Бангкок — город, вместивший в себя Великую Судоходную Реку Патонг , порт Великого Океана Тетис и Великие Горы Катченджанга, подпирающие основы мироздания, не обратил внимания на корабль мягко раскачиваемый прибрежным прибоем. Мало ли странностей в этом мире! Да и сам галеон покачавшись на волнах, развернул паруса и отплыл, в направлении западного течения, несущего свои воды из внутреннего моря, в Великий Океан.
«Морской Мозгоед» шёл на встречу Полине…
***
Несколько минут я стоял и тупо смотрел на снующую мимо меня толпу маленьких людей в штанах, шлепках на » босу ногу» и болтающихся на них, как на верёвке рубахах.
Моя попа, без разрешения хозяина, села на пятую точку, предоставив голове возможность поразмыслить о будущем и подвести итоги прожитых лет. Я оказался брошен на произвол судьбы в результате собственного любопытства, и на распутье. Всем известно, что распутье — это такая штука, когда назад дороги уже нет, а, что там ждёт впереди, ещё не понятно. Можно предположить что моя миска с едой, либо наполовину пуста, или, при лучшем раскладе — наполовину наполнена вкусной едой. Без вариантов!
Учитывая, что несмотря на попытки Куролюба меня изловить и посадить на цепь, я вырос оптимистом, голова настоятельно рекомендовала мне начать с веры в хорошее, и учитывая обстоятельства, отправиться туда, куда меня звал мой нос.
Не решив до конца, кем в данном случае лучше оставаться — собакой, или человеком, я решил, что в первую очередь необходимо решить сложную проблему вот вот собирающуюся меня побеспокоить.
Здраво размышляя природа, несомненно, щедро одарила меня разнообразными талантами, но мелкая паразитка, отказала мне в способности бесплатно питаться.
Конечно, окончательной целью моего ещё не до конца сформированного плана, являлось возвращение на » Мозгоед». Дружба, преданность и верность стае у нас в крови, но и тёплый дом, мягкая постель и, наконец, сытный ужин, имеют далеко не последнее значение в жизни цивилизованного оборотня.
Через несколько минут, я уже бодро бежал среди толпы, влекомый божественным ароматом. Мой нос буквально втягивал в себя струю парного мяса. Итак я приближался к яствам, разложенным на деревянном помосте среди кучи опилок. Свиные и бараньи ножки манили…
Пока я гипнотизировал себя мыслью, что выбрать свиную ножку, или кусок телятины, потому что стоит только дать слабину своему вниманию, как вместо аппетитного стейка можно проглотить ушной хрящ, как за моей спиной раздался нелепый визг и на меня обрушилась метла! Пришлось с места прыгнуть через прилавок, и в полёте совершив кульбит, и схватив кусок печёнки, бежать, с места предполагаемой травли милого меня!
***
Через сутки Теодор открыл отёкшие веки и Маргарет, наклонившись над ним, вскрикнула, и резко отшатнулась. Темно карие глаза не видели, они безучастно смотрели на качающиеся блики потолка. Ден и Боб по очереди дежурили около неподвижно лежащего Теодора, но он никого не слышал и не узнавал. В таком состоянии он пролежал два дня. На третий, в полдень Маас решился поговорить со Станиславом…
Галеон до сих пор не встретил работорговцев, Теодор находился без сознания лёжа, …Деннис стоя, Мери продолжала злиться и икать, а команда валилась с ног, от пережитых событий, и нуждалась в отдыхе.
Ближе к обеду к капитану подошла взволнованная Маргарет.
Вместе они поспешили в каюту раненого и остолбенели. Там из деревянной панели перегородки выросли сотни зелёных волосков , которые мерзко извиваясь, червяками ввинчивались в руки и грудь Теодора, а самый мощный отросток сокращаясь, казалось высасывал мозг, из головы! Все это происходило в жуткой скорбной тишине и на столько походило на казнь Роммского Триувирата, что вошедший было Деннис, бесстрашно бросавшийся на перерез смерти, упал в глубокий обморок. Следом выскочил из каюты зажав рот Станислав. Маргарет проследила, как последний жгутик убрался из тела, перевела взгляд на травянисто — зеленого штурмана, и бросив презрительный взгляд на приоткрытую дверь, сказала:
***
Весь видимый и невидимый мир заливало слезами, и шторм, обрушившийся на галеот заставлял души невольниц плавать в отчаянье. Полина лежала в помещении оббитом мягким войлоком, среди гор подушек и ковров… И Полина бездомная сирота, мысленно, на коленях стояла теперь с обнаженной болью душой, среди моря и неба, моля только о быстрой и лёгкой гибели…
Она никого не винила. Она сама, без разрешения придумала эту глупую одежду, сама стояла с открытым ртом на базаре, сама не кинулась в воду, попав на трижды проклятый галеот, все сама…. Но ведь Деннис был обязан взять ее с собой! А Теодор мог не рассказывать про то, что мужские штаны удобнее юбки и тоже все скрывают… А Боб мог не удивлять ее рассказами о торговле на восточных рынках! Она виновата, но и они, они тоже виноваты перед ней! Неужели капитан забудет свою воспитанницу и не погонится за мерзким торговцем. Как поверить, что теперь она не личность, а мясо, которое везут продавать на базар?!
Деннис непременно ответит за то, что не спас несчастную, потерянную и умершую здесь в рабстве! Это его собственный грех — неужели она должна погибнуть? Какая нелепость! Вытянувшись на подушках она думала, что такая щедро одарённая натура с невероятной волей к жизни не потерпит лишения свободы. Она не рабыня! И она отомстит всем своим обидчикам! С этой мыслью под истерические вскрики соседок, шум ветра, плеск перекатывающихся валов и скрип натруженного дерева, она спокойно уснула….
***
Удачно пережив шторм быстроходное и надёжное торговое судно смело резало волны под килем. Капитан не мог не радоваться двойной удаче. Всевышний очередной раз подарил своему рабу жизнь, спасая от шторма и непогоды, также он вручил волшебный приз, в виде строптивой северной красавицы.
Оставались сутки до входа в порт Бангкок, а там главное не продешевить. И старый торговец проснувшись и сотворя молитву с удовольствием прикидывал вероятности торга. Эти тёплые размышления были прерваны криком вперед смотрящего:
Удар был настолько метким, что на более крупном, но менее маневренном «Мозгоеде» в миг срубило ударом ядра бизань — рею и разбило в щепы настил палубы вокруг!
К удивлению капитана галеота пираты не только не свернули с курса, а разумно встали под углом. При бортовой качке все ещё не спокойного моря пушкам было несподручно бить метко прицеливаясь и капитан решился!
Однако галеон продвинулся вперёд и, тоже, дал ответный удар! Затрещали ломаемые, как тростник реи! Торговец понял, что обездвижен!
Явно опытные пираты действовали молниеносно. Из за левого борта, с тыла, серыми тенями выскочили лодки. Корабли сближались и, вскоре, грозили снести друг другу правые борты. На пиратском галеоне стройный человек в чёрном камзоле отдавал приказы, которые выполнялись с нечеловеческой скоростью. Ещё миг, и пираты, повинуясь капитану, взмахнули абордажными крючьями и торговца надёжно пришвартовали к захватчикам.
Абордажники, перепрыгивая через борт торгового судна, в мах били сдающихся и рассеивались по кораблю. Наконец, все было закончено и на палубу поставил свой бархатный сапог сам пиратский капитан. Выбрав намётанным взглядом из толпы связанных капитана, он только и произнёс: «Где?»
И тут, под радостные вопли корсаров из верхнего помещения показалась кудрявая голова…
Капитан развернулся и приподняв кончик шляпы, с кривой улыбкой на бледном лице, покинул галеот. Следом за ним серыми тенями исчезла его команда. Через двадцать минут огромный корабль отплыл и оставляя мощный пенный след растворился, в туманном утре.
Подсчитав убытки торговец понял, что проиграл только на одну красотку и сотворив молитву Вседержителю всего сущего , вздохнув и выпив вина прошептал:
Небольшой быстроходный галеот быстро шёл по волне. Уже через 16 дней, по расчётам штурмана,он должен был достичь порта Бангкок. Корабль шёл за партией удивительного бхенинского шелка и вёз рабов, на крупнейший в обетованном мире рынок.
На верхнем этаже капитан держал всех кого считал прообразом его мечты. Эти воплощения женской красоты являлись для него эквивалентом славной старости в окружении детей и внуков.
Рассказы о женщинах на продажу давно не волновали старого моряка, но буянку, одетую в мужскую одежду и утверждавшую на трёх языках, что она из благородных, он решил посмотреть лично.
…. Девушка оказалась высокой, стройной как юная пальма, белокожей. Миндалевидные карие глаза горели вызовом, а медно — желтые волосы скрученные в тугой узел возмущённо грозили рассыпаться по плечам. На шее безукоризненной красоты блестел золотой бриллиантовый кулон, на чёрном кожаном шнурке. Ноги затянутые в замшевые мужские брюки манили.
Капитан повернулся к распорядителю.
Он вновь поднял взгляд на добычу, и хотя Полине до этого казалось, что она уже не в состоянии что либо чувствовать, но под колким взглядом бородатого человека она залилась краской. Румянец разом стер с лица испуг и стоящие зацокали языками в восхищении.
Капитан вздохнул.
Капитан одарил своего помощника благодарным взглядом и распорядился:
***
У открытого окна в креслах напротив друг друга сидели бледный и осунувшийся, но уже вполне жизнерадостный герцог Рене Ампл и не менее осунувшийся и угрюмый граф Станислав Грейсток.
Он облокотился на спинку кресла и про себя удивлялся этому человеку с неординарным умом и выдающимися данными организатора и флотоводца. Граф вёл себя как простой бродяга. Конечно, он мог очаровывать гостей и даже ослеплять блеском и изысканными манерами. Голубая благородная кровь золотой ветви Бритландской аристократии была видна издалека. Но его объяснения и утверждения выходили за рамки традиционного воспитания. Герцог вздохнул про себя и продолжил:
Станислав молчал. Он смотрел на песчаный берег залива, на котором под тентом принимала воздушные ванны Маргарет и мысленно представлял Дена, Теодора, Полину и Рамзеса на этом же пляже.
Затянувшись поглубже и выпустив густой пряный дым от дорогой сигары он ответил:
***
Они вышли едва показалась светлая рябь на небе. «Морскому Мозгоеду» предстояло нагнать трое суток. И хотя этот удивительно складный корабль развивал невероятную для своего класса судов скорость, по подсчётам Дена они могли выиграть не больше суток, и то, при благоприятном исходе.
В течение нескольких дней Станислав вёл корабль вдоль Скалистых берегов, хорошо различимых в подзорные трубы. Он явно не хотел отплывать далеко от побережья и выходить в открытую воду. Но и океан не собирался помогать искателям приключений, поэтому, когда в ясном безоблачном небе впередсмотрящим были замечены буревестники, капитан приказал повернуть в океан. И шторм налетел. Вначале появился ничего не предвещающий прохладный ветерок и море стало из шёлкового шерстяным, с красивыми оттенками цвета индиго.
Бледный от изнурительной неизвестности Ден спустился в кубрик. Теодор отправился проверять все ли на местах. Боб — как закреплены канаты. Все были заняты. Но между ними не мелькал смешной чёрный щенячий хвост и не проплывала голубая шляпка с ленточками…
Уже через каких то четверть часа ветер начал гнать крупную зыбь, а взбаламученные волны стали мешать галеону продвигаться в сторону открытого морского пространства. По глянцево — серому небу то тут, то там , стали мелькать отблески приближающихся электрических раскатов и резкая линия чёрного горизонта, встала монолитной стеной, над тяжелыми облаками шторма. Команда свернула паруса и задраила люки. Надо было переждать непогоду. Галеон шёл полным ходом, по ветру, в открытый океан, правда по расчётам штурмана не отклоняясь от курса.
Их трепало около суток. Наконец, когда доски настила приобрели грифельный оттенок, размашисто исписанный белыми хлопьями пены и бронза пушек начала звенеть в ушах, в оглушенном шумом бури воздухе, на краю горизонта показался просвет и корабль почти выбросило в тонкий туман, повисший кисеей, во всей громадной высоте потрясённых облаков.
«Морской Мозгоед» вышел из широкой горловины Внутреннего моря в океан Тетис, и по расчётам находился как раз напротив Сиама, правда на очень значительном расстоянии.
***
Утомленная бурей команда спешно занималась наведением порядка. Мелорны чинили сломанные деревянные конструкции, когда Деннис с несколько взволнованным видом приволок свою энциклопедию в гостиную кают — компании.
Никто не обратил особого внимания, но леди Маргарет подняла голову от шитья и вежливо спросила: Почему?
***
После этого разговора прошло наверное часов пять или даже больше, когда вначале послышался отвратительный скрежет раздираемой обшивки, а уже потом голос взволнованный голос Мери: «У нас гости!»
На палубе с обеих сторон корабля шевелилось что то тёмное и блестящее, покрытое то ли наростами, то ли присосками, и похожее на огромных толстых змей. Кончики этих пружинящих скользких тел извиваясь заполняли все пространство корабля, как будто на палубу лез кто то невероятно огромный. Под тяжестью этого тела тяжёлый галеон просел и накренившись на левый борт затрещал, застонал, как раненое живое удушаемое существо.
Судорожно вцепившись кто за багор, кто вооружившись топором — команда высыпала на палубу, готовая дать бой. Выскочил Теодор и пустив подряд четыре пули в бескостную субстанцию был отброшен, дрогнувшим щупальцем к борту. Оно еле коснулось Гризли, но тот улетел к корме и стукнувшись головой о металлическое кольцо каната, потерял сознание.
И в этот момент над палубой показалось длинное веретенообразное тело, увенчанное куполом головы. На моряков смотрело чудовище с глазами иллюминаторами и клювом гигантского попугая! Издав клёкот, напоминающий птичью трель, усиленную в десятки раз, оно ловко согнувшись почти в пополам, стремительно схватило одного из матросов , перекусив его пополам! Через миг две половины тела упали по разные стороны корабля.
Станислав что то закричал и бросился навстречу морскому дьяволу, но выросшая перед ним деревянная стена заставила капитана в мах ударится всем телом и споткнувшись, упасть!
Через час все было закончено. Огромных размеров двухголовый дракон на носу корабля перевешивал его и тянул вниз, беспрерывно икая. Команда стараясь не рассматривать фигуру на носу и не вспоминая жутких чавкающих звуков спешно мыла палубу. Тело погибшего матроса тоже не нашли…
В кают компании на диване без сознания лежал Теодор. Капитан, наконец, подошёл к рыгающей фигуре и раздраженно спросил:
***
В бронзовеющем небе Сиама солнце готовилось укатиться в хрустальные воды Великого Патонга, когда на горизонте показалась нечто, приближающееся к берегу с невероятной скоростью. Светило выстрелило лучами в сереющее полотно небосвода и перед глазами удивлённых людей стал виден во всей своей красе боевой галеон, который без парусов стремительно приближался к берегу. На его корме сидел огромный дракон и хвостом взбившая в пену морскую воду толчками приближал корабль к берегу! Наконец, в полукилометре он затормозил и переполз на нос корабля, замерев там деревянной фигурой….
«Морской Мозгоед» достиг берегов Сиама почти на два дня раньше быстроходного Султанатского галеота
Любой древний город является обладателем какой-нибудь тайны. В благословенном Роме — это знаменитая наклонная Башня мёртвых богов. Она стоит у Апиевой дороги рядом с городским кладбищем, давно превратившемся во второй город. Башня опечатана камнем, и что там, за ним — не знает никто, но каждую ночь в единственном её окне загорается свет.
В Бейджинге есть городские районы под землёй и под водой. Там в синей глубине стоят храмы и пирамиды.
В Нью-Дели был старый лабиринт. Туда приходили умирать вожаки кланов оборотней, и там происходило чудо возрождения клана. Последний раз такое событие отметилось в хрониках семисотлетней давности, поэтому как возродить клан — не знал никто. Да и команде «Морского Мозгоеда» было совершенно не до этих проблем.
Как такового, входа в лабиринт не было, и поэтому Бурый, сжав в лапах Голубой кристалл с маленьким жёлтым пятном в основании, и, с трудом дождавшись рассвета после сумасшедшей ночи, спокойно вошёл внутрь. Среди старых серых камней было прохладно и сумрачно. Первое, что отметил чуткий нос, это полное отсутствие запахов. Тем не менее, оборотень, не оглядываясь, сделал глубокий вдох и пошёл вперёд. Он двигался сначала на юг, затем по туннелю на восток и, совершив оборот, на север. Затем, несмотря на врождённое чувство направления, Бурый понял, что потерялся. По его расчёту он блуждал по каменным пустынным туннелям около двух часов, когда вдруг увидел свет и наполненную запахами живую зелёную дорогу, уходящую в лес.
Совершенно не тропическая листва беззвучно осыпалась с веток, и этот тихий шелест листопада заглушал его лёгкий бег. Бурый двигался вперёд точно так же, как и два часа назад, с невозмутимостью и неутомимым спокойствием, таким характерным для его расы. Он бежал и бежал, точно зная, куда и зачем ему надо дойти. Бурый не оборачивался, потому что у него, единственного оборотня клана, не было пути назад. Наконец, деревья расступились, и он увидел скорее нагромождение камней — некое подобие варварского храма. Оборотень, не задумываясь, и, не снижая скорости, вбежал внутрь.
В храме было темно, но эта темнота была удивительно ласковой. Он не мог ничего рассмотреть, но на миг, как будто, снова оказался в своей берлоге, в объятиях жены и почувствовал тепло родных рук. Оборотень протянул этой тьме камень, и неяркий свет разлился вокруг, а затем волколак увидел над собой высокое синее небо, а под ногами — гладкий, полированный деревянный пол. Посередине чертога стояла деревянная тренога, и это от неё, а не от камня, шёл свет. Бурый подошёл к ней, не в силах отвести глаз и вложил туда камень. Яркая вспышка света пронзила его насквозь, голова закружилась, и навалилась тьма. Падая, на краю исчезающего сознания, он услышал знакомый голос: «Ух ты! А где это я?», затем наступило ничто.
***
Утром стало ясно, что Мери и Полина пропали. После полудня часы шли ещё медленнее, чем утром. Эти длинные томительные минуты ожидания на «Морском Мозгоеде» складывались в вечность. Команда, несмотря на угрозу ареста на берегу, частично ушла в город, на поиски. В неподвижном огненном зное люди прочесывали рынки, а Станислав всматривался в берег воспалёнными глазами, напряжённо вслушиваясь. Ему всё время слышались женские крики.
Незадолго до захода солнца, Скелет вышел на некоего игрока в кости, который похвалялся удачной сделкой в четыре серебряных монетки. Пригрозив пистолетом и добавив за разговорчивость ещё две, пират всё выяснил. Станислав с мостика видел, как несётся толстый старый Джейкоб и, как громко, и взволнованно кричит, показывая рукой на уходящий из порта быстроходный султанатский галиот.
Потом прискакал Деннис, а за ним на взмыленных и храпящих конях, Теодор и Маргарет.
Деннис что-то кричал, требовал немедленно отправляться в погоню, но команда ещё оставалась на берегу, и судьба герцога была не ясна. Станислав не смог отдать приказа.
И вот теперь, человек, стоящий рядом с ним, превратился в неподвижную статую. На землистом лице капитан увидел лишь широко открытые глаза мертвеца, смотревшие только на море.
— Очнись, — ты не сможешь помочь Полине, если превратишься в ничто, — сухо сказал капитан.
Деннис молчал.
— Очнись! — громче повторил он. И, резко повернувшись, с силой дал шкиперу в мах, по лицу.
— Либо ты заводная машинка, мальчишка! Либо, ты придёшь в чувство! Никто не тронет Полин на корабле, да и потом, в Бхенине, она, как минимум первые три месяца, будет в абсолютной безопасности. Бхенинцы продают девственниц европеек только во дворец! Приди в чувство, щенок!
Затем, повернувшись к Теодору, оказавшемуся случайным свидетелем безобразной сцены, Станислав приказал:
— Увезти в каюту, напоить, уложить спать, заставить работать!
Сам же, оставив Гризли с командой, отправился вместе с Маргарет в имение генерал-губернатора.
***
Рене Ампл в своей подземной камере слышал громкие стуки и выстрелы наверху, они были приглушены подвальным помещением и толщиной стен, но для уха заключённого, потерявшего чувство времени за трое суток абсолютной тишины и темноты, они были робкой надеждой на перемены. Герцог осознал, как быстро человек привыкает слушать ползающих мокриц в абсолютной тишине и, как ждёт очередного падения капли, в отбитую глиняную плошку. Этой капле нужно было примерно пять минут, чтобы скопиться на потолке подвала и упасть. Благодаря ей, он мог сделать десять полноценных глотков солоновато-горькой воды в сутки. Его заперли здесь умирать. Он был казнён сумасшедшим полковником, но, обреченный, не хотел сдаваться.
Звуки усиливались и, наконец, герцог услышал лязг засова и скрежет петель, тяжело поворачивающихся на крюках.
Вошедшими оказались оборотень и полуголая великанша, обёрнутая в какую-то тряпку. Ампл сидел посередине, перед глиняной плошкой и щурил глаза, на тоненький луч света, проникший через распахнутую дверь.
Великанша просунула голову, жутковато блеснув глазами и спросила:
— Ты кто?
— Я пленник сумасшедшего, а ты?
— Имя у пленника имеется? Мне нужно твоё имя.
— Перед вами герцог Ампл, двоюродный племянник Её Величества королевы Виктории и подданный Великой Бритландии.
— Ну нашли, значит. Выходи. — грубовато ответила странная дама и, повернувшись к оборотню, скомандовала. — Не стой столбом, Рамзес, помоги человеку.
Рене Ампл резко встал и, сделав шаг, понял, что вокруг него всё закружилось, и он полетел куда-то в мягкое небытие.
— Уууу! Хилый какой, — услышал герцог и окончательно отключился.
***
Льюису Керролу и двум морякам удивительно повезло. Их не заметили. Прихватив остатки трапезы, и, отбив у двери железный засов, который должен был изображать оружие, друзья пустились в путь, следом за своими менее удачливыми товарищами. Им предстояло пройти более сорока миль через дикие джунгли, по дороге, которая представляла собой болото, во время тропического сезона дождей. К счастью, сезон только начинался. Им повезло и во второй раз, когда они набрели на разбитую и брошенную телегу, с не выпряженной из неё лошадью, которая не в состоянии была передвигаться, завязнув в грязи, и тихо ждала ночных хищников. Милвертон не захотел ждать, бросая на своём пути даже здоровых животных.
Освободив несчастную, и, устроив из обломков подобие заслона, друзья мирно провели ночь. На утро движение возобновили. Теперь один ехал, двое шли, периодически меняясь. Лошадь скользила и оступалась, как человек на крутой и раскисшей тропинке, но скорость всё равно выросла. Они торопились добраться до большого города и, затерявшись в толпе, попытаться уплыть с любым попутным кораблём. Моряки не боялись диких зверей, веря, что смерть будет в этом случае быстрой и безболезненной. Если же их схватят прежде, чем они успеют добраться до порта — это будет страшный конец.
***
На третий день пути впереди показались монастырские постройки и старый храм. Храм напоминал одинокую толстую башню, к которой были в беспорядке прилеплены глиняные строения, похожие на гнёзда ласточек. Он был невелик по размерам, и, посвящённый в этой дикой глуши Единому Создателю Всего Сущего, был скорее указателем пути, нежели защитником человеческих душ. Измученные люди и спотыкающаяся лошадь удвоили силы, свернув с тракта, поспешили к нему, надеясь на защиту и отдых.
Как и все монастыри, он стоял на красивом зелёном холме, который, как-то случайно, возник в горловине дикого ущелья, и будучи, с трёх сторон окружённым извилистой рекой, представлял собой ещё и защитное сооружение.
Проехать к нему верхом по откосам — оказалось немыслимым делом, и путники, проклиная себя, за этот порыв свернуть с относительно утоптанной дороги, только под вечер, буквально, подползли к воротам.
В монастыре проживало пять молчаливых монахов из местных, да настоятель, присланный в эту убогую обитель Триумвиратом и забытый здесь, до поры. Толком не отдохнув, влекомые страхом, беглецы, засобирались в путь через день. И уже совсем перед уходом, к Льюису подошёл монашек, который тихо попросился с ними.
В этом изможденном морщинистом человеке невозможно было узнать, того дородного мужчину с добродушной складкой губ и круглым, как луна лицом. Виконт Серж Невтон Младший прослужил губернатором края три недолгие недели, и случилось то, чего он так боялся. В один совсем не прекрасный день, вместо улицы, по которой он прогуливался утром, виконт увидел отвесную стену колодца, покрытую зелёной слизью и услышал голос: «Готово!»…
Он огляделся и понял, почему приземлился сюда живым. Позеленевшая стена и всё дно были покрыты миллиардами шевелящихся слизняков. Только дикий ужас лишил его голоса и не дал закричать. Затем, наверху, откуда падал косой луч солнца, раздался скрежет, и наступила тьма.
Невтон долго брёл по канализационному лабиринту, почти потеряв рассудок и чувство времени. Затем, слабый подземный ручей превратился в реку, и уже этот поток вынес его за город. Там, на берегу реки, виконта нашли, ловившие рыбу, монахи.
Встретив бритландцев, бывший губернатор принял решение, попытаться выбраться из этой ужасной страны.
***
Видя состояние друга, который за истёкшие сутки приобрёл внешний вид истощенной от голода старой черепахи, Теодор решил организовать в имении губернатора… Праздник молодого вина. Вилла имела глубокие подвалы, в которых хранились большие и соблазнительно пахнущие дубовые бочки. Гризли, с рассветом распахнув каюту, без разговоров, выволок депрессивного друга и, с подобающей торжественностью, сообщил, что раз вино, является самой важной вещью на свете, то и лечит оно все недуги. Закончив приглашение росчерками и завитушками шпаги в воздухе, он, повернувшись к Скелету, сказал:
— Ходят слухи, что это лучший погреб во всём обитаемом мире.
— Ну, если пока стоим, мы могли бы его посетить… — с некоторым сомнением молвил Джейкоб, — а ты-то, хочешь?
— Конечно, хочу, — сказал Теодор уверенно. — И он, тоже хочет. Кивни головой, Ден!
— Мы обязательно едем, — произнесла только что вернувшаяся Маргарет, — в имении губернатора есть великолепный пляж. Я беру на себя капитана!
— А что мы есть-то там будем? — вставил, испуганно посмотревший в сторону трюма, и, только что пересчитавший живность, Хьюго.
— Ну, это элементарно, — не обращая внимания на Куролюба, продолжал Леопард. — Берём еду с собой!
— Это, что? Кур?!
— Сделаем куриный шашлык!
— Нет!
— Да!
— Нет!
— Не спорьте! Там огромная кухня! — встала между спорщиками Маргарет.
В конце концов, собралась компания, состоявшая из капитана, графини, шкипера со штурманом, кока, боцмана, старшего матроса, Мелорнов и оборотней. К ним, в полулежащем состоянии, присоединился герцог.
Погреба были огромны, обойти их компания не смогла. Дегустаторы остановились уже в пяти метрах от входа, перед тремя, темнеющими в тусклом свете фитилей, гигантскими бочками.
Неторопливо Теодор налил из первой бочки густого чёрного напитка, глубоко втянул его запах в лёгкие и на выдохе жизнерадостно провозгласил:
— За мирную жизнь на океанской волне!
— Мери, тебе тут уютно? — громким шёпотом вопросил Маас, протягивая корень к третьей бочке!
— Мне — да! А ты аккуратнее! — услышали ответ люди, и под крики «Ура!», «За мирную жизнь!», начали дегустацию.
В этот момент каменная кладка глубокого подвала истончилась, и, как через мутное стекло, все увидели невысоких людей в смешных шапках-зонтиках, снующих мимо открывшегося прохода и не обращающих на него внимания.
Мирно сидящий Рамзес встал, подошёл к движущейся картинке и понюхал воздух.
— Соевый соус, рисовый уксус, кунжутное масло, — провозгласил он и, сделав ещё шаг, вдруг вытянулся и… Исчез!
Окно медленно погасло, и, кинувшийся было, за оборотнем Ден, влёт стукнулся лбом в каменную кладку.
— Не Мелорн, а сущее наказание! — всю дорогу ворчала Мери, — то ему не так, это ему не так! Читать не хочет, писать не хочет, картинки, и те, рассматривать не хочет! Ну до чего бестолковый!
Потом она повернулась к Полине, застывшей у очередной лавки и, увидев на ней платки, спросила:
— Не замёрзла?
Та весело покачала головой в смешной соломенной шляпе.
— Тепло ведь совсем!
— Ну, мало ли… — Мери мимоходом поправила тунику, грозно посмотрев на торговца.
От взгляда смуглой красавицы-великанши тот только зацокал языком. Мери продолжила: — Красотища! Пойдём скорее! Нам туда, но далеко ещё!
Полина открыла, было, рот — спросить откуда она знает, где Маас, но вспомнила, что подруга рассказывала про вечный брачный союз мелорнов и, увидев новую лавку с цветным жемчугом Южного моря, застыла опять.
— Руку дай, — услышала она краем уха. — Ухмыляющийся толстяк протянул отвернувшейся высокой красотке потную ладонь и, под хохот друзей, поспешил за ней, на ходу просовывая ноги в шлепки. Полина осталась у лавки.
***
Когда через час они спустились со скалы, на которой находился портовый рынок, и вышли на холмистую равнину, Мери, наконец, отвлеклась от мыслей и обернулась. Вокруг росли высокие кусты с широкими колючими листьями, похожие на опунцию, и вдалеке виднелась пальмовая рощица. Мелорнская дева шла по дороге между пригородом и морем.
— Ты кто?, — встала она, как вкопанная.
— Я? Я почти твой раб, моя милашка, здесь не плохо! Иди ко мне, — произнёс в ответ толстый маленький человечек.
— Где Полина? — ещё не сообразив всего до конца, повторила великанша.
— Я, я теперь твоя Полииина, — пробормотал он, протягивая руку, и, замирая… Через руку, прямо на глазах, прорастал шевелящийся зелёный росток, с капелькой крови на конце.
Великанша облизнула губы, сказала: «Гадость!», и, приблизив свои глаза к нему вплотную, прошипела: «Где?!».
Толстяк попытался вырваться и, упав в тёплую пыль кричал: «Не знаааю!».
Кусок земли на дороге вмиг стал плодородным. Сорвав лист с ближайшего куста, Мери брезгливо вытерла руку и прошептав: «Гадость!», — почти летя над дорогой, помчалась вперёд! В пыли остались сиротливо лежащие штаны и кожаная безрукавка.
***
После получасового бега, который был больше похож на бег иноходца, Мери оказалась в лощине. Вдали виднелись заболоченная дельта небольшой реки, впадающей в море, заросшая жёлтыми листьями тростника, и холм, на котором высилась усадьба, а за ней начинался город.
На берегу этого болотца, в грязи среди ила, копались худые грязные мужчины.
Мери резко остановилась. Синяя туника соскочила, и перед поражёнными людьми предстала живая богиня, с горящим взглядом и волосами, разметавшимися по покатым плечам.
— Кто это? — грозно вопросило изваяние.
— Рабы, … Госпожа, — заикаясь сказал охранник.
— Пленные, — послышалось из трясины.
— Откуда?
— Из Бритландии…
— Отпустить!
— Но, как же можно, госпожа? Полковник-то… а Вы-то, кто?
Воздух сгустился вокруг охраны, и через пару минут на этом месте остались только сухая поверхность и пустая одежда. Мери облизнула влажные губы, произнесла: «Гаадость», и, повернувшись к остолбеневшим невольникам произнесла:
— На берег! Порт! «Морской Мозгоед».
Когда освобождённые выбрались из вязкой трясины, богиня уже исчезла за поворотом дороги.
Лето в Нью-Дели выдалось на редкость сухое. Уже несколько месяцев не было дождей, и, с восхода до заката, с бледного от жары неба изливались только жгуты солнечных лучей. Нестерпимая жара испекла и иссушила землю, только орошаемые человеком территории светились вокруг огненного города зелёными пятнами.
По усадьбе метались люди. Страшное вросшее в землю существо превращало сад вокруг дома в пустыню. Рядом с домом сидели оборотни и, вывалив из пасти красные языки, жадно облизывались. Губернатор остался в наглухо запертом здании, и желающих его спасать не находилось.
Из окна высунулся Теодор с чашкой в руке.
— Ну, слава Богу, всё! — громко сказал он
— Право, Гризли, дорогой, не ходи ты больше в гости. Никаких сил не хватает, — послышался голос графини.
— А это потому, что он — плохой организатор, — провозгласил появившийся в оконном проеме Ден. — Мы же все готовы были тебе помогать.
Теодор сердито уставился на приятеля.
— Если бы оставшаяся во дворе куча помощников оказалась здесь, чтобы тут сейчас творилось! Между прочим, тут картины. Нееет, остаток лета я хочу провести спокойно. Объясняться с капитаном — выше моих сил!
— Ну, тебя никто больше ничего и не просит. Рамзесище, дуй на «Мозгоед», мы ждём гостей!
— Да? И кого ты ещё пригласил?
— Насколько помню — никого.
— Смотри, если вдруг кто появится, отправляй к Бурому, пусть теперь он разбирается! Мааас! А как бы выйти отсюда?
— Пожалуй, перемена обстановки не повредит, — послышался голос Маргарет. — Морской воздух — лучшее средство от усталости, — как нам выбраться?
— Сейчас, леди, — послышался скрип, и к окну, выходящему на обрыв, подплыл гладкий широкий сук.
Маргарет, тихо выразив своё мнение, перебралась на него и плавно была доставлена на землю. Друзей же ждал аттракцион по названием «Ой, смотри не упади!», впрочем, и они были благополучно переправлены на свободу. Створка окна тихо скрипнула и вросла наглухо в раму.
— А этот? — поинтересовался Бурый.
— Пусть посидит. — коротко ответил Теодор, не поставивший бы и ломанного гроша за жизнь Милвертона, при условии нахождения его рядом с Бурым…
На центральной аллее послышались крики, и перед удивленными друзьями предстала Мери.
— Я не при чём, — только успел сказать Рамзес.
***
— Четыре!
— Шесть!
— Пять!
— Да, чтоб тебя, Арслан! У тебя прямо шайтан стоит позади! Вчера выиграл восемь монет! Сегодня! Неееет! Хватит! Денег больше нет! Но есть девка! Красивая! Ничья! Утром толкалась на рынке и потерялась! В мужских портках, представь! Попросила отвезти её в порт! Говорит — отблагодарят! Ставлю! В такую жару, что вести! Что играть! Больше-то не дадут за бабу в штанах-то! Играем?
— Три!
— Пять!
— Пять!
— Шесть!
— Снова выиграл, гад! Забирай! Вон сидит! Можно отвести к дальнему молу! Там сегодня под султанатским флагом торговец уходит, в Бхенин! Возьмут!
***
Небольшой торговый галиот действительно был готов к отплытию. Для своих размеров, он был солидно оснащён и представлял собой настоящий быстроходный корабль, благодаря обтекаемой форме. Едва ступив на верхнюю палубу, Полина, до этого момента пребывавшая в радостном возбуждении, окинув взглядом мачты и экипаж, наконец, поняла — куда её привели!
— Я — Полина Вингер, мой опекун — граф Грейсток, — обратилась она к предполагаемому капитану.
— Сдай девку вон тому, — не обратив особого внимания на неё, произнёс стоящий на палубе полный человек, и, выдав по счёту три серебряные монетки, жестом велел проводить торговца.
— Но послушайте! — вскрикнула девушка. — Стойте! Что Вы себе позволяете! Я просила отвести меня на «Морской Мозгоед»!
Хозяин вздрогнул и развернулся к ней.
— Куда? – переспросил он. — Это интереснее. Эй, человек! Вот тебе ещё одна, за молчание!
И серебряный кругляшок присоединился к своим собратьям в кулаке у торговца. Полину взяли за плечи и увели вниз.
Моряки распустили паруса и налегли на лебедку, поднимая якоря. Все это не заняло и получаса. Ветер наполнил освобождённые полотна, и судно, накренившись на один борт, гордо покинуло рейд, едва не задевая стоящий рядом на якоре бритландский галеон.
Внизу, в просторном помещении устланном ковром и подушками, среди десятка таких же как она, металась девушка в мужской шёлковой рубахе и рассыпавшимися густой волной каштановыми волосами. На миг она прильнула к окну, чтобы увидеть, как к маяку, стоявшему на обрыве, подлетел рыжеволосый всадник. В темнеющем небе огонёк маяка блеснул сталью, чтобы осветить ещё несколько появившихся у обрыва фигур.
Вымотанный после сумасшедшей скачки с привязанными к луке седла руками, герцог проспал скорее всего больше суток. Его не трогали. Наконец, он проснулся сам и уже через час стоял в большом зале, украшенном с немыслимой варварской роскошью. Всё, что можно было найти в Нью-Дели ценного, украшало этот зал. По стенам, почти внахлёст висели картины, а в дальнем конце, на постаменте стояло красное бархатное кресло, инкрустированное золотом и, по всей видимости, изображавшее трон. Грамотно развешенные зеркала отражали только грозного владельца апартаментов.
Герцог Ампл устал от плена. Устал от непривычного окружения, душевной пустоты, неустроенности и неуверенности. Много лет занимаясь внешней разведкой, он, зрелый пятидесятилетний властный и уверенный в себе человек, твёрдо знал: единственным методом спасения является смерть этого сумасшедшего Милвертона. Рене Ампл хотел поразмыслить над этим, но в памяти, неизвестно почему, всплыла жена. Возникли перед глазами её длинные вьющиеся густые волосы, лукавая улыбка. К своему удивлению, он понял, как расплывался за образом жены образ сына. Он туманом растворялся в сиянии лучистых глаз. Поэтому, как раскат грома, до него докатился голос:
— …В результате вашего отказа, они сами смогут закопаться живьём в могилу…
Ампл вздохнул перед пока ещё несокрушимой преградой, криво улыбнулся своим мыслям и сказал:
— Давайте документы, полковник…
***
Нью-Дели встретил команду «Морского Мозгоеда» людскими криками, шелестом рулонов шёлка на базаре, безмятежным покоем и тишиной улиц в удушливо жаркий полдень и жареной на углях бараниной.
Город-перекрёсток, управляемый советом высших купцов, город-торговец, город-шпион, город воров и нищих, город невероятных чудес и богатства. Формальным владельцем являлась Бритландская Империя. Фактически Её Величество владела фортом и возможностью повсеместной добычи мифрила, залежи которого обнаружили около ста лет назад в окрестностях города.
Захватив власть, Милвертон, будучи человеком неуравновешенным и тревожным, окружил себя наёмными телохранителями, постепенно превратив их в свою небольшую полицейскую армию. Истинные хозяева города — купцы, не мешали ему устанавливать военные порядки, пока он не мешал им торговать.
Получив в руки такой приз, как герцог Рене Ампл, полковник решился на отправление конвоя с мифрилом в Центральную Бритландию, надеясь на официальное признание его губернатором края.
Пока полковник праздновал свою маленькую победу и вёз обратно из джунглей похищенного герцога, в порт вошёл галеон. К моменту возвращения, корабль давно стоял на якоре…
На третьи сутки ожидания вестей, Станислав с расслабленным Бобом уже вяло пытались сосредоточиться и, положившись целиком на графиню и диверсантов, своеобразно отдыхали. Соображать с утра было сложно, днём очень жарко, вечером в трюме охлаждалось три-четыре бутылочки красного вина, и думать совершенно не желалось. Скорбно кудахтали куры, периодически выносимые из прохладной полутьмы на камбуз, да призывно махали руками невинные портовые простушки, приглашая размять ноги в их обществе…
Короче, моряки ждали, а сосредоточение не приходило…
Подрастающее поколение, в лице Полины, всё больше мрачнело, а начиная со второго дня, убеждало себя и команду в необходимости пешей прогулки по манящим улочкам города. Наконец, ей надоело уговаривать опекуна, подглядывать за строгим воспитателем, и она решилась на хитрость.
— Как известно, любому терпению приходит предел, да хранят нас бессмертные боги, — в пятый раз, убеждала она Мери. — Пока мы здесь не оставляем своим вниманием команду и заботимся о моряках, в гостеприимном Новом Дели кто-то заботится о Маасе. Возможно, наивный дурачок уже обрёл свою новую грядку и не вспоминает тебя. А Деннис так точно забыл нас.
Мери мигом вспомнила, как Маас любил всё новое и необычное и, пряча ревнивый огонёк, вспыхивающий в её прекрасных глазах, всё внимательнее прислушивалась к словам маленькой совратительницы.
***
Было уже поздно, когда Полина, наконец, закончила вышивку и отложила свою работу в столик. Свеча была потушена. Девушка приняла решение и, как говорил Теодор, «сожгла мосты». Сознание было ясным, как яркий солнечный день, и даже тьма за бортом казалась игрушечной. Сердце стучало быстро, словно маленькие часы. Она глубоко вздохнула и начала переодеваться. Через четверть часа в зеркале отразился миловидный подросток в смешной соломенной шляпе. Дверь каюты скрипнула, и мальчик, юрким мышонком, выскочил на полуют. Раздался шёпот:
— Мери, ты готова?
— Шшшшш, — прошептала темнота.
Затем раздался всплеск, будто кто-то бросал камни воду, смотря на расхождение легких кругов.
Очень быстро тёмная тень с маленьким наездником оказалась на берегу. Обеих беглянок охватило чувство новизны, желания сделать что-то озорное, и эта радость согревала. Высокая смуглая красавица и подросток стояли на песке и смотрели на лежащий перед ними город тем взглядом, каким хозяйки осматривают новое помещение. Стало светлее. В синих сумерках мерцали редкие огоньки, город ещё спал, ветер приносил к побережью только запахи духоты и земли.
— Ну, пошли, — прошелестела Мери.
— Да, — ответил ей мальчишка в замшевых коричневых штанах, белой шёлковой рубахе и шляпе, из-под которой выбивалась кудрявая непослушная прядь.
***
Одна из лучших гостиниц Нью-Дели была построена таким образом, что от неё очень быстро можно было попасть как к центру города на извозчике, так и пешком через оливковую рощу, вниз к маленькой мелкой бухточке с белым и мягким, как шёлк песком. На этом пляже и расположилось семейство. Учитель Деннис выкладывал из камней карту мира, ученик Рамзес тщательно следил, чтобы груды водорослей вокруг превратились в джунгли. Помощник по хозяйству, оборотень Бурый, переставлял шезлонг графине, по мере продвижения солнца, а старшенький Теодор и его друг великан — купались. Метрах в тридцати от бухты, где Рамзес, сладостно чихая, постигал географию, на холме, напротив отеля, стояло ослепительно-белое имение губернатора, обрамлённое, как изумрудами, окнами, с зелёными рамами. Этот заливчик, к удивлению всех служек отеля, стал любимейшим местом странного семейства. Когда все, в жаркие послеполуденные часы отдыхали, эта компания, собрав еды и напитков, отправлялась туда. Они медленно брели, как караван верблюдов, проходя мимо резиденции, и, добравшись до бухты, ели, пили и смеялись.
***
Третий день полковник из окна наблюдал, как молодой оборотень безуспешно пытается поймать шныряющих в тёплой воде рыбок. Уставившись в воду, и, отчаянно виляя волчьим хвостом на мальчишеской попе, он громко рычал. Периодически его голова исчезала под водой, а потом вновь появлялась, с обиженным чихом, под хохот всех присутствовавших. Эта компания была настолько странной и удивительной, что не вызывала у него подозрения, скорее интерес. И любезный хозяин края, Милвертон выслал приглашение госпоже Гризли и детям.
Только вчера ему сообщили о входе в порт знакомого ему галеона. Были уже отданы соответствующие распоряжения, но кроме однократной высадки команды, ничего не происходило. Это одновременно пугало полковника, злило и настораживало. Корабли с мифрилом были готовы к отплытию. Все бумаги завизировал герцог и, не случись здесь галеона с весьма удручающим штандартом, можно было спокойно ждать ответа Её Величества. А там… Там он — губернатор, а герцог всегда может сгинуть по пути домой.
Но «Морской Мозгоед» тихо покачивался на якорях, не проявляя интереса к окружающей его суете. Капитан Станислав Бертран Эль Грейсток чего-то ждал. И это что-то требовало немедленного ответа.
***
Ровно в шесть часов по полудни приглашённые Господа явились представиться господину губернатору, улыбаясь по всем правилам. Миссис Гризли была очень довольна, младший сын Деннис вздыхал умилённо. Высокий красивый черноволосый старший сын, с отчетливой офицерской выправкой, не сводил глаз с картины кисти великого художника. На холсте была изображена жрица грозной богини юстиции, прикрытая только сводом закона.
Разглядывая компанию и весьма приятную леди, угрюмый мистер Милвертон смотрел со своего пьедестала весьма благожелательно.
— Я рад, что наши, забытые богом, края ещё посещают ради познания, а не только с целью наживы, — начал он.
Румянец леди чуточку усилился, а поддерживающий её руку молодой человек поклонился с отменной учтивостью.
На юге сбор урожая происходит круглогодично. Что-то цветёт, что-то созревает, что-то нуждается в сборе. В этом месяце, налившиеся соком под жарким солнцем оранжевые манго, буквально осыпались с ветвей и блестели среди травы роскошными красно-оранжевыми гигантскими опалами. Денис на секунду понял, что они тут застряли, и что-то сейчас обязательно случится. Милвертон, представлял собой вопросительный знак из нескладного сухого жилистого тела и головы с бешено вращающимися глазами. Этот человек нервно постукивал пальцами о подлокотник своего трона и не мог остановиться. Узкое, смотрящее только вперёд, лицо, с острым хищным носом, близко посаженными глазами, высоким, но словно сжатым в области висков, лбом.
— Психический, — одними губами шепнул Теодор.
Но и это движение не осталось без внимания самопровозглашенного губернатора:
— Ну? — спросил он, с высоты своего постамента. — Что вы будете делать? Куда будете жаловаться? А я узнал вас! Да! Да! Узнал!
— И кого же вы узнали? — вопрос графини заставил вздрогнуть даже картины на стенах. — Джонни? Не меня ли ты узнал, мой мальчик?
Глаза Милвертон завращались с новой силой, и, в секундно возникшей тишине, опять прозвучало, странное:
— Это действительно безобразие! Марго! Ты ли это? Я понял понял… Плутовка! Ты же вышла за богатенького Грейстока и стала женой старика, старика Грейстока! … Грейстока-старика! Капитан Грейсток! Стерва! Ты всегда вставала у меня на пути! Стража! Ты хотела обмануть меня! Стража! Где Вы?! Взять плутовку и остальных!
Массивные двери, печально скрипя, срастались, украшая лепнину зелёными листочками…
— Попали, — только и сказал Теодор.
— А пилы-то нету… — сообщил собранию Деннис.
— Иди к нам, милый, и сдавайся — издевательски-тихо произнесла Маргарет. —Не мы, а ты у нас в плену!
На груде поленьев из какого-то южного соснового дерева, пряно пахнущих сыростью и лесом, сидел Льюис Керол, в прошлом — весёлый компаньон неунывающего Коля Вудро, а теперь — почти штатный клоун, несломленного Рене Ампла. Удобно разместив зад, он наблюдал за двумя кряжистыми матросами — нынешними пленниками тропиков. Их спутанные волосы лохмами висели на лице, скрывая небритые подбородки. Сняв с себя всю одежду, за исключением похожих на старые тряпки набедренных повязок, они увлечённо жарили на вертеле небольшого крокодила, время от времени, сбрызгивая его водой из реки.
Белое огненное светило и красный блеск углей заставляли тушу шипеть и истекать жиром, а мускулистые тела арестантов, лоснящиеся от жары и пота, крутили вертел…
Резкий аромат мяса и мускуса распространился по округе, и Льюис, недавно похлебавший ухи и не голодный, не выдержал. Он встал, подошёл к костру и, отобрав у поваров нож, одним ударом отсек короткую конечность рептилии. Моряки одобрительно хмыкнули и проделали аналогичную работу, став обладателями двух зажаренных задних ног. После чего, радостно расхохотавшись, запустили зубы в пропахшую костром крокодилью мякоть.
Вся местность хорошо просматривалась с излучины реки, и разморенная троица ещё издалека увидела стремительно приближавшуюся кавалькаду. Спешно залив костёр, и, обжигаясь, они завернув тушу в собственные обноски, да припустили к ближайшим кустам.
Устроив там наблюдательный пункт, моряки быстро рассмотрели, как деловито снуют по двору бойцы Милвертона. Где-то через час ворота пронзительно заскрипели, и перед глазами оторопевших поваров предстала жуткая картина: на открытой створке, они увидели привязанного и распятого моряка, которого увечил сам полковник…
Наконец, ему это надоело и, бросив хлыст одному из стражников, он пошёл внутрь.
В этот момент, под стон и вой истязаемого, Рене, стоявший всё это время рядом, наконец понял, к кому и куда он попал… Герцог принял решение. Он догадывался, что пытаться аккуратно что-то узнать у Джона Милвертона — это как своровать луну из реки. Но необходимо было вернуться в Нью Дели и попробовать уничтожить самозванца. В противном случае, он уничтожит всех сам! И, конечно, ни одно его раскрытое дело о шпионаже против Империи, не шло в сравнение с этой дикой ситуацией, в которую он так опрометчиво, по собственной глупости и упрямству, попал…
— Ну, мой герцог, как тебе это… Состязание.. В моей силе и ловкости? Не хочешь поучаствовать, морячок-то живучий! — подошедший к нему полковник смотрел доброжелательно, даже радостно, на бледное до синевы лицо Рене Ампла.
— И что я буду иметь с этого участия? — грубовато и с любопытством в голосе поинтересовался герцог.
Лицо полковника удлинилось, брови поднялись и наморщили лоб.
— Тебе не жалко морячка? Или ты надеешься, что мы снимем эту тушку живой?! — истерично захохотал он. — Ни в коем случае! Мы будем метать дротики! Кажется, они не глубоко входят в тело, а закат ещё не скоро…
Герцог сделал глубокий вдох и протянул руку:
— Ну, дай мне! Или ты боишься гвоздя в деревяшке?
Хмыкнувший садист оценил фразу и передал сразу два, приготовившись смотреть комедию.
Рене прицелился и без замаха пустил дротик в полёт. Тело дернулось в последний раз, и распятый человек, наконец, закрыл чёрные от боли глаза.
— Надо же, — услышал полковник фразу охранника. — Ловко! Прямо в сердце!
Герцог подошёл и, обняв губернатора за плечи, ровным голосом произнёс:
— Пойдёмте, мой дорогой, я удовлетворён спектаклем. Посмотрим бумаги, которые вы нам привезли.
Заночевав среди тех же смоляных брёвен, Льюис и его два молчаливых друга, утром увидели возвращающуюся кавалькаду. На запасной лошади сидел привязанный за руки к седлу герцог. Следом, скованные по одному, за ноги, брели моряки.
Поднявшись на холм, и, торопливо похоронив друга, троица, собрала оставшийся скарб и побрела в сторону города.
***
Ароматный пар вился горячими струями над синими и зелёными изразцами. Боб с удовольствием вынырнул из неглубокого бассейна и облокотился руками на шершавые керамические плитки, повиснув в воде.
Волшебное здание хамама приятно удивляло. В отличие от остальных домов на улице, выглядевших если не обшарпанными, то, по меньшей мере, не ухоженными, или по-просту старыми — здесь было чисто и по-домашнему уютно. Рядом с ним суетились две семнадцати-восемнадцатилетние девочки, с веселым хихиканьем, раздевшие его час назад.
Одна из них — сероглазая пышка, с закрученными в узел светлыми густыми волосами, сейчас усердно таскала воду в огромную мраморную лохань, приглашая боцмана мерно качающимися бедрами; другая зеленоглазая и худенькая, искоса поглядывала на плавающего на спине моряка и старательно принимала разные волнующие его позы.
Азиатский юг рождал таких женщин, созданных, казалось, с рождения — для любви.
«На Полину похожа», – чуть не вырвалось у Боба.
Он, обозлившись, отвернулся и, стараясь не смотреть на голые, повторно зовущие к себе его плоть тела, начал торопливо одеваться, в глубине души матеря себя последними словами.
— Понравилось? — весело поинтересовался встреченный им на пороге чайного помещения кок. — Что-то ты быстро?
— А сам-то? — хмуро отозвался Акула.
— Старею, — в тон ему ответил кок. Потом одышливо вздохнул и, с хрипотцой в голосе, добавил, — Полинку-то с «Мозгоеда» не выпускай!
***
Грозный и не совсем трезвый Теодор Гризли судьёй восседал на кресле. Рядом с ним присяжными заседателями расположились графиня и Ден. Охрану допросного помещения осуществляли: одетый в клетчатую рубаху и трусы, совершивший полный оборот, Рамзес и, застывший фикусом, Маас.
Судья не знал многих обстоятельств дела, но подозревал, что, возможно, подсудимый и не совсем виновен. Показания его были неполными и отрывистыми, а совершенный разбой, слегка попахивал уборной.
Поэтому, грустно посмотрев на последний глоток анисовки в стакане, он постановил обречь подсудимого ещё лет на пятьдесят страданий и оставить его на ночь в этой твердыне несправедливости.
Бурый подозревал, что между судьёй и графиней существовал сговор и, не будучи комнатной собакой, всю ночь ждал, когда же за ним придут. Оставленный в гостиной, он, с удивлением, слушал трехтональный храп и удивлялся их беспечному спокойствию.
Только под утро, совершенно измучившись, он, к своему удивлению, задремал. Бурому приснился незнакомый лес. Неслышными шагами он охотился за пугливой ланью, понимая, как важно застать её врасплох. Наконец, его тело взвилось в воздух, и челюсти сомкнулись на шее, уронив добычу навзничь. Они опрокинулись и полетели в темноту, откуда доносились хрипы и стоны. Все эти звуки на миг замерли, а потом окружили его вновь. Оборотень слышал, как вокруг кто-то мучительно ловит ртом утекающий с жизнью воздух. Потом кто-то словно лизнул его тёплым языком, и в ответ на эту ласку, Бурый тихо зарычал в ответ…
— Ты уже умер, — услышал он.
— Ну, это ещё надо посмотреть, — заявил кто-то другой.
— У него нет шансов…
— У него есть… Один, на тысячу…
Первые солнечные лучи побороли вязкий сон.
— Что же ты так скулишь, бедолага? — спросил его рыжий парень.
Ден ещё никогда не слышал, чтобы не изнеженный цивилизацией потомок северных волков рыдал во сне. По сравнению с этим матёрым оборотнем из лесной глуши, Рамзес казался маленьким хрупким и слабым. Лес наградил Бурого железным духом и телом, но, попав в этот приют какой-то сказочной надёжности, как прибившийся из другой стаи щенок, он не мог понять своего состояния и всячески сопротивлялся любым проблескам надежды на новую лучшую жизнь.
Сквозь туман сна оборотень опять бегал по живому лесу…
Утром, увеличившаяся на одну особь, процессия решила направиться на завтрак. У Бурого появилось ощущение, что вокруг него резвится стая хорошо упитанных щенков, и тёплое чувство покоя поселилось внутри. Косые улыбки смутили его, и он, почувствовав былую неловкость, начал отказываться от похода в столовую. С громким хохотом, компания окружила его и, бесстрашно подхватив за лапы, потащила…
Проводив маленькую группу авантюрных шпионов, Станислав долго стоял на мостике. На душе было паскудно. «Стоит ли глупый герцог и все эти схватки моих мальчишек?», — подумал он, проходя мимо каюты графини, и грустно ухмыльнулся, так и не ответив себе на этот вопрос.
Хьюго, дремавший в кают-компании на диване, не проснулся при его появлении. Развалившись, он сладко храпел. Пришлось пнуть пирата ногой, а потом громко цыкнуть. Когда до Куролюба дошло, что никто не покушается на его хозяйство (чем он был удовлетворён, энергично махая рукой вслед уплывающей речной колымаге), тот просто встал и ушёл в каюту — досыпать.
Станислав тоже прошел к себе.
Отстегнув пояс, и, дав ему упасть на пол, он повернулся к столу и замер. Там лежала миниатюра в скромном футляре.
…У него были женщины. У этого, сильного, богатого, сорокалетнего мужчины было много женщин. Он знал все уловки гаремных толстушек, и похотливую ярость восточных жриц. Знал торопливую любовь продажных дам и случайную страсть робких дочерей хозяев на чужих постоялых дворах. Он испытал сладкое возбуждение от дрожащих в страхе пленниц и насладился ужасом перед болью девственниц. Но никогда Станислав никого не любил так, как эту худую белую леди с плоским животом, упрямой складкой губ и маленькой плотной грудью, с выступающими точками розовых сосков — жадно, бешено, до беспамятства! Той неистовой любовью, которую не прощают ни люди, ни боги…
Станислав резко рванул камзол, и выдохнул воздух, который сгустился и стал мучительно острым. Потом упал на кровать и, почти сорвав с себя жёсткий наряд, уткнулся в пустую постель, которая пахла ещё её телом. Он не думал и давно перестал удивляться, когда при встрече с ней бывал жаден, тороплив и непривычно не ловок. Он был! И теперь несмятая постель была пуста…
Способность соображать вернулась с закатом. Граф устало потянулся и, упав на мощные, жилистые в шрамах руки, несколько раз резко отжался, бездумно глядя в пол. Это помогло расслабиться.
— Только попробуйте их обидеть, — глухо прорычал Грейсток, а на его лице и шее на миг вздулись синие вены, — только попробуйте!
Потом он выпрямился, плеснул на себя воды, переоделся, и меньше, чем через четверть часа, выйдя как на парад, скомандовал:
— Отдать якоря! Мы идём в порт Нью-Дели. Поднять флаг!
***
Всю ночь стеной шёл дождь, тропические ливни только начинались в это время года, но дорогу, извивающуюся между склонами непроходимых от буйной зелени холмов, сильно развезло. Даже обжигающее послеполуденное солнце не смогло высушить почву и привести её в приличное состояние. Жирная тухлая грязь мерзко хлюпала под копытами лошадей, заставляя пускать их по обочине, кишевшей змеями. В любой момент животные могли либо поскользнуться, сбросив седока, и, рискуя сломать ноги, либо быть укушенными. Кавалькада, пустившихся в такую погоду путников, старалась удержать лошадей.
Спустя два часа, холмы остались позади, и отряд спустился к речной долине. Голубой поток вдали делал широкий изгиб, и от него рукавом отходила речка, рядом с которой высились каменные постройки и деревушка.
Полковник окинул глазами пейзаж и, удовлетворенно кивнув, пришпорил коня.
Здесь дорога уже высохла, и всадники очумело пролетели посёлок, как будто за ними гналась стая метисов.
— Неужели нельзя было поместить треклятых засранцев поближе?! — пробормотал кто-то из наездников.
И, хотя произнесённая фраза предназначалась только для него одного, но возглавлявший кавалькаду скакун захрипел от резкого рывка, и всадник, подлетев к опешившему говоруну, прошипел:
— Ппоговорри, запоррю…
Ответа не последовало, и конный отряд, втянув головы в шеи, проследовал за командиром…
Старая усадьба была построена ещё первыми переселенцами. Небольшое, но грамотно сооружённое здание было приспособлено для обороны гораздо больше, чем для проживания. Но так как никто нападать не собирался, и впереди, до самых гор устанавливали свои законы дикие джунгли, форпост приспособили для охоты и рыбалки. Время от времени, решив сменить однообразие дней таинственным походом по диким местам, вновь назначенный губернатор, на несколько дней, совершал сюда поездку. Как правило, больше она не повторялась, до следующей смены, и назначенное на должность новое лицо, однократно, но выезжало на охоту.
Кавалькада проехала мимо стен, сложённых из крупной прибрежной гальки, скреплённой раствором и кое-где обвалившейся, и оказалась у распахнутых ворот.
Как и следовало ожидать, их никто не охранял… Зато у входа в дом стояли люди. По их внешнему виду можно было предположить некое отношение к армии, двое по очереди метали дротики в нарисованную на стене фигуру с надписью «Джон», а другие, подбадривая их криками и свистом, дружно «болели». Увидев прибывших, развлечение тут же прервали.
Не доезжая метров десять, Милвертон спешился, бросив поводья, и, криво улыбаясь, пошёл в сторону игроков.
Джона Милвертона можно было бы назвать красавцем. Он имел резкие черты лица. Тонкие губы, бледная кожа и прямой нос выдавали в его жилах наличие аристократической крови. Он был ухожен, а тщательно подстриженная, по столичной моде, бородка, говорила всем, что он умел и любил нравиться. Но странный блеск в глазах, говорил внимательному наблюдателю гораздо больше, чем поведение и выправка. В его глазах горели страх и решимость. Священник назвал бы его одержимым…
Ловко кидавший дротики отделился от людей, сбившихся в кучу, и подошёл к полковнику.
— Вы опять решили нас навестить? — начал он первым. — Давненько мы вас не видели. Прошу, прошу… будьте как дома…
В противоположность полковнику, данный субъект был скверно одет, не чёсан и плохо брит. Однако, его лицо, было лицом человека, умеющего прекрасно скрывать свои мысли и эмоции от окружающих. Взгляд, твёрдый и прямой, был зорким, а сквозь резкий южный загар проступала сама властность, во что её ни одевай.
— Я приехал по поводу бумаг. Необходимо отправить конвой с мифрилом. Пока Вы здесь бумаги визируете Вы, иначе конвой не пройдет через канал, а будет полностью конфискован.
— Полковник, к сожалению, я не могу вас сейчас принять по этому делу. — Герцог (а это был именно он) старался выглядеть вежливым. — У меня партия, простите.
У полковника вздулись жилы, и он произнёс: «Ну-ну! Кто следующий? Кого я ещё не запорол на конюшне?! Сутки на подпись и рассмотрение бумаг, Рене…
***
«Морской Мозгоед», дав приветственный залп, под Штандартом Её Величества входил в порт. С этой минуты, согласно законам Империи, у владеющего Штандартом была абсолютная власть. Эта вещь была привезена из таинственного Идо, лет триста тому назад, и вручена правящему дому. С тех пор она являлась вещью, обладатель которого, выполнял приказы именем своего монарха.
Полина стояла на мостике, рядом с Бобом и капитаном. Она превратилась в красавицу — в ней причудливо сочетались утончённые черты её матери, имевшей дворянскую кровь и крупные, выразительные от отца-северянина. Светло-зелёные миндалевидные глаза, загар, гибкий девичий стан и густые русые волосы — навсегда покорили Денниса. Полин просто сияла своей восхитительной молодостью и здоровьем! Новое персиковое муслиновое платье в мелкий цветочек и шляпка в тон, довершали картину.
Но в настоящий момент в её прекрасных глазах стояли злые слёзы.
— Почему нельзя?! — в сотый раз спрашивала она у капитана. — Почему я должна оставаться с домоседкой Мери, не имея возможности осмотреть этот город? Что может случиться со взрослой женщиной под присмотром Боба и моряков?
— Они будут заняты. — сухо и как можно более без эмоционально отвечал капитан.
— А завтра? Завтра, можно? — с надеждой молила Полли.
— Завтра посмотрим, — продолжал держать оборону граф.
— Тогда, лишь бы завтра не было дождя, — вслух понадеялась мисс Вингер. — Нет ничего хуже надежды, испорченной дождём.
— Не беспокойтесь, мисс, — успокаивал, посмеивающийся Боб. — Завтра будет жарко. Посмотрите на закат.
Они смотрели вперёд — на город и холмы, за которые спускалось огненно-красное солнце.
— Сегодня волшебный вечер, — опять начала девушка.
— Успокойся, дорогая, — неожиданно и громко хихикнуло над ухом, — Мальчикам правда… Надо… Их ждёт хамам!
— Мери, замолчи! — раздался слаженный крик, сразу нескольких глоток.
И под громкое и ехидное «Ай, люлю», галеон вошёл в порт!
Сойдя с корабля, и, наняв две обшарпанные повозки, компания, прошедшая пять морей, и совершенно укачавшаяся на речном рыдване, отправилась искать приличный отель. Буквально через час, друзья оказались в круговороте торгового города. Вокруг них кричала, рычала, смеялась и плакала многотысячная, хаотически перемещающаяся толпа. Потеряв счёт поворотам и улицам, они, наконец, остановились у трехэтажного каменного здания, с сидящими у подъезда каменными львами.
— Лучший! — сказал возница.
— Ну-ну, — в тон ответил Теодор.
Войдя в подъезд, они остолбенели. Перед ними раскинул нежные объятья скучный линдонский клуб, с деревянными панелями, очень красивого оттенка.
— Красное дерево… — уважительно прогудел Маас.
Курительные столики морёного дуба окружали большие чёрные кожаные диваны. Мягкий султанатский ковёр холодил ноги, а над этим великолепием возвышалась люстра муранского стекла.
Среди этой невиданной роскоши стоял управляющий и улыбался…
Господа арендовали два номера «люкс» и, освежившись, дружно спустились в ресторан, позавтракать…
На маленькой сцене, словно мухи в куске янтаря, сплоченно и, с весьма профессиональным видом, играло трио. Один из них пилил скрипку, второй насиловал пианино, а третий истязал небольшой барабан. Увидев вошедших музыканты воодушевились и удвоили усилия.
— Кошмарно, — сказала графиня. — Мы здесь свихнёмся.
Осознав, что говорят о них, музыканты на минуту прекратили игру, а пианист, блеснув золотым зубом, встал и, поклонившись, — профессионально представил друзей. Теодор шаркнул ногой и громко зааплодировал. Затем, он повернулся к официанту и вежливо попросил:
— Будьте добры, налейте мне стакан анисовки, самый большой, чтобы я мог насладиться музыкой…
Английский язык вызвал счастливую улыбку на лице прислуги. Сморщившись, и, согнувшись почти под прямым углом, бармен спросил:
— Немного воды и кофе, дополнительно?
— Нет, только немного воды, — сообщил Теодор.
Рамзес, между тем, разлёгся поперёк столовой, тщательно вытянув лапы, и, приготовившись рычать на каждого, кто посмеет об него споткнуться. Он тоже хотел шоу.
Официант принёс заказ. Два кофе, фужер белого вина для леди, фужер порто для молодого человека и стакан анисовой водки, разбавленный водой. Водка приобрела цвет молока, пахла анисом и выглядела вполне пристойно.
— Замечательная штука! — похвалил Леопард. — Ден, может и ты, стаканчик?
Он, жмурясь, как счастливый кот, отхлебнул глоток и… Тут же содержимое выплеснулась изо рта! Гризли стонал, держась руками за горло, в глазах его стояли слезы…
Наконец, откашлявшись, и, нарыдавшись, он заревел на официанта, как медведь:
— Скотина! Ты зачем разбавил водку горячей водой?
— Так ведь холодной нет, сэр! — был достойный ответ.
Маргарет и Ден весело расхохотались.
***
Первый раз Бурый плыл официально. Оборотень, наплевав на всё, добрался бы обратно и в трюмах кораблей, кишащих грызунами, но с ним была надежда на возрождение клана, и он решил не рисковать.
Ограбив двух бедолаг, оборотень приобрёл вещи и билет до Нью-Дели с пересадкой. В Трабзоне, у канала, волколак повторно прибарахлился и, в конце пути, отъевшись, и, отдохнув первый раз за полтора страшных года, почувствовал себя почти здоровым.
Высадившись, он ощутил себя странно — как будто кто-то подвёл черту под его прошлым, но будущее было всё ещё неясным. В его жизни не было решения, но оборотень видел цель и считал себя обязанным перед теми, кто ушёл за черту.
Сойдя на пристань, Бурый растерялся. Камень был в лапах, но как призвать клан — он не представлял. Смутно помня, скорее из детских сказок о волшебниках альфарах, волколак поставил задачей номер один — найти такого волшебника.
Так, размышляя, он оказался на главной гостиничной улице, по которой прогрохотали экипажи, остановившиеся перед отелем с львами у входа…
Из экипажа вышла… Графиня! И следом выпрыгнул щенок. Красивый щенок, с чертами из его прошлой жизни.
Вдруг всё показалось мелочью. Странное щемящее чувство — смесь ужаса и страха — охватило его. Голова закружилась, и огромный матёрый оборотень тихо сполз на парапет, на миг потеряв ощущение реальности.
Пара скрылась за массивными дверями отеля…
***
Вначале он хотел напасть сзади и перегрызть хитрой гадине шею. Но утренняя неопределенность заставила оборотня повременить и пока не принимать никаких кардинальных решений в отношении графини. Бурый был твёрдо уверен, что эту тварь необходимо уничтожить, и чем скорее, тем лучше, чтобы оздоровить атмосферу в мире. Перед своей смертью она должна была понять, что убивает её не бандит, а лишь палач за то, что она позволила алчности возобладать над здравым смыслом, сделав рабом свободного волчонка! Избавившись от неё, можно было положить конец рабству щенка, но если он ещё не обернулся, то тогда пришлось бы продолжить радикальные меры, а этого Бурому хотелось меньше всего. Он верил полноценность младшего собрата и надеялся, что освобождённый согласится пойти с ним.
Оборотни жили в мире запахов и звуков гораздо более ярком, чем ощущения, передаваемые человеку глазами, поэтому Бурый быстро заставил отступить все сомнения, вспомнил о камне, удаче и совсем успокоился. Меньше чем через час, он знал, что щенка держат в номере с двумя молодыми людьми, а графиня расположилась в помещении напротив. Единственное, на что волколак не обратил внимание, так это на странный растительный запах, который присутствовал одновременно в двух номерах!
***
Теодор лежал на кровати и хриплым голосом возмущался!
— Зачем он залил кипяток в анисовку?!
— Потому, что у него не было холодной воды, — невозмутимо пояснял Ден в пятый раз.
— Ну, надо было добавить льда! — воинственно потрясая руками, твердил Тед.
— Так и льда тоже не было! — констатировал Деннис.
— Ууууав ! — подтверждал Рамзес.
Друзья блаженствовали. Из их коллектива чувствовал себя неуютно только Маас. Он скучал. Он хотел моря, рыбы, воздуха, ветра. Он думал о Мери…
В момент его самого сокровенного мысле-желания, которое в красках нарисовал скучающий мозг, он услышал шум перед дверью леди. А леди была женой его друга. На эту леди хотели напасть. Маас отреагировал.
… Через пять минут в дверь номера решительно постучали, и на пороге появилась чем-то взволнованная графиня.
— Деннис, мне нужно поговорить с тобой, ты трезвый, — выдохнула она.
Теодор повернулся тоже, а Рамзес успел обидеться.
— Маргарет, что у вас случилось? — несколько развязно поинтересовался лишенный доверия Теодор. — Мой лёд, на вашей койке?
— Для начала, там был таракан. Я замахнулась полотенцем и задела гостиничный пузырёк с одеколоном. Флакон разбился, и в номере стоит непередаваемый запах. Таракан убежал, и вам придётся поменяться со мной местами. Я плохо переношу резкие запахи! — своим ответом графиня повергла на лопатки нападавшего Теодора.
— Отлично, — не сдаваясь, отозвался он. — Рад, что вы поохотились. Теперь нам необходимо отметить начало весеннего гона глоточком раскалённой водки!!!
— Я не за этим пришла, — сухо констатировала леди. — Всё дело в том, что в моей уборной заперт волколак! Я его знаю! Он в Линдоне отобрал у меня голубой алмаз и чудом не убил. Теперь, этот сумасшедший потребовал нашего Рамзеса. Маас загнал его в туалет и зарастил дверь. Оборотень не может открыть, нужна пила! А я хочу в туалет! Пошли вон, из моего номера!
Мальчишки толпой поскакали смотреть сросшиеся двери, а леди гордо проследовала поправить причёску!
***
В номере «люкс» напротив, изображая плакучую иву, грустил Маас.
— Нам куда? — хором поинтересовались ворвавшиеся.
— «Нам куда», это где? — прогудел Мелорн.
— Ну, где уборная? — пояснил Ден.
— Там. — со скучающим видом, махнул Маас.
Рамзес, совершивший оборот, и, с торчащей во все стороны шерстью, глухо рычал, напрочь забыв все слова… За дверью было тихо.
— А он не мог удрать через отдушины? — спросил Леопард
— Нет! Ты слепой? Они слишком малы! Рамзес, кто там? — поинтересовался Ден.
— А хрен его знает! — отозвался оборотень. — Пахнет псиной…
В туалете раздался шум, и хриплый голос произнёс:
— Сами Вы собаки! Можете убить, но добровольно я не сдамся!
— Больно надо! — хором сообщили друзья-шпионы.
***
Прошел час. Пленник упорно молчал. Доски срослись намертво. Нужна была пила…
А после выпитой водки, мысли текли плавно и неторопливо.
— Хорошо, что есть отдушина, — вяло замечал Теодор. — По опыту знаю, воздух в уборной просто необходим. А в щель снизу мы сможем просовывать кусочки мяса…
— Не пори чуши! Пила нужна! — говорил более трезвый Ден.
— Гонец нужен! — рыкал Рамзес.
— Куда? — не понимал Теодор.
— Да за пилой! Он там сидит второй час! А если он уже без сознания? Гризли, прекрати пить! Маас, сделай уже что-нибудь! — злилась Маргарет.
— Мери говорила мне, что наша жизнь — это жизнь разведчиков, везде — тайна. Эй, пёс, ты там осторожнее… Держись! Если будет пробоина, пойдет плохая вода…
— Мдя… — отмечал Теодор, глотая водку, которую предусмотрительно захватил с собой. Водка, успев остыть, согревала и не жгла…
Наконец, уже ближе к вечеру, пила была приобретена у местного столяра и, после бурных обсуждений: «А кто первый будет пилить?», и «А почему я, а не он?», Бурый был выпущен.
Первое, что сказал волколак, обретя свободу: «Ну, вы, ребят, даёте…».
От Мертиса до Нью-Дели ходил два раза в неделю пароход. Поэтому, не долго думая, пираты приняли решение доплыть до города по реке, а «Морской Мозгоед» с официальной миссией войдёт в порт через сутки, после высадки разведгруппы. Отправлять одних мальчишек без разумного присмотра Станислав не хотел, но присутствие Боба на борту было необходимо, и капитан пребывал в замешательстве.
За столько лет, впервые, обретя семью, лорд даже самому себе боялся признаться, как дороги, стали ему, его охламоны.
Решение было принято, но выделить конкретную группу он не мог. И сейчас, сидя за завтраком, понимал, как буксует в замкнутом пространстве черепной коробки его мозг.
— Рамзесище, а ведь это из-за тебя мы обречены плыть как… Мдя… На паршивой кастрюле, которую давно списали даже речные черви, — сурово, и без тени сомнения на лице, вещал Теодор.
— Ууав, — спрашивал его волколак.
— Чепуха! Не слушай его, — улыбалась Полина. — Я была бы счастлива… Плыть. Когда мы бронировали места, его очень хвалили… Как я мечтаю ступить на шаткую палубу южного парохода…
— Ну хоть в баре на борту наверняка кипит жизнь, — продолжал Леопард…
— Следи, пожалуйста, за языком, — замечала Маргарет.
С некоторых пор команда отметила гипнотическое воздействие леди на капитана. Он не спорил и в критические моменты всегда становился на сторону леди. Акула как-то отметил, что Станислав чем-то неуловимо стал походить на Мааса. Эту новость подхватила команда, и приняли к сведению юные авантюристы.
— Может быть, всё-таки вместе? — в который раз, с надеждой глядя на Денниса, спрашивала Полина. — Я бы согласилась даже на смертельно опасный полёт на воздушном шаре. И чего страшного может быть в трехдневной прогулке на надёжном рейсовом пароходе, в каютах первого класса, с командой бывалых индусов…
— Мы будем пить вино, извлечённое из яремной вены какой-нибудь жертвенной коровы, — продолжал Теодор.
— Силы небесные, — закатывал глаза Деннис.
— Вот, наш молчун уже готовится к пути и вспоминает священное писание, — не унимался Гризли.
— Тео, выбирай слова, — наконец, резче, чем обычно, сказала Маргарет. — Решено, я буду сопровождать мальчиков…
— Тогда и я буду спокойна, — раздался голос Мери. Хоть Маас не будет смотреть на растущие по краям болота кусты…
Станислав открыл, было, рот, но тёплая маленькая рука легла ему на колено, он закашлялся и произнёс: «Решено».
***
Ещё через сутки серьёзная и величественная мать с двумя сыновьями, породистой собакой и высоченным слугой, следила за погрузкой. Вещей было много, и дети, слуга, и даже собака молчаливо, и в пятый раз перекладывали, и увязывали чемоданы.
Наконец, леди решила, что всё сложено и закреплено надёжно, поэтому, повернувшись, к рядом стоящему капитану, по случаю планируемой поездки пассажиров первого класса одетому в китель на голое тело, произнесла:
— Я думала, что всё будет сложнее, и, конечно, индусы — отличные моряки! Правда, капитан?.. Мальчики, нас ожидает чудесная прогулка!
— Да, мама! Ты всё замечательно придумала! — отвечал Деннис.
— И я согласен с Деном, — с трудом подбирая слова, через силу, выговаривал Теодор. Ему претила мысль в чём-либо соглашаться с леди, но приказ капитана был однозначен, и он глубоко в душе, совсем немного, побаивался Маргарет. Однако, хмыкнув, он добавил:
— Всё равно, мы ещё не знаем индийских пароходов!
— Что уж тут говорить! Мы всё равно обречены плыть на этой кастрюле, — вставил Ден.
Когда-то, возможно, лет тридцать назад, где-то в самом начале карьеры, это судно благополучно ходило по реке, сверкая свежей синей краской. В настоящий момент на нём были заметны только струпья ржавчины и, подобно старому дивану, потерявшему ножку, оно сильно заваливалось на один бок. Печальную картину завершала огромная дыра, расположенная в носовой части судна, чуть выше ватерлинии. В неё могла въехать конная повозка! Смятые железные листы напоминали гвоздику, так любимую на кладбищах всех стран. Удивительное судно носило гордое имя «Нептун»!
— Господи! — опять вспомнил годы учебы в семинарии Деннис.
— Кошмар, — только и смог сказать Теодор.
— Вздор, этого просто не может быть! — наконец, обрела дар речи Маргарет. — Мы не можем плыть на этой… Этом… Три дня! Надеюсь, они как-то забьют эту дыру. Голубой поток полноводная и очень широкая река.
– Хе, интересно, её забьют гвоздями, или проложат матрасами, — уже во всю веселился Леопард.
— А в столовую мы будем тоже плыть, — мрачно заключил Ден.
Вырвавшись на свободу из-под строгого ока заботливо следящей за его здоровьем Полины, он хотел есть.
Маргарет, повернувшись всем корпусом, обратилась к капитану. Вспотевший в плотном кителе индус смотрел на леди всепрощающими глазами священной коровы.
— Скажите, волны не смогут захлестнуть мою каюту через эту пробоину? — на безупречном английском спросила она.
Сморщив нос, и, поняв два слова из предложения, прикинув «вэйф» и «вайф», капитан произнёс:
— Если Вашим детям нужна жена, то у меня есть дочери, мэм… Могу быть полезен!
Громкий задорный хохот здоровых мужских глоток ознаменовал начало пути!
***
Прошло около ста лет, с момента высадки первых переселенцев-колонистов на эти берега. Индусы были мирным народом, а Нью-Дели вечным торговым перекрёстком. Переселенцы из Северной Лавразии, бежавшие в Инд за лучшей жизнью, обманулись в своих ожиданиях. Хотя, суровые законы их родины значительно смягчились, по мере приближения к тропикам, климат и возможное кабальное рабство уравновешивало положение бежавших к лучшей жизни и оставшихся.
Но, тем не менее, суровые фермеры и рудокопы научились сосуществовать с многочисленными народами этой дикой части материка. Обзаведясь семьями и хозяйством, сменившие три поколения, потомки европейских беглецов не хотели подчиняться Империи и устанавливали свои законы торговли. Содержать регулярную армию на этих берегах было тяжело, и Их Величества ограничились строительством мощных фортов и, установив относительно мягкие пошлины, поддерживали видимость мира и согласия.
Леса обеспечивали Бритландскую корону ценными сортами дерева, пушниной, горные террасы — отборным рисом и кофе, а земля драгоценным мифрилом, таинственным лёгким и прочным металлом, не поддающимся коррозии и неуязвимым для заклинаний. Далёкий Сиам и Бхенин посылали в эти торговые ворота шёлк и драгоценности, а Волшебная Голконда невероятные и таинственные артефакты. Прорытый Великим Султанатом, канал обеспечил судоходство. А их великолепие, династия Султанов, давно поняли, что брать налог с каждого из вывозимых товаров в отношении один к двум, гораздо выгоднее, чем воевать. На страже их доходов стояли непроходимые горы. Обходной морской путь был не изведан и далёк.
Таким образом, Нью-Дели, с его прекрасной землёй, кормил всех. И хозяин форта являлся почти наместником Бога торговли на грешной земле. Назначение на должность губернатора Нью-Дели автоматически делало человека богатейшим из богатых, а отдаленность — царём этой земли.
Убивший семью генерала Орильи и вновь назначенного на должность губернатора края виконта Невтона Младшего, полковник Джон Милвертон, не питал иллюзий на свой счёт, понимая, что рано или поздно его попробуют уничтожить. Но когда судьба подарила ему герцога Ампла он понял, что такой заложник вполне может обеспечить его будущее. Именем герцога он развернул широкомасштабное строительство укреплений на суше, оберегая свою добычу, как от диких племён, так и от регулярных войск.
Визг пилы и стук топора заглушил шорох тропического леса. По холмам в долину реки волокли вековые бревна. И там, с тыла огромного города быстро возникала новая крепость-форт для защиты от нападения со стороны реки.
***
В настоящий момент, полковник в крайнем раздражении инспектировал строительство. Вороной мустанг из далёких степей Бхенина, стоящий целое состояние, хрипел на жаре под раздражённым наездником. Диаметр доставленных пушек не совпадал с амбразурами форта, и всадник в широкополой шляпе, дико вращая глазами, лично, влёт, опускал плеть на плечи проштрафившегося начальника стройки.
— Где вы нашли этих идиотов? — орал он. — Смотреть мне в глаза! Не уворачиваться! Запорррюю!
Наконец, он устал и менторским тоном продолжил опрос.
— У Вас есть приказ губернатора! Мой приказ! Вы должны за месяц построить надежные укрепления. Сейчас война! А Вы отказываетесь уважать меня и мой труд! Неужели Вы думаете, что я не повешу Вас?
Белый от пережитой боли и ужаса строитель только пробормотал:
— Война? С кем война-то…
Но подняв взгляд на налитые кровью глаза, он поспешно сообщил «Да, господин, Война! И мы будем защищать форт!»
С вершины холма некий рыжеусый наблюдатель крикнул.
— Вижу пароход. Рейсовый «Нептун» из Мертиса. Без опоздания.
— Вот! — грозно, но уже поуспокоившись, сообщил окружающим полковник. —Сегодня рейсовый пароход, а завтра — флотилия! Будут разгружаться — смотреть внимательно! Инородцев, метисов, оборотней не пускать! Всех пришлых на контроль! Военных задерживать и ко мне, лично!
И бросив взгляд на показавшуюся на реке точку, пришпорил коня!
***
Он помнил, как вернувшись с охоты, не услышал криков своих женщин, готовых драться за лишний кусок мяса, не было шуршания листвы под лапами щенков, запаха молока, хвои и сырых шкур его братьев. Зато стоял человеческий смрад, а в воздухе неуловимо пахло смертью. Свирепость не была свойственна его нраву, но забыть, как он катался по гальке у реки и рвал себя зубами, оборотень не мог.
Оборотни не склонны к самоубийству. Природа наделила их двумя ликами и силой воли. Но оставшийся без клана, волколак был обречён. Уйдя к людям, он быстро прослыл зачинщиком драк и, не уворачиваясь от удара палкой, или камнем, всегда шёл до конца. В результате, даже в сытом городе, среди выкидышей стай и кланов, он стал отщепенцем. Только мысли о мести давали ему возможность ещё жить и дышать.
Раз, услышав про свободный родовой камень, находящийся в людских руках, он, наконец, обрёл свой путь. И пускай, это всего лишь голубой кристалл, но если бы алмаз оказался в лапах, то клан можно восстановить. Так у него появилась цель. Везде чувствуя себя изгоем он, тем не менее, проделал огромную работу и многое узнал. Вражда с собаками, метисами и людьми научила его отбиваться сразу от всех нападающих, а выходя один на один, рвать врага в кратчайшие сроки. Не упасть самому — означало сохранить жизнь, воссоздать клан. Его ненавидели и боялись все в городе. Наконец, его главный враг, жизнь которого он поклялся унести, объявил его бешеным псом и тогда оборотень решился! Проникнув на корабль, и, сожрав трюме всех крыс, он смог доплыть до канала, потом были ещё корабли и ещё, в результате, он достиг Линдона. Камень звал его. И оборотень его нашёл.
Когда «Нептун» причалил к речному порту, в порту морском причалил торговый корабль Великого Султаната, с которого сошёл прилично одетый волколак!
Оставалось менее суток до прибытия в форд Нью-Дели. С галеона был уже виден подёрнутый дымкой берег. Однако, перспектива попасть в руки новоявленному губернатору, словно куча гнилых веток и листьев, принесённых морем, не улыбалась Станиславу. Поэтому, сделав небольшой поворот на тридцать градусов, они решили зайти в Голубой поток и попробовать укрыться от любопытных глаз, предприняв вылазку в город уже с суши. Отыскивая безопасный путь, корабль долго лавировал между изрезанными дельтой реки берегами. Наконец, они нашли подходящий фарватер и осторожно двинулись вдоль заросших буйной тропической зеленью крутых берегов.
Пройдя под мостом, созданным природой, из переплетённых гигантских лиан, поросших орхидеями и мхом, они встали на якорь. Вдали шумела вода, накатываясь на пороги, и тяжеловооружённый корабль не мог продвигаться дальше по широкому, но не глубокому устью реки.
Являющийся авангардом Скалистых гор, закрытых от глаз шапкой низко висящих облаков, над ними возвышался пик Крок и, согласно карте, рядом с ним, у самого подножия, располагался Мертис — маленький городок со смешанным населением, состоящим из туземцев, метисов и городских оборотней, не имевших кланов.
Когда полуденная жара медленно уползла в море, и с гор прилетел освежающий ветерок, Станислав решил обследовать поселение. Главная улица была вымощена камнем. Выбеленные известковой краской фасады и плоские крыши одно и двухэтажных домов, в целом, производили хорошее впечатление.
Пираты пересекли старый мост и углубились по аллее из апельсиновых деревьев к дому мэра.
Двигаясь по улице компания быстро потеряла счёт людям и нелюдям разных рас. Шумная, пахнущая мускусом, цветами, тухлой рыбой, гнилью и лавандой толпа, окружила их со всех сторон и, казалось, увлекала в самое сердце тропического рая. Мимо них пробегали негры, тащившие паланкины. Чинно шествовали смуглые матроны, обмахивающиеся веерами из рисовой бхенинской бумаги. Пробегали стайками дети всех цветов и возрастов. Гремя железом, проходили воины туземных эльфов-альфар, и, наконец, тенями проносились то ли огромные псы, то ли тощие облезлые больные волки.
Наконец, миновав храм с колокольней и, поднявшись на холм, они заприметили сады. Городские сады издревле считались собственностью мэра. В них выращивали фрукты, предназначенные для продажи в городской черте. По закону, прибыль шла в казну и использовалась для общественных нужд. Такое решение обеспечивало гарантированный спрос этих продуктов на рынке. Остальное облагалось городским налогом.
Официальная резиденция находилась немного за городской чертой. На протяжении многих лет, здесь, в маленьком невзрачном доме, жил старый
альфар, назначенный на эту должность ещё первым бритландским консулом. Тихий городок на границе Скалистых гор, моря и огромного шумного Нью-Дели, жил своей неспешной, никого не возмущающей жизнью.
Мэр бережливо инспектировал сады и, как и подобает настоящему эльфу-альфару, преобразил их в отличное место отдыха. В хозяйстве у него имелись плеть, для наказания попрошаек и кнут, для устрашения воров.
Подойдя к зданию, Станислав долго не мог понять, кому необходимо представиться, чтобы мэру могли сообщить о его прибытии. Наконец, до пиратов донёсся гомон голосов и компания двинулась на эти звуки. Они опять спустились с холма, правда, уже с другой стороны, и остановились. Перед ними сплошным зелёным коридором буйно цвела приречная растительность. Кругом ухала, квакала, стрекотала и щебетала жизнь во всем своём неисчислимом многообразии. Здесь цивилизация была полностью разгромлена дивной красотой первобытного леса. В конце зелёного туннеля на резной декоративной скамье сидел смешной человечек. В синих чулках с розовыми старомодными подвязками, ярко-жёлтом камзоле, с прорезями для ослепительно белых рукавов батистовой рубахи, и в зелёном колпаке, седой мэр альфар производил смешанное чувство удивления и умиления одновременно. В настоящий момент он спал.
***
Разношерстная компания, состоящая из мелорнов, оборотня и флибустьеров, покорно ждала, когда маленький толстый человечек, наконец, обратит на них внимание.
Спустя четверть часа, Рамзеса укусило какое-то особенно упорное и голодное насекомое. Продраться сквозь шерстяной покров упитанного оборотня — было очень не легко, поэтому он, от неожиданности громко взрыкнув, полез арестовывать святотатца. В этот момент маленький мэр открыл глаза и, обозрев присутствующих, громко спросил:
— А вы, собственно, по какому делу?
Станислав, вежливо поприветствовав городское начальство, представился и перечислил по именам всех присутствующих. Он явно знал, как угодить альфару.
— Ну, пойдёмте! — ответил мэр.
Как раз вчера, он лично потратил целое утро, изучая рецепт нового супа из свёклы и квашенной капусты. Рецепт был настолько необычен, а ингредиенты сомнительны, что Томасу Вэю (так звали повара-экспериментатора, садовника, биолога-любителя и мэра, по совместительству), что он не решился испробовать его действие на домочадцах. И вот, удача! К нему явилась целая компания голодных господ! Он быстро засеменил по аллее, размахивая руками и напевая про себя.
Угостив всех стаканом вина и предложив фруктов, он, сверкая синими, как васильки, глазами, лично принялся разливать угощение по тарелкам.
Удивлённые посетители не сразу сообразили, что когда вас приглашают в дом, дело может не ограничиться полумерами. И за всё надо платить. Перед гостями, сверкая капельками жира, и, переливаясь на солнце бордово-малиновой волной, стояло блюдо.
— Это кислые скифские щи! — провозгласил удивительный мэр. — Ну же… Взяли ложки, господа, пробуем, пробуем…
Смешной человечек прыгал, вертелся на стуле, наклонялся и вёл себя за накрытым белой скатертью хлипким дощатым столом не как величественный пожилой мэтр, а как цветастый петушок, в окружении восхищённых несушек.
Впрочем, редкий деликатес оказался съедобным, красное вино терпким, а воздух густым и удивительно прозрачным.
Услышав, что мэр лечит и почти врач, Скелет, со всей душевной простотой, принялся описывать, со всеми подробностями, свои бесчисленные симптомы. Правда, под конец он надулся, услышав рекомендацию меньше пить вина и побольше двигаться, зато прислушалась Маргарет…
Главная комната была небольшой, а компания под конец ужина сплочённой и дружной. Друзья не заметили, как над головами Полины, Денниса, Маргарет и Станислава, Мери и Мааса появились, словно сотканные из воздуха, маленькие цветочные венки, как парные ореолы. Мэр продолжал гудеть что-то приятно-смешное, а венки периодически менялись местами. Все чаще слышался смех, и компания, в присутствии женщин, отпускала весёлые шутки. Вино, булькая, лилось в рот, пираты были счастливы… Над головой Теодора вилось двойное кольцо, вдруг половинка его отломилась и крошечной звездой унеслась к небесам… Проследив за полётом странной звезды, Рамзес почесал за ухом, и на него сел… Венок из белых ромашек…
Наконец, уже за полночь, веселие закончилось, и старый альфар, посадив гостей на осликов, долго махал им вслед… Шепча старую песенку…
Родись сын, родись дочь,
Берегите их в ночь,
Берегите их в день,
Сердца чистого тень
Не промочит порок,
Будет толк… будет толк…
Огонёк маленького домика угасал в ночной пелене, а счастливые путешественники, раскрасневшиеся и неутомимые всё кружились и пели… Тихо покачиваясь на спинах ушастых лошадок.
Гранатовые угольки погасли за поворотом, и старый альфар-волшебник отправился спать….
***
Боб уже начал основательно волноваться, когда из глубины тропических зарослей вдруг донеслись нестройное пение и хохот. Через несколько минут команда уже могла различить голоса Теодора и Мааса. Вся компания, включая Полли и Маргарет, весело смеясь, ворвалась на галеон и, встреченная сердитым шиканьем боцмана, сбилась кучкой на палубе.
— Пили!? — полувопросительно-полуутверждающе поинтересовался Боб.
— Вино, — сообщил Теодор и икнул.
— Вино, — подтвердил Деннис. -—А ещё мы танцевали. И я танцевал. И Полли танцевала. И Маас танцевал… И…
— Да, — величественно перебил его капитан.
— Вам надо ложиться, — сказал, определивший тяжесть состояния, боцман.
— А ещё Теодор танцевал, — продолжил Ден.
— Я уложу его в постель, — предложила Полина. — Он такой слабый…
Нестройно переставляя ногами, команда продолжила совместное передвижение…
— Теперь я танцую с Рамзесом, — это Теодор, доходчиво объяснял боцману, для верности повиснув на поручнях.
Утро принесло некоторые проблемы…
— Откуда у нас навоз?— громко интересовался Боб с палубы.
Каждое слово ввинчивалось в виски поверженных искателей приключений и грохотало в области затылков раскалёнными в доменной печи литаврами.
— Кто затащил на корабль ослов? Мы завалены помётом!
Вышедший на крики капитан не стал уточнять, какие именно ослы вчера вернулись на галеон…