Коммуникатор спел побудку. Жан рывком сел на кровати, кинул взгляд на часы: половина четвёртого утра. Освежёванные попечители, что же так рано! Он ещё спал наполовину, ругался вполголоса, вспоминая недобранные двести минут, а тело уже включилось в работу. Вышло из комнатушки на втором этаже казармы, в которой Жан обитал как управленец-практикант, прошлёпало, шаркая, в душ и пустило воду.
Горячую, а потом холодную и снова горячую, и тут проснулся и сам Жан!
Михаил уже ждал его на улице, в мобиле. Жан ощутил мгновенную зависть: и как у начальника выходит? Всегда свеж и бодр, и даже весел, хотя по Уставу должно быть всё наоборот.
– Приветствую, господин управленец четвёртого ранга! – поздоровался он, влезая на заднее сиденье.
– Ладно-ладно, управленец. И тебе того же.
Михаил обернулся и сунул Жану свёрток: – Перекуси, Маша с вечера настряпала. Знаю я, как в столовках кормят.
– Спасибо, – не стал чиниться Жан.
Домашние пирожки с капустой, это… Это невозможно объяснить тому, кто никогда не ел домашних пирожков! На какое-то время Жан выпал из действительности, только мычал, закатывал глаза и кивал в ответ на понимающую усмешку Михаила в зеркале.
– Маша приказала, чтобы я сам их не трогал, – сообщил Михаил. – Отдай, говорит, мальчику. Такой он худой, весь осунулся!
– Ой, – очнулся Жан, – а вы-то, господин управленец четвёртого ранга? У вас-то есть что пожевать?
– Есть, – успокоил его начальник практики, – всё у меня есть, пироги исключительно для тебя, исхудавший.
Жан пожал плечами: женщины, что поделаешь… Сам он себя не считал ни худым, ни ослабевшим, да и Алёна, наберись кто смелости у неё спросить, подтвердила бы. Наверное. Да уж, Алёна, госпожа управленец восьмого ранга… Тронутые попечители, вот уж точно, расскажи кому — не поверит!
Пирожки закончились, Жан смог думать и говорить.
– Куда едем, господин …Михаил?
– Инспекция, господин управленец первого ранга, – ответил Михаил. – Не бойся, напрягать не буду. У самого когда-то последний день практики был.
– Понял, – сказал Жан. – Спасибо.
Настроение испортилось.
Впереди сидел враг, но Жан не мог его ненавидеть. Враг вкалывал от рассвета и дотемна без выходных, а ещё у него была красавица-жена Маша и трое детей — Саша, Паша и Веничка. Жан заходил к ним несколько раз по службе и всякий раз попадал будто в сказку, такие в доме Миши и Маши царили уют, спокойствие и лето.
А за стёклами салона были осень, темнота и холодный дождь. Низкое солнце пряталось в серых облаках, и только когда они прибыли в первый пункт инспекции, городок со смешным названием Лямки, подул ветер и разогнал липкую хмарь.
– Здравствуйте, здравствуйте! – встречающий с тремя звёздами на шевроне ёжился от ветра, передёргивал плечами, стоя на крыльце Управы.
– И тебе, Аркадий-дважды!
Михаил и встречающий похлопали друг друга по плечам.
– Что нового? – спросил Михаил, когда они прошли внутрь. – Помощь не нужна?
– То ли нового, то ли старого… – загадочно произнёс Аркадий-дважды. На самом деле его звали Аркадий-Аркадий, Жан это знал, они приезжали в Лямки не в первый раз, но иначе как Аркадий-дважды его никто не называл. – Ты, Миша, такого и не видел, наверное.
– Интригуешь? – удивился Михаил. – Так важно, что и чаю не нальёшь?
– А мы с собой возьмём, – Аркадий-дважды кивнул в угол, где стоял термос и стаканы. – Тут недалеко.
– Хорошо, – сказал Михаил, – поехали.
– Не надо никуда ехать! – засмеялся Аркадий-дважды. – Айда за мной в подвал, гости дорогие!
Длинная галерея окончилась закутком с открытым люком в полу. По ржавым скобам они спустились в подвал: сначала Аркадий-дважды, потом инспектор, потом Жан передал термос и спустился сам.
– И что? – спросил Михаил. – Подвал как подвал. Только шумновато.
В помещении, где они оказались, не было ничего особенного. Серые бетонные стены, длинный светильник на потолке, трубы под потолком и ниже: вода, канализация, связь. За стеной гремел какой-то агрегат.
– Если ты не знаешь, Миша, – начал Аркадий-дважды, – это очень старое здание. Ещё до Встречи здесь была какая-то контора, потом его перестроили, проложили коммуникации, ну, всё как положено, ты лучше меня это расскажешь, только насос оставили, он до сих пор рабочий, слышишь, стучит?
– Не томи, Аркаша… – попросил Михаил. – Ты что-то нашёл?
– Именно, – сказал третьеранговый. – Вот тут, иди-ка!
Он продвинулся немного вперёд и топнул ногой.
– Слышали?
И ещё раз.
– Ничего такого, – сказал Михаил.
– А так? – Аркадий-дважды сделал шаг в сторону, к самой стене, и подпрыгнул на месте.
Под сапогами у него загрохотало, подвал наполнило дробное эхо, перебившее стук шатунов за стеной.
– Вскрывал уже? – Михаил сразу понял, что внизу — пустота.
– Вас ждали, – ответил Аркадий-Аркадий, – всё как ты любишь.
Михаил простучал стены, ковырнул бетон носком ботинка.
– Странно это, – сказал он. – Почему раньше не нашли? Под самым носом…
– Поэтому и не нашли! – обрадовался Аркадий-дважды. – Вот у тебя, Миша, кабинет в Управе, в городе. Терминал, стол, архивные шкафы, не знаю… ещё что-то. Ты будешь у себя под стулом искать?
– Ну-ну, – сказал Михаил. – Ты меня совсем каким-то слепым изобразил.
Слова Аркадия его не убедили.
– Ладно, комунхоз, – постановил он. – Посмотрим, что там у вас. В остальном краснеть меня не заставишь? Я ведь инспектор, а не археолог.
– Не переживай, начальство, – в тон ответил Аркадий-дважды. – Долго открыть? Глянем одним глазом — и назад.
Скоро в подвале стало тесно от людей, Жана задвинули в сторону, под трубы. Он присел на корточки: снизу, сквозь частокол ног открывался неплохой вид, лучше, если заглядывать поверх плеч.
Под стандартным жёлтым бетоном оказался тонкий слой ломкого серого камня. Его осторожно убрали…
– Люк!
Тонкую щель по периметру прямоугольного жестяного листа забили остатки раствора, но, когда потянули за скобу, люк неожиданно легко поддался, открыл чёрную дыру в полу.
Снизу пахло сыростью и прелью. Михаил подсветил коммуникатором — ступеньки, слева — стена, выложенная бурым кирпичом.
– Не менее ста лет, должно быть… – произнёс Аркадий-дважды.
– Если по кирпичам судить, все сто пятьдесят, – ответил Михаил.
– Нет, позволь!.. – не согласился Аркадий-Аркадий.
Жан перестал слушать.
Не так что-то с этим тоннелем… Что? Он присмотрелся. Стена! Кирпичи на уровне чуть ниже человеческого роста были светлее, чем выше или ниже. Примерно на уровне плеч… Ну, конечно же! Здесь часто ходят, иногда случайно касаются плечами, вот и вытерли вековую грязь. А ходить здесь могут только…
Решение пришло само собой.
– Извините, господа начальники, – решительно сказал Жан, протискиваясь к люку. – Лучше вам отойти. Здесь опасно.
– Что это значит? – Аркадий-дважды недоумённо посмотрел на Михаила. – Твой парень…
– Подожди, – остановил его Михаил. – Что случилось, Жан?
– Там кто-то есть… – вполголоса ответил Жан. – Или может быть.
– Да откуда… – начал Аркадий-дважды.
– Все назад! – решился Михаил.
– Спасибо. Насос остановите. Постарайтесь не шуметь. И свет погасите!
В наступившей тьме Жан лёг возле люка, опустил голову вниз.
Глаза привыкли не сразу, поначалу в ночных очках висел мутно-зелёный туман. Потом в нём проступила кирпичная кладка и уходящий в темноту коридор.
Тишина… Где-то рядом – плёк! плёк! – капала вода. Постукивал в ушах пульс и слышен был ещё какой-то слабый шум. Свист проходящего через ноздри воздуха.
Жан задержал дыхание. Шум утих, но полностью не пропал. Словно сопел человек невдалеке, чуть слышно чесал простуженное горло.
Жан медленно выдохнул, снова набрал в лёгкие воздуха и задержал дыхание. Поблизости явно был человек или люди. Они дышали, кряхтели, переступали ногами. Шагах в двадцати коридор сворачивал направо, и Жан увидел, что камни на повороте самую малость светлее остальных. Они стояли за углом и грели воздух подземелья. Ненамного, на долю градуса, но очки ухватили!
Они таились, не хотели быть увиденными. Изгои, одна из групп, которые рассылал Джанкарло по округе. Скорее разведка, чем диверсанты, но не откажутся и от диверсии, если её можно провести незаметно и без риска.
– Там люди, – прошептал Жан, отойдя от дыры к управленцам. – Надо обязательно…
От того, что случилось дальше, Жан на несколько секунд впал в ступор.
– Это безответственность! – вдруг громко заявил Аркадий-дважды. – Как они туда попали? А если испортят что-нибудь из оборудования? Или заблудятся?
Он включил свет и, бурча под нос, решительно полез в дыру.
– Эй, там! – закричал он, спускаясь. – Вы что тут делаете?
– Куда?! – только тут Жан пришёл в себя. – Назад!
– Мне долго… – повысил голос Аркадий-Аркадий… и вдруг охнул, стал заваливаться набок.
Тук!.. Ту-дук!..
Нервы у диверсантов не выдержали.
В тоннеле загрохотали выстрелы, в такт с ними Аркадий-дважды дёргался; на лице его застыло выражение полнейшего изумления.
Жан бросился к нему, подхватил под руки, потащил вверх. Левое предплечье обожгла пуля, третьеранговый стал чрезвычайно тяжёл, чуть не выскользнул из захвата, но подбежали управленцы, помогли оттащить его от люка. Правый бок Аркадия-дважды намок от крови, капли падали на бетон, сворачивались шариками в пыли.
– Все назад! – закричал Жан.
Правой, рабочей рукой зашарил на поясе… Удача-то какая! Выхватил из гнезда на ремне и активировал силовую гранату, швырнул её в дыру и отшатнулся к стене.
Всё вокруг затряслось. Под полом, в туннеле ворочалось большое неповоротливое чудовище, колотило в стены, стучало в потолок. Над люком вырос радужный пузырь и тут же лопнул, обдав всех кирпичной крошкой.
Жан медленно сполз спиной по стене. Тупо ныла левая рука, струйка крови текла по пальцам, но не это лишало сил.
Он защитил врага, управленца, серого, защитил безо всякой задней мысли, просто потому, что Аркадий-дважды был на полшага от смерти. И он спас его.
Он напал на своих! На братьев по духу, товарищей по борьбе. Он напал, не рассуждая и не сомневаясь и, наверное, убил… Что с ним произошло за полтора прошедших года?
Надо подняться… Жан завозился у стены и нечаянно опёрся левым локтем о камень. Руку пронзила боль, он повалился на спину и стукнул руку ещё раз. Живот скрутило судорогой. Мелькнуло перед глазами обеспокоенное лицо Михаила, и Жан потерял сознание.
Кафе летело сквозь Центр.
Медленно облетало свечи небоскрёбов, и Жан видел — это устремлённые в небо бульвары в цвету. Шары лип, облака вишен и яблонь, и люди, гуляющие по бесконечным лентам дорожек. Вертикально, под обратными углами или просто головой вниз, не замечая странного. Бульвары сменились цепочками прудов, бассейнов, терм и бань. Вокруг небоскрёбов кружились как электроны парки и стадионы, концертные залы и танцполы. Шипастые сферы, зубчатые кубы и призмы, тугие спирали и зеркальные плоскости, в которых отражалось небо и Центр. Места для услаждения зрения и слуха, обоняния и осязания, всевозможные — и немыслимые! – аттракционы, иллюзионы и гипносы.
Сверху циклопической короной Центр венчал Главный Подиум. Всегда окутанный грозовыми облаками, оплетённый сеткой молний, но и освещённый полуденным солнцем, вечный штиль и вечный шторм.
Высь и простор! Перекрученное пространство, где высота превращалась в глубину, а безбрежная ширь в тесноту катакомб. Жан улыбнулся: как он боялся когда-то летать, простой винтокрыл приводил его в ужас, а теперь!..
Любовники тихо ворковали, от этого уютного и мирного звука Жан задремал.
Он снова увидел попечителя Бранча. Зелёный ящер с тяжёлой головой и жёлтыми кошачьими глазами. «Хочешь меня обмануть? – сказал попечитель. – Не выйдет!». Тогда Жан схватил его за шею и стал душить! Холодная скользкая плоть расползалась под пальцами, отпадала пластами, и под ней возникала бледная человеческая кожа с синими цифрами: шесть-ноль-ноль-два-четыре, шесть-ноль-ноль-два-пять, шесть-ноль-ноль-два-шесть!.. Последние две, три, а потом и четыре цифры индекса менялись всё быстрее, расплылись фиолетовым облаком.
– Прилетели, – сказал Бранч и дохнул на Жана вкусным апельсином духом.
Жан открыл глаза.
– Прилетели, Жано, – Маришка трясла его за плечо. – Просыпайся!
Девушка успела переодеться и высушить волосы, её тело покрывало нечто призрачное, кисейно-текущее, дождливо-туманное. Серёга тоже поменял мундир на серебристые брюки свободного кроя и очень открытую майку.
– Ты так пойдёшь? – он усмехнулся. – Танцы, Жан, свобода, развлечение…
– Сегодня выпуск, – ответил Жан. – Юбилейный. Форма не помешает. Пусть все знают, чей праздник.
Главный подиум встретил их громом и дождём из конфетти. Крохотные разноцветные блёстки таяли на коже, оставляли в воздухе ароматы мяты, апельсина, ванили.
Выпускники ступили под его своды — и оказались в тропическом лесу. С ветвей деревьев свисали гирлянды цветов, звучали птичьи трели; тропинку, по которой они шли, неторопливо пересёк ягуар. Тропинка вывела их к реке, которая несла ниоткуда в никуда жёлтую глинистую воду. Тропинка исчезала под волнами. Маринка остановилась, но Жан смело ступил в реку, и вода взметнулась вверх, образуя тоннель. Поток бурлил слева и справа и над головой, в мути мелькали тени, под ногами бились в лужицах пираньи, сверху по куполу скользнуло длинное зелёное тело.
Через два десятка шагов по мокрым камням они вышли на берег, и река за спиной шумно обрушилась в русло. Простучали по плечам капли, налетел тёплый ветер — и взорвался танцевальной музыкой!
Вокруг был огромный зал, расцвеченный прожекторами. Там и сям из пола вырастали колонны: гладкие, или витые, или из шершавого, плохо обработанного камня, или прозрачные как хрусталь.
На освещённых или тёмных площадках, на помостах или возвышениях, на шляпках гигантских грибов, на висящих в пустоте облаках двигались тела. В строгой, или пёстрой, или фривольной одежде — или вовсе обнажённые люди танцевали, извивались, замирали на полушаге, медитировали в полной неподвижности.
– Танцевать!
Маринка, приплясывая, побежала вперёд, крутя головой и выбирая освещение, музыку и место. Сергей быстрыми шагами двинулся за ней.
Жан постоял немного, оглядываясь и прислушиваясь, потом свернул за ближайшую колонну, похожую на ствол дуба — и вышел в зной пустыни.
Солнце стояло в зените. Струйка пота потекла между лопаток. Жан надвинул форменную панаму на глаза и полез на бархан.
Осыпался с шорохом песок, пыль лезла в нос и глаза, но Жан упорно полз вверх, падал, скатывался, но полз. С гребня он увидел широкую каменистую котловину, окружённую рядами кактусов и агав, расчерченную рядами фонтанов на прямоугольники и квадраты. В них на множество площадок люди играли в мяч, кидали летающий диск или просто отдыхали в компании корзинок с едой и напитками.
Жан вздохнул. Путь вниз легче, но если поторопиться, можно сломать шею.
Алёна ждала его в тени десятиметровой карнегии.
– Ты выбрала странное место, госпожа управленец восьмого ранга!
Сегодня Алёна надела простое белое платье с открытой спиной и белые полусапожки. Лицо её закрывала золотая маска.
– Я исправлюсь, – сказала Алёна. – Пойдём.
Она протянула руку.
– Ты опять командуешь!
Жан отвернулся.
– Прости, – тихо сказала Алёна, – это привычка. Но ты сам виноват, зачем пришёл в форме?
Она прижалась к нему сзади, обняла, вдохнула кисловатый запах пота:
– Пожалуйста, прости…
– Ты виновата, – сказал Жан, оборачиваясь. – Тебя надо наказать.
– Да…
– Раздевайся!
Алёна послушно сняла платье.
– И сапоги!
Женщина поочерёдно стащила обувь, отставила в сторону и стояла теперь совсем без ничего. Горячий песок жёг ступни, она морщилась и переступала на месте.
– Теперь веди! – приказал Жан.
Алёна молча развернулась и пошла вперёд. Жан, стараясь не шуметь, подхватил её платье и сапоги и двинулся следом.
Красивая женщина, попечитель знает, до чего шикарная и эффектная женщина! Куда до неё Маринке! Маринка просто молода, это много, но не всё. А Алёна… она знает, насколько хороша, но пусть вспомнит, каково это — подчиняться!
Насколько его идея глупа, Жан понял скоро. Алёна шла весело и гордо, играя телом, мелкие капельки пота блестели на её плечах, и от неё восхитительно пахло!
Человека нельзя унизить наготой, если нагота радует, ведь секс – угоден попечителям. Мелкое неудобство от горячего песка – не в счёт, Центр Развлечений не способен причинить человеку вред.
Если Алёна хотела его раззадорить, то своей цели она добилась. Жану захотелось её, сильно, до боли. В два шага догнав женщину, Жан рывков развернул её к себе, просунул ладонь ей между ног.
– Сейчас, – потребовал он, – немедленно!
– Не выйдет, – простонала Алёна, откидывая голову назад, – сейчас смена…
– Что? – не понял Жан.
Потемнело, словно выключили Солнце. Задул ледяной ветер, а песок под ногами превратился в колючий наст.
– Надень! – Жан протянул Алёне платье. Опять глупость, что может невесомая тряпочка против мороза?
Алёна засмеялась, вырвалась и побежала вперёд, босиком по льду, и пропала в снежном вихре! Жан бросился за ней, поскользнулся, рассадил руку.
– Алёна! – закричал он. – Ты где?
Выла вьюга, обжигала щёки снежная крупа. Холод пробирался под мундир. Жан на минуту запаниковал: куда идти? Вокруг одинаковая ледяная пустыня с одинаковыми сугробами и торосами, и даже Луна скрылась в серых облаках. Скоро он замёрзнет и упадёт, а снег и ветер насыплют над его телом могильный курган…
Но Центр не может причинить человеку вред!
Жан встал и побежал. Куда – неважно, главное – не стоять на месте.
…И выскочил в просторный, освещённый факелами зал. Пол застилал пушистый белый ковёр, стены прикрывали гобелены со сценами охоты и пиров, в камине стреляли искрами поленья. Алёна стояла у разобранной постели, смотрела в окно, в звёздное небо. Её фигуру обливал парадный мундир, серый с золотым.
Жан подошёл и встал рядом. За окнами был город. Горели огнями лучи радиальных проспектов, весело перемигивались высотки, вдалеке чернел парк.
– Я потерял твою одежду и сапоги, госпожа управленец восьмого ранга, – сказал Жан.
Алёна пожала плечами.
– Старик впечатлён твоими успехами, – сказала она.
– Старик?
– Дитмар-Эдуард, директор, – объяснила Алёна. – После практики он хочет взять тебя в центральный аппарат.
– Я знаю, – ответил Жан.
– Ты рад?
– Я не знаю.
– А я рада, – просто сказала женщина. – Мы часто сможем бывать вместе.
Жан в ответ обнял её за плечи. Не было под пальцами мундира, но тёплая кожа! Иллюзия. Впрочем, что в Центре Развлечений не иллюзия? Только если сам Жан…
– Я прошу тебя… – сказала вдруг Алёна и замолчала, словно не решаясь продолжить.
– Что?
– Никогда не спрашивай меня о службе, – ответила Алёна. – Я женщина, я хочу тебя и хочу быть с тобой, но я – заместитель директора. Не спрашивай, вдруг я не удержусь и расскажу то, что тебе не положено знать?
Она замолчала, с тревогой всматриваясь в его лицо.
Молчал и Жан. Молчал Ивась, который никогда не покидал его памяти, нашёптывал и подсказывал, а сейчас не находил слов.
– Обещаю, – сказал Жан. – Я не спрошу тебя ни о чём.
Незримая черта поделила актовый зал лицея на две части. У входа были устроены трибуны, на них толпились и шумели родственники, друзья, все те, кто пришёл сегодня поздравить выпускников. Там же, на возвышении, стояли кресла и стол для начальства. В этом году лицей справлял юбилей, поэтому ждали директора Департамента Управления Дитмара-Эдуарда.
Директор лицея, шестиранговый Джозеф-Флориан, не находил себе места: вскакивал со своего места, то кидал нетерпеливые взгляды на вход, то, в который уже раз, придирчиво осматривал лицеистов, которые построились напротив трибуны. За год он изучил их всех, сроднился, стал считать почти родными. Переживал, хотя и запоздало, сегодня в зале собрались лучшие, те, кто успешно сдал вчера последний экзамен.
«Идёт, идёт!» – пронёсся по рядам шепоток. Двери распахнулись, в зал, опираясь на трость, вошёл высокий старик в парадном сером мундире. На шевроне его сияли девять золотых звёзд.
Дитмар-Эдуард прошествовал в президиум, сел, прямой как палка и замер. Джозеф-Флориан склонился к его уху, зашептал что-то, тряся толстыми щеками.
– Пузан слишком волнуется, – вполголоса произнёс из второго ряда Серёга-Второй. – Не к добру, братие и сестрие!
На самом деле серёгин индекс состоял из семи цифр, но никто их, кроме старосты потока, не помнил, а вторым его величали потому, что был среди них Сергей-Первый, в отличии от Второго молчун и флегматик.
– Ждут кого-то? – предположила слева Маринка, соседка Жана по строю и по месту в аудиториях. Она стояла вытянувшись, крепко — по уставному — сжав кулаки. Почти вплотную, он чувствовал сквозь форменные брюки жар её тела.
– Кого это? – поинтересовался Жан. – Наши все здесь.
– Попечители его разберут, – ответила Маринка, прижимаясь к нему бедром. – Кого-то. Тебе какая разница? Может, синих? Юбилей всё-таки!..
Вот так она и преследовала его весь учебный год! Глупое слово, другой бы радовался, девчонка была хороша, а секс угоден попечителям, но… «Не обижайся, Маришка, – объяснил ей Жан. – Это в городе секс угоден, а у нас… У них, в лесу, – сразу поправился он, – секс дело тайное, попечителям в пику! Не могу, понимаешь? Сам знаю, что дурак, перебороть себя не могу!»
Над ним не смеялись. Маринка даже не думала обижаться и, как ни в чём не бывало, продолжала попытки его обольстить. Кажется, она воспринимала происходящее как игру. От этого Жану бывало нестерпимо, до зуда в ладонях стыдно. Алёна, он точно знал это, ничего не сказала бы против, и вряд ли бы поняла его сомнения. Да и Маринка, узнай она про его отношения с большой начальницей Алёной, только порадовалась бы за него.
Странные люди… Или он сам – урод.
– Вряд ли синие, – рассуждал тем временем Серёга-Второй. – У них свои юбилеи, а старик их не любит.
– Дитмар-то? – уточнил Иоганн-Василий.
– Ага. И Флориаша не жалует.
– Мамочки мои! – ойкнула Маринка. – Это же…
В зале появился попечитель.
Крак-крак!.. Крак-крак!.. Стучали когти по паркету, кончик хвоста описывал петли и круги.
Ящер двигался вдоль строя, смотрел не мигая, шумно втягивал воздух. Трепетали складки над ноздрями. Шагов за пять до Жана попечитель замедлился словно в сомнении.
– Ой-ой… – прошептала Маринка и часто задышала.
Попечитель остановился возле Маринки, наклонил голову. Девушка зашаталась и упала бы, не подхвати её Жан её под локоть.
Попечитель клацнул клыками:
– Не бойся, молодая самочка, я не ем живых человеков!
Попечитель высунул длинный красный язык, погладил воздух возле маришкиного лица, мазнул ненароком шею Жана. Парень поёжился: как мокрая резина…
Внезапно ящер посмотрел ему в глаза. Зрачок его дрожал, за ним пряталась чёрная пустота.
Попечитель втянул воздух узкими ноздрями, снова щёлкнул зубами и быстро взбежал на помост к Дитмару-Эдуарду. Была в его движениях странная грация, отточенность, завершённость.
Совершенство.
Директор Департамента поднялся:
– Честь своим присутствием нам оказал совершенный Бранч, попечитель! Приветствуем его!
Зал взорвался рукоплесканиями! Как заворожённый, Жан захлопал вместе со всеми…
– Спасибо, растущие! – сказал Бранч. – Станем работать вместе.
После слово взял Джозеф-Флориан:
– Приступаем к вручению! Антон триста двенадцать-семьдесят четыре!
Выпускники один за другим выходили на помост, получали из рук Дитмара-Эдуарда памятные знаки и дипломы. Скоро директор выкрикнул и имя Жана.
Глава Департамента напомнил Жану Джанкарло. Такой же сухой и седой, только Дитмар-Эдуард был гораздо старше, чуть не в два раза. Ему уж точно по лесам не бегать!
Жан осторожно пожал мягкую ладонь Дитмара-Эдуарда, принял футляр со знаком и собирался уходить, но старик задержал его:
– Ты лихо разобрался с тестами, мальчик! После практики надеюсь увидеть тебя в центральном аппарате Департамента.
Голос у директора оказался тусклый, надтреснутый, словно старик надышался пылью и с трудом удерживается от кашля.
– Буду стараться, господин управленец девятого ранга! – нашёлся Жан, дождался кивка и бегом вернулся в строй.
– Что он тебе сказал? – спросил Серёга-Второй.
– Электронные тесты, сказал, хорошо прошёл, – почти не покривил душой Жан.
– О!.. – глубокомысленно протянул Серёга.
Эти тесты Жан не любил, они будили в нём память о годах, проведённых в интернате номер тридцать семь. Давили на психику часы, которые он провёл у спинки кровати, связывая нити, соединяя зубчатые фигуры и очищая экран в ожидании сладости. Теперь его призом стало время, минуты и десятки минут, сэкономленные на прохождении. Мало радости пялиться в призрачную геометрию, это время можно потратить лучше.
Его нелюбовь неожиданно дала плоды. Ненависть сильнее любви, решил Жан.
– Через два дня все вы получите расширенную лицензию на хлыст, – рисовал перспективы Джозеф-Флориан с помоста, – и станете полноправными управленцами. Сейчас — краткое угощение для гостей выпуска.
Ряды курсантов зашумели в предвкушении.
– Подождите, я ещё не закончил, – сказал директор лицея. – О том, что будет дальше, расскажет уважаемый Дитмар-Эдуард!
– Никто не забыл, что у нас сегодня праздник? – проговорил Дитмар-Эдуард в наступившей тишине. – Пятьдесят лет нечасто бывают, мало кто справляет их дважды, уж я-то знаю, хе-хе!..
Зал одобрительно зашумел, оценив шутку. Директор Департамента поднял руку:
– Спасибо, спасибо, вы очень добры к старику. Так вот, – его голос неожиданно наполнила молодая сила, – Департамент дарит сегодня всем выпускникам по пятьдесят жетонов! Они будут переведены на ваши чипы немедленно.
– Ура-а!.. – грянули ряды. На трибунах возникло оживление.
– Подождите, я не договорил, – снова поднял руку Дитмар-Эдуард. – Это надо потратить за сегодня и завтра в Центре Развлечений. Их нельзя отложить на потом и передать кому-то. А то знаю я вас, будете вместо отдыха чахнуть и корпеть. Отставить экономность! Всем чудить! Отчёты сдадите по возвращению в лицей.
– Какие же отчёты, господин директор?! – не выдержал Сергей-Второй. – Полсотни жетонов — это же… это…
– Вот и проверим, как вы умеете не терять голову! – под общий смех ответил Дитмар-Эдуард.
– От имени попечителей, – произнёс вдруг Бранч, – удваиваю сумму! Безо всяких условий!
Ответом ему было троекратное ура.
Угощение Жан пропустил: не хотелось, да и некого бы угощать. Он нашёл в холле удобное кресло среди кадок зимнего сада и продремал весь фуршет.
Здесь его и нашли Маринка и Сергей-Второй.
– Поедем грузовой вакуум-трубой, – заявил Серёга. – На струне сейчас давка, завтра выходные, все ломанутся в Центр.
– А если на мобиле? – спросил Жан.
– Совсем, что ли? – удивился Серёга. – Знаешь, во что это встанет?
– Попечитель добавил жетонов.
– И лучше я истрачу их в Центре, чем на мобиль!
– Хорошо, – сказал Жан. – Но грузовая труба не возит пассажиров.
– Обижаешь, управленец! – сказал Серёга. – Ты управленец на задании или зачем? При исполнении имеешь право задействовать любой подходящий транспорт.
– В самом деле, Жано, – произнесла Маринка, – нам приказали истратить эти жетоны, значит, мы на задании!
Крыть было нечем. Они спустились в подвал, на станцию трубы, и обнаружили там половину курса.
– Умники, – усмехнулся Жан.
– Зато не скучно! – нашёлся Сергей-Второй.
Они могли уйти на смежную, пассажирскую линию, но отказалась Маринка.
– Экономить — так экономить, – решительно сказала она. – То же, что и мобиль, только окон нет. Лучше на меня потратьте! Жан, купишь мне «Симфонию»?
– Уговорили, – не стал спорить Жан.
Десять минут разгона в пустоте, столько же торможения, и вот они на месте.
Конструкторы Центра Развлечений применили множество разрешённых технологий попечителей, куда больше, чем при обычном строительстве. Как по секрету рассказала Жану Алёна, половину блоков и машин завезли из метрополии, без права изучения. Жан боялся себе представить, сколько юных мозгов пошли в оплату этих поставок! С другой стороны, попечители могли не взять за них ничего, так как обладали хоть и рациональной, но не человеческой логикой.
Это было странное и удивительное место. У обычного человека при взгляде на него начинала кружиться голова, и именно поэтому Центр Развлечений отнесли на полсотни километров от города. Работа требует простых и функциональных интерьеров: ничего не должно отвлекать от дела.
Отдых — это иное! На отдыхе человек раскрепощён и открыт чуду; Центр Развлечений — для него.
С конечной станции вакуум-трубы, с глубины двухсот метров они поднялись на обычном лифте и оказались в цветущем саду. Сергей-Второй потянул их на спиральную дорогу, которая опоясывала Центр широкими витками.
– Нет, – сказал Жан. – Маришка хотела «Симфонию». Кафе!
– Опа… – Сергей-Второй был не просто удивлён, он был раздавлен и растёрт в пыль.
Рядом с ними завис радужный, колеблющийся пузырь. Кафе, кусок силового поля, гостиница, ресторан и винтокрыл одновременно!
В боку пузыря протаял круглый люк.
– Добро пожаловать, дорогой друг Маришка! – объявил Жан и кивнул Серёге: – Ну, и ты заходи.
Откуда всплыли эти слова? Из детства, из сказок, что читала ему позабытая мать. Никому не нужные, неинтересные слова, но вспомнились?
– Спасибо, Жан…
Маринка скользнула внутрь, за нею ошарашенный Серёга, последним — Жан.
Кафе зарастило вход и взлетело над деревьями.
– Приветствую дорогих гостей! – произнесла мерцающая пустота в середине пузыря. – Позвольте узнать ваши желания… Напитки? Виды? Музыка? Интерьер?
– Можно… «Симфонию»? – спросила Маринка.
Купол над их головами взволновался вихрем и родил плоский диск. Он плавно опустился и повис перед Жаном. Поднос с тремя бокалами «Симфонии».
– Ой, спасибо, целых три, – смутилась Маринка. – Жан, нам хватит жетонов?
– Коктейль «Симфония» за счёт Центра, – заявило кафе. – Виды? Музыка? Интерьер? Маршрут и длительность?
– Тёплый бассейн, мебель — не знаю, что принято в бассейнах? Пусть играет что-то из классики, – ответил Жан. – Виды Центра, летим танцевать на Главный Подиум. Не торопясь. Эээ… кафе, это дорого?
– Сегодня и специально для господ молодых управленцев — пятьдесят жетонов! – доложило кафе. – Реализую?
– Да! – с радостью ответил Жан. Он примерно представлял стоимость заказа, Алёна возила его в Центр, но он боялся ошибиться. Зато, истратив эти жетоны, Жан вздохнул спокойнее. Подачка Бранча раздражала его; чип, на котором лежал попечительский полтинник, словно жёг предплечье — как памятной ночью в осеннем лесу.
Жан передёрнул плечами: драные попечители, держи себя в руках! Сегодня он сделал только второй шаг до цели, а сколько их ещё? Не хватало превратиться из-за ерунды в неврастеника!
Пока он копался в себе, кафе исполнило заказ…
Они стояли на круглом прозрачном помосте в центре большого зала. Помост омывал кольцевой бассейн с изумрудной водой, прямо из неё вырастал прозрачный купол. Вода медленно крутилась вокруг помоста, с журчание обтекала островки цветущей зелени.
Очень тихо, но явственно заиграли скрипки, им вторил орган.
Хорошо.
Жан присел на кожаный диванчик, взял из вазы на столике грушу. Сочная!
– Ой, Жан, какой ты молодец! – Маринка захлопала в ладоши, сбросила форму и нырнула в бассейн. Загорелой рыбкой пронзила зелёную воду, всплыла и перевернулась на спину, разбросав руки и ноги.
Красивая девчонка… Какой же он дурачок!
– Он когда посмотрел на меня, я чуть не кончила, – мечтательно проговорила Маринка и позвала: – Мальчики, ныряйте сюда, классно!
– Слушай, Жан… – нерешительно начал Серёга-Второй. – Я, понимаешь… должен отдать тебе половину, но…
– Глупости, сочтёмся! – отмахнулся Жан. – Ты что, собрался умереть завтра?
– Конечно, сочтёмся, – с облегчение сказал Серёга. – Я не забуду, честное слово!
– Я тоже, – сделал Жан хищное лицо. Так, в его понимании, должен был глядеть древний ростовщик. – Иди к ней, Серёжка! – он кивнул на Маришку. – Секс угоден попечителям, а лететь долго.
– Пошли вместе? – сказал Серёга, расстёгивая китель. – А то нехорошо как-то. Маринка рада будет.
– Я тут посижу, – сказал Жан и взял ещё одну грушу. – Не бойтесь, завтра не умру.
Дитмар-Эдуард сдал. Он почти потерялся в своём начальственном кресле, сидел, вяло крутил карандаш в пальцах.
– Плохо выглядите, шеф, – честно сообщила Алёна.
– Доживёшь до моих лет, – сварливо ответил Дитмар-Эдуард, – будешь выглядеть ещё хуже. Станешь сморщенная старушонка с седыми патлами. Сделай милость, налей мне чаю!
Алёна встала, включила чайник. Внутри сразу загудело и забурлило, вода не успела остыть.
– И всё же, шеф, – спросила она, – что случилось? Не говорите мне, что вы так постарели за полгода!
– Несущественно, – отмахнулся Дитмар-Эдуард, принимая чашку. – Докладывай, что и как. Только коротко.
– Оборона налажена… – начала Алёна.
– Сейчас меня интересует Ивась! – резко сказал Дитмар-Эдуард. Чашка задрожала в его руках, плеснула водой. Старик зашипел, поставил чай на стол, прямо на бумаги.
– Я привезла его с собой, – просто ответила Алёна. – Он сдался и согласился сотрудничать.
– Ты ему веришь?
– Да.
– Ты ему веришь… – повторил Дитмар-Эдуард.
– Мы проверяли, – объяснила Алёна. – Он уверен, что был неправ, он хочет исправить то, что натворил. Приборы не врут.
– Что ты собираешься делать?
– Он хочет служить, примем на службу.
– Рекомендации? – проскрипел Дитмар-Эдуард. – Одна, я так понимаю, есть, твоя. Ещё кто-то?
– Управленец пятого ранга Фёдор, – сказала Алёна. Дитмар-Эдуард приподнял бровь.
– Вот как? Это серьёзно.
– И управленец третьего ранга, инженер-сыскарь Виталий, – доложила Алёна. – Он был очень рад дать рекомендацию. Вы же читали отчёт, шеф!
– Читал, – согласился Дитмар-Эдуард. – Я хотел увидеть твои глаза.
– Что в них? – наклонилась к нему Алёна.
– Неважно, – ответил шеф. – Фёдор согласился, вряд ли он влюблён в мальчишку.
– Шеф!
– Хватит, Алёна, – устало сказал Дитмар-Эдуард. – Я старый, но из ума не выжил ещё. Я не против, говорят, влюблённые женщины могут горы своротить… Только прошу тебя, не слишком афишируй. Глупо, когда начальник смешон. Поняла?
– Да, шеф.
– Иди.
В коридоре любого крупного учреждения всегда людно. Один спешит в архив, другому лучше всего думается на ходу, а третий идёт на встречу. Средства связи позволяют всё и ещё немножко сверху, но люди предпочитают говорить с глазу на глаз. Алёна кивала младшим, улыбалась средним, с высокоранговыми обменивалась словом — другим. И думала… Что он имел в виду? Что шеф хотел прочитать в её глазах и, главное, зачем?
Алёна спустилась тремя уровнями ниже, перешла через транспортную трубу в гостиничный корпус.
– Не скучал? – спросила, входя в номер, где ждал её Ивась.
– Нет, – Ивась поднялся с кресла, зевнул. – Извини, госпожа управленец, нервничаю.
– Я вызвала медиков, – сказала Алёна. – Постарайся успокоиться к их приходу.
– Легко сказать… – пробормотал Ивась. – А зачем медики?
– Преступить закон, – серьёзно ответила Алёна.
Доктор соврал. «Будет немножко больно», – предупредил он. Ивась напрягся, но ничего особенного не ощутил: гладкий и холодный инжектор на сгибе локтя, тихое шипение воздушной струи, короткое онемение мышц…
Соврал доктор. Так больно ему не было даже в те минуты, когда чип питомца выжигал плечо изнутри… Кожу словно облили кислотой, а в одежду воткнули сотни, тысячи игл!
Ивась стоял посреди комнаты и боялся пошевелиться. Каждое движение причиняло муку!
– Какая странная реакция, – пробормотал медик. – Примитивный геномодификатор, почему такой сильный ответ? Вы всё мне сказали, совершенная?
– Он бывший питомец интерната…
Медик изменился в лице:
– Трёх попечителей тебе в анус, госпожа управленец! Как можно забыть о таком?! Есть здесь ножницы?
– Да, – Алёна безропотно проглотила оскорбление.
– Срежь с него одежду! Я сейчас!
Медик исчез. В полуобмороке Ивась наблюдал, как Алёна щёлкает ножницами, как падают на пол тяжёлые, мокрые тряпки. Такой мягкий, такой удобный костюм… Что случилось?
Потом он увидел свои руки: сквозь поры кожи сочилась тёмная кровь, сливалась в миниатюрные ручейки, срывалась с пальцев маленькими шариками. Кровь! На груди, на животе, на ногах… Даже в глазах была кровь, во рту появился солоноватый, железистый привкус.
– Дай руку, если можешь! – приказал медик; он снова был здесь.
Ивась послушно протянул руку. В подмышке что-то противно натянулось и оборвалось, он почти не заметил этого.
Кажется, потом он потерял сознание. Он не помнил, как и куда шёл, как его поддерживали под руки, он почувствовал только, как утих огонь, что терзал его снаружи и изнутри, и тогда он услышал, как ноют и жалуются кости!
Ивась открыл глаза.
Он лежал в ванне, наполненной красной водой, вода плескалась у самого рта и сверху на голову тоже лилась прохладная вода!
Какое блаженство!
– …за грубость, госпожа управленец восьмого ранга, – звучал позади его виноватый голос медика. – Но, поймите…
– Довольно! – оборвала его Алёна. – Не будем вдаваться. Что вообще произошло?
– Вакцина начинает с костного мозга, – непонятно сказал медик. – Потом тестикулы, все системы, где идёт активное деление клеток. Кожа, волосы, ногти… Слизистые… Чтобы обмануть сканер, надо изменить все генные маркеры. Конечно, есть реакция… Обычно это дурнота, боль в костях, гиперчувствительность покровов… но такое! У синих свои методики, совершенная, они тоже работают с генотипом.
– Это можно обнаружить заранее?
– Долгая история, а вы торопились, госпожа управленец!
– Хорошо, хорошо, – примирительно сказала Алёна. – Что дальше?
– Ничего, – ответил медик. – Вакцина отработала, я ввёл ему стабилизатор, скоро он придёт в себя. Ещё несколько дней, и ваш человек будет в полном порядке.
– Какой-то особенный режим?..
– Ничего такого, – сказал медик. – Обильное питьё, покой. Представьте, что он перенёс сильную простуду.
– Хорошо, – сказала Алёна. – Идите.
С тихим щелчком захлопнулась дверь. Алёна наклонилась над Ивасем и заглянула ему в глаза.
– Прости, – сказала она, – я виновата.
Ивась облизал губы. Язык напоминал толстый оладий, что пекли в пещерном городе по праздникам. Мягкий, вялый, того и гляди откусишь случайно.
– Думал, я умру… – прошептал он.
– Ивась умер, – сказала Алёна. – Бывшего питомца больше нет. Ты – Жан индекс шестнадцать-четыре-девять-пять, найдёныш, вырос в школьном приюте, а в шестнадцать лет сбежал в лес от глупости и неразделённой любви. Девчонка была высокомерна, не смотрела на тебя, но не отказала другим, потому что секс угоден попечителям. Ты оскорбился, ты возненавидел попечителей! Так ты попал в банду, а дальше – всё, как ты рассказывал. Переоценка, раскаяние. Ведь они были?
Алёна с тревогой посмотрела на него.
– Кха-нечно, – сказал Ивась, нет, теперь Жан. – Зачем… я иначе… вышел из леса?
Вокруг стемнело, силуэты спутников угадывались подобно смутным теням, но в визире ночного бинокля картина разительно менялась. Нежной зеленью тлела под ногами нагретая за день земля, синели кроны деревьев, но в них светились жёлтым и оранжевым тельца птиц. Алёна обернулась: руки и свободные от тепловых очков лица людей сияли расплывчатыми пятнами на фоне холодного чёрного неба.
Ивась сидел, уронив лицо в ладони. Извини, парень, ничего не поделаешь, за всё надо отвечать.
Алёна вернулась к наблюдению.
Дверь в холме походила на светло-коричневый прямоугольник. Террористы заперли её на ночь, но наружу пробивалось тепло от костра. Для наблюдателя в тепловых очках это было вроде предупреждения, но и приглашения одновременно. «Не тронь!», но и «Я здесь, возьми, если не страшно!».
– Дядя Федя, ты готов? – шепнула Алёна в микрофон-паутинку.
– Обижаешь, дочка, – шепнуло в наушниках. – Только тебя и жду.
– Тогда начинаем, – приказала Алёна и отключилась. Командовал дядя Федя по старинке, не выбирая выражений. Наверное, так получалось доходчивей, но слышать было… диковато.
Слева и справа возникло движение. Команда, которую набрал и подготовил дядя Федя, начала работать.
В темноте возле холма появились неоднородности. Бойцы были одеты в хамелеон-камуфляж, Алёна так и не смогла их увидеть, но дверь внезапно провалилась внутрь. Алёна отняла бинокль от глаз; костёр, которые горел внутри холма, взорвался, рассеял вокруг яркие горячие искры.
Раздался гулкий рокот, словно кто-то катал по каменному полу железные бочки, заполненные поленьями: сработали силовые гранаты.
Алёна снова прильнула к окулярам. Абрис дверного проёма на миг затуманился, бойцы проникли внутрь. Через несколько секунд к Алёне подошёл дядя Федя. Он уже не крался и не осторожничал.
– Пошли, госпожа управленец восьмого ранга, – почти официально сказал он. – Всё кончено.
Ночные очки немного искажали перспективу, Алёна оступилась раз и два, но каждый раз её подхватывала твёрдая рука дяди Феди. Дверь почти исчезла. Разрывы гранат разбили деревянный косяк в щепки, обнажили серый крошащийся бетон, филенка из тонкого железа смялась в гармошку и лежала рядом, на земле.
Пригнувшись, Алёна и дядя Федя шагнули внутрь.
Они увидели пыль. Она клубами висела в воздухе под лучом фонаря, лезла в нос и глаза, сединой оседала на волосах.
Пятиранговый Фёдор закашлялся.
– Битые попечители… – протянул он, отплевавшись.
Несколько гранат подействовали на небольшой зал удивительно и страшно. Их поля переплелись, интерферировали и размололи всё внутри в порошок. Мебель, посуду, каменную печь, от которой остался только фундамент, тела людей…
Кровь была повсюду. Кровь, клочья кожи, осколки костей. От запаха давленых внутренностей и фекалий Алёне стало дурно, она выбралась наружу, её стало рвать. Сначала недавним завтраком, потом желчью и желудочным соком, потом нутро опустело, а спазмы всё не прекращались. Алёна испугалась; ещё немного, и она выблюет собственные кишки… Резкий, острый как нож запах нашатырного спирта привёл её в себя.
– Это война, дочка, – сказал дядя Федя. Он был бледен, голос дрожал. – Убитые попечители, что же мы разбудили! Что же ты разбудил, гад!
Рядом со связанными руками стоял Ивась. Воин в маске крепко держал его за плечо.
– Попроси своих синих друзей, – зло сказал Ивась, – пусть покажут, что выпускает интернат. Или пусть она попросит, – он кивнул на Алёну. – Ей не откажут.
Дядя Федя засопел, угрюмо глядя на Ивася.
– Это всё враки, – процедил он, – ваша бандитская пропаганда!
– Не знаю, что ты сделал там, – простонал Ивась, – но я зря пришёл к вам! Ты такой же, как синие. Ты хуже синих, они сами нас не ели, а ты… ты!..
– Хватит! Прекратите! – приказала Алёна. Нашатырь подействовал, она снова могла думать и говорить. – Сколько там было людей?
– Откуда мне знать, сколько их было, когда вы кинули туда свою дрянь? – ответил Ивась. – Мой отряд… в отряде, где был я… – он мялся, не мог подобрать слова. – Нас было двенадцать человек. Все они были здесь? Не знаю, я ушёл давно.
Дядя Федя повернулся и скрылся внутри холма. Алёна приказала себе не вспоминать, что там, иначе… Нельзя быть слабой перед подчинёнными, тем более перед Ивасем.
Ивась молчал, глядя в землю перед собой. Алёна просто дышала, пила весенний ночной воздух и старалась забыть. В конце концов, все они были бандитами, на их руках — кровь простых серых!
– Четверо!.. – дядя Федя снова вышел на воздух. В руках он держал генетический сканер: – Где остальные? Отвечай!
– Не знаю.
– Ивась! – вступила Алёна. – Ты обещал рассказать всё. Я очень хочу тебе поверить, но если ты будешь врать…
– Я не вру! – вскинулся Ивась. – Я не знаю! Здесь временное убежище, здесь мы отдыхали между… заданиями. Наверное, вернулись на… – он осёкся.
– Не считай нас совсем уж глупыми, – сказал Фёдор. – В этом подвале нельзя зимовать. Должно быть что-то другое, основательное, постоянное! База.
– Ты обещал помогать, Ивась, – сказала Алёна.
– Да, я обещал, – глухо ответил Ивась. – Я отведу вас на базу. Только сами обещайте мне…
– Редкий нахал! – удивился дядя Федя.
– Что мы должны пообещать? – Алёна подалась вперёд.
– Предложите им сдаться, – ответил Ивась. – Хотя бы это! Вы люди — или синие?!
– Я обещаю, – сказала Алёна. – Дядя Федя?
– Да чтобы попечитель тебя придавил! – рассердился Фёдор. – Там полно террористов, у них оружие!
– Господин управленец пятого ранга Фёдор? – повторила Алёна.
– Под твою ответственность, госпожа управленец восьмого ранга, совершенная Алёна! – огрызнулся Фёдор.
– Да. Под мою ответственность, растущий, – твёрдо сказала Алёна.
– Обещаю! Но если что-то пойдёт не так, если погибнут мои ребята… Я тебе не прощу, госпожа управленец.
Дядя Федя развернулся и ушёл, недовольно крутя головой и размахивая руками. Из зарослей донёсся его громкий голос. Он кого-то распекал, отдавал распоряжения, но всё невнятно, глухо.
– Оставь нас, – сказала Алёна бойцу.
– Да, совершенная!
Серый кивнул и растворился среди деревьев. Конечно, он не ушёл далеко, приказ присматривать за перебежчиком никто не отменял, но его стало не видно и не слышно. Спасибо и на этом.
Ивась передёрнул плечами.
– Чуть не сломал мне ключицу, – пожаловался он. – Ты мне не веришь? Я сам к вам пришёл.
– Хочу верить, – задумчиво сказала Алёна. – Я почти поверила, но… Ты обещал показать дорогу, привести нас к убежищу!
– Я привёл.
– Только четверо, все остальные на свободе. Мне кажется, – произнесла Алёна, – ты хочешь, чтобы мы их не искали. Ведь ты один из них, ты тоже стрелял и убивал. Два года, – она мотнула головой. – Я представить не могу, как это: два года убивать!
– Лучше бы я вернулся в загон? – возмутился Ивась. – Или сразу в интернат? Если ты хочешь вернуть меня туда, то имей в виду: не выйдет! Никогда и ни за что! Поняла, госпожа управленец?!
– И что же ты сделаешь?
– Не знаю. Убью себя. Выброшусь из окна, – Ивась помолчал. – Или нападу на этого твоего старика. На Фёдора. Он такой же страшный, как Джанкарло!
– Кто?
– Предводитель, – ответил Ивась. – Наш вождь, вожак, командир. Он вас ненавидит, он не успокоится… Я убежал и бродил по лесу, я умирал от голода и хотел просто жить, Алёна! Он нашёл меня, накормил и дал оружие, научил убивать. Нет, я неправильно сказал, он не страшный, он был ко мне добр, он очень умный и душевный, рядом с ним хорошо, но он твёрдый как железо, и пока жив, он будет вас убивать.
– Но ты и сам убивал!
– Я и сейчас убью, – заговорил Ивась. – Как только увижу синего, так сразу убью! Им нельзя жить! Люди не виноваты, даже вы, серые, виноваты не так, как эти!..
– Бедный ты, бедный! – Алёна сделала шаг вперёд и прижала голову Ивася к своей груди. И сама не поняла, почему сделала это. Уж точно не потому, что однажды взяла из загона мальчика для утех. Мальчик вырос и многое повидал, в углах рта у него появились горькие складки, но…
Ивась всхлипнул. Да он же до сих пор ребёнок, которого обделили любовью! Которого предали родители и обманула жизнь…
Алёна гладила его волосы, и широкие плечи и спина взрослого мужчины расслабились под её рукой, а сам он, кажется, даже перестал дышать… Что же ей теперь делать? Не по службе, там всё понятно, но по жизни?
На подготовку рейда отвели неделю. Все эти дни Ивась прожил в каморке рядом со штабом спецотряда. Пятиранговый Фёдор хотел иметь его под рукой в любое время дня и ночи. Ивась рисовал подступы к базе, объяснял маршруты и ориентиры. Фёдор въедливо копался в мелочах, в деталях — и страшно злился, что Ивась не может показать место на карте.
– Нас водил Джанкарло! – пытался защищаться Ивась. – Или он, или Луиджи, его правая рука! Я помню лес, я помню овраги, я помню, как мы переходили вброд реки и ручьи, но карты… Я их раньше вообще не видел.
Фёдор сопел и щурился, потом нехотя соглашался. Так врать, так притворяться было невозможно, он бы сразу почувствовал обман.
Зато бойцы с картами не расставались ни на час. Подходящих мест оказалось три, одно главное, два на тоненького. Основной вариант Фёдор выбрал сразу и в решении не сомневался, но карты и сценарии приготовил в тройном комплекте. Глупо проигрывать, тем более терять людей из-за пустяка.
Утром назначенного Ивась на завтрак не пришёл. Ему, наконец, поверили и на свободу не посягали, но он не мог заставить себя выйти из комнаты. Его бил озноб, а солнечный свет заставлял болезненно щуриться.
– Не бойся — успокоила его Алёна. – Они тебя не увидят.
Она прибыла с вечера, нарочно чтобы выспаться и быть в форме.
– Думаешь, я переживаю, что стал предателем? Мучаюсь, как они на меня посмотрят? – криво улыбнулся Ивась. – Нет, я всё решил для себя, нам не по пути.
– Тогда в чём дело?
– Я… – Ивась смутился. – Я не летал раньше!
Алёна хмыкнула и ушла, но скоро вернулась и принесла ингалятор.
– Подыши, это поможет.
В винтокрыл Ивась сел спокойно. Страх никуда не исчез, но уже не лишал сил. Это как смерть. Она ужасна, ну и что?
Моторы загудели, винтокрыл плавно поднялся в воздух. Ивась с любопытством глядел в иллюминатор. Мир сверху выглядел иначе, мелким, почти игрушечным, но огромным и необъятным одновременно. Потерялась далеко позади база спецотряда, растаяла в зелени лесов и полей, как и строения Коровьина. Блеснула и исчезла река. Справа, на фоне восхода, проплыли жилые свечечки Тишинска, убежала в сторону стрела дороги.
Прошло несколько минут, Ивась перестал узнавать местность, а потом винтокрыл снизился и летел теперь, едва не касаясь верхушек деревьев. Изменился звук моторов, винтокрыл клюнул носом; лес прыгнул навстречу и замер. Они сели.
На слабых ногах Ивась выбрался наружу.
Винтокрыл, сложив над кабиной винты и крылья, стоял у края большой поляны, в ряд с двумя другими. Из них выпрыгивали бойцы, разбивались на пятёрки и беззвучно уходили в заросли.
Ивась огляделся; над лесом вставали верхушки холмов, они приземлились недалеко, в получасе ходьбы от пещерного поселения. В животе возник ледяной ком: от точности, с которой Фёдор вывел их к базе, стало жутковато. Всё-таки, там жили его друзья, соратники, те, с кем он провёл два года жизни!
– Пошли уж, – Фёдор хлопнул его по плечу и неторопливо двинулся по следу бойцов.
– А почему?..
– Потому что без меня обойдутся, – не дождался вопроса Фёдор. – Оговорено всё, вперёд лезть — только мешать. Госпожа управленец! – пятиранговый обернулся к Алёне. Она последняя спрыгнула с подножки винтокрыла. – Копаешься, дочка. Самое интересное пропустишь. Наблюдательный пункт уже развернули, наверное.
Она могла не торопиться. На полпути к пещерному поселению их встретил боец:
– Пусто, господин управленец пятого ранга, – негромко доложил он. – Уже дня три как нет никого.
– Это всё?
– Сыскари работают, – ответил боец. – Сказали, нечего сообщать пока.
– Свободен.
Фёдор оглянулся на Ивася, пожевал губами:
– Удачно как… Никому ничего предлагать не надо, да? Показывай, как жили твои террористы!
У входа в пещеру их встретил инженер-сыскарь с тремя звёздами на шевроне.
– Осторожнее внутри, господа управленцы, – посоветовал он.
– Что такое? – поднял бровь Фёдор.
– Мины, – показал глазами сыскарь.
Неподалёку под деревом лежали вполне мирного вида штуковины: оливково-зелёные бруски, блины, цилиндры, рядом тускло блестели куски провода.
– Мы убрали кое-что, – продолжил сыскарь, – но ещё не везде, не везде. Так что гуляйте аккуратненько, по серединочке, в ответвления не заходите. А лучше и вовсе не суйтесь.
– Сдаться им, понимаешь, предложи… – проворчал Фёдор. – Значит, не мешаем и ждём.
Он взял Алёну под локоть и отвёл в сторону, выразительно посмотрев на Ивася.
Секретные переговоры. Всё было правильно, кто Ивась такой, чтобы при нём говорить о важном? Бывший враг. Совсем недавно бывший, а друг ли – непонятно пока.
Правильно ли он сделал? Недавно они были вместе, рядом. Вместе оплакивали потери, вместе встречали праздники. Ставили мангалы, жарили мясо. Вон он, навес, брёвна для сиденья, утоптанная площадка для танцев…
– Я могу туда пройти? – обратился Ивась к сыскарю, рассказавшему про мины.
– Что?
– Там чисто, нет мин? – объяснил Ивась.
Сыскарь внезапно побледнел.
– Стой, не ходи никуда! – бросил он и что-то быстро заговорил в рацию.
Через минуту боец с миноискателем наперевес осторожно приблизился к навесу и почти сразу же отсемафорил свободной левой рукой. Первая растяжка обнаружилась возле вытертого от посиделок бревна, вторую террористы поставили на тропинке, что вела в лес от проплешины для костра.
Ещё пятеро сапёров пошли вокруг горы…
За час выставка смертоносных сюрпризов пополнилась ещё десятком экспонатов.
Чтобы никому не мешать, Ивась устроился под навесом, на бревне. Чёрная проплешина впереди, кажется, ещё пахла недавним костром. Горел ли здесь огонь после его ухода?
Подошёл пятиранговый Фёдор, сел рядом. Вздохнул, произнёс нерешительно:
– Ты, это, парень…
– Что?
– Я тебе, знаешь, не очень верю, но…
Ивась глядел в кострище и молча ждал.
Управленец пятого ранга Фёдор откашлялся и сказал:
– Может статься, ты сегодня спас кого-то из моих людей… Спасибо.
Ивась поднял взгляд, Фёдор удалялся, сокрушённо качая головой. Скоро Ивась услышал его недовольный голос. Управленец пятого ранга выговаривал кому-то из подчинённых, возможно, тому самому забывчивому сыскарю-сапёру.
– Не обижайся на него, – сказала Алёна. Ивась не заметил, как она оказалась рядом. – Ему трудно признать, что он неправ.
– Ладно, – пожал плечами Ивась. – Я понимаю.
– Что ты собираешься делать дальше?
– У меня есть выбор? – удивился Ивась.
– Конечно. Можешь остаться в Коровьине, на ферме. Рабочие всегда нужны, а тебе знакома эта работа.
Ивась скривился.
– Ты не хочешь работать в деревне, – сказала Алёна. – Я понимаю.
– Мне не нравится слово ферма!
– Ты можешь пойти учиться, – после заминки продолжила Алёна. – Есть много вариантов.
– Я сделал много плохого, – сказал Ивась. – Я хочу исправлять, помогать… Это можно?
– Да, – ответила Алёна, – я дам тебе рекомендацию.
– Спасибо.
– Мне это ничего не стоит, а тебе не поможет, – сказала Алёна. – Рекомендация — это всего лишь один голос, чей бы он ни был: мой, Дитмара-Эдуарда или самого Бранча.
Ивась насторожился. Это имя он услышал в первый раз.
– Кто такой Бранч? Гауляйтер?
– Не знаю, где ты услышал это слово, – сердито сказала Алёна, – но не повторяй его больше! У нас так не принято. Накажу сама, лично. Имей в виду, наказание не рекомендация. Я могу наказать гораздо серьёзнее!
– Извини, я не знал, – сказал Ивась. – Это сказал один пленный. Мы его отпустили. Так кто такой Бранч?
– Попечитель.
– Ты видела попечителя?! – Ивась даже привстал от восторга.
– Будешь хорошо служить, тоже познакомишься, – рассмеялась Алёна. – Бранч любит знакомиться с новыми людьми. Но это всё потом, – она снова стала серьёзной. – Для начала надо изменить тебе личность.
– Зачем?
– Синие ищут тебя, – ответила Алёна. – Ты сбежал из интерната, они этого не простят.
Ночевать остановились в Тишинске, в гостинице при Управе. Дорога содержалась в полном порядке, дорожники дело своё знали, и ночь для поездки ничуть не хуже дня, но Алёна утомилась. Устала рассматривать снежную муть за окном, устала дремать сидя, ждать встречные огни. Остальные сопровождающие встретили её решение с радостью. Ещё бы! Спать лучше в постели, а перед сном неплохо умыться и переодеться, а потом лечь и вытянуть ноги…
Молча кивнув после ужина охране, Алёна отправилась в свой номер.
Они объехали десяток городков и посёлков, уполовинив груз. В каждом пункте выступал инженер, рассказывал о принципах работы новых спецсредств и о технике безопасности. После него Алёна читала маленькую лекцию по тактике применения. После этих кратких, но повторённых десять раз речей Алёна охрипла и едва ворочала языком. Инженер чувствовал себя не лучше, так что было не до разговоров.
Приняв душ, Алёна без сил упала на кровать и провалилась в сон без сновидений.
Через час её разбудил дежурный по управе.
– Госпожа управленец восьмого ранга! – скороговоркой повторял он, тряся её за плечо. – Госпожа управленец!..
– Что такое? – Алёна с трудом выплыла из вязкого забытья.
– Нападение на Коровьин, – обрадовался дежурный. Похоже, она проснулась не сразу, он успел не один раз повторить свою мантру про госпожу управленца.
– Нападение? – не поняла Алёна. В Коровьине они были вчера. Небольшой посёлок километрах в пятидесяти от Тишинска, две тысячи народу и опорный пункт. Ещё там располагалась большая молочная ферма, где трудилась большая часть жителей и энергостанция, снабжавшая посёлок и ферму электричеством.
Дежурный смутился:
– Готовится нападение, госпожа. Сообщают, гарнизон готовится к перехвату.
Гарнизон… Команда из пяти человек и их начальник, немолодой служака с третьим рангом.
…На окраине посёлка шёл бой. Рвались гранаты, трассеры расчерчивали лес и поле, иногда ломались, уходили в небо. Алёна кинулась вперёд. Её мигом обогнали, начальник охраны вежливо, но жёстко отправил назад, к мобилям.
– Не ваше дело, госпожа управленец, по полям бегать!
Алёна задохнулась от возмущения, но смирилась. Охранник был прав, но как хотелось увидеть бой вблизи, тем более под защитой сала — удачное какое словечко! – ей ничто не угрожало! Теперь придётся сидеть в мобиле, кусать локти… Но каков нахал! Этого нельзя спускать, надо ставить мужлана на место. Надо правильно сформулировать… За наглость? Глупо. За хамство? Несправедливо…
Начальнику охраны повезло, Алёна не успела придумать основания для взыскания. Бой кончился, и они вернулись в гостиницу. Туда же прибыл для отчёта начальник гарнизона.
– И хорошо же сало, дочка!
Алёна приподняла бровь.
– А? – не понял начальник гарнизона. – Ох, прости, дочка, щиты твои хороши.
Алёна улыбнулась.
– Не мои это щиты, господин управленец третьего ранга Фёдор, – сказала она и кивнула в сторону инженера, – его щиты.
– Кхм… – третьеранговый Фёдор густо покраснел. – Разреши докладывать по порядку, госпожа управленец восьмого ранга?
– Докладывай, управленец, – махнула рукой Алёна.
Надо признать, управленец третьего ранга умел говорить коротко и по делу. Оператор кибермух засёк посторонних людей ещё в лесу. У гарнизона было время на подготовку, и третьеранговый Фёдор воспользовался им сполна. Перехватил бандитов на пути к энергостанции и забросал полевыми гранатами.
– Паренёк у меня есть, Гоша зовут, – рассказывал Фёдор, – древней историей увлекается, упражняется с пращой. Очень помогло, в два раза дальше выходит, чем так.
Диверсанты ответили огнём.
– Отлично отработали твои щиты, дочка, ох, прости, совершенная госпожа управленец, – говорил Фёдор. – Хоть бы царапина! А у них раненые есть. Одну или две гранаты щиты отбросили назад, есть кровь на снегу. Так что ушли они от Коровьина, нет их поблизости.
– Куда ушли?
– Прости, совершенная, не скажу, – ответил Фёдор. – Мухи так далеко не летают, заряда не хватает, а людей я посылать не стал, опасно слишком. Да и бессмысленно, снег валит.
– Ладно, – не стала настаивать Алёна. – Генетический анализ следов делали?
– А как же, дочка! – разулыбался Фёдор, расчехляя планшетку. – Лови файл.
Алёна пробежала взглядом по строчкам. Полтора десятка сигнатур, которые ничего ей не говорили, и одна, заученная наизусть. Ивась! Мясной питомец, якобы утилизированный два года назад в интернате за номером тридцать семь. Козырь Дитмара-Эдуарда, её цель, её… Кто?
Алёна вчиталась в расшифровку. Нет, Ивась не пролил крови на поле близ Коровьина. Это успокоило и одновременно озадачило её. Ведь он враг, бандит, диверсант, почему она рада, что он цел и невредим? Только потому, что Дитмар-Эдуард велел его найти?
Алёна внезапно и ясно поняла – это не так. Это испугало, но и согрело. Она влюбилась? Ох, дурища!..
– Спасибо, управленец третьего ранга Фёдор, – сказала она. – Я доложу в Департаменте о твоей работе.
Фёдор расцвёл и откланялся, Алёна лично проводила его до дверей гостиницы. Третьеранговый по счастью не узнал, какие неприятности его миновали. Случись что с парнем, прибила бы…
На безопасном расстоянии от Коровьина отряд встал на ночёвку. Никаких сомнений, они легко отделались. Двоих посекло осколками, но не опасно, пластыря довольно, к утру станут как новенькие, ушибы и ссадины не в счёт. На этом хорошие известия закончились, остались одни неприятности.
Серые заблаговременно обнаружили их. Раскрыли, несмотря на темноту и снегопад.
Серые получили новое оружие и средства защиты. И не только получили, но и умело применили.
Это значило, что надо менять тактику или даже стратегию.
Расставив посты и назначив старшего, Ивась незаметно покинул лагерь. Ноги сами собой вывели его на тропу к Коровьину. Через час Ивась залёг в кустах у опушки…
Задувал холодный ветер, закручивал снег серыми как мундир управленца вихрями, но посёлок праздновал. По ярко освещённой улице ходили ненавистные серые, к ним выходили из домов жители, угощали, пожимали руки; девушки старались поцеловать. Сильная оптика беспристрастна, она не давала обмануться: радость посельчан искренна и неподдельна, они любят серых и полагают их защитой от врага.
– Я не понимаю этих людей, Луиджи, – тихо сказал Ивась,
– Я надеялся, ты не заметишь, – ответил охотник.
– Ты же мой телохранитель, – усмехнулся Ивась. – Думаешь, я не знаю?
– Не телохранитель… – Луиджи помолчал. – Впрочем, ты прав. Карло просил присмотреть за тобой. А люди… – Луиджи прильнул к окулярам. Надолго, Ивась подумал даже, что слова кончились. – Они не знают другой жизни. Серый для них – значит защитник.
– Оккупант! – возмутился Ивась.
– Защитник, – повторил Луиджи. – Он отвечает за порядок, он чинит дорогу, он рядом, если авария. Так устроена их жизнь, таков порядок.
– Значит, этот порядок надо поменять. Вообще всё надо поменять, – сказал Ивась. – Возвращаемся, Луиджи. Нам выходить перед рассветом…
Май неожиданно перевалил через середину. Однажды Алёна обнаружила, что снег растаял, весенняя грязь успела высохнуть, а деревья оделись свежей листвой.
Когда это случилось? Она не потеряла счёт времени, нет, но недели и месяцы наполнили похожие события, разговоры и решения. Дни выстроились в длинную цепочку, где отличие каждого следующего звена от предыдущего настолько мало, что они выглядят одинаковыми.
Теперь она могла сказать: регион не беззащитен, городки и посёлки в силах обороняться и даже одиночные усадьбы перестали быть лёгкой добычей. Охотники и грибники усеяли окрестности миниатюрными камерами, спрятали во множестве укромных мест батареи для подзарядки кибернетических мух, оплели местность сетью ретрансляторов. Из друга и защитника лес превратился для террористов в чуждое и опасное место. Их видели за десять, иногда за двадцать километров; мобильные отряды серых выходили навстречу и нападали с разных сторон, жалили и кусали, как собаки медведя.
Потом стычки прекратились, как отрезало. Казалось, диверсанты научились чуять расставленные ловушки и обходить их стороной. Они затаились. Апрель пролетел без нападений, и отмобилизованные, привыкшие к полной боеготовности ребята из команды Фёдора вздохнули спокойнее.
Появилось время отдохнуть, и грехом стало бы его упускать!
Расположились на полянке вблизи от Коровьино.
Бродили кое-где грибники-одиночки, их проверили издалека на оружие и сочли безопасными. Фёдор, ставший для Алёны за зиму дядей Федей, разложил мангал и священнодействовал. Прочие просто отдыхали, травили байки, пили лёгкое вино, а кое-кто тоже углубился в лес — за первыми грибами или ради секса, который угоден попечителям.
Дядя Федя… Он упорно не хотел понимать, почему чин запрещает ему называть её дочкой, поэтому Алёна повысила его до пятого ранга и поручила создать то, что когда-то давно называлось специальной службой. Она не видела никого лучше, и Дитмар-Эдуард с нею согласился.
Дядя Федя оказался первым из полевых сотрудников, кто сумел сам и научил других не просто защищаться, но и нападать. Бандиты не стали для него стихийным бедствием или инфернальным злом. Обычные люди, которые могут ошибаться, которые устают и нервничают, поэтому их можно и нужно бить. Он выкопал где-то в архивах и внедрил в своей группе Устав караульной службы и стал работать на опережение. Неудивительно, что дело сдвинулось.
Алёна сидела, зажмурившись и подставив лицо солнцу. По изнанке век плавали ломаные, похожие на комки спутанных волос тени, послушно следуя за движениями глазных яблок. Захотелось, чтобы так осталось навсегда. Чтобы ласковое тепло облизывало щёки, чтобы щекотали обоняние дым и запахи мяса и уксуса, чтобы мурлыкал рядом что-то знакомое и немузыкальное дядя Федя.
Что может быть лучше весеннего леса и тишины? Самое мирное, самое спокойное место и время для городского человека. Никаких забот, никуда не надо спешить, а террористы — всего лишь сон!
– А ну-ка, дочка, – довольно сказал дядя Федя, – попробуй!
Алёна открыла глаза. Дядя Федя сидел рядом с ней на корточках и протягивал шампур с шашлыком.
Алёна приняла, сняла зубами, обжигаясь, сочный кусок, принялась жевать.
– Как, вкусно? – хитро улыбаясь, спросил дядя Федя.
– Ыхы… – Алёна энергично закивала головой. – Шторофо, дяфя Фефя!
– То-то же, в городе такого нет!
Алёна жевала и жмурилась. В городе, конечно, было и не такое, но зачем обижать человека? Уж чего в городе точно не было, так это леса и запаха свежей хвои. И воздуха…
– Сейчас грибы принесут, – сообщил дядя Федя. – Потушу с чесноком, с диким, настоящим, язык проглотишь!
– Язык мне пригодится ещё, – сказала Алёна. – Я…
Она осеклась. Из леса вышел человек. Одетый по-походному, в комбинезоне и сапогах, шляпе с широкими полями, с корзинкой в руках.
– Вот и грибы… – сказал, оборачиваясь, дядя Федя. – Стой… Это не наш кто-то. Эй, друг! – крикнул он, – как охота?
– Лучше не бывает, – ответил человек и опустил корзину на прошлогоднюю хвою. – Позволь поговорить с твоей спутницей?
Сердце замерло. Какой знакомый голос…
– Зачем это? – насторожился дядя Федя, положил руку на пояс, ближе к хлысту.
– Он позволит, – сказала Алёна. – Всё в порядке, дядя Федя. Потом объясню.
– Как знаешь, – Фёдор вернулся к мангалу.
Обиделся…
Человек подошёл, сел прямо на землю, по-турецки. Руки ладонями вверх положил на колени. Смотри, мол, вот я весь.
– Здравствуй, Алёна, – сказал он.
– И тебе, Ивась, – тихо ответила Алёна.
На этот раз Алёна испросила командировку непосредственно у Дитмара-Эдуарда. Старик хмыкнул, но разрешение дал.
– Задачу выполнять? – спросил.
– Выполнять, – подтвердила Алёна. – Найти, обаять, защитить.
На самом деле, поиски Ивася послужили ей не только целью, но и поводом. Чувство вины гнало Алёну из города. Не уследила, позволила удрать мясному любовнику, и вот результат. Кому исправлять, как не ей? Жила в душе надежда, что удастся встретиться с парнем, убедить… Он не показался ей ни жестоким, ни глупым, так, заторможенным немного, но каким ему быть после пережитого и после загона?
Официально управленец восьмого ранга Алёна номер такой-то сопровождала в районы груз спецсредств.
Умники из подведомственных институтов продрали, наконец, глаза от спячки, призадумались над разрешёнными технологиями и одарили Департамент устройствами защиты и нападения.
Например, индивидуальный щит. Алёна вспомнила демонстрацию…
Под полигон заняли большой пустой ангар, вдоль длинной стороны расставили в несколько ярусов скамьи – трибуну для зрителей. Начальники рассаживались, переговаривались, вполголоса костерили инженеров, диверсантов, всех, кто отвлекал от дел.
Сзади, из-за трибуны, вышел человек с нашивками инженера. Пятый ранг, шесть самостоятельных разработок.
– Здравствуйте, господа, – не стал тянуть инженер. – Начинаем нашу демонстрацию.
Он достал из сумки несколько вытянутых серебристых цилиндриков, пустил по рядам.
– Обратите внимание. Щит переносной индивидуально-групповой, сокращённо ЩПИГ. На вид как батарея, поэтому не привлечёт особого внимания, но гораздо легче.
Многоранговые крутили цилиндрики в руках, хмыкали, передавали дальше. Дошла очередь и до Алёны.
Устройство был шершавым на ощупь и тепловатым. На торце – замок и опознаватель. Алёна взвесила цилиндр в руке: действительно, такой можно и в сумочке таскать!
– Прибор оснащён стандартными средствами контроля, – продолжал инженер, – настраивается персонально на владельца. А теперь, – он с улыбкой оглядел зрителей, – проверим его в работе.
На арену выбежали пятеро сыскарей, за ними выплыла платформа с пузатой цистерной. По сигналу инженера четверо достали знакомые приборы, активировали. Цилиндрики раскрылись, превратились в пустой каркас, похожий на раковину моллюска, устрицы или перловицы.
– Поле! – крикнул инженер.
Каркасы окутало перламутровое сияние, теперь поле защищало каждого сыскаря с боков и прикрывало сверху, как козырёк.
– Атака! – снова закричал инженер.
Пятый сыскарь запрыгнул на платформу. Сверху цистерны выдвинулся брандспойт, из ствола ударила мощная струя воды. Сыскарь поочерёдно облил оставшихся четверых. Защищённые ЩПИГ, они не шелохнулись, только брызги летели в разные стороны.
– Неубедительно, – сказал пятиранговый снабженец. Алёна знала его, шапочно. Кажется, его звали Ивар-Ивар. – Это просто вода, у а бандитов оружие.
– Я согласен с вами, уважаемый! – воскликнул инженер. – Это просто вода! Но смотрите…
Сбоку показалась ещё одна платформа. Она несла вертикальный бетонный блок. Его подвели вплотную к цистерне, потом над обеими платформами возник силовой пузырь.
– Это опасно, – объяснил инженер.
Сыскарь у цистерны активировал собственный щит и снова включил брандспойт, но теперь струя воды превратилась в острое жало. Тонкая, злая, сногсшибательно быстрая струя била в бетон и медленно двигалась справа налево. Защитный пузырь наполнил плотный туман — это вода разбивалась о бетон. Потом струя иссякла, а поле пропало. Блок, потемневший от влаги, стоял незыблемо.
– Ну, уважаемый? – ядовито поинтересовался Ивар-Ивар. – Мы ждём.
Инженер подошёл к плите и надавил на её верхнюю часть. Подбежал сыскарь и упёрся рядом. Полоса бетона сверху накренилась …и упала.
– Мы срезали камень водой, – сказал инженер. – Мы можем повторить эксперимент с любым объектом, на который вы укажете. Теперь вы верите?
– Гхм… – не нашёлся Ивар-Ивар.
– Таким образом, – торжествующе сказал инженер, – вода — достаточно грозное оружие. Приготовиться!
Платформу с бетоном сдвинули в сторону. Теперь напротив цистерны встали квадратом сыскари со щитами. Они сомкнули края щитов, образовав единый блок с четырьмя вогнутыми гранями. Снова заработало поле…
…Струя воды, перед которой спасовал бетон, резала дымчатую поверхность ЩПИГ. Прозвучала неслышная команда, и каре серых развернулось на месте, подставив струе новую грань. Потом ещё раз, ещё, ещё…
Мобиль плавно летел над дорогой. Позади, в грузовом отсеке, лежали первый двести комплектов щита. Слева дремал инженер-сопровождающий. Ему предстояло много работы: каждый ЩПИГ требовалось отдельно наладить и настроить на нового владельца. На заднем сиденье тихо разговаривали охранники.
– С салом-то другое дело! – услышала она краем уха.
– С салом? – Алёна обернулась, недоумённо посмотрела на охранников. – Что это значит?
Те переглянулись.
– ЩПИГ, госпожа, – с улыбкой сказал старший. – Шпик, сало под шкурой, оно для кабана вроде щита, не всякий арбалет пробьёт.
– Охотник? – спросила Алёна.
– Есть такое дело, – охранник кивнул.
Алёна вернулась к дороге. Сало. Кажется, только так и будут его называть…
Кроме щитов караван вёз и другие новинки. Например, гранаты — импульсные генераторы поля в одном корпусе с батареей. Ёмкости её хватало на долю секунды, но за это время поле успевало перейти в стабильное состояние и распухнуть в шар десятиметрового диаметра. Никакого взрыва, всё по закону, но приложит так, что не позавидуешь.
Или кибернетические мухи… Вообще, устройства являли собой шаг назад. Они не обладали мощным мозгом для опознания цели, не умели работать автономно, имели малый радиус действия, использовали только визуальный канал, зато были дёшевы и просты в управлении, то есть не требовали специально обученного оператора.
В ближайшее время учёные обещали ещё несколько штучек, которые хорошенько потреплют нервы террористам. Попечитель будет доволен.
Впереди, под горкой, показался Заболотинск. Аккуратные домики с заснеженными крышами, вышка связи, силовые пузыри теплиц. Пастораль и умиротворение, и только в центре — обгорелые развалины Управы и фигурки ремонтников. Ненадолго, но заехать сюда было необходимо. После второго налёта бандитов люди особенно нуждались в участии и заботе.
Ближе к ночи пошёл снег. Крупные хлопья планировали с низкого неба, укрывали деревья и кусты, превращали позднюю осень в раннюю зиму.
Из белой пелены один за другим выходили люди. В маскхалатах, сгибаясь под тяжестью рюкзаков. Еле слышно звякало железо, чернели стёкла очков на противогазах. Минутах в десяти ходьбы до края леса человек, шедший впереди, остановился и поднял руку. Отряд замер. Предводитель стащил с головы противогаз, втянул ноздрями воздух, прислушался…
– Ивась… – еле слышно шепнул он.
Второй в цепочке сделал шаг к нему и тоже снял маску. Свежий воздух охладил горящие щёки, унёс запахи резины и пота.
– Я здесь, Луиджи, – так же тихо ответил Ивась.
– Ты слышишь? – Луиджи медленно крутил головой.
Ивась прикрыл глаза и затаил дыхание.
Было тихо. Чуть заметно поскрипывал снег под ногами бойцов, потом в небе возник писк. Намёк на писк, след писка…
– Будто комар звенит?
– Будто комар, – согласился Луиджи. – Какие комары в ноябре?.. Не нравится мне это.
– Что именно?
– Не знаю, – Луиджи помотал головой. – Не нравится и всё. Не должно такого быть.
– Тихо как, – сказал Ивась. – Холодает… Мы неделю готовились, три дня шли. Предлагаешь всё отменить?
– Ты командир, – ответил охотник. – Тебе решать.
Ивась оглянулся. Ждали бойцы, ждал Луиджи. Ждали лес и городок неподалёку. Бросить всё и уйти из-за неясных подозрений? Там, за узкой кромкой леса, затаились пособники попечителей. Кто напомнит им о справедливости, если не сопротивление? Кто даст надежду людям, если не он, Ивась?
– Работаем по плану, – сказал Ивась. – Луиджи, за тобой энергостанция, я отсекаю подмогу, если такая будет. Двинулись!
Снег усилился. Теперь он падал стеной, засыпая следы диверсантов. Вновь один за другим смутные фигуры сворачивали чуть влево и уходили, превращались в неясные тени, исчезали.
Четырёхпалые лапы осторожно ступали по развороченной земле, кожистые ноздри втягивали пропахший порохом и кровью воздух. Бранч вылетел, когда бригада, которая отправилась на ремонт трассы, не вышла на связь. Значит, не авария, значит, бандиты нанесли первый удар по инфраструктуре. Провокация удалась: ремонтники и следователи кинулись на место происшествия — и попали в засаду.
Он не стал искать кого-то и преследовать. Ловить аборигенов – дело самих аборигенов, он не видел смысла мешать им или помогать. Но вот война… Как художник, он не мог пройти мимо таких впечатлений. Всё пригодится, всё пойдёт в дело!
Жизнь покинула эти тела, только… Где-то поблизости билось сердце!
Варвара открыла глаза и увидела жёлтый глаз с вертикальным зрачком. Глаз принадлежал двуногому ящеру величиной с медведя. Ящер склонился к ней и не мигая рассматривал, ворочая головой слева направо и обратно.
– Ой… – прошептала Варя и собралась снова уплыть в беспамятство.
В планы ящера это не входило.
– Не бойся, – красивым и глубоким голосом произнёс ящер. – Я Бранч. Попечитель.
Варвара охнула — теперь от изумления. О попечителях в городе ходили легенды, но мало кто видел их вживую. Как жаль, что Сёма… Варя зарыдала. Зачем ей нужен чудесный попечитель, если Семёна нет рядом?
– Я отвезу тебя в город, – сказал Бранч. – Здесь холодно, это вредно для детёныша.
Откуда он узнал? Варвара удивилась. Она сама ещё не верила в беременность и не говорила мужу. Но, раз это сказал попечитель…
Бранч легко подхватил её на руки, развернулся и зашагал к стоящей неподалёку дымчатому-туманному диску. Попечитель был холодный как лягушка, но сухой на ощупь и от него пахло песком и минеральным маслом.
Курбан-Алмасты принимал пополнение.
Не лежала у него душа к присланному человеку! Во-первых, парень перешёл от синих, а во-вторых… странный был парень. Вроде и собой хорош, и атлет, и исполнительный, если верить характеристике, а с чего бы ей не верить, но глаза бегали и улыбочка гуляла на его лице подозрительная. Презрительная какая-то, пренебрежительная, гаденькая. Да и взгляд, который бросал новоприбывший на дневную дежурную, Курбану-Алмасты не понравился. Конечно, секс угоден попечителям, но не так же явно и сходу?
Впрочем, с начальством не спорят. Сказано — пополнение, значит, так оно и есть. Сказано — принять, разместить и привлечь к выполнению задач, следовательно, примем, разместим и привлечём! И присмотрим заодно.
Выписав новичку направление в общежитие, Курбан-Алмасты задумался. Первое впечатление самое верное обычно, но не слишком ли он придирчив? Константин городской, там и нравы проще, и жизнь быстрее. Чтобы привыкнуть к тихому Заболотинску, нужно время. Разберётся, что к чему, если не дурак. Тем более, из синих ушёл. Как там в сопроводиловке? «Неоднократно выражал несогласие с целями и методами работы Департамента». То есть, совесть в наличии, значит, можем сработаться.
Ох, как нужны лишние руки и глаза!
Ситуация осложнилась, бандиты громили малые Управы, убивали служащих, разрушали инфраструктуру. Без усиления никак, тем более в Заболотинске. На местную Управу уже нападали, обошлось без потерь, но тогда у бандитов не было древнего оружия.
Официальные отчёты и сводки не радовали, а уж по сети слухи бродили — один другого страшнее!
Будто бы существовал далеко на севере Самый Главный отстойник для асоциальных элементов. Из всех мясных загонов отправляли их туда, чтобы окончательно подготовить к… гхм… подготовить, в общем! И будто бы скопилось их там видимо-невидимо, и подняли они мятеж, и прорвали поле, и разбрелись по лесам, чтобы пакостить и гадить. И что в глубокой тайне готовится попечительский десант — выжечь эту заразу на корню, но пока десант не прибыл, надо справляться своими силами.
Слухи, конечно, врали, на то они и слухи, но было в них кое-что, заставлявшее задуматься.
Для начала, бандиты в самом деле появились. Никогда о них не слышали, жили себе размеренно и мирно, – и вдруг на тебе!
Кроме того, они действительно умели обходить силовое поле. Об этом Курбан-Алмасты узнал на закрытом совещании в главке. Их собрали тогда, чтобы ознакомить с подробностями самого первого нападения на караван синих. Как и положено, синие раскинули поле и стали прижимать злоумышленников к центру, к генератору, но нападавшие, за малым исключением, ушли.
То есть сделали ровно то, что отрицалось всеми методичками и на что оные методички рекомендовали обращать особое внимание обывателей. Силовое поле непроходимо для крупного зверя и человека! Силовое поле есть универсальная защита при любых неприятностях! Спите, жители Багдада, всё спокойно!
Кстати, как раз в Багдаде было спокойно. Как и в Дамаске, Пекине, Казани, Оттаве, Канберре и многих других тысячах городов по всей планете.
Сигнал на пульте отвлёк Курбана-Алмасты от размышлений. Прибыл ещё транспорт из города — с переносными генераторами поля. Полный кузов, по одному для всех важных объектов. Управа, общежитие, школа, больница, электростанция, да мало ли их.
Курбан-Алмасты обрадовался. Наконец-то. И пусть бандиты умеют уходить из-под силового колпака, но всё защита, лишней не будет.
– Во двор загоняйте! – крикнул он в селектор и вышел из кабинета.
В дежурке новичок что-то втолковывал дежурной. Ядвига хмурилась, недовольно поводила плечиком. Надо же, расположиться не успел, а туда же!
Жаль, если он прав, подумал Курбан-Алмасты, трудно будет, если…
Внезапно здание Управы потряс удар! Курбан-Алмасты упал к стене, к антикварному железному диванчику, сверху посыпалась штукатурка. Раздался ещё один взрыв, и по декоративной плите сверху донизу пробежала извилистая трещина. На секунду стена замерла в неустойчивом равновесии, потом обрушилась. Курбан-Алмасты отпрянул. Коридор шатался, куски бетона сыпались со всех сторон. Он извернулся и юркнул под диван. Ну, не подведи, старина!
Стена не выдержала и рассыпалась. Плиты с грохотом ударили по дивану, взметнули вверх клубы пыли. Диван подсел, придавленный центнерами бетона, перекосился, но устоял.
Наступила тишина, только рядом журчала вода, вытекая из разорванной трубы. Это в душевой. Диванчик, которые его спас, стоял рядом с ней.
Кто-то прошёл мимо, хрустя на каменной крошке. Курбан-Алмасты хотел закричать, но передумал. Сквозь камни пробивались лучики света, Курбан-Алмасты изогнулся и вытянул шею, прильнул щекой к щели, скосил глаз…
Он увидел кусок стены. Штукатурка обрушилась, плакат «Форма одежды» вздулся пузырём, но удержался. Потом он увидел ботинок на толстой рубчатой подошве. В ботинок была заправлена штанина странной пятнистой расцветки. Курбан-Алмасты замер. Такую одежду не носил никто в посёлке, а форма тревожных служб ничего не отличалась от его собственной. Серый мундир или, в случае непогоды, непромокаемый комбинезон.
Чужак!
Засвербело в носу, захотелось чихнуть. Курбан-Алмасты выпростал руку, схватил себя за переносицу. Чих рвался наружу. Курбан-Алмасты сжал зубы и зажмурился. Только бы не чухнуть, только бы… не удержался и чихнул, не разжимая зубов!
– Что там? – раздался странно знакомый голос.
– Живого нашли! – откликнулись издалека.
– Тащи его сюда!
Кажется, ему повезло…
Ботинок нетерпеливо притоптывал, потом развернулся каблуком к Курбану-Алмасты; зашуршала штукатурка над головой – чужак присел сверху.
Курбан-Алмасты внезапно вспомнил обладателя голоса. Человек с ножом, тот, кто первый вошёл в Управу во время весеннего налёта. Выжил, значит…
Послышался скрип и шаги. В щели показались расплывчатые фигуры, один человек ступал прямо, другой — согнувший и заведя руки за спину.
– Кто такой, говори! – приказал знакомый налётчик.
– Костян меня зовут! Не убивайте… – проскрипел согнутый.
Новичок. Второй бандит сказал — живого нашли. Одного живого?! Что с остальными?!
– Почему? Чем ты так хорош? – удивился налётчик.
– Я знаю их планы!.. – торопливо заговорил Константин. – Я был синим, они звери, людоеды!..
– Ты, значит, тоже людоед? – осведомился сидящий.
– Нет! Я ушёл! Я заявление написал! Не убивайте, я важную вещь знаю!
– Что мне с твоих знаний, мразь! – выплюнул налётчик.
– Они ищут… У них сканеры… – чуть не плача сказал Константин. – Циркуляр вышел…
– Молчи! – приказал сидящий.
Он встал, прошёлся взад и вперёд, потом остановился прямо напротив щели.
– Ладно, – сказал он. – Пускай Ивась решает, не хочу руки об него пачкать. Свяжи его, Коля, глаза тоже завяжи!
Медведь с рваными ушами засыпал. Прошлогодняя буря накренила старое дерево, отчего под его корнями появилась дыра. В неё и забрался зверь, и теперь лежал, лениво поводя ушами. Снег уже прикрыл землю мягким покрывалом, но свет ещё проникал в его логово, и медведь не ушёл в спячку до конца.
Тихо в лесу под зиму. Пролетит, хлопая крыльями, ворона, пробежит заяц. Мышь под снегом запищит. Обычные, знакомые, безопасные звуки.
Сейчас стало не так. Раздались голоса, тревожный запах достиг ноздрей. Двуногие! С железом острым и железом гремящим. Медведь тихо, но недовольно заворчал, шерсть на загривке приподнялась.
Двуногие ушли. Их дразнящий запах ещё витал в воздухе, но становился слабее. Медведь успокоился, задышал медленно и ровно.
– Вот, – сказал Луиджи. – Эта штука называется противогаз.
Они стояли у вскрытого склада, одного из многих, на которые набрёл когда-то Ивась. Бойцы подняли на свет и вскрыли пару ящиков. Их заполняли сумки из серо-зелёной ткани. В каждой лежала резиновая маска с круглыми стёклами на месте глаз.
– Смотри, – продолжил охотник, – тут схема. Да вот же, на крышке!
Сверяясь с рисунком, они подготовили два противогаза, подогнали завязки, натянули на головы.
– Ты уверен, что это поможет? – глухо спросил из-под холодной резины Ивась? – Он не мог наврать? Чтобы спастись?
– Мог, конечно, – согласился Луиджи, стаскивая маску. – Только генетические сканеры в городе точно есть. Если, как рассказывает этот Костян, сканеры появятся в каждом посёлке, нам будет трудно уходить.
– А раньше? Как раньше?
– Не знаю, – сказал Луиджи, – но лучше перебдеть.
– Резина… – протянул Ивась, крутя противогаз в руках. – Холодная, вонючая. Фильтр тяжёлый. Ладно, если всё, как ты объяснял… попробуем. Хорошо, не всю дорогу в них быть.
– Попробуем, – эхом откликнулся Луиджи, – хуже не будет. Ивась!
– Да?
– С перебежчиком что?
– К Мустафе, – решил Ивась. – А там посмотрим. Может, наш он, мало ли какая у кого рожа.
Всё здесь пропахло свиным навозом, стены, воздух, одежда, да и самого него несло свиньёй! Костян отставил тачку и сел в сено у входа.
– Устал? – спросил издалека Мустафа.
– Устал, – покладисто сказал Костян. – Я сейчас, я скоро, ладно?
– Ладно-ладно, сиди, – манул рукой Мустафа. – Трудно оно с непривычки-то…
Доброжелательность Мустафы сводила Костяна с ума. Хотелось пнуть в больную ногу и в навоз мордой! Чтобы наелся, и чтобы сползла с лица сладенькая эта улыбочка. Он медленно выдохнул. Не хватало сорваться сейчас, когда до цели остались считанные дни.
Изгои ждали возвращение отряда, а Костян ждал Ивася. Он погладил левое запястье: рука ещё болела, особенно в ненастье; готовили его второпях. Ничего, он вытерпит, третий ранг не дают за просто так, уж это Костян понимал. Сделает дело, и прощай лес! Из обмолвок, из случайных слов изгоев Костян уже примерно представлял, в какой стороне и насколько далеко ближайший посёлок. Сутки в лесу, даже предзимнем – это не так много, можно перетерпеть, был бы огонь и жратва.
Будет, усмехнулся Костян, есть уже. Но сначала – Ивась.
Скрипнула дверь, мимо прошла Ружена, заговорила о чём-то тихо с Мустафой… Сучка! Ружену Костян возненавидел сразу же, по прибытию. Что ей стоило согреть нового человека? Муженёк-то её вместе с Ивасём где-то бродит, а эта… Отшила, да с таким оскорблённым видом! Фифа.
Костян задохнулся от ненависти, но сдержал себя, потому что девица направлялась в его сторону. Когда она проходила мимо, он пожал плечали и виновато улыбнулся. Не бери зла, мол, всякое в жизни бывает.
Ружена не удостоила его даже взглядом. Су-ука! Ивась первый, но ты-то вторая. Коляныч не помешает, не до того ему будет. На всю жизнь запомнишь, если жива будешь.
Хватит мечтать! Костян поднялся и взялся за тачку.
Отряд вернулся на второй день. Усталые, прокопчённые бойцы бросали амуницию и отправлялись один за другим в баню. Засобирался мыться и Костян.
В сумраке мыльни ходили изгои, громко разговаривали, хлопали друг друга по скользким спинам. Ивась с Луиджи отошли в сторону, к бассейну, о чём-то шептались, почти касаясь головами. Костян набрал воды и устроился в нескольких шагах за ними, но и не вплотную, чтобы не вызвать подозрений.
Тщательно тёр себя жёсткой мочалкой, так, чтобы до красноты, чтобы выгнать навсегда гадкий запах. Теперь уже навсегда, на ферму он не вернётся. Да и Руженке, хе-хе, приятнее будет. Не так вонюче, хотя уж ей глотнуть навозного духмана очень было бы полезно. От лишней гордости помогает.
Вода в бадейке кончилась, Костян встал и пошёл к впадавшему в бассейн холодному ручейку. Проходя мимо Ивася, он неловко выставил ногу, поскользнулся и левой рукой опёрся на его плечо…
Хотел опереться.
Неожиданно Костян обнаружил, что Луиджи стоит рядом и крепко сжимает его левый локоть, а справа его столь же надёжно держит муж ненавистной Руженки.
Острая спица, спрятанная в костях запястья, пробила ладонь и выскочила наружу, но так и не коснулась кожи Ивася.
– Что это значит? – скрипучим голосом осведомился Луиджи.
– Я не… – начал было Костян, но замолчал, не в силах вытолкнуть воздух из груди. В глазах сгустилась темнота, поплыли цветные пятна. Противоядие не сработало, а было ли противоядие?! Обманули, суки!..
Подошёл Джанкарло, наклонился над Костяном.
– Мёртв.
– Что это значит?
Всё произошло так быстро, что только сейчас Ивась почувствовал страх. Подумать только, одна маленькая царапина, и он мог лежать рядом!
– Гордись, – усмехнулся Джанкарло. – Ты стал популярен, к тебе начали подсылать убийц.
Его родители не задумывались о моде, им нравилось само сочетание букв – Семён, Сёмочка, Сёма. Так в дополнение к имени он получил довесок из шестизначного числа. Сказать, что его совсем не интересовал этот индекс, значило бы пренебречь истиной. Интересовал. В школе Сёма тратил часы, чтобы составить из цифр индекса год своего рождения, сегодняшнее число, сотню, тысячу или ноль. То же делали остальные мальчики и девочки. И здесь Семён был на высоте, куда там ребятам, которым предки придумали редкие имена, а значит, обеспечили короткие индексы. Так что маленький Сёма и не думал обижаться на родителей, он был им, скорее, благодарен.
Потом ему стало вовсе не до этого. Влюблённые часов не наблюдают, как не наблюдают они и цифр. Индекс Вари он услышал в первый раз в жизни при регистрации брака и сразу благополучно забыл его. Глаза и губы, изящество плеч и изгиб спины, жар объятий и сбивчивый шёпот в миг слияния, – разве выразить это в цифрах?
Секс угоден попечителям, но что понимают они в любви?
Отучившись на путейщиков, Семён и Варя вместе надели серые мундиры, уехали из города и устроились смотрителями в управление дорог.
Шоссе, прямое как стрела и почти всегда пустынное, домик с городскими удобствами на берегу маленькой речки, лес в сотне метров и одиночество вдвоём, – что ещё нужно молодым и бездетным, любящим друг друга?
Семён положил последнюю заплату и отошёл на шаг назад – оценить результат трудов. Пена уже схватилась, теперь о трещине в опоре напоминал только более светлый оттенок поверхности. Скоро зима, а весной, когда сойдёт снег, никто и не заметит, что мост чинили.
На сегодня всё. Семён достал из мобиля корзину, пересёк по камням речку и зашёл в лес. Вчера они были в гостях у Вариных родных, и он пообещал им опят.
– Только не из магазина! – воздев палец, вещал Аристарх, тесть. – Их по запаху отличу, нет в них настоящего аромата!
– Химия одна, – подначила его с софы Варя. Тёща промолчала и улыбнулась.
– Вот именно, – сказал тесть. – Они их на опилках растят, какой от опилок запах? А лесные… там хвоя, там палая листа!..
– Ты поэт, папа! – засмеялась Варя.
Магазинные, конечно, не то, Сёма и не пытался спорить. Как можно сравнить гриб, срезанный собственноручно в лесу, с безликим гидропонным изделием? Вот и пообещал. А на дворе – конец октября, уже и заморозки были… Но попытаться стоит.
Здесь, в осиново-еловом мелколесье, опята ещё были. Большей частью хлипкие, мокрые и потемневшие, но попадались и молодые. Семён закрыл кое-как донышко корзины, а потом набрёл на удачный пень…
Лесники, конечно, недоглядели. Старая осина умерла, то ли подточенная жучком, то ли убитая теми самыми опятами, которые сплошь покрывали её ствол метра на три – четыре. И все светлые, крепкие, с ровными, завёрнутыми внутрь шляпками.
Заполнив корзину отборными грибами, Семён отправился обратно. Уже возле мобиля ему послышались раскаты грома. Странно, погода стояла звонкая и безоблачная, к чему быть грозе?
Корзинка-то какая увесистая получилась. Будет Варьке работёнка… И правильно, не подначивай!.. Как обычно, вспомнив жену, Семён расплылся в улыбке. Сам всё сделает, пусть Варя отдыхает.
Дым он заметил километра за два. Случилось что-то? Он прибавил хода… и едва успел затормозить. Дом пропал. Вместо него на лугу чернело выгоревшее пятно, от которого поднимался к небу безобидный на вид белый дымок.
Дороги тоже не было. Армированное силовым кордом покрытие вспучилось, пошло волнами, воронки чередовались с буграми. Семён успел ударить по тормозам, но всё равно больно впечатался грудью в приборную доску. От перегрузки кровь пошла носом… К попечителям! Семён выдрался из машины, топча рассыпавшиеся грибы, и побежал к пожарищу.
Варя!
От дома остались куски стен, черепки посуды, осколки небьющегося оконного стекла, рваные горелые тряпки, обугленные доски и, как апофеоз абсурда, совершенно целый, только чуть закопчённый холодильный шкаф с открытой дверцей.
Шкаф был пуст, и это открыло Семёну глаза. Пожар и весь окрестный ужас оказался делом людских рук, ведь огонь не умеет воровать пироги из закрытых холодильников. Бандиты не только разрушили жилище, но и не погнушались мясным пудингом, которым занималась Варвара с утра, и который дожидался семейного ужина…
Варя…
– Варя! – закричал Семён вне себя. – Варвара!
Пусто и тихо. Только ведущая к лесу цепочка следов на мокрой желтеющей траве, а между ними борозда, будто волокли тело…
– Варвара… – Семён сел в золу и заплакал. – Варька моя!..
Он сидел так минуту, потом ударил себя кулаком в лоб, застонал: – Дурак…
Вскочил и метнулся к машине, за хлыстом.
Всё произошло совсем недавно, они не могли далеко уйти…
Шли быстро и успели удалиться от места диверсии километра на два, когда Ивася догнал боец из арьергарда.
– Командир, нас там серый догоняет! – выпалил он, тяжело дыша от бега.
– Один?
– Да.
– Веди, – сказал ему Ивась и негромко скомандовал остальным: – Ждать полчаса, потом уходить! Луиджи, за мной!
Охотник кивнул.
Второй боец охранения ждал их в молодом ельнике.
– Сейчас появится, – прошептал он.
Как услыхав, между деревьев появился всклокоченный парень в сером мундире. Время от времени он наклонялся и рассматривал мох, потом делал рывок сразу на несколько шагов вперёд.
– Следы читает, – пояснил Луиджи.
Ивась не ответил. Было понятно, чем занят серый. Зачем это ему? Неужели он рассчитывает справиться с отрядом в одиночку?
– Стой! – крикнул Ивась, выходя навстречу серому.
Парень поднял голову и оскалился. Ивась невольно попятился: в глазах серого плескалось безумие. И ещё много ненависти.
– Ты! – зарычал парень. – Это ты её убил!
– Я никого не убивал.
Парень не слушал. Он выхватил хлыст и прыгнул вперёд.
Ивася спасло от удара то, что противник торопился. Силовой шнур наискось срезал верхушку ближней ёлочки, ободрал её до половины и запутался в более толстых нижних ветвях. Парень почему-то не выключил хлыст и, пытаясь освободить, судорожно дёргал его. Луиджи выскочил сзади и ударил его под колени. Серый упал, выпустил оружие, перекатился в сторону и кошкой вскочил на ноги.
– Убью! – закричал он и снова кинулся к Ивасю. Теперь он грозил не то стамеской, не то длинной отвёрткой.
Ивась отшатнулся. Парень в сером мундире проскочил мимо, зацепился ногой за корень и влетел лицом в сплетение ветвей и сучьев. Ивась рванул к нему, готовый крутить руки, но серый не шевелился.
Подошёл Луиджи, взял парня за плечи, потянул с усилием, перевернул. Голова серого безвольно мотнулась.
Боец рядом гулко сглотнул.
– Готов…
Лицо парня заливала кровь, в правую глазницу вонзился острый сук.
– Битые попечители! – выругался Ивась. – Ненавижу хлысты. И людей с хлыстами ненавижу! Уходим. Нам ещё много куда успеть надо.
Варя тоже слышала взрывы и тоже приняла их за гром, но не обеспокоилась. Что с того, что солнце светит? Гроза бывает и при чистом небе.
Пока пудинг отдыхал на холоде, она решила сделать мужу сюрприз и набрать грибов сама. У него много работы, наверняка не до того будет, а она знала поблизости от дома пару хороших местечек…
Первое кто-то успел выбрать, Варя удивилась, ведь людей в округе жило мало, из них грибников только они с Сёмой. Пришлось добираться до второго, за болотцем. Там опята ещё сохранились в целости, Варя нарезала полную корзинку, но времени потеряла немало и к дому повернула уже в сумерках.
На выходе из леса она услышала громкие голоса. Что-то случилось в её отсутствие? Варя прибавила шаг и выскочила к дому. Сначала ей показалось, что она сбилась с дороги. Вдоль обочины ходили люди из дорожного управления, несколько синих стояли на месте их жилища. Пахло дымом и копотью и ещё чем-то кислым и незнакомым. Дорога вспучилась, и сейчас над ней медленно плыла ремонтная платформа. Рядом нависал носом над ямой мобиль Семёна.
Варвару увидели, два человека направились к ней. Городские. Варя узнала одного из них, высокого усача четвёртого ранга.
– Что здесь случилось, Сергей? – растерянно спросила она. – Авария? А где мой муж?
– Ищем, – коротко ответил знакомец. – Он здесь был, это точно. Вон и машина его…
С другой стороны дороги, за поляной, началось внезапное оживление. Из леса показались ещё двое, за ними плыли носилки. На носилках лежал какой-то длинный мешок.
Сердце Варвары затрепетало от дурного предчувствия, ноги ослабли.
– Сёма?
Спотыкаясь, она побежала к носилкам. Люди по сторонам смотрели криво или отворачивались, не желая встречаться взглядами.
– Сёма!
Подбежав, Варя рванула клапан мешка.
– Сёма… – в глазах у Варвары потемнело, мир опрокинулся и погрузился в темноту.
Её привели в чувство.
Сергей задавал какие-то вопросы, Варя невпопад отвечала. Перед глазами стояло чужое, мёртвое лицо мужа с кровавой раной на месте левого глаза.
– …ничего нельзя было сделать, – говорил кто-то, – …реаниматор не помог бы… даже если сразу… разрушено…
Кажется, это говорили про Семёна! Варя не могла поверить… Вот только он был жив, смеялся и шутил, спорил с её отцом, рассказывал что-то с жаром!.. Этого не может быть, это неправда! Она помнит его дыхание! Помнит тепло его рук!
Варя закричала! И тотчас же, словно только этого крика и дожидался, раздался свист, а следом грохот. Ударной волной Варю сдуло со складного стульчика. Лёжа на земле, она видела, как один за другим вырастали из земли бурые кроны взрывов, как падали вокруг люди; одни оставались лежать неподвижно, другие пытались подняться и бежать. Видела, как Сергей зажимал правой рукой обрубок левой, видела розовую кость и струи крови между пальцами.
Разинутые в крике рты, огонь, куски человеческих тел. И всё это в мёртвой тишине… Она снова потеряла сознание. Теперь — надолго.
Условно разумные оказались туповаты. К правильным действиям их пришлось подталкивать, вопросы и согласования заняли несколько дней. Бранч обнаружил, что метод «разделяй и властвуй» не так и хорош, как представляли Старейшие. Поэтому, когда Бранч вернулся на место последнего нападения, датчики скутера забастовали. Два дня лили дожди, потом трудилась местная живность. Улитки и черви, насекомые и другая беспозвоночная мелочь вычистили органику беглецов почти дочиста. Выбравшись из машины, Бранч пробежался по округе. Следы были, но слабые. Достаточно для его обоняния, но не по зубам приборам.
Смеркалось, стало прохладно. Осень… Антарктида осталась далеко, но Бранч решил не повторять глупых ошибок. Он потратил несколько минут и отрастил густую бурую шерсть. После выбрал самую заметную цепочку следов и пустился в погоню.
Это оказалось нелегко, гораздо труднее, чем в родной пустыне. Мешали обилие воды и жизнь. Разнообразные существа ежеминутно рождались и умирали, ели и испражнялись, сбивая чутьё.
Несколько раз Бранч терял след, тогда он замирал и долго стоял, отключив все чувства, кроме нюха, и фильтруя воздух. Он мог бы узнать и одну молекулу среди миллиардов похожих, но только градиент концентрации мог дать направление.
Потом он достиг мест, где дожди ещё не пролились. Стало легче, и Бранч отключил сознание. Древний варан преследовал жертву, несравненный хищник шёл по следу. Стремительный, неутомимый, смертоносный.
Медведь с рваным ухом пировал. Кабан, которого он задрал и прикопал в укромном месте, стал мягким и лакомым. Медведь отрывал кусок за куском и пожирал пахучее мясо.
Посторонний шум отвлёк его. Приближался кто-то большой. Медведь втянул воздух: запах был незнакомый, он не встречал раньше такого зверя. Медведь с рваным ухом боялся только двуногих. Даже не самих двуногих, они не опасны, если не пахнут железом… Этот зверь железом не пах.
Медведь заворчал и поднялся на задние лапы. Старый, умный и осторожный зверь, он наверняка уступил бы дорогу пришельцу, но кабан… Незнакомый зверь хотел отобрать его добычу!
Медведь с рваным ухом взревел и бросился вперёд. Зверь молча бежал ему навстречу, медведь изготовился отвесить тому оплеуху, но страшный удар бросил его на землю. Второе, целое ухо обожгла боль. Медведь закричал как заяц, взвился с земли и пустился наутёк!..
Бранч пришёл в себя. Вдалеке ломился сквозь кусты какой-то большой зверь, снизу несло тухлятиной, вкус крови в пасти дразнил язык. Бранч выплюнул шерстяной комок, и огляделся.
Впереди, среди груды валежника, лежал растерзанный труп какого-то животного. Сам того не ожидая, Бранч застал местного хищника за трапезой. Тот напал, защищая пищу, за что и поплатился.
До чего же богатая на живность планета!
След тоже был тут. Яркий, широкий. Посчитав, что ушли от погони, бандиты объединились и двигались большой группой. Значит, их логово близко. Бранч побежал вперёд, стараясь снова не упасть в дикость. Не хватало съесть кого-нибудь ненароком и отравиться…
Погоня отстала, и бойцы решили, что их залп всё-таки повредил корабль попечителей. Потому к пещерам возвращались хоть и скрытно, но быстро и не слишком таясь. Привели себя в порядок, помянули Иржи и занялись повседневными делами.
Передав на время отряд в руки Луиджи, Ивась напросился к Мустафе, на ферму. Хромой свинарь давно нашёл себе нового подручного, но отказывать не стал. Лишние руки — всегда облегчение.
В свинарне пахло, но Ивась хотел этого запаха. Таскать тележки с навозом, менять подгнившие доски в загоне, чистить сливной жёлоб, – что угодно, лишь бы забыть, перебить тошнотворный дух горелой человеческой плоти.
Поздним вечером третьего дня, после помывки, он отправился к Джанкарло, поговорить. Разговора могло не получиться, стояла ночь, но Ивасю повезло, вожак не спал.
Джанкарло сдал. Несмотря на жар, исходивший от печи, он кутался в тёплую куртку, а ноги сунул в широкие округлые сапоги. В руках старик держал парящую жестяную кружку.
– Болею я, парень, – сказал он, когда Ивась показался в дверях. – Спасибо Луиджи, притащил откуда-то валенки, – он показал бровями вниз, на ноги. – Проходи, чай наливай. Хороший чай, с травами. Да ты знаешь, у меня плохого не бывает.
– Ивасю за валенки спасибо скажи, – усмехнулся сидевший рядом Луиджи. – Это из его запасов.
– Как это?
Ивась сел рядом, налил чай: действительно, очень вкусно!
– Просто, – сказал Луиджи. – Склад, который ты нам показал, не один был. Ещё вещевые, продовольственные.
– Я помню, ну и что?
– Валенки оттуда, – сказал Луиджи. – Раньше почему-то считали, что…
– Он не про валенки говорить пришёл, – прервал его Джанкарло.
Они замолчали, обернувшись к Ивасю.
Все мысли, которые одолевали Ивася последние дни, вдруг вылетели у него из головы. Жалкие обрывки, хвостики, как на интернатском экране. Как давно это было!
Луиджи и Джанкарло ждали.
– Зря мы его отпустили! – заявил Ивась первое, что пришло в голову.
Экипаж сбитого винтокрыла состоял из двух человек, пилота и стрелка. Смерть Иржи ожесточила бойцов, они жаждали мести, но стрелку повезло, он погиб при падении. Смерть его была мгновенна и страшна: рванули аккумуляторы, снабжавшие энергией орудия винтокрыла. Синего размазало по стенам стрелковой капсулы, превратило в фарш. Эта картина охладила партизан, поэтому пилот отделался десятком тумаков и зуботычин.
Его оставили на временной базе, вызнав предварительно всё, что возможно.
– Во-первых, – рассудительно сказал Джанкарло, – это твоё решение, командовал-то ты! А во-вторых… что мы должны были сделать с ним?
– Убить!
– Что?! – Джанкарло чуть не выронил кружку. – Что значит убить? Это же…
– Тихо!
Луиджи вскинул руку и прошептал: – Там, снаружи… Никто не слышал?
Ивась помотал головой.
Луиджи пружинисто поднялся и загасил лампу. Теперь келью освещал только огонь в печи. Луиджи осторожно открыл дверь и вышел. Ивась, стараясь ступать так же бесшумно, последовал за ним.
В пещере тускло светили дежурные лампы. Они не разгоняли тень, но делали её серой и плоской. Дальние концы пещеры потеряли глубину и словно выцвели.
– Здесь что-то есть… – одними губами произнёс Луиджи.
Ивась прислушался. Где-то стучали по камням капли воды, похрюкивали и ворчали во сне свиньи через закрытую дверь фермы. Этот звук Ивась заметил только потому, что знал: он должен быть, свиньи не умеют молчать. Ещё он услыхал собственное дыхание — и это всё. Ивась посмотрел на Луиджи: тот стоял зажмурившись, с недовольной гримасой на лице.
– Показалось, – сказал Луиджи, открывая глаза. – Ночью тут такая тишина…
Они вернулись. Джанкарло успел достать заветную бутылку и разлить самогонку.
– По чуть-чуть совсем, – виновато сказал он, – а то холодно, знобит.
– Я не вовремя, наверное? – спохватился Ивась. – Тебе отдыхать надо, лечиться…
– Ты сказал, убить пилота, – напомнил Джанкарло. – Почему? Пленного, не в бою… Я не понимаю. Он человек, как ты или я!
– Он служит попечителям, – ответил Ивась. – Он сам всё равно что они, но если против попечителей мы пока бессильны… – он замолчал, вспоминая бесшабашную и тщетную атаку, – то с людьми мы бороться можем! Не только бороться, побеждать!
– Со всеми? – Джанкарло скептически приподнял бровь.
– С пособниками, – твёрдо сказал Ивась. – Синими и серыми.
– А интернаты? – спросил Луиджи.
– А какой смысл? – возразил Ивась. – Нет, ты объясни мне… Мы делаем засады, громим транспорты, но кому от этого легче? Интернаты прикрыты полем, на них не напасть, детей как убивали, так и убивают!
Луиджи посмотрел на Джанкарло, тот пожал плечами:
– Это так, но что ты предлагаешь?
– Бить их везде, где возможно. Пусть знают: служишь попечителям? Умрешь!
Ивась схватил стакан и быстро выпил самогон. Захватило дыхание, но прояснилось в голове.
– Террор! – выдохнул он, вытирая слёзы. – Чтобы боялись служить, чтобы боялись надевать свою форму! И старые боялись, и новые не шли!..
– Позволь, – с недоумением сказал Джанкарло. – Синие, это да, это я понимаю, но серые тут при чем?
– У них один начальник, – ответил Ивась. – Как сказал этот ваш… пилот… – следущее слово Ивась выплюнул, словно и не слово это было, а гнилой кусок, случайно попавший в суп. – Гауляйтер! Потом найдём его и тоже убьём.
– А попечители? – произнёс Джанкарло.
– Они отстанут, – убеждённо сказал Ивась. – Поймут, что на них перестали работать, и отстанут!
Сидели, молчали. Луиджи баюкал в ладони стакан с алкоголем, Джанкарло задумчиво жевал.
– Ты понимаешь… – начал он.
В пещере пронзительно завизжала свинья, хлопнула дверь!
– Ну сейчас-то! – крикнул Луиджи, хватая автомат.
По главной пещере бродили испуганные, полуодетые изгои.
– Что это было?! – Луиджи схватил за рукав озабоченного Мустафу. – Что ты видел?
– Свинью утащили!
– Кто?
– Поклялся бы, что это медведь! – ответил Мустафа. – Ворвался, схватил из загона, и выскочил! Да, точно медведь, только…
– Что? Что, говори!
– Не умеют медведи замки отпирать. Понимаешь, Луиджи? – растерянно сказал Мустафа. – У меня закрыто было.
Выбравшись из горы, Бранч первым делом проколол шею похищенному зверю. На редкость громкое животное. Смешно, он прятался от условно разумных, которые на самом деле прятались от него! Но это было забавно и свежо – красться и таиться во мраке…
Очень хотелось есть. Многочасовой бег утомил, заставил искать пищу. Он мог вызвать скутер, который сопровождал его во время погони, сгонять в город, но азарт охоты захватил! А раз так, то почему и добычу не употребить?
Зверь пах помётом. Бранч издал громкий ультразвуковой крик, и через минуту, невидимый и неслышимый, пока автоповар скутера готовил животное, уже смотрел на бандитское гнездо с высоты.
Временами Рудольфу казалось, что его обманули. Не так представлял он повышение в ранге и переезд в город, в главное управление. Место заместителя не грело, Марика совершенно заездила, загрузила его делами, а ещё визит попечителя!.. Иногда, оставаясь один, он ругал себя последними словами: дурак, идиот, зачем отпустил мальчишку?! Кто же мог предположить, что он не только выживет, но займёт заметное место среди беглецов-маргиналов? Подвигнет их на борьбу?
Бранч пока не проявлял интереса к личностям бандитов, но стоит ему вспомнить про них, наружу непременно выплывет пресловутый Ивась! Поручение Марики найти мальчишку он пока не выполнил, и это мешало и грызло. Самое обидное, Рудольф не представлял, что, собственно, делать? Своих поисковиков у Департамента не было, совсем другие задачи стояли: вырастить продукт, обработать, доставить до челнока. Точно и в срок, на этом всё. Он запускал кибержуков – попытка провалилась. Назад не вернулся ни один, а от полученных отчётов не было толку.
Сыскари имелись у серых, но просить помощи Дитмара-Эдуарда запретила Марика. Она вела игру против Департамента, тайную и непонятную. Политика, раздери её попечители.
Скрипнула дверь. Рудольф поднял взгляд – и тут же вскочил, набирая в грудь воздуха – рапортовать!
– Сиди и не кричи, человек, – сказал попечитель Бранч. – Я помню твоё имя.
Рудольф выдохнул, но сесть не рискнул.
– Усилить охрану ферм, – попечитель остановился напротив Рудольфа.
– Да, попечитель!
Бранч посмотрел на него левым, а потом правым глазом. Рудольф, не подавая вида, злорадно усмехнулся про себя: можешь сколь угодно переделывать себя, а всё равно ты курица и смотришь так, как привык!
– Бандиты, – продолжил попечитель, – не будут нападать на транспорты. Они будут нападать на опорные пункты власти.
– Откуда… – начал Рудольф.
– Есть сведения, – отрезал Бранч. – Сообщи, кому следует, человек Рудольф.
– Да, совершенный! – ответил Рудольф. Мысль, заманчивая и не оформившаяся до конца, зародилась в голове: – Прости, совершенный…
– Что?
– Достойный Дитмар-Эдуард знает?
– Нет, – Бранч щёлкнул зубами. – Сообщить?
– Я сам сообщу всем, кому положено, совершенный! – вытянулся Рудольф.
– Хорошо, – сказал Бранч. – Моя резиденция готова?
– Да, попечитель Бранч.
Ящер кивнул и величаво покинул кабинет. Ну и образина, достойные, тьфу… попечители!
Рудольф упал в кресло, посидел минуту, отдуваясь, потом выстучал модный ритм ладонями на крышке стола. Удача! Неизвестно, что именно не поделила Марика с Дитмаром-Эдуардом, но она будет довольна. Лишь бы попечитель не зашёл и к серому. Впрочем, зачем ему это? А сейчас…
Он коснулся сенсора на селекторе. Над столом раскрылся виртуальный экран, оттуда глянула испуганная Матильда, секретарша.
– Как тебе ящер, детка? – спросил Рудольф и, не дожидаясь ответа, распорядился: – Вызови-ка мне…
Секс угоден попечителям.
Костян очень хотел секса, но женщины, эти похотливые кошки, обходили его стороной. В старшей школе им брезговали одноклассницы, на фабрике, куда он устроился после учёбы, воротили носы молоденькие работницы. Он записался в синие мундиры и заработал первый ранг, но даже еженедельные оргии не приносили радости.
Его не хотел никто, от самой начальницы Марики и до последней курьерши без ранга! Поразмыслив, Костян понял: всё дело в ранге. Даже на второй ранг женщины смотрели куда как благосклоннее, а на семиранговом Рудольфе вообще висли! При мысли о Рудольфе Костяна передёрнуло. Ну, старик же, а туда же…
Как бы продвинуться? Как бы заработать второй, а ещё лучше, третий ранг? Тогда они заговорят иначе, тогда он им покажет! Они сделают ему всё, что он прикажет, они… От перспектив захватывало дух. Женщина может доставить наслаждение, особенно если ей это правильно объяснить. Собственно, на что она ещё нужна? А уж объяснить он сумеет.
– Константин! – крик дежурного прервал грёзы. – В Департамент вызывают, к самому господину Рудольфу! Срочно! Двигай, попечитель тебе в зад!
Зло зыркнув на дежурного, Костян выскочил из подразделения. Ишь, раскомандовался, с хилым своим вторым рангом. Выскочка! Ничего, мужчины тоже могут доставить наслаждение. Ему бы только ранг повыше, а настоять он сумеет.
Двенадцать этажей на скоростном лифте – не великое расстояние. Через семь минут Костян предстал.
– Хочешь иметь третий ранг? – спросил его господин Рудольф, уважительно пожимая руку.
– Хочу, господин, – честно ответил Костян.
– Это хорошо, – сказал господин Рудольф. – Да ты садись, Константин.
Костян послушно сел на краешек кресла. Кто их знает, начальников. Выставит потом счёт за обивку, если что не срастётся…
– Сейчас ты пойдёшь к своему начальнику, – начал объяснять господин Рудольф, – и напишешь рапорт на увольнение.
– Но я…
– Не перебивай! – приказал Рудольф и добавил с улыбкой: – Это секретная операция. Подумай сам, чудак, как я смогу дать тебе третий ранг, если ты уволишься по-настоящему?
– Я понял, господин, – кивнул Костян.
Он ничего не понял, но спорить с самим господином Рудольфом?
Господин Рудольф пристально посмотрел на него. Костян сделал самое честное лицо, которое мог. Рудольф вздохнул и продолжил:
– Потом ты пойдёшь к серым. Скажешь, что тебя притесняли. Скажешь, что начальники придирались к тебе, и что ты теперь боишься мести. Можешь ругать нас любыми словами, разрешаю.
– Любыми? – переспросил Костян.
– Конечно, – сказал господин Рудольф. – Иначе они не поверят. Дальше… – он помолчал. – Дальше ты попросишь, чтобы тебя отправили подальше от города, в самый мелкий, самый захудалый опорный пункт. Они так и сделают. Там ты будешь на виду, а они обязательно захотят проверить тебя. Будь честен, рассказывай обо всём – кроме этого нашего разговора. Ты понял?
– Да, господин….
Дверь за Костяном захлопнулась, Рудольф тщательно вытер руки, салфетку швырнул в корзину. Потом налил себе стакан тоника, сидел, пил маленькими глотками. Ломило виски. До чего неприятный тип! Даже попечитель Бранч после него кажется человеком.
Однако, не время отдыхать. Если его идея сработает, то проблема по имени Ивась потеряет остроту. Рудольф активировал селектор и сказал:
– Матильда, милая! Зови следующего.
Идея должна сработать. А даже если не выгорит, то хотя бы шлака в рядах останется меньше.