Он подошел сзади. Легко коснулся плеча. Она узнала его, не оборачиваясь, но повернулась. Потому что хотела видеть его лицо, когда будет отвечать на вопросы. В том что вопросы будут, Марион не сомневалась.
― Ты добилась своего? ― спросил отец.
Рука Марион невольно метнулась к животу, защищая того, кто еще не обрел облик, но уже жил.
― Добилась… ― отец сам ответил на свой первый вопрос. ― Теперь тебе незачем стремится наверх. И тебе не нужен Лукас.
Его губы коснулись лба Марион, он развернулся и пошел прочь от проема, за которым плескался океан, плавали рыбы и мерно покачивались под ветром-течением водоросли.
― Отец! Ты не хочешь спросить меня о…
― Нет! ― он резко обернулся. ― Все вопросы сейчас не имеют смысла. Задавать их ― впустую тратить так теперь нужный тебе воздух. Ответ даст время. Через девять ― двенадцать месяцев… кто знает, сколько тебе придется носить ребенка, …появятся новые вопросы, и наступит пора поиска ответов.
― Ты не хочешь знать о…
― Я не хочу знать ни о чем? Ты начала игру с судьбой, а она очень опасна, моя девочка. То пророчество пытались толковать разными способами, но… Ты думаешь, ты первая решилась родить ребенка от сухопутника?
Брови Марион взлетели вверх, а рот приоткрылся в удивлении? Она никогда не слышала о других.
― Трое из этих детей жили и умерли на суше. Двое погибли до совершеннолетия. Один… перед тобой.
― Отец?! Ты никогда не говорил мне…
― В тебе есть кровь жительницы суши. Твой дед… Это долгая история. Женщина… моя мать погибла, рожая меня. Я взрослел под давлением пророчества. От меня ждали великих свершений. Но вышло, что я родился преждевременно. Твой ребенок… Я буду молить океан, чтобы это была девочка.
― Но… В пророчестве сказано ― сын.
― Рано! Слишком рано пытаться соединить не соединяемое. Сухопутники не примут нас, а мы не готовы дружить с теми, кто грабит наше богатство. Пройдет не меньше сотни лет… А может и все сто пятьдесят. Люди и здесь и на поверхности должны научиться смотреть друг на друга как на равных партнеров.
― Кто такая квартеронка?
― Дочь белого отца и наполовину черной матери. Те люди называли тебя так?
― Да. Квартероночка… В их голосе было столько презрения…
― Это только одна из причин, по которым твоя дочь останется жительницей Бездны. Темнокожей… а вы женщины очень не любите цвет дохлой рыбы… нет места в жестоком мужском мире суши.
― Но мои внуки? Или правнуки?
― Время покажет. Смотри.
Она взглянула на берег и увидела выходящего из воды Лукаса.
― Ты добилась, чего хотела, — сказал отец, — и он получил, все что желал.
Она молча кивнула.
― Ребенок не мешал тебе идти водным путем?
― На пути я почувствовала, что он есть и…
― Сошла с него раньше, чем нужно.
― Не совсем… Я удивилась. И испугалась… немножко.
Отвечая она не сводила взгляда с Лукаса, он поднял из воды мешок и оглядел пляж. Отбросил мешок в сторону и повернувшись к океану закричал:
— А где Марион? Эй! Не нужно мне ваше золото! Верните мне Марион!
Она хотела рвануться к нему. Потому что внезапно поняла: не хочет провести жизнь без этих насмешливых глаз, без этих ласковых рук, без… Отец остановил ее схватив за талию и шепнул:
— Подожди.
Его голос разнесся над пляжем вопрошая:
— Зачем тебе дочь Бездны?
— Я люблю ее!
— Ты любишь золото. И приключения. И свободу. Или ты врал?
— Нет, — Лукас больше не кричал. — Люблю. Да! Я люблю все это. И еще люблю жизнь. Но… мне нет жизни без Марион. Я…
Лукас упал на колени и волны лизнули его руки, которыми он оперся на песок.
— Зачем мне жизнь, в которой не будет Марион, — совсем тихо.
— Недавно ты утверждал, что без приключений твоя жизнь скучна. А теперь? Ты готов прожить остаток жизни без приключений?
— Марион — лучшее приключение, которое у меня было. Не отнимайте у меня ее…
— И что? Марион — дочь Бездны. Она должна жить там.
Марион попыталась вырваться. Она не могла больше слышать это издевательство. Отец издевался над… Кто ей Лукас? Отец ее будущего ребенка. И только. Русалки часто не способны назвать имя того, чей ребенок в их чреве. Таков обычай… Редко кто мог сказать, что ждущий рождения — плод любви. Она… Любила ли она Лукаса? Нет…
— Тогда и меня возьмите туда! Я готов жить в вашей Бездне. Рядом с Марион.
— Ты не проживешь там долго. Те, кто пытался выдержали не больше пяти лет. Пойдешь ты на это?
— Да. Я готов. Только пусть Марион будет рядом.
— Нет! — крик вырвался из горла, казалось помимо ее воли. — Я не хочу, чтобы ты умер.
Отец тихонько рассмеялся:
— Вот и решили. Ступай к нему. И… будьте счастливы.
Гибкое тело скользнуло мимо и растворилось в глубине, а Марион медленно побрела к берегу. Туда где ждал ее любимый.
И любящий.
Конец.
Меч поймал солнечный свет, и разноцветные блики запрыгали по песку, по скалам, по лицам стоящих на берегу людей. Белолицые, оставшиеся без дона переглянулись, но никто не произнес ни слова. За их спинами появился негритенок с чемоданом в руке.
― Хорошо. Любитель пострелять покормит моих собачек, ― Пелагус махнул в сторону океана, где на выходе из бухты рассекали воду спинные плавники акул. Меч отца стек в воду, та поднялась волной и аккуратно слизнула с песка тело дона. ― С этим ― все. Я хочу регулярных поставок коки и опиума? Кто возьмется?
― Я, босс, ― узкоглазый Чен, оглянулся на бывших соратников. Никто ему не возразил. Марион смотрела на их ничего не выражающие лица. Неужели нет разницы, кому служить? Губы Грега изогнулись в ухмылке, а глаза Раша сощурились, став похожими на глаза их нового предводителя. Те, правда, сейчас совсем спрятались за веки, превратились в темные полоски. Или люди служат силе?
― Плачу жемчугом и… Золотые дукаты устроят?
Чен быстро кивнул. Остальные радостно и облегченно расслабились: их никто не будет убивать. Они оказались нужны этим странным чернокожим. Марион спрятала ухмылку, отвернувшись. Оказывается, людьми так легко управлять. Страхом. И золотом…
― Первая поставка ― через месяц. Здесь в скалах ― под водой ― пещера. Вам нужен пловец и упаковка.
― Найдем. Оплата ― бащ на бащ?
― Да. Пусть ― по весу.
― Согласен!
― Плата ― утром. Там же.
― Да, босс. Носью, серез месьяц. Все будет тип-топ!
― Теперь ― проваливайте. И заберите этого, ― Пелагус коснулся ногой тела Генри. Грег и Раш переглянулись и, осторожно приблизившись, подхватили Генри под руки, поставили на ноги. Тот застонал. ― Для вас лучше ― если выживет. Нет ― за одну поставку платы не будет. Какую ― выберу.
― Он выживет?! ― слетело с губ Марион.
― Должен. Легкие нужны человеку, но их ― пара. Мне есть о чем его спросить.
Пока Пелагус отвечал Марион, мафиози из бухты исчезли. Чернокожие мужчины встряхнули руками, будто избавляясь от грязи, и плавно стекли в воду, их тела мгновенно впитались в песок, слились с океаном. На берегу, казалось, остались трое. Отец, дочь и негритенок.
― Марий, Назад! Неон, брось эту дрянь.
Старший брат ― наследник отца ― встал рядом с Марион.
— Это не дрянь, — сказал негритенок, коснулся набежавшей волны и превратился Неона. Еще один брат. И друг. Она считала его другом… — Это кока, которую добыл Лукас. Он выполнил обещание.
― Отлично! — оказывается иногда отец может показать радость. — Ты молодец! У нас почти не осталось лекарств. Марий, тебе ― снова на сушу. Только шкурку смени. Черный красивее, но из-за него… ― Пелагус взглянул на дочь и расхохотался. ― Даже у девчонок ― ничего не выходит.
― Зачем? Тут и без нас исполнителей хватает.
― А глаз ― нет. Я сказал! Иди.
― Эти подводные лодки… ― пробормотал Марий.
― А еще и водолазы, ― рассмеялся Неон.
― И об этом позаботься. Чтоб тут не шастали.
Марий кивнул, потрепал по серебристым волосам сестру и пошел к скалам.
― А еще и прожектеры разные, вроде друга нашей Марион, ― Неон приобнял ее за плечи. ― Жаждущие проверить древние легенды.
― Неон! Забирай ее и домой. Быстро! Лукас ― в косяке макрели до первого невода. Консервы выйдут…
Тело отца изогнулось в длинном прыжке, преображаясь в полете. В воду вошел громадный дельфин. Таким был любимый облик обитателей Бездны. Один из многих…
― И как Генри? Справился с чемоданом? Не надорвался?
Марион несколько мгновений непонимающе смотрела на брата. Последние слова отца… Косяк макрели? Мысли метнулись испуганными, потерянными рыбками, а собрались в косяк, где каждая на своем месте и знает для чего.
― Неон? Чертенок! Зачем ты так рисковал?!
― Ха! Кто же кроме меня мог вытащить тебя из этой… Бездны!.. в которую ты по глупости полезла?
― Я?! ― у Марион перехватило дыхание. ― Ты! Не мог сразу рассказать?
― А зачем? Так было интереснее.
Марион вспомнила сомнения, опасения… И свою излишнюю ― ну всегда она с этим влипает! ― доверчивость. И со всей силы ударила брата кулаком в плечо. Тот расхохотался. Удар не причинил ему вреда, хотя человеку сломал бы ключицу. Уклонился от нового удара, поймал руки Марион, которыми она размахивала перед его носом.
― Вот что, сестренка! Выбирай, или мы сейчас плывем домой или твой дружек пойдет на консервы. Отец слов в течение не бросает.
― Он этого не сделает! Лукас выполнил обещание.
― Ну и что. У отца свой резон. Ты думаешь, кому-то нужен проходимец, забредший в наш дом за поживой?
― Неон, неужели я, в самом деле, такая глупая?
― Люди просто иные. Хитрые, подлые, изменчивые. И они живут в настоящей бездне. В бездне собственных сиюминутных желаний, в бездне страстей и страхов. Мы ― другие. Поэтому и существует запрет покидать Бездну. Он охраняет нас от людей.
― Но ты? И Марий… Вы же выходите!
― Я ― другое дело. Я был рожден на морском берегу. Рожден женщиной людей и до шестнадцати лет не знал отца. И не знал своей истинной сути. Не понимал, почему я не такой как все и пытался стать как они. У меня получилось. А Марий… он старший. Только я и Марий можем жить среди людей и играть в их игры. Ты же со своей наивностью и доверчивостью долго здесь не проживешь. Тебе нужна Бездна. И совсем не нужен Лукас.
― Я его люблю!
Смех брата был ласковым, но от этого не стал менее обидным.
― Ты любишь придуманного тобой Лукаса. А ему пока очень далеко от этого образа.
― Но я не хочу его терять!
― Это от тебя не зависит. Если ты нужна ему он изменится. А если нет… Поверь, ни одно чувство не вечно.
― Он может измениться?
― Моя мать изменилась. Поэтому отец принял меня в Бездне как сына. Если Лукас любит тебя он захочет измениться.
Захочет ли?
Солнце слепило глаза. Играло бликами на волнах, те лениво мазали песок и гальку, оставляя на них, кружевную шипучую пену. Как у шампанского. Пиршество крабов заканчивалось.
― Поплыли, сестренка!
Марион оглянулась, грот показала она, во время прилива вход прятался под водой, сейчас вода отступила. Вокруг только мокрый песок, камни. Лужи, будто осколки темного зеркала.
Генри повернулся и упал к ее ногам. Кровавое пятно расползалось на его спине. Но ведь выстрела не было! Пляж ― пуст.
Она опустилась на колени рядом с Генри, перевернула его на спину. Он был тяжел, даже для нее. Бледное, очень бледное лицо, на губах кровавые пузырьки, но глаза открыты и взгляд… в нем боль и досада.
― Зачем… ― тихо, вместе с кровавыми брызгами. ― Уходи…
Теперь ему не нырнуть. Путь в Бездну закрыт. Если только…
― Вот и встретились, девочка, ― по мокрому песку от скал к ней шел человек, в руке его висел пистолет, почти касаясь волн длинным, толстым дулом. ― Поговорим?
― Нет! ― прозвучало сзади. ― Не с ней. Говори со мной.
Марион замерла. Ей не надо было оборачиваться: она узнала голос: Пелагус ― отец.
Стоило ли три месяца назад вытаскивать Лукаса из Бездны, бежать с ним от?.. Она бежала от скучной, никчемной, неинтересной жизни. К переменам и приключениям. Бежать, чтобы сейчас услышать этот спокойный, надменный голос.
Она не оглянулась. Зачем?
― Поговорим! ― холодный металл уперся в висок. ― Я пожалел парня. Он выкарабкается, но твое отродье жалеть не буду. С негритосами у меня разговор короткий. Если результат меня не устроит…
― Ты хочешь еще жемчуга? ― «В голосе отца нет тревоги, он уверен дочь успеет уйти. Пуля не догонит рожденного в Бездне».
Рука коснулась волос, погладила ласково, она не могла и не хотела оборачиваться, не видела, как шевельнулись губы, посылая сигнал: «Вернешься в Бездну ― Лукас будет свободен».
― Отойди! ― дуло дернулось: палец надавил на курок. ― А то она сейчас умрет.
― Не торопись, ― голос Пелагуса не дрогнул, хотя явно заметил гнев и растерянность собеседника. ― Убьешь ее ― умрешь сам. Оглянись.
Из-за камней, скал, прямо из песка поднимались чернокожие парни. Те, что появились из-за скал, шли парами. Они тащили людей босса. Марион узнала всех, с кем встретилась в притоне. Трое же были незнакомы. Она зарыла пальцы в песок и коснулась воды, но уходить не спешила. Дуло у виска дрогнуло и слегка отстранилось.
― Вот и всё, ― в голосе отца звучал смех, ― но мы можем договориться.
― Всё?! Договариваться с черномазыми?! Да меня засмеют! Деловые люди не захотят… Ха! Пусть Луакас отдаст деньги, тогда и поговорим. С ним!
― Много денег?
― Не твое дело. Нет Лукаса ― нет разговора, ― мужчина расхохотался. ― Думаешь победил? Чен, где твои мальчики? Ты обещал…
― Гльюпый… тот, ― узкоглазый мужчина в черном костюме, свободно стоял чуть впереди чернокожих парней, ― кто свяжется с Бездной. Босс, я узнал место и отослал ребят.
― Испугался черномазых? Ты!
― Это мы ― чер-но-ма-зы-е? ― задумчиво проговорил отец Марион. ― Так эта снулая рыба смеет обзывать нас рабами?!
― Вы выбрали! ― завопил босс и надавил на курок.
Марион упала на мокрый песок. Пуля взрыхлила его у щеки. Кожу царапнули мелкие камушки, осколки ракушек. Грязь полетела в глаза. Волна окатила лицо, смывая грязь и кровь с царапин, затягивая ранки.
Волна откатилась, унося добычу ― голову босса.
А тело медленно опустилось на колени и завалилось на бок, пятная кровью песок и гальку.
Марион, разжала схватившиеся за воду пальцы, повернулась на спину и взглянула на отца. В его руках блестел клинок, крови на нем не было. Лезвие казалось куском льда. И было им ― только обоюдоострым ― таким, что способно рассечь плывущую по воде паутинку.
Резким движением Пелагус вздернул ее на ноги.
― Почему не ушла? ― спросил он сердито.
Кровь босса впитывалась в песок. Она кормила океан… Бездну. Мелкие крабики, быстро перебирая ножками, спешили на пир. Марион взглянула на Генри. Его кровь тоже пойдет в Бездну? И крабам…
― Я хочу… ― начала она, но ее перебили. Один из молодых людей, стоящих за спиной узкоглазого спросил.
― Отец, остальных тоже в Бездну.
― Зачем же так кардинально, мы же можем договориться, ― дернулся тот, кто предлагал ей шампанского, ― Всегда можно найти цивилизованные способы…
― Помолчи, ― цыкнул Раш, а Грег и узкоглазый смерили его презрительным взглядом.
― Пусть ждут, ― бросил отец и поднял голову дочери за подбородок. Взгляды скрестились. Будто мечи. Над пляжем пронесся тихий звон, отразился от скал…
― Хочешь? ― прошипел Пелагус. ― Твои хотения ― пшик. Они теперь в Бездне. Домой!
― Но отец! ― капитуляция была неизбежна, но Марион еще боролась.
― Твой ― уже двадцать пять лет. А их, ― он мотнул головой в сторону парней стоящих за спиной мафиози, ― почти сотню. Пора умнеть. Ступай!
― Нет! ― она продолжала смотреть отцу в глаза, хотя это было очень трудно. Взгляд жег. Воздух выходил из легких, а обратно пробивался как через огненную стену. Но она проговорила: ― Сначала верни Лукаса.
― Не так быстро, ― отец расхохотался, взгляд смягчился, ― Мне нравится упорство. Но твой дружок кое-что должен. Как и эти. ― Пелагус почти прикрыл глаза, по его лицу, покрытому блестящей, как лаковой, черной кожей, нельзя было угадать мысли. ― Хорошо. Пусть так. Сначала ― они. Потом ― твои фокусы, ― шепнул он, наклоняясь к Марион, и спросил громко: ― Есть те, кто недоволен раскладом?
Мальчишка при виде Марион фыркнул и проговорил тихо, что бы никто кроме нее не услышал:
― Ты будто из антикварной лавки.
― Так вышло, ― шепнула она.
Остаток пути прошел без приключений.
― Тут тебя встретят, ― сказал мальчишка, когда за окном заиграл оранжевыми бликами океан, ― но учти: на старую дружбу лучше не полагаться. Всяк себе на уме. И еще… ладно, об этом потом поговорим.
Она вышла из вагона и огляделась. Ни встречающих, ни преследователей не заметила.
― Вот возьми, ― протянул ей мальчишка еще один конверт. ― Если спросит, отдашь… Смотри! Тот парень, похоже, к тебе направляется.
― Генри! ― воскликнула она, узнавая. Друг Лукаса шел к ней по перрону, расталкивая толпу мощными плечами. Приблизившись, он недовольно произнес:
― Приехала. Зачем? У Лукаса и без тебя проблем по горло. Я когда письмо получил, решил… Ладно, не важно. Он же ясно тебе сказал: из гостиницы ни ногой. А ты?
― Трое суток, Генри. Я просидела в гостинице трое суток и не выдержала. Лукас даже не заикнулся, что собирается вернуться сюда. А это…― она повернулась, чтобы представить Генри негритенка и только тут сообразила, что так и не узнала, как зовут ее провожатого. Рядом никого не было. Только стоял громадный чемодан. И блестела, отражая небо, небольшая лужица.
― Это твой? ― спросил Генри.
― Да-а… ― протянула она в растерянности. Потом… Главное: ― А где Лукас?
― Там, ― махнул Генри рукой в сторону океана. ― Уже третий день.
― Но почему? Я же его оттуда вытащила? Зачем он… ― ноги подогнулись, как хорошо, что чемодан большой и прочный. Силы, что поддерживали ее, исчезли, будто вытекли. Так вытекает вода из пробитого кувшина. Хотелось заплакать от бессилия. Но слезы это не ее оружие, плакать красиво умела Галл.
― Слушай, я не лезу в ваши с ним отношения, но…
― Он опять пошел в Бездну? ― Она должна быть сильной. Надо столько сделать! Нет! Реветь она будет потом. Если будет!
― Знаю, что ты его один раз уже вытащила, но… Сама знаешь, если ему в башку что втемяшится. Короче! Придется тебе еще раз за ним туда лезть.
― Я же просила, ― она постаралась скрыть возмущение. Почему мальчишка сказал не полагаться на дружбу? Ей? Или Лукасу? Да, она знала, любой мог ее обмануть. И Генри… Нет! Лукас? Или они оба. Она не видела босса. Ее ждали у того дома, зная, что она придет. Ее ли? Она запуталась.
Лукас поклялся, что не сунется больше в Бездну. И нарушил клятву… Что теперь вспоминать. Клятвы, обещания… Ее доверчивость… Конверт! Надо посмотреть, что оставил ей мальчишка. Нет! Он сказал: отдать…
― Ты же знаешь, ему же вечно не хватало денег…
― Денег! ― Марион в последний момент сдержалась: крик превратился в шепот. ― У него был жемчуг.
И уплыл. К боссу.
― Генри, скажи, какие дела у Лукаса с мафией? ― Что тот притон принадлежит мафии, она не сомневалась. О мафиози Марион наслушалась в гостинице всякого.
― Давай не будем здесь говорить об этом. Пошли. Я тебя отвезу в одно место… ― Генри аккуратно взял ее за локоть и поднял на ноги. Другой рукой он ухватился за ручку чемодана и удивленно крякнул. ― Чем ты его набила?
― Не знаю. Мальчишка… Негритенок…
― Все пошли. В машине расскажешь.
Локоть обрел свободу. Чемодан оказался слишком тяжел. Хотя Фриско славился своей жарой, пот, выступивший на лбу Генри, когда они подошли к обшарпанному фургончику, одной жарой не объяснить.
Марион уже сидела на продавленном диванчике, а Генри закрывал багажное отделение, когда к вокзалу подкатила тройка черных автомобилей. Из них выскочили парни с такими физиономиями, что любой угадал бы в них бандитов.
― Пригнись, ― бросил Генри, прыгнув на водительское место. Марион послушно уткнула голову в колени. Машина медленно покинула стоянку.
― Будем надеяться, они не по нашу душу, ― пробормотал Генри, ― но подстраховаться не помешает. Можешь сесть нормально. Хорошо, что сейчас утро.
Марион совсем не знала Фриско и не могла определить, куда везет ее Генри. Лукас ему доверял, значит и она может. Только может ли она верить самому Лукасу?
Дорога шла вдоль берега и Марион почти все время видела океан. Примерно полчаса прошло в молчании, потом Генри сказал:
― Так. Хвоста, вроде, нет. Можем поговорить. Что там про Лукаса и мафию?
― Меня выловил у дома Лукаса человек по имени Грег. Предложил подвезти, я согласилась.
― Дура!
Марион не обиделась. Что обижаться на правду. Дура, точнее, самоуверенная, доверчивая идиотка.
― Грег привез в… наверно, это был притон: стол для игры, номера с кроватями. Завел в комнату с таким столом. Там трое… громил пытались вытянуть из меня где Лукас и чем он занят, пугая боссом, но я ничего не знала, и… Хорошо, что ты прислал мальчишку.
― Я? Что за мальчишка? Постой, это тот, который нес чемодан?
Марион кивнула. Генри задумался.
― Опиши-ка громил.
― Ну… Грег, он за спиной стоял, я его плохо разглядела. Очень гибкий, прячет лицо под шляпой, буквы глотает и фразу строит странно.
Генри расхохотался:
― А сама? Я тебя через слово понимаю, об остальном по смыслу догадываюсь.
Марион хотела бы замолчать и так, чтоб больше ни слова. Ей казалось, что дело только в акценте.
― Ладно, не обижайся. Кто еще там был? Кроме Грега других имен не узнала?
― Еще крупный мужик, весь в черном, он вместо «ч» и «ш» ― «с» и «щ» говорит, и «у» смягчает. Имена… Чак… Нет! Руш!
― Стой! Руша знаю ― худой, пегий мужик. Он?
― Да.
― Понятно. Теперь еще и эту кучу… нечистот разгребать. Влипла же ты? И Лукас хорош! Зачем он сам-то туда полез?!
― Он отдал боссу две мои жемчужины…
― Купил все-таки! Это в чемодане?
― Не… не знаю. Мальчишка… негритенок взял его в камере хранения. Сказал: чемодан его.
― Теперь о мальчишке. У Лукаса были ребята для разных поручений…Что за негритенок.
― Нашел меня в притоне. Вывел оттуда, дал билеты, и нес чемодан… Без усилий, легко…
― Легко нес, говоришь? А я чуть руку не вывернул.
― Он еще сказал, что меня будут встречать. А потом… ушел, ― рассказывать о луже не хотелось. Генри и так ее считает… не от мира сего. Но она действительно не от этого мира…
― Вчера пришло письмо: «Встречай на вокзале в Окленде в 7.30». Я думал ― от Лукаса. Сумел он… выбраться. Высматривал его.
― Ты же сказал, что он ― в Бездне!
― Ты знаешь Лукаса. Мы почти приехали, здесь дорога плохая, не отвлекай меня.
Он ушел от ответа. Марион узнала место. Океан блестел в лучах солнца, но со скал хорошо было видно темное пятно вдали. Путь в Бездну.
Они вышли из фургончика рядом с той бухтой, где она впервые увидела Лукаса. Увидела и смотрела, смотрела, смотрела…
Он был таким… Неотразимым. Загадочным. Сильным. Тысячу эпитетов можно придумать и все они ему подойдут. Она влюбилась? Да. И бросила ради него дом. Бездну…
― Здесь я видел Лукаса в последний раз, ― сказал Генри, подходя к воде. ― В скалах ― грот, там он оставил второй комплект. На случай. Но я за ним лезть не решился. Не такой я хороший пловец как Лукас. Сейчас принесу.
Их настигли во время второй пересадки. Как мальчишка заранее унюхал опасность, можно было только гадать. Марион не гадала. Было не до этого. Она прыгала через сцепки, пролезала под вагонами. Пальто, при покупке казавшееся ей щегольским превратилось в рваную, грязную тряпку. Сапожки ― не лучше. Одно хорошо. Здесь было теплее, чем в том громадном городе, где ее пытался спрятать Лукас. Она дважды хотела прыгнуть в ручей, петляющий рядом со станцией. Но удерживала мысль о мальчишке и его чемодане. Если она уведет преследователей подальше, у него будет время спрятать свою громоздкую ношу и исчезнуть самому. До поезда три часа. Она хотела сменить одежду. Не выйдет? Ха!
Она все-таки воспользовалась водным путем, чтобы сбить погоню со следа. Сиганула с моста. Высоковато получилось падать. Но вода приняла легко. Ласково обволокла тело, смыла грязь и тревогу. Опускаясь на дно, Марион думала только о том, как прекрасно вернуться в родную стихию хотя бы на несколько мгновений. Выпала из воды она далеко от преследователей. Она сидела в луже у взорвавшегося пожарной колонки. Мощная струя воды била вверх, поливая всю округу. И Марион. Девушка бы расхохоталась, если бы могла это себе позволить. Какая труба выдержит, если внутри нее появиться тело с габаритами дельфина? А преследователи пусть ныряют, обследуя дно той речушки. Может чего и найдут.
― Девушка, вы не пострадали? ― наклонилась к ней женщина с маленькой сумочкой в руках. Сумочку эту она плотно прижала к груди. Дрожащие пальцы крепко вцепились в крокодилову кожу. ― Какой ужас! Такой взрыв! Вы вся мокрая! Вас срочно нужно переодеть. Джекоб!
Голос у женщины был мощный. Последний вопль перекрыл шум извергающейся из колонки воды.
Мужчина с черной кожей пробился сквозь собравшуюся толпу.
― Возьми мисс на руки и неси в машину, ― приказала женщина.
Марион не успела возразить. Джекоб наклонился и легко поднял ее из лужи.
― Не бойтесь, мисси, ― прошептал он, ― хозяйка у нас добрая. А моя Салли вам одежку в порядок мигом приведет.
― У меня ― поезд, ― попыталась возразить Марион, надеясь, что акцент не сильно заметен, ― я могу сама…
Ее возражения услышаны не были. Как и акцент.
В машине женщина не умолкала, а Марион могла только кивать или мотать головой, отвечая на прямые вопросы. Но ее молчаливые «да» и «нет» во внимание не принимались.
― Как же вас угораздило? Это судьба! Вы везучая. У миссис Оливер собаку убило, когда рядом с ними крышка с колонки слетела. Миссис Оливер тоже везучая. Собаке голову расплющило, а на миссис Оливер ни царапины. Только дочка ее о собаке сильно убивалась. Но мистер Оливер им нового щеночка принес. Так тот через месяц под машину попал. Еле выходили. У вас нет собаки? От этих собак одни неприятности. Я своим девочкам сказала: никаких собак. Котенка ― куда ни шло. У меня девочки такие же крупные как мисс. И фигуристые. Только вот как замуж выскочили домой ни ногой. Старшая хоть внуков раз в два года присылает. У вас, наверно, детишек нет еще? Вы такая молоденькая! А младшая моя как умчалась с мужем за океан, когда там воевать закончили, так и не приезжала ни разу. Джекоб, а правда, мисс фигурой на мою Дженнифер похожа?
― Да, мадам, очень похожа, ― быстро вставил Джекоб.
― Приедем домой, напомни мне распорядиться, чтобы Юдифь нашла старую одежду Дженнифер. Она совсем не ношена. Я не даю детям вещи занашивать. И покупаю всегда самое лучшее. Дженнифер, когда уезжала, много своих вещей оставила. Она после родов располнела. Знаете, как это бывает? Хотя откуда вам о таком знать. Я сама после родов сильно поправилась. Только сейчас и похудела. Это от волнения. Мой мистер Митччел больше в разъездах. У него три фабрики в разных городах, да еще лесопилки. А управляющие — люди ненадежные, везде хозяйский глаз нужен. А дом и ферма на мне. Мы так договорились, еще когда он о помолвке заговорил. Так с тех пор дела и ведем. А вы замужем? И не помолвлены? Ужасно! Такая красивая девушка и одна. Если бы к меня был сын… Но не дал бог. Только девочки. Но мистер Митчел говорит: нет сыновей, так есть внуки. Гарольд уже совсем большой в этом году пятнадцать исполнится. Люсинда тоже еще чуть-чуть и заневеститься. А вот Кристоферу Дженнифер всего семь. А у вас есть братья или сестры?
Есть! Дальше Марион почти не слушала. Вспоминала. И думала: как повезло этой женщине! Муж, дочки, внуки… Будут ли они у Марион? Лукас…
Пройдя сквозь толпу, что медленно перемещалась под козырьком автовокзала, миновав готовящиеся к отправлению автобусы, Марион остановилась и повернулась к мальчишке. Выглядел он устало, это было заметно даже при таком плохом освещении.
― Давай помогу, никто не увидит.
― Иди! Прямо. Потом направо. Два квартала. Сам справлюсь, ― почти не разжимая губ.
Первая машина напомнила Марион тюленя, а сейчас их ждала приземистая, широкая, с фигуркой прыгающей кошки на капоте ― сразу видно ― скоростная.
― Успеваем? ― спросил мальчишка, передавая чемодан водителю.
Тот пожал плечами, запихнул чемодан в багажник и, садясь на свое место, ответил:
― Если не успеем, догоним. Машина ― даром, что с кошачьим именем ― летит как спешащий к самке дельфин.
― По местам, ― приказал негритенок, и тут Марион поняла, что ее смущало: темнокожие с белыми себя так не ведут. Она, правда, и не совсем белая…
Они успели. До отправления поезда оставалось еще пять минут, когда они вошли в одноместное купе. Конверт с билетами отдал мальчишке водитель, едва машина остановилась у здания Южного вокзала. Тот сунул его в карман и, подхватив чемодан, быстро засеменил вперед, бросив:
― Не отставай, а то потеряешься.
Купе было просторным, но второй лежанки не было.
― Где ты будешь спать? ― спросила Марион едва поезд, лязгнув сцепами, начал набирать ход.
― Так! ― сказал мальчишка и задумался. Помолчав с минуту, приказал: ― Слушай внимательно, повторять не буду. Никакого панибратства: я ― слуга, ты ― хозяйка. За чемодан хвататься не смей. Он мой ― мне его и тащить. Спать я буду здесь — на коврике. Иначе, такие как я, в хозяйском купе не спят. Кроме того тебя охранять надо. К тебе разных прохиндеев как течением несет. Ни тебе, ни им не уклониться. Да и хвост за нами тянется… с морского змея. Здесь мы оторвались, а что дальше будет… Если со мной что случится, бросай чемодан и беги прочь. Хочешь посуху, хочешь водной дорогой. Только…
Громко хлопнула дверь соседнего купе, из коридора послышался голос проводника. Он проверял билеты. Мальчишка бросил взгляд на дверь и тихой скороговоркой произнес:
― В этом конверте шесть билетов. Нам делать две пересадки. Пусть он будет у тебя. Проводнику каждый раз показывай только одну пару. И больше никаких лишних разговоров. Поговорим… на месте.
― Но почему ты слуга? ― тоже шепотом спросила Марион. ― Мы можем быть братом и сестрой. Моя кожа не на много светлее твоей.
― Помнишь, как назвал тебя тот хам?
Марион кивнула.
― Квартеронки ― дочери белых мужчин. У них больше прав, чем у чернокожих мальчишек. Которые дети черных отцов. По мне эти права, что рыбе зонтик. Запомни, я ― слуга.
― Доброй ночи… кхм!.. мадам, ― проводник чуть запнулся на обращении и с недоумением оглядел слишком сильно загорелую девушку в потрепанном пальто, предъявите ваши билеты.
Марион протянула ему два картонных ярлычка. Проводник внимательно оглядел их. Только что не обнюхал. Вернул и бросил чуть небрежно.
― Счастливого пути. Стоянка на станциях кроме Триполи ― три минуты. На остановках из вагона лучше не выходить.
Мальчишка затормозил через три квартала и осторожно заглянул за угол. Мимо промчалась машина, фары на миг выхватили тьмы газетный киоск, скамейку на остановке автобуса, мокрые облепленные снегом кусты маленького скверика.
― За углом ― машина, ― сказал мальчишка. ― Быстро садись на заднее сиденье и молчи. Да! Не беги. Здесь полно народа. Не надо привлекать внимания.
Он нырнул за угол. Она, пытаясь дышать потише ― получалось плохо ― пошла следом.
Три человека ― это «полно народа»? Но мальчишка прав, даже эта троица разом повернула головы в ее сторону. Ну не виновата она: ее фигура всегда привлекает внимание. В пальто, что купил Лукас, бедра казались большими, а талия ― узкой.
Лукасу нравилось, что Марион притягивает взгляды. Сейчас пальто мокрое и в пятнах сажи, но фигуру, как и раньше, не делает хуже. Дверца открылась легко. Марион скользнула на сиденье. Мальчишка сидел рядом с водителем. Оба обернулись, в темноте сверкнули белки глаз. Водитель тронул рычаг, мотор чуть слышно заурчал. Колеса с визгом провернулись в ледяной жиже, и машина рванулась вперед. Как дельфин, она выпрыгнула под свет фонарей и помчалась к центру города.
Они долго петляли по улицам, между мокрыми домами, что в ночи и в снегу были похожи на прибрежные скалы в морской пене. Марион потерялась в этих петлях. За три месяца она успела многое посмотреть. Но темнота и мельтешение серых хлопьев путали, не давали узнать.
― Достаточно, ― бросил мальчишка. ― Если сзади кто-то и был, теперь там никого. Верти руль к Центральному автовокзалу. Сменишь машину и жди нас на втором перекрестке.
Проехав кварталов пять, машина развернулась почти на месте, вильнула задом и резко затормозила у мигающего светофора.
― Выходим, ― сказал мальчишка и выскочил наружу. Марион последовала за ним. ― Иди к камерам хранения. Это от центрального входа налево через два зала. Во втором ряду направо притормози, я выбегу вперед и сделаю все, что надо. Потом ― назад, тем же путем.
В ярком свете газовых ламп она впервые смогла разглядеть своего спутника. Негритенок лет десяти-двенадцати в серой неброской одежде. Его черная кожа казалась покрытой нефтяной пленкой: жирной и блестящей. Она пошла вперед, мальчишка держался на два шага сзади.
Марион одолевали сомнения. Мальчишка забитым слугой-негром не был. Кто он? Выбирая цвет кожи, она предпочла нежно коричневый. Чуть темнее, чем у Лукаса. Белой она быть не захотела. Белая кожа напоминала брюхо мертвой рыбы. Но коричневый цвет создал массу проблем. Откуда она могла знать, что оттенок кожи определяет социальный статус. Даже серебристые волосы не изменили ситуацию. Ее народ мог менять облик по настроению и совсем не обращал внимания на такие мелочи. Важнее был размер пояса и наличие или отсутствие украшений…
Задумавшись, она забыла остановиться в нужном ряду, чуть слышное злое шипение напомнило об этом. Мальчишка, поднырнув под ее руку, защелкал переключателями на одной из ячеек. Через минуту из камеры хранения был извлечен огромный чемодан.
Выходя из зала, Марион оглянулась, сделав вид, что ее интересует время. Часы показывали начало второго, а мальчишка волок чемодан, особо не напрягаясь. Если даже тот набит тряпками, весить должен не меньше… Нет. Если бы чемодан был наполнен водой, она бы назвала его вес мгновенно, а так…
«К чему гадать! Выйдем отсюда, спрошу», ― подумала и мысленно усмехнулась. Что изменит, если она узнает, сколько весит ноша?
Они покидали автовокзал в том же порядке, она ― впереди, он ― с чемоданом ― сзади. Головы ожидавших своих рейсов поворачивались следом за ними. Колоритная парочка получилась. Коричневая квартеронка с идеальной фигуркой и ножками… ножки ей сейчас точно мешали… в помятом, с темными пятнами, мокром пальто и негритенок с громадным чемоданом. Слишком запоминающаяся пара.
Выйдя в ночь, она вдохнула влажный воздух. В помещении ей дышалось тяжело. Особенно, если оно так наполнено гадкими запахами. Снег сменился мелкой моросью, но ветер усилился. Тучи двигались быстрее, но улучшением погоды не пахло. Правда, в городе этот запах ощущался всегда слабо. Не то, что над океаном.
Вернувшись во Фриско Лукас честно пытался выполнить требование отца. Но там ему удалось добыть только опий. Опий тоже был нужен. Раненым и больным. А коку, он сказал, надо искать в Нью-Йорке.
Здесь. Они летели сюда на самолете, из-за жемчужин Марион. Она решилась показать их Лукасу только на третий месяц их совместной жизни. В тот вечер она почуяла чужой запах и посчитала нужным прибегнуть к последнему средству. Деньги могут удержать мужчину рядом, если другие способы утрачивают силу. Она его удержала, Но… Он слишком быстро растранжирил те деньги. Одной, самой мелкой бусинки, вполне хватило на билеты и на три месяца жизни в дорогом отеле. Их осталось четырнадцать. Марион считала, что, теперь-то, они долго не расстанутся. Времени должно хватить. Она плела сети вокруг своей добычи, как ее учили. Только сети подвели, или Лукас…
На что он потратил все деньги?
Это был только ее Выбор. Лукас не житель глубин. Его мир ― города. Такие как этот. И в них живут опасные люди. Сам Лукас тоже был опасен, но она не считалась с той опасностью. Выходит, что зря. Он запрещал ей выходить на улицу одной. «У тебя слишком темная кожа», — Лукас повторял эту фразу очень часто. Как назвал ее тот мужчина? Квартеронка?
Одна, вторая… пятая… Она опять начала считать мух.
*****
— Ты ей не доверяешь?
Вопрос Генри заставил Лукаса дернутся и оглянуться. Не доверяет? Нет. К девчонке у него претензий нет. А вот ее отец…
― Вопрос не в доверии. Просто не люблю слежки.
― А когда твои планы нарушают ― любишь? Ты уверен, что галеон на месте? Всю осень были сильные шторма…
― Буря не сдвинет его с места, но…
А вот обитатели Бездны это сделать вполне способны. Отец Марион сказал, что Лукас получит все что есть на галеоне и сверх того… Но можно ли верить обещаниям русала? Лукас ничего о них не знал, потому ответил только на первый вопрос:
― Не люблю.
Генри усмехнулся и спросил:
— А как же твои обычные опасения? Не боишься попасть в западню, из которой нет выхода?
— Я уже вляпался по уши. Но пока есть щелочка-выход. А вот если это новое изобретение окажется фикцией, то я пропал.
— А кока? Ты ее не достал?
— Достал! Но я не хочу никому быть ничем обязанным! Понял?
— Да ладно. Не злись. Вот завелся…
— Генри, если ты мне друг, давай прекратим этот разговор. Я поплыл.
Лукас поправил врезавшиеся в плечи ремни и шагнул к воде, но его догнал вопрос:
А если с тобой что-то случится. Этот аппарат… уверен ли ты…
Отведя ото рта маску ответил:
— Я ни в чем не уверен, но если со мной что случится, коку передадут Марион.
— Постой, я считал…, — начал Генри, но Лукас его уже не слышал, он прыгнул в волны.
*****
На сей раз Марион насчитала четырнадцать мух. Она приметила еще две темные точки, когда цепкие маленькие пальцы ухватили ее за лодыжку. Крик с губ не сорвался, только возмущенное шипение. Она быстро наклонилась, ухватила руку и попыталась вытащить из-под кровати ее хозяина. Но была остановлена шепотом.
― Тихо! Я за тобой.
Марион сделала вид, что расстегивает ботики и пожала тоненькие совсем детские пальцы. Лукас прислал ребенка? В этот притон? За ней? Он не бросил ее!
― Ты, слышь, ложись, потолковать надо.
Марион послушно стянула обувку, сняла пальто и легла. Повернулась на бок.
― Тебя Лукас прислал?
― Нет. Не он… Но ты нужна там. Он не понял…
― Что без меня никак?
― Точно. Только он… Давай, об этом позже. Сейчас надо по быстрому из этой дыры выбираться. Пока босс не вернулся. Под кроватью лаз…
― А если бы меня заперли в другой комнате?
― Ерунда! Замки здесь для лохов. Но в этом притоне девиц на выдержке всегда тут запирают. Сейчас я…
Под кроватью завозились.
― Послушай, а что они хотят от Лукаса? Только из-за денег так бы…
― Много ты понимаешь! ― глухо, как издалека. ― Деньги?! Смотря какие… Лукас им всякого наобещал. И твои жемчужины… Две сюда попали. Он наплел много. Лишнего. Сейчас сделай вид, что спишь. Кто-то идет проверить…
Марион послушно прижала голову к подушке и закрыла глаза. Ноги подтянула к подбородку, рука сама нащупала пальто. Хотелось защититься, спрятаться от нескромных взглядов. Пальто сойдет вместо одеяла.
― Ты только не усни. А то смыться не успеем и вместо этой мелкой рыбешки на тебя выплывет злющая акула. Я вернусь минут через пять.
А ей надо подумать, что делать.
Шаги в коридоре стихли у двери. Легкий шорох… Тишина.
Мчаться за Лукасом во Фриско? Но он уехал ни слова ни сказав. Нет! Все уши прожужжал: летит всего на два дня на север. И незачем, мол, его сопровождать. Он не малый ребенок. Обещал, что она найдет его в том доме. Два дня пролетят незаметно. И Марион согласилась. Ей очень не хотелось вновь оказаться высоко над землей — и водой! — на этом хлипком, маленьком самолетике. Воздух совсем не ее стихия.
А может, остаться здесь? Дождаться эту акулу и выяснить, что ей от Лукаса, да и от самой Марион нужно. Воды здесь полно. Она успеет уйти…
― Эй! Не спишь? ― тихий шепот заставил вздрогнуть. Она уснула? Так и не выбрав. Она может пообещать боссу еще жемчужин…
― Не сплю.
― Лезь под кровать. Только не шуми и пальто пока не одевай. Здесь щель узкая ― в пальто не пролезешь. И тихо, они у двери громилу посадили.
Она натянула сапожки, но застегивать не стала. Металлические подковки так звонко стучат по булыжной мостовой. Свернула пальто, легла на пол и задвинула тело под кровать.
В щель между полом и стенкой она едва протиснулась. Три поворота преодолела, отталкиваясь локтями и коленками. Слушая указания мальчишки, куда ставить ногу, поднялась по трубе бывшей когда-то дымоходом. Повезло: сажи на стенках было немного.
Они вылезли на крышу, спустились по маленькой лесенке на соседнюю, прошли по коньку до угла и через чердачное окно попали на лестницу. На крыше Марион сняла сапожки. Не настолько она ловкая, чтобы на каблуках идти по мокрой кровле. А то, что вода холодная ― ерунда. В океане зимой бывает холоднее. Мальчишка оставил ее одеваться в маленьком узком тамбуре, а сам исчез во тьме за дверью.
Вернулся он меньше чем через минуту. Она даже пуговицы застегнуть не успела.
― Бегом! ― приказал он, и они нырнули в ночь.
Снег усилился, но света на улицах не прибавилось. Падая на землю, мокрые хлопья таяли, превращаясь в серую грязь ― скользкую и противную. Небо, закрытое тучами, мокрой губкой висело над городом. Вдали его подсвечивали уличные фонари и фары проносящихся машин. Там тучи казались, брюхом желтой рыбы. Здесь же редкие фонари только усиливали мрак, окружающий редкие пятна света. Совсем не видно, куда ставить ногу. Бегала Марион плохо. Она так и не привыкла быстро двигаться на земле. Скользить в водяных потоках проще. Легкие рывками выталкивали влажный воздух. Влажный! Будь он сухой, она бы даже не пыталась бежать.
У берега громадные волны дробились о скалы и рифы, лизали прибрежные камни и водоворотами откатывались обратно в глубину. Хороший пловец, не утомленный погружением в глубины, смог бы спастись. Не утомленный. А она? Даже без груза, а как иначе назвать бесчувственное тело ныряльщика, не рассчитавшего сил и забравшегося слишком глубоко, Марианна не решилась бы сунуться в бухту в шторм. Она боялась повредить кожу о скалы и острые камни, что отбили от них волны. Других же мест она не знала. Незачем ей было там появляться. Оставался один путь — в Бездну.
― Не знаещ-щь, ― протянул темный силуэт в кресле. ― Врещ-щь! Ты много денег емью дала. Засем? И на сто он их пьётратил?
Отвечать «не знаю» или «нет» не годилось.
― Я… ― тянула Марион, надеясь на более подходящие вопросы, и дождалась:
― Прошел слух, что он поехал во Фриско, ― проговорил мужчина, возвращая бутылку в ведерко. ― Ты знаешь зачем?
― Нет! ― нервы не выдержали. Слово она выкрикнула. Она сама хотела бы знать «зачем?».
Зачем он вернулся обратно? Зачем снова решил искушать судьбу? Дважды она вырывала его из Бездны. Сейчас ее рядом не будет. На что он надеется? На милость ее отца? На удачу? Или он достал коку? Но почему тогда бросил ее здесь? Как ей отвечать на чужие вопросы, если она не знает ответы на свои?
― Напрасно ты в отказ идешь. Мы сейчас гуторим по-доброму, ― от стены отделилась тень и шагнула в круг света от лампы с рыжим абажуром, что висела над столом. Этот мужчина ― худой и длинный ― далеко не красавчик, в отличие от налившего шампанское: темные, почти сросшиеся брови, острые скулы и подбородок, затянутые неопрятной черно-пегой щетиной. ― А вот приедет босс…
― Ха! ― вылетело из темного кресла.
― Босса твои: «не знаю» ― не устроят, ― говорящий выхватил у нее бокал и опрокинул его содержимое в рот. Недовольно крякнул и бросил: ― Гадость ― эта шипучка!
― Он не бьюдет предлагать щампанского, ― слова из угла сопровождались тихим смехом. ― А если ты бьюдещь выйёживаться, позовет мальсиков из коридора и отдаст тебя им на сьютки.
― Верно. Твоей темненькой шкурке поплохеет, ― согласился худой. ― Ты намерена отвечать на вопросы?
Марион предпочла промолчать. Ни один из двух возможных ответов не подходил.
Худой резко ударил ее по щеке. Без замаха.
― Молчать не выйдет! ― бросил он. ― У тебя есть время подумать. До приезда босса. Будешь думать?
Марион схватилась за щеку и, прикрывая рот, выдавила, подпустив голос слезу:
― Буду.
― Руш хватит! Грег, отведи ее в шестой номер, ― приказал вернувшийся за стол мужчина.
Жесткие пальцы сжали руку повыше локтя, Марион резко развернули к двери. Названый Грегом повлек ее к выходу и дальше по коридору. Из его рта вылетали вместе со словами брызги слюны:
― Чо это Лукас связался с темнокожей? Хотя, есть слушок: квартероночки очь страстные. Надо боссу брякнуть: хочу мальчикам помочь. Проверю.
Шестой номер оказался темной узкой комнатушкой. Щель-окно под самым потолком света не давало, но тусклая, засиженная мухами лампочка над дверью позволяла осмотреться. Около стены на железной кровати с тонким матрацем валялось скомканные простыни. Одеяла нет. На столике под окном ― стакан, стеклянный графин, надо полагать, с водой и тарелка с грубо нарезанным хлебом. Марион усмехнулась: не шампанское с ананасами. Присела на кровать. Она узнала где Лукас. Имеет ли теперь смысл дожидаться этого босса с его вопросами и… Каким способом обитатели этого места могут добиваться ответов? Ее передернуло. В графине достаточно воды…
Вода плескалась у ног, волны лизали выступы камня, на котором она сидела. Запах соленой воды, рыбьей чешуи и прелых водорослей наполнял легкие. Влажный ветер охладил разогретую жарким солнцем кожу. Плавать она не решалась, но так вот ― посидеть на камнях, слушая шелест волн и крики чаек, ловя дыхание океана и впитывая ветер, поющий в расщелинах скал, ей никто не мог запретить. Лишиться этого она не готова.
Она не сразу поняла, что не одна в маленькой бухте. Отец появился у нее за спиной и замер на соседнем валуне. Он не делал попыток схватить ее. Взгляд метнулся по волнам, по мокрой гальке, по скалам в брызгах прибоя. Никого. Отец пришел один?
― Я не собираюсь мешать тебе, ― проговорил он. ― Следуй судьбе, коль выбрала. Только…
― Я не вернусь. Я не хочу… ― язык цепляется за зубы, не желая выговаривать правду. «Не хочу, чтобы ты раскрыл мои планы. Считай взбалмошной девчонкой, погнавшейся за крутым парнем….»
Хотя крутизна в Лукасе относительна. Во Фриско она узнала ребят покруче. Но только такой авантюрист как этот искатель приключений… ― это не Марион придумала, он сам себя так называет ― … сможет стать украшением сетей, что она сплетает. А не хилой тощей макрелью.
― Не хоти, ― бросает отец. Губы кривятся сильнее. Слова с шипением вырываются сквозь стиснутые зубы. ― Я долш-шен пож-жаботитш-ша о твоей беж-жопаш-шношти. У меня только одна дощщ.
Волны шипят ему в тон. В их шипении рождаются слова. Я слышу:
― Ты-ш-ш дощ-щ Беж-ждны.
Да, я дочь Бездны и рано или поздно вернусь туда. Но отцу не надо этого знать. Как и не надо знать многого другого.
― Мне хорошо с Лукасом, ― говорю, не чувствуя уверенности. Для Лукаса я интересная игрушка. Необычная и загадочная. Едва стану обыденностью он отбросит меня, как морская змея отбрасывает старую шкурку рваную и поблекшую.
― Он не защитит тебя от всех опасностей суши. Я хочу, чтобы ты знала Путь Воды. Он открыт для нашего рода. Это дар предков и надежный способ уйти от любой беды.
― Путь воды? Неон говорил только мужчины…
Смех отца будит эхо в скалах и заставляет чаек в панике метнуться прочь.
― Мальчик не дорос до настоящего знания. Путь Воды ― в нашей крови с рождения и до смерти.
― Соленая вода океана на берегу большая редкость.
― Соль лишь примесь к основе. Основа одинакова и в океане, и в луже, и в стакане чая. Который любим сухопутниками. Его можно попросить в любом месте, не вызывая подозрения. Подойдет любая жидкость. Лишь бы в ней настоящей воды было больше половины.
Марион встряхивает головой, гоня воспоминание. Нет! Уходить нельзя. Она узнала слишком мало. Где искать Лукаса во Фриско? Тот дом он вернул хозяину…
Одна, две… четыре, пять… восемь…двенадцать. По столику и стенам ползало двенадцать мух. Счет успокоил. И вернул домой. В Бездну. Опять к тому разговору. Тогда она считала флюорессаров, а сейчас… Здесь кроме мух считать было нечего.
Зачем она притащила Лукаса к отцу? Она не знала ответа.
Но был ли выбор? Внезапно налетевший шквал, сломал планы. И ее, и Лукаса. Она полагала привязать этого человека к себе, очаровать… Но времени у нее оказалось слишком мало. А Лукас хотел добраться до затонувшего галеона, что несколько веков лежал на уступе стены ― границе Бездны. И рассчитывал на ее помощь. Но она не хотела дать ему спрятанное в корабле богатство. Так быстро не хотела. Вот потом…
Сзади взревели пока еще далекие сирены. Полиция? Она невольно оглянулась. Пусть! Это не касается ни ее, ни Лукаса. До сих пор не касалось.
Она узнала, что значат такие завывания и привыкла к ним во Фриско, так назвал Лукас место, где жил. Там они пробыли почти месяц. Волшебный месяц! Время летело незаметно. Они жили в маленьком домике, с плоской крыши которого можно было видеть море. И город, захвативший прибрежные холмы и долины. Он показался ей громадным и суматошным, крикливым, поющим. И завывающим. Рядом с их домом полицейские машины проносились часто. Нью-Йорк был гораздо больше. И крикливее. Но до сих пор она не слышала завываний так близко.
Сейчас город молчал, успокоенный непогодой. Только урчание мотора, да шлепки шин по лужам. Сирены умолкли, оставшись позади. На тротуарах люди попадались очень редко. Как и встречные машины.
Не слишком ли долго они едут? На путь к домику на окраине, где Лукас должен был получить коку, ушло меньше времени. Или она, измученная нетерпением и неизвестностью, не заметила умчавшихся минут?
Пока она вспоминала, машина с визгом тормозов петляла по улицам и переулкам, дважды пересекла одну из главных магистралей и замерла в узком проходе между кирпичных стен с облупившейся штукатуркой. Они приехали. Только вот куда?
Массивная, обитая покоробленным железом, дверь распахнулась, едва мотор замолк. Водитель плавным движением покинул машину и распахнул дверцу перед Марион. Грубо схватив за локоть, подтащил к дверям, втолкнул в узкий коридор и повлек мимо закрытых дверей. Она не сопротивлялась. Хотя Лукас бы посоветовал сыграть роль испуганной девчонки. Он всегда навязывал ей какие-то роли. У тех, в «Красном Колоколе», играть получалось. Но Марион не танцовщица в низкопробном кабаке. И не будет играть никаких ролей. Пока.
Дважды их пытались остановить. Громилы под два метра ростом и с плечами почти от стенки до стенки перегораживали проход. Палец на мгновение приподнимал шляпу, открывая лицо, и охрана вжималась в стенку. Похоже, ее провожатый был здесь хорошо известен.
Пинком раскрылась дверь, и тормозить после толчка пришлось очень резко. Чтобы не налететь на громадный стол, занимавший почти всю комнату.
На покрытой лаком поверхности валялись карты, фишки, стояли стаканы с разноцветными напитками. Два фужера выпускали со дна газовые пузырьки. Шампанское? Значит, где-то здесь должен быть лед. Лед тает, превращаясь в воду.
― Привез. Чо дальше? ― прозвучало сзади. Слова произносились со злобой и предвкушением.
― Квартеронка?! ― мужчина, сидящий за столом, отложил карты и пристально разглядывал Марион. ― Ты уверен, что это она?
― Вышла из той хаты. И одежда… Все шмотки он купил на толкучке в Бронксе.
На толкучке? Дешевый рынок… Странно. Те жемчужины, что она ему отдала, стоили не меньше восьми тысяч.
― Тосно ― она! Эту темную щкьюрку я заметил еще во Фриско, ― голос шел из дальнего угла, где угадывался силуэт громадного кресла и подходящей по габаритам фигуры в нем. ― Льюкас нащьел в ней ножки. Он всегда западал на ножки.
Ножки? Хм! Знал бы этот тип, как далек от истины!
― А кстати! Где он? ― мужчина, назвавший ее квартеронкой, медленно поднялся и шагнул к маленькому столику у стены. А вот и шампанское в ведерке со льдом. Щедро плеснув из бутылки в стоящий тут же фужер, он протянул его Марион. ― Ты же хорошая девочка? Ты нам сейчас расскажешь, куда делся Лукас и почему не вернул долг. Расскажешь ведь?
― Я не знаю, ― медленно проговорила Марион. Эта фраза была самой простой. Она долго училась говорить ее правильно. Эти три слова и еще короткое: «нет» ― единственное, что получалось без акцента. И еще адрес отеля. Даже «да» правильно выговаривать она не научилась. Лучше всего на этом языке говорит старший брат. И отец. Но она не догадалась учиться у них. Пришлось самой разбираться с произношением. И Лукас не помогал. Смеялся. Говорил, ему нравится, как она коверкает слова.
Она взяла бокал и сделала вид, что пьет. Пена брызгала в лицо рвущимися пузырьками. Шампанское даже одним запахом способно усыпить ее. Стараясь не вдыхать вредный аромат, Марион опустила бокал и обхватила хрупкое стекло пальцами. Достаточно одного резкого движения и в руках у нее будет оружие. Только дальше что? По коридору мимо гигантов ей не пройти. А самое главное: знаний о Лукасе у нее не прибавится.
Зачем он брал деньги у этих? Ему не хватило жемчуга? Или он попал в их сети раньше? Перед глазами возникли громадные волны и маленькая человеческая фигурка в полной их власти. Что бы с ним стало, если бы она в ту минуту не плыла мимо? В тот раз она вынесла его на берег. И показалась ему в привычном облике. Потом море успокоилось. Так часто бывает рядом с Бездной. И они плавали, скользили в воде и под водой в алых лучах ныряющего в океан светила. Они встречались на закате три дня. Он называл ее маленькой русалочкой и гладил хвост, ем у нравилась блестящая кожа с короткой мягкой шерсткой. А потом случилась та буря.
Почему она притащила Лукаса к отцу? Она не знала ответа. Словно чья-то, хотя догадаться чья, совсем нетрудно, подсказка заставила ее тогда нырнуть глубже.
Но был ли выбор? Внезапно налетевший шквал, сломал планы. И ее и Лукаса. Она собиралась только смотреть, как Лукас ныряет, пытаясь добраться до корабля, нашедшего последнюю гавань на уступе. Рядом с Бездной. Слишком глубоко даже для хорошего ныряльщика. Лукас плавал неплохо, но нырять в Бездну надо умеючи. Он умел, но не учел малости, глубже течение меняло направление. А потом обратная дорога закрылась штормом.