воду. Сердито хрустнула пальцами. И крепко обругала саму себя за необъяснимую стыдливость. Стало чуточку легче. Да и с чего бы ей так переживать? Пусть неловко будет тому, кто застал ее в таком положении. Она у себя дома, и может выглядеть так, как ей заблагорассудиться (от мельком брошенного в зеркальную панель взгляда Лиссе снова поплохело: такое отражение даже врагу не пожелаешь). Да и вообще на хуторах зачастую приходилось пользоваться ванными и релакс-боксами, невзирая на половую принадлежность обитателей соседних кабин. Концентрироваться на гендерных различиях считалось дурным тоном, все внимание следовало отдавать только работе. И, взаимные столкновения обнаженных или полуобнаженных мужчин и женщин в проходах и коридорах спортивного, релаксационного или купального модулей, не вызывали никаких предосудительных реакций.
Лисса пригладила волосы – тут не до причесок, хоть бы воду слегка смахнуть. И сделав два глубоких вдоха-выдоха, спокойно отодвинула панель. При других обстоятельствах резко округлившиеся глаза Андрея рассмешили бы девушку, но сейчас ей было наплевать на любые гримасы.
— Чем обязана? – ледяной тон получился особенно удачно.
— У тебя охранка активирована только на ограде. Дверь чуть ли не нараспашку. Свет по всему дому горит, хотя день давно. Я подумал, вдруг что-то случилось, — Андрей старательно отводил глаза в сторону, и фразы почему-то произносил на вдохе.
— Врешь, — отчеканила Лисса. – Из-за забора ты этого видеть не мог. Зачем ты пришел?
Парень помялся, пристально глянул на девушку.
— Просто хотел тебе предложить выпить по коктейлю…
— Неудачная попытка, — процедила Лисса сквозь зубы.
— А… ладно, — резко бросил Андрей, — все равно узнаешь…
Ветров протянул девушке свой планшет. Лисса удивленно глянула на Андрея — читать чужую информацию считалось дурным тоном. Потом все же перевела взгляд на экран и мгновенно побледнела. Очень короткое официальное сообщение о смерти и кремации Юлия Морского соседу переслал ее родной брат.
Лисса медленно повернулась, вялым жестом отмахнулась от планшета, и ушла на кухню. Возле окна, опершись на подоконник двумя руками, она стояла очень-очень долго.
— Оденься, пожалуйста, — тихо попросил Андрей, тронув девушку за плечо, — ты, наверное, замерзла.
Лисса оглянулась – парень протягивал ей герметичные упаковки с трусами, плотной майкой и носками. На согнутой в локте руке висел ее комбинезон. Во второй Андрей держал мягкие с золотым напылением ботинки. Видно, он успел побывать в ее комнате и гостиной. Девушка послушно кивнула, взяла упаковку с носками. Но открыть не смогла – пальцы плохо слушались и совсем не гнулись.
Андрей зубами надорвал пленку, вытащил и встряхнул майку, подал Лиссе. Алиса стала заторможено ее натягивать, и при этом выронила носки. Андрей наклонился, поднял, открыл. Поддержал девушку – Лисса едва не упала, одевая комбез. Покрутил в руках нераспечатанную упаковку с трусами, сунул их Лиссе. Девушка меланхолично кивнула и так же неловко стала переодеваться. Убедившись, что соседка стоит и двигается более-менее устойчиво, Андрей пошел к себе – двухлитровую бутылку крепкого, шоколадно-сливочного, ликера он недавно заказал для новогоднего стола. Вкушать такое дорогое лакомство следовало бы по исключительно радостному и праздничному поводу, но сегодня выпить было нужнее. Причем и ему, и девчонке.
Высокая температура, ломота во всем теле, головная боль и ангина – оказались ничтожной платой за трехсуточное пребывание в бессознательном состоянии на улице. Замерзнуть мальчик не замерз, просто основательно застыл – ночи в конце лета были весьма прохладными, и, зачастую, дождливыми. Три укола и пригоршня разноцветных антипростудных шариков легко справились со всеми симптомами за пару часов. А вот со всем остальным пришлось повозиться. От каждого, даже безобидного вопроса, мальчишка срывался в сильнейшую истерику. Трясся как припадочный, начинал бредить, выдирался из рук Юлия. Убедившись, что ребенок сам успокоиться не в состоянии, да и успокоительные его не берут. Юлий едва ли не силой влил в ребенка стакан крепкого контрабандного ликера. Андрей кое-как отплевался, отсморкался, почувствовал, что начинает потихоньку согреваться и изъявил готовность побеседовать. То есть обрывочно и скомкано стал повествовать о том, что произошло с ним и с его родителями.
Юлий понимал сбивчивую речь с пятого на десятое, но основное для себя выяснил. Когда мальчик окончательно вырубился, Юлий перенес уснувшего ребенка на диванчик, а сам отправился чинить забор. С ним пришлось повозиться — Юлий не ограничился завариванием дырки, а еще и переделал крепежные и фиксирующие механизмы, чтобы секцию сделать подвижной – на всякий случай, чтобы не приходилось каждый раз через улицу в гости бегать. Записи из видеодневника Морской просмотрел на ускоренной перемотке, и то ему поплохело настолько, что пришлось укреплять нервы ударной дозой ликерчика. На подоконнике в гостиной Юлий обнаружил чипы и карты соседа, а на полу валялся спортивный рюкзак с вещами. Планшетник с мигающими окнами срочных пропущенных вызовов Юлий подал проснувшемуся Андрею вместе со стаканом белого, антипохмельного, сока.
А потом было еще много вечерних бесед, плавно перетекающих в ночные, а там и в утренние. Во время этих разговоров Юлий, словно опытный хирург, вскрывал гноящиеся душевные раны мальчика, по слову вытаскивая непомерную для ребенка боль. Было и такое, что захлебывающий рыданиями Андрей сам появлялся на пороге соседа, и тому заново приходилось уговаривать-успокаивать маленького взрослого.
Юлий долго ломал голову, придумывая для мальчика какую-нибудь механическую, но творческую работу. С подачи соседа Андрей увлекался баночной росписью, возился с бусинным и веревочным плетением, занимался лазерной графикой, и даже научился мастерить из дерева. Приступы и нервные срывы стали повторяться все реже, а окончательно они пропали после того, как в дождливую апрельскую ночь уже Юлий постучался в его дверь. Тогда роли поменялись.
Получив паническое сообщение от Алекса, Юлий так растерялся, что не придумал ничего лучшего, как побежать к своему соседу. Не то чтобы он, взрослый, многое переживший мужчина, надеялся на помощь ребенка, которому и самому нужна была постоянная поддержка. Просто других близких друзей у него не было, а выговориться-посоветоваться хотелось очень сильно.
— Ты понимаешь, — Юлий ронял слова, словно массивные булыжники, — я не знаю как быть. С одной стороны, Алексу надо бы ввалить ей по первое число. И приказать удалить страничку. Но это уже бесполезно. Общая фильтрация проходит каждые сорок минут, а мой племянник «следилку» проверил только после работы. Да пока прочитал, пока сообразил мне написать. Пока я просмотрел… Да копия уже раз пять могла в проверочную базу попасть. Ведь выпотрошат девчонку подчистую, а она ведь еще и не жила толком…
— Пусть твой Алекс пришлет кодировку от «следилки», — Андрей скомандовал таким уверенным тоном, что у Юлия затеплилась надежда. Хотя… что мог сделать один ребенок против монументальной системы…
Как оказалось, сделать Андрей мог очень многое. За пару минут вытащил из «следилки» пароли и коды Лиссиных литературных шедевров. А чего возиться да церемониться с собственной программкой. К полуночи – слепил автономные дубликаты. А затем долго и осторожно расковыривал фильтрационную сетку, подчищая все следы пребывания в ней Алискиного рассказа с запрещенными словами. Выполнять настолько трудные задания Андрею еще не доводилось, но он справился! Справился по всем параметрам. Вытащил и аннулировал все копии, скрыл метки своего пребывания, перевел недозволенные выражения в безобидные (для поискового сканера) цифровые символы, оставив возможность прямого чтения текста.
От напряжения и усталости Ветров едва не падал, но все же нашел в себе силы сменить промокшую от пота майку на легкую рубашку. В доме было тепло, но Юлий продолжал сидеть за столом с наброшенной на плечи курткой, ледяными руками сжимая полную кружку давно остывшего чая.
— Все в порядке, маякни племяннику. Небось, тоже с ума сходит, — нарочито грубо велел Андрей, старательно глядя в сторону. Встречаться глазами с неверяще-благодарным, и по-собачьи преданным взглядом Морского не хотелось.
О том, что у соседа, кроме племянников никого нет, Андрей знал давно. Понимал, почему они, несмотря на сильную взаимную привязанность, так мало и нерегулярно общаются. И даже сочувствовал Алисе, которая, как и он сам, потеряла родителей. Хотя существенные отличия в их жизненных дорогах были: девочку не отправляли в учреждение, не били, не проверяли на лояльность, не подсовывали видеозаписи пыток родных людей. У нее могла бы быть нормальная жизнь с приличными перспективами, а вместо этого она по собственной воле сунулась в незаконную публицистику. Это Андрея сильно раздражало – ему ведь пришлось сильно постараться ради спокойного и обустроенного быта…
Теперь с ним все было в порядке – он выжил, вырос, научился бороться и побеждать, обеспечил себе достойный уровень жизни, сделал имя и отличную репутацию. И даже не свихнулся от пережитого, от отчаяния, от безысходности. Впрочем, без Юлия Морского он наверняка бы сгинул еще в ту первую неделю самостоятельной жизни. Лиссин дядя, пусть и не получивший специальных знаний, оказался на удивление талантливым психодиагностом и психокорректором. Он безо всяких средств и биостимуляторов (только лишь вниманием, заботой и терпением), справился и с нервными срывами, и с психоневротическими расстройствами, и с пространно-депрессионным синдромом. Еще будучи подростком Андрей сообразил, насколько ему повезло с таким соседом, и дал себе зарок – отплатить с лихвой за постоянную помощь и поддержку. Потому-то он и возился с неугомонной племянницей, регулярно нарушая закон. Да и впредь не собирался бросать девчонку на произвол инстанций. Хотя, надо признать, было в ее книгах что-то такое, отчего хотелось жить, наслаждаться простыми человеческими чувствами. А еще дышать на полный объем легких, захлебываясь горячим и нестерпимо сладким коктейлем из адреналина, свободы, азарта, страсти, жизни.
День оказался слишком сложным и насыщенным, а неожиданный визит к соседу – оставил двоякие впечатления. С одной стороны ей несказанно повезло – удалось познакомиться и пообщаться с мировой знаменитостью. Да не просто обменяться несколькими изысканными словесными формулами, а запросто поболтать, попить чайку со сладостями, даже совершить небольшую экскурсию по дому, в котором проживает и творит гениальный разработчик. С другой – девушка чувствовала себе так, словно на нее опрокинули парочку ушатов с первосортным дерьмом.
Лисса опустилась на пол и выщелкнула из браслета вирт-окошко поисковика. С голограммы на персональном инфосайте Андрея Ветрова ей приветливо улыбался мужчина сорока лет. Правильные черты лица, чуть приподнятые, с почти незаметной вертикальной морщинкой, брови, уверенный взгляд, волевой подбородок. Между виртуальными изображениями и реальным человеком было бы определенное сходство – если бы парня состарили лет на двадцать, а чрезмерную дерзость и самоуверенность заменили бы на спокойствие и самодостаточность. Сталкиваться с враньем в государственном масштабе было неприятно, но привычно. Но с нестандартным поведением Ветрова – Алиса встретилась впервые, и не знала, как на все это реагировать. Впрочем, в доме у него действительно шикарно.
Девушка вздохнула, припомнив, сделанную под старину деревянную мебель, пусть и массивную, но не лишенную изящества. Просторный, декорированный каменными плитками коридор. Обшитую деревянными панелями комнату с настоящим камином, в котором можно разжигать огонь. И, сидя в болтающемся на цепях огромном мягком кресле-гамаке, наслаждаться легким теплым ароматом свежих дров. В отличие от дома Андрея, имеющего персональный непревзойденный облик, ее жилище было оформлено типовыми комплектами необходимых вещей. И оттого казалось безликим… а еще каким-то запыленным и неуютным.
Лисса встрепенулась – с момента заселения, она так и не удосужилась навести порядок. То есть уже тринадцать дней в доме никто не убирался, а учитывая еще период пересменки. Да и вряд ли самочувствие прежнего владельца дома позволяло ему включить ежедневную уборку в свой график. На хуторах было проще – там по жилым модулям регулярно ползали настроенные роботы-уборщики. А в собственном домике подобными вопросами приходится заниматься самой. По крайней мере – найти и активировать уборщика. Пусть даже и устаревшая модель (в ознакомительной инструкции по дому марка робота не называлась) – но в хозяйстве без него никак. Лисса фыркнула, — сложно представить Юлия старательно елозящего мокрой тряпкой по плинтусам или подоконникам.
Открыть меню дистанционного управления домом было минутным делом. Робот-уборщик обнаружился в файле «дополнительное имущество». Бегло глянув характеристики, Лисса даже присвистнула – многофункциональный автоматический уборочный комплекс из модельной линейки начала этого года. Лисса вдумчиво стала перебирать настройки, задавая параметры уборки, — лучше один раз потратить минут десять на наведение порядка, чем потом каждый день возиться с меню. Закончив, девушка нажала кнопки «сохранить» и «применить». Виртуальный значок МАУКа поменял цвет с синего на желтый – показывая, что комплекс активирован, и прямо-таки жаждет приступить к работе. Но в реальности ничего не изменилось: та же многообещающая тишина и отсутствие всякого движения. Пусть даже и девятая модель, с улучшенным функционалом и бесшумными режимами, но хоть какие-то звуки она ведь должна производить?! Тем более, что в качестве начальной точки уборки Лисса задала холл-гостиную (где в этот момент и сидела), а комплекс в помещение так и не прибыл. Хотя за восемь минут – можно обойти весь дом. Пришлось снова открывать окошко меню – судя по мигающему значку, свое местопребывания комплекс так и не поменял. Не понимая в чем дело, девушка вызвала виртуальную карту дома и застонала – робот обитал в подвальном этаже, и лестница, должно быть, стала для него неодолимой преградой.
Если сидеть на месте и усиленно ругаться – навыками верхолазания уборочный комплекс от этого не обзаведется. Все равно раньше или позже придется спускать в подвал и разбираться с подъемом МАУКа вручную. Лиссе стало грустно – судя по описанию, комплекс был габаритным, и, наверное, тяжеленьким. Лисса поднялась и медленно побрела в большую комнату – там за стенной панелью был спуск в подвал.
— Неужели технологи не в силах додуматься до того, что уборку надо делать на всех этажах. Да и ступеньки лестницы тоже помыть иногда следует, — ворчала девушка, разумея под недогадливыми технологами своего нового знакомого.
Но, если подумать, то в жилых блоках связь между этажами поддерживалась движущимися вертикально платформами. А в самых захудалых зданиях – сновали лифты. А владельцы частных домов были достаточно обеспеченными, чтобы позволить себе на каждом этаже по роботу – и уборка будет идти веселее, и не надо заморачиваться с тасканием техники по лестницам.
Панель уехала в сторону от тройного касания по боковому сенсору, замаскированному под инструктированный цветным янтарем пейзаж. Таких, вмонтированных в стенку, картинок, вернее декоративных плиток размером семь на семь сантиметров, было сотни три. И Лисса как-то полвечера ходила вдоль стен, рассматривая миниатюрные водопады, пестрые деревья, закаты и узоры.
Лисса активировала общую систему освещения и стала спускаться по лестнице – ступени мало того что высоченные, так еще и обвивались вокруг холодного металлического столба. И даже перильца нет. Девушка мысленно решила больше в этот подвал не соваться: ради постирушек можно и министиралку прикупить – в душевую под навесной шкафчик отлично впишется, а без холодильных шкафов и кладовки вообще обойтись. Тем более что на кухне есть небольшие встроенные морозильник и холодильник – для текущих нужд.
Последняя ступенька лестницы торжественно упиралась в стену – кладка из массивных кирпичных блоков безо всяких намеков на покраску или штукатурку. Лисса наугад потыкала пальцем в кирпичные прямоугольники, потому постучала по некоторым кулаком. Четырежды просмотрела карту дома, сначала по браслету пока возвращалась в комнату, затем по терминалу в кабинете.
— Да в чем дело? – недоуменно воскликнула девушка. По трехмерной карте все было ясно – дом, вход, комната, подвал. По трижды пройденному маршруту «кабинет-лестница-кабинет» — подвал с вожделенным роботом отсутствовал. Не него даже намека не было – стенка глухая, кладка вечная, по прочности не уступающая армиропластному бетону, которым заливают трассы-туннели для электрокаров.
На исходе второго года проекта Штад сдался – он прекратил сам и запретил своей бригаде любое косвенное общение с гениальным ребенком, и пошел обивать пороги высшей инстанции. Там решить вопрос оказалось проще, чем договориться с десятилетним пацаном. Всего за два месяца для Андрея Ветрова был, в виде огромного исключения, оформлен статус взрослого гражданина со всеми вытекающими правами и обязанностями. Для проживания мальчику, по настоянию Конрада, выделили частный дом на окраинном полисе, максимально удаленном от центральной части Федерации. Свое решение Штад объяснил тем, что поскольку контролировать мальчика в полной мере они все равно не научились, да и вряд ли преуспеют в этом, то чем дальше и тише будет жить объект — тем лучше. А если вздумает чего натворить, то провести ликвидацию и зачистку в удаленном месте намного проще, чем в густонаселенных жилых модулях. Да и незачем такому ребенку (с очень специфическим мышлением) лишний раз общаться с обычными людьми, как говорится, смущать их умы.
— Но, будем надеяться, что до этого не дойдет. У мальчика фантастический потенциал, и хотелось бы его использовать по максимуму на пользу общества. Так что смотри, контролер, под твою личную ответственность, — с этими словами сам председатель высшей инстанции вручил Конраду планшет со всеми документами и наработками по Ветрову.
В тот же день Конрад забрал мальчика из приюта, и самолично повез в девятый полис. На участок, выделенный в пожизненное владение Андрею Ветрову, они прибыли поздним вечером. Штад наскоро показал ребенку дом.
— Хочешь здесь жить? Сам, один, как взрослый? Или тащить тебя обратно в учреждение? – с мальчиком Конрад разговаривал короткими рублеными фразами из-за банальной усталости. Десятичасовая поездка за рулем электрокара (автоматическая система управления слегка барахлила, и контролер не рискнул включать ее на скоростной трассе), молчаливый и безучастный пассажир – вымотают кого угодно. Штад пробовал расшевелить мальчишку, то рассказывая ему о житье в частных домах, то пугая страшилками о специальных лабораториях, но видя нулевую реакцию, оставил всякие попытки.
— Здесь надолго? – Андрей с завидным равнодушием обвел рукой абсолютно пустой дом. Недавно построенный, с отличной внутренней отделкой, двухэтажный особнячок предназначался для кого-то из инстанционной элиты, но почему-то достался Ветрову. Получается, опять повезло.
— Да хоть на всю жизнь, — буркнул Конрад, — если будешь умником, не станешь зарываться. Нормально делай свою работу, выполняй все требования, и живи в свое удовольствие. Я по-прежнему остаюсь твоим контролером, мой номер личного контакта ты знаешь. Если что – связывайся в любое время дня и ночи. Но учти, с этого дня ты перестаешь быть ребенком. Вот твоя новая чип-карта, здесь счет – тебе полагается повышенная оплата как специальному технологу. Что надо – заказывай. Если что-то специфическое потребуется – можешь обращаться к «Новаторам», у них указание тебе всячески содействовать. По поводу обстановки – на твой вкус, делай как знаешь, главное, чтобы тебе комфортно было трудиться. Да, сегодня днем тебе на карту перевели все твои гонорары за прошлые изобретения. Со статусными полномочиями сам разберешься, возникнут вопросы – пиши или звони Арсении, она с четверга твой официальный помощник по общественным делам.
Андрей спокойно кивнул.
— И еще… — Конрад очень медленно и осторожно достал из нагрудного кармана небольшой инфодиск, — тут последний привет от твоих родителей. Они умерли одиннадцать месяцев назад. Ксандр после сто восемьдесят седьмого испытательного воздействия. Кристиана выдержала сто семьдесят пять. Беспрецедентный случай. Обычно и крепкие преступники на пятом-шестом десятке концы отдают. И дело не в том, что ребятам очень жить хотелось… – Главный контролер поколебался, но все же договорил: — Им пообещали, что после двухсотого отпустят на все четыре стороны и позволят тебя забрать. Вот и терпели за гранью возможного. Может, их и действительно… В общем, посмотри внимательно. И запомни, твоим родителям не хотелось бы, чтобы с тобой произошло что-либо подобное. Они так сами сказали напоследок. Постарайся такого не допустить.
Под застывшим взглядом мальчика Конрад закашлялся и опустил глаза. Про привет Штад наврал. Копию для мальчика он сделал перед поездкой с полученного полгода назад архива, причем скопировал по собственной инициативе, не получив санкций руководства, и не поставив начальство в известность. Просто хотел, пусть и таким жестоким способом, предостеречь мальчика.
…А потом Андрей остался один в большом доме. По комнатам свободно гуляло эхо, старательно повторяя каждый звук. Где-то в душевой звонко капала вода из случайно треснувшей панели. За окнами стелилась густая ватная темнота, не разбавляемая ни диодными лампами, ни галогеновыми рекламами.
Андрей, не включая свет, сидел на полу возле входной двери. От неподвижного четырехчасового сидения затекли ноги и ныла спина. Но Ветров не обращал внимания на мелкие неудобства – сейчас для него во всем мире существовал только светящийся экран планшетника и подключенный сбоку инфодиск.
Специалисты из лаборатории взысканий вели видеодневник с методичностью и безжалостностью истинных ученых. Они спокойно фиксировали на камеру профессионального планшетника все манипуляции, что проделывали с биоматериалом. В соседнюю графу вносили данные по наблюдениям, комментарии медиков и психодиагностов. В дополнительные разворачивающиеся окошки вставляли таблицы, отчеты по состоянию подопытных, диаграммы развития и рекомендации по дальнейшим экспериментам. Будничные выражения лиц под прозрачными пластиковыми масками, искренняя заинтересованность в процессе, спокойные уверенные голоса – люди отлично и добросовестно выполняют свою работу по исследованию психофизического болевого порога, разрабатывают и совершенствуют методы и технологии дисциплинарного воздействия. Вот только на универсальных (способных принимать сорок различных положений и трансформаций, с многочисленными креплениями, зажимами, датчиками, экранами и панелями) столах в качестве подопытных зафиксированы такие же люди. Правда, утратившие человеческий облик на семнадцатой минуте записи, а на двадцать второй — окончательно превратившиеся в истерзанные, но живые и способные еще что-то чувствовать ошметки двух человеческих тел. И это были его родители…
…Родители, которые когда-то, в прошлой жизни, могли задорно смеяться над любыми шутками. Умели искренне и самозабвенно радоваться каждому дню, находили что-то позитивное даже в самом гадостном событии. Обладали поразительной харизмой. Родители, которые относились друг к другу, и к своему сыну с трепетным вниманием и нежностью. Родители, которых не стало одиннадцать месяцев назад…
Общий хронометраж записей был шесть часов тридцать пять минут. Все строго регламентировано и умело смонтировано – видеоролик по каждому испытанию не превышал трех с половиной минут. Сорокасекундные комментарии по промежуточным результатам. Напоследок — двухминутный сюжет, в котором демонстрировалось, как диагносты констатировали прекращение биологического функционирования тел, и двадцатисекундная процедура кремации – скорее похожая на выкидывание в большой мусоросжигатель нескольких пластиковых мешков. Последний восьмиминутный ролик посвящался выводам и рекомендациям по практическому применению семидесяти шести новых видов наказаний. Аудиозапись подкреплялась нарезкой из самых жутких видеофрагментов.
Мальчик скрупулезно сверил даты. Отстраненно подумал, что перед теми свиданиями его родителей, наверное, по несколько часов гримировали. Еще Андрею показалось, что последняя проверка (сдохли или нет?) выглядела явной насмешкой. Даже если бы Ксандра и Кристиану сожгли заживо – это все равно было бы более милосердно, чем и десятая часть перенесенных ими мучений. Да и вообще вряд ли взрослый психически устойчивый человек смог бы выдержать больше пятнадцати минут этого видео, пусть бы и пребывая в наивной уверенности, что это всего лишь качественная графика. Андрей досмотрел до конца…
Мальчик окаменел от нервного перенапряжения, заледенел весь от смертельного ужаса. Ноги и руки его совсем не слушались. В голове нарастал протяжный глухой гул. Перед глазами плескался багровый туман. Андрей не осознавал, как сумел подняться, кулем вывалиться в так и не запертую дверь и сделать несколько бесконечно тяжелых шагов в неизвестность…
Хриплое срывающее бормотание, доносящееся с соседнего участка, Юлий Морской услышал выходя из дома. Погода была отменная, настроение тоже – и популярный блогинист собирался прогуляться пешком до ближайшего мегамаркета. Поход за покупками считался средневековым атавизмом, но Юлию нравилось выбирать продукты на реальных полках, а не на красочных виртуальных картинках с сенсорными датчиками вкуса и аромата. Правда, такое удовольствие он начал себе позволять сравнительно недавно. А до этого, экономя время, заказывал доставку.
Нормальный гражданин, услышав что-то подозрительное, немедленно бы вызвал исполнителей. Посмотреть, оценить, разобраться, принять меры — привилегия специалистов. Но Юлий всегда мыслил и действовал нестандартно. Ворота соседнего участка (до сегодняшнего вечера считавшегося необитаемым) оказались заперты, но ничто не помешало Юлию по разложенной стремянке перебраться через забор.
Источник звуков (сиплый неразборчивый шепот сменился дикими, рвущими горло выкриками) обнаружился сразу – за домом на голой земле лежал мальчик. Левая рука заломлена под поясницу, правая отброшена в сторону. Голова мотается из стороны в сторону, глаза плотно закрыты. На серых щеках застывшие дорожки слез. Юлий подхватил мальчика на руки, потом спохватился – уложил обратно, и рванулся к входной двери. Ребенок ведь не может быть один – значит, что-то случилось с его родителями или опекунами такое, что мальчишка валяется в горячечном бреду на дворе. На громкие вопли никто не отозвался. Свет нигде не включился, а в наступающих сумерках гулять по незнакомому дому – не слишком разумное решение.
Юлий побежал обратно. Чипов, чтобы открыть ворота, на мальчике не было. Поэтому Юлий по-простому лучом из лазерного брелка прорезал небольшое, лишь бы протиснуться, отверстие в металопластиковой секции забора. Судя по малопонятным крикам и репликам ребенка, обращаться за помощью было не только нежелательно, но и опасно. И выхаживать малолетнего соседа Юлий принялся сам. Обкладывал согревающими грелками, держал, когда мальчишка принимался метаться. Аккуратно разжимал стиснутые зубы, напоить укрепляющими, витаминными и стимулирующими коктейлями, более сильные препараты можно было получить или купить только по временной карточке с печатью диагностического центра.
Свое детство Андрей считал счастливым хотя бы потому, что оно у него было. Его не третировали обязательными программами для воспитания детей, ему не забивали голову пропагандистской чушью, ему не калечили психику технологиями достаточной обособленности от семьи. Наоборот, родители были рядом, любящие и всегда готовые разделить с ним и личное время, и персональные дела, и хорошее настроение. Мальчик охотно учился: у отца прикладному технограмированию, вместе с мамой проходил программы фонологической социализации. А дед (Ветров с трудом выбил должность контролера эксперимента и потому смог наведываться к затворникам очень часто и по легальному поводу) по личной инициативе стал натаскивать внука по рукопашному бою и курсу военного выживания. Ребенку было вполне комфортно и весело, несмотря на то, что большую часть времени ему приходилось прятаться в тайниках – когда родителям надо было записать видеорассылку, провести тренинг или сдать отчет. И вот во время такого самостоятельного времяпровождения Андрей и занялся ковырянием программок. Интуиция, прирожденный талант, гениальные способности, обычная смекалка – а, может, и все сразу, привели к тому, что успехи пятилетнего Андрея превзошли достижения его отца. Тоже весьма толкового специалиста. Случайно обнаружив наработки сына в собственном планшетнике и не сразу разобравшись в сложных многоуровневых алгоритмах и построения, Ксандр с полчаса пытался совладать с отвисшей челюстью (а ведь он-то давал планшетник ребенку, чтобы тот поиграл, порисовал или поглядел анимационные комиксы), а затем предложил Андрею работать в паре. Вскоре Ксандр стал брать государственные заказы повышенной сложности – и выполнял их Андрей, от начала до конца.
Ветров, узнав об успехах внука, где-то добыл тесты по развитию и в очередной приезд полностью протестировал мальчика. Результаты расшифровывали втроем – а потом долго укрепляли расшатавшуюся нервную систему забористым коктейлем из успокоительных капсул. По умственному развитию Андрей в шестнадцать раз превосходил показатели «усредненной единицы измерения человеческого разума», и в восемь раз – опубликованные результаты обследования самого умного ученого-технолога.
…Кто их тогда сдал Ветров-младший не смог узнать до сих пор, хотя и очень старался. И самое обидно было то, что Георг правдами и неправдами, подкупом и даже небольшой фальсификацией добился для ребят права на воспитание ребенка. Следовало продержаться жалких три месяца, необходимых на подписание бумаг и оформление официального разрешения. А там оставалось подменить Андрея на похожего мальчика из «лишних», тем более, что тому все равно оставалось жить немного – после вирусной изоляции у мальчика оказался парализован спинной мозг.
Обжитую и такую родную базу пришлось покидать в сумасшедшей спешке, каким-то чудом они даже смогли вырваться из полиса и связаться с Георгом. Дед, поняв, что легально спасти ребят не получится, просто присоединился к беглецам. Надеясь, что своим присутствием сможет сохранить сыну, невестке, а при самом паршивом раскладе хотя бы внуку жизнь.
Их брали десять профессиональных военных в автономном модуле шестого полиса. Чуть позже к ним присоединились двенадцать корректоров и четыре исполнителя. То, что сотворили спецы с его родными, Андрей видел и переживал многократно – раз наяву и тысячи раз в ночных кошмарах, во время которых он дергался и кричал как одержимый. Мальчику повезло в третий раз, растерзанный и окровавленный Георг, умирая, успел крикнуть, чтобы ребенка протестировали. Ксандру и Кристиане так легко отделаться не удалось, после тяжелого и продолжительного лечения их передали в лабораторию взысканий.
Полгода Андрей Ветров провел в центре экстремальной реабилитации – главный исполнитель решил проверить слова полковника, прежде чем пустить ребенка в расход. Но состояние крайнего шока, в котором пребывал мальчик, помешало провести тесты. Андрей молчал, уставившись вперед мертвым взглядом, никак не реагируя на терапевтические ухищрения. Эта канитель, по прогнозам лечащего врача, могла продлиться и несколько недель, и несколько лет. А поскольку любым инвалидам не место на перенаселенной планете, дабы не тратить впустую бесценные ресурсы, то приказ об умерщвлении уже был подписан. Не дали ему ход лишь потому, что кому-то из кураторов дела пришло в голову устроить ребенку очную ставку с его родителями – «может, новый шок станет стимулом для выхода из прежнего или вид этих преступников приведет пацана в чувство».
Ксандру и Кристиане, пятидесяти не было даже на двоих, но внешне каждый из них выглядел хуже стодвадцатилетних стариков. Изможденные лица, с глубокими бороздами морщин, абсолютно седые головы, костлявые скрюченные пальцы, бесцветные пустые глаза. Самостоятельно передвигаться они не могли – на встречу с сыном их привезли в автоматических креслах операционного использования.
Ни папу, ни маму Андрей не узнал, а когда полуживой мужчина назвал его «сынишкой» – испугался, бросился на пол, стал кататься и биться головой. Наблюдателям пришлось приложить немало сил, чтобы удержать в креслах рвущихся к мальчику доходяг, а также чтобы зафиксировать ребенка и вколоть ему блистер с успокоительным. На следующий день встреча повторилась с тем же результатом. Ксандр просил и умолял исполнителя, чтобы тот позволил им хоть пару минут поговорить с мальчиком без посторонних, без видеофиксации и без подслушивающих устройств. И гарантировал, что в этом случае будет положительный эффект. На пятый день разрешение каким-то чудом было получено.
— И смотрите, — перед глазами измученных экспериментами и испытаниями ребят замаячил планшет с приказом, — если этот говнюк не пойдет на контакт сегодня, завтра он сдохнет.
Об этом предупреждении Кристиана сразу же сообщила сыну. Встреча была в сквере при лабораторном комплексе – контролеры рассудили, что проще отвезти мальчишку к родителям, чем снова заказывать грузовой спецкар для нетранспортабельных калек.
— Андрей, если ты меня слышишь… — каждое слово Ксандр выдавливал через силу, пытаясь наладить зрительный контакт с сыном, — сделай только одно простое дело. Постарайся выжить. Сделай все для того, чтобы выжить. Стань полезным. Иначе получится, что и твой дед, и мы погибнем зря. И все эти семь лет были зря. И все остальное было зря. Ты ведь умный мальчик, ты сам со всем разберешься. Ты сумеешь…
Больше им не дали ни секунды. В том, что эти замученные старики его родители, Андрей не сомневался. Ксандр в своем прощании сказал именно те слова, которыми раньше всегда подбадривал сына. Подошли лаборанты забрать свой материал, к мальчику подтянулись контролеры. И даже когда семью уводили и увозили в разные стороны, Андрей словно продолжал мысленно слышать маму и папу: «Держись, Андрюша! Мы тебя любим больше жизни!». Вечером Андрей знаками показал, что готов пройти тестирование. А на утро его определили на усиленное перевоспитание, дабы сын преступников осознал оказанную ему милость, преисполнился благодарностью и впоследствии принес социуму пользу.
В четвертый раз Андрею повезло в спецучреждении – каждому воспитаннику полагался примитивный браслет. Функционал планшетника был настолько ограниченным, что даже рассылка с режимом дня открывалась через раз. Но даже на таком допотопном оборудовании Ветров сумел подключиться к серверной базе, и очень осторожно склепать простенькую, но надежную, контрольную программку для бдения за страничками, которые посещают несовершеннолетние дети. Программка подло маскировалась под мультяшную напоминалку, и не поддавалась ни взлому, ни переустановке. Детям и подросткам штучка пришлась бы по вкусу – она легко баловала их свежими приколами, обоями и анимашными заставками, которые сама бы находила в инфосети и фильтровала. Со своей разработкой Андрей пошел к воспитателю, но заработал лишь очередную болезненную порку. Вторую он огреб от старшего контролера – за навязчивость. Третий раз мальчика высекли по приказу руководителя приюта, от кабинета которого его два раза прогонял помощник обычной оплеухой.
Андрей разозлился так сильно, что в открытую, без всякой маскировки, взломал систему спецучреждения и грохнул центральный архив. Ему было совершенно наплевать, как с ним поступят контролеры, да пусть хоть шкуру потом спустят. Главное, успеть побеседовать с кем-нибудь из дознавательной группы и показать свою программку. Но не вышло – убитый архив списали на неполадки в системе, и в течение трех месяцев восстанавливали вручную, вбивая данные с личных карточек обитателей приюта и оцифрованных отчетов. Тогда юный технограмист через кодированный доступ руководителя приюта вышел на организацию, занимающуюся инновационными продуктами, и заполнил заявку на патент, вбив в анкету свои личные данные. Видно, что менеджеры компании на работе не халтурили. Послание Ветрова изучили внимательнейшим образом, оценили степень новизны и эффективности в практическом использовании, и отправили запрос-подтверждение автору. Ответ, естественно пришел в виртуальный кабинет руководителя.
Смутные подозрения возникли у Лиссы еще тогда, когда технолог представился. Но опознать в молодом парне, пусть и в профессиональном прикиде, легендарного разработчика оказалось трудновато. Проще было поверить в случайное совпадение имен. А наличие серебристого комбинезона объяснить тем, что парень получил его на время стажировки.
Биографию Андрея Ветрова без запинок мог пересказать любой гражданин Федерации. Знакомить с его разработками детей начинали едва ли не с четырехлетнего возраста. Но на всех фотоснимках, голографиях и трансляциях виртуальных конференций известный изобретатель выглядел как мужчина сорока лет, выше среднего роста, умеренно широкий в плечах, с четким мужественным профилем, высоким лбом, орлиным взглядом и сантиметровым ежиком пепельных волос. Ветров был стопроцентным и совершенно недостижимым идеалом – он всегда идеально выглядел; умел идеально организовать свой график; идеально совмещал работу, отдых, спорт и социальную активность; и с идеальной пунктуальностью выдавать на-гора новые открытия, книги и научные статьи. Правда, особо не скрывалось, но и не афишировалось, что представляемый повсеместно образ всего лишь аватар – но это объяснялось тем, что даже гений, является гражданином и имеет право на обычное существование, не омраченное назойливыми толпами поклонников и фанатов. Зато сведения о профессиональном развитии и научных открытиях соответствовали истине до последней буквы. Двадцатидвухлетний Андрей мог это подтвердить.
Он действительно разработал антигранный пояс, с помощью которого можно подняться на высоту до десяти метров. Сконструировал мобильный кухонный комплекс для домохозяек. Придумал четыре модели топомических ящиков для хранения различных продуктов – идею тут же приняли в производство два крупнейших изготовителя домашней еды. Скомпилировал универсальную обучающую программу для равнозначного развития обоих полушарий мозга. Усовершенствовал бытовой комбайн, расширив спектр выполняемых им операций от девятнадцати до шестидесяти четырех. И еще любезно презентовал обществу четырнадцать полезных и интересных изобретений для различных отраслей производства, жизнедеятельности, образования. Правда, никто не подозревал, что в изобретательство молодой технолог подался от безысходности и элементарного желания выжить.
— Андрей, если ты не соврал… — голос Лиссы предательски дрогнул, — да нет, верю. Но что теперь будет? Ведь когда вскроется…
— А у них мозгов не хватит переломать мою прогу, — технолог пренебрежительно усмехнулся. – Так что не бойся – за соучастие в антисоциальных деяниях тебя не загребут.
— Я не к тому… — Лисса окончательно запуталась. – Слишком много всего случилось, надо это как-то осмыслить, — девушка скомкано попрощалась и ушла к себе.
Андрей пожал плечами – ему тоже хотелось обдумать и проанализировать и свои действия, и неожиданное знакомство с соседкой, и ситуацию в целом. Впрочем, с племянницей Юлия Морского технолог был знаком уже давно. Заочно: по книгам, творческим страничкам, по рассказам ее дяди. А еще по переписке, которую она вела со своими поклонниками на форуме фанклуба. Заглянуть даже в закодированные разделы для умелого технограмиста не составляло труда, тем более, что большую часть программного обеспечения написал он сам. По просьбе Юлия. В течение одной ночи…
…Ночи, которой предшествовали два мучительных года в спецучреждении для случайных детей, от неблагонадежных или в чем-то провинившихся родителей. В официальных отчетах все то, что вытворяли над малолетками, благозвучно именовалось «процессами первичного и вторичного воспитания, с темпераментной и адаптационной социализацией». А на деле относилось к категории «моральных и физических издевательств повышенной жестокости». Этих детей никто не ценил, не жалел и не любил. Многие из них вообще не должны были появиться на свет, так как их родители не смогли заслужить право на рождение малыша, а «ликвидацию плода» по медицинским, психологическим или иным причинам сделать было категорически нельзя.
С Андреем было еще хуже. Если документально лишний ребенок попадал в этот ад с момента рождения, следовательно, не видал ничего иного и не узнал нормального обращения, то и приспособиться ему было легче. Ветров попал в приют в семилетнем возрасте, и потому отлично помнил свою прежнюю жизнь…
…Ксандру Ветрову, сыну действующего военного, на момент знакомства с Кристианой Сонцевой было семнадцать. Девушка на год старше. Дети из примерных семей, с предрасположенностью к теоретическим и прикладным наукам, проживающие в соседних модулях (у Кристианы на военной службе состояли и мать, и отец). Несовременная подростковая дружба, случайно вспыхнувшие чувства, постельные отношения, приправленные страстью и скрытностью, — весь цикл, на который у иных людей уходит вся жизнь, у ребят занял от силы полгода.
Кристиана чувствовала себя прекрасно, светилась от счастья и любви, а разовое плохое самочувствие списала на переутомление и стресс из-за учебы и двух рабочих проектов. Но объяснить резко округлившийся живот хорошим аппетитом не получилось. Скандал был жуткий и многоэтапный, сначала в семье Сонцевых потом в модуле Ветровых, и под конец переросший в совместное выяснение отношений и поиск виноватых. Признаться в том, что не уследили за собственными детьми – для обеих семей значило поставить крест на карьере и нормальной жизни, а будущим родителям вообще грозило пребыванием на дисциплинарной зоне. Вычистить плод тайком, у промышлявшего нелегальным бизнесом медика, тоже не выходило – допустимые сроки были безвозвратно профуканы.
Подробности тех двух недель, пока ругались и определялись что делать, — Андрею ни папа, ни мама не рассказывали. Но он знал, что в итоге на общем совете порешили Кристиану и Ксандра спрятать до поры до времени под каким-либо удачным предлогом (подготовка научный работы по теме «Косвенные и обратимые изменения в структуре личности в период социальной изоляции») а там уж потихоньку избавиться от новорожденного и зажить прежней жизнью. Согласно придуманной легенде, ребят отправили на заброшенную базу (радиационные показатели были в минимальных пределах нормы, но до начала нового эксплуатационного срока оставался еще год) – Георгу Ветрову удалось выбить разрешение на проведение такого опыта. Обеспечили необходимыми продуктами, вещами и сухпайками, и прекратили с ними всяческие контакты на условленные пять месяцев.
Непростые условия жизни, отсутствие бытового комфорта и привычного времяпровождения помогли молодым людям не только сблизиться в психологическом плане (хотя, согласно данным генного и гендерного тестов, совместимость у них не превышала двух процентов), но и изменить свои взгляды на многие вещи. Ребенок родился семимесячным… Ксандр, принимавший роды и измученный даже больше роженицы, бережно держал в ладонях маленький теплый комочек с изумленно распахнутыми глазами. Вместо того, чтобы всадить малышу усыпляющий укол, выкинуть тельце в утилизатор, паковать вещи и радостно сигналить родным о своем возвращении, Ксандр вытер новорожденного дезинфицирующими салфетками, сложил из термоодеяла мягкий конверт и аккуратно пристроил туда ребенка. Сверток положил рядом с одурманенной обезболивающими женой. И пошел греть воду, делать самодельные пеленки-подгузники, и стерилизовать порционные бутылки от витаминной воды, которую Кристиана ненавидела за мерзкий вкус, но пила в больших количествах.
Детеныш тихонько вякнул, и Ксандр неумело, но старательно принялся укачивать кулек. Радуясь, что перед отъездом они забили планшетники под завязку информацией о беременности и родах, и что среди этих гигов случайно оказались сведения об уходе за новорожденными, которые они от скуки прочли и просмотрели. Кристиана пришла в себя и, не обнаружив рядом ни мужа, ни ребенка, почувствовала приступ такого бешенства, что смогла самостоятельно встать, пройти через всю комнату, и выйти в смежную. За время своего вынужденного затворничества ребята успели наговориться на сто жизней вперед, но тема «ребенок и что с ним делать» в их разговорах не промелькнула ни разу. И вот теперь молодая мама заподозрила, что парень поступил в точности с первоначальным планом, и готова была разорвать его на части голыми руками. У возникшей на пороге девушки был настолько жуткий взгляд, что Ксандр, едва не протоптавший траншею в полу от хождения взад-вперед с монотонным «тише-тише», споткнулся на ровном месте. Кристиана бросилась вперед, но заметив обескураженно-виноватое лицо названного супруга и сверток у него на руках, тормознулась и тут же погрузилась в глубокий обморок.
— И вот представь, — со смехом рассказывал Ксандр сыну спустя несколько лет, — стою я такой растерянный и не знаю, кого хватать. То ли маму твою ловить, а тебя ронять. То ли наоборот: тебя держать, а Тине дать возможность по полу поваляться. В итоге кое-как ее за рубашку подцепил, тебя под мышку перехватил и поволок вас обоих на постель. Дотащил, сгрузил, не успел вздохнуть с облегчением, как смотрю – из одеяла какая-то струйка подозрительная потекла. Метнулся туда-сюда, второе принес. А в комнатке уж и запах такой, неоднозначный появился. Тут я вообще за голову схватился, а мама наша лежит, вся такая не при делах…
Юмористический пересказ истории своего рождения Андрей помнил слово в слово, но подозревал, что на деле родителям приходилось совсем не весело. Продуктов у них было еще на два месяца, графы наблюдений и описаний (по большей части выдуманное, но с претензией на правдоподобность) научного эксперимента успешно заполнялись. Но неопределенность и безвыходность так давили на психику, что не будь ребенка, ребятам впору было бы разделить тот укольчик на двоих.
Наблюдать за малышом было интересно и радостно, и новоявленные родители с каким-то фанатичным отчаянием ухаживали за сыном, почти все время таская того на руках. И даже спорили друг с другом за право убаюкать младенца.
— Знаешь, сынок, — часто повторяла Кристиана, — ты у меня отъявленный везунчик.
Повзрослев, Андрей и сам понимал, что ему несказанно повезло. Первый раз, когда на второй день (молодые родители уже отчаялись, придумывая чем и как кормить малыша), у Кристианы появилось молоко. По негласному уговору, девушка стала съедать полторы порции из рассчитанных на оставшееся время пайков, Ксандр довольствовался оставшейся половиной. Второй – когда в убежище ребят с незапланированной проверкой нагрянул Георг. Приближался срок завершения «эксперимента», и военный, зная мягкий характер своего сына, захотел самолично убедиться, что у ребят все в порядке. До базы он добирался обходными путями, не оставляя следов. И, едва переступив порог, понял, что приехал не напрасно.
Быстро разобраться с «проблемой» Георгу не дали. Кристиана еще не оправилась после родов, а Ксандр вообще не умел драться к тому же от вынужденной диеты несколько ослабел, но на разгневанного их неповиновением Ветрова-старшего налетели с таким отчаянным остервенением, что умелый, владеющий приемами, боец в течение шести минут не мог с ними справиться. Расшвыряв ребят по углам в очередной раз, Георг двинулся к ребенку, лежащему в переделанной из упаковочной коробке кроватке, с твердым намерением свернуть малышу шею. И именно в этот момент полуторамесячный Андрей научился улыбаться, и радостно подарил свою первую улыбку склонившему над ним человеку. Лицо Георга перекосилось – убить своего внука, повинного лишь в бестолковости собственных родителей, он не смог.
А дальше Ветров долго и муторно добивался продления эксперимента, доказывая, что пять месяцев – слишком малый срок для глобального научного исследования. Две недели сам, в одиночку, нянчился с внуком, пока Кристиана и Ксандр, едва поднявшийся на ноги после тяжелого сотрясения мозга, ездили на конференции и советы представлять промежуточные результаты. Но самым сложным для Георга оказалось успокоить собственную жену и уговорить-запугать-урезонить чету Сонцевых, которые готовы были заживо закопать и ребенка («ломающего их девочке жизнь»), и Ксандра («тупоголового идиота, который не смог даже озаботиться нужной контрацепцией»), и самого Ветрова («который негодяй и потворствует этому преступному безобразию»), и даже любимую дочку («дрянь этакая, хоть бы про отца и мать подумала»).
На первый взгляд частные владения технолога были раза в три больше Лиссиного участка. Вымощенный цветной галькой двор, идеально круглый (метров семь в диаметре), обсаженный по краю естественной изгородью — высота кустиков не отличалась даже на миллиметр. В центре – метровый холмик из крупных булыжников с гордо выпирающей трубой. Кустарник со всех четырех сторон окружали длинные (метров по двадцать, наверное) строения – матово-белые, хотя рассмотреть, что находится внутри, Лиссе не удалось. Между большим квадратом со сторонами из полупрозрачных сооружений и внутренним кругом из растений располагались еще восемь фигур: четыре продолговатых прямоугольника и столько же четвертинок круга с вогнутой стороной. Их бортики были выложены из цементированного камня, и высотой примерно до колена. Внутри – Лисса специально наклонилась и колупнула пальцем — рыхлая черная земля.
Дом у технолога был двухэтажным, крыша – многоскатной, с блестящими боками солнечных батарей, а над крыльцом красовалась живописная башенка. Возле ступенек стояли качели с разложенным сидением, под клетчатым тентом пряталась пирамидка из трех непромокаемых подушек. Справа от входа возвышались два столба с поперечной перекладиной, которая пронзала навылет огромную желтую бочку с привязанной сбоку веревкой. Второй конец болтался на уровне головы.
— А это зачем?
— Летний душ, вернее, шоковый душ. Потом, если захочешь, испробуешь, — на своей земле технолог мигом отбросил весь официоз, и уже трижды обратился к Лиссе на «ты». Девушка хотела было корректно попенять на столь вопиющую бесцеремонность, но рассудила, что на территории технолога могут царить свои правила.
— А вот это что? – Лисса уже устала от собственной неосведомленности, но такого она нигде не видела, никогда о таком не читала, и ни разу о чем-то похожем не слышала. Да и вообще в частном доме жила всего пару недель. Хотя в инструкциях тоже аналогов не было – проштудировала она их добросовестно, и могла наизусть отрывки цитировать.
— Парники, в них поддерживается специальный микроклимат для произрастающих растений. А вот эти конструкции – грядки. Сюда можно садить овощи, которые отлично чувствуют себя без всяких атмосферных ухищрений. Здесь – уличная печка-камин, замечательная вещь для хорошего вечера. Вон там сад… — технолог терпеливо справлялся с обязанностями гида, не просто объясняя назначение неопознанных Лиссой предметов, но даже открывая информационные странички и показывая ей дополнительные сведения, попутно сбрасывая нужные ссылки в соседкин вирт-кабинет по ближнему доступу. И все это на ходу, ни на секунду не притормаживая, и не сбиваясь с быстрого шага.
При виде внутреннего интерьера дома, Лисса споткнулась о чуть приметную планку порога, и едва не клюнула носом в пол. Сразу за входной дверью была… прихожая, с огромным на всю стену деревянным шкафом с резными ручками. В углу под зеркалом ютилась специальная полочная стойка для обуви. Под ней разлегся впитывающий прорезиненный коврик, оформленный в виде цветочной клумбы. Над стойкой висело настоящее зеркало в инкрустированной геометрическими фигурками раме. У противоположной стены прикорнул небольшой угловой диванчик, а рядом с ним пригрелся пуфик такой же полосатой расцветки.
Хозяин дома сбросил кедостобы (полуботинки с пружинящей подошвой), пристроил их на стойку, и, подняв крышку пуфика, достал оттуда две пары пушистых вязаных то ли носков, то ли тапок. Лисса тоже разулась, напялила на ноги эту обувку, и, не удержавшись от восторга, присвистнула – так комфортно ее пальцам, ступням и пяткам еще не было. Дверь шкафа открывалась вручную, за ней на металлических трубах гнездились вешалки. Под ними помещались три столбика шуфляд под единой столешницей. Тоже деревянной.
На удивление, в доме было много настоящего дерева: деревянные шкафы вместо металлопластичных панелей, деревянные тумбочки и комоды вместо встроенных в стены вместительных камер для вещей. Деревянный диван с лохматой, и мягкой на ощупь обивкой. Деревянный комплект разномастных ящиков и шкафчиков для кухонных принадлежностей. Деревянный угловой стол и три деревянных стула. Даже стены были обшиты деревянными панелями. Лисса вздохнула – на маленький деревянный сундучок с лакированной крышкой и стенками она копила три месяца, покупая лишь необходимое. А здесь такая роскошь. Впрочем, может технологи все такие богатые.
— Я два года по двадцать часов в сутки впахивал, как проклятый, что бы купить крутой синтезатор материальных субстанций, — Андрей правильно расшифровал ее настроение, — а потом долго учился работать со столярным инструментом.
— Так ты что… сам все это сделал? – от волнения Лисса тоже сбилась на «ты».
— А разве ты сейчас в маркетах видела что-то похожее? – Андрей усмехнулся. – Только вот с проектами пришлось повозиться, чертежи мебели нигде не сохранились. Большую часть наугад мастерил, что-то сам додумывал.
Обстановка была подобрана с определенным вкусом, и Лиссе, ярой поклоннице минимализма, дом ужасно нравился. Хотя было слегка непривычно видеть выступающие из стен предметы, вместо того, чтобы по легкому касанию они выдвигались или скрывались за стенные панели.
Лисса никак не могла сосчитать комнаты: дверей вроде было семь, но дом скорее напоминал ракушку лабиринта, когда одно помещение плавно перетекало в другое. Пока девушка осваивалась и разглядывалась с видом экскурсанта, перепутавшего туры, технолог приготовил чай. За ручку выдвинул боковую шуфлядку (не автоматическая!), достал пригоршню маленьких баночек, с яркими наклейками в виде ягод и каких-то цветков. Из одних просто насыпал немного смеси в расписной заварочный чайничек, из других взял пару щепоток, из третьих зачерпнул ложечкой. Залил кипятком и Лисса с восторгом вдохнула обалденно пахнущий воздух.
— Мята, мелисса, черничник, садовый земляничник, и молодой малинник, — спокойно пояснил технолог.
— Откуда ты этих травок набрал?
— В теплице вырастил. Многолетние кустики с двухпроцентной модификацией, могут расти, цвести и плодоносить круглый год.
На столе появились пол-литровые кружки, блюдца с фрагментами «вкусного города», универсальная доска – с встроенными емкостями для сахара, сливок, вкусовых добавок, вазочки с красно-розовым и желто-лиловым… желе, и замок-поднос со сладостями.
— Присаживайся к столу, — технолог подал пример, показывая, как вручную отодвинуть стул. – Варенье домашнее: вишнево-малиновое и сливово-грушевое. Печенье с ореховой начинкой, вчера испек. Правда, когда только из печи, оно гораздо вкуснее.
— Печь? – недоуменно подняла брови Лисса.
— Да, под старину. В электроплитках и мультипечках вкус получается не тот, — технолог взял кружку с фосфоресцирующей оранжевой клубникой, с удовольствием отпил горячего напитка. — Ладно, давай что ли познакомимся нормально.
— Так вроде уже… — растерялась Лисса, — или персональными кодами обмениваться будем?
— Не стоит, пожалуй, — подумав, отказался технолог. – Я вот что… предлагаю быть друзьями и разговаривать просто, потому что меня от этикетных выражений тошнит.
— Понимаю, мы с братом так делали, — Лисса, сообразив, что нечаянно проговорилась, прикусила губу и поспешно схватила вторую чашку, с большущими вишневыми ягодами. Торопливо хлебнула, обожглась, вздрогнула, облилась. На глазах выступили слезы.
Андрей спокойно забрал у нее чашку, поставил на стол, их кармана на стене извлек упаковку форматных салфеток, у которых одна сторона предназначалась для сухой уборки и впитывания пролитых жидкостей, а вторая – для влажной, очищающей и дезинфицирующей.
— Охлаждающий гель на подносе, со вкусом сливок.
Лисса выдавила несколько бесцветных капель из тюбика прямо в рот, хотя следовало бы в ложку. Но язык и горло так невыносимо припекало, что девушке было не до гигиенических деликатностей.
«В крайнем случае, куплю ему новый, а этот заберу с собой», — мрачно подумала Лисса, чувствуя приятное облегчение.
— Подействовал? Хорошо, — кивнул технолог. – Подожди пару минут, тогда сможешь чай попробовать. Если остынет – подогрею.
— Нет, спасибо, я лучше похолоднее, — Лисса закончила промакивать салфеткой свои джинсы, и автоматически стала протирать стол.
— Как хочешь, — Андрей понурился. — Знаешь, если бы у меня был брат, я бы тоже с ним естественно общался. Жаль, что не получилось.
— Ну, два ребенка в семье – это большая редкость, — рассудительно заметила Лисса. — У нас с братом разница почти в двадцать два года.
— Ты своих родителей помнишь?
— Не знаю, — невпопад ответила девушка. – Они со мной мало проводили времени. Практически всегда работали. Они работали, чтобы Алекс получил приличные специальности. Работали, чтобы не лишиться опций. Работали ради очередного бонуса, и, банально, еды. Работали, чтобы скопить для меня хоть чуточку трудовых про запас. А потом умерли. А я даже вырасти не успела. И не успела ни разу толком поговорить ни с мамой, ни с папой.
Лиссу прорвало – прежде она никогда не откровенничала с посторонними людьми, но тема была слишком болезненной, и до сих пор задевала за живое. Как бы ни старался брат дать сестренке все положенное и даже больше, но родителей ей остро не хватало. Впрочем, может и не совсем родителей, а их продуманных и придуманных образов, которые на протяжении восемнадцати лет обзаводились новыми деталями, и в конце концов могли запросто превзойти самый непогрешимый идеал.
В своих мечтах Лисса часто гуляла с мамой по старому парку. Особенно он был хорош в предзимье, когда редкая и сероватая травяная поросль пряталась под пестрым лоскутным одеялом из опавшей листвы. В реальности парк был небольшой – чуть меньше гектара, и деревья в нем не превышали двух-трех метров. А в ее фантазиях они могучими верхушками подметали небесный купол. Лисса часто представляла как они все вместе летали на воздушном такси в город аттракционов, и оставались там на недельку, чтобы перепробовать все игрушки, посетить все павильоны. На деле в парк ее однажды свозил брат, как раз на одиннадцатилетние, чтобы поднять настроение после кремации родителей. Денег хватило только на билет в оба конца – и то Лиссе, после долгих уговоров предоставили детское (до десяти лет) место и льготный проезд. Зато на аттракционы насмотрелись вдоволь, впрочем девочке удалось покататься на «Живой Лиане» — там была акция для именинников. Впрочем, таких посетителей, которые приехали только поглядеть было большинство, и часть аттракционов, самых дорогих, вообще была отключена. А еще Лисса мысленно часто бросалась с разбегу отцу на шею, и тот ее подхватывал и кружил по комнате (так вживую несколько раз делал брат); а еще забиралась с мамой на узкую тахту, укрывалась одеялом и секретничала (на деле на тахте она валялась в обнимку с подушкой, да и то очень редко – слишком много было дел, заданий и работы).
Пауза затянулась, Андрей тактично молчал, дожевывал вафельную стенку «города» вприкуску с холодным чаем. Когда он сгрыз второй кусочек карамельно-мармеладной крыши, Лисса вернулась из своих воспоминаний.
— Извини, — девушка махнула головой, словно отгоняя ненужные мысли и лишнюю тоску, — задумалась. А ты про себя что-нибудь рассказать хочешь?
— Сложно сказать так сразу, — технолог нахмурился. – Может, будешь задавать вопросы, а я постараюсь ответить.
— Ладно, — Лисса покладисто улыбнулась, и принялась плести логические цепочки. – У тебя серебристый комбинезон, значит ты работаешь технологом. Но выглядишь ты очень молодо, для своей профессии. Внешне тебе даже и двадцати пяти не дашь, а уже живешь в своем доме. И дом у тебя очень необычный. Ты владеешь какими-то… боевыми навыками, и странно себя ведешь. Того курьера морально опустил ниже уровня шахты, а потом чем-то помог. Со мной вот чай пьешь, даже не узнав всех данных, не говоря уже про лицензионный номер генкарты. Знаешь, вопросов как-то многовато получается.
— Ясно, давай тогда по порядку. Имя мое ты уже знаешь. Да, я действительно технолог. Моя специфика – социальный универсалий, — Андрей прищурился, наблюдая как у девушки перехватило дыхание. – Да, в нашей области всего двадцать шесть признанных специалистов. А мое неофициальное хобби – технограмирование.
Технолог переждал, пока его собеседница справится с приступом нервного кашля. И веско договорил:
— Драться меня успел научить мой дед, он был из бойцов СП (специальный профиль). Вернее, показал основные приемы, а дальше я их сам шлифовал. Домом меня наградили двенадцать лет назад за шесть научных открытий. И тогда же я получил статус взрослого гражданина и первую категорию гражданских прав. А перед этим… — Андрей заколебался, стоит ли продолжать, но пересилив себя, закончил глухим голосом, — два года провел в специальном учреждении, откуда меня раз в месяц тягали в лабораторию на тестировку. И ежедневно – на занятия по перевоспитанию. А тому парню я взломал программу, и заменил запись доставки на образцово показательный диалог с клиентом, за который ему, по идее, должны влепить поощрение. И попутно пошаманил с модуляторами голоса, чтобы беседа выглядела правдоподобной. А еще перенастроил слегка его чип, убрав оттуда кое-что лишнее. Чтобы нормального человека окончательно не сломали в дисциплинарке. И… мне двадцать два года.
— …! – это выражение Лисса почерпнула из переписки с Uliusom.
— Вот именно, — Андрей отставил в сторону опустевшую чашку, слегка наклонился вперед, уткнувшись в сцепленные в кулак руки. Он и так сказал больше, чем планировал – и по лицу девушки видел, что она, если и не обо всем, то о многом догадалась. Она ведь умница, умеет думать и сопоставлять информацию.