День сменялся днём, а дыма из маленькой пароходной трубы не было видно над горизонтом. Трёх дамочек с большими глазами и огромными не женскими ступнями знали уже все окрестные торговцы. Ювелиры перестали предлагать им парюры из голубого и розового жемчуга, а торговцы шёлком не подвозили новых рулонов к галеону. Странные люди не беспокоили местное население и «Морской Мозгоед» стал просто деталью окружающего пейзажа.
Леди же отчаянно скучали.
Как известно, женская скука — явление чрезвычайно опасное и непредсказуемое. Поэтому, учитывая сниженную покупательную способность, жертву нашли на корабле.
Теодор, слывший большим знатоком женского общества, оказался на поверку неподготовленным юнгой. Возможно, на него оказала влияние тяжёлая травма, но спустя десять лет он всё ещё озирался… вспоминая длительную стоянку в тёплых водах Пхенина.
На нижней палубе рядом с трюмом команда организовала помещение для мытья с импровизированным душем и ванной. Там стояло большое корыто, в которое по вечерам наливалась вода, чтобы иметь возможность смыть грязь и пот после жаркого дня. Корыто было маловато и разместиться в нём взрослому мужчине было не всегда удобно. Как только разгорячённое тело опускало себя в обволакивающую тёплую воду, ноги тут же выясняли свою не вмещаемость и, чтобы не обижать конечности, для их размещения был приспособлен широкий деревянный табурет. Пол становился мокрым, а корыто было скользким, поэтому требовались внушительные акробатические способности, чтобы дотянуться за мылом, кувшином с дополнительной водой и полотенцем. Конечно, это была не самая шикарная ванна в мире, но Теодор не смог придумать себе иной забавы и обожал купание.
Вооружившись книгой, фонарём, бутылкой креплёного вина и пачкой сигарет, он вечерами отдыхал от вежливых бесед с леди, наедине со своими мыслями. Мысли текли неспешно, и ему дважды удалось встретить в лохани рассвет. Но в этот вечер Теодору не дали отдохнуть…
Первой ошибкой доверчивого помощника капитана стала фраза на которую он не обратил внимания. Маргарет, постучав к нему, сказала голосом заботливой матери:
— Твоя ванна готова, милый!
Поблагодарив за заботу и прихватив свои пожитки, Леопард спустился вниз.
Там он ошибся повторно. Обычно аккуратно лежавшее на табурете полотенце оказалась в воде. Выловив его, Теодор, не задумываясь над событиями, выкинул намокшую ткань и, раздевшись, влез, наконец, в горячую воду. Тут выяснилось, что всегда плотно захлопывающаяся дверь приоткрыта. Пришлось вылезать и идти её закрывать. На обратном пути выяснилось, что мирно лежавшее на полке мыло решило обследовать окрестности и оказалось на мокром полу. Падая, Теодор рванул на себя корыто, и горячая вода бодро окатила полы. Лежать в остатках тепла среди расплывающихся сигарет не имело смысла и, чертыхнувшись, Гризли решил закончить водные процедуры. Но… Штаны исчезли, из тикового пола показался тонкий женский палец, и верхнюю палубу огласило трёхголосое хихиканье. Пунцовый, как рак, завернувшись в мокрое полотенце, он молча прошёл мимо своих скучающих подруг!
— Леди, мдя..! Жениться — никогда!!! — только и сказал он…
***
Благополучно миновав все излучины, «Морской Мозгоед», наконец, лёг на нужный курс. По обе стороны реки простирались густые заросли, и мирно гудели прикормленные комары. Судно приближалось к рынку, и россыпи мелких деревушек по сторонам широкой реки. Они миновали живописные развалины какого-то замка и к вечеру должны были пришвартоваться на пристани у рынка. Их странная попутчица, желающая немедленно выйти замуж, и похожая на полубогиню из иллюстрированного естественнонаучного журнала, по утрам умело морщила нос и мечтала о свежих фруктах.
Но, когда утром Боб, прихватив корзину и Дена, в качестве носильщика, отправился по уже знакомой ему тропе к рынку, их встретила тишина. Никто не пробегал мимо, сверкая голыми пятками. Не проплывали, качаясь, как весы, на тонком человеческом основании, огромные посудины с белоснежным рисом. Носильщики не тащили, блестя скрюченными спинами, тяжёлые корзины со свежей рыбой.
Вдруг Деннис резко остановился, боцман по инерции продолжал движение и, воткнувшись в широкую спину шкипера, возмущённо зашипел. Последний поднял руку и показал на след.
На утоптанной сотнями человеческих ног и прожаренной солнцем до состояния цемента тропе, чётко выделялись огромные круглые следы, напоминающие слоновьи.
— Это не слон, — уверенно сказал образованный, благодаря урокам с оборотнем, домашний учитель географии, — Это, что-то другое и гораздо больше…
— Не удивительно, что все разбежались, — согласился его запасливый друг. — Посмотрим… Ружья-то с собой…
— Угу…
После чего оба, сняв ружья с плеча, дружно вложили в них по два патрона…
— Похоже, следы-то свежие, — начал Ден.
— С чего ты так решил-то? — поинтересовался второй исследователь.
— А вот, смотри — видишь тут в след ещё не попала вода, когда он сошёл с тропы. Но какой огромный!
Параллельно тропе искатели приключений нашли утоптанный, будто катком, кустарник. По этому пружинящему настилу они очень быстро вышли к покинутому и совершенно разрушенному селению. Десять саманных домиков были вмяты в грязь. Стояла тишина. За деревенькой на тщательно возделанном рисовом поле разгуливало штук шесть странных существ. Друзья встали за кустами и с удивлением рассматривали огромных зверей.
Монстры имели один рог над ноздрями и два метровых рога над каждым глазом. В задней части черепа располагался относительно короткий костяной воротник. Стадо напоминало огромных носорогов и занималось уничтожением риса без всякого зазрения совести.
Мирную идилию семейного завтрака внезапно нарушил стук деревянных трещоток с противоположной стороны. Послышались резкий крик дудок и крики. Звери дружно подняли головы и смешно покрутив рогатыми мордами, стали пережёвывать нежные зелёные ростки с большей интенсивностью. Шум и свист приближались…
Оглянувшись назад, Боб, как бы невзначай, отметил:
— Слушай, Ден, а побегут-то они сейчас, на нас!
Друзья, не говоря лишних слов, спешно развернулись и поспешили к тропе. Однако, не успев пройти и десяти метров, ощутили сотрясение земли под гигантской живой перемещающейся массой. На них шло стадо…
Теперь бежали и они. По пружинящему настилу из живых, вмятых в почву растений, передвигаться было не сложно, но главный спутник паники — страх гнал людей, которые, ускоряя бег, теряли разум.
Наконец, сотрясение земли позади стало настолько ощутимо, и тяжело дышащий Боб стал отставать, что Деннис, вначале оторвавшийся, а теперь повернувший назад, вернул себе способность мыслить. Резким рывком он сгрёб пыхтящего друга и побежал через заросли и бездорожье, перпендикулярно утоптанной дороге. Впереди показалось ещё одно болотистое рисовое поле. Выскочив из тростника на просматриваемую равнину, шкипер остановился и, почти бросив Акулу в грязь, начал резко озираться и слушать шум, нараставший со скоростью грома. Чуть правее, буквально в пяти метрах, бежало стадо огромных странных зверей. Они бежали ромбом, со всех сторон охраняя малыша.
Маленькие глазки монстров смотрели вперёд, и корабелы остались бы незамеченными. Но тут, откуда-то со стороны, в последнего зверя влетело копьё.
Проколоть толстую шкуру оно не могло, но попало в чувствительную часть под хвостом, и монстр, вздрогнув от укуса жала, мотнул рогатой головой. Увидев кусачих двуногих, он затормозил, глаза его налились кровью, и в костяную голову пришла мысль!
Зверь, резко развернувшись, встал! Его размеры превышали размеры среднего слона, а вместо привычной головы и хобота, у монстра были огромные саблевидные рога, которые, казалось, вытянулись ещё, над зелёной дорогой и стали расти, к солнцу. Костяной воротник поднялся и, издав гудение, потустороннее существо медленно стало приближаться к путешественникам. Деваться было некуда.
— Целимся в голову, сынок, — твёрдо сказал Боб, — Пли!
Два выстрела грянули в унисон. И ровно через минуту — ещё два. Времени перезарядить ружья, или повернувшись, бежать дальше — не было. Они встали и приготовившись максимально отпрыгнуть в стороны, стали ждать. Животное сделало ещё пять шагов и рухнуло почти у самых ног искателей приключений!
***
Всё, что теперь было ценного для старшего Мариолани, сошлось в едва сдерживаемой страсти к своему цветку — маленькой шалунье с соблазнительной грудью и крепкими зрелыми ягодицами. Он понимал, что его распалённая плоть может навредить третьей, недавно загоревшейся звезде Триумвирата, но та аура, тот тончайший запах молодости, не давали покоя его чреслам. Посещения продолжались. Придворный врач, попытавшийся было обратить внимание на глубоко религиозную причину соития Великого Магистра и Папы с дочерью, был немедленно отозван в одну из отдаленных провинций…
Вот и сегодня мессир сидел на резном табурете перед увитыми бувенгилиями качелями и неспешно толкал их, баюкая, лежащую, как в колыбели, нимфу. На лице Его Святейшества застыла отеческая улыбка, а приглашённый художник тщательно передавал на полотно родительскую любовь, самого важного человека огромной Империи. Полуприкрытые глаза не были видны мастеру кисти, но зато они внимательно фиксировали шевеление юбок над раздвинутыми коленками и полные груди, почти выпадающие из расстёгнутого в полдень лифа.
Валентина слегка повернулась, и он рассмотрел бёдра и промежность…
— Милая, — начал он, сглатывая вязкую слюну. — Ты забыла про белье…
— О, папа, сегодня так жарко…
Силы покинули Владетеля Печати Огненной Саламандры…
— Пойдём, — поторопил он её, вставая, — нам надо отдохнуть!
Каждое утро с марта месяца, лишь только появились чёрные проталины в лесной глуши, старый управляющий поместья Грейстоков совершал прогулки в лес. Об этом его просил граф, и старик, помня его наставления, шёл в глушь, несмотря на погоду. Иногда его сопровождал камердинер Том, помнивший Станислава ещё маленьким мальчиком.
Они шли по широкой извилистой тропе, и деревья, казалось, расступались перед идущими. Наконец, после нависших пологом, над тропой, густых ветвей, окрашивающих свет вокруг в странные салатово-синие цвета, друзья вступали на поляну, и над ними ярким пятном обозначалось неожиданно синее небо.
На полукруглой прогалине смешанного леса под ногами росла невысокая шелковистая трава. В таких местах грибники охотятся за боровиками. Словно по линейке подстриженные деревья окаймляли её живой изгородью. В самом центре полянки зеленел лесок из восьми маленьких сосновых кустиков. Здесь старики делали привал, вздыхали и после небольшого перекуса бодро шагали обратно в имение.
И в тёплый осенний воскресный день, сразу после службы, ответственные камердинер и управляющий, выпив по рюмке церковного вина, неторопливо, дошли до конца своего прогулочного маршрута, намереваясь вернуться и приступить к долгожданному обеду.
На поляне было светло и спокойно, только вместо зеленеющих сосенок в центре темнели ямы вывороченной земли…
***
Спешно вызванные из Линдона джентельмены потратили немало сил и времени на выяснение обстоятельств, связанных с пропажей саженцев редкой породы сосны. Управляющий был безутешен.
Спустя неделю бесплодных поисков, лично его Высочество герцог Ампл приехал осмотреть место исчезновения чуда селекции. Он долго стоял на поляне, сжав тонкие губы и затем, резко развернувшись корпусом и бросив:
— Опоздали.., — уехал.
Расследование, между тем набирало обороты, и после долгих поисков было установлено следующее…
***
Эндрю Пирсон, занимающийся в графстве продажей разнообразных садовых приспособлений, а также удобрениями и прочим полезным на огородах и палисадниках скарбом, где-то в августе обрезал в палисаднике лишние цветы шиповника, ожидая урожай крупных ягод. Старый кот нежился на солнце, а оно только только поднялось над черепичными крышами городка.
Тихое времяпрепровождение было нарушено хрустом крупного речного песка на дорожке между цветов. Кот неторопливо потянулся и решив, что загар загару рознь, пошёл в дом проведать свою кормилицу. Рядом с хозяйственным Пирсоном остановился незнакомый священник. В руках патер держал кожаный саквояж и чётки.
— Доброе утро! Не Вы ли известный торговец удобрениями мистер Пирсон? — с небольшим южным акцентом спросил святой отец.
— Да. — приосанясь отвечал старик, удовлетворённый столь учтивым обращением чужестранца. — Чем я могу вам быть полезен?
— Мне бы хотелось переговорить с Вами по весьма щепетильному делу…
Пирсон, всю жизнь проживший в графстве и впитывающий новости, как губка, постарался не показать свою заинтересованность. Отложив ножницы и сняв жилет, он подвинулся и пропустил святого отца.
— Я слушаю Вас…
— Меня зовут отец Арно. Я, помимо своих непосредственных обязанностей, являюсь страстным ботаником. На моей тёплой родине растут чудесные карликовые сосны и пихты, но здесь весь мой труд идёт насмарку. С наступлением зимы нежные ростки гибнут, и ни стеклянные колбы, ни дёрн, не могут возродить их к жизни. Я слышал, что вы кудесник. Слава о ваших великолепных подкормках скоро пересечёт океан…
— Ну что вы, я просто люблю всё живое.., — расплылся в улыбке старик. — Могу попробовать помочь вам. Совсем недавно даже Его Высочество, сам граф, заказывал у меня специальные удобрения для редкой породы сосны. Он приобрёл ростки где-то за морем и высадил их в лесу.
— Ну, если вы позволите, то я приобрету подобную смесь…
Перед уходом благодарный священнослужитель между прочим поинтересовался, где растут редкие сосны графа…
— В лесу, — последовал ответ, — управляющий ежедневно навещает их…
***
С наступлением холодов в старом замке затопили все камины. Местные жители долго обсуждали расточительность старика, который, поверив сумасбродному графу, топил огромное здание каждый день, ожидая его приезда. Впрочем, осуждение было с лёгкой улыбкой, а прибыль угольщиков материальной, поэтому и обсуждался данный приказ Грейстока разве только в кровати с женой, перед сном.
В усадьбе же из всех труб шёл дым, а по вечерам горел свет в центральном зале.
Там, за задернутыми гардинами, на узорном паркетном полу стояли огромные кадки с землёй, вокруг которых, хихикая, бегали мелкие зелёные деревянные человечки и дразнили пытающегося утихомирить шалунов Тома…
***
Рано утром следующего дня Бурый проснулся здоровым. Ощутив зверский голод, оборотень, несмотря на протесты Боба, плотно наелся и с самого рассвета, молча и пристально, смотрел по обе стороны реки. Молчун не проявлял радости от спасения, и разобрать хоть какую-то эмоцию на морде не мог даже Рамзес.
К изучающему берега оборотню присоединился и Деннис, который с удивлением отметил некоторое сужение реки, отсутствие насекомых и бурные заросли тростника, сменившие мангровые кущи. Вода в этой части реки была прозрачной и чистой, а у берега прослеживалось песчаное, не илистое дно.
Кораблик продолжал продвигаться вперёд, и к полудню судоходная река резко сузилась, а густые кроны прибрежных деревьев образовали густой зелёный свод над протокой. Сквозь арку листвы пробивались яркие солнечные лучи, отражаясь в воде и пуская причудливые блики, на окрашенные борта яхты. Машину остановили, так как стало понятно, что этот путь по волшебной реке ведёт в никуда. Вероятно, ночью рулевой случайно уклонился от основного русла и вошёл в протоку.
Густонаселённые до этого, берега были совершенно пустынны. Только один раз команда заметила тёмную тушу крокодила, беззвучным бревном скользнувшего в воду. Следов жизнедеятельности человека не было совсем.
За обедом леди Катарена, отложив ложку и аккуратно промокнув рот, заметила:
— Капитан, мы собираемся здесь ночевать?
— Да, — согласился с ней Станислав, — А завтра, с первой зарёй, мы пойдём назад искать выход из притока.
— Я бы начала искать его сейчас, — между прочим отметила красавица.
— Почему, — сразу насторожился моряк.
— Видите ли, в таких местах любят жить Раисы, и встреча с ними не всегда заканчивается благополучно.
— Раисы? А можно поподробнее?
— Это полуразумная древоподобная форма жизни, они плотоядны и не терпимы к людям, потому что единственным способом их уничтожить является огонь — только люди владеют им. Впрочем, насколько я поняла, у нас на борту Мелорн — и, скорее всего, нам не угрожает нападение дикарей…
Заинтересованный Маас отправился на палубу изучать волшебный лес вокруг. А настороженный Станислав отдал команду на разворот и обратное движение с максимально возможной скоростью.
Загудел котёл, и яхта, выбросив большой чёрный куб дыма, заторопилась прочь. В этот момент Маас закричал:
– Смотрите, вот это да! Как интересно!
По берегам реки зелёная завеса тростника исчезла, и на отчаянно дымящую яхту смотрели десятки кривоватых чёрно-коричневых то ли пней, то ли ссыхающихся от жажды гнилых деревьев, местами заросших болотным губчатым мхом. Густая чаща поредела, зато сам берег был усыпан этими шевелящимися древовидными существами, едва ли появившимися на берегу с целью поприветствовать путешественников.
— Прибавить ход, держаться центрального фарватера, — скомандовал капитан.
— Да они хотят нас сожрать! — добавил Боб.
Команду не требовалось убеждать. Кривые скрипящие существа со странными бугристыми выростами, похожими на нарывы, и с кривыми шевелящимися, как стая майских гадюк корнями, не вызывали желания близкого знакомства. А Маас, воодушевлённо размахивая кроной, взволнованно тревожил нервы всего коллектива.
— Да посмотрите же! У людей есть предки — обезьяны; а у нас — вот они, Раисы! Какое счастье! Это целое научное открытие. Я бы отобрал экземпляр чтоб Мери показать!
— Ради света, Маас! Ты уверен, что отличишь в этом хаосе мужскую особь от женской? А если произойдёт оплошность, и ты привезёшь вместо настоящего Раиса, его женскую особь?! Ты представь тогда, что тебе скажет твоя Мери.
Маас затравленно оглянулся и, к облегчению всей команды, решил не рисковать…
С последними закатными лучами они достигли места своей ошибки и легли на нужный курс.
Вечером Бурый вновь выполз на палубу и остолбенел. Перед ним, в последнем сине-багровом луче света, будто сотканная из мельчайших льдинок и снега, стояла и смотрела на проплывающие берега Богиня… Она плавно повернула голову и, посмотрев ему в глаза, произнесла:
— Суженый…
Его Преосвятейшество, Пэр Высокого Престола Великого Роммского Триумвирата Папа Фернан Алекс Руиллиди Мариолани сидел ссутулившись на кровати и выздоравливал после нелепой коревой простуды, унёсшей его двоих сыновей. Рядом с ним спала, разметав по подушкам великолепный каскад волос, красавица. Но он хотел нового свежего тела, других ощущений и слов. Сегодня ночью Папа понял, что хочет свою одиннадцатилетнюю дочь. Дочь от этой своей любовницы. Вздохнув, святой отец наклонился и поцеловал женщину в лоб. Та, находясь во власти сна, одними губами улыбнулась властителю.
— Я покидаю тебя, моя дорогая, — сказал падре. — Отдохни. Ты сильно устала. Шалунья Валентина не выходила из его головы.
Детская находилась в другом конце анфилады огромного замка, и Святой Отец неторопливо шёл по наборному полу из карерского мрамора с невероятными по красоте и сложности вставками лазурита и авантюрина. Достигнув поворота в огромный восьмисотметровый коридор, он остановился. Там в конце пути, в центральном молельном зале, чьи двери выходят на площадь Всех Святых, над его троном висел династический герб, на котором ярко горели только две звезды. Его звезда, как правителя Великого Роммского Триумвирата и вторая, свет которой разъедал душу и заставлял бояться теней, густо разрастающихся по углам огромного дворца. «Погаснут звёзды — не погаснет династия!» — Так гласило предание! «Герб сам покажет дорогу к новому правителю, и не возможно изменить желание огненной саламандры!». Но пока Мариолани жив, у него есть надежда на будущее! Использовав все три разрешения на брак и очистив огнём душу последней жены-ведьмы, он мог иметь сына только от плоти своей! Его Преосвятейшество, глубоко вздохнув, двинулся дальше по нескончаемому коридору.
Девочка готовилась ко сну. Неожиданный скрип двери заставил одновременно вздрогнуть и няню, и Валентину. Они повернули головы, и служанка низко поклонилась вошедшему.
— Мы не слышали Вас, отче…
Он знаком показал женщине на дверь, а сам вошёл и сел на кровать.
— Почему ты не спишь, моя роза? Я пришёл на свет, горящий в ночи.
— Цикады сошли с ума и кричат так громко, что едва слышно голоса. — Девочка прижалась к отцу, а тот понял, что в комнате душно.
Он приподнял её лёгкое тело и поднёс к окну. Халат распахнулся и упал.
— Смотри, как прекрасны звёзды!
— О, я люблю тебя, Папа! — девочка в безотчетном порыве прижалась к отцовской голой груди.
— Ну, тогда пора спать, — сказал он и будто случайно дотронулся до её интимного места, поглаживая…
— Не урони меня! — строго сказала маленькая плутовка.
— Это невозможно, моя прелесть! Сегодня я буду спать с тобой!
Мариолани продолжал ласкать мягкое податливое естество, и дрожащая от нетерпения рука становилась все уверенней!
Наконец, больше не надо было притворств. И сказав:
— Раз, два, три! — он повалился на неё, а она застонала…
Святой Отец ходил к своей Богине ежедневно, и вот однажды утром на гербе робко зажглась третья звезда!
***
На этот раз Бурый выбрался из вязкой тьмы к свету, но оказался на дне высохшего колодца. Там, на верху, нарисованным пятном висело голубое небо, но высота стен не позволяла оборотню даже надеяться на избавление. Солнце быстро разогнало туманную зыбь и мглу, дав возможность Бурому согреться, но очень скоро, взойдя по небосводу и встав в зенит, оно опалило пленника. Колодец был пуст, и жажда, неумолимо, подобралась к волку, вместе со зноем, не давая возможности скрыться и медленно поджаривая тело.
Надежды на избавление не было, но неуёмное желание жить глушило боль в израненной душе. Волк долго кружил по каменному кругу, пока изрезанные лапы позволяли наступать, но полдень раскалил каменный мешок, и силы окончательно покинули обожженное тело. Он уже свернулся в кольцо и приготовился ждать избавления, когда перед ним появилась огромная зелёная ветвь, да ветер, принёсший прохладу и избавление от жара. Он напрягся и переполз на волшебный зелёный ковёр, мир закружился, и Бурый… Открыл глаза!
Оглядевшись, измученный оборотень осознал, где он находится. А увидев Рамсеса, облегченно вздохнул и, наконец, провалился в сон, спасительный для усталой души.
***
Таких бурных и удивительных событий Станислав, даже как следует порывшись в своей биографии, вспомнить не мог.
На глазах удивлённых моряков, божественная дева, мирно спавшая в храме, развила кипучую деятельность.
В три хлопка жрецы, до этого лежавшие неподвижно, вскочили и построились в два ряда. Оборотень встала на четыре лапы, и колонна, возглавляемая белоснежной собакой, двинулась к пристани, у которой раздувала пары яхта.
По трапу незнакомки вошли так, как входят к себе домой. Жрецы невесть откуда извлекли кучу плетёных корзин и, аккуратно поставив их на палубе, исчезли. Капитан и команда, с приоткрытыми ртами, отдали швартовы, и яхта отчалила, взяв курс на Бейджинг.
Вечером в столовой собравшиеся, попытались поговорить с двумя странными пассажирками.
— Если я не ошибаюсь, Вы говорите на Общем? — начал капитан.
— Да, мы понимаем этот язык, на котором говоришь ты, — сказала Спящая красавица. — Я, никогда не знавшая мужчины, плыву туда, куда мне указала судьба.
Потом она неспешно обвела всех присутствующих взглядом и произнесла:
— А есть ли у Вас те, кто не имеет жён?
Боб хмыкнул и приосанился; Хьюго покраснел, а Деннис отложил столовые приборы.
— К чему Вам, леди, эта информация? — невозмутимо продолжал обед Станислав.
— Мне и моей спутнице нужны мужья. Ей для создания нового клана, мне для спасения своей души. Увидев Вас, Клео поняла — с вами наша судьба. Клео многое видит.
— Ну вот мы и начинаем знакомиться. А Ваше имя…
— Я леди Катарена, кхитайцы зовут меня Чжи Нюй, но я дочь правителя Идо. Согласно договору с Нефритовым императором, я должна была выйти замуж за его сына Ню Лана. Но увидев жениха, поняла, что не смогу пережить этот кошмар. Поэтому я выбросила своё кольцо в Жёлтую реку и осталась на берегу — ждать своей судьбы.
— Gladius Domini super terram cito et velociter, — вдруг заговорил по-латыни шкипер.
— Вы правы, Pater Sanctissime, sic transit Gloria mundi! — последовал удивительный ответ… Затем леди вздохнула и, пошевелив изящной рукой с маленькой синей саламандрой у указательного пальца, спросила: — А кто же из Вас станет моим мужем?
Сидящие за столом растерянно посмотрели друг на друга и занялись едой, лежащей в их тарелках.
— Но я же красивая женщина, — помолчав, тихо сказала Катарена. — Неужели я не нужна никому? Я молода! Образована! Почему Вы молчите? Почему никто не хочет взять мою руку в свою и поцеловать?
Станислав закашлялся и, глубоко вздохнув, ответил:
— Леди! Я обещаю привезти Вас туда, где оценят все ваши способности, и Вы, несомненно, найдёте себе спутника жизни. Но у нас на борту в настоящее время нет свободных представителей мужского пола…
***
Пушистого меня совсем не легко смутить. Я свободно чувствую себя и со своими приятелями и с совершенно чужими людьми, но увидев на борту нашего пыхтящего плавучего домика странную делегацию, возглавляемую двумя дамочками — опешил.
Когда же заикающийся от волнения Боб начал представлять им всю команду и сказал: «Это, Рамзес — один из любимых членов Нашей семьи!», — у меня приоткрылась пасть.
Нет, не подумайте, я, за! Но, хоть Боб и не плох, но на звание приличного оборотня он не тянет… Кажется я уже думал на эту тему!
Все известные генералы и медвежатники в один голос сообщают в мемуарах, что ключ к успеху на войне, или при взломе сейфов в банке — это правильно составленный план и неторопливость. Когда я впервые увидел белоснежную шкуру и пушистый хвост, во мне родилась подозрительная мысль, и потому я провёл пару часов за канатами, наблюдая, как перемещаются хозяйки многочисленных плетёных корзин. Выяснилось — это какие-то сумасшедшие леди, и от них шарахается даже невозмутимый Деннис.
Боб недавно мне сообщил, что я уже взрослый, и мне шестнадцать человеческих лет. Несмотря на свой солидный возраст, я так и не могу до конца понять сложную и причудливую человеческую породу. Видимо, сказывается сиротское воспитание в грубом мужском коллективе. Ну и опасно это — изучать. Теодор считает, что все учёные плохо заканчивают: часть спивается, а некоторые, особенно везучие, отправляются в сумасшедший дом, где продолжают наблюдение до конца своих дней.
Мохнатая Белая, видимо решив во что бы то ни стало подыскать себе жертву, косо изучала, красивого меня. Я в свою очередь, умеющий молчать, слушать и наблюдать, решил проникнуть в самую суть её мыслей и, не мигая, поглядывал на старую кокетку.
Но научному эксперименту пришёл конец, когда Станислав заявил о святости детенышей в стае!
Белоснежка сморщила нос и отвернулась, сказать, что я был разочарован — не сказать ничего!
Густой туман заполнял сознание Бурого. Туман окутал его своей облачной структурой и обступил со всех сторон, не давая вынырнуть из мутной пропасти, затопленной безнадежностью и отчаянием. Вокруг оборотня высились каменные пики с густыми лесами, которые стояли сплошной тёмно-болотной массой и, трепеща от ветра, задувающего на них с высоких гор, глубоко и шумно дышали. В этом лесу не было слышно птичьего пения, шороха листвы, поступи диких животных. Оборотень неторопливо продвигался на каурой низкорослой лошадке в этой непроницаемой для запахов и звуков мгле. Лишь, максимально напрягая слух, он чудом слышал перестук подкованных копыт. Солнце лизнуло край скалы, и на минуту из мглы тумана показалась гладкая стена, уходящая в бесконечность. Там на невообразимой высоте, между облаков, появилась и верхняя часть замка. На миг оборотню даже показалось, что он висит над землёй. Но присмотревшись, Бурый понял, что у основания чёрный гранит просто блестит от капель воды. Стали видны высокие стены. Их одинаковые зубцы больше всего напоминали зубы дракона. Стражи видно не было. Такие укрепления были неприступны.
В Пхенине любая самая маленькая деревушка всегда имела защитную стену, а любая хижина обносилась частоколом. Замок же Верховного Правителя был не просто обнесён гигантской стеной. Он Рос из Горы. Он сам был горой. Немыслимым в своём неприступном молчаливом величии сооружением!
Бурый не знал, как попасть внутрь, но тяжёлый бред воспалённого мозга вёл за стены, и его конь, ступивший на каменные плиты, рассмотрел мост, неприметный среди гигантских форм вокруг. Оборотня встречали. На мосту, расположив кольцами кожистый чешуйчатый хвост, лежал уродливый эмиссар Нефритового Императора. Жирное змеиное тело венчала человеческая голова с неестественно серым лицом, большим крючковатым мясистым, пористым носом и дьявольским огнём в маленьких чёрных глазах. На подбородке дракона росли редкие тёмные волоски, а под выдающимся носом пробивались к жизни и свету, вислые мертвенно-белые усы.
Посланник лежал на мосту у самого входа, между двух башен, покрытых тонким слоем фольги, слепящей на солнце и отражающей мрачный свет ночного светила.
— Твой клан уничтожен, — вяло начал эмиссар после того, как Бурый приблизился к нему почти вплотную. — Зачем тебе эта жизнь?
Сильный акцент обратившегося на общем наречии существа резал слух.
— Кажется это немного расточительно, желать новый клан, — показав чёрные зубы, медленно продолжил он.
— Но Нефритовый Император посмотрел на тебя ничтожного! Принеси перстень, волк!
Бурый между тем спешился и, подойдя почти к самой морде, спросил:
— Что тебе надо?
— Принеси перстень!
— Я не знаю какой и кому нужен этот перстень! Мне нужны мои братья: гном Эргоск и огр Курарг, — отдай их мне!
— Принеси перстень!
— Отдай братьев!
— Ты смеешь торговаться, волчонок? Такое нарушение закона не может оставаться безнаказанным, смотри!
На миг Бурый увидел сквозь стену, как в темноте каменного склепа висят на цепях тела…
— Принеси перстень! — упал камнем голос.
Бурый дико закричал и открыл глаза.
***
Пока Бурый отчаянно боролся за свою жизнь, разметавшись в каюте на липких от пота простынях, а Маас и Деннис, по очереди, пытались лечить оборотня им одним известными средствами, капитан организовал ознакомительную экскурсию в стоящий на другом берегу храм.
Несмотря на типично кхитайский тип построек, в нём было, что-то неуловимо чужеродное окружающей его суровой действительности.
Джонка доставила туристов к пологому берегу, и Станислав с Бобом, Хьюго и Рамзесом, взятым на всякий случай, чтобы не мешал эскулапам, перешли резной лаковый мостик и вошли в храм. К их удивлению, они очутились в большом прохладном помещении. На каменном полу лежали удивительной работы шёлковые ковры, окна прикрывали бумажные шторы, расписанные невиданными цветами. В конце помещения на стене среди тонкой росписи, изображавшей реку, луг и летящую огненную птицу, висел огромный золотой диск, в виде восходящего из моря солнца. Но больше всего людей поразили лежащие на лёгкой кушетке, изголовьем которой и являлся диск, девушка и огромная белая собака.
Девушка спала. Одетая в тунику из струящейся серебристой ткани, с завязанными в «греческий узел» волосами, она представляла собой дремлющую богиню.
Не потревожив хозяйку, огромная собака мягко спрыгнув с ложа и неторопливо приблизилась к вошедшим. Ее шкура, похожая на снег, переливалась в тон одежде подруги. Точно сфинкс, она села, не дойдя двух шагов, и уставилась на группу не мигая.
— Кто эта леди? — шёпотом поинтересовался Боб.
— Богиня… — протянул, верящий в чудеса Хьюго.
— Оборотень… — тявкнул немного съежившийся Рамзес.
— Где? — не понял его капитан.
— Да вот же, перед нами…
— Кто Вы? — раздался голос, и собака, с неуловимой грацией пантеры, поменяла свою ипостась.
Станислав, пользуясь возможностями «краткость — сестра таланта!», передал историю их путешествий по Бхенину. Боб же, любуясь лежащим перед ними чудом, ворчливо заметил:
— А девушку-то опоили!
Красавица зашевелилась, а помещение стало быстро наполняться жрецами в белых хлопковых тогах. Глаза её открылись, и женщина медленно приподнялась на ложе, обозревая храм лучистыми синими глазами. Все застыли, наблюдая пробуждение. Затем жрецы повалились на колени, и наступила тишина. Бездонные глаза, обрамлённые густыми ресницами, смотрели удивлённо. Внезапно в их глубине появилась затаённая боль и воспоминания. Девушка стремительно поднялась и чуть не упала, во время поддержанная подругой.
Нам с Вами! — произнесла она и, ведомая оборотнихой, двинулась на встречу удивлённым людям.
***
Несмотря на дождливую холодную изморось, в порту царил небывалый шум. Накануне вечером в Бостон вошёл торговый галеон из Нью-Дели с герцогом Рене Амплом на борту. Моряки, сошедшие на берег, рассказывали невероятные истории о пленении и спасении, о говорящих деревьях, оборотнях, джунглях и огромном грузе мифрила. Сейчас, здесь уже сновали рабочие, и полным ходом шла разгрузка. Занятые работами на причале люди, не обращали никакого внимания на стоящего почти у самых трапов священника. Наконец, пытающийся навести порядок в очерёдности перемещения товаров, боцман поднял усталый взгляд и поинтересовался:
— Вы чего-то ждёте, святой отец? Это не коммерческий груз и не почтовый.
Священник мило улыбнулся, в шутку отдавая боцману честь, приподняв шляпу и молча развернувшись, поспешил к своей повозке. Через некоторое время двуколка, лично управляемая служителем веры, медленно выехала с территории порта, а затем, свернув на грунтовую дорогу, направилась в сторону предместий. Часа через два она остановилась у небольшого сельского храма, на пороге которого, ожидая, стоял сам, епископ Гарвик.
— Пересчитал? — раздражённо спросил он служку.
— Да, Ваше святейшество…
Гарвик спустился с крыльца, из-за поворота показалась синяя карета с кучером. Двери открылись, и он очутился внутри. Его ждали. Викент Морини протянул усевшемуся хрустальную рюмку бренди, и экипаж начал движение.
— Мы были правы, и ящики были на борту? — нетерпеливо спросил он.
— Да, — раздражённо ответил замерший епископ.
— Осталось найти чёртовы ростки. Мы дважды фактически обыскивали особняк и теплицы. Никто ничего не знает. Но, дорогой мой Гарвик, наши проблемы на этом не заканчиваются. Вы, вероятно, в курсе, что внезапно упавшая за грехи человеческие на Ром коревая лихорадка, унесла двух старших сыновей Его Высокопреосвященства. В настоящий момент первым и единственным претендентом на Святой Престол является сын рыжей ведьмы. Предприняты беспрецедентные меры по сохранению чистоты фамилии, и весь свет пытается найти женщину для будущего продолжения рода… Допустить к власти шкипера с «Морского Мозгоеда» невозможно!
— Мы молимся за здоровье Его Святости ежедневно.
— В мире неспокойно. Галеон Грейстока не вернётся в Линдон, но нам необходимо поселить поколение мелорнов на благодатную почву. Удвойте усилия.
Наконец, они попали на мощёную мостовую. Экипаж въехал в столицу. Проследовав по Морскому проспекту, карета свернула к почти законченному зданию нового собора. Дождь лил и лил. Ветер усилился, и Гарвик, с трудом спустившись по ступенькам экипажа, тяжело добрел до парадного крыльца.
***
Утром Теодор подходил к столовой, как к крепости неприятеля. Там за столом уже сидели три грации и вели неторопливый разговор.
— Я закрываю глаза и прямо вижу себя в этом новом платье из шёлка, — восторженно говорила Полина. — Оно приведёт в восхищение всех без исключения одним только цветом. Цвет утренней зари! В любом случае этот шёлк стоил таких денег, и ведь нам его продали со скидкой.
— Да, дорогая, — но никогда не стоит забывать о белье. — Бельё — это наше всё! Представь себя в той кружевной рубашке, которую мы так долго не могли сторговать у мерзкого кхитайца! Я уверена, Ден будет в обмороке.
— Ха! И он пролежит в нём всю первую брачную ночь! — Нет уж, Полли, послушай меня. Прочь все рубашки! Ночь! Природа и ты сидя на нём!
— Мери! Поллин — невинное дитя! Что ты говоришь! Какая природа? У людей принята первая ночь в уединении алькова… Хотя… Твоё предложение выглядит не так уж и плохо.
— Маргарет, я промолчу о том, что ты делаешь с графом!
— Негодница!
— От такой слышу!
— Полли не слушай нас!
— Девочки, а где вторая бутылка этого чудесного Порто?
— О, Тео, мальчик, ты ещё не завтракал? Проходи скорее. Как твоя голова?
Первый помощник капитана невидяще смотрел в иллюминатор, с блаженной улыбкой идиота. Его тайная мечта увидеть друзей, похоже, не смогла ожить в этом месяце. Улыбка завяла. А поперёк горла встал вязкий и горячий ком. Бесстрашный Леопард понял, что боится!
Боб тихо стоял на палубе и вглядывался в темноту. Было очень тихо. Подозрительно тихо. Настолько, что их счастливые спутники — комары жужжали, как примерные ученики, а не как свирепеющие от избытка донорской крови вампиры. Наконец, едва не коснувшись ограждения и склонив голову влево, он услышал тихий плеск вёсел. Почти не слышный в одуряюще душной ночи, тот постепенно усиливался. Когда же от яхты до незваных гостей оставалось не более десятка метров, Акула тихо спустился вниз, скрываясь в густых тенях палубных построек. «Наших гостей ждёт познавательная встреча», — мрачно подумал он, отворив дверь каюты и быстро ныряя под полог, стремясь запустить с собой как можно меньше кровопийц.
Шлепки вёсел между тем стихли, и по стуку дерева слышащий мог бы догадаться, что лодки пристали к паровой яхте. Из небольшой, но густой тучки высунулся серп рождающейся луны, но разметав остатки сна и заблестев вместе со звёздами на высоком небосводе, он смог осветить корабль. Тот стоял на якорях, окутанный колдовским речным мглистым туманом. И вот, наконец, по кормовому трапу на борт влез маленький человек, за ним — второй, третий. Они лезли, пока на палубе не появились с десяток таких же людей в импровизированных кожаных доспехах с копьями и топорами в руках…
Наивные дикари, не подозревая, заглотнули приманку в виде не охраняемого корабля и превратились в дичь, оказавшись в ловушке. Из деревянного настила вырос частокол с извивающимися, как змеи, деревянными пальцами, а пол, открыв бездонный рот и засверкав глазами, громко произнёс: «О-хо-хо! Где моя большая ложка?».
Дикари заметались с криками: «Раис! Раис!». И провалились в люк, заботливо открытый Маасом. Потом люк закрылся, и опять наступила ночная тишина, с её цикадными воплями и комариным жужжанием.
Утром к яхте приблизилась ещё одна джонка. В ней сидел невысокий обладатель длинных чёрных с проседью усов и смешного хвоста на плешивом затылке, стянутого в хвостик куском древесной коры. На шее у него болталось ожерелье из мелких акульих зубов и достаточно крупного речного жемчуга. Забравшись на борт, он сносно на общем языке стал выяснять, куда делись его доблестные воины. Воинов выставили на палубу. Те, увидев старосту, повалились на колени и, причитая: «Раис! Раис!», — не поднимали глаз. Старик развернулся и с ловкостью, не характерной для преклонного возраста, спрыгнул в джонку. Уже оттуда этот почтенный руководитель деревни сообщил: «Если с Вами Раис, значит с Вами власть! Рабы Ваши! Я не Ваш. Рынок через десять лиг по излучине».
С этими словами, ловко работая веслом, он отчалил. А неудачливые речные флибустьеры остались в тех же позах, не поднимая голов…
Через шесть часов хода справа показались первые постройки, свидетельствующие о стоящем впереди большом поселении. По реке в разные стороны сновали лодки и грузовые джонки, а по левому берегу расстилались возделанные бескрайние рисовые поля. Яхта вошла в импровизированный порт и встала на якоря почти царапая дно. Их встречали.
***
Жители Бхенина, презрительно посматривали на чужие народы, но близость огромной страны к легендарной Голконде обязывала всех обучиться основам общего языка. Однако, рабам прав не полагалось, поэтому всех новых невольников вначале ставили на простые работы, с целью определения их знаний и способностей к кхитайскому языку, а затем наиболее смышленых отбирали и обучали ремёслам. Оборотни предназначались для развлечения. Это была дорогая игрушка знати. Но взрослый волк был редкостью, поэтому его содержали в передержке, не придумав толкового применения его сомнительным способностям.
Первые две недели Бурый вместе с пятьюдесятью новыми рабами копал оросительный канал и насыпал раздутую наводнением плотину. Его отметили. Увидев выносливость и скупость движений, оценили и соединили с двумя такими же сомнительными невольниками, предназначение которых ещё не показали владельцам небесные жители.
В этот день их гнали на восток вдоль реки в сторону отвесных скал, прикрывающих собой густые и непроходимые заросли мангров и тростника. Мощёная дорога уже перешла в тропинку, и они спешно миновали рисовые поля. И тут их остановили, на широкой поляне, резко спускающейся вниз к реке, в излучине которой, как в портовой заводи, толпились джонки. Надсмотрщик ушёл вниз, приказав ждать.
На противоположном берегу реки раскинулась невероятная, по своей красоте и величественности, панорама. В глубине огромного сада, среди идеальных рядов пальм и розовых кустов стояли в ряд, один за одним, несколько храмов. Сооружение было объединено аллеями из статуй невиданных животных, красных птиц, зелёных черепах, белых тигров и синих драконов. Изогнутые огромные крыши храма были покрыты тонким сплавом из золота с серебром и ярко горели под лучами солнца, разрывая тёмные жёсткие листья огромных пальм.
Каменная ровная дорога, окрашенная невиданной серебряной фосфорной краской, освещала вход и днём и ночью. Она казалась текущим медленным потоком — притоком Великой Жёлтой реки.
Молодой оборотень, выросший в простой лесной берлоге, выбравшийся из чащи только из-за глубокого горя и проплывший полмира, был поражён и просто уничтожен увиденным! Исполинская постройка, созданная прихотью богов, показала ему тщетность надежд на избавление от рабства.
Солнце давно перевалило за полдень, а рабы всё ещё ждали. Камни вокруг раскалились и жгли ноги, а сверху на людей обрушивались огненные стрелы жаркого светила. Лёгкий речной ветер не нёс прохлады, но задувал в глаза известковую пыль каменных глыб и песок.
Наконец, старший надсмотрщик вернулся. Показав палкой на Бурого, он повелел спустить оборотня вниз, а остальных гнать на работы.
Скользнув взглядом по неподвижным фигурам невысокого Эргоска и огромного, чёрного как ночь, Курарга, Бурый расцепил зубы и сквозь высохшую глотку прорычал: «Я вернусь за Вами!».
Получив удар по спине, оборотень почти вприпрыжку побежал за торопливо спускающимся по насыпи конём, выворачивающим ему руки и норовящим ударить копытом. Животное чувствовало близость хищника и боялось.
***
Так, спокойствие, только спокойствие, старался взять себя в руки Теодор, третий час медитируя на клочок пахнущей розовым маслом бумаги. На ней каллиграфическим почерком было начертано:
«Дорогой наш Теодор!
Решили тебя не будить. Отдыхай и поправляйся. Не вздумай сидеть на палубе, сегодня будет жарко. Взяли десять золотых. Целуем тебя, твои девочки…».
Часы ожидания тянулись бесконечно. Наконец, когда дневное светило решило отключить отопление и закатиться за горизонт, к самому дальнему молу лихо подкатила коляска с тремя счастливыми дамами. Женщины весело смеялись и, мило расплатившись с извозчиком, поспешили на галеон. Там, у трапа их встречал чёрный как туча Леопард:
— Ну, — спросил он, не видя покупок. — Что купили? Где были?
— Оо, милый, — за всех ответила графиня. — Всё привезут завтра. Ты как? Голова не болит?
— Тео, ты опять бледненький, — привыкнув к сумеречному свету, отметила Полина. —Опять головокружение? Ты пил микстуру? Он у нас как маленький!
— Да, детка, иди ложись, — присмотревшись, строго сказала Маргарет
— А я прослежу, — отметила Мери. И, схватив оторопевшего шкипера за запястье, потащила в каюту.
— Девочки, я ненадолго, — крикнула она. И строго посмотрев на Гризли, отметила: «Опять на солнце сидел, неслух!».
***
— Весь мир — театр, а у нас — цирк! — глубокомысленно сообщил наш капитан. Не знаю, как он додумался до такого выражения, но я с утра наблюдал кошмар. Оказалось, что в этом поганом государстве люди любят кошек, то есть относятся ко второй категории. Я же, вне всякого сомнения, отношусь к первой и противоположной.
Моё знакомство с ними случилось ещё в дни голодного и холодного детства в амбаре. Пока я страдал рахитом и авитаминозом, на меня ежедневно ходила любоваться зловредная тёмно-рыжая тварь, прозываемая хозяевами Клеопатрой. Я никогда не забуду комплект автоматически выпускаемых когтей, в сочетании со злобными, глубоко посаженными глазками. Каждый день она нагло проверяла содержимое моей тарелки, явно подозревая, что чёрствый хлеб будет напоминать по вкусу сыр бри с белой плесенью.
Всем известно: детские травмы — самые болезненные, они остаются на всю жизнь. Я так и не понял, что можно рассмотреть толкового в асоциальных элементах, страдающих комплексом лилипутов, боящихся воды и вылизывающих языком свой зад.
Вероятно, у кхитайцев от жары и влажности быстро начинают плесневеть мозги, потому что они этих ушлых охотниц за мышами, повысили до явного объекта своего культа. В любом случае, кошка, сидящая на руках у толстого узкоглазого человека в красном халате и шапке домиком, ничего не знала о разносчиках чумы — грызунах.
На уроках занудствующего Денниса я слышал, что в Древнем Евгипте кошек и их поклонников ожидала одинаково печальная участь. Их бинтовали в полный рост и пихали в каменные ящики с полным отсутствием вентиляции. Оставалось надеяться, что в этой стране рано, или поздно, их настигнет тот же конец!
Между тем обладатель блошиного мешка, оказался ни кем иным, как хозяином нашего Бурого. Явно предупрежденный, он ждал наших предложений, умильно протирая потные ручонки о шкурку шипящей гадости.
Капитан, несмотря на мой молчаливый протест, бодренько пригласил обоих представителей Бхенина на борт. Из серванта извлекли мейсенский фарфор и достали шоколад. Беседа текла неспешно. Капитан сообщил о бандитском нападении и пленниках, о ценах на рис в Бейджинге и, в частности, о Буром оборотне, которого необходимо купить.
Шапочка в красном халате долго говорила о несознательной молодёжи, о дорожающих рыбе и рисе, о сложностях на дорогах. Наконец, разговор зашёл о погоде и будущем празднике лотоса, который широко отмечается в Поднебесной Империи. Спустя три часа пространных разговоров об искусстве, литературе, фортификации, луговых собачках и комарах, наконец, любитель кошек назвал сумму в тридцать золотых монет! Стоящий рядом Боб уронил поднос. Ден сообщил деревянным панелям, что на эти деньги можно купить дом и сад. А панель, в свою очередь, глубоко вздохнула…
Тем не менее, невозмутимый граф, только переспросил:
— Это Ваша последняя цена?
И услышав в ответ, что кхитайцы не торгуются с инородцами, сообщил, что согласен и готов оформить все документы.
Ещё через полтора часа согласований текст был составлен, и оборотень Бурый приобретён графом Грейстоком.
***
Ближе к вечеру по трапу на корабль взошёл исхудавший и постаревший Бурый оборотень. Первым делом он поинтересовался:
«Я свободен?
». Затем, получив утвердительный ответ, сообщил:
«Мне надо выкупить друзей, я остаюсь!».
После чего он зашатался и потерял сознание…
В почти чёрный после заката колодец рабского загона в середине ночи проникал яркий пучок лунного света. Он лился с неба на землю и уплывал по Жёлтой реке к Великому океану, к ветрам и свободе.
Бурый, забывавшийся после работы мёртвым обморочным сном, всегда открывал глаза в это время и лежал на подстилке из гнилой жёсткой травы, брошенной рабам, смотря в бездонное небо. Раза два он осторожно высовывал голову и любовался ночной гостьей, проплывающей мимо его тюрьмы. Сейчас ему опять стало больно в груди от мысли, что она светит и большому кораблю с непонятным названием «Морской Мозгоед», который где-то там, далеко в подлунном мире плывёт по морям и по волнам, унося с собой его последнюю надежду.
Кхитайцы знали о редких качествах оборотней. Буйное отчаяние первых дней осознания себя рабом и дикие приступы тоски прошли внезапно. Оборотня поили каким-то горьким напитком, и он успокаивал, не давая превратиться в дикого зверя. Но золотисто-зелёные глаза потомка Великого Волка продолжали тлеть гневным огнем, а губы всегда оставались плотно сжатыми. Молодой волк был по-прежнему энергичен, мозг его активно работал и, несмотря на странный напиток, Бурый мечтал о свободе.
Рабский лагерь, разбитый на холмах, являлся скорее пунктом сбора и распределения живого инвентаря, отправной точкой, передержкой. В этом месте, в излучине реки, возводились Храмовый комплекс и город. Но рабов ещё сортировали, отбирали и, после непродолжительного наблюдения, перепродавали вглубь страны. В толпе пленников, оборотня ежедневно выгоняли в каменоломни или на рисовые поля, но цепкий взгляд надсмотрщика различал смирившихся и выделял горящие глаза непокорных.
Прошёл месяц с момента его пленения. В клетушке для отдыха менялись жители. Теперь в ней оставался только Бурый, огромный чёрный огр Курарг, хорошо понимавший кхитайцев и прекрасно изъяснявшейся на общем языке, а также ширококостный и кряжистый рудознатец Эргоск, в мире его расу называли гномами. Их, будто специально отделили от всех и чего-то ждали. В чёрные, совсем безлунные ночи, гигант, также как и оборотень, широко открывал глаза и беззвучно пел. Его лицо, с широким носом и вывороченными розовыми губами, восторженно шевелилось в эти моменты, а энергия вырывалась из молчаливой песни, взрываясь искрами несбывшихся надежд. Тогда поднимал голову и квадратный мускулистый Эргоск и шипел: «Молчи!», а потом долго вздыхал и не спал до начала нового дня. Гномы считались таинственным и древним народом, почти колдунами, знавшими законы материи, они, как и оборотни, никогда не ходили с клеймом раба, и у Эргоска за плечами была своя тайна.
***
Мерцающие огоньки недалёкого большого шумного города, засыпающего, как только падала южная ночь, и просыпавшегося с первыми бледными лучами рассвета, сливались над берегом, тонкой полоской янтарного сияния. Паровая яхта давным-давно скрылась в изгибах огромной реки, а Теодор продолжал тупо сидеть на корме, мрачно размышляя над своей слабостью и командой авантюристок, готовых разбежаться в надежде на новые приключения. Он остался один — на троих! Это пугало…
В километре от галеона прослеживался небольшой каменный мол, уходящий в океан, разрезающий бухту и спасающий от непредвиденного волнения. Туда он решил перевести корабль утром.
Войдя в столовую вскоре после рассвета, Гризли с удивлением обнаружил там Полину, которая сидела напротив Маргарет и обе уже заканчивали завтракать. «Началось», — промелькнуло у Теодора в голове.
Налив себе кофе, он уселся на диван и приготовился к атаке.
— Доброе утро. Как спалось? — начала Маргарет.
— Как твоя голова, Тео, — продолжила вторая интриганка.
Леопард посмотрел на обеих женщин и, не моргнув глазом, ответил:
— Спалось прекрасно! Какие у нас планы?
На Маргарет был надет свободный купальный халат, но Полли, наряженная в закрытую наглухо блузку и длинные юбки, внушала нешуточные опасения.
— Мы собирались немного погулять по косе. Я, возможно, искупаюсь, — начала атаку графиня. — Затем нам надо проехать в порт, познакомиться с необычной восточной культурой поближе, раз уж нас сюда занесло…
Теодор набрал полную грудь воздуха, залпом допил кофе и выпалил:
— Никаких походов! Я остался здесь один и за вас в ответе! Будете сидеть на «Мозгоеде», как миленькие.
У Полины приоткрылся рот, графиня уронила чайную ложечку, но минута молчания была нарушена громким смехом Мери…
— А у нашего Гризли-то голова, оказывается, не чугунная, аха-ха… Леопард, нас трое, а ты-то, котик, один… Не бледней так! Мы всегда рядом!
У Гризли в самом деле разболелась голова… Кошмар начинался!
***
Станислав смотрел с яхты на густые джунгли, которые казались диким зелёным одеялом, лежащим до горизонта, и думал, что даже в этой ядовитой атмосфере, под листвой и травой, существуют люди. Они шли к деревне маленькой кхитаянки, девчонки, которую так внезапно выбросила им на палубу судьба. На кресле в простом кожаном мешке покоился крупный золотой перстень с невероятным по размерам и красоте сапфиром. На нём в виде объёмной гравировки была выточена голова дракона. Рядом лежала энциклопедия, открытая на странице с точно таким же изображением синего дракона.
Попав в непривычный для северной цивилизации мир, полный непонятных чудес и мало объяснимых событий, Станислав растерялся. А прочитав легенду о синем камне, он был настолько поражён, что решил свернуть в один из притоков и поискать ускользнувшие мысли. Легенда буквально схватила за шиворот и потащила за собой.
***
«Одним из генералов Изумрудного императора был синий дракон Дэн Цзю-гун.
Это был очень сильный и умный дракон. Было у него двое детей. Сын Дэн Сю и дочь Чань Ю.
Повелел Изумрудный император схватить своих братьев за то, что они напоили людей. Не хотел синий дракон воевать с младшими сыновьями Великой Богини, но император заточил его собственных детей в Пхаталле.
И тогда Дэн Цзю-Гун выполнил приказ. Но увидел Изумрудный император красоту дочери своего генерала и решил взять её в жёны. Заступился брат за сестру и был превращён в камень. Увидел камень синий дракон и разрушил темницы младших братьев, потом ударился головой о сына и сам превратился в голову дракона на синем камне. Взяла его дочь этот камень и сделала из него кольцо. Надела на палец и исчезла.
Много лет никто не видел Чань Ю, но однажды купалась она в реке и потеряла перстень. Нашел её Нефритовый император и сделал своей женой, а перстень и по сей день потерян…».
***
На заре показались тростниковые хижины. Ле Гунь первой соскочила с трапа и побежала к разбросанным на небольшой поляне в излучине реки домишкам. Узнав, что она потеряла драгоценный рис, от неё отвернулась сестра, а рассказ про тибурона скорее рассердил, чем порадовал жителей. Больной отец не посмотрел в её сторону. Все знали, что именно он трудился на рисовом поле и поэтому его ноги стали черны от колкой рисовой рассады. Тем не менее, староста, помнивший несколько фраз на общем языке, поблагодарил пришельцев за спасение и предложил выкупные дары. Но тут выяснилось, что белые путники ищут друга, проданного в рабство. Это был шанс для деревни. Честно объяснив, где находятся рабы и часто кланяясь за спасение девушки, староста поторопился отправить старшего сына в невольничье шене. Там служил дальний родственник, который мог поспособствовать увеличению отпускной цены на интересующего раба. И деревне была бы прибыль…
Итак, если вы здоровы и в меру любопытны, то с целью расширения кругозора и выяснения событий, творящихся вокруг, вы должны поторопиться и занять место под столом. Уверенно скажу, что своё широкое, правда слегка поверхностное, образование я получил не на уроках Денниса, а именно в результате правильно спланированного времени. Ещё в поместье Грейстоков мне удалось узнать, что «Пино Гриджио» хорошо сочетается с мидиями, все политики — жулики, а Боб любит повариху и для этой цели надевает себе повязку на один глаз, изображая лихого пирата. Во время плавания, убедившись, что истина рождается в споре с вином, а не поодиночке, мной было установлено, что делами Европы заправляют комедианты, вино продлевает жизнь, а Хьюго тщательно ведёт корабельный дневник, готовясь стать известным писателем-фантастом.
Факультативные знания из разных областей естественных наук можно получить у кока на камбузе, особенно в тот момент, когда трезвеющие хозяева начинают пересчитывать полные бутылки, а напившиеся гости — требовать продолжения банкета.
При этом широкая эрудиция — это одно, но я приобрёл ещё и практический опыт, а в погоне за ним очень сложно избежать ссадин, ударов и синяков. Для примера можно привести историю о спасённой девчонке и канализации. Спасённая от акулы еда называлась «Ле Гуин», она провела у нас на палубе два дня. В первый день замарашка, как неподвижная фарфоровая кукла тихо сидела в углу, видимо, медитируя перед погружением в сказочный мир нашей паровой яхты. Как истинный почитатель прекрасного, она не могла заниматься наблюдением на голодный желудок, поэтому съедала всё, что ей приносил любвеобильный Хьюго.
Как правило, меня не интересовали проблемы канализационных стоков и водообеспечения на корабле, но здесь я был заинтригован. Ле Гуин не вставала со своего места, а скопление газов в её организме ощущалось мной всё более материально. Проявляя заботу о чистоте на верхней палубе, (а вдруг её разорвёт?!), я поделился своими соображениями с Деном. Тот, краснея и бледнея одновременно, обещал подумать и в тот же день вечером, собрав консилиум в виде Боба и Хьюго, обратился к замарашке, как к наследной принцессе, с объяснениями куда и как ей надо сходить…
Маленькая дикарка после одного из особо прочувствованных монологов и пантомим, изображаемых компанией, так прониклась пьессой, что тоже решила в ней поучаствовать и, дико завизжав, ударила Боба ногой в живот, а Денниса схватив за нос!
На утро, так и не приобретя опыта работы с канализацией, она рыбкой соскочила с корабля и убежала между кустов в деревню… Практического опыта в общении она не приобрела, зато его заимели Боб, Ден и Куролюб.
… Когда густые тени легли на землю, а от реки поднялся мерзко гудящий гнусом туман, я сообщил Станиславу о стремительном посланце убегающем из деревеньки в сторону гор.
С момента отплытия команде не позволяли скучать суета и необходимость обустроиться на новом судне. Разлука с друзьями не тревожила их, а сильное желание доплыть до Пхаталлы и выручить невезучего Бурого оборотня — объединяла усилия членов команды и отгоняла подальше все глупости.
Первая неделя пролетела быстро. Мимо пыхтящей яхты с раннего утра проплывали заросли тростника, тысячи мелких островков, заросших мангровыми кущами, громадные, непонятно кем созданные каналы, с жёлтой мёртвой, пахнущей болотом, водой, которая блестела на солнце, словно гладкая и твёрдая дорога.
Кораблик попеременно приближался, то к правому берегу, пугая ярких крикливых птиц, то к левому, на котором, загорали упитанные крокодилы, не желавшие менять уклад жизни, при виде пыхтящего парохода.
С раннего утра Станислав, усевшись в кресло-качалку на носу, читал толстый фолиант Деновой энциклопедии и с увлечением смотрел по сторонам. С каждым изгибом огромной Жёлтой реки открывались новые зелёные массивы из бутонов, цветов, плодов и огромных кожистых лиан, неприятно напоминавших команде встречу с кракеном. Всю эту чудесную картину портило неимоверное количество насекомых. Приближаясь к берегу, корабль сразу был атакован огромными мотыльками, какими-то летающими гусеницами и чёрными кусачими жуками. Если же яхта шла в самой середине фарватера, то мелкая мерзкая, постоянно гудящая гнусь, висящая тучками над водой, с радостным ожесточением кидалась на путешественников, в надежде попить немного красной живительной человеческой влаги. Люди одевались в плотную марлевую ткань, и со стороны пароходик казался населённым, разговаривающими на неправильном английском мумиями.
В довершение счастья, каждый вечер над рекой собирались огромные тучи, приходящие из далёкого марева ещё не видимых огромных гор. Небо резко темнело, и огромные белые пучки молний насквозь разрывали шипящую от боли реку. Приходилось останавливаться и пережидать грозу.
Вот в такой день, при резком повороте из-за налетевшей бури, сломался руль. Станислав немедленно отдал приказ остановиться, но якоря упали на засорённое крупными топляками и огромными каменными глыбами дно. Пришлось рубить канаты. И хотя усилиями Боба и команды руль исправили, пришлось срочно искать стоянку и пытаться заменить якоря на что-нибудь каменное и прочное.
***
В то несчастное утро Ле Гунь забыла помолиться акульему богу. Она торопилась продать собранный рис и, наполнив джонку до краёв, стремилась доплыть до торговой деревни засветло. За час до заката показались крыши красных пагод, и уставшая девушка глубоко вздохнула. Ей не придётся спать на реке. Если же Мать Всего Живого смилостивится над своими детьми, то Ле Гунь купит волшебный корень Жень-шень и заварит его больному отцу. Девушка рискнула спрыгнуть с джонки и проплыть рядом, ведь торговый судья не любит грязнуль и побирушек. Вода освежила.
Ле Гунь забралась обратно в лодку и уже взялась за весло, когда увидела, как режет жёлтую воду огромный плавник тибурона. Но близость деревни придала ей силы, а болезнь отца не позволила гордой речной путешественнице склонить голову перед судьбой. Не теряя плавника из вида, девушка стремительно заработала веслом. А акула не торопилась. Ле Гунь не сомневалась, что будь демон вод сейчас голоден, он бы не стал выжидать. В тибуроне было пять метров длины, и одним движением челюстей он давно научился перекусывать пополам ритуальные джонки, съедая их содержимое. Речного дьявола боялись и почитали.
Прошло полчаса. Акуле надоело развлечение. Наконец, она начала сужать круги, готовясь к нападению, но тут послышался какой-то странный, бьющий воду, пыхтящий буйволиный звук, и из-за поворота показался большой деревянный дом с двумя огромными крутящимися колёсами и чёрной, дурно пахнущей трубой.
На миг Ле Гунь забыла про речного монстра, а тот, отделённый паровой яхтой от добычи, предпринял обходной манёвр и был замечен с корабля.
Акулы здесь плавали не случайно. Каждый год, перед сезоном разлива реки, дьявольским созданиям приносили жертвы. Когда случался неурожай или падеж скота, в жертву приносили жителей, неугодных богам. Тибурону нравились последние. Ещё с утра он охотился сам. Но когда тёмное облако рыбьей крови поднялось в верхние слои воды, он учуял ещё и свой любимый запах. Запах живого человеческого тела. И теперь, уже готовый к нападению, он без всякой опаски шёл на маленькую джонку.
Это была большая бычья Акула, её грациозные движения могли напомнить величественный танец, и всё в ней было прекрасно, кроме пасти. За плотно сжатым косым огромным ртом таились десять рядов крючкообразных скрюченных зубов, каждый из которых отдалённо напоминал и рыболовный крючок, и когтистую птичью лапу. Речной дьявол выходил на таран. Что-то беспокоило маленький мозг монстра и, чуя близкую добычу, треугольный плавник разрезал жёлтую воду.
Сверху заметили. Пока Боб побежал за ружьем, Деннис, схватившись за лежащий у борта маленький гарпун, не раздумывая, перемахнул через борт и оказался в джонке, с трудом сохраняя балансировку и чудом не перевернувшись. Отпихнув замершую в молитве девушку, он приготовился к атаке.
Тибурон подплыл к самой корме маленькой лодчонки и толкнул её сигарообразным телом. Ден увидел раззявленную пасть и близорукие круглые чёрные глаза речного монстра. Щёлкнули челюсти, ухватившись за нос джонки. Теперь голова акулы поднялась над водой, она словно залезала в лодку, показалась чёрная спина с плавником и хвост, сбивающий в пену воды жёлтой реки. В этот момент шкипер всадил гарпун акуле в голову, а сверху раздались слаженные ружейные выстрелы.
Монстр удивлённо посмотрел на обидчика, и Ден понял, что акула мертва, но её мощное тело пока не желало примириться со смертью. Перевернувшись брюхом вверх, тибурон хвостом крушил жалкую джонку. Деннис, схватив девчонку, оттолкнулся и прыгнул, как можно дальше от агонирующего тела.
***
Вокруг Бурого раскинулась огромная богатая страна. На её дорогах царствовала тишина, а четыре могущественные реки медленно и важно катили свои воды к Великому Океану. Финиковые пальмы, высаженные как на грядке, незаметно качали кронами; зреющие террасные поля риса перемежались с треугольными коробочками отцветающих лотосов. Вокруг деревень раскинулись растущая низкорослая пшеница и фруктовые деревья. Бхенин — страна, представляющая собой тысячелетний мировой порядок. Но Бурый брёл спотыкаясь, не обращая внимания на эту невиданную красоту, стиснув до боли рот, проходил мимо высоких ажурных пагод, обрамлённых резными деревянными колоннами.
Наконец, медленная толпа невольников, скованных за шею по пять в ряд, прошла сквозь узкие чёрные лаковые ворота и остановилась перед каменным строением, сложенным из квадратных кирпичей, поражающих своей идентичностью. Над входом располагался широкий балкон, прикрытый сверху резной красной крышей, украшенной по рёбрам фигурками обезьян и драконов. На кресле посередине восседал небольшой человечек в сине-зелёном халате и треугольной чёрной шапке. Стража, сопровождавшая пленников, пала ниц.
Всё это действие вызвало у Бурого такое неистовое возмущение, что тело его задрожало, почти преобразовываясь, а закушенные губы треснули от напряжения. Брызги крови размазались по лицу, придавая ему безнадёжно-свирепое выражение.
Человечек что-то произнёс, и стража одобрительно закивала, хлопая ладонями о колени. Скоро Бурый очутился за строением. Туда собрали всех пленников, по прежнему связанных и стоящих на ногах.
Из-за угла быстро вышел, опираясь на резной посох, усатый человек, который осмотрев товар, посохом отобрал десяток. Бурый был отмечен ударом в плечо одним из первых. Повинуясь распоряжению его отделили от группы и повели вглубь массивных построек. Из двери вышел огромный орк, который нёс серый глиняный кувшин и какой-то непонятный предмет. Воины схватили Бурого, повернули спиной и между лопаток приложили доску с острыми металлическими иглами. Великан резко ударил кулаком, вгоняя острые гвозди и, быстро отделив её от спины, протёр кровяную поверхность тряпкой, смоченной в сосуде. Бурого заклеймили. Потом, наконец, сняли колодки, и оборотень без сил почти упал на землю. Немного полежав, он встал и добрел до каменного бассейна с водой. Напившись застоявшейся цветущей жижи, он почувствовал себя немного лучше.
***
Всем известно, что люди — очень странные животные. Они испытывают необходимость к спонтанному проявлению дружбы и любви, иногда даже навязывая эти чувства другим высшим и разумным. Мой утренний салют хвостом всегда вызывает у них глубокую благодарность, а случайно забытое виляние может явиться проявлением беспокойства. Так, не увидев мой поднятый хвост, Полина всегда пытается ткнуть меня рукой по носу, проверяя, здоров ли я. Их радуют любые мои подарки, в виде забытой на пляже ленты, кусочка засохшей шкурки ужа, неведомым образом оказавшейся в комоде, принесённой книжки. Но стоит мне поменять ипостась, как из «милого пса» я превращаюсь в «несносного невоспитанного мальчишку», и ко мне начинают относиться, как к равным себе человеческим особям, а не как к высшим существам.
Я — хороший ученик, поэтому несмотря на бестолковые уроки нашего умника-шкипера быстро приобрёл все необходимые для достойного оборотня знания.
Пережив весьма неприятный инцидент с перемещением, я понял, что все остальные люди просыпаются по утрам в плохом настроении, а после завтрака отправляются на работу. Но наша компания пошла по пути наименьшего сопротивления и, не желая зарабатывать на жизнь честным трудом кузнеца, торговца, строителя или даже охранника, решила всё время плыть. Хоть убейте, не понимаю я их желания! Так, например, графиня вообще довольно способна и могла бы переписывать бумаги; Полина — играть на клавесине где-нибудь в трактире; Теодор — быть там же охранником, а Хьюго, Ден и Боб поварами! Но нет! Им надо ничего не делать и всё время перемещаться! У графа, увы, никаких талантов обнаружить мне не удалось. Все его попытки выполнять несложные задачи по уборке дома или переноске вещей всегда заканчивались травмами для него или окружающих и потоками крови. С его помощью топились корабли, стреляли пушки, кто-то получал серьёзные ожоги, а кто-то просто падал за борт и тонул в противной солёной морской воде. Единственный предмет, которым хорошо умеет пользоваться наш капитан, это штопор! При работе с ним Станислав демонстрирует определённую ловкость, но, конечно, ему далеко в этом деле до Теодора.
Несмотря на странности этой компании, меня всё в ней устраивает, и я, как полноправный член коллектива, полностью разделяю желание всё время плыть, натыкаясь на неприятности и разрушая устоявшийся Мир вокруг нас!
Так и в этот раз, вместо того, чтобы предоставить акуле место для законного обеда, команда альтернативных экспериментаторов, во главе с бесшабашным Деном (спрыгнувшим в шатающуюся лодчонку, чуть ли не в рот к тибурону!), прибила рыбу и затащила на палубу тощее трясущееся существо. Толстая мясистая Акула тем временем всплыла голубым брюхом, и любитель экзотики и кур, Хьюго поднял её на борт. Вместе с интересующимся мной, моряки вскрыли брюхо и, проковырявшись в остатках чужого обеда, обнаружили массивное золотое кольцо с синим сверкающим камнем в виде головы дракона. Увидев его, спасённый заморыш превратился в комок, прижав голову и ноги к груди, а затем стал истово молиться. Путешествие начинало мне нравится!
— Великая Книга Книг, — громко, нараспев, читал Деннис. — Рассказывает нам следующее:
«Давным-давно в Бхенине не было рек. Вся вода в мире находилась в Великом Океане, и владел всей водой двоюродный брат Нефритового Императора — Бог Воды. Маленькие трудолюбивые люди рождались, прося пить, и умирали с этой просьбой. Природа не давала сочных плодов, и вокруг росли только жалкие колючки. Не было риса, и не было жизни. Но помимо Великого Яйца у Праматери Всего Сущего, Богини Гуань Инь, были ещё яйца, и она, в грусти от поступков своего старшего сына, который правил миром, любя мёртвых и не заботясь о живых, дала дыхание ещё четырём драконам. Так появились братья: Длинный Дракон, Жёлтый Дракон, Чёрный Дракон и Жемчужный Дракон.
Драконы любили жизнь и были дружны. Как-то раз, играя в облаках, Жёлтый Дракон посмотрел вниз и увидел умиравших от жажды. «Бедные маленькие люди», — подумал он и рассказал своим братьям. Опечалились драконы и полетели к своему старшему брату. Старший брат — Великий Нефритовый Император, обещал помочь. Но шли дни и месяцы, а воды всё не было. И тогда, братья полетели к Великому Океану и, набрав в нём воды, оросили землю и совершили чудо. На сухой земле родился Бхенин.
Посмотрел Нефритовый Император на землю и страшно разгневался. Повелел он прибыть в Пхаталлу своим братьям и заточил их в четыре горы, стоящие рядом с дворцом.
Узнала Светлая Богиня, как поступил сын, и превратила Длинного Дракона, Жёлтого Дракона, Чёрного Дракона и Жемчужного Дракона в четыре реки да выпустила их из темниц. Рассердился Нефритовый Император, но не смог помешать течению Великих Рек.
Когда он понял, что правит только миром мёртвых и не может влиять на мир живых, то отгородил Бхенин стеной и проклял всё живое. С тех пор, он собирает тех, за кого не кому бороться, и делает их своими рабами. Не может увидеть прекрасный Мир Нефритовый Император, грозно сидит он в неприступной Пхаталле, и нет спасения тем, в чьих сердцах пепел…».
— Не фига себе, сказочка! — сказал Теодор. — Жутковатенько. Хотелось бы думать, что мы прёмся не к этому чудищу…
— Хотелось бы, — подтвердил Станислав. — Но нам, ознакомившись с этим… Эээ… Эпосом, необходимо решить несколько других животрепещущих моментов. Где мы встанем на якорь? Сколько джонок наймём? Кто останется на галеоне? Кто приобрёл Бурого? Потому, что сказка сказкой, а цена ценой!
***
Я решил, что утро — понятие растяжимое, и начал его, как только пробило две склянки… Дома… Какое счастье! Вчера, мне было не очень хорошо, и внутри всё тряслось, и живот крутило, а сегодня… Сегодня, я хотел есть! Жизнь опять повернулась ко мне солнечной стороной, поэтому после пробуждения по знакомой дорожке, бегущей от каюты Теда, я отправился прогуляться в трюм и впервые посмотрел на него другими глазами.
Оказалось, что наш трюм — очень неплохое местечко, когда используешь его для весёлых походов, а не для жизни. В этом кладезе приключений моего детства имелся богатый выбор мешков с крупами, бобами, множеством мелких и крупных деталек, железок и тряпья. Мой путь пролегал между возлюбленными бочонками Гризли к месту моей силы — загончику с бирюзовыми клушами. Они дремали. Но, вот-вот должны были, близоруко щурясь, рассмотреть «покупателя» и, разбегаясь, интригующе кудахтать и трястись.
Но что-то мутное и противоречащее моей охотничьей натуре появилось в душе. Хьюго! Куролюб вчера спас меня! Вот наглец! Как я теперь смогу порезвиться с пернатыми девчонками? Эта мысль ударила в голову и с силой бросила мой зад на деревянный настил! Мерзкий любитель петухообразных, все-таки добился своего! Так, в целом такое приятное место, резко потеряло свою привлекательность.
На обратном пути, так и не потревожив перьевые мешки, я случайно набрёл на хорошо выдержанный крысиный трупик. Ну хоть что-то! Уделив особое внимание местам за ушами и в межлопаточной области, от души повалялся. Больше находиться в трюме не было необходимости — пришлось отправиться будить кока.
Он благосклонно принял раннюю побудку и, кинув в меня ключом, повернулся на другой бок. Пришлось обернуться и навести порядок в камбузе. Что было, то и съел. Негусто!
Выяснилось, что от такого количества еды я отвык, поэтому какое-то время периодически маялся животом. Когда же, наконец, солнце включило отопление на полную катушку, я закончил сиесту и оставил, использованную вместо подстилки Полинину шаль.
Но тут в мои планы ворвался отдалённый разговор, вникнув в который я расстроился! Капитан и графиня, приплетя аромат дохлой крысы, совместно, не противореча друг другу, отдавали странные распоряжения. Я невольно попятился, но уткнулся в стенку, а меня, схватив за лапы, потянули два дюжих моряка, которые с цыканьем и смешками затолкали в огромную лохань, гордо именуемую ванной.
Вспоминать, что произошло дальше — неприятно. Они мылили, мочили, поливали, полоскали и снова пачкали мылом! Затем, Станислав приказал обернуться, и пытку повторили. Но это было только началом! Меня подстригли в двух ипостасях, а в довершение экзекуции, выделили опасную бритву, приказав поскоблить морду. Голого и расстроенного меня скептически осмотрели и разрешили позавтракать! Кошмар!
***
Согласно лоциям, «Морской Мозгоед» мог углубиться внутрь территории километров на сто. Дальше его продвижение было бы остановлено порогами и мелями. Поэтому, войдя в устье Жёлтой реки, они встали на якоря и занялись приготовлением к экспедиции вглубь страны.
Спасателям невероятно повезло, на стоянке рядом была пришвартована небольшая паровая яхта. Выяснилось, что она принадлежит Бритландскому торговому дому и не используется. После двух дней витиеватых переговоров яхта была зафрахтована, и оставалось лишь позаботиться о быстром переоборудовании судна.
Боб загрузил столько угля, сколько можно было поднять на борт. В результате мешки были складированы даже на палубе и в некоторых свободных каютах! Никто не знал, смогут ли они заправиться в пути. Хьюго же умудрился приобрести съестных припасов на целый год! На нос яхты и по её периметру установили семь пушек, снятых с галеона, и, при полном недовольстве Теодора, были экспроприированы две бочки вина.
На «Мозгоеде» оставались Скелет и ещё не до конца поправившийся Теодор. Полина, не посмела даже возразить, но, к удивлению, с ней оставались Маргарет и Мери. Для обслуживания корабля вытянули жребий: двадцать человек экипажа и знаменитые Бирюзовые Клуши…
Рассвет застал спасателей на реке. Туман быстро скрыл галеон, и мглистая неизвестность окутала паровую яхту. Ещё с вечера все были на борту. Станислав, не ложась спать, лично проверял и перепроверял готовность машинного отделения, а в полночь Боб отдал приказ разводить пары. Вскоре клубы тёмного дыма смешались с туманом, и, издав прощальный гудок, яхта скрылась в туманной неизвестности.
***
Утром Мери положила письмо на прикроватный столик Полины.
«Я Вас люблю! Я знаю Вас такой, какая Вы есть! Знаю Ваши слабости, беззастенчивость и коварство! Ваши ноги никогда не будут прикованы к земле, а лучистые глаза всегда будут смотреть на звёзды. Мне вечно останется только то, от чего я не в силах отвернуться: ваши прекрасные ноги, глаза, руки и грудь — мой рай и мой ад! Ваши волшебные чары, которые, как стрелка компаса, манящая к северу, притягивают меня. Я лишён воли, и я давно только в Вашей власти.
Я готов смеяться над любым расстоянием, если вы разрешите обнять вас. Я презираю смерть, усталость и сон, лишь бы вы улыбались мне. Если судьба позволит мне ещё хоть раз насладиться вашей походкой и красотой волос, я буду самым счастливым человеком на свете! Вы — мой рай! Моя валькирия! Вы — моя боль! Моя мечта!
Дорогая Полина, будьте моей женой!».
«Да…», сладко шелестящее на ветру, донесла Мери через расстояние Маасу. И голос несравненной мисс Вингер услышал наследник Ромского Триумвирата!
Невероятная авантюра со спасением Полины из рабства закончилась удачей, и благодаря попутным течениям «Морской Мозгоед» быстро и без происшествий приближался к Бхенину. Команда не сомневалась, что найдет неугомонного пса в Бейджинге и ,наконец, завершит свои приключения, повернув нос корабля к родным северным берегам.
Теодор начал постепенно поправляться. Но, что-то повредилось в нём. По ночам его тело само судорожно вздрагивало, и он, не просыпаясь, стонал, как будто лежал на раскалённых углях. Тогда, спящий с ним Ден вскакивал и начинал вертеть во все стороны, мять и тереть тело друга, пока не уходили судороги. Густые чёрные волосы свалялись, а худое лицо, так быстро обрастающее щетиной, было похоже на маску мертвеца. Иногда Денниса подменял Боб. Но Теодору было стыдно показывать при нём свою слабость, и он совсем не спал.
— Не подумай, я не люблю скулить! Просто мне стыдно от своих ночных криков, — пояснял он Дену. — Но когда-то это пройдёт? Я, как сбежавший от мамочки молокосос, не могу я спать при нём.
— Тебе простительно, — успокаивал его приятель, — просто слишком сильный удар. Спи! Ты болен и устал! Я же поправился! Главное, что ты не отправился к родне раньше времени.
Почти перед самым заходом в порт Теодор встал. Справившись с собой и сжав губы, он дошёл до мостика шатаясь, как пьяный, уцепился за перила и, хватая воздух, долго стоял.
Потом, повернулся, посмотрел на почти всю свободную от вахты команду, стоящую неподалеку, и, словно раздумывая, падать ему, или нет, прохрипел:
— Ребят, ну валите уже, по делам-то! Я ж обратно хочу! Ща как вывихну ноги и буду хромым Тедом!
Но вместо того, чтобы тихо разойтись, команда как-то странно закхыкала и, разом окружив больного, подхватила, а потом и весело отволокла обратно, в каюту!
Вечером Теодор, сидя в кровати, первый раз с аппетитом поел и, возвращая тарелку, сказал:
— Слушай Ден, а наша Мери жииирная стала!
…Раздался треск ломаемой перегородки, а затем громкий хохот, почему-то трёх мужских глоток, которые ржали голосами Теодора, Денниса и Мааса!
***
Полина находилась среди чуждых и опасных ей людей меньше двух недель, но ужас от ощущения собственной болезненной наготы, одиночества и уязвимости не уходил. По ночам она долго не могла уснуть и только под утро забывалась чутким и неглубоким сном, чтобы с первыми лучами солнца открыть глаза и выйти на палубу, доказывая себе, что она дома и не взаперти. Днем же, раскалённый тропический воздух гнал её обратно вниз, под защиту прохладных дубовых стен, и сверкающая морская гладь, спрятавшаяся от неё за стенками галеона, своими стуками и шелестом, вновь, пугали. Полине становилось так жутко, что она стремительно выбегала из своей комнаты.
В очередной раз ненадолго забывшись сном, она проснулась на мокрой от слёз и пота подушке. Девушку даже не взволновало удивительное открытие — она рыдала во сне!
— Ещё совсем немного, и моя воля была бы сломлена. Я, как игрушка, была бы продана на базаре. Почему Деннис ни разу не пришёл успокоить меня? Теперь, когда я побывала куклой для забав в чужих руках, он считает меня грязной портовой девкой?
Она снова и снова перебирала все моменты произошедшей с ней трагедии.
— Я никому не нужный человек!
Возбужденному страхами и фантазиями разуму представлялась то залитая солнцем дорога, которая ведёт к большому дому, на пороге которого стоит с протянутыми к ней руками рыжеволосый Деннис Рудж, то серый женский монастырь, окружённый рядами аккуратно подстриженных акаций…
Денис, который был всё время занят и хронически не высыпался, также как и Полина выходил по утрам на палубу… Чтобы издалека наблюдать за ней.
Так они и встречали рассветы.
Он, с нахмуренным и бледным до синевы лицом, не отрывая глаз от палубы, и она, с нездоровым розовым румянцем на осунувшимся лице, не отрывая глаз от горизонта.
А недовольная графиня по утрам, рассматривала со своего шезлонга, как безучастно наблюдает корабельную суету маленькая искательница приключений, с застывшим выражением официальной скорби по утраченному счастью. Наконец, Маргарет не выдержала.
Спустя неделю, прошедшую после спасения, темпераментная графиня с треском отворила дверку каюты, принадлежащей мисс Вингер, и, сев без приглашения, решительно начала:
— Полина, очнитесь, дорогая моя! Мало того, что вы изображаете из себя обиженную глухарями лань, вы ещё и вгоняете в тоску весь экипаж! А между тем, множество людей с риском для жизни гнались за вашими похитителями и спасли вас. Хватит уже! К тому же, вам надо объясниться! Наш штурман скоро совсем превратится в привидение. Конечно, он дурачок! Но дайте ему надежду! Иначе он заведёт нас, Бог знает куда! Вы — его идеал — вечная, несравненная, желанная и великолепная. Мне жалко нашего птенца! Полина! В конце концов! Вы — женщина! Немедленно приведите в порядок свои чувства.
Девушка промолчала, но раздеваясь перед сном, как бы невзначай рассмотрела всю себя перед зеркалом и, покрутившись вокруг на одной ноге, рыбкой скользнула в кровать, чтобы заснуть крепким сном без сновидений.
***
В Бейджинг галеон пришёл ночью. Ему выделили место для стоянки, а масса проворных и трудолюбивых китайцев, лакируя трап босыми ступнями, с утра атаковала корабль на предмет погрузки, или разгрузки товаров. По приказу капитана команда сошла на берег и, распределившись попарно, принялась обыскивать окрестности. Леди Грейсток, почти насильно одев Полину и прихватив с собой ещё зонтик и сумочку, отважно села в коляску рикши и велела везти по кишащем людьми улицам. Ей было интересно!
***
После швартовки, грохота и неразберихи уходящих на розыски в город команд, галеон поражал первозданной тишиной. Ден, утомлённый за ночь и проспавший высадку, удивлённо смотрел в потолок. Рядом, мокрый от напряжения и бледный от слабости, усиленно занимался физкультурой Теодор. Увидев проснувшегося друга, он заполз на койку и, вытянув ноги, с облегчением сказал:
— Фу! Очухиваюсь! Вставай, соня! Пойди пройдись! Наша маленькая авантюристка уже упорхнула с графиней! Смотри! Удерёт, пока дрыхнешь-то!
Дену зверски захотелось сказать гадость приятелю, но он сдержался и молча встал. Выйдя на шкафут, он огляделся. Вчера галеон долго скользил по водной глади залива, проходя мимо маленьких ярких, заросших всеми оттенками зелёного, бухточек и каменистых крутых берегов, выступающих далеко в воды Бхенинского залива, а сегодня, от этого разнообразия не осталось и следа. Корабль стоял на якорях в грязных водах главной гавани.
Здесь, на внешнем рейде, как треска в крупном и плотно сбитом косяке, собралось невообразимое множество кораблей со всего обетованного мира. В непосредственной близости к «Морскому Мозгоеду» шкипер наблюдал целый флот тонких и длинных местных лодок-донжонок. Чуть дальше стояли буксиры, боевые баркасы, каравелла и уже совсем далеко — ещё один галеон. В розовом свете утра весь этот морской мир выглядел, как единый организм, странно таинственный и неугомонный.
Позвав вахтенного матроса, Деннис пошёл одеваться, и затем ловко прыгнул в местную донжонку и отправился в порт.
***
Сквозь маленькое окошко полуподвального магазинчика полуденное солнце пробивалось с трудом. Поэтому, когда весь Бейджинг плавился в ярких лучах летнего полдня, в мастерской дядюшки Бо было всегда прохладно и таинственно.
Двое подмастерьев тщательно шлифовали куски второсортного нефрита, превращая тусклый кусок в волшебный камень. Тихие свистящие ритмичные звуки баюкали. Сам он, цепко держа старой рукой небольшой кулон, внимательно рассматривал стоящее изделие старшего сына. Мальчик вырос мастером. Благодарение богам, и его младший сын старательно постигал науку превращения камня. Старый мастер артефакторики мог быть доволен. Отложив работу, он прошёл к выходу и, сев на низкую лавчонку, приготовился ждать посетителя. Сегодня он именно ждал!
Ещё месяц назад его посетила во сне Светлая богиня Гуань Инь, и по её велению он предпринял путь, долгий и изнурительный для его старых ног. Когда-то его отец, передавая владение, показал ему их место силы. И теперь, взяв с собой старшего сына, он посетил это место повторно. Переправившись по Жёлтой реке и продравшись сквозь густые тростниковые заросли, они дошли до развалин древнего храма. Там, сняв с шеи знак Мастера, он вложил его в незаметную расщелину и, открыв путь, дал дорогу сыну. Сам же, ощупав стену руками, взял из небольшого углубления большой мутный камень с жёлтым пятном у основания. Камень, принадлежащий тому, кто первым войдёт в его магазин сегодня…
Рядом с ним, нараспев нахваливая товар, стоял продавец пельменей. Получив суп и цзяоцзы, старик, с вниманием достойным молодых и цепких глаз, осматривал снующую толпу. Вот пробежал водонос, а вот прошла девятка стражей. Не без тщеславного удовольствия старый Бо вспомнил, как подарил великим ступеням в Пхаталле бессмертного стража с мечом, и теперь его Ханьши стоит в Павильоне Высшей Гармонии и в Праздник Двойной Девятки всегда дарует право видеть своё будущее вперёд на месяц любому вопросившему его…
Прикрыв глаза, он вспомнил, как ещё с отцом он начинающим подмастерьем резал мраморный камень на верхней площадке террасы павильона Высшей Гармонии. На плите, среди каменных морских волн, они три года создавали океанских коньков и губки, живущие в синем небе океана вод, а также двух молодых драконов, с жемчужиной во рту, живущих в синеве бесконечного неба.
Наконец, он, втянув ноздрями воздух, понял, что перед ним стоит посетитель, посетитель пах, как лаовай! «Этого не хватало! — подумал Бо. — Сначала их корабли приплывают к нашим берегам, потом они набираются наглости входить в наши реки, а теперь круглоглазый варвар встал перед входом в мой магазин!». Старый Бо решил не открывать глаз и не проявлять вежливости к покупателю. Любой знает: «Нет вежливости — незачем входить и покупать товар!». Но глупый лаовай стоял, как вкопанный!
***
Деннис остановился у маленького подвального магазинчика, за стеклом которого были выставлены резные голубые, белые и зелёные маленькие статуэтки, бусы, браслеты и серьги. Перед входом сидел смешной кхитаец, больше похожий на старую плешивую обезьяну, чем на человека. Глаза его были закрыты, а лицо непроницаемо. Вначале Деннис сделал, было, шаг назад, но бросив взгляд на резной салатовый браслет, парень определился с покупкой и, обойдя неподвижную фигуру, вошёл.
***
Обладатель отталкивающих манер, вероятно, был с приплывшего утром корабля фан куэй. Этот уродливый человек, не склонив головы перед хозяином, вошёл в его лавку и, оглядевшись, начал что-то говорить на своём отталкивающем наречии, гортанно выкликая резкие звуки. Мастер Бо с трудом уловил два-три слова на общем языке. Пришелец жестикулировал, как лесная дикая белка, и размахивал руками, показывая на браслет верности, стоящий целое состояние. Не выдержав такого поругания своих работ, обиженный старик хотел уже позвать стражу, но тут камень, лежащий в халате нагрелся и обжёг ногу! Бо резко вздрогнул, побледнел и, вытащив волшебный предмет, сунул его в руки лаоваю, после чего, немедленно показал наглецу на дверь!
***
Зонтик прятал лица от палящего солнца, платки защищали обоняние от резких запахов помоев и жареного мяса, рикша споро бежал, крутились колеса тележки, и леди графиня с интересом смотрела на чуждый, но такой колоритный мир вокруг. Рядом с ней, недвижимым столбом сидела уверившаяся в своей никчемности Полина, и солнце золотило её выбившиеся из-под шляпы пряди.
Наконец, рикша, решивший, что такие белые женщины в первую очередь должны искать слуг, вывез их к большому полосатому шатру и приготовился показать товар (за дополнительную монетку) на любой вкус.
Перед сидевшими разворачивалось представление! То и дело из шатра выводили рабов, и толпа, хлопая руками по коленям, начинала кричать. Можно было не знать языка, но азарт был написан на лицах покупателей, и догадаться, что здесь происходит не составляло труда!
Полина резко побледнела, а Маргарет, взяв её руку в свою, зонтиком дотронулась до плеча рикши и указала в сторону порта! И того осенило! Этим богатым жёнам лаоваев нужен был товар для развлечения, но гномов продали вчера, а единственного оборотня увезли к пристани, хотя смотреть на него приходил в течение недели весь Бейджинг. Показав сразу пять пальцев, равных цене пяти дополнительных монет и, получив согласие, тот споро повёз любительниц экзотики к речному порту.
Поставив повозку на холме, он с удовольствием наблюдал, как возбужденно кричит младшая и шипит старшая жена лаоваев. Спектакль удался, и огненно-рыжий оборотень был показан с самого удобного ракурса. Получив заслуженную плату в порту у галеона, рикша подумал, что совсем неплохо иногда показывать чудеса этим странным белокожим людям.
***
В этот же день «Морской Мозгоед», с трудом дождавшись всех членов команды, снялся с якоря и поспешил ко входу в глубокое русло Великой Жёлтой реки.
Деннис, конечно, пытался учить, и, с его точки зрения, у меня появились прогресс и определённые успехи, но вот чему он учил, я так и не понял. Любые попытки выяснить что-нибудь из везде начертанных в Бхенине закорючек, заканчивались головной болью. К тому же я никогда не видел такого количества снующих мимо меня людей. Мужчины и женщины в одинаковых острых шапках и штанах мелькали мимо встречным курсом, каким-то образом ухитряясь не сбивать друг друга с ног. Они не улыбались, не обнимали друг друга за плечи и не протягивали конечности, а просто бежали и гортанно квакали. Я решил, что всё дело в перенаселённости этого города. Столпотворение изменяет чувства, недаром же Бог разрушил Вавилонскую башню и смешал языки!
Каждый день я совершал набег в этот человеческий муравейник, а вечерами возвращался к скалам и ждал. По моим расчётам, стая могла подобрать меня только через месяц, максимум — три. О том, что они могут забыть, я старался не думать, поэтому не строил далеко идущие планы.
***
Уже через неделю маленькие узкоглазые люди стали узнавать большую чёрную собаку и, вооружившись палками и камнями, отгонять её. Теперь Рамзес был вынужден убегать далеко от порта. Он почти одичал. Иногда ему перепадали какие-то сворованные куски, иногда крыса с помойки, но каждый раз он возвращался на скалы и ждал.
Как-то, углубившись в мысли о мелких и коварных людях, он забежал довольно далеко от порта и попал в невероятно чистый район, заросший розовыми кустами и акациями, и тут его нос уловил многообещающий запах еды и что-то едва знакомое. Как выяснилось, насыщенный запах съедобного исходил из большого деревянного ящика, который стоял под раскидистым тутовым деревом. Подойдя поближе, Рамзес понял, что проблема обеда решена, и, нырнув в аппетитно пахнущее нутро, занялся разбором деликатесов, попутно составляя меню.
Часа через два, готовясь приступить к десерту и размышляя о необходимости брести в порт через весь город, он услышал старческий кашель, отдалённо напоминающий рычание. Высунув часть морды, оборотень рассмотрел оскаленную пасть, с клыками наружу, и шерсть торчком у пожилого дворового пса. Пришедший поужинать, тот защищал свою территорию. Приглядевшись к симпатичным сырным обрезкам, Рамзес повесил их гирляндой на шею и, легко перепрыгнув через стенку ящика, уступил место воинственному псу. И тут появились маленькие человечки. Они шли в ряд, держа в руках некое подобие сети, и издавали неведомые щёлкающие звуки, переговариваясь. Перепрыгнуть через живой забор не составило бы труда, но каждый держал в руках пику, и такой полёт мог закончиться только в раю…
Оборотень начал отступать, пятясь к ящику и преображаясь в человека. Ловцы защёлкали громче, гортаннее и, выставив пики наперевес, начали интенсивно наступать. И тут через толпу в круг влетело тело!
— Бурый! — вскрикнул Рамзес.
— Беги! — последовал ответ…
Огромная чёрная собака сделала прыжок прямо с места, пытаясь избежать ловчей сети, а вторая, рыжая, как огонь, совершила такой же, но навстречу, перемешав ряды ловцов. Сеть свернулась и перепеленала солнечного зверя. Второй, ночной, скрылся!
***
Больше он не уходил так далеко и питался в основном крысами и пойманной им самим рыбой. Все попытки прокормиться на рынке заканчивались криками и шумом. Возможно, мелкий народ решил, что Рамзесу необходимо было фамильное столовое серебро, а не кусок мяса… Бурый так и не объявился.
Дни медленно перетекали в недели, прошло полтора месяца…
***
Ещё будучи недавно обернувшимся щенком, возможно, в силу ненасытного детского любопытства, Бурый попал на представление в цирк и столкнулся там с такой страшной жестокостью, что навсегда понял: удовольствие одних от созерцания издевательств над другими — это только прерогатива людей. Он никогда не был сентиментальным, но пройдя суровую школу жизни, знал, что лучше быстро умереть, чем ходить в ошейнике. Оборотень много видел: гибель клана и любимой, трюм корабля, трущобы и новый человеческий клан, приятно его поразивший. Он знал наверняка, попав в руки и одев ошейник, ты — бесправный раб!
Алмаз заворожил его лживым блеском и увёл от стаи, к которой Бурый мог примкнуть и обрести если не цель своей жизни, то хотя бы покой. Он же вытолкнул его в неизведанный мир. Только проведя двое суток в порту, ловя известные слова из смеси непонятных языков, Бурый понял, что он в Бхенине. Надо было убираться отсюда. По слухам, Бхенин был страной дракона-оборотня, и оставаться здесь означало только рабство и смерть.
Про драконов ходили жуткие слухи. Одни считали, что драконы наблюдают за соблюдением высших законов в этом мире, другие говорили, что это просто тьма. Старый учитель клана не советовал молодым встречаться с оборотнями, в теле которых течёт холодная кровь и нет матери, которая кормит своего щенка молоком.
В ожидании подходящего судна Бурый остановился в дешёвом отеле, закрытом от остального мира в северном районе, для иностранцев. Уже собираясь уезжать, оборотень случайно почувствовал знакомый запах и поспешил на зов.
Подставив себя, Бурый дал свободу мальчишке. Сделано это было просто так, случайно, бездумно и не взвесив всех обстоятельств. Он жалел? Нет! Поэтому молчал, когда тугую верёвку завязали вокруг шеи. В глубине души он надеялся на то, что Рамзес, каким-то невероятным образом оказавшийся перед ним на свалке, успеет рассказать о его пленении, и стая, возможно, даже выкупит его. Но время шло. И спустя неделю его вытащили из какого-то подвала под звуки труб и глухие удары гонга, которые возвестили о том, что наступило время торгов. На рынке свернули лотки с едой и поставили большой шатер. Водоносы обрызгали землю водой, прибивая пыль, и толпа расступилась, жадно рассматривая товар, который вели в закрытое пространство шатра. Завесу раздвинули, и перед пёстрой толпой выстроили в ряд людей, гномов, метисов и отдельно Бурого. Оборотней выставляли на продажу редко. За ними всегда стоял клан, который клялся мстить, пока не уйдёт в Серые поля последний его представитель. Бурый не имел клана. Он стал рабом.
Затем на него надели широкий металлический ошейник и, продев верёвку в кольцо на стене, посадили у входа в павильон. И он вспомнил цирк и глаза дрессируемых собак. Но даже лёжа в низком межпалубном пространстве баржи, уходящей от моря по Великой Жёлтой реке, посаженный на цепь, он с минуты на минуту ждал, что вот сейчас распахнется дверь и он увидит капитана Станислава — Бурый не терял эту смутную надежду, которая владела его погибающим от отчаянья сознанием.
Он пытался сесть в этом ограниченном пространстве, но не мог, однако худшее было ещё впереди. К моральным страданиям постепенно, как бы нарастая в своей безысходной интенсивности, присоединялись физические. От соли и недостатка воды у него кровоточили губы и растрескался язык, лапы затекли, и попытка оборотня преобразоваться привела только к вывиху одной из лап, судорожные движения приводили к дальнейшему обезвоживанию и рвоте.
С баржи выволокли полуживое существо, лишь отдалённо напоминавшее красивого молодого оборотня. Ему предстоял путь в Пхаталлу.
***
Как-то увлёкшись рыбной ловлей, Рамзес припозднился у дальнего мола и лёг на камушки, чтобы подсохнуть под лучами заходящего солнца. В этот момент он увидел галеон, который нехотя выходил из бухты.
Его тоже заметили. По палубе, крича, металась Полина, тыкал пальцем в берег Джейкоб, и дико орал Хьюго, топая от возбуждения ногами. Тогда Рамзес с разбегу прыгнул в воду и, повернувшись носом к кораблю, поплыл. Море штормило, но в замкнутой портовой бухте только невысокие круглые валы отмечали плохую погоду. Чёрный оборотень то поднимался на них вверх, то падал вниз и не видел корабля, но каждый новый гребень волны прокладывал ему курс домой. Он не успевал. Понимая, что у него не хватит сил доплыть, Рамзес упрямо двигался вперёд, туда, где его ждали и любили, где была его семья. Буревестник пролетел над ним, удивлённо раскрыв клюв. Чайки метались и гортанно советовали вернуться. Шерсть у него намокла и тянула вниз. Он никогда не плавал так долго. Наконец, очередная волна подняла его, и Рамзес понял, что галеон гораздо дальше, чем был, когда он прыгал в воду. Он обернулся в сторону берега, вздохнул, чуть не хлебнув воды, и понял, что будет плыть, пока хватит сил, пока не остановится сердце и пока вода не хлынет внутрь, разрывая лёгкие.
Люди спускали лодку с такой быстротой, что почти выкинули её за борт, и теперь Боб, стоя на её носу, кричал: «Навались, парни! Скорее! И раз! Ииии, раз!».
В какой-то момент пираты потеряли среди тёмных валов большую чёрную голову, но на миг Хьюго рассмотрел, как в глубине, в полуметре от поверхности, большая собака, с широко раскрытыми глазами, перебирая лапами, плывёт к ним. Рамзес уже не мог всплыть…
За ним нырнули сразу двое. Лодка круто развернулась и, черпнув воды, встала, принимая обмякшее тело. Боб и Ден схватили его за ноги и начали трясти, а Хьюго дрожащими руками обнял безвольно повисшую голову и начал выдыхать воздух ему в пасть.
— Мальчик, — причитал он, удяряя в грудь оборотню,. — Ну давай, давай…
Наконец, Рамзес начал кашлять, его вырвало, потом ещё раз, и он затих, глубоко дыша.