Сезон дождей закончился, и наступила зима. Точнее, зимой это назвать было сложно: днем воздух прогревался градусов до двадцати, а вот ночами было прохладно, зато небо теперь частенько украшали северные сияния, а активность инсектоидов порядком снизилась, давая нам солидную передышку. Одной такой прекрасной ночью в середине зимы на пороге нашей казармы возник Тони, встревоженный и суетливый. Я тут же подорвался с места: двухметровый полицейский в состоянии тревожной озабоченности меня несколько взбудоражил.
– Что у тебя случилось? – спросил я его негромко, чтобы не перебудить казарму. В темноте светился только смарт Вика, недавно вступившего в наши ряды – он оказался неперевоспитуемой совой.
– Трое в самоволку ушли.
– Так, и зачем я?
Тони с отчаянием и надеждой посмотрел на меня, и я, предчувствуя нехорошее, предположил:
– Они что, за пределы защиты выперлись? В лес? Ночью? Совсем дебилы или просто решили так оригинально покончить с собой?
Тони только горестно вздохнул: защитный купол на всю колонию поставили только недавно, но колонисты уже успели расслабиться, чему я категорически не был рад и пилил Тайвина, пытаясь заставить его сделать на всю колонию систему экстренных оповещений. А заодно с ней – дополнить каждый жилой модуль-блок локальным модулем развертки защитного купола. И на всякий случай всех, кто в поле ходит, капсулами защиты снабдить. Мало ли что может произойти. Вот сейчас бы точно с собой пригодились. Но ученый шипел сквозь зубы и отмахивался от меня, считая подобные меры предосторожности излишними.
– Новый набор, недавно прислали. Мне бойцы рассказали, что они на спор, выпендриться хотели и показать, что круче них только вареные яйца, – объяснял мне с виноватым видом Тони, помогая влезть в облегченную броню.
– Как дети малые, – покачал головой я, пристегивая перчатки. – Это ж не прогулка по кладбищу, нервишки пощекотать, тут помереть как нефиг делать.
– Я с вами, – из темноты возникла рядом с нами Макс.
Я недоуменно повел плечами и сказал:
– Я не вижу необходимости. Тем более тебе завтра с биологами идти…
Макс набычилась, стало понятно, что никуда она сейчас не уйдет, тем более спать.
– Я тебе какое-нибудь обидное прозвище придумаю, – пригрозил я. – О, придумал! Будешь Липучкой.
Макс упрямо продолжала сверлить меня взглядом.
– Ладно, – сдался я. – Хоть ты и Липучка теперь, но лишней точно не будешь.
– Тогда и я пойду, – сказал смутный силуэт из темноты, оказавшийся Энди, нашим вечным неопределившимся. Он все время то пребывал у нас, то уходил к военным, то просился к Тони, не в силах принять решение: ему нравилось у всех одинаково. Из-за двери высунулся и Вик, и я только рукой махнул – да хоть все идите. Сколько надо народу, чтобы спасти троицу незадачливых полицейских, я даже приблизительно не мог себе представить. Вик посмотрел на количество со мной собравшихся и поднял бровь, и я, подумав, отослал его в казарму, отрицательно мотнув головой. Зелен еще по полям ходить.
– А как мы их искать будем? – поинтересовался я.
Тони протянул мне смарт – над ним развернулась голограмма с видом ближайшего лесочка и три точки внутри него.
– Нам только сегодня вечером из «Авангарда» прислали, новое приложение, аварийные маячки. Если их на смарте активировать, километра на полтора сигнал дают. Говорят, какая-то девица разработала.
Я повертел смарт, позавидовав:
– Удобная штука! Надо будет всем колонистам на смарты поставить. Так не потеряешься. Пришлешь завтра?
– Угу, только с военными согласую, – поддакнул Тони, и мы понеслись по проложенному к точкам маршруту.
Ночной лес встретил нас шорохами, скрежетом и порыкиваниями. Суккубам со скорпикорами было холодновато, и они почти не охотились, но всегда была вероятность на них нарваться. К тому же, в темноте не было видно мелкую ядовитость, а свет включать было нельзя: на него тут же летели дезориентированные гарпии, некрупные и неядовитые насекомые, но вот на их скопление как раз могли прийти ночные хищники. Впрочем, неяркого свечения двух спутников планеты хватало, чтобы не включать фонарики, и мы уверенно продвигались в лес. Тони ностальгически вздохнул, вставая в круг: он успел все-таки привыкнуть и немножко соскучиться по полевой работе.
Послышался такой шум, словно в кустах топало стадо ежей, по пути предаваясь оргиям: трещали ветки, кто-то переговаривался и шумно сопел. Меня аж перекосило: и как только еще живы? Тони понимающе на меня покосился и шепнул:
– Выгоню засранцев.
Я кивнул, соглашаясь. Если человек идиот – то это надолго, и не лечится, а тут повышенный градус идиотии был, как говорится, налицо. Полицейские, отмахиваясь от гарпий, светили в темноте на большое темное пятно. Им оказалось нечто, похожее больше всего на гнездо шершней, только шершни тогда должны быть размером с пуму примерно. И, кажется, я догадывался, кто сейчас из него вылезет. И точно: показалась до тошноты знакомая по проекциям и по опыту узкая восьмиглазая черная морда. И еще три. Так эти заразы в гнездах стаями живут, никогда бы не подумал!
Пока полицейские смотрели на суккуб, а те на них, мы подкрались из темноты и схватили пропажу за шкирки: деморализованные дезертиры не стали сопротивляться. Заинтересованных суккубьих морд стало больше, и я нервно поежился: эту тварь и одну-то нам не доводилось убивать, а их здесь… уже десятка полтора. Но они были сонные, вялые и нападать не спешили.
– Тише! В центр круга и молча под купол! – скомандовал я, а Тони сопроводил мой приказ парой пинков, загоняя полицейских за наши спины, и мы стали медленно отползать обратно. Заинтересованные суккубы, выгибая спины и потягиваясь, выползли из гнезда и стали принюхиваться в нашу сторону, и тут нервы одного из полицейских не выдержали.
– Что это за тварь? – громким шепотом поинтересовался он. Макс на него шикнула, но он не унимался. – А чего вы тут командуете?
Тони обернулся к недалекого ума новобранцу и отчитал:
– Для тебя за пределами купола любой первопроходец – царь и Бог. Сказали молча – значит, молча!
Одно из животных подползло к нам и попыталось цапнуть Тони за ногу. Тот отпихнул зверя в сторону – тяжелую броню замерзший инсектоид не должен прокусить. Но суккуба не отставала, к ней присоединилась еще одна, и тут стало понятно, что нам надо сматываться совсем срочно, если мы не хотим, чтобы наши косточки украсили их жилище. А до купола было не так уж далеко.
– Бежим! – и мы понеслись домой. Раззадоренные суккубы скачками понеслись вслед за нами, и Тони на бегу умудрился достать игломет и попытаться пристрелить хотя бы одну.
– Не надо! – попытался я его остановить, но не успел.
Раненая суккуба зашипела, расправив вибриссы, и к ней присоединился весь рой. Этого-то я и боялся. Как ужаленные, мы влетели под защитный купол, но суккубы, раздраженные и злые, принялись пробивать преграду – радужная пленка мерцала и пока держала оборону, но я видел, что еще немного, и помочь нам сможет только чудо. Пока я пытался сообразить, что сделать, чудо не замедлило явиться, но лучше б его не было.
Из темноты к взбудораженно роящимся вокруг купола суккубам вытянулось длинное щупальце и, сцапав одну, утянуло ее в темноту. Послышалось довольное уханье, и из леса к куполу выползло нечто громадных поистине размеров. Цвет я различить не смог, очертания у животного были очень странные и напоминали больше всего… Это что, таких размеров тут гидры водятся? Суккубы разом взвыли, не в силах разорваться между прогрызаемой защитой и новой опасностью. Чудо вытянуло в сторону суккуб еще десяток щупалец, хватая одну за одной и отправляя в бездонную глотку, из которой слышался только предсмертный хрип хищников и неприятный хруст. Одна из суккуб, сопротивляясь, откусила щупальце, и гидра практически сразу отрастила его обратно. У меня перехватило дыхание: как, в случае чего, защитить поселение от такой твари?
Наконец, суккубы решили, что жизнь им дороже, и разбежались, а гидра, ухая и причмокивая, втянулась обратно в лес. Мы с Тони переглянулись, и он спросил, слегка заикаясь:
– Эт-то что сейчас было?
– Ты думаешь, я знаю? – глядя в темноту, ответил я. – Гидра-переросток. Да-а-а, похоже, Шестому еще много чем есть нас удивить.
Энди, сняв шлем и потирая шею, сказал:
– Знаешь, пожалуй, я определился, чем буду заниматься. Пойду к Тони новобранцев натаскивать, чтоб первопроходцев слушались. Я и специфику знаю…
Я кивнул и, убедившись, что опасности больше нет, пошел обратно к своим, досыпать остаток ночи, по пути думая, как писать для ксенозоологов отчет, и размышляя о том, что пора бы, наверно, просить для нас отдельный офис и жилые модуль-блоки. Мне-то фиолетово, я где угодно могу прижиться, а вот ребятам, я точно видел, здорово не хватает и личного пространства, и удобного помещения для работы. Неужели у колонии не найдется и на нас немножечко ресурсов?
Спустя два дня оказалось, что тормоз тут только я, и руководство о нас давно подумало и позаботилось. Нам торжественно презентовали небольшое трехэтажное здание со спортзалом, парковкой для флаеров, собственным арсеналом, и на третьем этаже уютно расположились большие комнаты, вкусно пахнущие новенькой мебелью и техникой: одна отходила нам, вторая, через коридор – Тайвину с его лаборантами, третья, в конце коридора, аналитикам. В нашем отделе посередке стояли столы с голопланшетами для оперативников, в уголке у окна примостился дежурный пульт. Тайвин оповестил меня, что теперь я могу хотя бы предупредить колонистов в случае опасности с его помощью через систему громкоговорителей. Пользуясь случаем, я тут же записал оповещение о тревоге. Да, я параноик, но мало ли. Мне и Тайвину досталось по отдельному кабинету, начальство все-таки, а с другой стороны нашего отдела примостился кабинет шефа, – словом, мы обрели постоянное место работы, что лично меня невероятно воодушевило.
Разумеется, мы не могли не отметить такое событие и, собравшись у нас, с удовольствием обсуждали перемены. Я, по уши довольный, уже начинал прикидывать, как выбить для моих ребят жилые модуль-блоки, в каких секторах, и для каких нужд приспособить старую казарму, как вдруг по хребту пронеслась знакомая волна ледяных мурашек, и я на секунду замер: сквозь тосты, смех и гул разговоров нашего первого в жизни корпоратива послышалось басовитое раскатистое уханье. Поскольку я его уже слышал двумя днями ранее, ошибиться я не мог, такое не скоро забудешь. Но почему-то прозвучало оно не со стороны леса и болота, как следовало бы, а подозрительно близко… Я подошел к окну и вгляделся в ночную тьму, едва освещаемую сполохами авроры и малым спутником – солнце в первую зиму существования колонии в новом мире было особенно активным, и полярные сияния доходили и до средних широт. Что-то казалось мне подозрительным. Пока я пытался понять, что в полуночном созерцании колонии не соответствует привычной картине мира, уханье повторилось. На этот раз вроде бы еще ближе, но шум мне очень мешал, поэтому, не особо церемонясь, я гаркнул:
– Тихо!
Воцарилась тишина, на меня с удивлением смотрели оперативники, ученые, аналитики и начальство, пока, я, воздев указательный палец кверху, прислушивался к шорохам и звукам. Только Макс раскрыла рот что-то сказать, как довольное сытое «У-у-ух!» прокатилось по всей колонии – гидра вышла на охоту. И тут же я понял, что шевелилось где-то на изнанке восприятия: не было привычного мерцания купола. Я похолодел и бегом бросился к пульту управления только-только внедренной по моей инициативе системе оповещений, попутно раздавая указания:
– Твою мать! Купол сдох! Тайвин! Ищите причину, активируйте локальные купола, выгребайте все запасы, все, что у вас есть. Пугалки звуковые остались еще? Включите! Всем надеть броню! Ан, Чингиз, срочно мне на смарт доклад, кто в ближайшие несколько дней прилетал, у кого есть доступ к стационарным узлам развертки защиты, съемки с этих секторов. Тони, поднимай своих ребят, нужно всю колонию обойти, эвакуировать ночные смены под локальные купола. И постарайтесь в щупальца не попадаться.
Все разбежались, Тони кивнул и испарился, а Тайвин быстрым шагом направился было к себе в полевую лабораторию, переехать они еще не успели толком, но я рыкнул на него:
– Бегом! – и ученый был вынужден ускориться.
– Полковник, у вас есть что-то очень бронебойное? – с отчаянием спросил я, памятуя о размерах животного.
– Найдем, – коротко ответил военный. – Что там?
– Гидра. – Увидев непонимание на его лице, я пояснил: – Новая тварь, мы на нее позавчера с Тони наткнулись, когда его молодняк по кустам ловили. О ней и ксенозоологи еще не знают, и в справочник не внесена. Шкура толстая, щупалец полно, регенерация на диких скоростях, жрет все, что шевелится. Хорошо, что ночь, большую часть людей можно укрыть по домам. Говорил я, надо общую систему развертки локальных куполов сделать по всей колонии, у каждого дома и каждого офиса чтоб был! Сейчас бы тык по тревожной кнопке – и все в порядке!
– Не паникуйте, Честер, – спокойно сказал мне шеф. – Работаем.
Я выдохнул, собрался, стараясь прекратить внутреннюю панику, и понесся влезать в экзоброню.
На улице из недавно установленных репродукторов доносилось мною же накануне записанное объявление: «Внимание! Это не учебная тревога! Всем проследовать в помещения, при наличии локальных куполов зашиты развернуть и оставаться внутри. Сохраняйте спокойствие! Повторяю…» Я удовлетворено хмыкнул, пристегивая к основной броне на ходу перчатки, и побежал туда, где в последний раз слышал уханье зловредной гидры.
Вокруг царила суматоха – туристы и ученые, напуганные предупреждением, затаились по домам, полиция и военные разносили по основным точкам скопления людей локальные купола зашиты, а над нашей муравьиной суматохой возвышалась громадная туша гидры и ее щупальца. Я зажмурился, представляя, каких бед может натворить одно крупное животное в поисках легкой добычи, и прицелился в щупальце – то как раз схватило одного из ребят Тони и тянуло к прожорливой пасти.
Игла перебила конечность точно посередке, и я с ужасом увидел, как зверь спокойно отбрасывает ставшей ненужной лапу и отращивает новую. Не было печали… Полицейский приземлился на землю и молча откатился куда-то в темноту, а гидра потянулась к следующему объекту. Я рванул вперед, понимая, что противопоставить ей мне нечего, но тут вдруг увидел, что только что вытянувшееся в три длины от первоначальной щупальце боязливо отдергивается от простого оружейного фонаря, которым боец подсветил точку выстрела.
Судорожно соображая на ходу, как это применить, я вызвал полковника:
– Отбой! Не надо бронебойного, половину колонии разнесем, тащите светошумовые! Она свет не переносит!
Военный на голограмме кивнул и отключился. Через пару мгновений гидру гнали обратно за пределы колонии вспышками. Один из подчиненных полковника притащил мне десяток гранат, и я активно участвовал в общем веселье. И, хотя мы сами были ослеплены и оглушены, зверю приходилось во много раз хуже: скорее всего, как и у земных кишечнополостных, у нее отсутствовала центральная нервная система, и это делало гидру полностью уязвимой. Атакованная со всех, как ей, наверное, казалось, сторон, она понимала только, что наиболее безопасный вариант – ползти в сторону спасительной темноты.
Со всех сторон ревели инфразвуковые пугалки, гидра, обиженно ухая и подвывая, отползала в сторону родного болота, а мы наступали ей почти на щупальца, прогоняя туда, откуда она откопалась. Как только мы пересекли границу поселения, довольно четко обозначенную по земле линией свернувшейся защиты, купол замерцал вновь – Тайвин обнаружил проблему и восстановил его. Гидра хлестнула по изменившейся рядом с ней среде конечностями, реагируя на освещенность, но отдернула их – ага, так вот почему ты до сих пор не нападала, нанопротекторная защита тебе не нравится. Нам же лучше. Звякнул вызов смарта, и я, кидая предпоследнюю гранату в животное, взял на заметку – никогда не звонить оперативникам на вызове. Вот прям красным шрифтом это прописать во всех инструкциях, мало ли, чем они могут быть заняты в конкретный момент.
Наступила благословенная тишина: гидра юрко для немаленькой комплекции весом около тонны нырнула в лес, и я только всплеск услышал в ночной темноте.
– Все назад! – скомандовал я, и люди потянулись под защиту купола. Не знаю, что там своим орлам сказали полковник и Тони, что меня беспрекословно послушались, а может, и ничего не говорили, но жить-то всем хочется. Мы забежали под купол, и я, глядя на ожидающие указаний взгляды, с видимым спокойствием постарался скоординировать действия:
– Колониальная полиция! – часть бойцов вытянулась в струнку. – Проверить всех гражданских, пересчитать потери, помочь пострадавшим.
– Авангард! – полицейские разбежались, а военные молча ожидали приказа. – Проверить все системы защиты, обновить боезапас, организовать посты возле стационарных узлов развертки купола, там же поставить прожекторы.
– Корпус! – военные разошлись, а мои ребята подтянулись поближе. Я быстренько их пересчитал: вроде все на месте. – Срочно прочесывайте территорию. Вряд ли за пару часов с таким шумом можно ждать неприятностей, но мало ли.
Мои красавцы разбежались, и я перезвонил аналитикам.
– Ан, Чингиз, что там у вас?
Ан на проекции выглядел так, будто только что съел червяка.
– Чез, ты не поверишь. Вчера прилетели кибернетики, муж с женой, у них сынишка подрастает, шестнадцать лет пацану. Вроде как подающий надежды талант. В общем… вот.
Я с возрастающей яростью наблюдал за транслируемой записью: вот, оглядываясь по сторонам, субтильный парнишка с несколькими сотоварищами крадется вдоль забора к стационарному узлу развертки нанопротекторного купола защиты, вот прикладывает код-ключ к двери ангара, вот заходит внутрь… Через мгновение купол сворачивается, а малый и его друзья улепетывают со всех ног. Через пару минут в кадр вползает первое щупальце гидры.
Вот скотина ползучая, получается, только и ждала удобного момента! Но мальчонка-то хорош! Мало того, что сходу разобрался в программировании защиты, но и вовремя сделал ноги. Досмотрев, я задал только один короткий вопрос.
– Где?
Ан скинул мне координаты, благо, было недалеко, и я помчался в пятый сектор к физикам. По пути ко мне постепенно присоединялись освободившиеся оперативники: значит, в колонии опасного зверья нет, и я с каждым первопроходцем становился все спокойнее, но и все злее. Найдя нужный жилой модуль-блок, я на пару секунд остановился перед ним, переводя дыхание, и нажал на звонок. Практически сразу передо мной предстал отец семейства: интеллигентного вида седой, но моложавый мужчина, его полненькая жена, и за ними – знакомая мне по записи фигурка. Я прищурился и попросил:
– Разрешите мне поговорить с вашим сыном?
По реакции напуганных суматохой и моим визитом родителей я понял сразу, что мы попали в точку. Мать всплеснула руками, а отец просто посторонился. Мне навстречу вышел нескладный паренек с высоко поднятой головой и горящими глазами. Я не стал церемониться и показал запись, просто и коротко спросив:
– Ты?
Мальчик с явной гордостью в выражении лица кивнул, и тут мое терпение кончилось. Схватив тощего юнца за грудки, я, встряхивая его на каждом предложении, отвел душу:
– Ты зачем купол снес, а?! Стащил у предков код-ключ и доволен? Герой? Ты подверг опасности всю колонию! Из-за тебя могли умереть сотни людей! Астронавты, военные, ученые, строители!
– Дядь, я…
– Я тебе не дядь! Я тебе Честер Уайз, оперативный отдел Корпуса первопроходцев! Чем ты думал, расскажи мне! Ладно, о безопасности колонии в твоей прямой извилине ничего не зашевелилось, но мог умереть ты, твои друзья, родители, в конце концов!
На глазах у юноши показались слезы, подбородок задрожал. Ребенок еще, что с него взять. Отпустив подростка, я посмотрел в сторону встревоженных родителей, молча наблюдавших за безобразной истерикой с моей стороны, и, сглотнув, поднял ладони и оценил их мелкое подрагивание, затем опустил и с достоинством произнес:
– Прошу прощения. Вспылил. Пожалуйста, позвоните координатору от Ассоциации наук, такой талант следует направить в более… конструктивное русло. И, пожалуйста, следите за своими код-ключами. И своим ребенком.
Ребенок попытался качать права:
– Мне уже шестнадцать!
Я резко всем телом развернулся в его сторону и посмотрел на него так, что «ребенок» испуганно отшатнулся.
– А по поведению и поступкам тебе не шестнадцать, а шесть! Еще слово – и ты вылетишь с Шестого сию же секунду, полномочий на это мне хватит.
Обиженный подросток, замолчав, начал от обиды хватать ртом воздух, и родители его увели, мать что-то сочувствующе шептала на ушко, а отец сопроводил великовозрастного пацана неплохим подзатыльником. Я же, чувствуя, как из меня вынули внутренний стержень, устало сказал притихшим оперативникам, ожидавшим исхода событий:
– Пойдем. Пока мы гидру гоняли по болотам, у нас все шампанское нагрелось. Обидно пропустить первый же корпоратив!
– Ты как? – Макс первая подошла, заглянула мне в глаза и взяла за руку. Я только головой покачал: адреналин отпускал, и меня начинало трясти от усталости и эмоций, на которые раньше времени просто не было. А ведь еще Тайвину рассудок на место ставить. Я встряхнулся и легкой трусцой, пока еще остался запал, направился к нашему новому офису.
Влетев в кабинет к ученому и найдя его на месте, я навис над ним и принялся чихвостить:
– Тайвин! Вот вы говорите, зачем локальные купола, зачем, а вот зачем! Если бы вы последовали моему совету, у нас было бы втрое меньше проблем! Мало ли, а вдруг еще какое-то прибабахнутое юное дарование в колонию прилетит! Или окажется, что еще какую-то новую тварь мы не знаем! Надо, чтобы локальный купол был у каждого дома, везде, где только можно. И мне все равно, как, но придумайте им систему оповещения, связи там какой-нибудь, чтобы если основной купол отключится – локальные включались сразу же!
Тайвин посмотрел на меня снизу вверх, затем встал, налил стакан воды и пододвинул мне под коленки стул. Я плюхнулся на него, понимая, что ноги именно в этот момент предательски задрожали и отказались меня держать. А штатный гений, сунув мне в руку водичку, невозмутимо заметил:
– У вас стресс, Честер. К вашему совету я, конечно, прислушаюсь. Но не надо на меня кричать, я не люблю громкие звуки.
Я только руками развел, едва не расплескав содержимое тары, ответить мне было нечего, и выпил предложенную воду, безудержно клацая зубами о край стакана. Поставив посуду на стол, я громко пожаловался в пространство:
– Вся колония могла погибнуть из-за малолетнего талантливого идиота! Вот за что мне это все? Позавчера красны молодцы у Тони решили ночью удалью помериться, сегодня это вот… недоразумение…
– Вот говорят, есть такой термин, как посттравматическое стрессовое расстройство. А нам, пожалуй, нужно ввести в наш лексикон новый термин: постполевое напряжение. А еще говорят, снаряд дважды в одну воронку не падает. Бессовестно врут. Неправильно вы, Тайвин, стресс лечите, тут другие средства нужны, – из дверного проема показался Роман, и я ему обрадовался настолько, что от усталости без вежливостей и экивоков впервые, пожалуй, использовав меткое близнецовое прозвище, заявил:
– Берц абсолютно прав. Постполевое напряжение… мне нравится.
Роман рассмеялся и протянул мне бокал с чем-то, напутствуя:
– Пойдем, спаситель человечества. Тебя там заждались уже.
Я выпил и только потом понял, что это был отборный коньяк, и закашлялся:
– Ты изверг! Без закуски…
Я с трудом поднялся и пошел за Романом несколько нетрезвыми траекториями, ученый тоже увязался вслед за нами, а в коридоре из дальнего кабинета вынырнули и присоединились к нам аналитики. Я криво им улыбнулся, и зашел в наш отдел, попутно отметив, как же здорово пахнет новая мебель, и вообще, как нам уютно и красиво организовали место работы. На столах оперативники успели за время моих пререканий с Тайвином все убрать и расставить заново. Я отметил, как мы все устали, из последних сил собрался, и улыбнулся первопроходцам:
– Ребята! И девчата, – Макс улыбнулась в ответ. – Вы сегодня очень большие молодцы. Поздравляю всех с новым офисом, с достойно пройденным вступительным испытанием гидрой и официальным началом существования Корпуса первопроходцев в новом офисе!
Мне зааплодировали, поднимая стаканчики, а из коридора чеканным шагом зашел полковник. Мне резко стало немножко нехорошо, так, на всякий случай, но военный с порога объявил:
– Присоединяюсь к поздравлениям! Вы знаете, что у нас нет ни одной потери ни среди военных, ни среди гражданских? Теперь знайте. И, кстати, у меня есть для вас еще две новости.
Я нервно икнул:
– Давайте с плохой.
– Ну почему же сразу с плохой, – военный скупо улыбнулся. – Обе новости хорошие. Первая: я от вас отстану окончательно. Буду пока руководителем поселения и куратором «Авангарда». Часть полномочий мы у вас заберем, чтобы вам было полегче. Но все равно стоит за вами присматривать, лишний контроль точно не помешает.
Я чуть повеселел:
– Шикарно. А вторая?
– Вот. Не успел вручить до начала… м-м-м… инцидента. Черный агат, нитинол и ваше место обитания в поселении. Разбирайте, где чей.
И полковник высыпал на стол пятнадцать восхитительных брелков с прицепленными к ним код-ключами: маленький каменный шарик, обернутый в металлический диск с характерными оранжевыми переливами. Самая настоящая черная дыра на цепочке! Я тут же вцепился в первый попавшийся и обнаружил там дарственную надпись на нижней стороне аккреционного диска. Я отдал его счастливому владельцу – им оказался Роман – и отступил в сторону, давая ребятам разобрать сувениры. Как только последний исчез со стола, я вопросительно глянул на военного. Тот протянул мне точно такой же, шестнадцатый, и прокомментировал:
– Спасибо, Честер. Могу вам сказать, что если бы не ваша своевременная реакция на опасность, мы могли бы лишиться сотен людей, а то и всей колонии. Вы нас спасли. Рад вручить вам этот подарок лично.
За окном занимался ало-фиолетовый рассвет, мирно мерцал купол, над ним виднелись силуэты стимфал и большого спутника, в то время как малый медленно закатывался за горизонт. Я с удовольствием принял брелок, пожал полковнику руку, оглянувшись на первопроходцев, Тони, ученых, застывших в сторонке аналитиков, улыбавшихся во все тридцать два так, что я сразу понял, чья это была затея с брелками, и твердо сказал:
– Не я. Мы. Колонию спасли мы все.
***
Пока Честер обживался в новоприобретенном жилище, его руководство тоже устроило небольшие кабинетные посиделки с просмотром увлекательного кино с дронов и стационарных голокамер под напиток цвета осеннего солнца с жестким вкусом и запахом, потребление которого между собой они называли «вкусить креозоту». Глядя в записи на то, как глава оперативников организует спасение колонии, военный удовлетворенно заметил, крутя в руках пузатый бокал с виски:
– А вы были правы на его счет, признаю свою ошибку. Похоже, что колония в надежных руках.
Седовласый из глубины своего кожаного монстра, кем-то названным креслом, отсалютовал ему таким же бокалом, удовлетворенно покивал головой и произнес:
– Запомните, друг мой, настоящий лидер – это не тот, кто гонится за властью, а тот, за которым ей самой приходится гнаться.
На следующий день я вне очереди вышел на службу и принялся наблюдать. Лаборанты хором устроили своему руководителю бойкот – общались только по работе, без жесткой необходимости к ученому не заходили и уж тем более не совались к нему в кабинет в его отсутствие, и все внимание уделяли исключительно довольной Гайяне. Та светилась солнышком в обрамлении каштановых кудряшек и всячески старалась укрепить позиции в коллективе. Камеру мы втихую с Тайвином установили, но мне было очень неспокойно. Момент с новой сотрудницей мы не продумали, она сейчас одеяло попросту на себя перетянет – и ученый сломается. Я в него самого верил, на его психике можно румбу плясать. Но как он отреагирует на смену приоритетов молодых умов, тщательно воспитываемых им без малого четыре местных года? И что реально им может дать Гайяна?
Я-то видел ее манеру поведения – нет-нет, да и проскальзывали в ней замашки истинного диктатора, там Тайвин и рядом не стоял. Она с каждым днем все активнее принимала позиции руководителя: выдавала указания, окорачивала что младших, что старших лаборантов, хотя была с ними в одной должности, изредка я слышал эпизоды прямого сомнения в компетентности отдельных ученых, обвинения в криворукости, отстранение от текущих задач… Словом, вела она себя как заправский эгоцентрист, привыкший помыкать рабами, а не как суровый, замкнутый и крайне жесткий научный руководитель, делящийся знаниями и опытом, каким для своих подопечных старался быть Тайвин. Нет уж, такого нам не надо, решил я на пятый день и приперся к ученому в кабинет. Но, к моему удивлению, его на месте не оказалось.
Посмотрев на пустой стул, я глубоко вдохнул, разыскивая где-то в недрах собственного существа решимость попытаться вправить мозг целому отделу. Не нашел, поэтому просто открыл дверь, сделал пару шагов из святая святых штатного гения и провозгласил:
– Народ! Мне надо с вами серьезно поговорить.
Лаборанты, занимавшиеся своими делами, кто встал на месте, кто поднял голову от аппаратуры и графиков, а я стоял перед ними и внимательно их разглядывал, не торопясь продолжать. Интрига должна была быть, и я выдерживал театральную паузу. Встревоженный улей лаборатории загудел шепотками, но постепенно стих, и все взгляды устремились на меня.
– Я смотрю, вы Тайвину устроили полноценный бойкот. И я знаю, что во Всемирной ассоциации наук готовы его с руками оторвать, ему предлагали место в коммерческих лабораториях, в «Авангарде» его ждут с распростертыми объятиями, да и вообще он личность востребованная. Он мог бы куда угодно пойти, если бы захотел. Но он вроде никуда не собирался. Поэтому у меня возник один вопрос. Почему вы хотите выжить своего руководителя к черту на кулички? – я постарался задать максимально неудобный вопрос, сделав подчеркнутый акцент на слове «вы». Лаборанты опустили глаза, пока кто-то самый смелый (или просто Тайвин именно его достал больше всех) не пояснил:
– Честер, вы же видите, как он с нами обращается. Мы для него – ресурс, не более. Я не уверен, что он знает, как меня зовут, например. А мы работаем вместе почти с самого основания колонии. Я устал постоянно быть «гамадрилом», понимаете?
Лаборанты зашумели, и я выслушал прорвавшийся поток обвинений. И в грош не ставит, и не ценит, и не хвалит, и вообще, деспот и сатрап.
– Я понял. Притесняют и тиранят. Кевин, – обратился я к тому, кто посмелее, – а вы хотели бы руководить лабораторией?
Ушастый парень с растрепанной блондинистой шевелюрой вздрогнул, как от удара пониже спины – явно не ожидал, что я их по именам различаю. Немного подумал, прикидывая, потянет ли он роль большого начальства, затем с сомнением покачал головой.
– Нет. Я бы хотел и дальше заниматься научной деятельностью, – его взгляд стал чуть виноватым. – Тайвин – хороший руководитель, но…
– Так, – прервал я его, – а кто-то из вас в принципе готов начальствовать?
Значит, Тайвин внезапно стал хорошим руководителем. Уже прогресс! Лаборанты снова зашептались, и я приметил тени колебания, недоверия и отрицания – а потяну ли? А вдруг это проверка какая? Да ну нафиг. Прикинули подчиненные штатного гения и тот объем работы, что выполняет только он, покосившись на его кабинет, где через окошко был виден стол, заваленный какими-то расчетами и недопаянными разработками.
– Наверное, мы не готовы, – резюмировал кареглазый Нил с немного азиатскими чертами лица, один из самых сообразительных подручных ученого. – Но с ним практически невозможно сработаться, он же гений-одиночка. А мы только его инструменты.
– Восстание инструментов прошло успешно, поздравляю, – едко отметил я. – А что он потом работать не сможет из-за разболтанного душевного состояния, вы не подумали, конечно, достойные работники науки?
– А о нас он много думает? – уязвленно отметил темноволосый зеленоглазый Михаил, физик-кибернетик и обладатель самого орлиного профиля и шикарного носа с горбинкой в их теплой компании белых халатов.
– А это уже другой вопрос, и его я тоже… провентилирую, – пообещал я и продолжил: – С этим прояснили, руководить – не призвание истинного ученого. А если у вас будет другой начальник? Или… начальница? – прозрачно намекнул я на старшинство Гайяны в моменты отсутствия Тайвина. Та, не принимавшая участия в обсуждении, вспыхнула и зарделась.
– Я только приглашенный специалист, для обмена опытом, – коротко пояснила она. – Но мне было бы лестно занять такую должность.
– То есть вы бы потянули? – уточнил я.
– Думаю, да.
Угу, понятно, еще один экземпляр человеческой породы, что от скромности не умрет точно. Пожалуй, эти двое споются, если сначала друг друга не разорвут в клочья. Продолжаем разговор.
– Так, а вы что скажете? – обратился я к лаборантам. Те на Гайяну покосились, как гептаподы на химеру: вдруг кинется и загрызет. – Я серьезно, ребят. Жду вашего ответа.
Научные сотрудники переглянулись между собой, и Нил осторожно заметил:
– Вообще мы бы хотели, наверно, остаться под руководством Тайвина. – Он оглянулся, ища поддержки, и его коллеги согласно закивали, и он перевел взгляд на Гайяну. – Но и вас мы бы не хотели отпускать. Вы нам невероятно помогаете.
Нил несмело улыбнулся бойкой карьеристке, но она лишь кинула на лаборанта высокомерный взгляд, в котором обещала незадачливому парню все кары небесные за недоверие и принижение ее достоинств.
– А вы бы хотели у нас остаться под началом Тайвина? – продолжал допытываться я. Гайяна задорно тряхнула каштановыми кудряшками.
– А почему бы и нет? У вас весело. И всяко интереснее, чем у меня в «Авангарде».
– Угу, – оставалось лишь закрепить успех. – А теперь внимание – фокус. Давайте вы все отойдете вот в тот угол и минутку помолчите, хорошо? Вот прям ни звука, договорились?
Заинтригованные лаборанты заняли указанный мной угол и принялись оттуда сверкать на меня взглядами. Я в это время достал смарт и вызвал Александра Николаевича Санникова – координатора Всемирной ассоциации наук, неугомонного, мелкого, но крепко сбитого мужичка лет сорока, едкого и концентрированного, успевавшего по сто раз на день раздавать пинки по всем научным подразделениям колонии. Из всех, кого я знал, не поддавался на его подколки и провокации только Тайвин – и он же был единственным, кого этот чертик из табакерки безмерно уважал и обожал, уж не знаю, за что.
– Добрый день, Александр! Найдется минутка? – поздоровался я.
– О, какие люди! Честер, для тебя – сколько угодно, – живо ответил этот неугомонный маленький ученый с доброй душой и неиссякаемым научным энтузиазмом.
– Есть у меня на примете один человечек, – начал я, и тут же был перебит.
– Человечек? От тебя лично или от вас? Очень, очень интересно! – воодушевился Александр. – Кто? Откуда? Какие навыки, кем работает? Ты же пристроить хочешь, я правильно понял?
– Да-да, правильно. Так вот, наша заноза очкасткая задумал отдел реорганизовать… – не успел я даже заикнуться, как и без того бьющий через край молотком по голове энтузиазм Александра прямо-таки взбурлил.
– Ни слова больше! Из-под Тайвина любого заберу. Хоть косого, хоть хромого, хоть кривого. Я бы всех взял, хоть на полставочки, хоть на пару деньков по очереди, да он у вас жадина и не делится. Шутка ли, воспитанники гения! – Внезапно он подался всей проекцией ко мне вперед, хитро ухмыльнулся и заговорщически прошептал: – И никому больше не звони, понял? Я хочу этот эксклюзив себе и только себе! Заметано?
– Заметано, – улыбнулся в ответ я и отключил связь. В лаборатории можно было уронить иголку – и звук ее падения был бы самым оглушающим в этот момент. Я перевел взгляд на замерших лаборантов. – Надеюсь, иллюстраций достаточно. А то детский сад какой-то развели с обоих сторон, унижают, обижают… А с Тайвином насчет его отношения к вам я поговорю, давно пора. Кстати, никто не знает, где он?
Лаборанты переглянулись, и мне сразу это не понравилось.
– Та-а-ак, – протянул я. – Кто-то вообще видел его сегодня с утра?
– Я видел. – Нил немножко побледнел, но еще был уверен в собственной непогрешимости. – Он с утра зашел в кабинет, а потом через пару минут оттуда выбежал и больше не возвращался.
Я кинулся к окну: флаера на месте не было. Куда же ты делся, очкарик? Лаборанты негромко зашумели, а я забежал к ученому в кабинет и прочел последние записи на настольном голопланшете. Там среди непонятных мне расчетов и формул несколько раз были обведены какие-то данные и поставлен восклицательный знак с пометкой N.B. На что же ты хотел обратить внимание… Я вчитался внимательнее, и понял: это были координаты нашей последней экспедиции. Так я и знал, что изгнанием «Апостола» дело не кончится! Что от них ожидать теперь, я и представить себе не мог.
Как назло, весь мой отдел разбежался по вызовам, так что лететь, похоже, предстояло мне одному. В том, что надо лететь вслед за ученым, сорвавшимся к точке пресловутой экспедиции с низкого старта, я не сомневался ни секунды: мое чутье вопило в голос о том, что Тайвину грозит нешуточная опасность, хотя я не мог разобраться пока, какая и с какой стати. Рудник на экваторе активно разрабатывался, там были и купол, и натасканные нами стажеры, и охрана, но что-то покоя мне не давало.
– Так. Гайяна, принимайте временное руководство лабораторией. Как только кто из моих покажется, скажете им, что я на экватор полетел, координаты у них есть, да и Тайвин вот оставил.
– А почему вы просто кому-нибудь не позвоните?
– Нет времени, и отвлекать оперативников во время работы опасно, – пояснил я и убежал к своей машине.
Через пару часов полета примерно на середине пути я начал заметно дергаться: связи в этих дебрях отродясь не было, и случись вдруг что, меня только приблизительно искать можно по аварийному маячку на флаере или смарте. На смарте у первопроходцев он всегда включен, а в аппарате вот сейчас и активирую, пока не забыл. И только я это сделал, как автоматика летательного аппарата выдала мне длинный и очень неприятный для понимающего водителя сигнал.
– Не-не-не, не смей! – наорал я на приборную панель своего флаера, мигающую разноцветными огоньками. Флаер меж тем слушать меня вовсе не собирался, а собирался громко и звонко падать прямо в ломкие кусты похожих на хризантемы цветов, отчаянно пытающихся выжить своим хрупким естеством среди асимметричного кремнийорганического пространства Шестого. Летающая машина, не вняв моим предупреждениям, мягко спланировала к поверхности и, зависнув в паре метров от почвы, неэлегантно рухнула вниз, прямо на них. У меня сложилось стойкое ощущение, что позвонки устроили перекличку, кого-то не нашли и пересчитались еще раз. Впрочем, отстегнув ремень безопасности, я понял, что, кроме неприятных ушибов в районе крестца, особо не пострадал – значит, и сетовать не на что.
Стоило мне высунуть нос за пределы флаера – тут же свистнули иглы, с тяжелым металлическим звуком прошибившие бок злосчастного летательного аппарата. Хорошо, не меня, я бы не был рад и счастлив.
– Эй, я могу и обидеться! – крикнул я в пространство. Окружающие кусты отозвались пролетевшими над ухом снарядами. Понятно, конструктивный диалог невозможен. Надо будет озаботиться укреплением техники. Защиту там навесить, бронепластины, что ли… Но расхолаживаться мне не дали, продолжив стрелять. Я затаился за хвостом флаера – самой его бронебойной, по моему мнению, частью – и ввел запрос на координаты смарта Тайвина. Судя по пришедшему ответу, ученый был достаточно близко, примерно в полутора километрах от меня. Повезло, что он тоже озаботился маячок включить, и что сигнал добил. Мне оставалось только глубоко вздохнуть – и пойти на поиски.
Первые мои передвижения знаменовались активным обстрелом, а пара игл прошла в сантиметрах от виска – кто ж там такой талантливый снайпер? И главное, откуда тут засада, ведь не могли же эти партизаны знать, в какой момент откажет флаер, и тем более, когда и куда я полечу. Или могли? Мельком глянув на флаер, я увидел точечные повреждения, но оценить навскидку не смог, как-то было не до того, и просто их запомнил.
Мне удалось потихоньку скрыться в полупрозрачном кустарнике, не потревожив гнездо сциллок и традиционно дежурившую рядом харибду. Никак мне не понять, какие симбиотически-паразитические отношения связывают эту парочку! Впрочем, было совсем не время для практической зоологии, и я осторожно прополз под хрустальным куполом листвы вязецвета и чего-то еще, похожего на стеклянную имитацию черемухи. Прикрылся высоченной прозрачно-зеленоватой травой, обманчиво-хрупкой, выдающей мое расположение тоненькими звонкими молоточками звука. Оставалось надеяться, что оппоненты, кем бы они ни были, не знают тонкостей работы с деликатным миром Шестого и попросту меня не заметят.
Над головой снова свистнули иглы, глубоко вонзившиеся во фрактальные разводы на стволах кустарников, брызнули щепки. Не прокатило. Я замер, уповая на буйство жизни – она могла спрятать, и она же с легкостью могла и убить.
Шевеление неподалеку от меня тоже замерло – преследователи явно пытались вычислить, куда я уполз, и уже двинулись в мою сторону, когда между нами возникла агрессивно настроенная крестоглавая химера – пожалуй, самый редкий и осторожный хищник в здешних краях. Я постарался прекратить дышать, а вот враги не были столь осведомлены в отношении зверя и попытались прошибить ее шкуру. Ха три раза, так она им и поддалась. Химера раскрыла четырехлепестковую пасть, издала душераздирающий скрежет пополам с визгом и кинулась в их сторону. Я, оставив гнусных злодеев, покушавшихся на меня, на попечение химеры, беззастенчиво смылся.
Флаер Тайвина я нашел относительно быстро – не прошло и получаса. Смарт ученого давал более-менее точные координаты, но загвоздка заключалась в том, что человека внутри машины попросту не было. Я внимательно осмотрел флаер, отметил, что повреждены те же точки, что и на моем: испорчен аварийный маячок, чуть надпилены хвостовые рычаги управления и шланг системы охлаждения. Выходит, я опять столкнулся с полномасштабной диверсией – кто-то и мне, и штатному гению флаеры испортил весьма грамотно и злонамеренно. С подтекающим хладагентом и более-менее управляемая, машина аккурат должна была пролететь пару тысяч километров, не больше – так и произошло.
И, главное, талантливо-то как, почти рядом с местом падения аппарата Тайвина – засада. А, ну да, точно, траектория полета же была записана в автопилот флаеров «Апостола», и спрогнозировать, где и как упадет машина, вполне реально. Как и подготовиться к нападению. Наверняка еще одну бумажку подкинули, ироды, он и не выдержал. В том, что это снова происки синдиката я ни на секунду не засомневался. Но что криминальные элементы не учли – так это то, что я за ним почти сразу полечу. И что флаер Тайвина имеет роботизированную систему автопочинки – ученый тот еще параноик в отношении техники – тоже упустили. В итоге обстреляли ни за что ни про что меня, причем, судя по синим пятнам, которые я краем глаза видел в точках попадания игл, сердечник в них явно с парализантом. Я, по-хорошему, должен был просто потерпеть крушение на том же месте спустя какое-то время… и что дальше? Наверно, или пристрелили бы, или сам бы подох, сезон дождей в разгаре, и агрессивных суккуб с химерами полно, на двутелок охотятся. А вот где наш камушек в ботинке, которого хотели оглушить и утащить… Загадка века.
Я еще раз осмотрел летательный аппарат – стекло было выбито и окроплено крупными кляксами крови. Похоже, Тайвин опять не пристегнулся, классическая ошибка самоуверенного новичка, и когда флаер резко встал и начал падать – он вылетел головой вперед, обогнав машину в полете. И мне перспектива искать по кустам его переломанное тело не улыбалась – было невероятно страшно его найти. Но, переборов себя, через пару секунд я пошел разыскивать следы. Где ж ты приземлился, птичка наша? Живой ли еще, или я зря сюда под иглами полз?
Алая кровь на стеклянном мареве травы была видна настолько отчетливо, что я с холодеющей вдоль хребта спиной почти бежал по следу, про себя матерясь и пытаясь отследить шевеления в кустах – стать обедом для суккубы или химеры не хотелось, а от мелочи у меня есть аптечка и легкая броня. Повезло, что дождь не шел, и жалко, что опять я пренебрег правилами безопасности и нацепил облегченный вариант – послушать Макс, что ли, в следующий раз… Но и так тоже ничего, не штаны с футболкой все-таки.
Пока мозг старательно меня отвлекал от мрачных перспектив, ноги и выучка свое дело делали, и за следующим буреломом мне открылась не очень обнадеживающая картина. Тайвин, явно в бессознательном состоянии, с неестественно вывернутой левой рукой, лежал под кустом сциллок, которые заинтересованно тянулись к нему всем своим многоголовым организмом, но пока к активным действиям не переходили – резкий металлический запах человеческой крови им, похоже, не нравился.
Мне он не нравился тоже, поэтому я осторожно оттянул ученого из-под куста – гнездовой колонии животных и внимательно обследовал. Черт, похоже, дело плохо. Звук дыхания сильно отличался от нормального – свист и шум на затрудненном вздохе, рваные движения грудной клетки и вмятина на левой стороне груди говорили о том, что или одно, или несколько ребер проткнули плевру, и легкое спалось.
Что там – кровь или воздух – я не знал, но примерно понимал, что лучшим решением будет сделать в ученом лишнюю дырку, пока не стало слишком поздно. Левая рука была сломана, к тому же на месте выхода лучевой кости, торчащей из-под кожи, шевелилась харибда, вцепившаяся в края раны. Ее я аккуратно отцепил и, осторожно положив правую руку ученого себе на шею, отволок его подальше, в казавшееся мне относительно безопасным место.
Там я быстренько, пользуясь нитиноловым ножом как топориком, срубил пару веток, примотав их содранным с Тайвина халатом на место перелома. Еще вопрос, ядовита ли харибда, этой задачей на моей памяти практически не занимались – существо это было не особо часто встречающееся, всегда в паре с гнездом сциллок, и как они взаимодействуют предстояло еще выяснить. Но ответы мне были нужны сейчас, поэтому я тут же вколол ученому его же изобретение – универсальный антидот от основных силитоксинов, и обезболивающее.
Через пару минут, когда я уже примеривался всадить иглу ему в грудь, как велело некое подсознательное намерение, гений открыл глаза и с откровенно шокированным выражением уставился на меня.
– А что вы тут делаете? – спросил он.
– Тебя спасаю, – просто ответил я, и попробовал уточнить, раз уж выдалась такая возможность. – Куда ткнуть, чтобы пневмоторакс расхлопнулся?
– Термины у вас… – сморщился Тайвин. Очередной вздох дал ему понять, что я вполне серьезен, и он, часто и неглубоко вдыхая, посоветовал: – По среднеключичной линии, второе межреберье. А почему я боли не чувствую?
– Болевой шок, наверное, – сосредоточенно нащупывая его ребра под рубашкой, отозвался я. – И обезболивающее я вколол. Одно из двух. Держись, сейчас комарик укусит.
И я, с силой шарахнув рукоятью игломета, вогнал в нужную точку иглу, предварительно обезвредив ей сердечник – зачем мне поломанный ученый под действием парализанта? – и тут же аккуратно вытянул ее обратно. Тайвин судорожно вдохнул – шипение воздуха из раны дало мне понять, что немножко времени я выиграл. Зрачки у него сузились, но неравномерно – похоже, что есть и сотрясение. Я помог ему подняться, и мы поковыляли в сторону его флаера. Дошел же я один сюда, попробуем и вдвоем дойти обратно.
– Маячок тебе поломали, – жаловался я, забив окончательно на субординацию. Ну какой смысл выкать, если тащишь человека на плече? – Систему охлаждения, систему управления. А хочешь прикол?
– Хочу, – слегка заплетающимся языком ответил ученый.
– Мне тоже поломали. Диверсанты, мать их! – я, тяжело дыша, постепенно приближался к разбитому флаеру Тайвина, но вынужден был устраивать передышки. Опустив его на ломкую изумрудно-прозрачную подстилку, я отдышался и отметил: – Похоже, что твоя автопочинка сыграла с тобой злую шутку. Пыталась флаер починить, но окончательно поломала. И ты приземлился не в расчетной точке, а хрен знает где.
– А ты? – поднял на меня мутные глаза гений.
– А я приземлился где кому-то было надо, чтоб приземлился ты. И чуть не получил в задницу иглу с парализантом. Так что непонятно, больше повезло тебе или мне.
– Никому не повезло, – констатировал ученый. – Зачем вообще ты меня тащишь? Брось, да и забудь.
– С глузду двинулся? – изумился я. – Разбежался, аж три раза.
– Да кому я нужен, – начал ныть Тайвин. – Все мои гамадрилы к этой… чертихе в юбке убежали. Один, я всегда один…
Я разозлился.
– Ты мне тут классику не цитируй, гений признанный. Ты хоть раз лаборантов своих хвалил? Интересовался, чем они живут, какие у них проблемы? С личной жизнью что, с интересами, с увлечениями?
– А зачем? – нечетко ответил Тайвин. Его сознание явно плыло, и я попробовал лоб на ощупь – вроде не горячий. Странно. Может, это из-за кислородного голодания мозга после пневмоторакса? Или последствия укуса харибды…
– Затем, глупый ты начальник, что ты все на себя взвалил и тащишь, как ишак. А как тебе твои гамадрилы помогают, и не видишь вовсе, – я старался быть мягким и объективным, но из-за бессилия помочь ученому беспокоился и отвечал резче, чем следовало.
– Вижу, – грустно сказал Тайвин. – Я все вижу. Они молодцы, они старательные, работоспособные, умные. Нила я хотел Александру отдать, у него там больше перспектив было бы…
– Слон в лесу сдох! – изумился я, подымая ученого и подтаскивая еще на пару метров ближе к летательной машине. – А им ты хоть раз об этом рассказывал? А Нила ты спросил, чего он хочет? Они вообще уверены, что ты даже по именам их не знаешь. А почему еще, ты думаешь, они под крылышко к Гаяйне прилетели? Потому что ты сухарь из сухарей, дурная твоя голова. Одни мозги там, поди, – я осторожно постучал ему по лбу указательным пальцем.
Тайвин нервно всхлипнул, так что я даже остановился проверить, все ли хорошо. И нет, ничего хорошего я не увидел – у него явно начинался бред, гений вспотел, взгляд бесцельно блуждал по окрестностям.
– Сухари местами поменялись… – сказал он куда-то в кусты.
– Это ты про кого? – уточнил я.
– Про Александра. И про себя. – Ученый немного помолчал и продолжил. – Они думают, я железный. Я не железный! И не титановый. И даже не из углепластика!
Я внутренне холодел, внешне обливаясь семью потами. Что ж мне с ним делать-то…
– Я почему их не хвалю – потому что они все правильно делают. Сделал правильно – это норма, зачем хвалить? Я им все даю – знания, опыт, практику. А они не ценят. Вот за что тебя любят, а меня – нет?
– Ой, дура-а-ак, – выдохнул я. – Какие ж вы все идиоты…
– Не ругайся, – назидательно произнес ученый.
– И то верно, силы еще тратить. – Я замолчал, и поволок его обмякшее тело к уже виднеющемуся сквозь заросли флаеру. И тут между нами и аппаратом нарисовалась она – красавица-скорпикора. Настоящая. Бронированная и ядовитая. Да вашу ж мать, ну серьезно?
Я осторожно опустил Тайвина на землю, тот слегка приоткрыл глаза, оценил обстановку и произнес:
– Нам кранты.
Я не мог с ним не согласиться и все же, почувствовав в глубине груди комок обиды, бессильной ярости и тупой обреченности, произнес в сердцах, словно выплюнув его наружу:
– Только тебя тут и не хватало! Шла бы ты…
Скорпикора, нервно дернув хвостом, к моему удивлению, повернулась ко мне задом и скрылась в кустах. Тут уже я бессильно осел рядом с Тайвином и, чувствуя глубокую опустошенность, отметил – приближается гул флаера. Мне уже было наплевать, чей он, лишь бы оказали помощь. Хоть какую-нибудь. Тайвин посмотрел на меня плохо фокусирующимся взглядом и уточнил:
– Ты ей приказал уйти?
– Да, – устало подтвердил я.
– И она ушла?
– Да.
– А-фи-геть, – неожиданно ясным голосом произнес ученый и вырубился.
На ноги я встал достаточно быстро: все-таки в двадцать третьем веке простуду, хоть и сильно запущенную почти до пневмонии, лечить научились намного быстрее, чем раньше, хотя и по сию пору волшебной таблетки от насморка не было. В госпиталь ко мне не пускали, чтобы я не перезаражал личный состав, и как-то так волшебным образом оказалось, что я внезапно успел соскучиться по работе и по первопроходцам, которых, к своему удивлению, успел причислить к неотъемлемой части моей маленькой личной Вселенной.
Да что там, за пять дней, что меня еще продержали в койке, я проанализировал свое отношение к Шестому, к экспериментальной программе воспитания первопроходцев, ребятам, начальству, и заодно неплохо покопался и в самом себе, и понял одно – без этой работы мне останется только утопиться. Я застрял в кремнийорганическом мире прочно и надолго, прикипев к нему всей душой, как и к команде, его изучающей. Из больничного корпуса я к своим почти бежал: единственное, что меня останавливало – люди, слаженно работавшие над проектированием будущей колонии, периодически меня на пути задерживали и здоровались, словно я какая-то диковинка. Некоторых я знал, но большинство, видимо, прилетело пока я болел. За что я вдруг стал местной знаменитостью, я понимал, но от такого пристального внимания мне было не слегка неуютно.
Как только я нарисовался в ставшей почти домом родным казарме, ребята таинственно заулыбались. Я, чуя неладное, насторожился, и не зря – из-за их спин ко мне вышел седовласый Воланд и с места в карьер заявил:
– Честер, если вы откажете мне в маленькой просьбе… Я ваш кровный враг на всю жизнь.
Я немножко ошалел от постановки вопроса и неуверенно сказал:
– Я бы не желал подобной перспективы. А чего вы хотите?
– Я вам предложу должность главы оперативного отдела Корпуса первопроходцев, и не вздумайте отказаться, – заявил шеф, не скрывая любопытства и небольшой хитринки во взгляде.
Я встал столбом и вопросительно уставился на первопроходцев, а они на меня, ожидая моей реакции. Макс подмигнула, и я отмер.
– И… и что я должен буду делать? – тихонечко спросил я практически сам у себя.
– Руководить, – насмешливо отозвался седовласый джентльмен, ошарашивший меня внезапной новостью. – Помнится, вы изначально именно в такой роли себя и видели.
– Но я же просто пошутил… – вот теперь я начал серьезно паниковать. – Вы тоже сейчас шутите? Какой из меня, к чертям собачьим, руководитель? Где я и где ответственность?
– Про шутку и правду, я полагаю, вам афоризм известен. Все, что нужно для расчистки территории под колонию, у нас есть, но кто-то должен обеспечивать защиту колонистов от враждебных и опасных для человека видов. Полагаю, подобная задача выработает у вас должный уровень ответственности за действия и решения, – достаточно жестко просветил меня будущий начальник.
Я мгновенно заткнулся и принялся размышлять о смысле жизни и своем месте в этом смысле. Прикинул на должность начальника оперативников всех по очереди и, пробежавшись по будущим первопроходцам взглядом, сделал вывод о том, что каждый из ребят вполне на нее годится. Помотал головой – так дело не пойдет, и принялся раскладывать по полочкам их достоинства и недостатки. Али отличный исследователь, любознательный, умный, с развитой интуицией, но слишком вспыльчив, Уилл – душа компании, но слишком верит в приметы и не очень дальновиден, у Макс полно достоинств, и только один, но серьезный просчет – не хватает выдержки, а Роман, хоть и великолепный командир, недостаточно полагается на чутье. Перебрав так еще раз всех по очереди, я в последнюю очередь проанализировал себя. Нашел кучу недостатков и недочетов и только одно достоинство, которым я втайне гордился – пресловутую интуицию. Только умение вовремя почуять опасность спасало меня все эти месяцы, а так я по всем параметрам выходил наименее подходящим претендентом на руководящий пост.
Седовласый, глядя на мои интеллектуальные мучения, сдерживал улыбку. Вот искуситель. Знает же, что у меня недостанет духу отказать.
– Почему я?
– А почему бы и нет? – пожал он плечами. – Поживем увидим, прав я был или нет. В конце концов, никто не мешает мне передумать в любой момент, так что…
Я мгновенно повеселел. Расклад с постоянной угрозой отстранения меня более чем устраивал. Меньше всего на свете я хотел занимать не свое место, а должность главы оперативников априори не могла быть моей. Я начальник? В эту свою ипостась я не верил ни на грош. Но первопроходцы верят, так что сверхзадача ради них попробовать, а по пути выпрыгнуть из штанов в попытке оправдать свое соответствие собственным сокровенным мечтам была непреодолимой приманкой. А вероятность увольнения за несоответствие оправданным ожиданиям будет меня подстегивать, будоражить и вдохновлять на подвиги во имя перфекционизма и работы над собой. Я несмело поднял глаза на импозантного джентльмена.
– Тогда я согласен. И, кстати, может, вы все-таки представитесь? Нам вместе работать, насколько я понимаю. Странно было бы не знать имени собственного начальства.
– Не скажу, – седовласый улыбался, и я вдруг понял, что именно этого он и ожидал, подначивая меня то должностью, то увольнением. Что я соглашусь. Ловушка Пеннинга для антипротонов вроде меня захлопнулась, я попался. И совершенно не хотел теперь вылезать наружу.
– Почему? – улыбнувшись в ответ, спросил я.
– А не хочу.
Он развернулся и ушел. А я настолько растерялся, что впервые в жизни не находил слов. Ребята окружили меня с поздравлениями, хлопая по спине и плечам, а Макс вообще с радостным визгом повисла на шее и чмокнула в щеку. Подошел Роман и степенно пожал мне руку со словами:
– Знаешь, я с первой встречи подозревал какую-то авантюру с твоим участием. И был прав. Ты справишься.
Я только головой покачал: я-то не был уверен, что справлюсь. Вот бы еще точно знать, с чем мне предстоит справляться.
***
Никогда не предполагай, чего можно ожидать от людей. Я простую прописную эту истину понял и принял в первый же год заселения Шестой колонии.
Если первым колонистам я лично проводил инструкции – что можно делать, чего нельзя, как пользоваться защитным куполом, как различать опасных и неопасных существ, то с увеличением численности людей на Шестом степень моей паники одновременно с постепенным накоплением здорового пофигизма росли пропорционально. В самом деле, если человек стремится к изощренному способу самоубийства, то кто я такой, чтоб ему мешать?
Но вот что меня всегда демотивировало, так это желание людей познать новое, но каким-то очень хитрым способом.
Когда я был несмышленым подростком, как-то меня родители взяли в круиз по Скандинавии с посещением Восьмого, Скандинавского мегалополиса.
Честно сказать, особых различий с нашим Московским я не нашел. Но хорошо запомнил одно наблюдение: соотечественник, с которым мы ехали по фьорду любоваться на скалы, постоянно восклицал: «Ну вот и что? Это что, скалы? Камни и камни. Да видал я в Альпах такие скалы!»
Как-то сразу мне стало понятно, что не сравнивает он скалы Альп со скалами Люсефьорда по настроению, природе и особенностям. Он сравнивает одни скалы с другими, и тот камень оказывается ничуть не круче, чем вот этот. Это для геологов разница есть или для таких несколько пришибленных, как я, а для праздношатающегося туриста, заплатившего за конкретную экскурсию, одна скала похожа на другую примерно так же, как один зоопарк на другой. И внезапно он не находит различий. И возникает у него закономерный вопрос: а за что я, граждане, кровно заработанные-то отдаю? С подобными экземплярами мне приходилось сталкиваться несколько раз, но все они оставили неизгладимое впечатление.
Первая партия туристов – охотников за впечатлениями – прибыла на Шестой спустя несколько месяцев активной жизни колонии. Мы постепенно расселяли колонистов-ученых, ставили вместе с ними компактные жилые модуль-блоки, старались наладить быт. Ну и что, что дома как под копирку, дело не в площади для жизни, а в том, как и чем ее наполнять. К каждому жилому сектору сначала ставили капсульную развертку защитного купола, потом водородный генератор – для обеспечения энергии, разбирались с системами фильтрации и очистки воды, делали обзорные лекции по безопасности… В общем, работы хватало по уши и еще немножко сверху.
И вот посреди попыток организовать мало-мальски налаженный процесс цивилизованной (хотя бы отчасти) колонизации является процессия из шести вооруженных до зубов образчиков человеческой породы, и спонсирует сопровождение первопроходцами в ближайшую степь.
Я был очень недоволен – нас и так рвала на куски Ассоциация наук, туда пойди, здесь помоги, да и в новоявленной колонии хватало занятости, но какая-то крупная шишка на самом-самом верху решила, что весь мир подождет, пока мы на пару дней всем отделом оперативников сходим в приятное сафари.
Увидев индивидуумов, что мне предстояло сопровождать, равно как и моим замечательным пятнадцати подчиненным – по боевой тройке на человека плюс я, старательно пытающийся контролировать эту кодлу и ее заводилу, – я сразу предчувствовал шквал неприятностей и претензий. И, конечно, ничуть не обманулся в ожиданиях.
– Честер? – небольшого росточка шатен с прилизанной к затылку реденькой остаточной волной волос, тщательно пестуемых и лелеемых, протянул мне ладонь. Разумеется, я ответил на приветствие, про себя отметив, что по внешности людей не судят. И нечего тут. Нашелся физиогномист.
Шатен оглянулся на сопровождающих – пятеро крепеньких мужиков, явно наемников, хватались за иглометы, как за последнюю спасительную соломинку. Все они были облачены в слегка переделанную военную экзоброню (я видел, что оттенок сплава защитных пластин темнее, чем у военных или у нас), отчаянно выдвигали мужественные подбородки и сурово хмыкали. Дескать, видали мы в гробу и в белых тапках ваших насекомых, и не такую страсть доводилось переживать.
Я сочувственно посмотрел на них, вспоминая ошибки широкоплечей астродесантуры, вздумавшей с нахрапу покорить качественно отличный от углеродоорганической природы мир, и постарался немножко ввести их в курс дела:
– По правилам безопасности каждый из вас будет иметь вооружение в один стандартный нитиноловый нож и боеприпасы для игломета с парализантом в сердечнике. Разрывные запрещены, боевые запрещены. Сдайте, пожалуйста.
Наемники недовольно заворчали, негромко протестуя против наших порядков, но я был неумолим. Правила есть правила, ребята, как бы вы ни стремились показать свою крутость.
– А теперь, если вы еще не ознакомились с основными нюансами поведения в поле, небольшая лекция, – начал я, но лысеющий шатен по имени Ном меня прервал.
– Оставьте свои условности для тех, кто не имеет настоящего охотничьего опыта, – самодовольно заявил этот покоритель всея дикой природы.
Я терпеливо занудствовал, начиная понимать, что мои невеликие познания в физиономиях людей все-таки имеют претензию на правоту:
– Вы должны представлять, с чем вам придется столкнуться, так что…
– Бросьте. Сколько? – Ном выразительно пошелестел пальцами, а я сделал вид, что искренне не понимаю, что это он мне такое показывает.
– Чего – сколько?
– Сколько еще надо доплатить, чтобы вы отстали от меня с вашей нудятиной?
Я прикрыл глаза и медленно выдохнул.
– Деньги оставьте при себе. Если вы так не хотите меня слушать, то, наверное, хорошо знакомы со спецификой мира?
– Более чем, – Ном был не просто уверен, а настолько самоуверен, что я пожал плечами и загрузил голограмму стандартной формы отказа от ответственности. Ее я сочинил на коленке в тот момент, когда только узнал, что вместо очередной партии колонистов прибудут туристы-авантюристы, и тут же согласовал с шефом, тот лишь пару дельных поправок посоветовал. Я понимал, что иначе все ошибки и огрехи поведения неопытного путешественника могут быть свалены на нашу ответственность. А мне такого не надо было.
– Вот тут поставьте отпечаток пальца, и будете сами отвечать за свои решения, жизнь, здоровье и имущество.
– А зачем тогда вы? – Ном вскинул брови, понимая, что его пытаются нагло ущемить в правах и, естественно, негодуя на эту тему.
– А для страховки, – невозмутимо ответил я и продолжил скучным казенным тоном. – Подписывая вышеупомянутый документ, вы отказываетесь от вводного инструктажа на свой страх и риск, и наша юрисдикция из обязательной превращается в добровольную. Словом, если вы попытаетесь убиться об зубы суккубы или попасть под прогон стаи двутелок – мы в силу своих возможностей и способностей постараемся вас спасти. Но обещать ничего не будем. Или вы слушаете инструктаж и гуляете под нашей защитой. И по нашим правилам.
– И долго длится эта ваша лекция?
– Полтора часа. Кратенько, по верхам. Только самое основное.
Было видно, как Ном колеблется – его разрывало от желания пострелять сию же секунду и в то же время скручивало от жадности из-за впустую потраченных денег и нежелания терять время. Наконец, он злобно ткнул пальцем в форму отказа и рывком натянул перчатку.
– Пошли. И тут бюрократию развели.
Я отправил копию документа шефу, военным и в колониальную полицию на всякий случай – то, что пониже спины, чуяло подвох, и я старался прикрыть ребят от неприятностей. Поставил таймер на смарте на двое суток – ровно столько предполагалось нам отсутствовать в колонии – и по внутреннему переговорнику оперативников предупредил, чтобы были осторожнее и внимательнее: отказ отказом, но груз морального и служебного соответствия я ни с них, ни с себя снимать не собирался.
По мере удаления от локальных куполов защиты Ном и его личная гвардия постепенно снижали градус первоначально излучаемой безграничной уверенности в себе, и апломб шатена пал жертвой первой же малой химерки.
Когда животное прыгнуло на него без всякой задней мысли (хотя лично я сомневаюсь, что насекомые в принципе обладают способностью к мыслительной деятельности), мужчина отшатнулся в сторону и с коротким взвизгом попытался ножом счистить с себя местный сферический аналог обычной луговой кобылки.
Я перехватил руку и аккуратно собрал в горсть ни в чем не повинную зверушку, заметив при этом с максимальной обезличенностью, чтобы не заподозрили в моем любимом тоне «а я говорил»:
– Малая химерка – не опасное создание, она не сможет вас ни укусить, ни чем-то отравить. Ее не стоит бояться, в отличие от красноглазых орфов, – выпустив химерку, я подхватил с земли небольшое двухголовое создание с ярко-красными пятнами глаз и выраженными силихитиновыми наростами вместо зубов в обеих пастях. Головы были сращены прямо с цилиндрического вида тельцем, покрытым плотным шипастым панцирем – карапаксом, а стояла тварюшка на длинных паучьих ножках. Стрекательные клетки в опушке передних клещеносных конечностей с обеих сторон оглушали и жалили мелких животных, а клешни – подтаскивали ко ртам: остальные восемь ног позволяли животному довольно шустро передвигаться и залезать даже на высокие и гладкие препятствия. Для человека яд орфов оказался смертельно опасным, хотя для здешних животных крупнее кошки размером особого вреда не представлял. – Я бы советовал в присутствии очаровательного создания перчаток не снимать и близко к лицу не подносить.
Орф был осторожно препровожден в кусты, откуда тут же улепетнул. Ном, успевший порядком поцарапать броню нитиноловым ножом, осторожно задвинул клинок в ножны, и диковато на меня посмотрел. А я что. Надо было либо смарт со справочником от ксенозоологов под рукой держать, либо инструктаж слушать, одно из двух. Взялся за роль отважного охотника – ну так не сигай теперь в кусты.
В первые же сутки сопровождение Нома и его молодцев превратилось для меня в пытку. Турист каждую сотню метров порывался лишить себя жизни самыми антигуманными методами, какие только могла предложить природа Шестого, начиная от попытки пристрелить неожиданно взлетевшую из-под ног стимфалу и лишь чудом промахнувшись мимо меня и до желания зачем-то попробовать на вкус медно-голубую кровь свежеубитого пентапода. Ее, по-хорошему, и нюхать-то опасно.
Из всей дурной компании уважение и симпатию у меня вызвал только один наемник – тонкий, но жилистый шатен с пытливым и умным взглядом серо-голубых глаз, поразивший меня, когда мы остановились на привал и сняли шлемы, совершенно дикой прической из беспорядочно торчащих во все стороны волос всех оттенков лазури.
Звали красавчика Виктором, но я сразу сократил его до Вика и велел Макс присматривать за ним. Она лишь кивнула и не отлипала от подопечного все оставшееся время, негромко переговариваясь с ним, рассказывая, как правильно обращаться с кремнийорганическим миром, и явно наемнику симпатизируя. Я даже почувствовал что-то похожее на небольшой укольчик ревности, но подавил неуместную эмоцию.
Вечером, развернув локальный защитный купол, мы собрались в кружок, обсуждая события прошедшего дня и планируя маршрут следующего. Я наметил места обитания гептаподов и решил, что неплохо будет и для нас самих немного углубиться в дикие земли, чтобы лишний раз поизучать природу Шестого и ее закономерности. Выходило так, что мы прошли за день около десяти километров, медленно и с остановками, и на следующий нам надо пройти не больше двух-трех, чтобы к концу временного контракта вернуться. К нашему тесному обществу подсел Вик и спросил:
– Разрешите?
Я кивнул и чуть подвинулся. Вик приземлился рядом и всем улыбнулся. Я, понимая, что чем дальше, тем больше мне нравится этот субъект, предложил:
– Расскажете о себе?
Вик обвел нас неуверенным взором и, встретив неподдельный интерес – кто же откажется от свежих баек и нового человека! – завел рассказ.
– Зовут меня Виктор, хотя домашние предпочитают Викто`р. По профессии я, как вы понимаете, наемник, хотя предпочел бы игломету карьеру стилиста. Maman и papa` хотели бы видеть меня неким подобием военного аристократа, но, к сожалению, надежд семьи я не оправдал.
Мы замолчали и с пораженной влюбленностью в такую великолепную личность во все глаза уставились на Вика.
– На самом деле я всегда мечтал создавать модные одеяния, но отец отправил меня в военное училище. Я не стал перечить, закончил Астродесантное, отдал честь присяге и Родине на протяжении двухгодичного контракта, и вот судьба завела меня на скользкий путь наемничества. Бывал на Пятом, служил в эскорт-службе при политиках, и это совершенно не то, о чем вы подумали.
Мы посмеялись, и я, совершенно очарованный Виком, с хитрым видом закинул первую удочку:
– А у нас до сих пор нет парадной и повседневной формы, броня только и обычный камуфляж…
– Как же так? – Вик, казалось, был удивлен. – Я думал, форма – одно из первых дел, решаемых при создании новых подразделений.
– А мы не военные, не гражданские и вообще по статусу не пойми кто, – пояснил я и добавил: – Эксперимент.
У Вика загорелись глаза, и я удовлетворенно прищурился. Никуда ты от нас не денешься, присвоим. Мы еще немного посидели и разошлись – день предстоял сложный. Но я уже видел, что мои ребята Вика отпускать не хотят, как и я.
Следующий день прошел относительно спокойно, как и вечер, а вот возвращение обратно показало, что у некоторых представителей человеческой породы мозг находится не просто в зачаточном состоянии, а в противозачаточном. Отрицательная величина вменяемого сознания убедила Нома, что лезть в гнездо дактилей практически перед самой колонией – самая правильная в мире идея. Насекомые, правда, так отнюдь не считали.
– Куда? – я не успел на крошечную долю секунды, но Ному хватило, чтобы запихать руку в длинный конус, возвышавшийся над почвой. Вот откуда у человека столько стремления сунуть нос и конечности туда, где их точно могут покусать?
Потревоженные дактили высыпали наружу по его рукам, облепив несчастного с головы до ног. Ном истерически орал, пока наемники пытались с него счистить тонкие белесые нити с множеством ножек, и тут в бой вступила основная артиллерия – пока дактили-охотники разбирались с тем, кто потревожил колонию, дактили-оборонщики и дактили-защитники, заметно крупнее по размеру, принялись обстреливать захватчиков струями вонючей липкой жидкости. Насекомые руководствовались исключительно инстинктом: защитить родной дом и заодно попробовать захватить в цепкие лапки добычу, еда лишней никогда не бывает. Ном и наемники, создавая шум, только больше вязли в возне рассерженных насекомых, и я, вздохнув, пошел вызволять их.
По одному вытянув охрану, я отдал их первопроходцам – те знали, что делать, – а вот Нома мстительно оставил напоследок, и тот покрылся слоем насекомых практически полностью. Мне пришлось вынимать его из гущи потревоженных инсектоидов практически за уши и срочно делиться с самоуверенным дураком перчаткой и наголенником – его компоненты брони едкая слизь дактилей проела почти полностью.
Ввалившись под локальный защитный купол нашей части, наемники, бледные, в пятнистой от секрета дактилей экзоброне, помятые и шокированные, потрясенно молчали. Вик, намертво прицепившийся к Макс, сочувственно на них поглядывал – у него хватило ума копировать наши действия и не соваться к колонии дактилей. Нома била крупная дрожь, и он то и дело приглаживал трясущимися пальцами редеющую шевелюру. Наконец, его психика справилась с экзотическими потрясениями, и он заявил, почти переходя на ультразвук:
– Я буду жаловаться!
– На что? – с интересом спросил я. – Точнее, на какого именно представителя флоры или фауны Шестого мира вы хотите подать жалобу? И, главное, кому?
– Это вы виноваты! – понятно, шоковое состояние частенько выливается в попытку переложить ответственность за свои ошибки на кого-то более компетентного. Я знал об этом не понаслышке: в числе моих близких родственников были и врачи, и педагоги, и историй о том, как они могут быть «неправы», я наслушался в детстве и юношестве с избытком.
– В чем же? – продолжал спокойно любопытствовать я.
– Вы не предупредили! А должны были!
Я, внутренне немножко закипая, достал из кармашка брони смарт и включил скачанную под шумок запись с дрона связи – на голограмме отлично было видно, как Ном отрицательным жестом отмахивается от обзорной лекции и показывает известный во всех пяти (а теперь шести) мирах и на Земле жест.
– При необходимости звуковое сопровождение будет очищено и добавлено. Плюс ваша подпись, – и я помахал голограммой отказа, собственноручно подписанного отпечатком пальца Нома. – Вы приняли решение.
Я развернулся к заказчику спиной и перевел взгляд на Вика. Тот заинтересованно меня изучал, склонив голову набок и не скрывая любопытства. Я светским тоном – почему-то меня тянуло говорить с ним исключительно высокопарными конструкциями – осведомился, вспомнив сделанное мне шефом не так давно предложение:
– Любезнейший! Не откажете ли вы мне в маленькой просьбе?
– Не откажу, – Вик не колебался ни на мгновение, и мне это чрезвычайно понравилось.
– Значит, договорились. Закончится контракт – жду вас здесь на курсах подготовки.
И скинул ему на смарт подробности, типовой рабочий контракт первопроходца и свои координаты. Вик до ушей улыбнулся и кивнул. Вот насколько ж погаными были эти дни, настолько же приятным бонусом для меня оказалось потенциальное приобретение нового оперативника. Родственную душу в нем я учуял за километр и был уверен, что в нашем коллективе он приживется.
Наконец все дела были сделаны, контракт выполнен, двое суток в поле с приключениями, достойными отдельной саги о человеческой глупости, завершились буквально пару секунд назад, о чем мне мигнуло уведомление таймера. Клиента и его сопровождение мы доставили туда же, где и забирали, живыми и относительно невредимыми. Так что совесть моя была спокойна, а вот чувство справедливости – раздражено до крайности.
Я махнул бойцам – и мы под негодующие вопли прошествовали в казарму. Пока ребята снимали замызганную броню и делили между собой, кто останется дежурить, а кто больше устал и хочет отдохнуть, я как был, в запыленной и заплеванной легкой броне, без перчатки и наголенника постучался в кабинет к начальству.
Дверь отъехала, и седовласый шеф с любопытством спросил:
– Что вы придумали на этот раз, Честер?
– Для начала – поднимите цену аренды оперативников вдвое для туристов и прочих праздношатающихся и в полтора раза для крупных коммерческих организаций. А ученым – пропорционально снизьте. Мы все-таки не вещи, а если и вещи – то должны быть крайне дорогостоящими, – заявил я, кипя служебным негодованием. – Во-вторых, мне кажется, нужна система грантов на наше свободное время для тех, кому мы действительно нужны. Как раз за счет подъема оплаты наших услуг. В-третьих, надо создать единый документ, регламентирующий взаимоотношения с заказчиками, кто бы они ни были. И обозвать его как-нибудь красиво, например, Кодекс первопроходцев, чтоб была не бумажка, а внушающая уважение и священный трепет броня. В-четвертых, отнимите вообще у туристов право носить оружие в поле! В колонии пусть колониальная полиция разбирается, а в поле мне пародия на снайперов не нужна! А, и я прошу дать мне возможность изгонять особо умных.
– Право вето… – задумчиво кивнуло начальство. – А что, это идея.
Гайяна счастливо существовала в штатном коллективе почти три недели, я украдкой наблюдал, как Тайвин все больше замыкается в себе, а его лаборанты – все больше проникаются симпатией к милой и вежливой ученой. Я чувствовал пятой точкой, что добром это не кончится, и в один прекрасный вечер решил для себя – надо точно сходить к Тайвину в его отдел и поговорить. А то их тайно-явное противостояние всю отлаженную работу Корпуса скорпикоре под хвост пустит. Но не успел.
В дверь кто-то постучал, чему я сильно удивился – звонок же есть, зачем такие сложности.
– И кого принесло? – смарт отозвался на кодовую фразу трансляцией голограммы пространства перед дверью. К моему изумлению, на пороге стоял Тайвин, собственной ученой очкастой персоной, а в руке у него торчал какой-то кулек, на котором, присмотревшись, я узнал логотип местного отделения продуктового ритейлера. Я окончательно уверился в том, что в итоге сетевые магазины захватят мир вместе с крысами, тараканами и медведками.
– Добрый вечер, – поздоровался я, открывая дверь. На моей памяти у меня в гостях Тайвин был… примерно никогда. Если он вообще когда-то к кому-то в гости ходит. – А я как раз о вас думал. Чем обязан?
– Да? Вот и мне с вами надо поговорить, – с порога заявил гений, делая шаг с такой уверенностью, что у меня и мысли не возникло не посторониться. Зайдя в мой жилой модуль-блок, он огляделся, и с явным удовлетворением в голосе сообщил:
– Некоторые признаки вкуса присутствуют. Вы небезнадежны, Честер.
Вот кто точно от скромности не умрет, так это он. Пока я закрывал дверь, он успел обследовать мою музыкальную коллекцию, фотографии на стенах и книги.
– Фантастикой увлекаетесь? Да на бумажных носителях… Вы, оказывается, несколько старомодны. А еще меня очками попрекали.
– Есть такое, – отметил я, и решил, раз такое дело, проявить признаки гостеприимства. – Чаю, кофе?
– Я тут… кое-что принес, – запнулся ученый и протянул мне пакет. Тут же засунув туда любопытствующий нос, я вытащил бутылку текилы, лимон, коробочку соли, нарезку сыра и колбасы, а в финале – огромный апельсин.
– Так, – сказал я сосредоточенно, держа в руке фрукт. – Зачем к текиле соль и лимон, понятно, а апельсин?
– Смотря на сколько у нас хватит духу. Когда-то считалось, что лучшая закуска для пары стопок текилы – ломтик апельсина. А остальное – если будет продолжение банкета, – просветил меня Тайвин, садясь в ближайшее кресло.
– Да? – удивился я. – Не знал. Ладно, пойду тару принесу.
Прихватив с кухни пару стопок, нож, разделочную доску и полотенце, и включив на всякий случай чайник, я быстренько накрыл небольшой столик в гостиной. Плюхнувшись рядом с ученым с размаху на жалобно скрипнувший диван, я ободряюще улыбнулся, не вполне точно процитировав:
– Рассказывайте. Какое дело могло привести вас ко мне?
Тайвин неторопливо разлил текилу по стопкам, тонкими кружочками нарезал лимон и, аккуратно насыпав соль в анатомическую табакерку на руке, зажмурился от явного удовольствия, употребляя всю эту красоту по прямому назначению. Апельсин был демонстративно проигнорирован. Смакуя послевкусие, ученый прищелкнул языком и внимательно посмотрел на меня:
– Вы «Апостол» с Шестого выгнали. Честь вам и хвала. И большое спасибо лично от меня. Но мои проблемы на этом не кончились. Честер, мне кажется, кто-то под меня активно яму роет.
– Вот те раз! – растерялся я. – И в чем же это выражается?
– Смотрите. – Ученый залез в карман пиджака и высыпал передо мной на стол горку бумажек.
Я немедленно принялся разворачивать одну за другой, как конфеты. Тексты в них были вполне прозаичными, и в то же время интригующими своим разбросом крайностей. От «Нечего вам делать в корпусе первопроходцев!» до «Ваш потенциал могут оценить только знающие люди».
Характеристики форматирования стандартные, бумага тоже, кто-то просто набрал текст – и распечатал его. А вот как к Тайвину эти бумаженции попали – большой вопрос, и я его мгновенно озвучил:
– Тайвин, а как вы их находили?
Штатный гений помедлил, припоминая, и попутно разлил текилу по стопкам.
– Вот эту, – он выбрал самую потрепанную, – я нашел прямо у себя на столе. А вот эту, – отобрал он бумажку меньшей степени замызганности, но самую мятую, – в кармане лабораторного халата.
Тайвин судорожно сжал многострадальную бумажку в кулаке и в сердцах слегка стукнул им о стол. Апельсин, торжественно мной помещенный в центр стола, покатился к краю, и я едва успел его подхватить.
– Дайте взглянуть, – вежливо попросил я, водружая фрукт на его законное царское место.
Тайвин, словно опомнившись, разжал пальцы, и я осторожно забрал потрепанный листочек. Аккуратно его расправил, развернул и с удивлением прочитал: «40.000, 132.000, 500.000 – неплохая разница, правда?». Мы выпили, и я спросил:
– А что это за цифры?
Ученый посмотрел на меня чуть снисходительно и пояснил:
– Это средняя температура по больнице. В смысле зарплата по «Авангарду», у нас и где-то еще. Понимаете? Отнюдь не бедная контора меня переманивает, мягко скажем. И «крыса» точно не у нас и не у военных, иначе цифры были бы другие, более близкие к реальности. Проблема в том, что разницу-то я вижу. Но почему деньги должны определять бытие и сознание?
Я пожал плечами. Мне моей зарплаты за глаза хватало.
– А чем еще вас заинтересовать? Нормальный рекрутер рассказал бы вам о зарплате, о карьерном росте или, если речь идет о науке, о научной базе своей фирмы, аппаратуре, которую вам могут предоставить, перспективах ваших исследований. О коллективе в конце концов. Если речь идет только и исключительно о деньгах – это простое прощупывание почвы. Вдруг вы сребролюбец. Или эгоцентрист, и себя любите настолько, что готовы просто взять и пойти туда, где вас будут больше всего ценить?
Я развернул еще несколько бумажек, прочитал и констатировал:
– Ну да, так и есть. Вот тут, смотрите, давят на страсть к деньгам, тут – намекают на то, что будут вас на руках носить и пылинки сдувать, чуть ли не памятник поставят. А тут, – я задумчиво повертел листочек в руках, на нем значилось емкое: «Бездарь!», – пытаются вывести вас из душевного равновесия. Вдруг, если вы вспылите, наделаете глупостей.
Ученый налил еще текилы, повертел стопку в руках и быстрым дерганым движением закинул содержимое себе вовнутрь. Я не стал спешить и провел церемониал потребления алкогольного напитка по всем правилам. Тайвин молча смотрел невидящими глазами в одну точку, и вдруг отмер и спросил:
– Что мне делать, как вы думаете? Меня невероятно раздражает эта… эпистолярия.
Я глубоко вздохнул, понимая, что не смогу ему посоветовать что-то вменяемое, и решил пойти по пути последовательных логических рассуждений.
– Смотрите. Я так понимаю, вас сейчас более-менее все устраивает?
Тайвин кивнул, посмотрев на меня совершенно несчастным и уже немножко остекленевшим взором.
– Тогда просто игнорируйте эту ересь. Ну, или можно с этим к Тони пойти.
– К колониальной полиции? – насмешливо фыркнул Тайвин. – Да ну их к псам, что я у них забыл? Приду и скажу – кто-то мне бумажки подбрасывает?
– Именно так, – строго сказал я, разливая еще по стопке чудесного продукта перегонки сока голубой агавы. – Тут либо просто сделать вид, что вам совершенно не интересно ни одно предложение или предположение в ваш адрес, либо пойти официальным путем и попробовать прижучить бумагомарак. Спокойствия ради и душевного равновесия для.
Штатный гений медленно и вдумчиво насыпал на руку соль, лизнул, выпил текилы, поморщился от удовольствия, положив на язык ломтик лимона.
– Дело в том, Честер, что я уже ни в чем не уверен. Мне начинает казаться, что я и правда бездарь, и у вояк мне самое место… Видели эту… эту… – Он яростно и шумно выдохнул. – Мои гамадрилы за ней ходят как привязанные! Может, пора мне на ее место, а ей – на мое?
Я сделал вид, что задумался, исподтишка наблюдая за ученым: тот подался вперед, напряженно ожидая моего ответа. Какие же мы все порой бываем… недолюбленные. Тот же Тайвин – сколько раз ему говорили о гениальности, в научных кругах его обожают и уважают, мы, оперативники, его стараемся не задевать и не обижать, соблюдая вежливый нейтралитет и оказывая по мере надобности поддержку. А поди ж ты, оказывается, у него огроменный комплекс неполноценности и критический недостаток тепла.
– Нет, – мягко, но серьезно и уверенно ответил я. – Вы, Тайвин, точно на своем месте, и никаких Гаяйн Корпусу первопроходцев и даром не надо. Если только к вам под крылышко как стихийное бедственное дополнение. А у военных вам будет плохо, и вы сами это прекрасно знаете.
Тайвин чуть заметно выдохнул и расслабился. Взяв почти пустую бутылку, с печальным вздохом долил остатки, задумчиво покачал ее в воздухе, глядя на просвет, и осведомился:
– Может, я еще схожу?
– Да сидите, – поднялся я. – Вы же у меня в гостях, а не наоборот. Я сам.
Смотавшись в местное подобие супермаркета, я торжественно выложил на стол удвоенный джентльменский набор – чтобы не пришлось еще раз бегать. Только апельсины брать не стал: мне показалось, что великолепный образчик селекционного безумия на базе цитрусовых уже ничто не переплюнет, значит, нечего и пытаться. Апельсин по-прежнему занимал центральное застольное место молчаливого психолога, а мы продолжали разговор.
Вторая бутылка текилы неумолимо подходила к концу, и мы успели обсудить каждую бумаженцию и понастроить конспирологических теорий, вплоть до подозрения всех и каждого в ближайшем окружении Тайвина. Чайник, меж тем, кипел уже шестой раз – забегая на кухню, я автоматически тыкал кнопочкой, робко надеясь, что текилу все-таки сменит горячий чай, и благополучно забывал о нем до следующего захода.
– Вот почему, – патетически вопросил я, появляясь в гостиной, – человечество к двадцать третьему веку не научилось мгновенно кипятить воду? То его ждешь по полчаса, а то так было бы удобно: взял, сунул туда какую-нибудь нагревательную пластинку, и сразу кипяток.
Тайвин снисходительно улыбнулся.
– А в чем проблема? Откачайте из чайника воздух, он почти мгновенно закипит.
– Не, – глубокомысленно заявил я, вспомнив школьные основы физики, – так не пойдет. Мне не надо кипящую воду комнатной температуры, я чаю хочу.
– А зачем это вам чай? – подозрительно прищурился ученый. – Споить меня хотите?
– Что вы! – поднял я ладони. – Ни в коем случае. Я с удовольствием составлю вам компанию и дальше, но если мы продолжим в том же духе, то завтра на работу мы не встанем.
– А разве завтра рабочий день? – поднял бровь штатный гений.
– У нас каждый день рабочий, – глубокомысленно изрек я. – Мало ли, что может случиться. Защиту прорвет, кто-то в браконьеры подастся или ребенок убежит. Хорошо, что детей у нас в колонии пока мало, не место им тут. Небезопасно.
Проигнорировав мою сентенцию о детях, Тайвин совершенно трезвым голосом произнес, плеснув порядком текилы мимо стопки:
– Вы вот, Честер, кстати, первый кандидат в подозреваемые. У вас все ресурсы для этого есть, и видимся мы каждый день…
– А вы наблюдение поставьте к себе в кабинет, – посоветовал я.
– О, точно. Да это вы гений! И как мне в голову не пришло? – Тайвин пригорюнился.
– Почему вы сразу с этой макулатурой ко мне или к шефу не пришли? – задал встречный вопрос я. – Уже могли бы потихоньку решить проблему.
Тайвин еще больше приуныл.
– Я… я как-то не подумал. Наверное, понадеялся, что само собой прекратится. Или я сам разберусь.
– Сами даже кошки не родятся, – хмыкнул я. – Давайте мы с вами не будем голословно обвинять кого бы то ни было, а попробуем или привлечь соответствующие службы…
– Или?
– Сами разберемся. Но вместе! – текила порядком ударила в голову и мне, и поиграть в детективов показалось великолепным решением вопроса. – Для начала давайте всему вашему отделу сделаем козу.
– В смысле?
– А попробуем вас от всех изолировать. Вы можете их так обидеть, чтобы ни один ваш гамадрил в течение хотя бы дней трех не смел к вам в кабинет без спросу и вызова даже нос сунуть?
– Могу. Но у меня и так большие сомнения…
– Они у вас не дети малые, переживут. Главное, чтобы вы совсем не перегнули палку и чтобы вы сами справились. Сможете?
– Я… – на Тайвина было жалко смотреть. Он разрывался между необходимостью выяснить источник появления зловредных бумаг и нежеланием портить и без того сложную обстановку в отделе. Я его понимал, но шальная мысль уже захватила мое подвыпившее сознание, и я не мог просто так от нее отказаться. – А это точно сработает?
– Нет, – признался я. – Но мы поставим голокамеру в угол кабинета и точно будем знать, кто в ваше отсутствие у вас бывает. А чтобы убрать фактор неожиданности – ведь лаборанты к вам забегают иногда и в ваше отсутствие, так? – попробуем провернуть этот финт. Вам есть за что их взгреть?
– Конечно, – ученый даже не сомневался. – Всегда есть.
– Ну вот!
– Но, может, я просто скажу, что работаю над важным проектом, и меня не надо беспокоить?
– А это сработает? – вернул я ему вопрос.
Подумав, Тайвин покачал головой.
– Нет. Лаборанты иногда сродни тараканам – везде проползут и все разнюхают, особенно если им интересно. Хотя я вроде стараюсь и так все рассказывать и показывать.
Меня несколько покоробило.
– Вы вот зря, Тайвин, кадры с тараканами сравниваете. Вы же вкладываете в них силы, время, воспитываете их, знаниями делитесь. Я же вижу. Вы не цените своих усилий или их стараний? Или у вас все люди – тараканы?
– Вот не надо мне мораль читать, – оскорбился ученый. – Сам разберусь.
– Угу, вы уже разобрались. Ладно, – выдохнул я. – Утро вечера мудренее. Давайте, что ли, потихоньку спать ложиться.
– Я пошел?
– Стоять! Сейчас я со стола уберу и постелю вам на диване. Куда вы пойдете в таком состоянии?
– Да я…
– Угу, угу. Да-да, вы дойдете, безусловно. До во-о-он той двери, и то неточно.
Уложив Тайвина, я некоторое время сидел в раздумьях, попутно казнив единственного свидетеля наших возлияний – чудовищный апельсин. Проблему взаимоотношений ученого и его лаборантов надо было решать – и решать срочно. И желательно ему самому. И, как я ни старался проверить на изъяны свою идею сначала их поссорить, а потом торжественно помирить, не видел никаких огрехов.
В самом деле, что может быть чудеснее – рассориться так, чтобы пух и перья во все стороны, попутно вскрыв все годами копившиеся нарывы претензий, а потом возрыдать друг у друга на плечах, признаваясь в вечной дружбе и взаимопонимании? Я такое уже проворачивал, и осечек способ не давал. Пока. Так что я сам себе кивнул и отправился к себе в комнату, попутно догрызая дольку апельсина, оказавшегося достойным образцом своей породы – сладким, сочным и невероятно ароматным. Половину фрукта я оставил гению на утро – пусть тоже порадуется.
Утро для меня началось отнюдь не с кофе. Утро началось с осознания собственных грехов. Какого лешего я посоветовал ученому поссориться со всеми лаборантами разом? Чем я только думал?
Штатного гения, конечно, в гостиной на диванчике не оказалось. Термоспальник был аккуратно свернут, следы вчерашнего разгула убраны, причем часть я примерно помнил, как убирал, – об остальном, видимо, позаботился уже Тайвин. Остаток апельсина исчез, что меня несколько примирило с жизнью – стало быть, не такой уж он очкастый бука, раз свою часть спокойно забрал, не став меня будить и уточнять, кому она была предназначена.
Голова резко закружилась, и я с размаху сел в кресло. Все-таки обильные возлияния пользы никому не приносят, не стоит злоупотреблять, даже ради налаживания взаимоотношений. А то потом появляются идеи одна гениальнее другой. Сегодня должна была дежурить Макс, по-моему, Уилл по очереди должен быть, Али… Голова попыталась лопнуть, и я прекратил заниматься изнасилованием памяти, немножко привел себя в порядок, и позвонил на работу.
– Привет, – видимо, мой хмурый и помятый вид как нельзя яснее говорил и о моем самочувствии, и о вечернем времяпрепровождении, потому что Али, который дежурно отозвался с пульта, сочувствующе хмыкнул.
– Хорошо посидели, э? – с сопутствующим акцентом осведомился он.
– Да уж, неплохо, – отозвался я. – Минералочки бы… но и без нее воскресну. Какие новости?
– Да как тебе сказать, – замялся Али. – Похоже, у ученых кадровые перестановки.
Я внутренне похолодел, выдавая себе мысленный подзатыльник, и с невинным видом поинтересовался:
– А что случилось?
– Да Тайвин прилетел с утра, как ведьма на метле. Отругал лаборантов так, что пыль столбом стояла, вах! Я таких слов-то не знаю. А потом что, потом заперся у себя в кабинете и не выходил пока оттуда.
– Понятно. Ну, ты послеживай там, мало ли, вдруг что будет интересное происходить. Если что, мне звякни, хорошо?
– Непременно, – Али отсоединился, голограмма свернулась, а я призадумался. Первая часть плана прошла хорошо, насколько вообще хорошо может работать идея кого-то с кем-то поссорить, чтобы потом помирить. Посмотрим, что будет дальше, раз эксперимент начался.
Отсидев в карантине неделю, я здорово обозлился на себя, на свой организм, что так не вовремя и нелепо меня подвел, да и на очкастого тоже за компанию. Мог бы с банальной аллергией меня в каземат и не прятать, невелика беда. Обчихал бы я окружающих, пару дней походил с распухшим носом, никто б не помер. И в то же время я прекрасно отдавал себе отчет в том, что решение стратегически верное: мало ли, что я мог с собой или на себе притащить.
Меня периодически навещала Макс, с которой мы за неделю карантина нашли много общих тем для разговора – от превратностей жизни в разных районах и на разных уровнях Девятого, Московского мегалополиса, до схожих вкусов в научной фантастике.
Спустя неделю таких разговоров недопониманий, возникших было на почве идиотской ситуации со скорпикорой, практически не осталось, и мы здорово приблизились если не к почти дружбе, то к взаимной предрасположенности точно.
В остальное время я старался читать как можно больше отчетов от научной группы и смотреть на выходы моих возможных будущих сослуживцев, делая пометки и мотая на ус их ошибки и успехи, просчеты и достижения. Информацию мне доставляли по очереди то Тайвин, то Роман, иногда и рыжие близнецы забегали и с хитрыми улыбочками снабжали меня свежими сплетнями.
В конце вынужденной изоляции я уже готов был просто просочиться наружу из узкого окошечка изолятора или раствориться на волне переговорника, через который со мной сообщался внешний мир, и каким-нибудь волшебным образом конденсироваться на воле. Бедственное мое душевное состояние спас, как ни странно, Тайвин. Я, медленно закипая от вынужденного безделья, досматривал очередную порцию объемных голограмм в полную величину, насколько это позволял объем изолятора, и пробовал прорешать в движении ошибки первопроходцев. И тут понял, что за мной наблюдают – из пресловутого окошечка на меня уставились прямоугольные очки.
Я обрадовался и свернул запись. Дверь в камеру с едва слышным свистом втянулась в стену, и в карантинную зону шагнул ученый во всей своей красе – в наглаженном деловом костюме, идеально сидящей рубашке и столь же идеальном халате. Внезапно не в белом, изолирующем все и вся защитном комбинезоне, который я ехидно обозвал вместе с ученой начинкой «песец» – в честь известного северного зверя белого цвета и приходящих с ним неприятностей. «Песцы» в лице Тайвина и его лаборантов всю неделю бесились и злобно отшучивались от моих подколок, но дело свое знали, регулярно подвергая меня взятию крови и разным медицинским осмотрам.
Я здорово удивился, но решил в кои-то веки помолчать и послушать.
– Честер, – с порога заявил штатный гений. – Карантин окончен. Я полагаю, что мы узнали достаточно для прекращения вашей индивидуальной аллергической реакции на перманентной основе.
– Благодетель! – не выдержал я, делано всплеснул руками и сделал попытку аккуратно бухнуться на колени.
Впрочем, ученого устроенный цирк не очень впечатлил. Он хмыкнул и произнес:
– Вас работа ждет, Честер, а вы дурака валяете. Вот ваш антигистаминный препарат, примете сегодня и в течение пяти дней по капсуле, и мучения ваши будут закончены.
– Как, совсем? – сделал я большие глаза. – Хотя бы завещание дайте написать.
Ученый еще раз хмыкнул – успел меня неплохо изучить, – протянул мне ярко-синюю капсулу и с сарказмом парировал:
– Это вы всегда успеете, а пока времени на это нет. Впрочем, можете устно меня проинструктировать, как распределить ваш нехитрый скарб, с удовольствием побуду в роли душеприказчика.
Я ухмыльнулся в ответ и спросил более серьезно:
– Последствия какие-то от вашей чудо-пилюли будут? Я свободен?
– Надеюсь, что нет. В смысле последствий. Состав не совсем, м-м-м… как бы это сказать… изученный, но фармсовместимость препаратов высокая, а риск побочных эффектов невелик. По крайней мере, я так думаю. Так что, выходите или подождете, пока очередник отцветет?
– Вверзаюсь во тьму кромешную на ваш страх и риск, – я схватил пилюлю и проглотил, пока не отняли.
– Запейте, – в руках у ученого непонятно откуда материализовался стаканчик с водой, и я последовал указанию. – И запомните на будущее, любое пероральное лекарственное средство нужно принимать с большим количеством жидкости, желательно воды, она действует как универсальный растворитель.
– Ой, только лекций не надо, – поморщился я, но к сведению принял.
Сладкий воздух Шестого показался мне райской амброзией после химически очищенного и стерилизованного воздуха изолятора, и я с удовольствием втянул его всей грудью и улыбнулся – нежный, чуть заметный запах очередника витал в воздухе. Теперь я знал, что в этом чудесном мире так удивительно пахнет, и радовался и свободе, и тому, что растение не было больше для меня опасным.
Следующие несколько месяцев стали своего рода откровением, как для меня, так и для постепенно складывающейся команды первопроходцев. Поскольку участие в программе было делом сугубо добровольным, и не подразумевало подневольного следования приказу, то полсотни человек оказались поставлены перед выбором: продолжать обучение или податься куда-то еще. И нас разделили на три ветви – Корпус первопроходцев, правительственная военная наблюдательная миссия, получившая по чьей-то прихоти дурацкое, на мой взгляд, название «Авангард» и, как я и предсказывал, колониальная полиция.
Один за другим серьезные тяжеловесные астродесантники отказывались от постоянного накала биологических страстей Шестого в пользу ничуть не более спокойной, но гораздо более понятной работы с людьми. В их подготовке упор стал делаться больше на экстремальную психологию, классическую военную и полицейскую подготовку, а научно-биологический уклон давался постольку-поскольку. В то же время я и еще полтора десятка отчаянных тревожных кабанчиков-первопроходцев продолжали рыскать по кустам кремнийорганического мира и нарабатывать опыт и интуицию, столь необходимые первооткрывателям.
Я все чаще раздавал направо и налево советы о том, как организоваться в самые слаженные боевые пятерки, и для меня стало удивительным, насколько люди могут быть не уверены в себе. Друг в друге – сколько угодно, но как только речь заходила про лидерство и личную ответственность, начинались танцы с бубном.
Я долго недоумевал, пока, наконец, не догадался сесть и подумать. Больше половины, как и я, были отобраны в программу по мне непонятному принципу. Похоже, что за личные качества и потенциально перспективное их развитие, что и могло объяснять их нежелание командовать и постоянное стремление к перфекционизму. Умный человек не будет стремиться урвать свою капельку власти, ему потребуется либо все, либо ничего. А ребята не были дураками. Тот же Уилл был профессиональным биатлонистом и по совместительству до участия в программе работал инженером-проектировщиком систем связи, Красный раньше вообще владел небольшим спортклубом и вел курс боевых единоборств, Али – преподавал высшую математику, параллельно увлекаясь виртуальными военными играми с полным погружением, да и у остальных истории на поверку оказались более чем интересные. У всех была своя изюминка и частично подготовка, которую отшлифовали в программе, и все подались на Шестой только потому, что имели склонность к экстравагантным и авантюрным приключениям, без которых так скучно жить. Небольшая часть отряда с сумасшедшинкой и вовсе принадлежала к астродесантным войскам – те же Макс, Роман или Дан сомневаться в себе просто не привыкли, но и командование брать на себя не спешили.
Вот таким незатейливым образом я оказался одновременно и жилеткой для тихого высказывания сомнений и комплексов неуверенности в себе и своей полезности, и негласным советчиком для всех и вся. Ко мне прибегали обсудить ошибки и поделиться достижениями, поспорить по поводу старшинства в сформированной пятерке и просто поговорить. Я был исключительно счастлив, что могу помочь, но с течением времени стал замечать, что мои советы больше напоминают приказы, потому как неукоснительно выполняются. И задумался о том, не многовато ли я на себя взял.
Однажды поздно вечером к нам в казарму заглянул Тайвин. Стены полупустого помещения, в котором обитали теперь только зачатки будущего Корпуса первопроходцев (колониальная полиция и «Авангард» начинали отстраиваться неподалеку, но отдельно от нас), гулко отразили его шаги, и я, уже начавший засыпать, резко проснулся.
– Добрый вечер! – негромко поздоровался ученый. Я лишь кивнул в ответ, не желая разбудить ребят. – Мне нужна ваша помощь.
Я еще раз кивнул, зевнул и принялся одеваться.
– Это ненадолго, простите, что разбудил, – извинился Тайвин уже на выходе.
Я поравнялся с ним и вдохнул вкусный ночной воздух. Первая луна уже была на краю горизонта, вторая, затянутая пленкой облаков, только начинала вставать, где-то в траве стрекотали ночные химерки, и неподалеку за забором что-то ухало. Я с интересом прислушался, досадуя, что у нас пока кишка тонка ночью вылазки делать. Ночная фауна должна быть на порядок интереснее, чем дневная живность, но, что было бы логично, и опаснее. По крайней мере одна экзопланета, Пятая, не могла вообще похвастаться крупными дневными хищниками, да и на остальных планетах, как и на Земле, самые опасные хищники – крупные и малые кошки, лисы, волки, совы – охотятся преимущественно по ночам. Почему бы не предположить то же в отношении Шестого мира? Эх, мечты…
Тайвин обернулся и очертил фронт работ:
– Я не хотел бы вас будить, но лаборанты мои не могут справиться, нужны еще руки, а раз уж именно вы проснулись, то, может, как раз поможете?
– Ага, – еще раз зевнул я и пошел в указанном направлении. Неподалеку от здания, где была полевая лаборатория Тайвина, трое его лаборантов старательно пытались отволочь к забору большую и тяжелую на вид металлическую штуковину, больше всего похожую на здоровенную бочку, только с какими-то дополнительными выростами, углами и панелью управления. Я хихикнул, представив, как забавно могла бы взбесившаяся бочка убегать от накосячивших лаборантов из-за сбоя в работе искусственного интеллекта. Но чем быстрее мы сделаем дело, тем быстрее я наконец пойду спать, и я подошел к ним.
Бочка не сдавалась, как бы мы ни пыхтели. Через час бесплодных стараний я отошел чуть в сторонку оценить перспективы. Тащить ее полночи по сантиметру в час мне не улыбалось, и я спросил:
– Тайвин, а совсем критично будет, если мы ее набок положим и к забору откатим? Выдержит?
– Кто такая «она»? – недоверчиво уточнил ученый.
– Она, бочка ваша, – охотно пояснил я. – Вы же мне не сказали, что это и как называется, а на бочку больше всего похоже.
– Это, чтобы вы знали, портативный узел развертки локального нанопротекторного купола.
– Портативный? – искренне удивился я. – Это каким же должен быть стационарный?
– Побольше по размеру? – с невинным видом предположил Тайвин. – Да, я что-то не подумал, если его набок положить, то должно быть полегче.
С трудом уронив «бочку» на мягкую землю, мы покатили ее к нужной точке, и тут разверзлись небесные хляби, поливая так, будто наверху кто-то решил спустить пару бассейнов. За считанные секунды мы вымокли практически до нитки. Но не Тайвин – штатный гений стоял в радужной пленке своей универсальной защиты сухой и довольный. Лаборанты последовали его примеру, но дождь продолжил их поливать, пока ученый снисходительно не пояснил, как защиту перенастроить, и лишь я продолжил обтекать, пока он, наконец, не спохватился.
– Простите, Честер, я заговорился и совершенно позабыл предложить вам укрыться от дождя. К сожалению, еще одной капсулы защитного поля я не прихватил.
Я уныло вздохнул:
– Да ладно, все равно я уже насквозь промок, на что мне теперь зонтик. Мы закончили?
– Да, – с немного виноватым видом ответил штатный гений и добавил: – Осталось поставить узел вертикально, а дальше я сам.
Я помог вернуть бочку в исходное положение, понаблюдал за тем, как ученый возится с настройками, и дождался результата: над всей территорией нашего маленького человеческого уголка в чуждом кремнийорганическом мире развернулся, мерцая радужными полупрозрачными отсветами в ответ на струи дождя, первый защитный купол.
– Красиво! – резюмировал я и пошел спать.
Утро выдалось настолько безрадостным, что впору было просто оставаться лежать в кроватке и дальше: стеной шел проливной дождь, мерцал купол, а военные с будущими полицейскими начинали ломать часть забора. Надо было на практике убедиться в эффективности защиты, а никаких других способов, кроме как позволить природе попинать ее на прочность, без участия забора, не было. Я проинспектировал состояние организма, и понял, что простудился: адски саднило горло, заложило нос, болела голова и очень хотелось спать. Но работа не ждала, и я вместе со всеми пошел помогать, тем более ломать не строить, гораздо веселее и быстрее.
Следующие пару дней я упорно не хотел идти к медикам, перенося простуду на ногах и стараясь не попадаться на глаза Тайвину или начальству. А то мало ли, снова в карантин категорически не хотелось из-за простой простуды. И крайне странно повели себя двутелки – несколько мелких экземпляров в первый же день подошли к защитному куполу и принялись объедать вокруг траву. Внезапно их что-то напугало, и они мгновенно прорвали купол, не рассчитанный на такие перегрузки, и вихрем пронеслись по базе, прорвав защиту с другой стороны и там как ни в чем не бывало остановившись. Тайвин ядовито шипел и чинил прорехи, ломая голову над тем, как избежать таких инцидентов в дальнейшем, а моя пятая точка подозревала подспудно что-то нехорошее.
Еще через день ситуация повторилась, и интуиция взвыла в голос, подозревая глобальную катастрофу. Что-то мне подсказывало, что дело не в заборе или защите: двутелка – существо спокойное, незлобивое и по интеллекту больше похожее на корову или овцу, будет себе спокойно жевать травку, где ей хочется, но если упрется своими девятью ногами, с места ее не сдвинешь. Если бы мы мешали животным раньше, уже давно под забором их бы добрая сотня стояла, но почему-то появились они именно сейчас.
На следующий день к мелким экземплярам присоединились еще и несколько крупных, и я, хлюпая носом, пошел к руководству просить флаер. Мне хотелось осмотреть ситуацию с воздуха.
– А попозже вы не могли бы слетать по вашим делам, скажем, недели через две? Работы невпроворот, – с заметным раздражением ответил мне полковник, а седовласый, напротив, заинтересовался.
– Поясните, пожалуйста, зачем вам куда-то лететь? Пока мы не изучили в должной степени летающую фауну, флаерами активно не стоит пользоваться.
– С двутелками что-то не так. Я хотел бы посмотреть на стадо, где оно и куда движется, насколько крупное.
– Что с ними может быть не так? – полковнику совершенно не понравилась моя инициатива.
– Я не знаю, – угрюмо ответил я, чувствуя, как меня немножко лихорадит, – но что-то не так.
– Подозрения должны быть чем-то обоснованы, Честер, – с долей сожаления подтвердил его слова по-прежнему не желавший мне представляться Воланд, и я коротко кивнул и пошел страдать от насморка дальше.
Еще день – и двутелок стало уже больше десятка, дождь все продолжал поливать, а я, чувствуя, как организм бросает то в жар, то в холод, и точно пора лечиться, решился на хулиганство. Утром, пока еще никто не приступил к работе, я пробрался к Тайвину, зная, что тот – ранняя пташка, и, подозреваю, что с горячечным блеском в глазах, начал его уговаривать угнать флаер и слетать посмотреть, в чем дело.
– Вы полагаете, есть такая необходимость? – спросил меня ученый. Я кивнул в ответ, стараясь не расчихаться, и Тайвин, заподозривший неладное, уточнил: – А вы что, болеете?
– Да, – честно ответил я.
– А почему вы молчите? Вас же надо на осмотр к медикам! Тут только два варианта – или я чего-то не учел с местной микробиологией, или ваш иммунитет дал сбой, и причины сбоя нужно выяснить!
– Тайвин, это просто простуда. Я промок и замерз, пока ваш портативный узел под дождем таскал, тут любой заболеет. Наденьте респиратор, защиту свою включите, но давайте слетаем!
Тайвин с минуту смотрел на меня, я же сдерживал дрожь – почему-то стало вдруг невероятно холодно, – ожидая его вердикт. Молчание затянулось, и я просто развернулся и пошел к посадочной площадке один, не в силах бороться одновременно с тревожной уверенностью в грядущей заднице, простудой и недоверчивым ученым.
– Стойте, у вас жар, вы можете так и технику погубить, и себя заодно, – догнал меня ученый и дернул за руку, пытаясь остановить.
– Тем более давайте вместе полетим, присмотрите за мной, – меня уже просто колотило, и я хотел быстрее провернуть авантюру и сдаться врачам. Ученый, понимая, что меня не остановить, горестно вздохнул и согласился:
– Пес с вами, уговорили.
Мы влезли в первый попавшийся флаер, благо их никто не охранял. Не от кого было, кто же знал, что мне маньячная идея может в голову прийти?
– Вы видите, что они делают? – трясясь от озноба, спросил я ученого, когда мы взлетели над частью.
– Разметку под будущую колонию, на следующей неделе уже обещали архитекторов привезти, техников по водоснабжению, энергетиков, строителей.
– Во-о-от, – протянул я, – ошибиться никак нельзя.
Мы легли на курс, и, пока летели, я постарался смутные ощущения облечь хоть в какую-то вменяемую форму.
– Понимаете, мы тут примерно сколько? Около полугода по местному времени. Вот на Земле если субтропический климат, то там как обычно происходит, летом тепло, зимой сезон дождей. Ну, или летом дожди, зато зима сухая и ясная. Не может же быть так, что на Шестом климат на всей планете весь год одинаковый. А за полгода дождь хорошо, если раз в месяц шел, а теперь льет круглосуточно. И двутелки пришли с дождями.
– Хотите сказать, у них сезонная миграция? – сообразил Тайвин.
Я кивнул и глухо закашлялся, чувствуя, как что-то клокочет в бронхах.
– Именно так. И если стадо двутелок большое, оно может снести к чертям и нашу разметку, и нас самих. И никакой купол или забор не спасет, вы же видели, их напугать – и это настоящее стихийное бедствие. Я всегда говорил, что миру нужно доверять, и если доверяешь миру – он будет доверять тебе.
– Что ж ваш мир такой недружелюбный и недоверчивый, вы к нему со всей душой, а он… – съязвил ученый. Меня передернуло от приступа холода, и флаер ощутимо тряхнуло. Я выровнял машину и ответил:
– А я не говорил, что если миру доверять, то можно будет сидеть на зеленой лужайке и нюхать цветочки в окружении зайчиков и белочек. А вот знаки, которые он будет показывать, читать будет намного понятнее.
– Жалко, у нас нет климатологов под рукой, и ксенозоологов бы неплохо, все-таки мой отдел имеет широкую универсальную специализацию, а вот узких специалистов жизненно не хватает, – с сожалением констатировал ученый, переведя тему.
Минут через сорок полета почти на предельной скорости стало понятно, что мы подлетели к ядру стада.
– Чтоб я сдох… – присвистнул я.
Тайвин косо на меня глянул и посоветовал:
– Не стоит. Да, масштаб проблемы поистине колоссальный.
Под нами, на расстоянии километров четырехсот-пятисот от базы и предполагаемой колонии, медленно колыхаясь, шло, покрывая поверхность земли сплошным потоком тел, величественное стадо, возглавляемое невиданных размеров вожаками, по меньшей мере в полтора раза крупнее обычных животных. Оно тянулось нескончаемой полосой, но почти не выбивалось из нее, формируя ленту шириной в несколько десятков метров. Мы подлетели чуть ближе, и напуганное стадо опрометью бросилось бежать. Я на пару с ученым вздрогнул – если такая мощь со всего размаху налетит на колонию, от людей и мокрого места не останется. Шло стадо точно по направлению к будущей колонии, и если они будут продолжать неторопливо идти, и внезапно периодически взбрыкивать, и бежать полным ходом, то примерно через неделю нас ждет крайне интересное кино. А пока мы страдали только от первых ласточек. Мы пролетели еще немного вперед и обнаружили, что на пятки стаду наступает вышедшее из берегов крупное озеро.
– Понятно, – поджал и без того узкую линию губ Тайвин. – Вы были правы, сезонная миграция. И когда сезон дождей кончится, они пойдут обратно, и скорее всего, тем же путем.
– Надо примерно хотя бы маршрут обозначить. И такое стадо наверняка не одно, хорошо бы карту их миграций на всякий случай иметь, – пробормотал я, включая запись полета и чувствуя предательскую слабость.
– Вы в порядке? – с тревогой спросил Тайвин.
– А вы флаером управлять умеете? – задал встречный вопрос я. – Мне бы плед потеплее и полежать, а лучше термоспальник…
– Не умею. Видимо, придется учиться на ходу, – задумчиво сказал ученый, а я собрал в кулак последние остатки сжираемого ознобом рассудка и полетел обратно. Нет, такого счастья, как неопытный водитель флаера мне не надо, лучше я сам.
Кое-как опустив флаер на площадку, я выполз из него и, не в силах идти, сел прямо на землю, неловко привалившись к его остывающему боку.
– Тайвин, вы же объясните за меня, что происходит, правда? – жалобным тоном попросил я, сжался в клубочек, стараясь согреться, и закрыл глаза на минуточку. Проснулся я уже у медиков, еще с простудой, но относительно бодрый: жар мне точно сбили, да и подлечили, судя по ощущениям, порядком.
Через час после моего пробуждения у кровати столпилось руководство. Седовласый шеф смотрел на меня с одобрением, полковник, как водится, с осуждением, а Тайвин – с заметным самодовольством. Понятно, свой кусочек славы спасителя колонии он уже отгрыз.
– Когда стадо придет? – спросил я негромко, на большее не хватило сил.
– Оно уже прошло, вас тут неделю пытаются в чувства привести, – ответил за всех штатный гений.
Я только глаза прикрыл. Вот тебе и на, заснул, называется, на пару минут.
– Спасибо, Честер, – с признательностью в голосе поблагодарил меня полковник, – хотя я и не одобряю ваших методов, результаты меня впечатлили. Границы поселения мы подвинули.
Я выпростал руку из-под одеяла, козырнул, и меня оставили в покое долечиваться.
***
– Итак, теорема требует доказательств, и мы приходим к тому, с чего начали, – седовласый джентльмен, основатель и идейный вдохновитель инициативы изучить и покорить кремнийорганический мир, поморщился. Кажется, в случае с потенциальным руководителем оперативного отряда легко не будет. Впрочем, а когда и кому было легко в жизни? – Вы не хотите видеть Честера главой первопроходцев, это понятно. Я с вами совершенно согласен, до первых ролей ему еще расти и расти. Но вы мне расскажите, почему он главой оперативников быть не может, и точка.
Полковник, который готовился атаковать позиции «почему именно он», невольно стушевался. Но он не был бы собой, если бы не сумел быстро адаптироваться и переиначить заготовленные заранее аргументы.
– Во-первых, возраст. Слишком молод. Во-вторых, слишком безответственен, – чего стоит только эта выходка с угнанным флаером. В-третьих, плохо подготовлен. В-четвертых, ему недостает уверенности в себе. Я бы сказал, критически. В-пятых…
– Я понял, понял, – седовласый поднял ладонь, останавливая военного. – А теперь давайте пройдемся по необходимым командиру качествам.
– Компетентность. Дисциплинированность. Воля, способность организовать команду и возглавить ее. Физическая и психологическая подготовка, – отчеканил полковник.
– А если речь идет не о военном командире, а о, скажем, старшем научном сотруднике? – с хитринкой в глазах спросил джентльмен. – Какие управленческие качества у него должны быть?
Полковник ненадолго задумался.
– Компетентность. Дисциплинированность. Умение добраться до истины. Любознательность. Э-э-э… не знаю. Может быть, наблюдательность, внимание к природе? – с каждым новым предположением нерешительность в голосе военного возрастала.
Руководитель инициативы одобрительно улыбнулся.
– И последнее. Какие качества нужны для классического управленца? Знаете, топ-менеджмент, директор небольшой фирмы… что-то такое.
Полковник медленно потер щетину на подбородке. Представил в воображении гражданский мир. Понял, что давно не видел людей без камуфляжа, формы или экзоброни. Попытался сконструировать начальника, непременно самодура (или самодуру), не смог и совсем неуверенно предположил:
– Умение управлять… не знаю. К чему вы все это спрашиваете?
Седовласый улыбнулся еще шире и пояснил:
– В нашем случае руководитель оперативников будет промежуточным звеном между заведующим лабораторией, небольшим бизнесменом и кадровым офицером. И качества ему нужны будут разнообразные.
– Какие же? – поинтересовался немного уязвленный полковник.
– Навык делегирования полномочий. Хороший начальник знает плюсы и минусы своих подчиненных и знает, кому что поручить и какой объем ответственности на него возложить. Коммуникабельность и умение работать в команде. Не только возглавлять ее, именно работать в ее составе, а при необходимости – взять управление на себя. Умение найти нестандартное решение в нестандартной ситуации. Искренняя любовь к природе и исключительная наблюдательность в сочетании с логикой и воображением. Недюжинная интуиция. И, конечно, компетентность, тут вы верно подметили. Кто из наших, так сказать, воспитанников подходит под такие требования? – седовласый откинулся в кресле и закурил сигарету. Вредная и исключительно старомодная привычка в середине двадцать третьего века.
Полковник весь сморщился, но возразить ему было нечего.
– Аксиома, – понимающе хмыкнул седовласый. – Утверждение, не требующее доказательств.
Промышленников мы перетаскали по одному в их жилой модуль, зафиксировали на кроватях, ввели им анатоксин и оставили мирно спать и выздоравливать.
– Я уверен, что синдикат окажется ни при чем, – сказал я задумчиво, оглядывая картину маслом. Девять сопящих тел, привязанных к койкам, навевали немного странное ощущение: я чувствовал себя рабовладельцем-угнетателем. Что поделать, не привык я с людьми так обращаться, обычно с ними можно договариваться словами через рот, а не вот таким насильственным образом. – Скорее всего, окажется, что они на Алана непосредственно работали. И что нам с этим зоопарком делать?
– Так и будет. А нам-то они зачем? – удивился Берц. – Дождемся Тони с его молодцами и «Авангард» и им отдадим.
– Твоя правда, – вздохнул я. По-хорошему, надо было бы сходить к шахте, но пока вокруг купола прыгала стая суккуб, затея эта представлялась скорее самоубийственной миссией, чем реальной необходимостью.
Полиция и десантура прилетели чертометом – если нам понадобилось для прилета на экватор около восьми часов, то спецслужбы справились за пять. Мы едва успели привести в относительно нормальное состояние Сержа и Уилла, и я лично проследил, чтобы веснушчатый псевдоученый, которого я вырубил первым, получил свою порцию внимания. Яда ему не досталось, так что очнулся он вместе с моими ребятами, и его так же, как и остальных, после парализанта потребовалось напоить. К тому же я чувствовал вину за порезы на руках, хотя и понимал, что иначе было никак не обойтись, поэтому проверил раны, еще раз обеззаразил и перебинтовал. К счастью, ему хватило ума промолчать, хотя он морщился и шипел сквозь зубы.
На площадку приземлились две группы флаеров, резко контрастирующих друг с другом: из сверкающих яркой сине-красной окраской и эмблемами колониальной полиции посыпались знакомые лица во главе с Тони, их непосредственным начальством. Он козырнул и споро раздал указания осмотреть территорию. А вот из матово-черных машин без опознавательных знаков мягко спрыгнул на землю с десяток астродесантников, лица и фигуры которых скрадывала броня-хамелеон. Возглавлял их руководитель колонии – полковник, с ним мы обменялись рукопожатием, и я отрапортовал о положении дел.
Тони тоже выслушал и присвистнул, заглянув мне за спину в жилой модуль апостольцев.
– Чез, я и не подозревал, что ты такой кровожадный. Как тебе в голову вообще могло прийти шантажировать этого, как ты говоришь, его зовут?
– Алан. Да как, жить захочешь, не так раскорячишься. К тому же я думал, что сработает, – развел я руками. – А оно взяло и не сработало.
– Наивный ты человек, – покачал головой начальник полиции, – как был, так и остался. Таким обычно плевать на подчиненных, это же расходник, ресурс.
– Вот и он так сказал, – скорбно покачал головой я, внимательно и серьезно посмотрев на полицейского. – Это ж уму непостижимо. Так нельзя с людьми обращаться.
– Я согласен, конечно, но можешь глазки не строить, докладную все равно писать придется, – по-своему интерпретировал мой взгляд Тони.
– Да напишу я, напишу, – отмахнулся я. – Пойдем лучше посмотрим, что аналитики нарыли.
И мы втроем – цвет и опора Шестой колонии – пошли узнавать размер едва не случившейся катастрофы и интересоваться, как у близнецов с учеными обстоят успехи в перепрограммировании проходчиков.
Рыжие нависли над аппаратурой, надвинув на глаза (Ан – на правый, а Чингиз – на левый) локальные визоры. Перед ними развернулась уже знакомая вероятностная голограмма, но значки на ней были другими, и я дал себе мысленный зарок с их условными обозначениями на всякий пожарный случай разобраться. А то мало ли, вот так уведут их у нас из-под носа, держа под прицелом, и будем потом локти кусать. Я сделал условную зарубку в памяти подбить близнецов сделать обзорный курс для моих бойцов по основам аналитики и покосился на Тайвина.
Штатный гений стоял с откровенно хищным видом за спинами аналитиков и на появление главенствующего состава отреагировал быстрее всех. Не отрывая взгляда от голограммы, он коротко бросил:
– На проходчиках программная защита. Работают два из трех, выработка руды на уровне пары процентов. Честер! – ученый соизволил обернуться, коротко кивнул прибывшим, и продолжил: – Это невероятная находка. Считайте, мы с вами – русские первооткрыватели, которые нашли золото на Аляске до ее продажи Штатам. Этому руднику цены нет.
– Если не остановить выработку жилы, мы с вами будем почивать у разбитого корыта, пока кто-то радуется намытым самородкам, – резонно парировал я. – Как исторически в итоге и сложилось. Может, на планете такой рудник вообще один.
Близнецы, активно копавшиеся в недрах электронной начинки аппаратуры по дистанционному управлению проходчиками, нервно вздрогнули и стали шевелиться еще более активно.
Мы застыли за их спинами безмолвными статуями, изображая дисциплинированные столбы, чтобы не мешаться чародеям клавиатуры и кодов. Я, как частенько делал в сложные моменты, схватился за любимый брелок. Полковник, скосив на него глаза, чуть качнул головой. Да-да, это был именно его подарок и, несмотря на определенные разногласия между мной и военным, стал очередной моей памятной вещицей, с которой я буду носиться еще по крайней мере несколько лет точно.
Постепенно близнецы подключали все больше возможностей отследить умную аппаратуру – включилась трансляция с дронов связи, и стало заметно, как буры активно вгрызаются в толщу камня, а через верх машин летит фонтан отработанной породы, забрасывая все вокруг пустой рудой и шлаками. Я неодобрительно засопел, и на меня шикнули – всем было интересно, чем закончится противостояние аналитиков и горных проходчиков. Напряжение медленно росло, в собравшихся я практически ощущал готовность взорваться, не хватало только маленькой искры победы или поражения для общей вольтовой дуги эмоций.
И тут Ан откинулся в кресле с чрезвычайно довольным видом. Чингиз, зависнув над голограммой клавиатуры демонстративно приподнял палец над кнопкой ввода и обернулся. Полковник кивнул, а я ухмыльнулся – позеры! Кнопка клацнула, и шахтные проходчики намертво встали. Мы разразились аплодисментами, а близнецы картинно раскланялись.
– Что, теперь мой выход? – поинтересовался я, и теперь взгляды присутствующих перекрестились уже на мне. Я чуть поежился и уточнил: – Самую черную полосу, образно говоря, мы уже доблестно преодолели, «Апостолу» пора и честь знать. Тони, ты же разберешься с молодцами, да? Передай там сведения куда следует.
Куда точно следует передавать информацию о настолько глобальном правонарушении, я представлял себе только в общих чертах, поэтому не удивился, когда полковник перехватил инициативу.
– Это уже наша юрисдикция. Честер, заканчивайте и передавайте дело мне.
– Властью, данной мне вами и Корпусом первопроходцев, – с плохо скрываемым пафосом начал я, но меня прервали.
– Честер, давайте без ваших обычных штук, – попросил полковник.
Я пожал плечами – без, так без. Может, я так хотел напряжение снять. Посерьезнев, я вышел на улицу и сложил пальцы двойным крестом: дроны связи, обретшие свои возможности обратно, подлетели поближе, известив о начале трансляции.
– Экваториальный участок, координаты по смарту, полный малый экспедиционный состав, руководитель Честер Уайз, заказчик – синдикат «Апостол». В связи с нарушением Кодекса первопроходцев, параграфы один, три, пятнадцать, восемнадцать, Экологического кодекса охраны ресурсов и биоразнообразия экзопланет, межмирового законодательства в особо опасных масштабах и положений Конвенции межпланетарного промышленно-гуманитарного права промышленный синдикат «Апостол» лишается права разработок, торговли и пребывания в пределах Шестой колонии и ее суборбитального пространства. Сотрудники синдиката имеют право покинуть колонию в течение стандартных общегалактичекских суток с момента выхода запрета. Право вето использовано руководителем оперативного отдела Корпуса первопроходцев, заверено руководителями колониальной полиции и Шестой колонии. Личность удостоверяю.
Дрон подлетел еще ближе, просветил мне сетчатку и мигнул зелёным – право вето было активировано, и теперь у Алана, да и у всех апостольцев были ровно сутки, чтобы убраться куда подальше. А у полиции с военными – те же сутки, чтобы не дать им этого сделать и разобраться с диверсией. Но это точно уже не моя работа.
Выдохнув, я достал смарт, набрал знакомый номер, и через пару мгновений передо мной появилась Макс.
– Привет, Липучка! Хочешь, хохму расскажу?
Макс чуть нахмурилась и переспросила:
– Ты уверен, что именно хохму? У нас вообще-то на ушах все стоят. Полиция к вам улетела, «Авангард» все бросил, будто их черти за пятки покусали, с вами связаться не могли толком, ребята волнуются. А у тебя хохма, подумать только! – Макс, распаляя сама себя, говорила все более и более громко и обвиняюще. Был за ней такой грешок – сначала вспылить, потом подумать.
– Поскольку все живы и даже относительно здоровы, то я не буду плакать, драматизировать и воспринимать ситуацию как трагическую. Не приучен, знаешь ли, – суховато ответил я и добавил: – И вообще, кто тут начальство? Это я на тебя орать должен.
Макс осеклась и обиженно буркнула:
– Ты начальство. Но это не мешает мне… нам всем за тебя волноваться! Рассказывай уже.
Я коротко, но в красках очертил ей события прошедших – подумать только, всего-навсего суток!
– Что?! – взорвалась она. – Да как ты вообще можешь так спокойно говорить о том, что вас чуть не угробили! Тебя могла суккуба убить, ты понимаешь? А если бы кто-то из ребят пострадал? Ты Алана отпустил, это как расценивать?
– Не кричи. Куда он денется с подводной лодки? – спокойно переспросил я. – Все полеты отслеживаются, флаер в космос выйти не может, мимо космопорта промышленник не пробежит, а пока он туда долетел, все уже в курсе должны были быть.
– Мне все равно! – продолжала бушевать Макс. – Твои выходки… Это безответственно, глупо и безрассудно!
Я вгляделся в голограмму – за спиной Макс происходили какие-то невнятные шевеления. Похоже, защитный купол ее экспедиционного лагеря намеревалась прорвать маленькая двутелка, а где детеныш, там и родители. Какая ирония, Макс всего-навсего опять забыла перед разбивкой лагеря просмотреть пути миграции этих безобидных, но массивных созданий, а глупый тут, оказывается, я. Стадо двутелок может запросто уничтожить труды геологов, и нас за это точно по голове не погладят.
– Кто бы говорил о безответственности, – покачал головой я. – Ты сейчас на какой широте, и какой сейчас месяц?
– Какая разница? Середина сентября… ой.
– Вот тебе и ой, – резюмировал я. – И это ты на меня кричишь. А должно быть наоборот. Срочно сверяй карту миграционных маршрутов и сворачивай лагерь, пока основное стадо вас не потоптало. День-два у вас есть, чтобы в сторону переместиться. Давай, вперед.
Макс отключилась, не преминув на меня фыркнуть напоследок, а я тихонечко вздохнул. Конечно, она права, я безответственный, безрассудный и еще куча всяких «без», как меня земля только носит. Но с фактами не поспоришь: никто не погиб, выработка лютеция остановлена, и даже ученых удалось спасти и отбить, и мы в сухом остатке отделались всего лишь упущением главного гада. Вроде не так уж и плохо.
***
Прошло два месяца, относительно спокойных и наполненных привычной суматошностью. Рудник на экваторе активно осваивали с соблюдением всех норм и правил, за что нам Димыч с его научным руководителем по случаю, как они выразились, «потрясающей находки», приволокли ящик коллекционного виски прямиком с острова Скай. Еще бы! У них в руках оказалась не только разведанная точка ценнейшего среди шести колоний и матушки-Земли ресурса, но и схема по его быстрой переработке и очистке, извлеченная из недр электронной начинки шахтных проходчиков. Мы, разумеется, трепетно поделили ценный напиток с Тайвином и его научным отделом, а близнецам торжественно вручили отдельную бутылку. Ибо заслужили, как никто другой.
Полковник как руководитель поселения в который раз высказал нам при прессе очередную благодарность от лица колонии и колонистов за «слаженную командную работу» и «проявленный героизм». Мы на церемонии награждения с Берцем, Уиллом и интровертами понимающе переглянулись, вспомнив свистопляску с промышленниками и суккубой, но гомерически хихикать над самими собой в голокамеры было неприлично, и мы сдержались. Постепенно история о диверсии становилась просто очередной байкой для молодежи, что нас совершенно устраивало. Только Макс последний месяц ходила какая-то смурная и недовольная – и я ее периодически подкалывал, что лавры нам достались. Она мрачно огрызалась и угрожала в следующий раз сама все сделать «как надо». Я все собирался устроить ей допрос на предмет стабильно поганого настроения и его причин, но как-то руки не доходили.
А вот с «Апостолом» история вышла очень мутная и неприятная. Непонятно как это произошло, но Макс оказалась права – Алан умудрился с планеты улизнуть. Насколько я понял из разговора с Тони, у него флаер оказался последней модели, способный выйти на орбиту, а там его кто-то ждал. Синдикат, разумеется, открестился от своего экономиста, представив все отчетные документы, как, когда и сколько их специалист «украл» средств, и долго картинно сокрушались по этому поводу. Цифры я мельком пролистал, и у меня закралось некоторое подозрение, что Алан сам их и писал из глубокого подполья. Но подозрение к делу не пришьешь, а остальные оказались всего лишь наемниками, правда, с весьма специфичными умениями. Чего стоил один погибающий актерский талант в лице геофизика! Он и правда имел научное звание, но и наемной работы разного характера, как выяснилось, не гнушался.
Я недоумевал, но сказать или сделать тут было нечего: «Апостол» и Алан – его прикладная персонификация – обвели вокруг креационизма и пальца и военных, и колониальную полицию. Те бесились, но нарыть ничего не смогли, и дело ушло в такую засекреченную контору при Межмировом правительстве, что даже Тони возводил взор к небу и невразумительно мычал. Какие-то небожители, не иначе.
Тайвин плотно зарылся в научную работу, и я его почти не видел – вспоминая гериона, странную субстанцию и мгновенно собравшуюся нанитовую перчатку, я старался лишний раз его не тревожить. Для него и его отдела в порядке вещей было несколько месяцев подряд носиться с какими-то расчетами, а потом предъявлять нам нечто такое, от чего можно было просто садиться на стульчик и полчаса кряду пребывать в немом изумлении. Уж лучше пусть они напряженно работают, чем свою шарманку про реагенты и титрование заводят, – даже я умудрился выучить, а я по химии профан похлеще, чем по физике или геологии. А вот Эйнару и его тетушке с дихлофосом я выбил-таки разрешение на экспериментальную теплицу – тут и ботаники интерес проявили, и тетушке было куда энтузиазм приложить, и генетики-селекционеры надеялись, что местное подобие злаковых можно окультурить. Все были довольны, жизнь кипела под бледно-голубым небом с потрясающими ало-фиолетовыми закатами и рассветами, и даже приближающийся к нашим средним широтам сезон дождей воспринимался как нечто неизбежно-необходимое.
Словом, все шло своим чередом, пока в один прекрасный момент меня не пригласил на внеочередную планерку шеф. Теряясь в догадках, что такого интересного нам предложат на этот раз, я по дороге в его кабинет наткнулся на в кои-то веки сияющую улыбкой Макс.
– О, я смотрю, тебя отпустило! – осторожно отметил я.
Макс, довольная и умиротворенная, пояснила:
– Гайка к нам напросилась. Я ей давно предлагала, но она все отнекивалась.
– Э-э-э… кто?
– А, да, я же тебе не рассказывала. Гайяна. Мы с ней подруги еще с детства, вместе на танцы ходили, потом я на военку пошла, как отец велел, а она в науку. Она в «Авангарде» работает.
– Танцы? Ты танцевать умеешь? Потом расскажешь, мне интересно. Военные… ученая… что-то такое припоминаю. Она приложение с аварийными маячками разработала?
Макс кивнула.
– А что твоя Гайка будет делать у нас? – я склонил голову набок, демонстрируя крайнюю степень любопытства. Весть о приходе в наш Корпус некой молодой леди меня не то чтобы не обрадовала, новые лица – всегда хорошо, но интуиция говорила мне, что здесь имеются подводные камни. Вот точно имеются.
– То же, что и обычно, – Макс посмотрела на меня испытующим взглядом, чуть прищурившись. – Мужиков клеить, замуж выходить. У нас же тут цветник, все как на подбор. Шучу. Наукой она будет заниматься, Чез. Она карьеристка жуткая и Тайвину давно мечтает нос утереть.
– Вот как, – понимающе кивнул я. – Это неплохо, Тайвину давно пора свежей крови добавить, а то мы постоянно новичков обучаем, а у него я новых кадров, почитай, уж года три не видел, то есть с самого начала.
Макс согласно кивнула, и я пошел узнавать про таинственную Гайку. Зайдя к шефу, я сразу столкнулся нос к носу с назревающей ссорой: ученый, оперевшись на край стола, нависал над полковником, жестко реагируя на свежие новости.
– Вы подвергаете сомнению мою компетентность? – сдержанно спросил ученый очень, очень холодным тоном. Несмотря на довольно жаркий день, я почувствовал холодок, бегущий по позвоночнику. Эти интонации штатного гения я знал: в моменты, когда ему казалось, будто его полезность и знания не учтены в полной мере, он становился максимально спокойным и вежливым. Это означало только одно – крайнюю степень яростного хладнокровия, потревожить которую означало навлечь на себя всю мощь его едкого интеллекта и перейти в разряд кровных врагов на ближайшие несколько разговоров.
– Нет. Я хочу отправить к вам одну из подающих надежды научных сотрудниц для обмена опытом, – парировал полковник. Тайвин стушевался, в растерянности снял очки и принялся их протирать полой халата.
Я подошел к нему и постарался приободрить:
– Тайвин, разве плохо, что вы возьмете к себе в отдел перспективного нового человека?
Гений скривился так, что мне стало немножко страшно за него, и ответил:
– Она не человек. Она женщина! Женщина и наука, что может быть страшнее!
Я вспомнил, что никогда не видел у него в лаборантах ни одну девушку, и пораженно спросил:
– Вы шовинист?
Тайвин покосился на меня, глубоко вдохнул, выдохнул и сказал:
– Честер, прежде чем употреблять какой-то термин, вам стоило бы детальнее ознакомиться с его дефиницией. Шовинизм – это проповедь превосходства конкретной нации, обосновывающая право на дискриминацию и угнетение других наций. А то, что вы имели в виду, называется мизогиния. И нет, вы зря меня причисляете к стану женоненавистников. Девушки могут быть чрезвычайно талантливы, и Максимиллиана – прекрасный тому пример. Но я не знал, не знаю и, пожалуй, не хочу ничего знать о взаимоотношениях прекрасного пола с наукой. И не надо приводить мне в пример Склодовскую-Кюри, Ковалевскую или Ли Чу Янь! Это скорее исключение, подтверждающее правило.
Я обескураженно кивнул. В самом-то деле, чего я лезу, раз такой –умный, пусть сам и разбирается.
На следующий день в научном отделе я заметил прекрасное видение, обрамленное каштановыми кудряшками, к которому аки пчелы к цветку липли лаборанты, и только головой покачал. Попал ты, очкастый, вот как есть попал.
Совместный выход с Тайвином я перенес на следующую неделю – хотелось понять, чего ждать от окружающих, тем более что шеф внезапно дал мне целую неделю отгулов. Мотивировал он это тем, что я сделал неоценимый вклад в науку, и мне положена компенсация.
Я особо не стал разбираться, за что мне поблажка, и постарался использовать отведенное время по максимуму. Каждый день, как на службу, я ходил к ученому, и тот посвящал меня в секреты работы с полевой аппаратурой. От чего-то, к его недовольству, я отказывался сразу – слишком хрупким и громоздким предметам в полевых условиях было не место, а что-то, тот же портативный анализатор, мы дорабатывали. Точнее, я делился наблюдениями, какой частью я его бью чаще всего, а Тайвин указанные места укреплял.
После научных изысканий я проводил несколько часов неподалеку от точки входа/выхода и все чаще встречал там недовольно сопящих последователей, количество которых росло в геометрической прогрессии. Но гордость им не позволяла напрашиваться, а я демонстративно молчал. На третий день, ни слова не говоря, Макс молча встала за моей спиной. Я улыбнулся, прижался к ее лопаткам – и мы пошли. На четвертый мы шли уже втроем с Романом, на пятый – я выбирал, кто пойдет, в гробовом молчании, но уже в окружении улыбок.
Потом я шел сдавать накопленное добро, отсыпаться и думать, и неизменной привычкой стало встречать рассвет и провожать закат – ничему меня жизнь не научила. Впрочем, больше закатные недруги меня не посещали, и странный бойкот, полный молчаливого понимания и улыбок, совершенно меня устраивал.
И я наполнялся мировой гармонией спокойствия, как и хотел. Неделя пролетела незаметно, я великолепно отдохнул и совершенно сбил себе весь режим. Первый тренировочный день после отдыха стал для меня своего рода откровением – оказалось, что пока я дрых счастливым послеполуденным сном, отучившись и отработав от рассвета до обеда, будущие первопроходцы ходили не только на тренировки, но и в поле.
Седовласый, позвав меня сразу после утренней тренировки, показал проекции с выходами, которые мы детально разобрали по косточкам. Я, кусая нижнюю губу, чтобы не ржать в голос, частенько останавливал ролик и гнусно хихикал, тыкая стилусом в наиболее веселившие меня моменты.
– Вот тень от двутелки. Она сейчас ка-а-ак прыгнет, – комментировал я. – Надо просто пригнуться, мы ей что слону дробина. Ну куда, куда ты шарахнулся, думай мозжечком, а не коленками!
– И вот что он делает, – сокрушался я. – Дактилей лучше не тревожить, они, как муравьи, коллективом нападают, потом не отмоется. О, я же говорил.
– Опять пробу неправильно взял. Банка для бактериологии, а в сумку-холодильник не сунул, пропадет вся ценность. И точку в записи не поставил. Как наши халаты сориентируются, откуда и при каких условиях проба взята? Всю запись заново смотреть и по секундам высчитывать? – ворчал я в духе Тайвина.
Закончив просмотр, седовласый с непонятным выражением посмотрел на меня и сказал:
– Вот видите, Честер, я говорил, что совместная работа с Тайвином пойдет вам на пользу.
Я не стал оспаривать, и, хотя немало острых углов в общении с ученым для меня по-прежнему оставалось, общий язык мы худо-бедно нашли. И я поднял тему совместного выхода. Возражений не нашлось, надо было идти готовиться.
Получилось так, что за полтора часа до полудня, как и в отпускную неделю, я уже стоял перед выходом в ставшей второй формой облегченной броне, с визором, аппаратурой и тарой для проб и образцов. Добрая половина казармы, закончившая утренние тренировки, уже столпилась в ожидании, кто в полной выкладке, кто, как я, в облегченном варианте. Чуть в стороне стоял подготовленный по всем правилам Тайвин, нервно касающийся непривычной для него экзоброни. Я не стал в этот раз молчать и, внимательно оглядев всех, огласил вердикт:
– Все, кто хочет в поле, должны ходить в лабораторию раз в неделю. Мы должны быть точным и тонким инструментом в руках ученой части человечества, а получается у нас пока только микроскопами гвозди забивать. Это вполне возможно, но техника нежная и обижается. И раз в три дня обновляйте базы на смартах, тот корпус, – я прикладом игломета показал на здание лаборатории, – не зря на своем месте стоит. Стыдно не знать, что химерки не ядовитые.
Несколько сконфуженных бойцов из третьего набора, явно пренебрегающих справочником флоры и фауны, за неделю интенсивной работы сильно расширившим свой объем, опустили глаза, а Тайвин презрительно фыркнул. Я продолжал.
– После выхода – отдых, потом смотрим и обсуждаем. Много ошибок возникает не из-за незнания или неумения, а из-за недоверия к себе и окружающей реальности. Миру надо доверять, – завершил я, подмигнув Макс. Та насупилась, но промолчала. – Пойдут…
Все напряглись, а я вдруг ощутил их вдохновенное нетерпение и даже пожалел, что идем мы не всем кагалом, а лишь впятером, но нарушать порядок не стал.
– Макс, Уилл, Тони, Али. Роман, – астродесантник внимательно посмотрел на меня, – проследи, пожалуйста, за порядком.
Роман встал справа от точки захода, наблюдая, чтобы никто не стал нам мешать, поскольку я уже слышал недовольные шепотки, но скорее просто раздосадованные, чем протестующие. И, без опаски развернувшись к оставшимся, первым нырнул в радужную пленку.
Шли мы как обычно, медленно вертящимся вдоль центральной оси кругом. Пока объединяющим элементом команды был я сам, а недовольным центральным атомом нашего импровизированного комплексона – Тайвин, бурчащий и поправляющий на себе броню и рюкзак с оборудованием. Он все еще дулся на меня из-за скорпикоры, но, успокоенный тем, что выход таки не отменился, ограничивался ехидными подколками. Нашей целью на этот раз было снова дойти до достопамятного озерца и нормально попастись – источник всего живого обещал много вкусного и интересного.
Тайвина приходилось все время окорачивать – попавший за наши крепкие надежные тылы ученый все время порывался сбежать, чем сильно напомнил мне себя же в первые недели тренировок. Я посочувствовал полковнику – с каким контингентом работать пришлось! Дважды я выдергивал из рук дорвавшегося до живой природы восторженного субъекта ядовитых герионов. Тайвин на меня ворчал, а я хихикал, оттирая ему стерилизующими салфетками перчатки, которыми тот то и дело лез поправить под шлемом очки.
– Вот куда вы все руками тянетесь, – выговаривал ученому я, – испортите себе обзор, в глаза заразу занесете. Сначала обезвредить – потом под броню лезть.
Тайвин молча сопел, но требования выполнял. Кажется, до него только сейчас начинало доходить, что работа интеллекта отнюдь не самая важная в полевых условиях дикого нового мира. Наша задача – выжить, желательно без телесных повреждений, а потом уже исследовать. Вот когда мы освоимся настолько, что будем жить, а не выживать, уже можно будет подумать и о научных изысках.
Несколько раз я на автомате активировал защитный купол – ученый сделал все-таки расширенный вариант на всю пятерку и себя сверху, но силуэты стимфал, плохо видимые против ярко-голубого света здешней звезды, до нас не снисходили.
Тайвина восхищало совершенно все – фрактальные разводы на стволах редких глянцево блестящих кустарников и матовые ломкие стебельки мха под ногами, полчища насекомых, несущихся по делам в ритме обыденной для них луговой жизни, а особенно – разбрасывающиеся спорами крупные мешки здешних кишечнополостных: у них шла фаза бесполого размножения. Он то и дело останавливал группу, собирая в банки особенным образом блеснувший камень, а сортировал пробы, только если я напоминал ему об этом. А как ругался-то на базе! Ничего, я потом ему при разборе записи это припомню, доиграется.
Таким незатейливым образом мы добрались до воды.
– Тайвин, – напомнил я. – Сначала, пожалуйста, защиту. И давайте я первый.
Ученый раздраженно дернул плечом, но защиту включил и мне через голову лезть не стал. Я, памятуя о милом слепом червяке с пастью диаметром с размер моей головы, сначала подобрал с земли камень и, хорошенько размахнувшись, бросил ближе к центру озера. Пока вода бурлила, и прудовые обитатели исследовали взбаламутивший их спокойствие предмет, я пустил Тайвина приникнуть к основам, следя, чтобы тени водных существ не проплывали слишком близко от его рук.
Вдоволь наполоскавшись, ученый уложил собранные пробы и выпрямился, развернувшись спиной к воде и совершенно позабыв о безопасности. Смутная тень в желеобразных водных растениях мирного серо-зеленого оттенка двинулась к нам. Я быстро поменял себя и Тайвина местами, схватив его за плечи. Возмущенный исследователь уже хотел было высказать мне все, что он думает о моем самоуправстве, но тут вынырнувшая из воды безглазая пасть несколько изменила его намерения.
Этот червь выглядел немного мельче предыдущего, то есть вид, привычный для водоема, отметил я про себя. Но более молодые особи обычно всегда более бесстрашные – еще не научились находить добычу по зубам. Молодой и горячий экземпляр своей породы не стал исключением и метнул длинное тело из воды в нашу сторону. Страхующие меня с боков Тони и Уилл среагировали мгновенно – в бока червя попытались впиться парализующие иглы, но бессильно соскользнули с хитиновых сочленений.
Я успел только руку с оружием выставить – и червь наделся на нее, сомкнув кольцо зубов вокруг плеча. Легкая броня хрустнула под яростным натиском юного храбреца, и я не без сожаления выстрелил зверю куда-то вовнутрь. Убивать его мне не улыбалось, я бы в принципе ограничился только наблюдениями за повадками, но материальные объекты для изучения морфологии, анатомии и нормальной физиологии существ Шестого мира были тоже позарез нужны.
– Тайвин, – глядя, как червь, конвульсивно подергиваясь, вгрызается мне в броню, и чувствуя усиливающееся давление на руку, окликнул я ученого. – Помогите, пожалуйста, состегнуть.
Побледневший гений выщелкнул из пазов плечевого сустава элемент брони, и я осторожно снял червя вместе с куском защиты, и только потом облегченно выдохнул.
– Подавился, – мрачно пошутил я, глядя, как червь медленно отдает концы. И ехидно осведомился: – Роль живца вам удалась отменно. Сами понесете, или помочь?
Тайвин, все еще бледный от испуга, молча кивнул, соглашаясь со всем, что я говорю. Я легонько потряс его за плечо, отвлекая от умирающего животного и хаотично шевелящихся ножек по боковым линиям вдоль тела, постепенно бессильно падающих спутанными пучками под силой гравитации и наступлением неизбежного финала.
Ученый поднял на меня взгляд, в котором медленно формировалось знакомое мне выражение – до него начинало доходить, что мы не на пикник вышли, и основная опасность первопроходца – не скорпикоры по кустам, а куда более незримое и неосязаемое препятствие. Страх. Испытав на себе его парализующую слабость, человек поддается вложенной природой программе выживания, замирая на месте, стремясь убежать или защититься, или преодолевает себя, открываясь новому, выпуская на волю главный человеческий инстинкт – любопытство. Тогда и только тогда включается интеллект, позволяющий сообразить, за какие лапы лучше ухватить пентапода, и что вместо беспорядочной стрельбы по плохо поддающейся броне озерного червя стоит сосредоточиться на сбросе брони своей, пока тебе руку не откусили.
Только страх мешал большинству «суровых колонистов» понять, что природа Шестого, хотя и похожа на торжество сюрреализма, подчиняется тем же законам, что и на Земле. Все живое стремится жить, быть в безопасности, регулярно находить пропитание и размножаться. И со стороны человека глупо было надеяться на то, что первопроходцы ступят на дикую землю, подарят той же пятисоткилограммовой двутелке бусики и огненную воду, объявят себя покорителями – и все закончится. Нет, место под светом голубоватой звезды и двумя лунами должно быть занято по праву интеллекта. А интеллект и страх, как я полагал, несовместимы.
– Тайвин, иногда подумать времени действительно не хватает, сами видите. – Я не упустил случая мстительно припомнить обидную выволочку. Ученый тут же взъерошился, и бледная немочь, к моему облегчению, нас покинула, вернулся немного обескураженный, но вполне адекватный член группы. Он схватил мускулистое тело червя длиной с полтора-два человеческих роста и попытался взвалить на плечо, но не преуспел.
– Как же вы собрались пентапода ловить и тащить – интеллектом? А гептапода? Он еще крупнее и тяжелее, – сочувственно прокомментировал я и сжалился. – Тайвин, давайте применим то, что у вас вот тут.
Я, мысленно торжествуя, аккуратно обозначил центр его лба под шлемом указательным пальцем левой руки, не побывавшей в недрах животного. На скулах, еле заметных за затененным щитком шлема, вспыхнули алые пятна – ага, значит, это он так злится. Учтем, учтем.
Достав с пояса нож, я нарубил с края озерца кустарника и плотных, но гибких стеблей похожего на камыш растения, стараясь не подходить к кромке воды и следить за мелькающими тенями. Вместе с Уиллом, быстро включившимся в мою задумку, мы соорудили волокушу, а на нее перекатили и зафиксировали червя, вручив концы ученому.
– Теперь ваша очередь мамонта в пещеру приносить, – довольно улыбнулся я. Тайвин только зыркнул на меня сквозь шлем и очки ледяным взглядом, подхватил добычу и поволок. По моим расчетам, прочность сооружения, уже протоптанная дорожка и относительно небольшой вес ноши должны были позволить амбициозному молодому человеку продержаться полкилометра – аккурат до милого дома.
Макс и Али, молчаливые и сосредоточенные, продолжали прикрывать наши экзерсисы, повернувшись к базе и наблюдая за окрестностями, и одновременно посматривая по внутреннему визору на трансляцию творящихся у них за спинами бесчинств. Убедившись, что все собрались, морально и физически, я показал в сторону базы – пора было возвращаться.
Подул неожиданно свежий ветер, принесший аромат какого-то похожего по запаху на ландыш цветка, но еле ощутимый, нежный, будто шелковый. Поток воздуха ласково прошелся по оголенной правой руке, и я вдохнул полной грудью, прикрыв от удовольствия глаза – какое счастье все-таки позволить себе легкую броню и визор и избавиться наконец от шлема, фильтрующего цвета, вкусы и запахи! Все равно нам тут жить – надо привыкать. Болезнетворных микроорганизмов микробиологи Земли пока не находили – а Тайвин, я знал, регулярно отправлял образцы с космодронами.
Вдруг что-то запершило в носу, и я оглушительно чихнул, заставив всю команду подпрыгнуть. Макс даже обернулась, не доверяя внутренней картинке – я в ответ дернул плечом, бывает. Но со мной так просто никогда не бывает, убедился я, когда мы прошли почти две трети расстояния обратно.
Тайвин двигался рывками и тяжело дышал – ощутимо вымотался, и волок червя на чистом упрямстве. А я чувствовал, как постепенно дыхание затрудняется и делать вдох становится все тяжелее. Аллергия? Неизвестный вирус? Споры забили дыхательные пути? Я не знал, но чуял в глубине души просыпающееся беспокойство – в карантин запихают.
Макс все чаще оборачивалась, а я в ее движениях видел то же, что и у меня, беспокойство и укоризну. В конце концов и я, и ученый сдались за несчастную сотню метров до точки входа – нам обоим требовался нешуточный отдых.
Ребята остались стоять, а мы с Тайвином, сев на землю, переводили дыхание. Призрачное марево высокой полупрозрачной травы мерцало золотистыми кончиками – я потянулся и рукой в перчатке тронул тонкий слой присыпавшего растения порошка, тут же позолотившего броню.
– Похоже, это пыльца или споры, – определил я, порылся в аптечке и вколол в свободное от брони правое плечо антигистамин. Сразу стало намного легче, а ученый вместе с ребятами ощутимо расслабились – справляться с приступом сезонной аллергии на незнакомую пыльцу точно проще, чем подозревать неизвестную болячку. – Как вам ощущения?
Я кивнул на червя и пройденный путь. Тайвина передернуло.
– Знаете, Честер, наверно, я должен был бы извиниться, – слова давались ученому непросто, он медлил и сражался с собственным упрямством. – Но я лучше спрошу. Почему вы предпочли скорпикору, а не людей? – Я помедлил, вспоминая неприятную ситуацию и свои ощущения.
– Скорпикора мне понятнее. Поведение, движения… Человек – более опасный хищник, у него есть оружие и непредсказуемость.
– Это вы о чем? – поинтересовался Тони.
– А вы думали, Честер по своей доброй воле за скорпикорой полез? – неодобрительно покачал головой Тайвин. Ребята переглянулись – видимо, примерно так и представляли себе мои мотивы.
– Не надо, – поморщился я. Но ученый продолжал, обращаясь не то к Тони, не то к Макс.
– Скольких реальных противников в темном переулке вы смогли бы одолеть?
– Троих, – уверенно ответил астродесантник. – Если я хотя бы при броне. Но и палка на худой конец сойдет. Первое правило безопасности: если на тебе или на земле нет ничего, что ты можешь использовать в бою, лучше отступи.
– Почему? – поинтересовалась Макс. Ей все было невдомек, как так можно, просто взять и отойти.
– Потому что цена твоей ошибки – твоя жизнь, – просто и коротко пояснил опытный боец. – Ты тренируешься, чтобы потенциально воевать, пигалица. А в бою, если ты ошибешься, тебе спарринг-партнер не поклонится и руки не подаст.
– Но мы не войне учимся, – подал голос Али.
– Поэтому между пятью недовольными и скорпикорой выбор очевиден, правда? – и Тайвин хитро посмотрел в мою сторону. Я досадливо вздохнул – вломил все-таки, зараза.
– И ты ничего не сказал? – Макс была само возмущение.
– Перед собой смотри, не отвлекайся, – посоветовал я, и девушка в ярости порывисто отвернулась. – Вот зачем? Лучше пусть я буду псих и карьерист, чем яблоко раздора.
Тони положил руку мне на свободное от брони плечо.
– Ты, Честер, не яблоко, а все-таки идиот. Нахрена такие сложности, мне б сказал. Кто тебя прижал?
Я пожал его ладонь на моем плече и отрицательно покачал головой, не стремясь вываливать на него свои проблемы.
– Спасибо. Но, серьезно, я их понимаю в какой-то мере. Почему я, а не они? За какие заслуги мне столько плюшек? Не за красивые глаза же? – ребята дружно хрюкнули. – У тебя опыт. У Романа – уравновешенность. У Али – умение командовать. У Макс – потенциал. Уилл – прости, тебе б еще подтянуться. – Уилл совершенно серьезно кивнул, когда я виновато на него покосился. – Может, и у них есть сильные стороны, просто мы не даем им раскрыться? Я б взбесился.
– Угу, – хмыкнул Али. – Много ты взбесился и показал, когда тебя думали на Землю отправить.
– Во-о-от, – глубокомысленно протянул я, вспоминая импровизированную самоволку. – Каждый силен в своей области, просто ее еще нащупать надо.
– Отставить философию! – ворвался в наши переговоры голос полковника. – Возвращайтесь!
Черт, а я и забыл, что переговоры прослушиваются и записываются для начальства. А полковник продолжал:
– В следующий раз о случаях дедовщины докладывайте напрямую мне. Мы тут не в войнушку играем, и подковерная возня мне не нужна.
– Да, сэр! – на автомате ответили мы все, кроме Тайвина. Мы с ним трудом соскреблись с поверхности Шестого мира и пустили все силы на то, чтобы одолеть остаток расстояния.
В этот раз героем вечера был ученый: он с гордым видом заволок своего мамонта сквозь строй встречающих в святая святых – лабораторию, – пыхтя, сопя, в броне и поту, настоящий неандерталец. А меня все-таки отправил в карантин, гад очкастый.
Как назло, промышленники осветили по периметру купола все подходы так, чтобы к ним было не подобраться, но я прекрасно знал одну великолепную особенность человеческого восприятия – ты видишь только то, что хорошо освещено. То, что за гранью освещенности, – априори за гранью видимости. Поэтому я хоть и несколько опасался бдительного ока апостольцев, но к суккубе подлез довольно споро, благо мир вокруг шевелился, трещал, жужжал, скрипел и свистел на разные голоса. Словом, Шестой жил своей обычной жизнью, и я лишь постарался гармонично влиться в его непостижимое существование.
Суккуба встретила меня судорожными выдохами – силы ее совсем покинули. С преувеличенной осторожностью я раскачал длинную бронебойную иглу, застрявшую в толще камня под лапой суккубы, понял, что проще всего будет пойти от обратного, и под жалобный рев животного поднял конечность вверх, вытянув из смертельной ловушки. Одновременно я рванул на себя застрявший в подглоточном нервном узле снаряд, кинул его под самый край защитного купола и отпрыгнул в сторону. Суккуба, пытаясь подняться, тяжело рухнула на землю и несколько минут лежала неподвижно. Неужто я впустую рисковал?
Но нет, инсектоид медленно приходил в себя – суккуба постепенно начала шевелиться, закрыла пасть и, издав несчастный скрежет, похожий на скулеж побитой собаки, медленно отползла в кусты, к моему удовольствию, шевеля всеми восемью лапами. Жить будет, а естественных врагов, кроме химеры, у нее практически нет, оклемается.
Ключевой момент нашего плана наступал примерно за час-два до рассвета – когда суккуба доползет до гнезда, на ее защиту по следу феромонов придет вся стая. И тогда не поздоровится либо нам, если я неправ, либо все получится. Тут как в анекдоте про динозавра – либо встретишь на улице посередь бела дня, либо нет, шансы пятьдесят на пятьдесят.
Я осторожно отполз обратно к ребятам. Первопроходцы сидели напряженные и молчаливые: моя авантюра вызвала у них справедливое негодование, но предложить им было объективно нечего, и мы пошли дурным путем.
Берц встретил меня тяжелым взглядом, в котором смешались облегчение и порицание, так же исподлобья смотрели и Марк с Сержем, Уилл же глядел восторженно, чуть ли не облизываясь на мой план, как на рождественский пряник: он почему-то сразу и безоговорочно поверил в успех предприятия. Я снял шлем и сделал на всякий случай виноватое выражение лица, на что Роман, не желая привлекать лишнего внимания, только молча рукой махнул, а Уилл показал «класс».
Спустя пару часов ожидания мы были сполна вознаграждены. Трава зашелестела – показались аккуратно выгнутые спины суккуб. Навскидку мы насчитали пару десятков, стандартное население средних размеров гнезда. Теперь или пан, или пропал. Я коротенько выдохнул, и мы по-пластунски поползли в противоположную от стороны нападения суккуб часть лагеря.
Пока озадаченные апостольцы сбежались посмотреть на невиданное ранее зрелище – выводок взбесившихся животных, я проверил догадку. Когда я коснулся купола рукой без перчатки, произошло, собственно, то, чего я и ожидал – защита на меня не отреагировала никак, и по спине прошла волна приятных мурашек. Все-таки Тайвин – очкастая умница, надо будет ему что-нибудь полезное подарить. Ученый нашел способ запустить нас внутрь, хоть и с риском для себя – наниты были настроены на пропуск дружелюбных существ, к которым гений, воспользовавшись неразберихой и суетой, причислил и человека, хотя и без брони. И ведь наверняка его просили запретить вход-выход! Но никто же не уточнял, с чем или в чем, вот он и интерпретировал в нашу пользу.
Пока промышленники это обнаружат – у нас будет возможность проползти внутрь. Да, без брони и иглометов, но главное – у нас будет шанс. А вот очкарик здорово рисковал: если бы Алан и его братия вычислили маленький подвох раньше нас, ученому бы точно не поздоровилось.
Мы быстренько скинули экзокостюмы, оставшись только в облегающей тело плотной, но хорошо дышащей подстежке, и старательно закопали их в ближайших зарослях травы, для себя приметив ориентиры – потом надо будет забрать, не разбрасываться же попусту казенным имуществом. Теперь перед нами стояла архиважная задача – проползти под носом у промышленников в свой жилой блок, а дальше хоть трава не расти, там стратегический запас оружия на всякий случай в тайнике лежит. Да, я параноик, но вот пригодилось же!
Я чувствовал себя персонажем третьесортного боевика – ни оружия, ни брони, лишь дурацкая попытка поиграть в шпионское геройство да голый энтузиазм, правда, декорации вокруг на уровне. Не пластиковые макеты в павильоне и не визуальная имитация.
Мы муравьиной вереницей вдоль наиболее темных уголков пробрались к своему жилому модуль-блоку, умудрившись каким-то образом даже не привлечь внимание апостольцев – тех всецело занимала насекомая возня вокруг купола. Правда, накал страстей потихонечку начинал угасать – суккубы убедились, что обидчиков просто так не возьмешь, а промышленники с облегчением констатировали – защита держит и осыпаться не собирается – и гадали о причинах повышенного интереса инсектоидов. А вот справочники читать надо, тогда вы либо добили бы несчастное животное, либо временно изолировали, пока все дела на экваторе не закончатся.
Мы, повинуясь законам жанра, проскользнули щучкой через задний вход – и не прогадали, в центре основной комнаты торжественно восседали лаборанты и наши рыжие аналитики. Тайвина, однако, не было видно. Это была проблема, но проблема предсказуемая, и оттого вполне решаемая. Охранял теплую первопроходческую компанию тот самый лопоухий веснушчатый геофизик, но чтоб слон в лесу сдох, если я б его сейчас узнал!
У парня оказался недюжинный актерский талант. Если в момент наших скачек с суккубой он активно изображал неловкого недотепу, то теперь точные скупые движения и уверенный прищур говорили о том, что с иглометом он обращаться умеет не понаслышке. Мы переглянулись – охранник сидел на кровати, закинув ноги на придвинутый поближе стул так, чтобы были видны и унылые лица моих коллег, и оба выхода, что парадный, что кухонный, откуда мы осторожно подглядывали за обстановкой. Единственной его ошибкой стало положенное на колени оружие – доля секунды на прицеливание у нас уже имелась.
Берц тихонечко прокрался к кухонной утвари и выбрал несколько ножей, примерно прикинув их баланс. Я в принципе понял его мысль – из нашей пятерки боевой опыт был у Романа, Марка и Сержа, мне и Уиллу тут предложить, увы, было нечего. Этим ребята и собирались воспользоваться.
Я выразительно посмотрел на Берца и жестами спросил – а если игломет с боевыми? Бывший астродесантник покачал головой. Логично, зачем убивать ценных людей, Алан же хотел их себе забрать. Парализанта вполне достаточно. Я нахмурился, а Роман улыбнулся уголками губ, иронично подняв одну бровь, мол, не все же тебе акробатические номера откалывать. Зараза какая, геройствовать с ослиным упорством идиота тут могу только я! Но время шло буквально на минуты, а у меня еще и нога укушенная плоховато работала, и я, немного поколебавшись, согласно кивнул. А что мне оставалось?
Спрятавшись за тумбочку на кухне, я наблюдал с тяжелым камнем беспокойства на сердце, как выкатываются из кухни по полу три десантных колобка, как поднимает ствол игломета геофизик, как Марк и Берц по бокам синхронно запускают ножи в полет, пока Серж отвлекает огонь на себя, как они летят в цель… Сержу ожидаемо не повезло, он схлопотал очередной заряд и вырубился, а мы получили в свое распоряжение мгновенно скрученного ловким звездным беретом заложника, шипящего от ран.
– Ан, Чингиз, перевяжите засранца, – появился я с кухни. Близнецы синхронно мне улыбнулись, кивнули и с нехорошим азартным блеском в глазах пошли выполнять приказ. – Ром, давай думать, что делать будем. Марк, останешься тут, лаборантов охранять, этого чебурашку, и за Сержем приглядывай. Я не уверен, что два парализующих заряда за сутки для здоровья полезно.
Марк только молча кивнул, осторожно перетаскивая бессознательное тело напарника на кровать.
– Ну, теперь твой выход, – устало обратился я к пленнику. – Рассказывай, кто у вас где сидит, какое вооружение, что планировали делать? Про рудник не надо, это я уже понял. Шахтных проходчиков тоже видел. Они потом в шаттлы модифицируются и с добычей улетят, как брюхо набьется?
Геофизик кивнул, явно не собираясь меня просвещать по остальным вопросам.
– Весело, – констатировал я. – Полномасштабная диверсия в государственных масштабах. Следовало вас еще на стадии взятки взашей гнать.
Апостолец осклабился во все зубы, а я судорожно пытался сообразить, что же делать дальше. Берц сделал шаг к пленнику, демонстративно похрустывая пальцами, но я лишь головой качнул – не стоит уподобляться криминальному элементу, по ошибке природы номинально принадлежащему к человеческому роду-племени. Я поднял игломет и лишил промышленника сознания, затем обыскал – ничего интересного при веснушчатом не оказалось. Марку и без того будет чем тут заняться, чтобы еще и за лопоухим наглецом в шкуре безобидного с виду геофизика следить.
Я обратился к рыжим, навострившим ушки:
– Ан, Чингиз, вводные: лаборанты Тайвина тут, вы тут, мы все тут, это, – я с брезгливостью посмотрел на бессознательное тело, кулем упавшее на кровать, – тоже тут, значит, актива осталось восемь промышленников и Алан. Расклад не совсем радужный, но и не лиловый бесперспективняк. Иглометов пять штук сейчас добуду.
С этими словами я полез за свою койку, под которой вплотную к стене схоронил небольшой оружейный сейф. Берц удивленно присвистнул:
– А я-то думал, ты только относительно базовой комплектации так заботишься. А ты, оказывается, параноидальный хомяк.
– А еще я всегда веду запись полетов с флаера. И вообще, то, что я не желаю бегать по полям в тяжеленной броне, в которой фактически и смысла-то нет, не значит, что я пренебрегаю правилами безопасности или не пробую предусмотреть разные варианты развития ситуации, – отметил я, с пыхтением стараясь вытянуть из-за не желавшей поддаваться кровати ящик. Наконец Берцу это надоело, и они с Уиллом отодвинули многострадальную кровать вместе со мной на пару десятков сантиметров от стены.
Я торжествующе вытянул сейф, открыл и раздал оружие. С иглометом лопоухого как раз на всех хватило, кроме лаборантов, а те и не рвались участвовать в веселых забегах со стрельбой, этот вид спорта им совершенно не импонировал.
Ан переглянулся с Чингизом и, вытянув откуда-то из-за пазухи спиц – свой замечательный суперкомпьютер – раскрыл перед нами голограмму: на ней от кружочков, треугольничков и заковыристых значков тянулись линии потоньше, потолще, пунктирные, волнистые, и просто стрелочки, создавая развернутую сложнейшую трехмерную паутину закономерностей и вероятностей.
Ткнув куда-то в середину одной аналитикам ведомой мешанины, Ан пояснил:
– Вот мы. Вот апостольцы. Самый предсказуемый и возможный вариант, что вы успеете найти и обезвредить примерно половину, может, чуть больше. Скорее всего, трое охраняют проходчики, трое – оборудование в модуле промышленников с их лабораторией. Алан наверняка занят попыткой найти подход к Тайвину, а вот куда могли поставить еще двоих… Вероятнее всего, они или патрулируют территорию, или сидят в жилом блоке. И, скорее всего, там же глушилки, связь между промышленниками не должна работать. Если они не нашли особый способ обойти собственную аппаратуру.
Я еще раз обыскал мнимого геофизика. Ничего отдаленно похожего на средство связи при нем не наблюдалось, аналитики, как обычно, были правы.
– Получается, у нас буквально пара часов, если не меньше, – сообразил я. – Скорее всего, сюда кто-нибудь придет нашего незадачливого чебурашку проверить, и второе исчезновение вызовет настороженность, если мы раньше не проколемся. Или Тайвин не найдет способ обойти для них глушилку.
– Тут тоже есть проблема, – почесал затылок Ан. – При малейшей опасности Алан возьмет ученого в заложники, и к гадалке не ходи. А нам нечем ответить.
– Есть чем! – меня в очередной раз посетила светлая до безоблачности мысль, столь же отчаянная, как и все в моей буйной головушке. – Давайте по максимуму выбьем промышленников и скажем, что если оставшиеся не сдадутся – убьем их к чертовой матери.
– Чем, и главное – зачем? – поинтересовался Чингиз.
– А вот, – я достал из подсумка с аптечкой пузырек. Честно говоря, я полагал, что защита не пропустит, но штатный гений в свое время так постарался над программой нанитов, что те спокойно пускали упакованные опасные жидкости и обездвиженных или дохлых представителей фауны. На флоре приходилось с ними и ученым договариваться отдельно, особенно долго заноза очкастая мне припоминала случай, когда я схватил аллергию на пыльцу очередника. Хорошо, что с природой моего отчаянного чихания разобрались быстро, а то бы сидел в изоляторе в режиме карантина месяц, а так всего неделю – и вылечили. Так что силитоксин прямиком из пасти иглобрюхой суккубы спокойно проехал на защищенную территорию на мне верхом. – Я к суккубе в зубы залез посмотреть. Что, если иглы намазать ее ядом, а потом пригрозить, что противоядие не дадим? Какой промежуток времени между укусом и введением противоядия можно сделать?
Лаборанты Тайвина, к которым я обратился, что-то прикинули на пальцах и выдали результат:
– Около часа-двух. Потом мозг будет необратимо поврежден, и антидот не подействует.
– А смысл? – Ан пожал плечами. – Скорее всего, жизни рядовых работников не так уж ценны, и максимум, что удастся сделать – это заставить сдаться команду, но Алана ты так не возьмешь и на ученого апостольцев не выменяешь.
– Да? – я поскучнел. – А если сразу на всех? И на проходчики? Если мы сможем всех обезвредить и получить доступ к лаборатории и жилому блоку, глушилки мы отключим, как и буровое оборудование, вряд ли оно полностью автономное. А какой ему смысл без добычи возвращаться?
– Так может сработать. – Ан быстро изменил схему – кружочки, стрелочки, линии и треугольнички под его пальцами замелькали с невероятной быстротой. – Смотри. Тогда ваша задача – стрелять во все и всех, что вы будете видеть. Шансов без брони у вас мало, но есть эффект неожиданности. В первую очередь постарайтесь найти и вывести из строя охрану подавителей связи, потом сразу маякните нам. Мы с ними разберемся, как восстановить связь.
Ан кивнул в сторону ученых, те склонили головы в жесте согласия.
– Потом отключайте тех, кто сторожит аппаратуру. Так мы сможем остановить работу проходчиков. И только потом суйтесь на улицу и ищите оставшихся. Если что – взывайте к совести, к яду и тому, что противоядие только у вас. Но я бы на совесть не рассчитывал. А противоядие, кстати, есть?
– Только у нас в аптечках. Или заново синтезировать. – ответил я. – Лично у меня флакон на десять доз. Ну, или уже девять, – вопросительно посмотрел я на Берца. Тот утвердительно кивнул – девять, можно не сомневаться. Почти по числу апостольцев. – Марк, ты в группу поддержки. Сержа оставляй тут, лопоухого тоже, только зафиксируй покрепче. Ром, Уилл, давайте подготовимся.
Мы смазали по магазину игл с парализантом и пару бронебойных зарядов, и яд практически закончился – оставалось надеяться, что его убойность не зависит от воздуха и не прикончит промышленников раньше, чем мы введем противоядие. Командование я со спокойной душой отдал Берцу – не мое это дело, людей ловить. Мне и скорпикор с суккубами хватает.
Первые два пункта плана прошли как по маслу – промышленники не успели отсечь наше таинственное возникновение прямо у них под носом и подвоха не ожидали. В жилом блоке было пусто – и мы, осторожно туда проникнув с кухонного входа, спокойно дождались визита возбужденных выходкой роя суккуб апостольцев, оставалось лишь подождать, пока за ними закроется дверь – и мы тихонько сняли всех троих, как и было предсказано рыжими братьями.
Одно из несомненных преимуществ иглометов перед устаревшим огнестрельным оружием – его абсолютная бесшумность и многофункциональность при относительной, если можно так сказать, безопасности. Это смотря куда и какой иглой целиться, конечно. Марк метнулся и предупредил рыжих, как договаривались.
А вот в лаборатории так гладко не получилось, пришлось чуть пошуметь, но в конечном счете и здесь образовались три полутрупика. И на всякий случай мы стратегически оставили здесь Марка, ждать близнецов. Оставалось найти последних, и главное – Алана и Тайвина. И что-то мне подсказывало, что я не буду приятно удивлен.
Едва мы высунули нос на улицу, как со стороны места входа под купол шахтных проходчиков посыпались заряды – таки засекли, чтоб им пусто было. Мы принялись отстреливаться, и боезапас игл с ядом стремительно таял – а других боеприпасов больше не было, только разрывные. Не стрелять же ими в людей, в самом-то деле. И я пошел на риск, громко обозначив расстановку сил.
– Алан! Вас осталось только трое! – но прежде, чем я продолжил увещевательную речь, Уилл высунулся из-за металлических ящиков из-под аппаратуры, сложенных аккуратными столбиками возле лабораторного блока, и метко подстрелил предпоследнего псевдоученого, в ответ получив дозу парализанта от почти последнего из могикан. С сожалением проводив взглядом рухнувшего на землю оперативника, я поправился: – Двое. Отпустите ученого, или ваши люди умрут.
Неподвижный шахтный проходчик, за которым прятались оставшиеся апостольцы, ответил мне гробовым молчанием. Затем показался Алан, который буквально за шиворот держал ученого с приставленным к его голове оружием. Не самый удачный поворот, я надеялся, что Тайвина удастся найти и изъять у промышленников до того, как он попадет в цепкие руки локального представителя синдиката. Рядом с ним нарисовался выживший работяга, впрочем, тут же получивший иглу в ногу от Берца.
Алан затравленно посмотрел на меня и покрепче прижал к себе Тайвина, поудобнее приставив к его виску игломет. Ученый старался предусмотрительно не дергаться, но я видел, что он напуган и разозлен – еще бы, я его прекрасно понимал.
– Ни шагу дальше. Иначе буду стрелять. Вы способны на убийство? Не ожидал.
Я вышел из-за ящиков с иглометом в руке и спокойно уточнил:
– Они живы. Пока. Яд суккубы позволяет прожить несколько часов до начала медленной и мучительной смерти. Если вы не отдадите мне ученого и не сдадитесь – я не введу им противоядие. Что ценнее, лютеций и Тайвин, или ваши люди и оборудование?
Алан неприятно усмехнулся, и я понял, что близнецы были правы в очередной раз, что, впрочем, не отменяло моего безмерного удивления его толстокожестью.
– Стою на асфальте я, в лыжи обутый, – я был невероятно обескуражен происходящим, и комментарий родился соответствующий. – То ли лыжи не едут, то ли коэффициент трения неправильно рассчитан. То есть вы серьезно позволите своим людям умереть вот так, практически ни за что?
– Вы считаете вашего гения и лютециевую руду «практически ничем»? – язвительно поинтересовался он из-за плеча пленника.
– Да вы что, – оскорбился я. – Я Тайвина очень ценю и уважаю, просто не понимаю, как можно людей менять на деньги и ресурсы. И вообще как можно к людям, как к ресурсу относиться.
– А вы попробуйте как-нибудь, – растянул губы в притворной улыбке апостолец. – Может, вам понравится.
– Не, что-то не хочется, – старательно заговаривал я ему зубы, видя как со спины к нему медленно приближается Берц. Опытный астродесантник знал, что делать, главное тут было – дать ему время приблизиться на такое расстояние, чтобы Алан не смог случайно выстрелить. Пока я держал его внимание, держа его самого на мушке и не давая спустить с меня глаз, он не дернулся бы. – Ситуация у нас с вами патовая. Вы не хотите отпускать Тайвина, я не могу позволить вам его забрать. Выйти с ним и оружием за купол вы не сможете, он перепрограммирован и игломет не пропустит, вы сами такую задачу поставили. А за пределами защиты какие у вас шансы против целого гнезда суккуб?
Откуда-то из кустов, как по заказу, донеслось характерное шипение и курлыканье. Я хитро прищурился, Алан явно пытался сообразить, что ему делать, и выхода не находил. Наконец, нехотя он задал вопрос:
– И что вы предлагаете?
Я с чистой совестью пожал плечами:
– Отпустите ученого. Я просто наложу вето на деятельность «Апостола» в пределах Шестой колонии. А вас отпущу. Даю слово. С полицией и правительством сами разбирайтесь, это уже будет не мое дело. Вы же дали нам шанс, будет честно, если и я вам его дам.
– Какое прекраснодушие! – зло усмехнулся промышленник. – Я согласен.
Осторожно, шаг за шагом мы подошли к посадочной площадке, а параллельно нам крался Берц, ищущий удобный момент для рывка. Оказавшись у двери собственного флаера и решившись окончательно на мои условия, Алан толкнул Тайвина в мою сторону и, не опуская игломет, быстро залез в кабину. Оружие из приоткрытого окна полетело вниз, а флаер стартовал так, будто за ним черти гнались. Сообразительный, зараза, я надеялся с помощью защиты и запрещенного к выходу за ее пределы игломета его задержать.
Бледный ученый неуверенным шагом прошествовал мне за спину и только там позволил себе едва слышимый выдох. Я тоже вздохнул: сейчас немножко отойдет, и надо будет успокаивать, все-таки побывать в заложниках – не самое приятное испытание для нервов.
Берц подбежал ко мне:
– Вот не знаю, ты идиот или прикидываешься.
– Идиот, – вздохнул я еще раз. – Но я слово дал. И жизнь Тайвина мне дороже захвата этого… индивидуума. Пошли, что ли, противоядие апостольцам вколем, а то и правда загнутся. Ан, Чингиз, связь восстановили? – спросил я в переговорник. В ответ мне послышалось положительное хмыканье. Ну, и то хлеб. – Астродесант вызывайте. И Тони с товарищами.
Я перевел взгляд на все еще бледного, но уже потихоньку приобретающего нормальное выражение лица ученого, и спросил:
– Сможете заняться перепрограммированием шахтных проходчиков? А то мало ли, они могут серьезно навредить экосистеме. Все-таки бесконтрольная добыча ресурсов…
– … уже полтора века как под запретом, – подхватил штатный гений и ответил: – Да, пойду займусь.
– Подождите, – я схватил его за плечо и развернул к себе. Внимательно вгляделся в серые глаза, посмотрел на ладони – те слегка подрагивали. – Вы в порядке? И спасибо за шанс, что вы нам дали. С вашей стороны это было рискованно. Вы настоящий храбрец, с вами можно в разведку идти.
Тайвин довольно блеснул глазами, и приобрел естественный цвет лица, ехидно ответив:
– Вы бы еще предложили с вами и оперативниками снова в поле. Ощущения, я вам признаюсь, незабываемые.
Я рассмеялся и отпустил его – уж эту историю забыть было точно невозможно.
С того момента, как заноза в белом халате предложил мне работать с ним совместно, мое шаткое положение в нашем первопроходческом обществе не то упрочилось, не то окончательно пошатнулось. С одной стороны, меня стали гонять ведущим на все реальные выходы без исключения, а от виртуальных почти освободили, меньше ограничивали в выборе снаряжения и вообще давали нереальный, с моей точки зрения, карт-бланш.
Но группы редко бывали одинакового состава, и приходилось почти каждый раз доказывать и себе, и сопартийцам, что я стою чуть больше, чем сломанный компас, что выматывало чрезвычайно. С другой – полковник не давал мне продыху, постоянно посылая меня под присмотром Романа то на дополнительные тренировки на полосе препятствий, то в стрелковый тир, то в зал для единоборств – видимо, все надеялся, что из меня выйдет толковый воин.
Седовласый тоже не отставал – ежедневно вызывал на ковер и то читал лекции, которые я обозвал «курсом молодого начальства» – о том, какова психология подчиненных, как люди могут себя вести в экстремальных ситуациях и что с этим делать, то пытал меня после выходов о том, почему я тут велел всем пасть ниц под бревно (а как иначе, если над тобой стая двутелок прыгает, по полтонны весом экземпляр, тут хочешь – не хочешь, а схоронишься хоть куда-нибудь), а тут – прыгнуть в сторону (что поделать, я не хотел, чтобы мне иглобрюхая суккуба полсапога откусила).
Я понимал, что и здесь мне пытаются помочь, ведь начальниками не рождаются, авторитет сам собой не сложится, а интуицию можно и нужно тренировать. Но в глубине души совершенно не был уверен, что руководство приняло насчет меня правильное решение. Мне все казалось, что здесь кроется какая-то ошибка, есть же Макс, Роман, Али – прекрасные, ответственные и вполне подходящие, как по мне, на роль руководителей. Тони, в конце концов. После достопамятного выхода, когда мне из спины вытаскивали нелегальные украшения, он стал своим в доску – вот что значит человека вовремя с ног сбить.
А очкастый, честно сказать, меня вообще достал намного быстрее, чем я мог предположить. Все ему было не так – не туда мы пошли, надо было на три градуса левее и на триста метров дальше, пробы я беру не так, образцы приношу бракованные, животных почти не изучаю и тренирую что угодно, кроме мозга.
В конце концов на исходе третьей недели и десятого по счету выхода, я не выдержал. После очередного рейда, склонив голову перед Тайвином, я обтекал морально и физически – довелось быть оплеванным малоизученным короткозубым пентаподом – и слушал отповедь о том, что я за человек такой, если наплевать на себя дал, но обидчика не поймал и торжественно ученым на блюдечке не принес. Осторожно сняв шлем, чтобы неизвестные науке сопли не попали на лицо, я агрессивно поинтересовался:
– И как вы себе это представляли? Вы видели съемку и с моего визора, и с дрона. Он же размером с овчарку! Я не смог бы его и на минуту задержать.
Тайвин презрительно наморщил нос и вопросил:
– А зачем вы тогда все время ходите в тир и в спортзал? Попробовали бы оглушить, вкатить ему парализующий заряд, да мало ли… Вас, в конце концов, пятеро было, по числу конечностей. Применяйте хотя бы по очереди то, что у вас вот здесь, по прямому назначению! – и он постучал мне пальцем по лбу. Стерпеть его жеста и пренебрежения я уже не смог и окончательно закипел.
– Я не ваш сотрудник, Тайвин. Я не ученый и не могу за вас правильно брать образцы. А если вам надо будет в следующий раз поймать зверье крупнее кошки – милости прошу с нами! Покажете мастер-класс, как интеллект побеждает природу. – Я развернулся и, фыркнув, уже намеревался покинуть лабораторию, прихватив несчастный шлем с собой подмышкой, но был остановлен вошедшим седовласым джентльменом.
Успокаивающе положив мне на относительно чистый участок брони руку, шеф отметил:
– Тайвин, вы удивитесь, но Честер вам правильные вещи говорит. Если вы продолжите в своем духе выжимать все соки из кадров, до которых сможете дотянуться, скоро вокруг одни шкурки останутся. – Он вроде и шутил, но вид начальства оставался серьезным, и Тайвин, уже было принявший надменно-недовольный вид, стушевался. – Слышали про эмоциональное выгорание?
Тайвин приподнял уголок губ в саркастической усмешке, и вдруг до меня дошло, что он не старше меня, если не младше. Я сам то и дело ловил себя на категоричности, но старался сдерживаться и понимать, каковы мотивы действий и слов у моей команды на текущий выход, а у Тайвина такой практики, скорее всего, не было.
И его сейчас учат уму-разуму и обкатывают острые углы точно так же, как и меня. Я уважительно покосился на седовласого и невразумительно, но утвердительно что-то промычал. Тайвин, явно удивленный тем, что заступились в этот раз не за него, пожал плечами и уточнил:
– Это значит, что я могу забирать Честера на час-два в день и обучать правильному использованию пробоотборника и портативного анализатора?
Я издал вопль раненой иглобрюхой суккубы и плюхнулся на ближайший свободный стул. Тот жалобно скрипнул под весом меня и брони с обвесами.
– Раз в неделю, – сообщил вердикт шеф. Я сымитировал суккубово подыхание и глухо стукнул лбом о столешницу. – Не убивайтесь так, Честер, вам пойдет на пользу.
Я поднял голову и с подковыркой спросил:
– А обратная пропорция не работает? – видя непонимающий взор, я уточнил: – Тайвин пусть со мной ходит. Раз в неделю. Хотя бы раз в две! Впятером-то справимся со сложнейшей задачей защитить его очки.
Седовласый испытующе глянул на меня, потом на ученого. Тот, пребывая в легком шоке, отрицательно качал головой, а в его позе я видел обиду на мою подколку, неуверенность, небольшую панику, но вместе с тем – мальчишеское любопытство и задор естествоиспытателя.
– Да бросьте, Тайвин, – искушающе-томным голосом протянул я, подавшись вперед и хитро сузив глаза. – Без вас за два часа раз в неделю лаборатория не пропадет. А вы нам покажете, как надо работать тем, что вот тут, – и я осторожно поднес испачканную перчатку к виску, не забывая о том, что кожи замызганной броней лучше не касаться.
Сомневаюсь, что очкарик в поле вспомнил бы о такой мелочи, и поиздеваться над ним я думал по-крупному. Глядя на то, как внутри ученого борются слегка сумасшедший исследователь, рациональный и осторожный кабинетный специалист и малолетний пацан, клюнувший на возможность променять крысу на веревочке на покраску забора, я включил природное обаяние на полную мощность. Склонив голову, таинственно улыбнулся и подмигнул кошачьим глазом, всем видом и позой показывая, что я буду просто счастлив в его компании. – Ну как, пойдете с нами?
Тайвин еще сомневался, но я уже видел – внутренний пацан победил. Седовласый громко расхохотался:
– Решено! Послезавтра сходите вместе.
***
За день до полевых испытаний с ученым я прошел еще одну проверку на прочность. Суровые колонисты подкараулили меня за казармой аккурат в тот момент, когда я по привычке перед закатом пошел посмотреть на невероятное зрелище вспыхивающих мерцающим разноцветьем в лучах ало-фиолетовых сумерек трав и деревьев.
Сидя перед проемом, завешенным чуть заметными радужными переливами защиты, я любовался красками, на Земле невиданными, и в очередной раз удивлялся тому, как причудлива может быть жизнь, и со стороны эволюции, и в плане судьбоносных поворотов. Внезапно за спиной раздались шаги, и по позвоночнику пополз хорошо знакомый холодок опасности – ориентир, не подводивший меня ни разу в жизни.
Я вскочил, обернулся и увидел пять донельзя насупленных лиц.
– Че, самый умный, да? – не то вопросительно, не то утвердительно возник негласный заводила. Понятно, дошли слухи, что снова идем, я опять ведущий, еще и ученого берем. А они в пролете.
Этого самого, по его понятиям, интеллектуального индивидуума я знал плохо, он прибыл уже с третьей волной совсем недавно. На кой было завозить еще военных с неограниченным в чувстве меры самомнением, я понять так и не смог. Но начальству виднее. На такую заявку правильного ответа не было, и я просто вопросительно поднял бровь.
– Чего уставился? Я спросил, че, умный, что ли? – и боец сделал шаг вперед. Понимая, что пяти отлично вымуштрованным спецназовцам противопоставить мне нечего, и тут-то меня и отпинают ногами, переустанавливая структуру господства в нашем микросоциуме, я просто отпрыгнул назад и зашел за радужную черту.
Засланцы – а я не сомневался, что их подбили некоторые особо ретивые из тяжеловесных «старичков», не сумевших смириться с моей прытью – переглянулись и неуверенно попытались меня обсмеять.
– Смотри, кузнечик какой. Думаешь, не достанем? Командир нашелся. – Именно так я и думал. Несмотря на всю их самоуверенность, незнакомого мира они опасались – и небезосновательно.
Сзади меня нарастал специфический стрекот и скрежет, и я обреченно вздохнул, оборачиваясь – сейчас двуногие хищники за спиной были менее опасны, ведь передо мной стояла скорпикора Салливана – бронированная, ядовитая, агрессивная и туповатая тварь.
Скорпикора переступила сегментированными конечностями, выбив звонкий стук из камней под ногами. Над ее спиной раскачивался антрацитово-черный хвост с красной опушкой вокруг жала на конце, сегменты брони терлись друг о друга, издавая специфический звук, схожий с трещоткой гремучей змеи. Обычно скорпикора крадется совершенно бесшумно, и мне очень повезло, что сейчас она была то ли удивлена, то ли напугана, и края хитиновых пластин зацеплялись неровными краями, предупреждая о хищнике. Жвалы инсектоида непрерывно шевелились, и я почти почувствовал неуверенное глухое раздражение животного.
Ключевое слово «почти»: как мыслит насекомое, я представить себе не мог в принципе – слишком чуждый человеку вид. Но вот как мыслят представители хомо сапиенс, я, напротив, представлял себе очень хорошо. За спиной послышались смешки.
– Ха, гада испугался. – Знали бы вы, на что этот гад способен, думал я, осторожно и плавно пригибаясь и следя за движениями хвоста.
Скорпикора, среагировав на звук, мощным броском врезалась в защитную пленку, и я едва успел перекатом уйти с траектории прыжка. Защита выдержала, а засланцы шарахнулись в стороны, и смешки смолкли, сменившись неуверенными переговорами. Разозленная скорпикора повернулась ко мне, и в россыпи ее простых глазков отразилась моя встрепанная физиономия. Инсектоид нашел новый источник для атаки, и я замер, ожидая, когда он нанесет первый удар.
Недолго думая, скорпикора хлестнула хвостом в мою сторону, и я еле увернулся от фатально опасного кончика хвоста. В отличие от меня, у скорпикоры было неоспоримое преимущество – яд, броня и многолетний опыт охоты. У меня была лишь интуиция, верткость и год с малым тренировок.
Сосредоточившись и ускользая от хищника снова и снова, я начинал уставать и бояться, что смертельный поединок закончится не в мою пользу. Наконец, скорпикора остановилась, примериваясь, и точно в третий слева сверху глазок – самое тонкое место головной брони – зашла тяжелая игла с усиленным сердечником. Такие носил только Роман, я это прекрасно знал. Я выдохнул, выпрямляясь во весь рост – точно, звездный берет, держа в руках игломет, наблюдал сквозь прицел за мной и дергающимся в конвульсиях животным.
– Что ты там забыл? – астродесантник был немногословен, и по его лицу я видел, что он обстановку понял, но по одной ему ведомой причине давал задиристым воякам шанс на реабилитацию. Те стояли за его спиной с независимым видом, вроде как они на помощь позвали, а то тут один неразумный покорять мир бросился. Идея была сама по себе неплоха, но они не учитывали, что Роман успел хорошо меня узнать. По крайней мере, я на это надеялся.
– Ничего особенного, Тайвин вот жаловался, что я зверье не ловлю. – Наябедничал я и, убедившись, что скорпикора окончательно затихла, схватил ее за ногу и поволок к проему в заборе. Внезапно хвост еще раз конвульсивно дернулся, и я на непонятно каком адреналине избежал укуса – только крохотная капелька, сорвавшись с жала, упала на ткань футболки, а на самом подергивающемся кончике ядовитого когтя появилась интенсивно поблескивающая капля жидкости. Я мгновенно содрал с себя одежду и, повинуясь вбитым рефлексам, скомандовал:
– Пробирку!
Роман, действуя на том же автомате, что и я, виртуозно извлек откуда-то контейнер для проб и кинул мне. Я поймал и, держа со всей силы хвост скорпикоры, невероятно боясь, что она в предсмертной конвульсии дернется еще разок – и мне кирдык, собрал пробу яда и хвост для верности обмотал снятой футболкой. Такого вещества в коллекции Тайвина еще не было, как и целого тела животного – обычно живучая тварь ускользала с полусотней игл в броне. На поднятый нами шум сбежалась вся казарма, а заводилы растворились где-то в задних рядах.
Я, полуголый, с пробиркой в одной руке и волоча за лапу скорпикору в другой, был встречен единогласным молчанием и не стал терять возможность спустить пары.
– Тайвин! – громогласно проорал я в сторону корпуса ученых. – Я вам мамонта принес, нужен?
***
Очередное происшествие со скорпикорьими танцами, пробиркой и мной в главной роли спектакля произвело ровно противоположный эффект тому, на который я рассчитывал.
Тайвин и условно «моя» часть казармы на меня окрысились за то, что я сунулся в поле без них – как будто у меня был выбор! Подозреваю, немалая доля заслуг в их реакции была в нарочито громких разговорах о «самых умных выскочках», а про засаду я им рассказывать не стал, зачем лишний раз сеять раздор в нашем и без того сложно устроенном социуме.
Роман молчаливо, но укоризненно на меня поглядывал, намекая, что неплохо бы более детально рассказать хотя бы ему, а суровые колонисты презрительно фыркали, дескать, подумаешь, от скорпикоры попрыгал, не ты ж ее завалил, и вообще, от серьезного разговора сбежал, а сейчас еще, того и гляди, начальству пойдет жаловаться, одним словом, падаль, а не мужик. Мне же оставалось только молча переживать сию вселенскую несправедливость весь вечер и полночи. В оставшуюся половину удалось худо-бедно поспать.
В гнетущей утренней тишине я собрался к выходу, предпочтя в этот раз облегченную броню, визор вместо шлема, стандартный игломет, но расширенный вариант аптечки и минимум снаряжения в угоду месту под оборудование и емкости для проб и образцов.
Звать я с собой никого не хотел – у меня был законный выходной, и провести я его думал с пользой. А именно – сходить недалеко и ненадолго в одно лицо и поучиться брать образцы на простых и уже понятных материалах. Обидки обидками, но я понимал, что Тайвин прав, и мозг дан мне не только чтобы туда глюкозу закидывать, да и подумать хотелось в тишине и одиночестве.
Для этого мне особо никто не был нужен: дальше тени забора я не собирался, сборной командной солянкой из-под палки я уже был сыт по горло, и мне нужна была спаянная, единая и понимающая система, гибкая и открытая для всего нового. Раз такой пока нет – значит, буду ходить по выходным сам, пока не запретили, все равно репутация уже напрочь испорчена. Инфразвуковую волну после скорпикоры под самым носом пустили усиленную – зверья много не должно быть, Тайвин наверняка был занят подзаборной добычей и дулся, но я все равно намеревался его оторвать для краткого мастер-класса, и поговорить тоже не мешало бы.
Пока я натягивал перчатки – завершающую часть экипировки – ко мне подошли Макс, Роман, Али и Уилл – новообретенный первопроходец с фирменной сумасшедшинкой из второй волны новобранцев.
– Ничего не хочешь рассказать? – исподлобья враждебно глянула Макс. Я пожал плечами и хмыкнул.
– Нет. Вот, пойду потренируюсь немного. – Роман нахмурился, а Али и Уилл переглянулись в недоумении. На их памяти карьеристом я вроде пока не был, и мое поведение было для них непонятным, и я пояснил: – У меня сегодня выходной, а вчера долго и нудно Тайвин песочил за то, что образцы не те ношу. Вот и психанул, каюсь. Но проблема никуда не делась, надо учиться. – Я неподдельно печально вздохнул. Пусть лучше считают безбашенным отморозком и выслуживающимся эгоистом, чем нытиком. А с проблемой борзых новичков я примерно представил, как разобраться. В следующий раз, если они попадут со мной в выход, дам им покомандовать.
***
Седовласый и Тайвин сидели в напряженном молчании. Ученый с обидой смотрел на останки скорпикоры на столе для аутопсии – та лежала на спине, скрюченными лапами кверху, наподобие сдохшего таракана. Он все не мог отойти от того, как Честер его уел по всем фронтам – то впятером они не могут на благо науки несчастного пентапода дотащить, то вчера поманил с собой, а сам в одиночку демонстративно одну из самых страшных здешних тварей приволок. Шеф надорвал плотный полог тишины, щелкнув записью.
– Смотрите. – Тайвин с искренним удивлением разглядывал, как Честер любуется закатом и вдруг вскакивает с места и оборачивается, хотя десантники явно старались идти максимально тихо, прослушал диалог и несколько раз повторил воспроизведение смертоносного танца человека и животного.
Отдельного внимания ученого удостоилось поведение пятерки задир – после появление скорпикоры троих с иглометами смыло – и вернулись они уже с Романом. И свои спины прикрыли, и ситуацию повернули так, будто рыжеглазый сам себе злобный дурак, захотел выслужиться – и попал. Обида испарилась сама собой.
– Что, по-вашему, он должен был сделать? – поинтересовался седовласый. Тайвин, оценив расклад по-новому, пожал плечами и предположил:
– Позвать на помощь? Попробовать убежать? Подраться?
Начальник понимающе улыбнулся.
– Вы, Тайвин, мыслите как человек, а Честер пытается понять, как мыслит кадровый военный, не будучи им ни по призванию, ни по натуре. Если бы он принял бой, сейчас лежал бы в госпитале ближайший месяц. И статуса все равно бы не добился. Попробовать применить командный голос или позвать на помощь в тихом закутке, где никого нет и по положению они примерно равны? Да бросьте. Бежать, как вы видите, некуда – выходы закрыты здесь и здесь. – Седовласый ткнул стилусом в качественно расставленную западню с тремя загонщиками и двумя страхующими. – Без вариантов, по сценарию «принять бой», только с еще более удручающим раскладом. Как видите, он выбрал единственно верное в такой ситуации решение. Я начинаю понимать его постулат о доверии к миру, людям доверять намного сложнее.
– А потом? – Тайвин уже понял, но тень досады еще оставалась. Седовласый задорно усмехнулся.
– А вы бы упустили такую возможность похвастаться добычей? Все-таки есть в нем нотка лихого безумства, но без лишнего фанатизма, за что и ценю. Давайте лучше с вами подумаем, что он будет делать дальше. Нам надо как-то спрогнозировать его реакцию. Жаловаться он не пойдет, но ситуация для него сложная, если даже вы… досадуете.
Тайвин потер указательным пальцем правый висок, как всегда делал, смущаясь. За ученым и седовласым выросли две рыжеволосые тени – аналитикам тоже было интересно поделиться наблюдениями, и они успели застать просмотр увлекательного голоролика.
– Как что? Сейчас придет и будет проситься на выход, – непререкаемым тоном заявил Ан. Чингиз согласно кивнул. – У него единственный вариант доказать свою полезность и репутацию наиболее простым и безболезненным путем – отказаться от всех и ждать, пока сами прибегут.
– А если не прибегут? – седовласый спросил скорее риторически, ему было любопытно послушать выкладки близнецов.
– Как это – не прибегут? – изумился Ан. – Дайте Честеру свободу ходить в поле одному, а компания сочувствующих через день нарисуется, если не сразу. А остальные через неделю в очередь выстроятся.
– Почему? – спросил уже Тайвин.
– Так ведь выходы почти каждый день. Два-три выхода без его чутья – и всем будет понятно, за какие такие заслуги он ведет группы. Еще и за место передерутся.
Ан явно наслаждался вниманием аудитории, а Чингиз добавил:
– Тут он себе команду и подберет, давно пора.
– Хотите сказать, мы будем присутствовать при эпохальном событии спонтанного формирования команды супергероев? – хмыкнул седовласый, а близнецы с невозмутимым видом синхронно кивнули. – Я бы на это посмотрел. Значит, санкций против задир вводить не будем?
– Нет. Сами отвалятся. – Ан был категоричен, а Чингиз снова дополнил, хитро блеснув глазами: – Или мы поможем.
– А если его там… понадкусывают? – седовласый стремился учесть все варианты развития событий. Близнецы переглянулись, и Ан осторожно заметил:
– Честер, конечно, тот еще фрукт, но не клинический идиот, в самом деле. Далеко ходить не будет.
Тут в дверь постучали, и ко всей честной компании ввалился собственной персоной Честер – в легкой броне, с полной сумкой пробирок и неотвратимой решимостью во взоре. Он обвел взглядом всю компанию, задержавшись на стоп-кадре проекции – его маленькая копия тащит за лапу дохлую скорпикору, недовольно прищурился на мгновение, понимая, что его стычка стала достоянием начальственного внимания, но тряхнул головой, прогоняя сомнения, и сказал:
– Всем здрасьте. Тайвин, уделите мне полчаса внимания? – в щелке двери за его спиной виднелись любопытствующие носы Романа, Макс, Али и Уилла, в стороне маячила фигура Красного, и близнецы дружно хихикнули.
План был утвержден, иглометы подготовлены, анатомию суккубы мы выучили за несколько часов практически назубок. Роман по-прежнему направлял в мою сторону хмурый порицающий взгляд, я же старался делать вид безмятежный и отсутствующий.
В самом деле, что может пойти не так? Суккуба – существо, конечно, сложное, но не настолько, чтобы диссертации по ее психологии писать. А мы ребята смелые, ловкие, умелые и далее по списку. Так что я натянул на себя утяжеленный вариант экзоброни, вооружился иглометом со стандартными парализующими иглами и положил поближе магазин с бронебойными, мало ли. Тайвин снабдил меня очередной микрокапсулой развертки локального купола защиты, и я пошел. Рыцарь игломета и самонадеянности, без щита, но со знаменитым девизом «Слабоумие и отвага!».
Аккуратно высунувшись из-под основного нанопротекторного купола, я убедился, что суккубы пока в поле зрения не видать. Но что-то я нутром чуял неладное, и внутреннему чутью решил всецело довериться, демонстративно прошествовав к более-менее открытому и просматриваемому участку – видимо, тут мы больше всего топтались на выходе из базового лагеря – и воссел в позе лотоса спиной к ребятам, развернув защиту. Суккуба, милочка наша, не заставила себя долго ждать.
Не прошло и пятнадцати минут, как зверь, отчаянно вереща и взрыкивая, попытался атаковать меня излюбленным способом – сбоку и чуть со спины. Видимо, у суккуб это было место слепого обзора, равно как и у многих других инсектоидов, и хищник старался инстинктивно пользоваться наработанным в процессе эволюции опытом. Я вздрогнул от неожиданности, но защита держала плотно, а я был наготове – и суккуба лично от меня получила выстрел в ощеренную членистыми вибриссами пасть.
Помотав головой, зверюга перекусила иглу, вонзившуюся в мягкое небо, и сплюнула растекшийся по ротовой полости сердечник с парализантом. Пока суккуба отвлеклась, из засады ее атаковали Берц и Уилл, а я, выключив защиту, прыгнул ей на спину и попытался оттянуть шипастую бронированную голову на себя, чтобы облегчить ребятам доступ к уязвимому сочленению хитиновых пластин.
Через мгновение все было кончено – суккуба беспомощно раззявила ослабевшую пасть и рухнула мордой вниз, а удрать в кусты я ей не давал, надавив на спину всей тяжестью тела.
По хребту пронеслась дрожь нехорошего предчувствия, и снова свистнули иглы. Я недоуменно осмотрелся – вроде уже дело сделали, что такое? И внезапно обнаружил дуло игломета, смотрящее мне прямо в лоб – по ту сторону купола Алан целился в меня, а еще пара его ученых, тоже вооруженных, старательно поливали сплошным ковром игл ближайшие кусты, где схоронились Берц с Уиллом. Марк и Серж валялись неподалеку, с синими пятнами парализанта на облегченном варианте брони – и я слегка выдохнул: хотя бы не убили ни за грош.
Реакция сработала раньше мозга, и, перекатившись в высокую полупрозрачную хрупкую траву, я замер – а суккубе досталась еще одна игла. Впрочем, что ей, на нее парализующий сердечник не действует, переднюю часть тела мы ей уже вырубили – так что одной опасностью меньше. Люди меня сейчас волновали намного больше – впрочем, я такое уже проходил, надо было подумать головой, а не другим авантюрным местом организма. И, главное, вот я недоумок: подозревая Алана в чем только не, я сам вырыл себе яму, когда сдуру привлек его к художествам при разработке схемы устранения суккубы!
Ковер луговых трав надо мной прошили иглы – и я пожалел, что не могу раствориться в пространстве, как тот герион, которого я недавно поймал. Может, это из-за него? Да нет, не может быть.
Если логически подумать, то апостольцы заранее подготовились к экспедиции, и у них было много времени на планирование, явно больше тех трех месяцев, что они ждали нашего высочайшего соизволения. И случайное открытие непонятно чего, даже потенциально перспективного, и то, что Тайвин продемонстрировал качественно новый вариант применения нанитов – всего этого «Апостол» заранее знать не мог точно. Значит, дело в чем-то еще… Но в чем?
Я решил пока ориентироваться на версию Тайвина о залежах редких металлов. И мне на редкость не хотелось отдавать жизнь за перспективную разработку оксида лютеция, вот хоть ты тресни! Так что я осторожно принялся отползать в сторону, благо суккуба ползла вместе со мной. Ее я не боялся – челюсть у животного не работала, как и передние четыре ноги, а шуму она создавала достаточно, чтобы схорониться за ее спиной. Единственное, о чем я молил мироздание – чтобы Уилл и Берц не пострадали, а парочку интровертов мы постараемся под шумок в наступающих сумерках вытянуть.
Защитный купол свет наружу пропускал плоховато, не знаю, с чем это связано, но его оптические свойства вполне позволят мне ползать по ночному лугу почти под носом у апостольцев. О том, как я сам буду справляться с местной живностью, я старался не думать. Да и броня на мне тяжелая сегодня – точно выживу. А пока надо скооперироваться с подчиненными.
Я осторожно дернул суккубу за конвульсивно дергающуюся заднюю последнюю правую лапу – и зверюга судорожно повернула морду ко мне. Мне было невыразимо жаль животное, было видно, что игла причиняет ей массу неудобств, но выбора не было как у нее, так и у меня. Я бесцеремонно залез к ней в пасть, стараясь не тревожить без надобности застрявшую между пластинами иглу – и точно, вдоль задней поверхности каждого зуба виднелись желобки, по которым сочилась желто-зеленая жидкость. Я распотрошил аптечку, и место герметично упакованной коробочки с порошком поливитамина в ней заняла, вкусно и плотно щелкнув на законное место, емкость с суккубовым силитоксином. Пригодится.
Ошарашенная и деморализованная суккуба почти не сопротивлялась в процессе сбора яда, но как только я отвлекся – взбрыкнула и понеслась неловкими скачками задних лап, загребая передними и мордой землю, в другую сторону. Ее тут же обстреляли – по хитину расплылись синие пятна, послышался невнятный приказ, и животное замерло, пришпиленное к земле тяжелой бронебойной иглой. Я искренне суккубе посочувствовал, но себя было жаль больше, и, лишенный приятного инсектоидного общества, я принялся ждать сумерек.
Дрон связи на сложную комбинацию пальцев отзываться категорически не желал, смарт в кармане выдавал полное отсутствие сети, а по внутреннему переговорнику шел только белый шум – промышленники явно притащили с собой глушилки. Я неимоверно досадовал сам на себя, а еще на полицию и военных – надо было еще на моменте находки ящика оружия обыскать все их контейнеры, личные вещи, да и вообще каждому в пасть с фонариком залезть, как я давеча к суккубе лазил. И наплевать надо было на то, было у меня такое право или нет. Вот ведь свинство-то какое. Но, с другой стороны, хорошо, что в нас полетели не бронебойные и не разрывные – тут бы и полегли мы все по очереди. Хотя странно, почему сразу не стрелять на поражение, понятно же, что мы будем стараться выжить, а выживать мы умеем неплохо.
Полчаса до заката прошли относительно спокойно – насекомая живность старательно обживала меня как новый элемент среды обитания, а я старался не двигаться и не привлекать внимания, наблюдая за активностью в лагере.
Прежде всего я был очень и очень неприятно удивлен тем, как изменилось поведение и выправка апостольцев – стало заметно, что оружие они держат в руках точно не первый год, и если Берцу с Уиллом повезло остаться в сознании после массированного артобстрела их места засады, то они в рубашках родились. Хоть одного бы найти в функционирующем состоянии, а об остальных позаботимся, ночь парализованный человек даже в тяжелой броне может и не пережить, опасностей хватит на вагон и несколько маленьких тележек.
По периметру защитного купола трое промышленников сосредоточенно обозревали окрестности, особо внимательно проходясь взглядом по тем местам, где мы предположительно могли быть – и по факту практически верно угадывали точки дислокации, по крайней мере, мою. Еще трое под руководством Алана устанавливали осветители, направляя их вовне защиты – плохо. Точно заранее все продумали, без предварительной подготовки так оперативно захватить при удобном случае лагерь невозможно. Мелькнули белые халаты – похоже, ученых согнали в наш жилой блок. Надеюсь, туда же погонят и аналитиков, из одного места всех будет удобнее вытаскивать, чем из разных.
Едва звезда приблизилась к кромке горизонта, и облака окрасились в ядрено-фиолетовые с гнетуще-алыми сполохами оттенки, к границе защитного купола уверенной походкой подошел Алан, и глядя на пришпиленную к земле за основание передней второй правой лапы суккубу, принялся обозревать окрестности, впрочем, близко к радужной пленке он не приближался, что наводило на некоторые размышления.
– Вы знаете, Честер, стрелять в фактически безоружных людей – не моя идея, – с некоторой грустной ноткой в голосе сообщил в луговое разнотравье Алан. Я, лежа в кустах, напряженно думал, стараясь одновременно и воспринимать все, что он мне говорит, и соображать, что же дальше делать.
Шуметь и вообще выдавать свое местоположение мне нельзя точно – оружие есть не только у меня, но и у них, если только за прошедшие полчаса Алан не умудрился как-то договориться с нашим штатным гением, по-хорошему или не очень, и тот не перепрограммировал защитный купол. Уж больно расслабленно он стоит, не уверенный в своей защищенности человек не будет столь беспечен.
Шевелись, моя извилина, соображай давай. Особенности программирования купола таковы, что опасную вещь или существо купол не может ни впустить внутрь, ни выпустить – наверно, именно поэтому, когда наниты засбоили, нам не удалось пришибить бронебойными суккубу сразу, хорошо хоть защита погасила инерцию заряда, и игла рикошетом не прошила нас всех вместе взятых.
Значит, скорее всего, купол перепрограммирован отражать обстрел с нашей стороны – но и мы, условно говоря, под защитой, пусть она и эфемерна. Да-а-а, ситуевина. Пару суток мы, конечно, продержимся, фляжки с водой есть, да и мы не лыком шиты, но вообще расстановка сил аховая. У них – защита, оружие, аппаратура, наши ученые, аналитики, и их десять человек. А нас пятеро, и интроверты уже из строя выведены на несколько часов, что с Берцем и Уиллом – я понятия не имею, боезапас у нас ограничен, вокруг дружелюбный донельзя животный мир и из всех плюсов – только броня да немного игл. Ах да, и аптечка. И еще у меня есть запас силитоксина прямиком из суккубовых зубов.
Я поднялся, снял шлем и подошел к защитному куполу со своей стороны, и мы с промышленником встали друг напротив друга, разделенные непреодолимой стеной защитного слоя толщиной в несколько сот микрон. Вытащить игломет апостолец и не дернулся – выходит, я все верно рассчитал, купол перепрограммирован. Глядя Алану глаза в глаза, я спросил только одно:
– Лютеций?
– А вам не откажешь в сообразительности. Я думал, вам понадобится больше времени.
– Да нет, поняли мы почти сразу. Просто ждали с вашей стороны активности. – Я внимательно разглядывал его лицо, и голову чуть наклонил, гипнотизируя кошачьими зрачками – вдруг я что-то важное смогу заметить.
– Надеюсь, мы не обманули ваши ожидания? – Алану от моего пристального внимания явно было неуютно, но виду он не показывал.
– О нет, я под впечатлением. Только расскажите мне, пожалуйста, почему вы не стали стрелять на поражение? Это было бы логичнее. Зачем такие сложности?
– Я хотел дать вам шанс, – Алан чуть пожал плечами, и мне захотелось от души поправить ему невозмутимое личико, желательно справа, а потом еще и слева. – Через неделю мы выработаем жилу и исчезнем вместе с рудой. Процентов с продажи мне хватит до конца дней, а незаметно осесть можно в любом из пяти миров. Если вам удастся протянуть неделю, будете наслаждаться жизнью, как и я. Не удастся – такова судьба.
– Корпус и военные должны каждый день получать мои отчеты, – проговорил я, надеясь, что промышленник об этом не подумал.
Алан неприятно улыбнулся:
– Вы всерьез полагаете, что я не учел подобную мелочь?
Я промолчал, а Алан задумчиво посмотрел в быстро наливающееся сумерками небо и скучающим тоном добавил:
– Да, кстати, я позаимствую ваших ученых, вы не против? Высокого класса профессионалы, мы таких ценим. Будьте уверены, у нас им понравится.
Я чуть не зашипел от злости, но нашел в себе силы сдержаться, и только с видом оскорбленной невинности холодно поинтересовался:
– А у них вы спросили?
– Спрошу, спрошу, не сомневайтесь. Возможно, теперь они будут посговорчивее.
– Аналитиков отпустите, – попробовал поторговаться я.
– Вы что, – в деланом удивлении поднял брови Алан. – Такие таланты либо будут иметь достойное применение, либо…
Он недоговорил, но я понял. Так, аналитики под угрозой, учтем, но Ан и Чингиз способны о себе позаботиться и смогут протянуть время, создав видимость сотрудничества, так что за них я как раз не волновался. А вот если Тайвина и его лаборантов будут пробовать переманить банкой варенья и пачкой печенья… Один раз ученый уже отказался, но что будет во второй, третий и далее? Он же принципиальный и хитрить не умеет. На какие точки надавит Алан? А что будут делать лаборанты? Вопросы, вопросы. Я еще минуту посверлил глазами Алана, затем молча надел шлем и ушел – утаскивать к себе в тоненько звенящие хрустальной мелодией травы Марка и Сержа. Ко мне столь же молча и почти бесшумно присоединились Уилл и Берц, вынырнув из зарослей, где они прятались последние полчаса – и на душе стало светлее и спокойнее.
Ориентируясь только на мои условные знаки, первопроходцы осторожно уложили ребят в скрывшие их полностью кусты, и мы, сняв шлемы, принялись совещаться. Расклад выходил со всех сторон невеселый, но что-то царапало мне мозг изнутри, не давая покоя. Вряд ли Тайвин так скоро согласился работать на «Апостол» – а то, что спонсирует все это непотребство и безобразие именно синдикат, я не подвергал ни малейшему сомнению. Одному Алану, пусть он хоть трижды экономист, столько денег не наворовать, чтобы нанять первопроходцев и притащить такое оборудование, которое способно за неделю целый рудник вырубить. И на чем он будет руду вытаскивать, это ж какой объем… Должны постоянно шаттлы летать, забирать выработку. Неужели за неделю никто не заметит? Или у них есть рабочая и достаточно мобильная схема производства оксидов редкоземельных металлов, чтобы сразу полуфабрикат увезти одним махом? Скорее всего, так и есть.
Я покачал головой – я всякого ожидал, от попытки скрыть интересное месторождение или аномалию до банальной кражи технологий, но массированного саботажа в виде лихого виража попытаться на повороте обойти государственные интересы, по пути лишить Корпус первопроходцев его ударного костяка и вдобавок своровать под шумок наши главные интеллектуальные ресурсы, – такого я точно предусмотреть не мог. Берц сочувственно на меня посмотрел, а я все никак не мог перестать думать о штатном гении. Не мог он не предусмотреть какой-то хитрый ход, если, конечно, остался верен науке и первопроходческому долгу.
Мне было неимоверно обидно и жалко и себя, и ребят, и даже суккубу, и если я могу хоть кому-то помочь, может, начать с нее, а там сообразим? И тут меня осенило. Я придумал непростой, но чрезвычайно, как мне показалось, перспективный план спасения нас и наших коллег заодно. Оставалось только подождать, пока придут в себя интроверты и выскажутся по сути вопроса, чтобы учесть все мнения.
Спустя час напряженного ожидания зашевелился Марк. Я тут же осторожно потянулся к нему, снял с него шлем и примостил его голову к себе на колени: очнуться после иглы с парализантом – удовольствие ниже среднего. Мне не доводилось, но из своего опыта ребята рассказывали еще на сборах, что раскалывается голова, как после похмелья, и дико хочется пить. Марк проморгался, увидел меня участливо над ним нависшим, и сообразил промолчать, только скроив вопросительное выражение на лице. Я аккуратно его напоил и негромко ввел в курс дела.
– С Сержем все в порядке? – удостоверившись, что мы трое живы и здоровы, вспомнил в первую очередь про напарника оперативник. Я молча кивнул и показал взглядом в сторону бессознательного тельца. Повернув голову, Марк удостоверился, что друг жив, хотя пока не пришел в себя, и удовлетворенно выдохнул.
– Так и знал, что «Апостол» та еще… – последовала длительная негромкая, но матерная тирада, суть которой сводилась к общепонятному итогу. – Что будем делать?
– Давай Сержа подождем, я расскажу, – пообещал я. Марк согласно кивнул и сполз с моих коленок.
Спустя пару десятков минут в себя пришел последний наш актив, и я коротко ввел ребят в курс проблемы и, сделав таинственный вид, спросил:
– Ну что, готовы выслушать план отъема нашего движимого имущества у аборигенов?
– Это если имущество само не сбежит, – ворчливо отметил Уилл.
Я вздохнул:
– Надеюсь, что не сбежит. Суккуба, она такая тварь, она как шершень – если ее обидеть, всю ватагу за собой приведет разбираться. Если ее под утро того, отпустить, то к рассвету она все гнездо притащит.
– А чем это нам поможет? – не понял Берц.
– Как чем? Пока апостольцы будут с ней разбираться, мы зайдем с другой стороны. Уверен, что Тайвин оставил нам небольшую лазейку. Как-нибудь можно пролезть, если оружие купол не пускает, то, скорее всего, и броню тоже, но никто не говорил насчет человека, – хитро подмигнул я.
– А если Тайвин того… – со смущенным смятением посмотрел на меня Уилл.
– Чего – того? – спокойно поинтересовался я.
– Ну… переметнулся. – Уиллу явно было неловко, впрочем, мне тоже.
– Главное, чтоб жив был. Если мой расчет неверен, и под купол мы не пройдем, то будем искать другие пути, – я, конечно, излучал излишний оптимизм, но не говорить же о том, что это единственный наш реальный шанс выжить. – А выберемся – будем разбираться. Да и есть ли смысл вообще в нашей работе, если не доверять человеку, с которым бок о бок третий год подряд работаешь?
– Миру нужно доверять, – глухо пробормотал под нос Берц, но я услышал.
– Именно так. И миру, и людям, они же часть мира, так? – уточнил я.
– Злых людей нет на свете? – внезапно процитировал едва оклемавшийся Серж, и я смутился.
– Ну не до такой степени. Но да, я склонен людям доверять. Может, я и ошибаюсь, но Тайвин не похож на человека, который будет продавать дело всей своей жизни. А вот Алан изначально вызывал у меня определенные нехорошие мысли, – поделился я рассуждениями. Ребята хмыкнули, но комментировать не стали, и до рассвета мы слушали ночь и негромко переговаривались, глядя на то, как суетятся промышленники.
Всю ночь апостольцы лихорадочно собирали три машины, используя ту аппаратуру, которую с собой таскали все это время, и вынув буровые установки из ящиков, что я пропустил с чистой совестью при досмотре. В итоге у них получились небольшие, похожие на компактные шаттлы, механизмы, оснащенные бурами. Похоже, что я и тут был прав – скоростной шахтный проходчик, но с доработками. Скорее всего, как я и предполагал, будет вырабатывать руду и тут же производить переработку, а как только набьет брюхо полностью готовым очищенным продуктом – спокойно по заложенной программе включит автопилот, и поминай как звали. Ищите, господа, свою драгоценную руду, хоть обыщитесь.
Мы переглянулись, ни слова не говоря, все и так было предельно понятно – но вашу ж мать, вот это канделябры. Небосвод начинал потихоньку светлеть, и освещение под куполом тускнело, прекращая выполнять свою роль – освещать подступы к базе. Пора было приводить в жизнь план с суккубой, если мы хотим попробовать что-то полезное сделать.
Кстати, жива ли еще тварюшка? Суккуба лежала неподвижно, но бока вздымались в тяжелом равномерном дыхании. Я под покровом темноты осторожно подполз ближе – заряд прошил лапу навылет, так что она не могла дернуться с места, но сустав задет не был. Теоретически, если я изыму обе иглы, то через пару часов или даже быстрее зверюшка оклемается и уползет к себе, раны зализывать, или что там делают инсектоиды для самолечения.