Яна
Я откинулась на спинку стула, рассматривая законченную работу, и одобрительно поцокала языком. Ай, Яночка, умница! Прямо хоть по головке себя гладь.
Роскошный золотой унитаз с бриллиантами по краю бачка и с вензелем Говардов на крышке смотрелся, как и положено – стильно, дорого и очень, очень пристойно. Он только и ждал, когда же его упакуют в коробочку и отправят к новому хозяину. У-у, мы с Розой долго думали, что бы такого подарить Ирвину на юбилей, пока не решили, что лучше старой доброй классики ничего нет, а что может быть более классическим для олигарха, чем золотой унитаз? И неважно, что размером он немногим больше сигаретной пачки. Главное – сам принцип! Я подтолкнула унитаз пальцем, и он послушно проехал по столу с десяток сантиметров. Да! У него в основании еще и колесики спрятаны. Очень удобно!
Разумеется, посылать эту прелесть в Англию почтой – хоть России, хоть ЕМС, я и близко не собиралась! Еще чего, сама повезу. Зря, что ли, адвокат Ирвина сделал мне какую-то особо хитрую визу, по которой можно ездить по Англии, Европе и Америке ближайшие лет несколько? Даже не хочу думать, во что эта виза обошлась.
А его день рождения – отличный повод наконец-то самой посмотреть Лондон. И заодно увидеть своими глазами какой-то безумно крутой и дорогущий салон, где продаются мои работы. С Нюськой наконец встретиться, мы ж раньше и на неделю не расставались, а тут… третий месяц!
Да, точно, третий. Два с небольшим месяца назад Нюська выскочила замуж за Грега – вот неожиданность-то, правда? Особенно неожиданным было объяснение этого скоропалительного брака. Им, видите ли, так намного удобнее с документами! Романтичная моя Нюська, сил нет. Хотя главное, что ей нравится, и с Грегом у них, судя по Нюськиному счастливому виду, все еще медовый месяц.
На свадьбе мистер и миссис Смитсон мы с Розой были подружками невесты, а шафером Грега, разумеется, назначили Аравийского – в белом смокинге и с чертополохом в петлице он был элегантен, как кабинетный рояль! Мы с ним выпили шампанского, станцевали очень приличный вальс, потом вполне знойное танго, час целовались на балконе, провели вместе горячую ночь, а потом… Потом я уехала домой. Потому что…
Да потому что это я полетела на свадьбу Нюськи, а не он – приехал ко мне. Конечно, можно было бы остаться в Англии, и кто знает, чем бы все обернулось, будь у нас больше времени… Но то ли гордость, то ли дурость Преображенских однозначно орали – нет, так я не хочу! Это у Нюськи аллергия на красивые слова и безумные поступки после Шарикова, а у меня – нет. У меня этого вообще никогда не было. И лучше я останусь одна, чем стану бегать за мужиком, пусть даже он красив, как я не знаю кто, и в постели с ним у меня сносит крышу.
Короче, торчать в Англии просто так, ради достопримечательностей, я не стала. День гуляли свадьбу, второй – отсыпались… ну, по крайней мере, из постели мы вылезли сильно после полудня, и еле успели пройтись по набережной Темзы. А на третий я их Биг-Бен часы шатал! Так, от общей несправедливости бытия. Так что я смоталась без предупреждения. Просто взяла билет на ближайший рейс до Москвы и улетела. А Нюське написала прямо из аэропорта, чтобы не ждала к ужину.
Надо было, конечно, и Аравийскому написать. Но я не придумала, что именно. Если мужчине надо объяснять, то объяснять не надо и мужчину этого не надо.
От воспоминаний о лосе Арабском настроение испортилось, и я в сотый, наверное, раз повторила себе: смоталась – и правильно сделала. Если бы я была ему нужна, сам бы позвонил. Правда, телефон я вырубила на целую неделю, чтобы не передумать…
Короче, ну его, шпиона Гадюкина. Тем более что его опять носит где-то не то на Ближнем Востоке, не то на Дальнем Севере. Нюська, добрая душа, сообщила. Что тосковал, выл на луну и с горя попросился на очередное полевое задание.
Сердито фыркнув, я еще разок покатала золотой унитаз по столу и спросила себя: не пора ли пообедать? Решила, что пора, а раз еды дома – только позавчерашний кефир, стоит пойти куда-нибудь. И завести себе, наконец, себе турка-домработника. Ирвин обещал? Обещал. Вот пусть и дарит его мне на свой день рождения.
Быстренько сменив рабочую одежку на походную, я уже влезла в кроссовки, когда в дверь позвонили. В душе не чая, кому я могла понадобиться в середине рабочего дня, я открыла дверь – и… Меня снесло запахом роз. Каких-то невероятно огромных, мохнатых, пахнущих солнечным летним утром и вареньем.
– Ой… – только и сказала я, отступая на шаг, чтобы хоть рассмотреть, кто их принес.
Отступить не вышло, розы меня догнали и оказались у меня в руках. Все сто штук.
– Здравствуй, Дженни, – прозвучало такое знакомое, такое… не долгожданное! Нет, я сказала! Никого я не ждала.
– А, привет, – буркнула я. – Вообще-то я ухожу. Ты не вовремя.
– Вообще-то я ненадолго, – пожал плечами, затянутыми в черную кожу, Аравийский. – Пошли, пообедаем? Я только с самолета.
– Ну… пошли. – Отказаться у меня не хватило окаянства. Да и есть хотелось. Очень.
Розы отправились в ведро с водой, а я – на выход. Аравийский следом. Что обидно, ни признаний в любви, ни поцелуев – ничего такого. Руки в брюки, и разве что не насвистывал. У-у, лось арабский!
Я ссыпалась по лестнице впереди него, распахнула дверь подъезда… и замерла на пороге. Потому что в трех метрах от двери стоял… нет, не просто стоял – манил, соблазнял, очаровывал и лишал всяких сил к сопротивлению ОН.
«Хаммер». Только не городская облегченная версия, как у Тренера. А настоящий, огромный как танк, с хромированным кенгурятником, расцветки хаки «Хаммер». И на номере к него было написано «Бизон».
Я не выдержала, подошла и потрогала. А он – пискнул, открываясь. И лось арабский обнял меня за плечи и проникновенно так спросил:
– Хочешь за руль?
Я даже ответить не смогла, только сжала ключи зажигания, оказавшиеся в моей ладони – и залезла, нет, залетела на водительское место. А Аравийский – на соседнее. Пассажирское. И когда я завела мотор, наслаждаясь мощными басами, невзначай так поинтересовался:
– Ты когда-нибудь участвовала в ралли?
– Пфе! Париж-Даккар, что ли?
– Нет, детка. В настоящем ралли. Полторы тысячи километров по американским прериям. Все по-взрослому.
Я гордо промолчала, выруливая со двора. Очень, очень осторожно. Этот танк, он же Бизон, полдома снесет и не заметит.
– Старт послезавтра. И на этот раз я намереваюсь сделать шефа, как бог черепаху.
Я удивленно хмыкнула. Аравийский, и сделать шефа? С его-то истинно английским трепетом перед статусными небожителями? Не верю.
– Ну-ну.
– Но без напарника – никак.
– Пфе, – повторила я, хотя уже и не так уверенно. – Посади штурманом агента Смита.
– Я сказал «напарник», а не штурман. Маршрут новый, будет всего пара часов, чтобы его изучить.
Я сжала зубы, чтобы не потребовать сейчас же, немедленно, мчаться в Аризону. Вместо этого я непринужденно передернула плечами.
– Желаю тебе удачи, Аравийский.
– Моя удача – это ты, Дженни.
Он сказал это так… так… что мне стоило большого труда вписаться в поворот. Какой-то дебил на белой «Газели» высунулся в окно и заорал что-то матерное о блондинках за рулем. Открыв окошко, я показала ему фак и поехала дальше. До моего любимого ресторанчика было совсем близко, а есть хотелось все сильнее.
Почти так же сильно, как позволить Аравийскому себя уговорить. Но то ли семейная дурь, то ли собственное упрямство не позволяло так легко сдаться. И вообще. Грег вот Нюське предложение сделал. На колени встал, кольцо преподнес. Женился, как честный человек. Или она за него замуж вышла, как честный человек? После того как обесчестила его в примерочной-то. Хм… вопрос, однако.
До самого ресторана я злобно молчала. Аравийский тоже молчал. Но не злобно, а как-то… понимающе, что ли. Так же понимающе кивнул, когда я заказала ягнячью котлету размером на всю тарелку. Сам заказал такую же, и еще салат, и гренки, и… в общем, стол нам заставили полностью. А разговор он продолжил только после того как от моей котлетки осталась одна только не совсем обглоданная косточка.
– Вылететь надо сегодня вечером. У тебя есть удобная обувь?
– Есть, – уже намного добрее отозвалась я.
И в самом деле, чего это я на него взъелась? Ралли это же здорово! Тем более на такой-то машине!
– Здесь неплохо готовят, – кивнул Аравийский и налил мне в бокал сангрии из кувшина. – Ты поедешь со мной, Дженни? Тебе понравится.
От бархатных ноток в его голосе мне стало тепло-тепло, и я почти ощутила, как именно мне понравится…
– Аравийский, но ты же понимаешь, что ралли – это просто ралли?
– Понимаю. Ты свободная женщина, замуж не собираешься, и волноваться за шпиона Гадюкина не желаешь. Но это не помешает тебе прокатиться по Аризоне на «Бизоне».
– Вы с Грегом оба такие романтики, что просто… – нахмурилась я, правда, не очень убедительно. Котлета была слишком вкусная и большая, после нее сил на злость уже не было.
– Дженни, я люблю тебя, – прервал меня Аравийский каким-то ломким и совсем не «соблазнительным» тоном. – Со мной никогда такого не случалось, чтобы… вот так… Я знаю, у нас разные представления о семье, разная культура и… все разное. Но без тебя все это не имеет смысла. Без тебя даже адреналин какой-то не адреналиновый. Пожалуйста, Дженни…
Я не совсем поняла, когда он успел оказаться радом со мной на коленях, завладеть моими руками и прижать их к губам. Горячим-горячим, безумно нежным и желанным губам.
– Пожалуйста – что? – совсем тихо переспросила я.
– Пожалуйста, позволь себе быть счастливой. Будь со мной.
– Я… – что-то у меня в груди подозрительно защемило, – я тоже тебя люблю, Аравийский. Но… я в самом деле не хочу замуж.
– Ну и ладно. Нам некуда торопиться. Так мы летим в Аризону?
– Ты… ты… лось арабский!
– Ага, лось. Дженни… – Меня подняли со стула, прижали к себе и наконец-то поцеловали. Так, что я забыла, где нахожусь и что мы тут вообще-то не одни. – У нас всего четыре часа до вылета, Дженни, мой ангел…
– А… Ох… Так какого черта мы теряем время, Аравийский? – выдохнула я…
И больше времени мы не теряли. Ни секунды. Ведь быть счастливой – это совсем просто.
Конец
26.02.20
А шашлычок под коньячок вкусно очень
(Трофим)
Роза
Явление Кея с Яной (в моем платье!) и Аравийским на прицепе было прекрасно. Вот именно в таком виде это и пойдет в книгу. И в фильм тоже. Боже, какая у меня прекрасная семья! Кладезь сюжетов и характеров!
Дальнейшее я наблюдала с истинным наслаждением, кормя при этом юную леди Селину. Ее мне принесла Керри, наша лучшая на свете домоправительница. Ее истинно английская невозмутимость и умение держать язык за зубами не зря оплачиваются Кеем какими-то космическими суммами. Оно того стоит.
Короче говоря, Селина чмокала моей грудью, я наслаждалась ощущением теплого детского тельца на руках – и наблюдала.
Как все перезнакомились, какие глаза стали у Яны при виде Тренера, любезничающего с Лизаветой, и майора-армянина, держащего под ручку Нину. Такого она явно не ожидала. А, собственно, почему бы и нет? На мой писательский взгляд – прекрасные вышли пары. Со всех точек зрения. С политической тоже.
Нет, я не хочу сказать, что Тренер начал ухаживать за Лизаветой исключительно потому что Аня ему оказалась не по зубам, а ее мама – тоже родня Говардам. Лиза ему в самом деле понравилась, и спелись они просто чудесно. А Нина так вообще мечта любого нормального южанина: нежная, грациозная и фигуристая блондинка, и выглядит не старше сорока. Опять же, явно не балованная стерва, а мягкая домашняя женщина.
Анита Яновна определенно держала обеих невесток в ежовых рукавицах.
На нее я, вообще-то, сама положила глаз. Такой характер! Такой образ! А сколько из нее можно будет добыть профессиональных баек! Это же сокровище почище клада графини Преображенской!
Но поимку и допрос Аниты Яновны я отложила на потом. Никуда от меня профессор Преображенская не денется. Впрочем, судя по ее понимающему взгляду, и не собирается.
Но сейчас меня куда больше интересовали общие дела Кея с Яной и убитый вид Аравийского. Такой убитый, словно эти двое у него на глазах переспали. Хотя нет. Это бы Аравийский пережил, несмотря на свое патриархальное воспитание, все равно ж дальше коротенькой интрижки дело бы не зашло. У Кея на нас с Бонни-то еле хватает времени, и вообще он явно выбирал комплект жена-и-любовник с тем расчетом, чтобы они, то есть мы, могли большую часть времени заниматься друг другом и не скучать без нашего обожаемого и вечно занятого бизнесмена.
Цинично? Ни в коем случае. Просто я уже хорошо знаю Кея и люблю его таким, какой он есть. Совершенством. А его разумный подход одобряю чуть больше, чем полностью. Должен же кто-то в нашей семье думать головой. За всех троих. Слава богу, Кей это может, а нашими творческими закидонами наслаждается, как источником особо изысканного адреналина.
Но не суть.
Все время, пока новообретенные родственники знакомились, а новорожденная леди кушала, я наблюдала за внутренним конфликтом Аравийского. Изумительным конфликтом! Не хотела бы я оказаться на его месте. Найти свой идеал, безумно влюбиться, обнаружить идеальное совпадение темперамента – и полнейшее несовпадение жизненных привычек, ценностей, культуры и прочая, прочая. Особенно плохо совпадала Яна с арабской семьей Джейкобс. Я-то знаю их довольно хорошо, потому что нередко бываю в их ресторане, и налюбовалась родителей и трех младших братьев Аравийского с женами вдоволь. А так же я прекрасно знаю, что матушка Аравийского держит свое семейство в кулаке, невестки у нее ходят строем и не смеют поднять глаз. Прямо представляю Янку-поганку на семейном обеде! С ее-то искренним наплевательством на все и всяческие традиции, статусы, правила и прочую чушь! О, дивная картина, непременно опишу ее в каком-нибудь романе. А то и сценарий для сериальчика сделаю, изумительные же типажи, а какой чудесный многообещающий конфликт!
Жаль только, Аравийский явно не представляет, как его разрешить. И потому ведет себя как невозмутимый столб, вместо того чтобы схватить Янку в охапку, утащить в номер и затрахать до потери способности к логическому мышлению.
М-да. Аравийский и потеря логического мышления несовместимы. Что ставит крест на его личном счастье. Потому что девушки, которые нравятся ему – не понравятся маме. А девушки,
которых выбирает мама – не нравятся ему. Так что быть Аравийскому холостяком и полевым агентом вечно. Если только не вмешаются высшие силы и не сотворят чудо.
Размышляя о природе чуда, потребного для вхождения Янки в патриархальную католико-арабскую семью, я краем уха прислушивалась и к разговорам рядом. Отметила возникшее между Кеем и Тренером взаимопонимание – что предвещало победу Тренера на мэрских выборах. Немножко полюбовалась перекосившейся окончательно рожей мэра бывшего.
Ни капли сочувствия эта рожа у меня не вызвала. Наоборот, искреннее злорадство.
Недолгое. Потому что антракт быстро закончился, и я снова все свое внимание обратила на сцену, где пел Бонни. Наверное, когда мне будет девяносто лет, я по-прежнему буду млеть и гореть от его голоса. И не только голоса. А его дочь, уснувшая у меня на руках, только прибавляла ему, заразе сицилийской, эротичности.
– Миледи, может быть, я отнесу юную леди в номер? – минут через несколько спросила Керри. – Боюсь, здесь для нее слишком шумно.
Селину я отдала. Конечно, я совершеннейшая мать-ехидна, в лучших традициях английской аристократии. То есть своих детей я очень люблю, но делать их центром своей вселенной не готова. И не считаю правильным. Когда у родителей нет никаких целей и интересов, кроме детей – им в итоге нечего этим детям дать. Так что я лучше делегирую смену подгузников и кормление кашкой няне, а сама продолжу писать романы и мотаться по всему миру вместе с любимыми мужчинами. Приметно так же, как в свое время поступили мои собственные родители – и я очень им благодарна за то, что родительской любовью и заботой меня не душили.
Что за заговор организовали Кей с Преображенской-младшей, мы узнали только после спектакля. И после того, как Кей очень-очень вежливо послал в пень бывшего мэра с его «скромным банкетом для уважаемого спонсора».
– Есть в этом прекрасном городе одна дама, с которой я непременно желаю познакомиться, – заявил мой обожаемый супруг с таким хитрющим видом, что я едва не подскочила на месте, чтобы бежать и знакомиться.
Это же наверняка будет ужасно интересно!
Подскочить и побежать мне помешало лишь то, что я только вчера родила дочь. Поэтому я поднялась медленно и степенно, опираясь на руку Аравийского.
– И что же за дама? – спросила я.
– Мадам Клаудиа, настоящая партизанка. Надеюсь, она не будет против нашего визита прямо сейчас. Лоуренс?
– Я предупрежу мадам Клаудию, – кивнул тот и принялся звонить.
– Грег, а мы с тобой поднимемся в номер и кое-что возьмем.
– Я с вами! – тут же подскочила к ним Яна.
Кей лишь усмехнулся – и они ушли втроем. Аравийский проводил их тоскливым взглядом. Слишком тоскливым, чтобы я могла оставить это как есть и не сунуть свой длинный нос.
– Анита Яновна, Дмитрий, вы же с нами?
– Само собой. Мои ребята организуют шашлычок! Анита Яновна, как вы к шашлычку? Арсен – гуру в этом деле!
Тренер пылал энтузиазмом, бывший мэр глядел на него волком, Лизавета не сводила с него восхищенного взгляда. Аня, без Грега рядом снова способная воспринимать окружающую действительность, шепотом что-то говорила Аните Яновне. Все шло прекрасно и само собой.
– Лоуренс, проводи меня в машину, – велела я и, едва мы отошли от компании на десяток шагов, спросила: – И что ты собираешься делать со своей Дженни?
– Она не моя, – покачал головой Аравийский. – Кузина милорда – неподходящий объект для интрижки.
– Святые каракатицы, Лоуренс, да причем тут ее родство с Кеем?
– При всем, миледи. Вы же прекрасно понимаете, Яна не из тех девушек, которые выходят замуж и сидят дома, воспитывая детей.
– А ты не из тех мужчин, которым нужны такие девушки. Так что вы отлично друг другу подходите.
– Моя семья не примет ее.
– То-то я смотрю, ты поселился на другом конце Лондона, а каждую поездку в Америку воспринимаешь как праздник. Твой дед женился на арабской красавице, мусульманке, почти не говорившей по-английски. Его семья была категорически против, не так ли?
– Так, но ситуация несколько иная.
– Хочешь сказать, что майор Джейкобс – совсем не то же самое, что полковник Джейкобс? – усмехнулась я, забираясь на заднее сиденье.
– Ничего не хочу сказать, миледи. Прошу прощения.
– Ну и не говори. Просто подумай о том, что нужно тебе самому, а не твоей семье. За любовь стоит бороться, поверь мне.
– Я верю, миледи, – вполне искренне улыбнулся Аравийский. – Благодарю вас.
– Ты имеешь право на счастье, даже если кому-то твое счастье кажется неправильным. В конце концов, ты всегда можешь сослаться на пример лорда Говарда, – пожала плечами я.
Аравийский только хмыкнул. Явно представил себе, как приводит на большой семейный обед сразу двоих, ну допустим Тошку Вайнштейна и Люси, и представляет как своих будущих супругов. Две штуки. Комплект. Да после такого его мама будет счастлива, даже если он женится на нильском крокодиле, лишь бы женского пола! А уж Яна пойдет на ура. Главное, чтобы жили от родителей подальше. В Нью-Йорке, к примеру.
Что ж. Если Аравийский сам не сообразит, я ему подскажу. Очень деликатно. Очень-очень.
Партизанка Клаудиа встречала нас у калитки с видом умиленным донельзя. Именно с таким видом фанаты аргентинского мыла садятся к телевизору, чтобы досмотреть последнюю серию какой-нибудь «Просто Марии». А тут, я так понимаю, аргентинское мыло пожаловало к ней домой. Да не просто так, а с выездным банкетом. То есть с шашлыком, который организовали ребята Тренера. Вот прямо сейчас организовывали, в саду, и вкусный запах выплывал на улицу из распахнутой партизанкой калитки. А на веранде горел свет, и это было очень кстати: летним вечером темнеет, конечно, поздно – но это «поздно» вот-вот наступит!
Но гвоздем банкета был не шашлычок, а сундучок, выставленный Кеем на середину стола, аккурат между тазиком оливье и тазиком же селедки под шубой.
На сундучок с огромнейшим интересом уставились все: партизанка Клава, которую посадили во главе стола, будущий мэр Энска со своим помощником-приятелем Саркисяном, семейство Преображенских, Грег с Аравийским и мы с Бонни. Правда, мы с Бонни на него уставились еще раньше – как только увидели выходящего из гостиницы Кея, несущего на руках Янку-поганку, в свою очередь вцепившуюся в этот самый сундучок. Ну как есть Чебурашка и крокодил Гена, хоть ты римейк рисуй. Я вот сразу поняла – в сундучке точно золотишко, а Янка – точно Говард. Ни один Говард золотишко из рук добровольно не выпустит, и тем более не доверит другому Говарду.
– Неужто тот самый клад откопали? Ну и дела! – первой озвучила мою уверенность баб Клава.
– Тот самый, – кивнул Кей. – Наследство Аниты Яновны.
Баб Клава перевела взгляд на профессора Преображенскую и уважительно покивала.
– А то что ж, наследство это правильно. Усадьбу восстанавливать будете? Гаврилыч-то все обещает, обещает…
– Будем, – в один голос ответили Кей и Тренер. Переглянулись и заржали, совершенно довольные собой и друг другом.
– За наследство я вам очень благодарна, лорд Говард, – сдержанно и с большим достоинством заявила Анита Яновна, – но усадьба…
– Для вас, дорогая тетушка, просто Ирвин, – жизнерадостно улыбнулся Кей. – Думаю, усадьбу вы получите без проблем. Вряд ли вы сами захотите в ней жить, но восстановить ее нужно. Можете подарить девочкам, можете отдать городу под музей, как пожелаете. Восстановление я профинансирую, родственники должны помогать друг другу.
Анита Яновна царственно кивнула, позволяя Кею ей помочь по-родственному. Так царственно, то я прямо восхитилась. Мне такому еще учиться и учиться!
– А вот городу не надо, – внесла нотку здорового русского скепсиса баб Клава. – Сопрут.
– Усадьбу? – переспросил Кей.
– А то ж, – уверенно кивнула баб Клава. – У нас, милок, народ такой, что и усадьбу сопрет. Вместе с забором.
– Нормальный у нас народ, – возмутился Тренер. – Не все ж как Гаврилыч.
– Ну вот как мэром станешь, так и говори.
– А вот и стану!
– Станет, станет, – подтвердила я. – И производство тут организуем. Хотя дыра, конечно, этот ваш Энск…
– Дыра, – согласился Кей. – Но это поправимо. Дмитрий, у вас есть план развития города?
– Есть, – согласился Дмитрий. – Три плана есть, а понадобится – еще и четвертый нарисуем.
– Твои соотечественники, Мадонна, это что-то. Бразильское мыло отдыхает, – по-итальянски прокомментировал Бонни, нежно обнимающий меня за плечи. – А вообще очень похоже на Сицилию, только холодно. То-то ты меня так хорошо вписалась в наше большое семейство.
– Я тоже тебя люблю, – шепнула я ему и вмешалась в общий разговор, пока он не ушел в обсуждение политики. – А давайте смотреть клад? Никогда не видела настоящих кладов!
– Да-да, покажите нам золотишко Говардов. А то все о нем слышали, но никто не видел! – поддержал меня Бонни по-английски, но его все прекрасно поняли и без перевода.
Клад не подвел! И никак иначе, кроме как кладом, назвать эти цацки было нельзя. Красивые, изящные, глаз не оторвать – я, обманувшись этим изяществом, не удержалась, взвесила на руке ожерелье и присвистнула. Тяжеленное! Как будто его из булыжников собрали! Ну нет, я б такое не надела. А вот леди Памела – вполне. Но матушка Кея и в Букингемский дворец ходит с удовольствием, не то что я. Мне одного раза хватило по самое не могу.
Бонни же, как сорока со стажем, даже примерил огроменный перстень с темным булыжником, поцокал языком в восторге, но признал цацку негодной к повседневному употреблению. Не сочетается с английскими булавками и шестеренками, которые наш гений обычно на себя навешивает.
– И что ж теперь с этим всем богатством-то делать? Не продавать же! – снова баб Клава озвучила народные чаяния. И, подумав, добавила – Сопрут. Народ, он такой!
– Нет, конечно, – покачала головой Анита Яновна. – Не сомневаюсь, Ирвин согласился бы помочь с реализацией…
Кей кивнул, взглянув на профессора Преображенскую с большим уважением, а та погладила рубины браслета и вздохнула.
– И все же нет. Это ведь не просто клад, это…
– Легенда, – тихо подсказала посерьезневшая Янка. – Семейная легенда. Символы не продают, это ведь… Все равно что выставить на Сотбис Грааль.
Кей понимающе хмыкнул и жестом велел Аравийскому разливать, наконец, коньячок. А я подняла тост:
– За Грааль нашего большого и дружного семейства! – правда, не с коньячком, а с минералочкой. Мне, как кормящей матери, коньячку не положено. И ладно. У меня своей дури достаточно, без заемной обойдусь. А своей не хватит – у меня Бонечка есть. С неиссякаемым запасами.
Мой тост поддержали, и еще десяток тостов – тоже, закусили шашлычком, повеселели… Особенно баб Клава, ей щедро подливали с двух сторон – Кей и Грег, при этом рожи у обоих были такие честные, такие невинные, что клейма ставить негде. И что-то ей такое в оба уха пели. Хорошо пели. Потому что баб Клава опрокинула еще рюмашечку, хлопнула ладонью по столу и заявила:
– Ладно, раз уж вам для истории надо… Точно родственник? Не похож!
– Очень надо, мадам Клаудиа! – Кей аж руку к сердцу прижал.
Бонни, откровенно довольный тем, что сегодня в центре внимания не он, тихонько хмыкнул:
– Переигрывает Британия.
– В самый раз, – покачала головой я. – Вот увидишь, будут нам документы Аненербе.
– Может чего и осталось. Зимы-то у нас холодные, бумажками мы печку топили, – вздохнула баб Клава. – Мамка моя, земля ей пухом, ни единой бумажки гебешникам не отдала. Сволочи потому что. Попросили бы по-человечески, вот как вы. С уважением.
В знак уважение Кей собственноручно налил баб Клаве еще рюмашку и положил на тарелку шампур истекающего соком шашлычка. Я прямо умилилась. Артист! Весь в Бонечку!
Хлопнув и эту рюмашку, баб Клава поднялась, строго оглядела компанию за столом и пошла в дом. В сопровождении Грега. Видимо, чтоб после коньячку не уснула по дороге или не прихватила вместо документов шмайсер. Мало ли, что взбредет в нетрезвую голову старой партизанки при виде целой компании классовых вражин.
Ее возвращения все ждали, как предновогодней речи президента. И встретили аплодисментами. Правда, добыча оказалась более чем скромной.
– Остальное пожгли. А эти не пожгли, воняли сильно, – сообщила баб Клава, выкладывая на стол стопку слегка обгоревших тетрадок в клеенчатых обложках. – Дневники это, даты стоят. А кроме дат я ничего не разобрала.
Кей вцепился в тетрадки крепче, чем в золотишко, тут же открыл самую нижнюю и начал листать. Грег смотрел на это богатство голодными глазами, но отнять добычу у шефа не пытался. Ждал, как тигр в засаде, разве что хвостом себя по бокам не бил за неимением хвоста.
А вот Янка, как истинная поганка, тут же сунула в тетрадку нос, и чтоб удобнее было нос совать – присела к Кею на подлокотник кресла. Мне было страшно интересно, как Кей отреагирует? Никогда не видела, чтобы кто-то вот так себя с ним вел. Не считая нас с Бонни, конечно, но это ж совсем другое.
Отреагировал он прелестно: не глядя обнял Янку одной рукой, чтобы не свалилась, и практически сразу нашел то, что искал.
– …привели англичанина. Назвался Говардом… – начал читать, сразу переводя на английский, Кей.
В общем, штандартерфюрер, или как его там, не особо разбираюсь в немецких званиях, англичанину не поверил. Ни что Говард, ни что без него они ничего в усадьбе не найдут. Но вместо того, чтобы пристрелить «болтливого идиота» сразу, оставил его при штабе и начал раскопки. Длились эти раскопки целую неделю, и каждый день штандартенфюрер ругался на идиота-англичанина. Никакого клада не нашли, англичанина выгнали с позором…
– На этом записи заканчиваются. Похоже, сэр Персиваль несколько преувеличил степень своего сотрудничества с гитлеровцами, – покачал головой Кей.
– Эк ты резво по-немецки-то, – хмыкнула баб Клава. – Да не было никакого сотрудничества. Я вон Грегу-то рассказывала, как ваш сродственник мне банку тушенки дал. Хорошей тушенки, немецкой. И немцев он же нашим и сдал. Требовал, чтобы мы как немцев выгоним, пустили его копать в усадьбе клад. Этот, значит, клад… кто б мог подумать-то… – баб Клава покачала головой, глядя на сундучок. – Наши в клад не поверили, ничего искать не стали. Англичанина посадили под замок, чтобы не сбег до прихода наших, хотели сдать как пленного. Но убег он.
– Сам? – недоверчиво поинтересовался Грег.
– Да не. Я и выпустила. А то б расстреляли его. Он мне часы свои подарил, хорошие были часы, командирские. В сорок седьмом сменяли их на козу. Коза-то в хозяйстве нужнее.
С тем, что коза нужнее, все согласились. Особенно Бонни, прокомментировавший:
– Вы назвать ее Шельма. В честь сэр Персиваль.
– Ась? А, точно. Как есть Шельма, – закивала баб Клава. – Волка как-то забодала. Хорошая была коза.
Вряд ли кто-то понял, чему так умилился Бонни. Ну кроме Кея и Грега с Аравийским, близко знакомых с козой Мерзавкой. Пояснять я не стала, не сегодня. Ане с Яной еще предстоит это неземное счастье. По крайне мере, я на это надеюсь.
Собственно, о своем предложении я и напомнила. Правда, чуть позже.
Пока же я попросила Аравийского принести мне кофе. Не одну ж минералку мне пить на этом празднике жизни. И только когда кофе он мне принес – а я его попробовала и едва не выплюнула – до меня дошло, что Аравийский… ревнует. Вот этот невозмутимый гад, за весь ужин едва три раза посмотревший на Янку, немножко того от ревности. К собственному шефу.
Ну, в чем-то я его конечно понимаю. Янка отлично вписалась в наше семейство на роли младшей сестрички. С собственной сестрой Сабриной, которая на два года его старше, у Кея отношения не сложились. То есть у Сабрины не сложились со всей семьей. Она удрала намного раньше, чем Кей – в Сорбонну, учиться на археолога. Да так толком и не вернулась, одиннадцать месяцев в году проводя во всяких интересных и очень далеких местах, типа заброшенного храма в Андах. Звонить брату ей было категорически некогда, разговаривать с ним не о чем… Хотя в детстве Кей с Сабриной были очень близки, по его признанию – единственный нормальный человек. Но детство закончилось, а с ним и дружба брата с сестрой.
Я о ее существовании-то узнала только потому, что Сабрина впервые за пять лет прилетела в Англию на какую-то конференцию и зашла поздравить брата с женитьбой. Через полтора года после свадьбы.
М-да. Семейство Говардов только издали кажется идеальным. Неудивительно что Кей получится таким… хм… нестандартным даже по меркам эксцентричной британской аристократии.
Так что сестренка Кею нужна. Такая, чтобы любить и баловать. Аня на эту роль не подходит, она видит в Кее прежде всего лорда. А Янке-поганке начхать. Этакий юный Бонечка, только девочка и блондинка.
Но я не ревную, в отличие от Аравийского. Мне нравится большая семья, и обе Преображенские – прелесть что такое. Лоуренс же… Чтобы он и положил в кофе соль вместо сахара?! Бедняга. И дурак.
– Ань, ты же завтра полетишь с нами? – спросила я, когда шашлычок закончился.
– Разумеется, полетит, – вместо нее ответила Анита Яновна, которую явно Аня ввела в курс дела.
– А… так скоро… – засомневалась Аня. – У меня больница…
– Позвонишь им и предупредишь.
Лиза и Нина, весь ужин сидевшие тише воды и ниже травы, переводили удивленные взгляды с Аниты Яновны на меня, с меня на Кея, и явно ничего не понимали. Кей, которого я тоже пока не успела обрадовать новостью, заинтересованно поднял бровь, но вмешиваться не стал. Как и Янка, тоже ни черта не понявшая.
– Не думаю, что больница будет проблемой, – поддержала я Аниту Яновну. – А нам очень-очень нужен хороший семейный доктор. Правда, Кей?
– Да, – кивнул мой лорд Совершенство. – Энни, решайтесь. Вам отлично подойдет эта работа. Мне нравится, как вы обращаетесь с младенцами, – добавил он и выразительно глянул на нас с Бонни. Ехидна английская.
– Я… – совсем растерялась Аня, – как же я оставлю мам…
– Ты оставишь Лизу и Нины в надежных руках, – подмигнул ей Тренер. – Тем более дамы остаются в Энске. Да, милая?
Лиза застенчиво кивнула, взяв Тренера за руку. Очень трогательно. Я чуть не прослезилась.
– Яна, а ты? Может…
– Нюсь, да успокойся ты, – отозвалась Янка, так и оставшаяся сидеть на подлокотнике у Кея. – Будешь прилетать к нам иногда. А мы к тебе. И вообще, присмотри мне местечко под магазин в Лондоне, Ирвин говорит, мои работы там будут пользоваться спросом. Не смей отказываться от мечты только потому что тебе кажется, что ты кому-то что-то должна! Поняла меня?
– Поняла, – улыбнулась Аня. – Я еду с вами, лорд Говард.
А вот тут наступила моя очередь недоумевать. Какие работы может выставить в магазин акушер-гинеколог? Страшно представить! О чем я и спросила.
– Вообще-то я неплохой ювелир, – скромно ответила Янка-поганка и продемонстрировала замысловатый стимпанковский браслет на собственном запястье. – Делаю всякое такое.
– О, это ваша работа, Дженни? – тут же оживился Бонни. – Мне нравится!
Кей хмыкнул:
– Я же говорил. Один клиент у тебя уже есть, – и потрепал Янку по голове, а Янка расцвела.
Спелись.
Пока эти злые люди обсуждали, что такое интересное делает Янка, я пыталась осознать, что роды у меня принимала не акушер-гинеколог Преображенская, а ювелир Преображенская.
Нет. Не может быть. Она так уверенно все делала! Явно не в первый раз!..
– Боже. У меня принимала роды ювелир, – шепнула я, прислонившись щекой к плечу Бонни. – Как хорошо, что я этого не знала.
– Так ювелирная же работа, не парься, Мадонна. – Меня нежно поцеловали в макушку. – Согласись, на этот раз все было намного веселее. Не хочешь третьего рожать в Антарктиде?
– Да иди ты! – возмутилась я и стукнула нагло ухмыляющегося Бонни вилкой по лбу. – Никакого третьего!
На что он предсказуемо свел глаза в кучку и мемекнул в точности как Мерзавка.
Все радостно заржали, даже величественная Анита Яновна.
А дальше…
Дальше мы потрепались обо всем на свете, доели шашлычок, допили коньячок и разошлись баиньки. Кто в гостиницу, кто к бабе Клаве на постой. Аравийский попытался поговорить с Янкой перед самым отъездом. Выловил ее, отвел в сторонку под яблони, попросил прощения…
Откуда я знаю? Разумеется, я подслушивала! Да они как-то и не особо прятались. Он извинился, объяснил, что не мог сказать про работу на Говарда. Янка извинения приняла, от объяснений отмахнулась и заявила:
– Все ок, Аравийский. Было круто. Увидимся как-нибудь.
– Дженни, я…
– Это было отличное приключение, Аравийский. Береги себя.
И удрала. А этот дурак за ней так и не пошел. Потому что ему, видите ли, нечего ей предложить.
– Печальное зрелище, – прокомментировал Бонни, который подслушивал вместе со мной. Ну не мог же он оставить меня одну в столь ответственный момент. – Ставлю доллар, что он одумается и ее вернет.
– Он-то? Придурок благородный. Принц Датский! – обругала я Аравийского.
– Доллар, Мадонна, что максимум через пару недель они с Дженни будут вместе.
– Пари! – кивнула я, ни на грош не веря, что обеднею на целый доллар.
– Пари! – сверкнул шальными глазами мой обожаемый сицилийский кобель и подхватил меня на руки, чтобы отнести в машину. – Уж кто-кто, а я свое счастье не упущу.
Яна
До чего ж вовремя нам подвернулся английский родственник, думала я, прислушиваясь к доносящимся снизу голосам. Там Нюська со своим агентом Смитом собирались встречать бабулю с мамулями. Без меня. Я бабулю с мамулями очень люблю, но сегодня у меня важное дело. Очень важное.
Не зря же я стрясла с лорда безграничную благодарность в пределах разумного!
Собственно, как только Нюська отчалила, я ему и позвонила. Мол, пора на дело.
– Через полчаса будем, – отозвался лорд.
Так что ровно через тридцать минут я вышла к калитке, одетая по-походному: джинсы, кроссовки, хлопковый лонгслив и кепка. И лопата. Куда ж без лопаты.
Ждать мне не пришлось. Черный хищный «Паджеро», за которым на некотором отдалении следовал еще один такой же, остановился перед калиткой баб Клавы, приглашающе распахнул заднюю дверцу – и я села. Рядом с Говардом, одетым примерно в том же стиле, что и я. Он покосился на лопату, выразительно поднял бровь, но комментировать не стал. Лишь поздоровался с «дорогой кузиной Дженни» и велел Аравийскому ехать дальше.
В усадьбу.
Я тоже выразительно покосилась на Аравийского, изображающего толкового сержанта, он же невозмутимый столб. Не ожидала, что лорд возьмет с собой именно его. Впрочем – мне все равно.
Половину дороги мы проехали с ветерком, по новенькому асфальту. Вторую – по уже знакомым колдобинам. И уперлись в запертые ворота, перед которыми дежурил звероватого вида уголовник, с помощью оранжевого жилета и каски замаскированный под прораба. Неандертальская морда и жеваная цыгарка в углу рта его выдавали. А уж когда он вразвалочку подошел к джипу и осведомился:
– Слышь, чо надо? – его видовая принадлежность окончательно определилась.
– Открывай, – велел Аравийский через опущенное стекло. – Лорд Говард желает осмотреть усадьбу.
Кинув взгляд на дружелюбные лица, показавшиеся в открывшихся окнах второго джипа, браток пробормотал что-то вроде «мне-то что, сами разбирайтесь, я звоню шефу» и отошел. Правда, он при этом как-то странно косился на Аравийского и как-то слишком быстро отступал к кустам, даже и не думая доставать мобильник.
Еще одна уголовная харя показалась из строительного вагончика за воротами, оценила ситуацию – и рванула прочь. Одновременно с первой. А дальше было почти голливудское кино: охрана лорда поймала обоих братков, ткнула мордами в землю, обыскала и предъявила два ствола, два мобильника и ключи от ворот.
Ворота открыли для лорда, который наблюдал за кино с легким любопытством. А братков показали Аравийскому.
– Шеф, похоже, это участники нападения, – сказал тот и дал отмашку охране: – Забираем с собой.
Лорд, уже вылезший из машины и успевший подать мне руку, лишь кивнул. А я с большим интересом рассмотрела криминальные морды и сильно порадовалась нашему с Нюськой везению. Будь эти неандертальцы не так суеверны и трусливы, валяться бы нам обеим где-нибудь под местными ракитами. В виде трупов.
– Вы – рисковая девушка, Дженни, – сделал мне комплимент Говард. По-русски. Он говорил с заметным акцентом, но вполне правильно. Я еще во время нашего первого разговора удивилась и получила объяснение: в их семье принято интересоваться русской культурой, поэтому будущий лорд изучал русский язык с раннего детства.
– Благодарю, – кивнула я. – Как вам семейное гнездо Преображенских?
– Весьма запущено.
– Шеф, больше здесь никого нет, – доложил Аравийский.
– Отлично, идем.
И мы пошли к центральному подъезду усадьбы. Впереди – один из охранников, видимо проверять путь на наличие капканов. Следом мы с лордом под ручку, словно на променаде в Гайд-парке. В нескольких шагах позади – Аравийский. Еще двое – за ним, шагах в десяти. И двое остались около машин, оглядывать территорию и, если что, вызывать подкрепление.
Если баб Клава права, и тут орудует наркомафия, то лорд Говард – куда более рисковый пацан, чем я. Такими силами мы вряд ли отобьемся.
– Не о чем волноваться, Дженни, – улыбнулся он так, словно услышал мои мысли. – Наша прогулка совершенно безопасна.
– Вам виднее, – пожала плечами я.
– Итак, поговорим о кладе? – хмыкнуло их лордство, остановившись перед запертыми на ржавый висячий замок дверьми.
– О нашем кладе, – мягко намекнула я. – Нашем, Преображенском, кладе. Конечно, поговорим, почему бы и нет…
– Двадцать пять процентов, – дружелюбно предложил Говард.
– Хрен тебе, – так же дружелюбно откликнулась я. – То есть вам. Вам – хрен. Весь клад наш. У меня на него планы имеются. Я Нюське на него лазерный скальпель куплю, а себе – араба.
– Какого еще араба? – вытаращился на меня их лордство, даже заготовленной фразой про тридцать процентов поперхнулся.
– Знойного, – охотно объяснила я. – Чтоб трахался хорошо. И регулярно. И кофе мне варил. Хорошо и регулярно. Или турка. Турка даже лучше. Я ему мстить буду. Исторически. За всех славянских рабынь.
Выразительное молчание за спиной я принципиально проигнорировала. Будут на меня еще молчать всякие… лоси арабские…
– Да я тебе сам турка подарю, хоть десять! – фыркнул Говард.
– М-да? – усомнилась я. – Ладно. Отжалею тебе что-нибудь из клада. Блохоловку например. Золотую, с эмалями.
– Ну и на кой черт мне блохоловка?
– Ну не хочешь, не отжалею. Она мне и самой пригодится. Для турка.
– Знаешь, Дженни, – протянул Говард, разглядывая меня подозрительно плотоядно, ну прямо как матерый колорадский жук свеженькую и сочненькую картофельную ботву. – Не будь ты моей кузиной, я бы тебя соблазнил. Непременно.
– Знаешь, лорд Говард, – в тон ему откликнулась я. – Не будь ты моим кузеном, я бы соблазнилась. Почти наверняка.
Он заржал, как натуральный жеребец. Нет, как два жеребца. И, отсмеявшись, велел:
– Ирвин и на ты. Мы ж родня. И как родня…
– Ты не претендуешь на наше с Нюськой наследство, Ирвин.
– Ладно, на наследство не претендую, только на одну семейную реликвию. Крест с частицей святых мощей.
– Э… ты – и религия?
– Я добрый католик, – с серьезной мордой отозвался лорд.
И я бы ему поверила, если бы в его глазах не плясали бесенята.
– Ладно, по рукам.
– По рукам, – кивнул лорд и протянул мне свою граблю. – А теперь пошли его выкапывать.
– Нам в старый винный подвал, – ответила я, протянутую граблю пожав. – Возможно, придется разбирать завал.
Завал в самом деле пришлось разбирать. Лосю арабскому в основном, еще ему помогали два охранника и сам лорд. С лопатой их лордство выглядело на диво органично, сразу и джинсики, и бандана с черепами прямо-таки заиграли. Я за лопату принципиально не бралась, как девушка хрупкая. Мали ли, кого мне захочется этой лопатой хрупнуть?..
Нет уж, лучше понаблюдаю за процессом. Чтобы, значит, как завал прокопают – о хозяйке клада не забыли. Ну и фонарь держала, хороший фонарь, сильный.
Прокопали. Быстро. Сразу видно, опытные люди. Не первый клад откапывают. А как только завал разобрали, лорд усталым охранникам дал отмашку: ступайте наружу, не мешайте сакральному процессу.
Лось арабский сотоварищи удалился, кинув на меня короткий, но очень выразительный взгляд. Не знаю только, что он там выражал. Уж не раскаяние точно.
– Да прости ты его, – фыркнул Говард, убедившись, что эта шпионская задница нас не слышит. – Всем будет легче. Тебе тоже. Не так уж он и врал.
Я дернула плечом, подумала, не послать ли родственничка подальше, и вдруг поняла, что и в самом деле хочу выговориться. Ужасно странное чувство! Раньше я только слушала излияния Нюськи или мамуль, а тут…
– Не во вранье дело. Просто… Я вижу, какие мы разные, понимаешь? Посмотри на меня! Хамка и грубиянка в джинсах. Рваных, – добавила я, обнаружив свежую прореху на колене и посветив на нее фонариком. – Ладно, не в этом дело. Я и платье могу натянуть. И всякого там высшего общества не боюсь, бабуля не уставала повторять про графский род и учить нас этикету. Только вот он – полевой агент, понимаешь? Сегодня здесь, завтра в Англии, послезавтра в Танзании какой-нибудь. Или Сибири, белым медведям хвосты крутит. Здесь его чуть не угробили, и не в первый же раз, да? А, не отвечай, знамо дело, что не в первый. Не хочу я такой жизни. Лучше сейчас переболеть, чем потом каждый день маяться, где-то мой шпион Гадюкин…
– Понимаю, – согласился Говард. – Роза его тоже дразнит Гадюкиным. Русский фольклор?
– Ага, фольклор.
– Все равно прости. Злиться молча – вредно для здоровья… хм… – Говард прошелся вдоль стены, принюхался, топнул по твердой земле. – Посвети здесь.
Я посветила, даже не пытаясь гадать, с чего он взялся копать именно здесь. На мой взгляд, все углы были совершенно одинаковы: темные, грязные, с разбросанными тут и там бочками, в основном сломанными.
Лорд же копнул пару раз, потом еще пару, подумал – и замахал лопатой не хуже заслуженного стройбатовца. Я прилежно светила, пока он не выпрямился, посмотрел на меня и уже совсем другим голосом сказал:
– Дженни, тут что-то есть.
Я подлетела, заглянула в ямку. Там в самом деле было нечто. Деревянное.
Как выяснилось еще минут через несколько археологических работ, сундучок. Небольшой, литров на пять. Запертый.
– Нет, чтобы с ключом, – буркнул лорд, поставил сундучок на черную от старости бочку и профессионально вскрыл замок складным ножиком.
Я тут же сунула в добычу нос и разочарованно чихнула.
– Бумажки…
– Бумажки, – совершенно другим тоном повторил за мной Говард. – Акции… хм… письма? Потом посмотрим.
Сунув сверток с акциями мне, он отвернул еще один слой промасленной кожи – и в свете фонаря блеснуло… блеснуло…
– Это оно, – завороженно прошептала я. – Гарнитур из шести предметов… блохоловка с эмалями… перстень двенадцатого века с черным астериксом из Акры…
Говард взглянул на сундучок с уважением, поворошил драгоценности и вытащил тускло поблескивающий крест. Видимо, тот самый, с мощами. Покачал его, подмигнул мне, уронил крест обратно и тихо-тихо спросил:
– Ура?
И только тут до меня по-настоящему дошло, что мы его откопали. Мы. Его. Откопали!
– Ура… – замедленно согласилась я и… завизжала. Громко. И подпрыгнула, уронив сверток с бумажками. – И-и-и-и! Нашли-и-и!
Меня подхватили, покружили, немножко поорали со мной за компанию – и поставили на землю, едва в подвал вломился лось арабский. Очень взволнованный и с пистолетом в руке.
– Шеф?.. – поинтересовался он причиной дикого ора, не обнаружив в маленьком подвальчике никаких угроз, кроме сломанных бочек.
– Поздравь нас, Лоуренс. Вот он, клад графини Карлайл. Дженни и Энни теперь невесты с приданым.
Что-то такое на слове «невеста» у Аравийского стало с лицом. Сложное. Но он быстро справился, сделал покерфейс.
– Мои поздравления. Вы закончили здесь, шеф?
– Да. Идем.
Сундучок Говард нес сам. Охрана даже не попыталась лорду помочь. Видимо, мой дорогой родственник с золотом добровольно не расстается. Прямо как я! Ну и ладно, лишь бы только обещание сдержал.
– Не доверяешь, кузина Дженни? – тихо и насмешливо осведомился он, подойдя к ожидающей нас машине.
Я только пожала плечами. Не отнимать же добычу у полудюжины здоровых мужиков. Есть же шанс что Говард – нормальный человек. Этот клад для нас с Нюськой – с ума сойти какая ценность, а для владельца самолетов, мюзиклов и черт знает чего еще это наверняка… ну, может, и не мелочь, но запредельная роскошь – тоже вряд ли.
– В гостиницу, – велел Говард, усевшись на заднее сиденье. Сундучок он поставил между нами и открыл. – Что из этого ты будешь продавать, а что оставишь как есть, дорогая кузина?
– Пока не знаю. – вздохнула я. – Надо посоветоваться с Нюськой… Не говоря уже о бабуле. Она ведь глава семьи, вроде как…
Лорд понимающе кивнул.
– Гарнитур, наверное, можно будет продать, – продолжила рассуждать я, вспомнив неприличного размера рубины цвета голубиной крови. – Все равно ни бабуле, ни нам его носить некуда, даже если бабулю вдруг пригласят на прием к президенту. Да и вообще – музейная ценность! А разбивать гарнитур жаль, и в цене он, пожалуй, сильно упадет… Не представляю, честно говоря, сколько он может стоить? В прошлом году на Сотбисе продавали кольцо с рубином такого класса, и стоило оно три миллиона… в долларах, естественно… но рубины в ожерелье крупнее. Да к тому же вещь старинная…
Мне вдруг стало как-то не по себе. Хорошо было мечтать о кладе! Не говоря уже о найти! Но вот как его теперь реализовать? И легализовать? Мысль отдать клад государству меня не привлекала абсолютно! А хранить как? Убивают же за меньшее, если кто-то узнает…
Говард задумчиво хмыкнул и ласково погладил крышку сундучка.
– И правда, музейная ценность. Слушай, стоит ли связываться с Сотбисом? Я бы его выкупил. Матушка такое любит.
– Я… то есть мы подумаем, – кивнула я, все еще не до конца веря в реальность находки. Даже, пожалуй, в реальность того, что находка достанется именно нам с Нюськой.
– Думай. Акции проверим, наверняка там не только старые бумажки. Ну, ты довольна?
– Ага. Довольна… Ирвин, это правда?
– Правда, – самодовольно кивнул лорд и подмигнул мне. – Мы еще успеем на второй акт мюзикла.
И мы успели. Заскочить в гостиницу, переодеться – мне Ирвин выдал платье Розы, милое такое, безразмерное и в стиле бохо. Главное, чистое и целое, а то моя одежка не пережила встречи с пра-пра-бабкиным кладом. А сам клад мы оставили в номере Говардов, под охраной. Мы успели даже выпить по глоточку шампанского, за удачу. И отправились на площадь, где нас ждали… Ох, даже представлять не хочу, что скажет бабуля, узнав о наших с Нюськой приключениях!
Уж если изменять, то сразу многим.
О. Арефьева
Анна
Шанс лучше разглядеть Тренера мне представился несколько раньше, чем хотелось бы. Мы едва успели сесть за тот же столик, где вчера познакомились с леди Говард, как он явился.
Резко распахнул ни в чем не повинную дверь, хмуро шагнул в ресторан, глянул в мою сторону – так, что мне стало неуютно и как-то даже стыдно. Хотя я ровным счетом ничего ему не обещала, все равно. И вообще. Я против патриархата и против разборок. И особенно против разборок Дмитрия с Грегом. Потому что я…
Да. Потому что я выбрала своего мужчину, и точка.
Уж не знаю, прочитал ли Дмитрий свое поражение в моих глазах, или его остановило что-то, сказанное следующим за ним Арсеном, но главное – остановило. На половине пути к нашему столику. Он обернулся к Арсену, что-то переспросил, выдохнул. Разжал сведенную судорогой челюсть. Снова выдохнул. И глянул на наш столик снова. На сей раз, похоже, заметив не только меня и Грега, но и бабулю с мамулями.
– Какой мужчина, – прокомментировала бабуля, невозмутимо оглядывая Тренера поверх меню. – Надеюсь, обойдется без драки.
– Никаких драк, Анита Яновна, – вместо меня отозвался Грег. – Поверьте, Дмитрий весьма разумный и воспитанный господин.
Да уж, по нему сразу заметно, что воспитанный. И по бритому черепу, и по сошедшимся над выразительным носом тяжелым бровям, и по упрямо выдвинутой вперед челюсти. Только камуфляжа и калаша в руках не хватает для полноты образа. Но… кажется, я в самом деле могу выдохнуть. Если Грег говорит, что драки не будет – ее не будет. Даже не знаю, почему я ему верю, но как-то вот так получилось. Хотя ему определенно стоит мне кое-что рассказать. К примеру, с каких это пор лично знаком с Тренером и что у них за дела.
Пока я решала вопрос доверия, Дмитрий отослал официанта и подошел к нашему столику, отвесил почти джентльменский поклон.
– Доброго дня, Анна, мистер Смитсон… – и замолк, явно не очень-то помня уроки этикета, но улыбаясь вполне искренне всей нашей компании.
– Здравствуйте, Дмитрий, – кивнула ему я и повернулась к бабушке. – Это Дмитрий Нагой, кандидат в мэры, и Арсен Сарганян, мои друзья. А это моя бабушка, Анита Яновна Преображенская, и…
– Ваши сестры? – продолжил за мной Дмитрий, и я с удивлением увидела, как зарделась мама Лиза. И что Дмитрий прилип взглядом именно к ней.
– Лиза и Нина Преображенские, – царственно кивнула бабуля. – Присаживайтесь, молодые люди. Надеюсь, вскоре к нам присоединится и вторая моя внучка.
Бабуля кинула на меня многозначительный взгляд, а я пожала плечами и мысленно обругала сестрицу. Вот где ее носит? Ведь наверняка давно проснулась, но трубку не берет и на смс не отвечает. У, коза! Сбежала, бросила меня на растерзание!
Впрочем, я несколько преувеличила. Бабуля была сегодня на диво мирной, благостно взирала на молодежь и с удовольствием попивала местный травяной чай. Прямо удивительно.
Еще большее удивление у меня вызвал Тренер. Он как-то резко забыл о ревности, с него перестали сыпаться искры при взгляде на меня и Грега, зато он очень даже искрил, делая комплименты бабуле и мамулям. В основном маме Лизе. И почти не сводил с нее восхищенных глаз. А когда выяснил, что обе мамули родом из Рязани и большим суетливым городам предпочитают такие милые и уютные местечки, как Энск – и вовсе расцвел, помолодел…
Не то чтобы он был старым, нет. Для мужчины сорок пять – еще почти молодость, особенно когда он поддерживает отличную спортивную форму. Просто я вдруг осознала, что по возрасту он куда ближе маме, чем мне. Ей-то почти столько же… ну… чуть больше, сорок девять, я – ранний ребенок.
И не то чтобы я ревновала Тренера… ну ладно, немножко было обидно, что он так быстро уступил меня Грегу. Самую малость. Мне, как и всякой женщине, приходили в голову всякие фантазии на тему мексиканских страстей, ревности и поединков за сам… простите, даму сердца. Весьма горячие фантазии. Только я прекрасно понимала, что хороши они исключительно в фильмах, а не в реальности. Если бы Дмитрий и Грег вдруг вздумали сцепиться из-за меня, боюсь, я бы не стала дожидаться окончания корриды, а послала их обоих сразу. Так что все складывалось просто отлично.
Особенно – для мамы. Она сияла, краснела, позволяла за собой ухаживать и была в полном восторге. Правда, улучила мгновение, пока мужчины отвлеклись на обсуждение чего-то там политического, и склонилась ко мне:
– Ты же не против? Я же вижу, между вами что-то было.
– Я за, мамуль, – так же шепотом ответила я. – Ты только сама не дури, выходи за него. Тебе понравится в Энске.
Мамуля Лиза благодарно вздохнула – и полностью переключилась на Тренера. А мамуля Нина – на Арсена, который смотрел на нее, как на манну небесную. Ну а почему бы и нет? Изящная, ухоженная, натуральная блондинка, она в самом деле больше походила на старшую сестру Янки, чем на ее мать.
– Ты нравишься мне все больше и больше, Энни, – шепнул Грег, целуя мою руку под внимательным взглядом бабули. – У тебя большое сердце.
– Просто я практична, – пожала плечами я, игнорируя предательский жар на скулах. – Дмитрий мне нравится. Он хороший друг… ну и Янка будет довольна. Ей, думаю, все равно, каким путем к ней попадет «Хаммер».
Грег хмыкнул и позвал:
– Потанцуй со мной, Энни.
Разумеется, я согласилась. И мысль махнуть с ним в Англию до конца отпуска казалась мне все более привлекательной. Правда, кое-какие вопросы еще остались.
– Ты хочешь что-то спросить? – было первым, что Грег сказал мне, выведя на танцпол и нежно обняв за талию.
– Наверняка ты даже знаешь, что именно, – улыбнулась я и положила голову ему на плечо.
Танцевать я на самом деле не умею, но пообниматься под сентиментальную песенку – почему бы и нет. Балета от меня никто не ждет. В отличие, кстати, от Шарикова. Его страшно раздражало, что я не звезда танцпола и плохо отличаю танго от вальса, а от современных танцев у меня и вовсе все инстинкты хирурга вопияют: это же травмоопасно, так дрыгаться!
– Догадываюсь, – с улыбкой ответил Грег. Я его улыбку не видела, но слышала и чувствовала, и мне это очень нравилось. – Дмитрий станет следующим мэром. Милорд решил его поддержать. Мы с Аравийским присутствовали на переговорах. Подробности потом и не здесь, хорошо?
– Конечно. Так значит…
«Меня променяли на мэрское кресло», – чуть было не сказала я, но вовремя прикусила язык.
– Думаю, Дмитрий по здравом размышлении решил, что твое счастье важнее его ущемленного эго, – дипломатично закончил за меня Грег.
– Ага, – кивнула я, – ты совершенно прав. Интересно, ему в самом деле нравится мама Лиза?
– Однозначно нравится. Вы с ней очень похожи… в чем-то…
Я хмыкнула.
– Ага. Только мама – мягкая и домашняя, а я – хирург.
– Ты – совершенство, Энни. Самая прекрасная девушка на свете. И тебе отлично подходит твоя профессия.
– А тебе – твоя. Шпион и дипломат.
– Ага, – довольно ответил Грег. – Мы и здесь отлично подходим друг другу, моя нежная Энни.
Ну и как тут было не растаять? Никак, скажу я вам. Ни единого шанса!
Впрочем, наша идиллия продлилась не так долго, как мне бы того хотелось. И виной этому был вовсе не Грег. И даже не Тренер. А любимая моя шилопопая сестрица Янка, которая так и не явилась к началу мюзикла.
Места нам достались самые лучшие, рядом с полулежащей в широком кресле леди Говард и мэром. О, надо было видеть его перекошенную рожу, когда перед началом действа Грег провел нас к огороженным низким заборчиком креслам, явно вынесенным из здания городской администрации! На этой роже было крупными буквами написано, что нас-то, родню самого лорда Говарда, он не тронет, хоть ему и очень хочется всю компанию закопать прямо тут. А вот явившегося с нами Тренера – точно закопает, как только Говарды смоются в свои заграницы.
Пока, правда, самого лорда Говарда не наблюдалось. Ни Говарда, ни Аравийского, ни Янки-поганки. Мне даже закралась в голову благостная мысль: а не помирилась ли Янка со своим Хоттабычем? Вот было бы здорово! Может, мы тогда и в Англию вместе махнем. На каникулы.
Пока же Роза встретила нас радостным «привет, сестренки!» и велела принести еще кресел. Затем мы все перезнакомились. Причем не семейство Преображенских представляли мэру, а его – нам, родне самого лорда Говарда. Что мэру было поперек горла, но он держался. Улыбался. Политик же.
Меня Роза позвала сесть рядом с собой. Кажется, на то самое место, что предназначалось лорду Говарду. От этого мэра опять перекосило. Не любит господин мэр конкуренции, ой, не любит. И то, что Грег, всего лишь служащий лорда, расположился со мной рядом, ему тоже не понравилось. А мне – понравилось, я вообще за демократию.
Роза же радостно отвернулась от мэра, который встал со своего места и куда-то ушел, и мы принялись болтать – сначала о ее самочувствии и малышах, Селине и Джейми, потом о самом лорде…
– Лорд Говард же придет?
– У Кея какие-то дела. Но он обязательно придет. Кей обожает слушать Бонни, – ответила Роза безо всякого волнения и улыбнулась Грегу, который не лез в нашу беседу, зато держал меня за руку. – Я смотрю, вы прекрасно поладили.
– О да, – улыбнулась я, припоминая наше «поладили» в примерочной и ощущая подозрительный жар на щеках и внизу живота. – У нас оказалось много общего.
– Очень много общего, миледи, – тоже улыбнулся Грег, нежно сжимая мою руку. – Надеюсь, Энни полетит со мной в Англию до конца отпуска.
– Конечно, полечу, – кивнула я.
И тут на сцену вышел мэр и начал толкать пафосную речь, сбив мне весь романтический настрой. Мы с Розой синхронно поморщились, переглянулись и тихонько рассмеялись. Грег лишь понимающе хмыкнул.
– Жаль, что нельзя это промотать, как рекламу, – сказала Роза, игнорируя славословия мэра городу Энску, звездам мюзикла, лорду Говарду и себе, прекрасному. – Кстати, хочу тебя попросить. После спектакля наведаешься к Селине? С ней все хорошо, чисто на всякий случай.
– Конечно, – кивнула я удивленно. – Но я же не педиатр.
– Не страшно. Если что-то серьезное, ты заметишь, а полноценное обследование можно будет сделать в Англии. Представляешь, наш семейный доктор уволилась. Так не вовремя!
– Уволилась? Почему?
– Ага. Она категорически запретила мне лететь в Россию. Сказала, или я остаюсь в Англии до родов, или она ни за что больше не отвечает.
– Ты сильно рисковала.
Роза только вздохнула и пожала плечами:
– Вообще-то она сама сказала, что до родов еще две недели. Думала, успею. Но Селина вся в папу, одно сплошное шило в мягком месте.
Я невольно улыбнулась. Шок от первых в жизни (надеюсь, и последних!) принятых родов прошел, а умиление осталось. Малышка была такая милая! А на руках у двух папаш – вообще неземная прелесть.
– Конечно, я приду ее осмотреть. Даже просто посмотреть.
– Ты же травматолог, да?
– Травматолог, – кивнула я. – Хирург.
– И путешествовать любишь?
Я снова кивнула, хотя и не очень поняла, к чему Роза ведет.
– Нам очень нужен нормальный семейный доктор. Очень-очень. Мы с Кеем и Бонни живем на две страны, постоянно куда-то мотаемся… В общем, доктор нужен легкий на подъем. Ну и… – она кинула взгляд на Грега, спокойного, как Будда, – очень удобно ездить вместе.
Я целую секунду переваривала предложение, но так и не переварила. Слишком уж нереальное, несмотря на объективные плюсы.
– Ты же это не всерьез, Роз, – покачала головой я. – В Европе и США русское медицинское образование не котируется, мне никто не позволит там практиковать. К тому же, какой из меня терапевт?
– Отличный! – невесть чему обрадовалась леди. – Правда же, Грег?
– Чистая правда, миледи, – бессовестно довольным тоном подтвердил тот.
– Вот! Самый лучший! Слушай, ты подумай, Ань. С разрешениями проблем не будет, тебе же не в клинике работать. А со всем остальным ты точно разберешься. Главное, чтобы тебе нравилось путешествовать. Соглашайся!
Меня ласково погладили по руке, намекая: отличное предложение, надо брать.
А я… Я опешила. В самом деле, великолепное же предложение! Путешествия, непыльная работа, наверняка зарплата, которая не то что мне, но и нашему главврачу не снилась. Грег рядом. Не то чтобы я планировала с ним что-то серьезное, но можно же прекрасно работать вместе, спать вместе, наслаждаться жизнью и не заморачиваться! Грег это точно умеет. Не то что всякие там Шариковы. Но…
Как же больница? Бабуля с мамулями? Янка? Не могу же я их всех бросить!
Хотя с другой стороны, я давно мечтала поездить по миру, но возможности не было. И мамуля, возможно, останется в Энске – они с Тренером явно нашли друг друга, как сцепились языками, так и продолжают трепаться до сих пор. Так что за мамулю можно не волноваться.
Но справлюсь ли я, вот в чем вопрос! И хочет ли в самом деле Грег не просто совместного отпуска, но и работы бок о бок? Неловко выйдет, если я вся такая радостная сейчас соглашусь, а потом окажется, что у него невеста в Англии.
По счастью, от немедленного ответа меня спас мюзикл. Мэр наконец-то завершил свою никому не нужную речь, и действо началось. С соло Дракулы. С офигительного, божественного соло Дракулы в исполнении Бонни Джеральда.
– А еще ты сможешь сколько угодно слушать Бонни вживую, – тоном змея-искусителя добавила Роза и мне подмигнула. – Думай-думай.
Я и думала. Целых полминуты. А потом – слушала мюзикл, переплетя пальцы с пальцами Грега, и наслаждалась жизнью, оставив все вопросы на потом.
Которое наступило ровно с окончанием первого акта. Потому что к нам явился лорд Говард, и не один, а с Янкой. И с Аравийским. Выглядело это крайне странно. Впереди – лорд с Янкой под ручку, довольные и сияющие. За ними – мрачный Аравийский. Я аж испугалась. Неужели… неужели Янка с лордом переспали?! Ну не бывает таких довольных морд просто так! А с Янки станется, хотя бы из чистой вредности – насолить Аравийскому. Сложно у нее с мужиками. Очень сложно. Но лорд?! Открыто изменить жене, только что родившей ему дочь? Конечно, может быть у миллионеров так принято…
Или только в их семье. Ведь родила же Роза дочь от Бонни Джеральда. И теперь смотрит на мужа и Янку с любопытством, но безо всяких признаков ревности. Да и Грег, к которому я обернулась в поисках объяснений, опять спокоен, как Будда. Словно милорд каждый день вот так с любовницами дефилирует.
Твою гармошку, что же тут происходит-то?
Святых мы вынесли, но матом не ругались.
О.Арефьева
Анна
«Только не скандал, только не скандал», – мысленно молилась я, глядя, как Янка сдает новорожденную высоченному англичанину в бандане с черепами.
Похоже, что лорду. Белобрысому и типичному такому англосаксу. Девочку с черными кудряшками. Такими же, как у ее генетического папаши – того, что всю дорогу держал жену лорда за ручку, а теперь топает прямиком к мужу-рогоносцу. Довольный такой, словно так и надо.
Янке-то хорошо, она сдала ребеночка и бухнулась в обморок, а мне что делать? Кто их знает, лордов, как они реагируют на такое вот в своем благородном семействе.
Ведь идеальные были роды! Ни вам разрывов, ни кровотечения, и плацента отошла сразу и полностью, и ребеночек по результатам первичного осмотра – совершенно здоровый. Прямо рекламная картинка, а не роды. Кроме одной кро-охотной подробности, которая сейчас может перерасти в смертоубийство.
На всякий случай я спряталась за Грега. На удивление спокойного, даже благодушного для такого форс-мажора. И шепотом спросила:
– Не убьет?..
Тот не сразу понял, переспросил:
– Кто и кого?
– Лорд… э… всех?
Грег хмыкнул, обернулся ко мне и нежно чмокнул в щечку.
– Если только от радости. Все прошло отлично, вы с Яной – профи высший класс.
– Но девочка… – я перевела недоуменный взгляд обратно на лорда… и увидела совершенно счастливого папашу, целующего влажный черный пушок на дочкиной головке. Двух счастливых папаш, умиляющихся на младенца.
Только тут до меня дошло, что Янка в обмороке, а девочке надо обратно к матери. Папаши пусть между собой разбираются, мое дело – благополучие ребенка.
Так что я забрала девочку и отдала Розе. Тоже довольной донельзя.
– Приложи ее к груди, – напомнила счастливой мамаше.
А сама принялась убираться на рабочем месте. Привычка – раз, нервы успокаивает – два. Помогал мне Грег. Как-то за последний час мы с ним научились идеально понимать друг друга. Даже без слов. Все же бывают на свете настоящие мужчины, а!
И счастливые семьи. Глядя на весьма нетипичную, но идиллию – я немножко завидовала. Причем не столько Розе, сколько маленькой девочке. У нее целых два любящих папы. Наверное, если бы у нас с Янкой был хоть один такой папа, все бы сложилось как-то иначе. Без Шарикова. А с кем-то нормальным.
И может быть Янка бы сейчас не шарахалась от вполне вменяемого Аравийского. Ну, умолчал он о том, на кого работает. Но ведь не сбежал же! И сейчас смотрит на нее так… так…
– Думаешь, Яна его простит? – тихонько спросил Грег, обнимая меня со спины.
– Надеюсь. Он, конечно, тот еще кобель…
– Аравийский-то? Да нет, что ты. Лоуренс у нас высокоморальный до тошноты. У него семья такая…
– Арабская и держит ресторан?
– Три кофейных ресторана в Лондоне. Ты на него не злишься?
– Я – нет, а вот Яна… У нас тоже семья такая. С ложью все непросто.
– Как удачно, что…
– Что мы начали не с разговоров, – усмехнулась я, обернулась и сама его поцеловала.
На целую секунду раньше, чем это сделал бы он.
Ох, как же хорошо, когда мужчина – не мямля! И я не боюсь ему ненароком что-нибудь сломать своей нежной ручкой практикующего хирурга.
– К тебе или ко мне? – спросил он, не отпуская моей задницы, отлично легшей в его ладонь. Как тут и было.
– Ко мне. Не хочу оставлять Янку одну сегодня. Еще учудит что-нибудь.
– Согласен, – кивнул Грег и вернулся к прерванному занятию.
Со всей английской дотошностью и тщанием. Боже, как у него хорошо это получается!
– Нюська! Ну ты… вы… Нюська! – вырвал меня из сладкого тумана голос сестры.
– Хм. Извини, мы немного увлеклись, – без капли раскаяния сказал Грег.
Немножко помятый и взъерошенный, не немножко довольный.
Да. Вот что мне нужно. Мужчина, который не делает проблемы на пустом месте. С ним все просто, понятно и чертовски горячо. Идеал!
– А скорая так и не приехала, – сообщила чем-то ужасно довольная Янка. Просто-таки вызывающе довольная! – Ты им вообще звонил, Грег?
– Конечно, звонил. Сказали, приедут как только, так сразу. Часа через полтора. Машина у них одна, и как раз выехала то ли в Горушки, то ли в Херушки.
– И ты нам не сказал?.. – возмутилась я.
– Ждал подходящего момента, – мило улыбнулся он, поглаживая меня пониже спины.
– А… сейчас самый подходящий, ага, – хмыкнула Янка, оценивающе посмотрела на Грега и перевела взгляд на меня. Понимающий такой. – Тебя до утра не ждать?
– Ну почему же. Я вас провожу, – поставил ее перед фактом Грег. – Правда, завтрак я готовлю не так гениально, как некоторые. Может…
– На хер, – лаконично и нецензурно откликнулась разом помрачневшая сестрица. – Еще слово о…
– Понял. Не надо меня кусать… – И через голову злой, как ошпаренная кошка, Янки, добавил по-английски: – Прости, мой друг, я сделал все, что мог! До завтра! Шеф, мне полагается отгул до обеда?
– Ладно, – отозвался лорд Говард от дверей: он как раз нес дремлющую Розу прочь из кафе, к ожидающей их машине.
Малышка же досталась Бонни Джеральду, на удивление легко с ней поладившему.
Халаты мы вернули на кухню – очень удачно вышло, в кафе только привезли свежепостиранную одежду для поваров. И наконец-то покинули место боевой славы.
С местной медициной в лице замотанного задохлика-фельдшера и сердитой бабищи-медсестры мы столкнулись в дверях.
– Хто рожает? – спросила бабища, наступая на Янку, оказавшуюся у нее на пути. – Чо сама в роддом не поехала? У нас по двадцать вызовов в день, мотайся тут!..
Та от нахрапа местной медицины опешила. Всего на секунду. Но ее нам с Грегом как раз хватило – Грегу, чтобы вынести Янку на улицу, а мне – чтобы ответить бабище:
– Родили уже. Повезло, без вас, – и тут же захлопнуть дверь кафе перед ее носом.
Что там было дальше, понятия не имею. Главное, Янка на неровной почве никого не убила, хотя ей очень, очень хотелось.
До дома Клавдии Никитишны мы добрались на такси, пеших прогулок нам с Янкой на сегодня хватило по самое немогу. И были встречены на крыльце нетерпеливым вопросом нашей домохозяйки:
– Что, неужто сам президент явился? Видели его?
– Какой еще президент? – переспросили мы с Янкой хором.
– Наш, какой еще, – разочарованная тем, что президента мы не видели, ответила баб Клава. – Ужинать идите, я картошки наварила.
– С чего вы решили, Клаудиа, что в Энск приехал президент? – задал самый правильный вопрос Грег. Уже на кухне, за картошечкой с селедочкой.
– Так кто ж еще-то? Ему московскую трассу освободили под посадку! Надька как раз от свекрови-то ехала, видала. Ее и тормознули, она только вышла полаяться с Федькой, племяшем ее, гаишником, как они летят! Самолет такой еще странный, секретный небось. И прямо на трассу! А к ним – Гаврилыч бегом, хвостом метет, все погрузились в машины с мигалками и умотали в город. Точно говорю, Сам! Ой, неужто нашего Гаврилыча посадют наконец?
– Есть такая вероятность, – кивнул Грег, пока мы с Янкой таращились друг на друга в немом вопросе: что за самоубийцы сажают самолет на трассу Москва-Энск? – Но это был не ваш президент.
– А какой же, ваш?
– Наш. Президент корпорации «Драккар» лорд Говард, – с гордостью сообщил Грег. – Наверняка сам сажал.
– Ну и лорды пошли, – покачала головой баб Клава. – Сами самолеты садют. На кой ему наш Энск сдался? Мож, завод строить будут? А Гаврилыча все одно сажать надо.
Вот так, за обсуждением заводов, необходимости сажать вороватых мэров и Надьки-балаболки прошел ужин. После него Янка буркнула «пойду почитаю» и смоталась с планшетом дальнюю комнату, ту где прошлой ночью ночевала я. А мы с Грегом…
Ну…
В общем, в постели было даже лучше, чем в примерочной. Нравится мне его английская обстоятельность и дотошность. И сам он мне нравится. Красивы-ый…
– Так у тебя отпуск? – спросил он после второго раунда.
– Ага, – лениво согласилась я, лежа в самых уютных на свете объятиях. – Еще две недели простого человеческого счастья.
– Поедем в Англию вместе, Энни.
– Эм… – зависла я.
Что это сейчас такое было? Вот только бы не предложение руки и сердца! Не надо портить великолепный момент!
– Ты не волнуйся о визе, нужен всего один день, – не совсем верно понял Грег мое замешательство. – У меня есть квартира в Найтсбридж… ты была в Лондоне?
– Не была. Грег…
Меня нежно-нежно поцеловали, не дав больше ничего сказать.
– Ты свободная взрослая женщина. Ты не готова сейчас расстаться со свободой. Я прав?
– Ну… прав.
– Поехать в Англию будет хорошо для тебя. Новые места. Новые люди. Мы узнаем друг друга лучше. Я хочу не только секса, Энни. Ты… ты удивительная. Мне хорошо с тобой, тебе хорошо со мной. Я прав?
– Прав, – вздохнула я, не понимая: то ли я рада, что меня так хорошо понимают, то ли обижена так и не сделанным романтическим предложением. Вот что мне надо, а? Отпуска, определенно, отпуска! – Ладно, уговорил. Поеду с тобой на эти две недели.
– Ты прекрасна, Энни. Тебе понравится в Лондоне. Поместье Говардов тебе тоже понравится. Красивый старый замок в Соммерсете.
– Но ведь у тебя работа, – засомневалась я при упоминании Говардов.
– Большую часть моей работы можно делать дома. Я редко работаю как полевой агент. Обычно это аналитика. И я возьму неделю отпуска. Я очень хочу провести время с тобой. Хочешь, съездим в Итон, покажу тебе, где я и Лоуренс учились. Там красиво.
– А хочу, – улыбнулась я и потерлась щекой о сильное горячее плечо. – Я сто лет не отдыхала там, где хочется мне. Не люблю жаркие курорты.
– А что любишь? Мне важно знать.
О боже. Он это серьезно? Шариков за все семь лет не удосужился поинтересоваться. И ведь я верила, что так и должно быть. Что ради семьи мне нужно быть идеальной, хотеть того же, чего хочет мой мужчина и не мечтать о сказках. Потому что сказки приводят… вот туда же, куда пришли наши с Янкой мамы.
– Ну, я много чего люблю. Путешествовать, к примеру. Новые города это же так интересно! Люблю конференции хирургов… люблю свою работу. Очень. Это глупо выглядит, наверное. Женщина – и хирург-травматолог. Меня не хотели брать в травматологию, потому что женщина не справится.
– Ты-то? Глупые.
– У нас не привыкли к такому. Пришлось доказывать, что я тот еще верблюд… ничего, доказала. Я упрямая.
– Я заметил, – хмыкнул Грег и снова меня поцеловал. – Ты упрямая и к цели идешь по прямой.
– Ага, – кивнула я. – Вижу цель, не вижу препятствий.
– Мне нравится твой подход…
Как именно ему нравится, Грег мне показывал до самого рассвета, так что дрыхли мы долго. Почти до полудня. А когда спустились вниз, на запах жареной курочки…
На кухне возилась, напевая «Катюшу», Клавдия Никитишна. Из духовки доносились аппетитные запахи. Стол украшал здоровенный букет разноцветных гербер, а второй букет, еще больше, только из белых роз, торчал на холодильнике.
Аравийского, на явление которого я втайне надеялась, не наблюдалось.
А вот у Грега стало сложное лицо. Видимо, потому что букетов было два, и оба дарил не он.
– Проснулись, молодежь, – кивнула нам баб Клава. – А что Яночка не встает? К ней тут приходил ее шпион, – и она кивнула на герберы, под сенью которых обнаружился еще и торт немыслимой красоты.
– Я думала, она давно проснулась, – пожала плечами я.
Букет роз на холодильнике у меня тоже вызывал сложные чувства. Наверняка Дмитрий принес.
– Так не выходила. Шпион ваш ждал-ждал, да и ушел. На работу вызвали. Вы садитесь завтракать, чайник только закипел. К тебе тут тоже заходили, и тоже на работу умотали. Тренировки у них, к соревнованиям пацанят готовят.
– Энни, ты садись, я сейчас, – велел мне Грег, справившийся со сложностью лица, поцеловал в скулу и смотался с видом целеустремленным донельзя.
– Грег, я… – попробовала я его остановить. Ну глупо же вот так мчаться и невесть где добывать для меня цветы! Мальчишество какое-то!
– Ох ты ж, горячо! – заглушила мои протесты баб Клава. – Старая стала, дурная. Ну-ка глянь, не сильно я обожглась-то?
– Да не обожглись вы, Клавдия Никитишна, – покачала я головой на ее детские хитрости. – Вот зачем, а?
– Чтоб и ты не обожглась, Нюся. Хороший твой шпион-то. Внимательный. И ты довольная. Хочет тебе цветов принести, пусть несет. Нельзя, Нюсенька, мешать мужику в душевном порыве, а то все порывы так и выйдут. Вхолостую. Они ж, мужики, как дети. Пока хвалишь, горы свернут, но если почуют, что их не ценят – все. Пропал мужик. Был мужик, стал – алкаш и захребетник.
– Да хвалю я, хвалю, – вздохнула я. – Но что за дурь, унестись вот так!
– Дурь, Нюсенька, глядеть как твоей крале другой мужик розы тащит и сидеть при том сиднем. Вот где дурь. А Грег твой правильный, и дурь у него правильная. Мужская.
– И не будете меня ругать, что не оценила Митеньку?
– И не буду. Вот не буду, и все тут. – Баб Клава поставила передо мной тарелку, налила в чашку кипятку. – Сердцу не прикажешь, а выбирать мужика, у которого дом больше или хрен длиннее – вот то уж совсем дурь.
Тут я как-то даже покраснела.
– А понятия не имею, какой у Дмитрия… хрен! Не сравнивала!
– И не надо, Нюсенька. Ты на меня, старую, не обижайся. Мои-то домой носа не кажут из своих заграниц, а мне и скучно. Тут хоть на вас посмотреть…
– Вместо Санта-Барбары, – буркнула я, снимая с торта прозрачную крышку. – Давайте, что ли, торт порежем, пока там Грег совершает подвиги в мою честь.
– Ты ему не забывай подвиги-то подсовывать. Чтоб не заскучал. Вот мой Николаич, ежели кругом мир и благодать, скучать начинал. А где скука, там и водка. Так я ему всегда подвиг-то находила. А уж как благодарила потом, эх… Вот и ты не оставляй мужика без подвига. Ты-то девка умная, целый доктор, понимать должна. Того-то, мелкого, небось баловала без меры, а? Захребетника!
– Ушлепка и обмылка, – хмыкнула я, поражаясь, какими одинаковыми словами обласкали Шарикова и баб Клава, и Янка.
– Вот, верно говоришь. Этот-то не такой, сразу видать, дельный. Даром что шпион.
– Да не шпионы они, баб Клав. Служба безопасности лорда Говарда.
– Ну а я что сказала? Шпионы и есть. А как называется, неважно. Ты ему хоть сказала, какие цветы любишь?
– Нет. Как-то не до того было.
– А и ладно. Пусть всякие несет. У Михалны небось надерет. У ней, заразы, от-такенные георгины вымахали.
Я засмеялась, представив, как Грег в своем черном костюме лезет через забор к Михалне драть с грядки георгины. Ну а что? Он может, я в него верю. Пиджак, правда, он оставил на стуле вместе с галстуком, и кобуру там же, а все равно – рубашка белая, туфли блестящие, брюки со стрелками. Мистер Смит как он есть!
Баб Клава оказалась права на все сто. Минут через десять в кухню вошли сначала георгины, штук двадцать пять, а за ними – Грег. Гордый, как… ага. Как мальчишка. И глаза сверкают. Преподнес мне с поклоном, ручку поцеловал, прекрасной Энни назвал… Твою гармошку, а приятно-то как!
Права баб Клава. Хочет дарить – пусть дарит. А я буду хвалить и оставлять место подвигу. Хочу нормального мужчину с нормальной дурью, а не очередного ушлепка и обмылка. Вот.
А потом мы ели вкуснющий торт на первое, запеченную курочку на второе и опять торт на третье. Я так подумала, что если его не надкусить, пока Янка не проснулась, она ж из вредности его и выкинуть может. А я, как женщина практичная, категорически против выкидывания вкусного торта. Остальные меня поддержали. И что мне понравилось, Грег даже не заикнулся, что подарок Янке нельзя есть без Янки. Кажется, он уже уловил характер моей сестры.
В общем, завтрак, совмещенный с обедом, удался. Грег еще немного потрепался с баб Клавой о ее партизанском прошлом, заверил, что работу он в самом деле пишет, даже показал нам их с Аравийским выпускные фотки. Смешные, в квадратных шапочках. А когда мы почему-то перешли к теме плюсов английского образования, у меня зазвонил телефон. «Танец с саблями».
– Бабуля! – не подозревая подвоха, радостно сказала в трубку я.
– Через час встречай в аэропорту. Мы вылетаем, – заявила бабуля под характерное такое «начинается посадка на рейс…»
О боже. О боже!
– Бабуля, зачем? У нас все хорошо!
– Вот и прекрасно. Приедем – будет еще лучше. Номер рейса скину тебе смс-кой. Хотя уверена, что в этом захолустье и аэропорт размером с салфетку, и рейсов в нем три в неделю. Не пропустишь. Все. Нам пора.
Бабуля отключилась, а я в полном обалдении перевела взгляд на Грега.
– Твоя бабушка, профессор Преображенская?
– Ага. Бабуля. Нам… надо разбудить Янку, машина-то у нее!
– Давно пора, – кивнула Клавдия Никитишна. – Полдень ужо.
Вскочив, я понеслась наверх. Вот не знаю, с чего я так запаниковала. Бабуля у нас нормальная, ничего предосудительного мы не делаем, а все равно. Как будто нам с Янкой по пять-семь лет, и нас сейчас застукают на делании полостной операции старинной фарфоровой кукле…
Их и влетело нам тогда! В основном за антисанитарию. Куклу бабуля спасла, заодно объяснила нам важность своевременных реанимационных мер и умения шить, невзирая на вопли пациента и горе-докторов.
Да. Бесценные уроки.
И ужасно страшно.
Так, соберись, Анна Альбертовна. Бабуля не станет тебя ругать за Грега. Он – не Шариков. Да и постоять за себя явно может. Ох. Янка…
– Да вставай же, Янка! К нам едет бабуля!
– На хер, – сердито и очень внятно сказала сестра, брыкнула ногой и забралась головой под подушку. Не просыпаясь.
Твою гармошку! Как же не вовремя! Есть у Янки такая особенность, засыпать стресс. Может так дрыхнуть часов четырнадцать-пятнадцать, и разбудить ее не способно ничто. Даже советский будильник в двух кастрюлях. Даже вопли двух мам сразу. Даже бабулино фирменное: вставайте, барышня!
Ничто. В целом мире. Можно даже не пытаться.
Но я все равно попыталась стащить Янку с постели. За ногу. На что получила длинное и витиеватое пожелание, куда мне идти, и едва не получила пяткой в нос. Спящая Янка дерется на диво метко, но я уже давно научилась уворачиваться.
– Энни, тебе нужна помощь?
– Боюсь, это безнадежно. Но ничего, я возьму такси. Пусть дрыхнет, у нее стресс.
– Пусть спит, ты права. Но нам не понадобится такси.
– В смысле нам? Грег, это моя бабушка, а с ней еще и мамы, обе…
– Энни, милая, ты считаешь, что для меня эта встреча будет смертельно опасна? – и он этак поднял бровь… Ох… так иронично-эротично…
– Грег, ты меня отвлекаешь. Когда ты делаешь вот так, я совсем не могу думать!
– Я знаю, милая, – подлейшим образом усмехнулся мистер Элронд, шагнул ко мне, сгреб на руки…
Конечно же, я могла сопротивляться. Даже поорать и позвать на помощь могла. Или просто уцепиться за дверной косяк, и хрен бы он меня сдвинул с места. Однако… хочет носить меня на руках – пусть носит. Прекрасный подвиг. Мне нравится.
Шариков, между прочим, не то что на руках меня носить, он и на колени к себе меня посадить опасался ввиду хрупкости конституции. А Грег – ничего так. До кровати донес, даже не запыхался. Вот как такому мужчине откажешь?
Правильно. Никак.
Так что в аэропорт мы… не опоздали, нет. Приехали тютелька в тютельку. На представительской машине с мигалкой. Что-то такое черное, длинное и хищное, что Грег вел с небрежной уверенностью Шумахера. Я даже грешным делом подумала, что весьма удачно Янка не видела его за рулем. Могла бы изменить мнение насчет «мистер Смит – дохляк и вообще стремный какой-то, не понимаю, что ты в нем нашла». В смысле, это было сказано о фильме «Матрица», когда я с ней поделилась нечаянной симпатией.
Итак, бабулю с мамулями мы встретили. Надо сказать, смотрелись мы с Грегом выразительно. Я – в ярко красном, с маками, трикотажном сарафане, потому что он единственный не требовал глажки. Грег – в черной пиджачной паре, но без кобуры подмышкой. И прямо на взлетном поле. Грегу как-то удалось договориться, чтобы нас пустили к трапу. И вот, значит, подруливает этакий роскошный автомобиль прямо к трапу кукурузника, наверху открывается дверь, появляется стюардесса, и сразу за ней – бабуля с мамулями. Клином. А я поджидаю, опершись на открытую дверцу авто, ветерок развевает подол с маками, щеки горят, губы горят… не будем уточнять, почему. Есть причины.
– Анечка, познакомь нас с этим милым джентльменом, – царственно велит бабуля, протягивая Грегу руку для поцелуя.
Мамы умиляются и перешептываются. По ним на самом деле и не скажешь, что наши с Янкой мамы. Им и лет-то едва по сорок, мы с Янкой ранние птички, а выглядят и того младше. Ну, почему бы и нет? Генетика у нас хорошая, питание тоже, к тому же мамы особо не напрягались на работе, их заботой были дом и дети.
– Мой друг Грег Смитсон, доктор исторических наук и аналитик корпорации «Драккар», – оглашаю я весь список. – Грег из Великобритании, но прекрасно говорит по-русски.
Вот как-то мне приятно его огласить. Куда приятнее, чем было говорить «Леша Жариков, гениальный айтишник, временно безработный». Тут уж бабуля с мамулями не станут морщить носики и заявлять «Нюсенька, ты опять подобрала бездомного щеночка, выкинь бяку, он принесет глистов и блох».
Грег – не щеночек. Так-то.
– А это моя бабушка, Анита Яновна Преображенская, – продолжаю я, – и наши мамы, Елизавета Владимировна и Нина Владимировна Преображенские.
– Рад знакомству с такими прекрасными леди. Энни много о вас рассказывала. Ваш багаж?
– Мы налегке, – улыбается бабуля и жестом указывает на две небольшие сумки в руках у мам.
– Тогда прошу вас, леди.
Мы загружаемся в авто – я вперед, к Грегу, бабуля с мамулями назад, благо салон большой, а габаритная у нас только мама Лиза. И с ветерком едем в Энск.
Правда, бабуля не преминула спросить:
– Надеюсь, Яна никуда не влипла?
– О нет, Анита Яновна, – вместо меня ответил Грег. – Дженни вчера очень устала, и сегодня спит.
– С чего это она устала в отпуске?
– Позвольте ей рассказать все самой.
– Пф! Англичанин! – задирает нос бабуля, но я-то слышу, что она довольна. И выдыхаю украдкой. Как бы я ни хорохорилась, но мнение семьи для меня важно. Ведь по большому счету у меня никого кроме них и нет. – Вы-то что забыли в Энске?
Под рассказ Грега о его работе по партизанскому движению, поисках документов времен второй мировой и гастролях в Энске мюзикла мы приезжаем в город. И у меня возникает дилемма: везти бабулю к Клавдии Никитишне мне не хочется от слова совсем. Но куда? Выручает снова Грег.
– Вы собираетесь посмотреть мюзикл? – спрашивает он. – Тогда вам нет смысла покидать центр города. Можно пообедать в «Бляхином клубе», сцена там рядом. Думаю, и номера для вас найдутся.
Я говорила, что мне нравится Грег? Так вот. Я уже почти влюблена. Мужчина, который не боится мою бабулю и способен сам решить проблему с проживанием… чуть не сказала «тещи». Нет. Не до такой степени я влюблена. И вообще не стоит бежать впереди паровоза. Может быть, я еще недостаточно хорошо разглядела Тренера, и моя судьба – на самом деле он?
Прилетит вдруг волшебник
В голубом вертолете
И бесплатно покажет кино
Из м/ф «Чебурашка»
Яна
Мы успели сделать заказ. Нам даже успели принести пирожные – шоколадные. И мистер Смит заботливо полил пирожное Розы соусом «Табаско». И тут Роза охнула, удивленно округлила глаза и приподнялась. Так, слегка. На пару сантиметров над стулом.
Мы с Нюськой тоже привстали – у систер неистребим врачебный инстинкт, а я – чисто за компанию. Мало ли… беременная женщина все-таки!
И… да чтоб мы все были здоровы!
На стуле расплывалось пятно. Выразительное такое…
Нюська круглыми глазами уставилась на меня. Я – на нее. Роза – на нас обеих…
– Скорую, – пискнула Нюська. – Срочно в роддом!
Я сглотнула.
– Нюсь… скорая того… может не успеть. Мэр же весь центр перекрыл, а тут явно экстренные роды! Схватки давно начались?! – рявкнула я уже Розе.
– Да не было у меня… – начала было она, но тут же вспомнила: – Тянуло! Но я думала, просто поясницу прихватило, с Джейме все было не так!
– Вторые роды, – буркнула я. – А Джейме сколько времени рожала?
– Долго, – вздохнула Роза. – Часа два.
– Два? Долго? – мы с Нюськой переглянулись и, не сговариваясь, ускорились.
– Все понятно, – заявила Нюська. – У нас минут двадцать максимум!
– Так, мистер Смит, берите леди на руки и присоединяйте ее к Матрице! – это уже отдала распоряжение я. – То есть вон к тому дивану! Нюська, колбасой несись к местному начальству и тащи пеленку… или скатерть… что-нибудь, короче, тащи чистое! И водки тоже тащи! А потом в скорую позвони…
Эльф, надо отдать ему должное, команду выполнил не хуже служебного пса: быстро и четко, прямо на загляденье. И тут же схватился за телефон. Надеюсь, звонил он все-таки в больницу… или какому-нибудь личному доктору…
– Янка, – пробормотала Нюська, не разжимая губ. – Ты точно знаешь, что делать?!
Матерное пожелание поторопиться ее, видимо, полностью удовлетворило – сестра унеслась.
Грег же без дополнительной команды занялся выпроваживанием праздной публики.
А я… я отвернулась от тихо охающей роженицы и зажмурилась.
Конечно, я знаю, что делать! Но ни черта не знаю, зачем я это делаю! Кто мне, дуре, мешал притвориться, что я ни дьявола не смыслю в акушерстве?!
Когда Нюська заявила, что учиться будет на травматолога и только на травматолога, бабуля это даже одобрила. Зато оторвалась на мне – у меня в детстве первой книжкой с картинками был учебник по родовспоможению. Я уже не говорю о манекенах и прочих наглядных пособиях. Я даже сначала поступила в мед на акушерство, и благополучно проучилась до третьего курса, ассистируя бабуле… пока в первый и последний раз не приняла роды лично, под ее чутким руководством, конечно. На том начались мои отношения с ювелиркой, а с медициной – закончились… Я так надеялась, что закончились!
Господи, хоть бы скорая все-таки успела! Может быть, как-нибудь леди все-таки довезут?!
– Мисс Яна? – вежливо окликнул меня эльф, и я поспешно обернулась, нацепив на все лицо самую доброжелательную улыбку. Кажется, перестаралась – лицо у него стало какое-то…
Странное, короче.
Зато Нюська уже вернулась и как раз успела подстелить под роженицу сперва клеенку (и знать не хочу, где она ее взяла!), а потом и пеленку.
– Комбинезон стащи, – скомандовала я. – И трусы, или что там… Я пойду руки помою. А вы, Грег… Вы идите вон… покараульте. Чтоб туристы не ломились. Скорую поторопите… короче, понадобитесь, позовем!
Зеркало в туалете отразило пятнисто-бледную физиономию и ласковую улыбку профессионального доктора Лектора. Вот так обратно и пойду, может, Роза с перепугу сама родит…
Так, Преображенская, возьми себя в руки! Если что пойдет не так – лучше не задумываться, что с тобой сделает ее английский муженек, да и с Нюськой заодно. Как бы вам самим не родить от такого стресса. Даже не забеременев.
Водку Нюська тоже раздобыла и, стоило мне вернуться в зал, не дожидаясь просьбы, щедро плеснула мне на руки, а потом и на стерильную марлевую салфетку.
– Щиплет, – брякнула Роза, когда я начала аккуратно обрабатывать… то, что положено обрабатывать в такой ситуации.
– Табаско щиплет, – буркнула я. Щиплет ей, видите ли! Можно подумать, мне легко. – Я ж тебя не им мажу! Хочешь, Смита позовем, пусть подует! И не хихикай, у меня тут все трясется! Не трясись, говорю, все нормально, у Преображенских во время родов еще ни одна кошка не пострадала… Нюська, маму твою Лизу, ты мне тут для декора стоишь? А ну быстро и радикально успокоила роженицу!
Заржали обе. Причем немедленно. Ну… зато не нервничают, более чем достаточно, что психую я!
А роды-то действительно экстренные! Права оказалась Нюська насчет двадцати минут.
Кажется, это была моя последняя связная мысль. Дальше я не думала совсем, только механически действовала – управляла дыханием, стоило появиться головке, приподнимала Розу, когда пошли плечи, опускала и снова приподнимала. Кажется, кто-то мне помогал, возможно, Нюська. Или ангел-хранитель. Или еще кто-то…
Кажется, кто-то ругался на английском и русском вперемешку, а кто-то еще, возможно, даже я, поддерживал на латыни.
Реальность я осознала немного позже, когда уже отсосала из носика младенца воду резиновой грушей, хрен знает, откуда взявшейся и кем сунутой мне в руку. Нюська тем временем быстро и легко перевязала и перерезала пуповину – хрен знает, чем. Я не смотрела.
Меня мутило.
Прямо ко мне кто-то подошел – судя по силуэту, мужчина, и я с немалым облегчением сунула завернутого в пеленку младенца ему в руки.
«Чтоб я еще хоть раз!» – подумала я и с чувством глубокого удовлетворения впервые в жизни потеряла сознание.
Роза
Я подозревала неладное с самого обеда. Уж слишком все хорошо складывалось. И родня нашлась, и от мэра легко отделалась, и денек выдался просто чудесный. А главное, леди Селия Говард мирно дрыхла и не пиналась.
Но я очень надеялась, что затишье продлится до ужина, а лучше – до понедельника, когда мы полетим обратно в Лондон.
Ага. Три раза.
Эти Говарды… и Джеральды туда же! Не могут без приключений!
Мне даже не показалось, что я описалась. Я сразу и точно поняла, что рожаю. Вот прям щас. В задрипанной кафешке посреди города Энска.
Ой, что бу-удет… что мне Кей ска-ажет… и какую ехидную морду при этом сде-елает… Ведь говорила мне мисс Гретхем: вам категорически нельзя никуда ехать до родов! Мы с ней из-за этого поругались. Да что там поругались! Она просто–напросто отказалась лететь со мной в Россию. А я отказалась оставаться в Англии и умирать со скуки. И мисс Гретхем, лучший акушер всея Великобритании, послала меня на хрен. Вежливо. О-очень вежливо. Как только англичане умеют.
Спросите, каким местом я думала, когда перлась в Рашу на сносях и без доктора? Честно скажу – не знаю. Надеялась на великий русский Авось.
Не прокатило.
Утешало меня только одно. Рядом по чистой случайности оказались лучшие акушеры-гинекологи родной Раши. Между прочим, профессор Преображенская еще меня принимала. Моей маме, известной военной журналистке, и то пришлось навертеть финты ушами, чтобы попасть к ней, в роддом для жен партийной верхушки. А мне вот так просто достались целых две Преображенские.
Говарды – везучие, сил нет. Иначе бы давно вымерли со своей-то любовью к адреналину.
В общем, я совсем не нервничала. Это потом отходняком накроет, а сейчас – фигня война. Рожаем.
Так что я послушно улеглась на диванчик, понаблюдала за тем как Грег очищает помещение от публики и персонала, а потом – звонит… Ага. Кею. И тут же докладывает мне:
– Милорд скоро будет.
– А Бонни?
– Мистер Джеральд тоже.
– Не пускай Кея, пока я рожаю! Это… неэстетично!
– Не волнуйтесь, миледи. Вы прекрасны всегда, – невозмутимо отвечает мой личный мистер Смит, и я понимаю, что присутствовать при родах мой муж будет. Даже если ему придется посадить самолет на колхозном поле и бежать сюда бегом.
Странное дело. С тем, что на все это будет смотреть Бонни, я смирилась легко. Даже пожалуй обрадовалась. Когда я рожала Джейми, он очень меня поддерживал. В буквальном смысле – за руку. И развлекал. А вот Кей… ну… все же он лорд… не принято это…
Плевал Кей на «принято – не принято». Первый раз он со мной согласился, чтобы только я не нервничала, а сейчас – шиш вам. Припрется. Как пить дать, припрется!
– Приподнимаемся, – командует Аня, прибежавшая откуда-то с пеленками, клеенками и чем-то там еще.
Я благополучно отвлекаюсь от глупых мыслей. Сначала на Аню, а потом на Яну. Вот сразу видно, эти двое на родах собаку съели. Все так спокойно, Яна меня смешит… А еще она похожа на Кея. Что-то такое в мимике, наверное. И ощущение надежности.
– Не спим, Розочка, не спим. Мы рожаем или медитируем?
– Медитируем, – вздыхаю я. – Десять секунд между схватками, я посчитала. Ох…
Последние уже сильные. Больно. Не очень, меньше чем когда Селина пиналась. Но уже часто. И дыхание перехватывает.
– Дышим, вот так, дышим… – командует Яна.
И я дышу. Глубоко, правильно дышу… пока меня не скручивает уже настоящей схваткой. Тогда я кричу… и…
Внезапно оказывается, что за руку меня держит Бонни. Он одет во что-то белое, наверняка стерильное. Я толком вижу только его лицо.
– Все отлично, Мадонна, – улыбается он. – Дыши. Уже скоро.
И я снова кричу, сжимая его руку. И снова – что-то вокруг меня происходит, но я не вижу и не осознаю. Из меня лезет наружу нечто… о боже! Почему я согласилась на это?! Ду-ура! Никогда больше! Ненавижу мужчин!
– Не-на-вижу… тебя… а-а! – ору я.
Меня гладят по голове и снова шепчут что-то ласково-успокаивающее.
Наверное. Не помню точно. Вообще все как-то дискретно. Урывками. В какой-то момент – между схватками, когда я пытаюсь продышаться – в кафе оказывается много народу. Слишком много. Я вижу знакомую бандану с черепами на белобрысой голове, родную улыбку…
– Куда? Не подходить! С ума сошли! – грозно наступает на Кея и кого-то там еще, кто приехал с ним, Аня. – Кто тут муж? Мыть руки! Переодеваться! Остальные – за дверь!
Дальше – вот вообще не помню ничего, кроме боли, усилия, снова боли и снова титанических усилий… и… писка, переходящего в крик. Громкий. Заливистый.
– Девочка, у вас девочка, – говорит Аня, улыбается, а я просто дышу и пытаюсь понять: все уже, правда, все? Голова кружится.
– Где? Покажи! – требую я.
И вижу ее. Мою маленькую Селину. Яна сует ее в руки Кею – он, как и Бонни, в белом халате, непонятно, откуда тут взялись белые халаты… Боже, о какой ерунде я думаю! Глаз же невозможно отвести от них. Моя дочь на руках у моего мужа…
Упс. А вот этого я не ожидала. Яна – и падает в обморок? Ее подхватывает Бонни, тут же подбегает Аравийский, забирает Яну, несет куда-то.
Но я снова смотрю на свою дочь. И глупо-глупо улыбаюсь. Она такая… маленькая!
Кей счастливо улыбается ей. И Бонни – тоже, подходит к ним, смотрит на малышку, а потом – на меня. Кажется, это и есть счастье…
Собственно, на этом можно было бы считать эпос «Рождение звезды» оконченным, если бы не кое-что крайне забавное.
Короче. Лежу я, значит, на диванчике, у моей груди сопит крохотная Селина Говард-Джеральд, причем с сиськой во рту сопит, отпускать не желает. Меня обнимает счастливый отец, который Бонни, и что-то нам воркует нежное-нежное. А я прихожу в себя – и начинаю смотреть по сторонам. Интересно же! Роды в кафе, изумительный материал, надо все как следует разглядеть и запомнить. Обязательно где-нибудь это опишу!
Итак. Аня с Грегом деловито уничтожают следы преступления… то есть родов. При этом смотрят друг на друга так, что сразу ясно – скоро поженятся. А если Грег на ней не женится, я сама ему на лбу напишу «Дурак». Тут все понятно, романтика – это прекрасно, но довольно однообразно.
Намного интереснее смотреть за Аравийским и Яной. Пока она валялась в обмороке, Аравийский сидел около нее. Недолго. А потом его прогнали. И ведь ушел, что характерно! Жаль я не слышала, что ему такое Яна сказала. Надо будет у Аравийского спросить. Потом. Не забыть бы.
Ушел, значит. Торчит у дверей, изображает высочайший профессионализм всей мордой. На Яну не смотрит. Демонстративно.
Обязательно расспрошу! Мне можно быть нетактичной, я девочка и вообще писатель.
А вот Яна ведет себя странно. Она так смотрит на эту кровь, словно в первый раз ее видит. Тоже надо будет расспросить. Пометочка два.
К ней подходит Кей, отводит в сторонку, что-то говорит. Не слышно, но думаю, благодарит. Предлагает что-то. Ну там луну с неба, Тадж Махал в подарок… хм… что-то не туда я думаю. Что-то более жизнеутверждающее предлагает. Точно. А Яна думает… вот – придумала! Выражение у нее становится такое… характерное. Как у кошки, сумевшей открыть клетку с канарейкой. Или как у Кея, обнаружившего диких, непуганных конкурентов, с которыми можно сначала поиграть.
Вот да. Сейчас прямо заметно, что родня. Братья-близнецы… или сестры… черт, я ж писатель, а не знаю, как сказать. Надо погуглить. Пометочка три.
Так вот. Яна что-то говорит Кею – и у него становится такое же лицо. Говард на охоте, спасайтесь, лисы.
– Ты их слышишь? – тихонько спрашиваю я у Бонни.
Он так же тихо хмыкает и целует меня в нос.
– Не слышу, но все для тебя разузнаю. Писа-атель.
– Ага, – соглашаюсь я… и зеваю.
– Кто-то устал и хочет спать…
– Мя-а-а! – возмущенно открывает глазки Селина.
Черные. В пушистых длинных ресницах. И на голове у нее черный пушок завитками. Будут роскошные кудри, как у Бонни.
И характер, как у Бонни.
Мама дорогая, во что я ввязалась?! Боже… чем я думала?..
– Я люблю вас, мои девочки. Мои самые прекрасные на свете девочки, – говорит Бонни, сияя и осторожно поглаживая Селину по головке. – Спи, маленькая моя.
И эта, которая маленькая Бонни, улыбается беззубым ротиком, причмокивает и закрывает глазки. Спит.
Боже. Спасибо тебе за это чудо.
– Боже, спасибо тебе за чудо, – слышу я голос Кея и ощущаю его губы на своей щеке. – Я так вас люблю! Мои девочки…
– Наши девочки, Британия, – таким же умиленным голосом поправляет его Бонни.
– Наши, Сицилия, – соглашается Кей.
И на этой торжественной ноте я наконец-то отключаюсь от реальности. С чувством глубокого морального удовлетворения.
А мы возьмем да и припремся к Элис.
(Из популярной песни)
Анна
Сказать, что я была зла – значит ничего не сказать. Вот зря я этого лося арабского сковородкой не приложила, пока могла дотянуться. И ведь сразу было понятно, что слиняет, но как-то уж очень быстро. И классически. Наутро после жаркой ночи.
Честно, ночью я обзавидовалась. Янка так счастливо стонала… хм… м-да. Я даже как-то понадеялась, что утром и друг его, Грег, придет. Обещал же. И мне тоже достанется еще ночь-другая.
А этот – смотался. Утром рано, когда я, замучившись смотреть эротические сны, вылезла на крылечко выпить первую порцию кофе и послушать птичек. Кур в основном.
– Анна, скажи Яне, что я позвоню. Пожалуйста.
Подняв глаза, я обнаружила виновато-довольную морду. В точности как у кота, сожравшего сосиски.
– Сам скажи, – буркнула я.
– Я сказал. Но не уверен, что она поняла. Яна спит…
– Вот и дождался бы, пока проснется. Казанова Мценского уезда.
– Не могу. Срочный вызов.
– Ты ж свободный журналист, нет? – ехидно подняла бровь я.
– Свободным в этом мире не бывает никто, – пожал плечами он. – Вам тоже нельзя здесь оставаться. И тем более нельзя в усадьбу. Пожалуйста, уезжайте. Никакой клад не стоит жизни.
– Не стоит, – согласилась я. – Ну, прощай, Аравийский. Удачи не желаю.
– Еще увидимся. Надеюсь, уже в Москве.
Ответить что-нибудь колкое я не успела, у него затрезвонил телефон. А у нашей калитки остановился автомобиль. Через щели в заборе было видно, что черный и с ума сойти какой пафосный и дорогой.
Грег за ним приехал? Я даже шею вытянула, чтобы рассмотреть, если он выйдет. Но не вышел. Только передал Аравийскому какой-то конверт, а тот сунул его в почтовый ящик. Наверное, фотки для баб Клавы.
Честные, твою гармошку, обязательные шпионы. Чтоб вам… кирпичом не прилетело.
И ведь знала же, знала, что так будет, а все равно досадно. Не столько за себя, сколько за Янку. Я же вижу, влюблена систер по самые ушки. Да и кто тут не влюбится? У-у, Казанова хренов!
В общем, о нашем утреннем разговоре я Янке не сказала. Она б обиделась, что я ее не разбудила. Но после такой ночи ее разбудишь, как же.
Так что после завтрака мы в самом деле отправились в город. Сначала – смотреть монастырь, как правильные туристки.
Посмотрели. Пофоткались. Отбрехались от каких-то наглых типов то ли с Владика, то ли с Сургута. Именно «с» – аутентичное произношение. И поехали обедать в «Бляхин клуб», а заодно смотреть, что там происходит с установкой временной сцены.
Признаюсь честно, меня больше интересовала не сцена, а Гольцманы. Не то что я собиралась украсть режиссера и пытать его в подвале баб Клавы, чтобы выдал местонахождение клада. Место нам с Янкой и так известно, и наверняка Гольцманы клад не откопали. А вот пытки… Я б не отказалась. Благо я отпуске и клятва Гиппократа на всяких хитрожопых не распространяется.
Что забавно, Гольцмана мы увидели практически сразу. Он с бешеными глазами бегал вокруг мэра и доказывал что-то, размахивая руками и спотыкаясь на ровном месте. Его супруга была там же. Не бегала, но заглядывала мэру в глаза с совершенно несчастным видом и тоже что-то доказывала.
– Интересненько. Пошли разведаем, – предложила Янка.
И мы пошли. Подобрались к самому ограждению вокруг недостроенной временной сцены. Работа кипела. Что-то скрежетало, время от времени грохотало, прораб матерился, рабочие лениво матерились в ответ. И все обходили мэра по широкой дуге.
А мэр… О, мэр бесился. Красный, потный, он надувал щеки и метал глазами молнии.
– …не принимаются! Не моя забота, кто! Вы должны, и точка!
– Это вы, вы виноваты! Я подам на вас в суд! Несоблюдение техники безопасности! Халатность! – с вытаращенными глазами орал Гольцман. – Некому петь Дракулу, вы понимаете, некому! Он из-за вас ногу сломал!
– Он не ногой поет! – не отступал мэр. – Электорату обещано! Значит спектакль должен быть! И мне все равно, хоть сам идите и пляшите!
– Вы не понимаете! Это невозможно, это совершенно невозможно! Второго состава нет!
– Это вы не понимаете, господин Гольцман!..
– Нет, это вы послушайте! Это ваши люди оставили технику без присмотра. Это ваши люди не закрепили стойку…
– Это вы лезете, куда не просят! – взбеленился мэр. – Сидели бы спокойно в гостинице, никто бы не пострадал! Вы сами… Ваш артист сам виноват! Нечего было совать свои ноги во всякие щели!
Мы с Янкой переглянулись. Как-то это все очень двусмысленно звучало. А выглядело и того хуже. Особенно вон те мордовороты, скучающие в двух метрах от мэра… или не совсем скучающие? Какие-то у них морды виноватые. Вон, глазки-то отводят, когда мэр кидает взгляд в их сторону.
– А ногу-то сломали не тому, – сделала дедуктивный вывод мисс Янина Холмс. – Ну, дела-а…
– Как сажа бела. Зря не тому сломали. Помочь, что ли?
– Нюська. Пошли от греха подальше, – потянула меня за рукав Янка. – Я есть хочу. А этому Гольцману и без нас прилетит. Нас тут вообще не стояло, поняла?
– Шпионские страсти, – вздохнула я и позволила себя увести к ресторану при отеле.
Есть мне тоже хотелось. А еще требовалось подумать. Крепко так подумать.
– Есть у меня нехорошее подозрение, Нюська, – завела разговор Янка, пока мы дожидались заказа, – что усадьбу нам таки придется обходить стороной. Как минимум пока не пройдут выборы.
– И пока ее не обнесут трехметровым забором, – вздохнула я. – Ты бессовестно права. Дело уже воняет.
– Если что, у нас есть шмайсер, – оптимистично заявила Янка…
И тут мне остро захотелось, чтобы шмайсер оказался прямо тут, под рукой.
Потому что в ресторан вошел тот, кого мне вот совсем не хотелось видеть. Ну ни капельки!
Яна
Не то, чтобы я сильно удивилась, увидев, как в ресторан входит Шариков… Хотя что врать? Конечно, я удивилась – он же был один! Понты для Шарикова, конечно, святое, но до сих пор – исключительно за чужой счет. Впрочем, может он прослышал, что сюда приплыла крупная рыбка в лице и прочем теле леди Говард, и надеется, что ей нужна диванная собачка породы русский борзенман-тупинчер?
Вот бы так оно и было, размечталась я. Могу представить, как охрана английской леди выносит Шарикова из ресторана…
Мечты, как и свойственно любым мечтам, не оправдались: Шариков обвел зал взглядом и прямой наводкой двинулся к нашему столику. Я скрипнула зубами и бросила быстрый взгляд на Нюську – не хватало, чтобы систер снова поплыла!
Но пока, вроде бы, не поплыла – только ухватила папку с меню и сжала пальцы так, что лунки ногтей побелели.
Шариков добрался до нашего столика, без приглашения плюхнулся на свободный стул и возопил:
– Анечка!
Систер демонстративно подняла меню еще выше. Шариков, как обычно, не понимающий тонких намеков, попытался погладить ее по запястью. Из-за папки донеслось страшное сдавленное рычание. Ох, пора брать дело в свои руки, а то как бы систер не покусала бывшего! Помогай ей потом желудок промывать…
– Нюська, – окликнула я. – Ты не помнишь, что мы там заказали?
– Овощи гриль, – процедила Нюська, не вылезая из-за папки и стоически игнорируя попытки Шарикова подвергнуть ее ласкам.
– Точно, овощи, – согласилась я, откидываясь на спинку стула и глядя на Шарикова с плотоядной нежностью. – И оцени, какой сервис! Не успели сделать заказ – а он уже готов, да еще с самодоставкой. И как этот овощ интересно сервирован! Того и гляди начнет умолять: «Съешь меня»!
– Заткнись! – не выдержал Шариков, оторвавшись от Нюськиной руки. – Ты меня всегда ненавидела! И Анечку настраивала против!
– Какая проницательность, – фыркнула я.
А Шариков снова потянулся к руке сестрицы и попытался заглянуть ей в глаза над меню.
– Анечка, любимая! – начал он проникновенно, как гипнотизер на сеансе. – Я понял всю глубину своей ошибки! Мы с тобой предназначены друг другу судьбой! Я не имел права оставлять тебя одну, это мой святой долг – заботиться о тебе, помочь тебе стать по-настоящему женственной… Милая, я больше никогда не покину тебя. Мы всегда будем вместе, каждый день, каждый час… Мы поженимся, у нас будут прекрасные дети, сколько ты хочешь, милая, двоих? Троих?
«Вот… артишок недоделанный!» – злобно подумала я, невзначай оглядывая стол. Ну ничего, совершенно ничего, что можно использовать в качестве оружия. Тоже мне лучший ресторан города, даже канделябров нет! А как было бы славно и главное – заслуженно, начистить морду Шарикову именно канделябром! Нет, ну не может же систер вновь повестись на сладкие речи? А как же эльф?
– По-моему этот овощ уже один раз кто-то ел, – процедила Нюська, наконец опуская меню и глядя на Шарикова как через прицел баб-Клавиного шмайсера. – А может, и не один.
Я облегченно выдохнула. Ну вот, сейчас Шариков уберется – и мы наконец пообедаем. Но этот овощ с легкостью проигнорировал и Нюськины слова, и ее убийственный взгляд, улыбнулся еще шире и радостно заявил:
– Я думаю, сначала будет мальчик. Ты будешь изумительно смотреться с младенцем на руках. Давай поженимся прямо здесь, на родине твоих предков! Это очень романтично.
Нюська аж подрастерялась, оглядела его недоуменно и переспросила:
– Шариков, ты оглох? Так я не отоларинголог. Я тебе уши могу только отрезать и пришить на задницу. Чтобы внешность соответствовала сути.
– Милая, ну что ты такое говоришь, Анечка моя?..
– Что ты жопа с ушами, Шариков. Сгинь, не мешай обедать.
– Анюта, ты что, пила? Милая, ты же знаешь, тебе нельзя, ты становишься неадекватной. Это все я виноват, тебя совсем нельзя оставлять одну! А все влияние твоей ужасной сестры.
– Шариков, я тебе русским языком говорю, – повторила систер. – Уйди.
– Вот! – морда у Шарикова стала горестно-озабоченной. – Совсем плохо дело. Тебе просто заморочили голову, Анечка. Но это пройдет, не волнуйся. Я помогу тебе справиться, бедненькая моя девочка, ты слишком легко поддаешься дурному влиянию! Не слушай ее, она ничего не понимает в настоящих отношениях!
– Зато ты понимаешь, доярка ты наша, ударница! – уже не выдержала я. – Тебе сказано – сгинь, пока уши на месте. Слава макаронам, ты не единственный мужик на свете…
– Вот! Я же говорю! Анечка, неужели ты не видишь, местное быдло – тебе не ровня! Тебе же с ними и поговорить не о чем. Только я понимаю твою тонкую духовную натуру, мы с тобой – идеальная пара. Во всем, Анечка. Во всем! А тебя, Яна, я прощаю. Ты просто завидуешь сестре, потому и говоришь все эти гадости. А моя Анечка за тобой повторяет, вот уже какими словами стала выражаться. Анечка, ты же интеллигентная, воспитанная девушка, ты же на самом деле мягкая и нежная, как и должна быть идеальная женщина…
Мне очень-очень захотелось стукнуть его если не канделябром, то хоть вазой, стоящей посреди стола. Так захотелось, что прямо руки зачесались.
Потому что глаза у Нюськи стали какие-то растерянные, расфокусированные. Гипноз подействовал. Балабол-то Шариков знатный, насобачился приседать Нюське на уши, делать ее кругом виноватой и ни к чему не способной. Нюську-то! У-у, скотина!
– Леша, перестань, – с некоторым трудом оборвала его систер. – Я не хочу с тобой разговаривать. Пожалуйста.
Шариков просиял – как же, цыганский гипноз действует! – и бросился в атаку с двойным рвением. Вот что делать, а? Надо срочно Нюську от него уводить. Или его отвлечь. Водичкой ее, что ли, облить? Плохой вариант, я же окажусь хулиганкой… Тьфу ты, Шариков!
Я в панике оглядела зал: идея, приди! Или официант, приди. А лучше – Тренер! О, почему у меня нет его телефона? Сейчас бы набрала ему «SOS! Нюську похищают, спасай», и он бы примчался на своем «Хаммере»… Да бы сейчас даже помощи лося арабского была бы рада!.. Только его рядом нет, заразы. А есть… есть… официанты, какая-то невнятная и незнакомая публика… какой-то человек в черном пиджаке и затемненных очках, явно охрана, осматривает зал…
Тьфу. Кажется, я сама становлюсь слишком интеллигентной и воспитанной. Не могу уже гаду в глаз дать.
– Официант! – крикнула я, прервав очередной спич Шарикова на тему оболванивания Нюськи. – А ты заткнись и убирайся, пока тебя не вывели. Помело ты поганое. Официант! – Я махнула меню, призывая помощь.
– Яна… – укоризненно поглядела на меня систер, – давай не будем скандалить, на нас люди смотрят…
– Ты сама видишь, Анечка, твоя сестра совершенно не умеет себя вести. Ее пагубное влияние тебя погубит. Только я могу…
– Шариков. Или ты сейчас же провалишься, или я не знаю, что с тобой…
Договорить я не успела. Потому что рядом с нашим столиком образовался человек в черном, не тот, что осматривал зал от выхода из отеля, а другой. И знакомым голосом с английским акцентом осведомился:
– Леди, этот человек портит вам аппетит?
Нюська на мгновение замерла, похлопала глазами, словно просыпаясь, и подняла взгляд на… мистера Смита. Зуб даю! Грег выглядел как натуральный мистер Смит! Тот же костюмчик, затемненные очочки и витой проводок за ухом. Даже выражение морды такое же, как в Матрице.
– Эм… – ошалело поморгал на него Шариков, который считает долгом каждого интеллигентного человека быть в курсе шедевров мирового кинематографа.
– Эм… да, – завороженно кивнула Нюська и уверенно добавила: – Портит!
И просияла так, словно… словно… Черт! Вот я дура-то! Нюська же сама сказала: эльф из примерочной – англичанин или американец, похож на Элронда из фильма по Толкину. А актер-то один и тот же! Грег! Ой…
Мистер Смит, он же Элронд, он же шпион Грег, изобразил леденящую кровь усмешечку и, глядя в бесстыжие альфонсовы буркалы, заявил:
– Присоединяйтесь к Матрице, мистер Шариков.
А потом каким-то неуловимым движением положил ему руку на плечо, сжал… Шариков сбледнул… послушно поднялся… Немного неловко – еще бы, ему сразу два нервных узла пережали – прошел к выходу, сопровождаемый все тем же мистером Смитом, и молча покинул богоспасаемое заведение общепита.
– Янка… что это сейчас было? – тихо-тихо переспросила Нюська.
Вид у нее был… незабываемый. Жалобно-растерянный, со вздернутыми бровками, но при этом – смеющийся, словно она услышала самый смешной в своей жизни анекдот. И теперь не знает, то ли продолжать страдать, то ли плюнуть и от души поржать.
Поржать. Отвечаю. Молодец Грег, про «Матрицу» Нюська стопудово оценила. Образованная наша интеллигентка.
– Справедливость восторжествовала, – ответила я, любуясь мистером Смитом, доставшим смартфон и набирающим какое-то сообщение с идеально невозмутимой мордой.
– Да нет, я… Я же… твою гармошку! – Нюська помотала головой и потерла виски. – Мне показалось, что я…
– Чуть не пошла за Шарикова замуж? – сочувственно переспросила я. – Цыганский гипноз это. Оно же нейро-лингвистическое программирование, если по-научному.
– Убью, – выдохнула Нюська, снова становясь сама собой. – Встречу еще раз, убью.
– Не стоит, мисс Анна. Оставьте это дело профессионалам, – раздался рядом все тот же голос с английским акцентом. – Я не ошибся, вы – сестра мисс Яны?
– Не ошиблись, – кивнула Нюська.
– Позволите составить вам компанию, Энни?
Ух ты! Вот рашпиль даю, прозвучало как «обещаю вам десять оргазмов подряд». Профи. В гостях у партизанки Клавы разговаривал совершенно иначе, даже близко не. А тут…
– Прошу. А вы – Грег, доктор исторических наук?
Ой. И Нюська туда же! Грудное контральто невесть откуда прорезалось, а ресницами-то как взмахнула! Не то она ответила, не то. На самом деле это было «двадцать оргазмов, и не отходя от кассы». Между прочим, вместо того чтобы в лоб ему зарядить: враль! Доктора исторических наук не выряжаются как секьюрити и не ставят на место всяких Шариковых одной левой.
– Грег Смитсон, – кивнул он, подсаживаясь к нам. – Доктор, историк. Но это хобби. Сейчас я… – он кинул на меня короткий взгляд, – я и Лоуренс сотрудники «Драккар инкорпорейтед». Служба безопасности лорда Говарда.
Про Лоуренса я проигнорировала. Меня он больше не интересует.
– А что, лорд Говард тоже в Энске? – спросила я.
– Пока только леди… – он прервался, потому что у него пикнул телефон, и он тут же вынул его и прочитал смску. – Леди спрашивает, может ли она присоединиться к вам за обедом.
– Э… конечно, – кивнула Нюська.
Удивлению ее не было предела. Моему – тоже. Ладно, леди может себе позволит рассекать в желтом комбинезоне и кедах, на то она и леди. Но обедать с простыми смертными? Как-то я не представляю жен наших олигархов, которые не гнут понты, а подсаживаются за столик к обычным туристкам.
Однако леди Говард, сегодня одетая не в желтый, а в бирюзовый комбинезон с бабочками, к нам подсела, мило послав в пень суетливого менеджера, уже приготовившего для нее личный столик. На одну персону. И наверняка с золотыми приборами.
– Привет, – радостно поздоровалась она на чистейшем русском и кивнула Грегу, чтобы не вставал. – Я Роза. Вы же меня спасете, правда? Этот мэр… – она страдальчески поморщилась. – Вы же его видели? Зуб даю, он через три минуты будет здесь и непременно ко мне прилипнет.
– Мэр… – так же поморщились мы с Нюськой. – Какой-то он…
– Мэ-эрзкий, – понизив голос и интонациями передразнив козу, резюмировала Роза. – А вы Яна и Аня, внучки Аниты Яновны, Грег уже рассказал. Как удачно, что я вас застала!
– Ага, – кивнула я, все еще немножко растерянная. Как-то не каждый день к тебе подсаживаются жены олигархов, чтобы непринужденно потрепаться и спрятаться от мэ-эрзкого мэра. – Яна это я.
– Здорово! Мы же с вами родня! То есть вы – кузины Кея. Моего мужа.
– В смысле, графиня Преображенская из тех же Говардов? – спросила я, потому что Нюська отчего-то зависла, украдкой поглядывая то на Грега, то в окно, и ехидно усмехаясь.
Бросив взгляд туда же, за стекло, я сама едва сдержала злорадный смешок. Шарикова два мордоворота под белы рученьки вели прочь от «Бляхина клуба». Он упирался и пытался им что-то доказать, бросая тоскливые взгляды в сторону автостоянки. Мордовороты же плевать хотели на его слова и практически уносили его куда подальше. Надеюсь, на помойку, где ему самое место.
– Сестра несколько раз «пра» деда, – тем временем продолжала Роза. – По английским меркам, очень даже близкая родня. Это так здорово! У меня никого не осталось в России, а теперь вот есть вы. А кто этот тип? Вы знакомы?
– Нет, – фыркнула Нюська.
– Ага, – одновременно с ней сказала я, одарила сестру укоризненным взглядом, мол, врать нехорошо, и вообще, ты же не откажешь мне в удовольствии посплетничать! – Шариков это. Нюська его на помойке нашла, очистила от очисток, а он ее еще и бросил.
– Что, в самом деле Шариков?
– Жариков Алексей Владимирович, двадцать девять лет, родом из Самары. Программист в московском представительстве компании «Деу», – невозмутимо зачитал из смартфона Грег.
Нюська снова фыркнула, на сей раз непонятно, в чей адрес – Шарикова или мистера Смитсона, везде нос сующего. Да пусть.
– Вообще не бросил, а я сама его выгнала, – заявила она. – А он приперся сюда, и Грег был так любезен, что показал ему выход.
– О, Грег умеет быть любезным, – засмеялась Роза. – Кажется, несут еду. Надеюсь, у них есть соус «Табаско».
– Разумеется, миледи. Соус «Табаско» есть, – кивнул Грег и достал из внутреннего кармана пиджака плоскую стеклянную бутылочку с яркой этикеткой.
Чем ну очень, просто очень впечатлил Нюську. Еще бы. Она никогда раньше не видела, чтобы мужчина вот так ухаживал за женщиной. Мечта же! И неважно, что женщина – его шеф, ну или супруга шефа. Главное же навык. Готова спорить, Шариков бы не сумел, даже если бы ему за это платили.
Я украдкой вздохнула, вспомнив, как Аравийский наливал мне кофе. Наверное, потому что кофе пахло на весь ресторан – причем от подноса, который официант как раз принес к нам.
– Будете? – спросила Роза. – Наконец-то Лоуренс вернулся! Никто не делает кофе лучше него. Вы же его спасли, вы наверняка это знаете… А расскажите, а? Я тут детектив пишу…
– В смысле, детектив? – переспросила Нюська.
– Ну, я много чего пишу. Сейчас – иронический романтический детектив. Про сокровища графини Преображенской. Кстати, вы не против, что вы у меня на главных женских ролях?
Мы с Нюськой переглянулись в полном офигении. Вот так вот. Раз – и ты оказываешься главным героем книги! Мало того, книги про наш семейный клад!
– Не против. А почитать дадите? – это была Нюська.
– Почитать дам. И на ты, пожалуйста. Быть леди, конечно, здорово. Но не каждый же день! Я в отпуске!
Именно на этих словах к нам пожаловал мерзкий мэр Гаврилыч. Роза сделала глазками а-ля кукла Барби, осияла его улыбкой и прощебетала, что обалдеть как рада его заботе, но у нее тут подружки, она ни в чем не нуждается и отрываться от важных государственных дел мэру не надо. Она предпочитает посмотреть город сама. Инкогнито. И вообще сегодня пятисотый юбилей Гарун Аль Рашида, вы что, в самом деле не знали? Ну как же! Все по-настоящему великие правители идут в народ. Инкогнито, непременно инкогнито. Вы тоже сходите, господин мэр, послушайте, как народ вас любит.
И все это – с невиннейшей улыбочкой генетической блондинки, даром что рыжеватая шатенка.
– Ага-ага, – покивала я, когда мэр перевел ошалелый взгляд на меня. – Древняя традиция. Сам! Да, Сам! В народ так ходит. Каждый год. По пятницам.
Ну а что? Я – тоже блондинка. Урожденная. И Нюська. Глазками хлоп-хлоп. А Грег, даром что брюнет, кивает с серьезным видом. Вот прямо сейчас выдаст историческую справку о мировых традициях гарун-аль-рашидства.
В общем, мэр ретировался, а мы с Нюськой переглянулись и начали рассказывать. Не о кладе, разумеется, а придерживаясь изначальной легенды: приехали на родину предков, а тут все как завертелось! И не то чтобы со всеми подробностями… По крайней мере, что именно Нюська делала с незнакомым эльфом в примерочной, она не сказала. Хотя по мне – так выразительно не рассказала, что все было понятно. И по ее розовым ушам, и по довольной морде мистера Смитсона.
На упоминании Гольцмана, который заделался черным археологом и поперся в усадьбу искать заначку Аненербе, Роза оживилась и чуть не запрыгала на месте.
– Подробности! Что, прямо в балаклавах? С лопатами? О… это надо снимать… Мойша! Ох, Мойша… Он же по жизни леворукий… А туда же, за кладами… Точно! Вот придурок, он наверняка ищет сокровища графини! Кстати, или некстати, – она посерьезнела, – есть у меня подозрение, что Гоша сломал ногу не сам.
– А Гоша это кто? – спросила я и краем глаза заметила на физиономии мистера Смитсона желание сделать рука-лицо.
– Исполнитель главной роли, – пояснила Роза. – Хороший парень. Я вчера как раз тут сидела, когда на него упал ящик. Что характерно, Гоша носит такую же желто-красную кепку, что и Мойша, тоже темненький и среднего роста. А ящики сами по себе так метко не падают.
Выражение «куда ж вас опять несет в приключения, миледи?» на лице Грега стало более явным. Но он промолчал. Видимо потому что говорить что-то жене шефа на эту тему было бесполезно.
– Открытый перелом? – уточнила Нюська.
Кто о чем, а систер – о родном и близком.
– Кажется, да. Его уже увезли в Москву, здесь с медициной как-то не очень. Хотите посмотреть, где это произошло?
Посмотреть мы хотели, прогуляться – тоже. То есть я хотела прогуляться, а Нюська – пообщаться с Грегом. Уж так жарко они переглядывались, что я начала опасаться, не потянет ли Нюська его прямо тут куда-нибудь… Да хоть в подсобку, за неимением примерочных.
Так что мы и прогулялись, и осмотрели место происшествия, и полюбовались спешной доделкой сцены и монтажом декораций. Всем этим дурдомом руководил тот самый итальянец, что приехал с Розой.
– Бонни Джеральд, – представила его Роза и гордо объявила: – А это наши с Кеем кузины, Аня и Яна. У нас тоже большая семья!
Озабоченный, потный и злой Бонни просиял, поцеловал нам с Нюськой ручки, а Розу – в обе щечки, спросил, не хочет ли его любимая Розочка чего-нибудь, например, луну с неба. Получив в ответ «все хорошо, у меня и так семь нянек», Бонни поцеловал леди Говард еще раз и умотал орать на криворуких рабочих. Насколько было слышно нам и половине Энска, на изумительной смеси русского, английского и итальянского мата.
– Какой голос, – восхитилась Нюська.
Роза засмеялась.
– А то. Бонни сам будет петь Дракулу, раз уж публике обещан спектакль. Он такой… Чокнутый гений.
С другим чокнутым гением, Мишей Гольцманом, мы общаться не стали, хоть он и пытался что-то там стребовать с Розы. Кстати, желто-красная кепка на нем и в самом деле был. Очень приметная кепка.
– Мойша, изыди. Я в отпуске, не видно, что ли? – и Роза погладила себя по животу. – Все вопросы к продюсеру.
– Но как же следующий проект? Розочка, свет мой, ты же обещала сценарий! Эксклюзивный!
– Отвянь. Будет тебе сценарий. Потом. Если захочешь. А пока – я в отпуске. Мы идем смотреть город предков.
– Каких еще предков? – завис Мойша.
– Наших. Ты разве не в курсе, что графиня Преображенская – двоюродная бабка моего мужа?
– Но… – глаза у Мойши стали, что твои чайные блюдца.
– Никаких но, Мойша. Наследие предков – это серьезно, чтоб ты знал. Лорд Говард всем, кто его разворовывает, жадные ручки-то оборвет и в жопу засунет. Кей, он такой.
Гольцман побледнел, залепетал что-то невнятное и сбежал, а Роза победно глянула на нас:
– Вот жук! А я-то не могла понять, с чего он пришел в такой восторг от идеи вывезти «Дракулу» в эту глухомань. Теперь все отлично складывается. Все ниточки связались, осталось только добавить наркомафию…
У Грега стало настолько бесценное выражение лица, что Нюська забеспокоилась. И, пропустив нас с Розой чуть вперед, принялась шепотом его пытать. А потом – делать ему искусственное дыхание. Наверняка потому что уж очень у него нервная работа, хранить безопасность бешеной леди Говард.
А я, добросовестно подкидывая Розе новые идеи для детектива, одна бредовее другой, подумала: дело с кладом – швах. Если еще и Розе придет в голову его искать, то нам точно ничего не светит. Нам срочно, просто срочно нужна гениальная идея, как добыть семейное достояние и не попасться ни наркомафии, ни инопланетянам, ни восемнадцати иностранным разведкам.
Вот только с обдумыванием гениальной идеи пришлось несколько повременить. Потому что часиков этак в шесть вечера, когда мы неспешно обошли исторический центр и присели в ближайшем кафе выпить кофейку и перекусить, случилось ЭТО.
Да-да. Именно ЭТО и никак иначе.
Нет высокой политики, есть грязная политика.
(Немецкая поговорка)
Роза
В родной Раше жизнь заиграла новыми красками. Особенно прекрасной была краска под название «леди Селина Говард спят». Все дорогу! Из Лондона в Москву, из Москвы в Энск, а в Энске…
Мне хотелось сразу в кроватку. Вот прямо чтобы из машины меня вынули, на ручках донесли и спать уложили.
Ага. Щаз.
Нас встречали. Какие-то мутные личности во главе с политиком. Обычным таким бюрократом, выбившимся в хозяева жизни, но как-то боком. Как краб.
Вкусненький. Розовенький. С соусом «Табаско»…
О боже, ведь так хорошо спали! Селия, девочка моя, может еще чуть-чуть, а? До утра немножко осталось, мама баиньки хочет.
Чхала девочка моя на баиньки. Ей снова хотелось кушать, танцевать и бог знает чего еще. А приходилось слушать этого вот. Бюрократа. Который несказанно горд и счастлив приветствовать, и готов вот прямо сейчас и город показать, и прием на всю Энскую элиту закатить, и цыганочку с выходом станцевать. Не отнимая клетчатого платка от потной лысины.
– Тебе не кажется, Бонни, что он какой-то подозрительный, этот мэр? – спросила я тихо и по-итальянски. Не похоже, чтоб товарищ бюрократ был полиглотом.
– А, обыкновенный политик. Ничего особенного, – слишком небрежно отмахнулся от моих подозрений Бонни. – Как-то это вот мало похоже на сцену для мюзикла. Завтра спектакль, а ее до сих пор не достроили.
– Э-э… – обиженно и недоуменно протянул забытый мэр. – Вы желаете осмотреть сцену поближе, леди Говард?
– Да с дороги леди, в гостинцу надо. Чего неясного-то, – вклинился еще один местный, совсем не похожий на лысого мэра.
То есть он тоже был лысым. Наголо бритым. Но высоким. Мощным, почти подавляющим. Кряжистым каким-то. Рубленным. И, в отличие от мэра, не противным.
Я ему улыбнулась.
– Простите, не услышала вашего имени.
Потому что мэр и не подумал его представить, зато зыркал так, что еще чуть – и дырку прожжет.
– Дмитрий Нагой, независимый депутат. Рад знакомству, леди Говард.
Ну точно, конкурент проклятый. Как все знакомо.
– Мне тоже приятно. Вы правы, Дмитрий, гостиница сейчас будет в самый раз.
– Позвольте, я провожу вас, миледи, – снова вклинился мэр и попытался плечом оттеснить Дмитрия. – Лучший отель нашего города, наша гордость. Занимает историческое здание Дворянского собрания, отреставрирован по моей инициативе на средства наших, отечественных промышленников…
– Гаврилыч, заткнулся б ты, – оборвал мэра Дмитрий. – Не видишь, леди устала. А ты еще на уши приседаешь.
Мэр ошалело захлопал глазами. Как! Какой-то независимый депутат посмел! Его! Самого!..
Я благодарно улыбнулась Дмитрию, шагнула к нему – так, чтобы Бонни мог вклиниться между мной и мэром, а там и вежливо его оттеснить. Лучше бы сразу пристрелить, от его гнусавого, какого-то скользкого голоса у меня начала побаливать голова.
Дмитрий, умница какая, маневр тут же увидел и поддержал. И до входа в отель довел меня молча, благо там было шагов десять.
Гольцманов, две штуки, ко мне не подпустила охрана. Ирка пыталась что-то мне кричать через их головы, бестолково суетилась, но я только помахала ей рукой и пошла дальше. Делами постановки я не занимаюсь, а личное может подождать до завтрашнего утра. В отличие от потребностей нерожденной леди Селины.
– Дмитрий, у вас тут подают крабов? И соус «Табаско». Кажется, я проголодалась.
– Конечно, леди Говард. Сейчас все будет.
– Роза. Для вас – Роза.
И правда. Дмитрий что-то кому-то сказал, персонал засуетился, и нам с Бонни мгновенно организовали столик, отделенный от общего зала расписной ширмой. И наш с Селиной любимый фреш, грейпфрутовый с листиками мяты.
– Вы составите нам компанию, Дмитрий? – спросила я.
Не то чтобы мне остро хотелось с кем-то общаться, но я представила, как разозлится скользкий мэр – и не смогла удержаться.
– С удовольствием.
В общем, он мне понравился. Не красавец, конечно, и не интеллигент, но зато какой яркий типаж! Явно военный, явно воевавший. Звание… думаю, капитан максимум. А может быть даже сержант, я не очень разбираюсь в выпускниках военных академий. И главное – он не пытался вешать мне на уши всю эту предвыборную лапшу.
– Вы не очень-то похожи на депутата, – сказала я, прикончив пять крабовых клешней, исходящих паром, и примериваясь к шестой. – Недавно в политике?
– Да уже пять лет, как вышел в отставку. Не слишком приятное дело.
– И не слишком приятная компания, – хмыкнула я.
– Ваш мэр… – поморщился Бонни. – Дерьмо.
Дмитрий тоже хмыкнул.
– Приходится работать с тем, что есть.
– А вы? В смысле, участвуете в гонке?
– Само собой. Не могу же я сказать ребятам, что дело тухляк.
– Полиция? – спросил Бонни.
Дмитрий кивнул.
Я перевела взгляд с одного на другого – и остро ощутила нехватку ноутбука под рукой. Мужчины прекрасно друг друга понимали. И похоже уже сговорились, правда, о чем – я не очень поняла. Но не в том суть, а в атмосфере! О, как вкусно запахло политическим детективом!
– Вы бы, Роза, аккуратнее с Гаврилычем. Он только выглядит безобидно.
– О, я вне политики. Да и не думаю, что мое мнение хоть что-то значит для ваших избирателей. Мне куда интереснее посмотреть город и усадьбу. Когда-то здесь жила двоюродная пра-пра-бабка моего мужа.
Мне показалось, или при слове «усадьба» Дмитрий скривился? Нет. Не показалось.
– Скучные развалины. Наш уважаемый мэр затеял делать туда новую дорогу, а в самой усадьбе организовать парк аттракционов. Вряд ли вам будет интересно смотреть стройку. Пыль, грязь. Предвыборные плакаты.
– Не интересно, – сказал Бонни по-английски. – Мадонна, может быть, пойдем в номер? Ты засыпаешь.
– И вовсе я не… – возразила я и зевнула. – Ладно. Ты прав. Надеюсь, мы еще увидимся, Дмитрий.
– Я тоже надеюсь. Спокойной ночи, Роза.
И ночь в самом деле могла бы быть спокойной, если бы на площади между отелем и мэрией не раздался душераздирающий женский вопль. Не поручусь, но мне почему-то показалось, что орала Ирка Гольцман.
И я, разумеется, помчалась туда. Вместе с Бонни, Дмитрием и охраной. Если в этом городе происходит детектив – он не имеет права происходить без меня!
Яна
К середине ночи я очень зауважала шпионов. Такая физподготовка! Правда, глубочайшее уважение не помешало мне отрубиться после очередного раунда. Аравийский, кажется, что-то мне говорил такое, проникновенное, но я уже спала. А может быть, говорил уже позже, на рассвете. Только не помню, что именно. Ну а что вы хотели? Я спала. Вы бы и сами дрыхли после такого марафона без задних ног, и никакие пушки над ухом бы вас не разбудили.
Так что я вроде ответила что-то типа «все хорошо, милый, до весны не буди» и уснула обратно. А проснулась – от божественного запаха кофе и отчаянного взмемекивания под окном.
– Хорошо-о… – Я от души потянулась, улыбнулась, потом сгребла в охапку соседнюю подушку, все еще пахнущую им. Моим шпионом. – Аравийский… тебе подходит.
Вставать не хотелось. В теле все еще была сытая истома, а кое-какие связки приятно ныли. И если бы не запах кофе с корицей, доносящийся снизу, я б еще повалялась. Но кофе хотелось нестерпимо. И не только кофе. Собственно, если у шпионов такая хорошая физподготовка, почему бы не продолжить? Клад подождет еще денек, никуда не денется.
Натянув трикотажный сарафанчик, на мой взгляд идеально подходящий для соблазнения шпионов, я пошла… нет, поскакала вниз. С улыбкой до ушей. Хотелось петь, смеяться, творить безумства и вообще…
При мысли о «вообще» горели уши и что-то такое томное и жаркое щекоталось в животе. Наверное, любовь. Не то чтобы я была из тех дурочек, которые влюбляются в каждого своего любовника. Да и Аравийского я еще не так хорошо знаю, так что – ладно, будем считать это легкой влюбленностью. Самое то для курортного романа.
В кухню, из которой доносился божественный запах и Нюськино немузыкальное мурлыканье и звон посуды, я влетела на всех парусах. Но почему-то никто не подхватил меня на руки, не обнял и не поцеловал. Почему-то Аравийского вообще там не обнаружилось.
– А где?.. – спросила я, плюхаясь за стол, где меня дожидалась кружка великолепного холодного коктейля. Кофейного, разумеется.
Нюська, отвела глаза.
– Ну… а ты не сама не помнишь?
– Что не помню? – насторожилась я, но от кофе не оторвалась.
– Вообще он должен был сам тебе сказать, – буркнула систер и принялась ожесточенно тереть сковородку металлической мочалкой. – Ты глянь, там вроде записка была.
Я глянула. Там – это было около тарелки. Под одинокой розой цвета заката.
Разворачивала я эту записку так, словно она могла меня укусить. Да что там. Уже укусила. А как еще назвать вот этот вот лаконичное:
«Ангел мой, Яна! Прости, меня срочно вызвали на работу. Не стал тебя будить, ты так сладко спала. Пожалуйста, уезжайте из Энска немедленно. Здесь опасно. Позвоню тебе, как только закончу это дело. Твой Лоуренс Аравийский».
– Сукин сын. – Смяв записку, я швырнула ее в раковину, где мокла несчастная сковородка.
Нюська бумажку поймала, развернула и прочитала. И тоже фыркнула:
– Лоуренс Аравийский. Самомнение…
– Пофиг, – отрезала я. – Хоть Гильгамеш Месопотамский. Мы никуда отсюда не поедем, клад ему не оставим и вообще. Подумаешь. Я и не собиралась крутить с ним романы. Так… пару ночей. Не велика потеря.
Нюська только вздохнула.
– Пойдем гулять в город. Может, монастырь посмотрим.
– Ага. Точно. Монастырь… – не закончив фразу, я рассмеялась. Мне сейчас только монастыри и смотреть. После такой-то ночи.
Так. Соберись, Янина Альбертовна. Ты взрослая свободная женщина. Влюбиться ты не успела, да и не собиралась. А свою горячую ночь получила. Все. План-минимум выполнен. И вообще…
– Хорошо что он свалил сейчас, – пожала плечами я. – У меня не было времени к нему привыкнуть и влюбиться. Вот скажи мне, Нюська, почему как мужик красивый – так обязательно или шпион, или гей, или трижды женатый альфонс?
– Ну почему, – хмыкнула сестра. – Еще был бизнесмен с великим проектом.
Я поморщилась. Ага. Был такой. Офигенный козел. Обещал золотые горы и реки, полные… не помню, чего там полные. Уверял меня, что я просто обязана вложить пару-тройку миллионов в его великий проект, и совершенно не понимал, зачем мне какие-то там уставные документы, консультация стороннего эксперта и прочая фигня. Раз я его люблю, его слова мне должно быть достаточно! И что это за любовь такая, что я не хочу поддержать его сущей малостью.
Короче, я его выгнала. Правда, вместе с ним пропал не отданный еще клиенту заказ. По счастью, говнюк плохо разбирался в камнях и прихватил то, что ярче блестело – но стоило не так чтобы дорого.
Так. А не проверить ли мне багажник «Котика». Вот там как раз то, что стоит весьма и весьма солидно. Ведь должно изображать клад графини Преображенской. А эти все шпионы… Лоуренс. Аравийский, ригелем его в рашпиль.
– Ты оладьи-то сметаной полей, – прервала мои кровожадные мысли сестра.
– А?.. – очнулась я и едва не подавилась. Потому что уже успела откусить кусок обалденно вкусной оладьи, но не успела проглотить.
Нюська заботливо похлопала меня по спине и пододвинула банку сметаны. Домашней. Густой, что ложка стоит.
– Жевать не забывай, – напутствовала меня заботливая сестра. – А то хочешь, одолжим у Клавдии Никитишны шмайсер и постреляем. Я тут вычитала, что стрельба по тарелочкам отлично помогает снимать стресс. Надо только маркер.
– Маркер-то зачем? – спросила я, проглотив вторую оладью. Со сметаной. И с вареньем. Вишневым.
– Аравийского рисовать. Профиль и анфас. Можно даже с номером.
Я снова пожала плечами. Стрелять я умею, но не особо люблю. И вообще. Ушел – и ушел. Лось с возу, бабе легче.
– В дупу его. Поедем в город, глянем монастырь. И мюзикл. Говорят «Дракула» это круто, а я так и не посмотрела. И ты тоже. Приобщайся к искусству.
Нюська согласилась. А я понадеялась, что Аравийского унесло из Энска, потому что если он попадется Нюське на глаза – мало ему не покажется. Может он и шпион, а против русской девушки-хирурга шансов у него нет. Ни единого.
О, как внезапно кончился диван!
(В.Вишневский)
Анна
Того, что учинят Янка с Аравийским, я не ожидала. То есть вру, ожидала, конечно – достаточно вспомнить, как систер на этого лося смотрела! Но чтобы прямо в открытой машине? Ладно, Янке – можно. Я и сама, в конце концов… до сих пор, стоит вспомнить примерочную… хм… Так вот, Янке – можно! Особенно после такого стресса. Но этот лось! А еще порядочным человеком прикидывался, геем… я же сама почти поверила, что он и правда гей!
Ладно, это я злюсь. У меня тоже стресс, между прочим! Я еще ни разу в жизни в аварии не попадала, зато вот тех, то попадал, ко мне в таком виде привозят, бывает – куда там паззлам на пять тысяч кусочков!
Меня снова затрясло, и тут же перед самыми глазами появилась плоская фляжка. Открытая.
– Глотните, Анна Альбертовна, – участливо посоветовал Арсен. – Полегчает!
– Это водка? – спросила я, изо всех сил пытаясь не дрожать голосом.
– Что вы, Анна Альбертовна, разве я предложил бы даме водку? – поразился майор в отставке. – Это чистый спирт!
Я едва не расхохоталась. Немного истерически. Будущий мэр у них, видите ли, советскую классику не смотрит, зато какой у него образованный помощник! Правда, враль – во фляжке оказался коньяк, ничуть не хуже того, что мы пьем с Янкой. Но так даже лучше!
«А не выйти ли правда замуж за этого Тренера, – мелькнула исключительно идиотская мысль. – Вон у него какие кадры… и «Хаммера» два… Хотя вряд ли Янка еще хоть раз рискнет сесть за руль этого монстра».
Но она села! И даже поехала, коза психованная!
А мы – то есть я, Арсен и Вован, поехали за ней.
– Отчаянная сестрица у вас, Анна Альбертовна, – протянул Арсен с одобрением, которого Янкины выкрутасы явно не заслуживали. Надо ж додуматься, чуть не угробилась и снова за руль – сама б убила, честное слово! Но мне почему-то стало так приятно, словно это меня одобрили. Возмутительно!
– Это она в бабулю, – вздохнула я. – Бабуля тоже до сих пор гоняет. Ее на дороге полгорода боится, а гаишники только молятся…
А что? Чистая правда, между прочим. Да бабуля у нас – легенда дорожных служб!
Вы только представьте – останавливает гаишник спортивное купе типа «Бугатти», все такое изогнутое и прямо-таки вызывающее, а за рулем дама элегантного возраста, при шляпке и перчатках, с изысканным макияжем и манерами королевы в изгнании. И вопрошает голосом почетной сотрудницы секса по телефону: «Что вы хотели, дорогой мой? Ах, права, конечно же, милейший!»
И сует ему под нос записульку от самого высокого гаишного начальства, содержания примерно следующего: «Извинись, смерд, запись на камерах потри и забудь даже дышать в сторону дражайшей Аниты Яновны! А не то…» и дальше доступные и понятные каждому служивому матюки.
Еще бы. Иначе собственная супруга и собственная дочь ему такое устроят, мало не покажется.
Извиняются. Честь отдают. Записи трут. А бабуля им: «Ах, вы только не волнуйтесь. Никто не пострадает. Я очень аккуратно вожу!»
Янка – вся в нее. Очень аккуратно водит. Но со свистом. И сдается мне, лосю арабскому это нравится. Вот же нашла себе Янка натурального Бонда.
Пока мы ехали за Янкой, я бережно так Арсена допросила. Мол, откуда знаешь, где встречались, что за гусь этот Аравийский? И ничего, ничегошеньки ровным счетом! Только «нормальный мужик, Анна Альбертовна».
– Шпион? – мне надоело ходить вокруг да около.
– А кто сейчас не шпион? Времена такие.
– Ну хоть не исламский террорист?
– Ну что вы. Достойнейший джентльмен. Вы сами у него спросите. Нам корпоративная этика не позволяет. Вы уж простите.
В общем, плюнула я на это дело, приложилась еще разок к фляжке – и решила не совать нос в корпоративную этику этих вот, а получать от жизни удовольствие. Тем более с Арсеном и поговорить было приятно. И почему не он за мной ухаживает? И на эльфа он тоже не похож. Нет в жизни совершенства!
Под шашлычок и коньячок, что есть вкусно очень, отсутствие совершенства поблекло, а Янкины счастливые глазищи даже как-то не раздражали. Да что там! Когда Янка после забегаловки снова села за руль и втопила сто двадцать, я даже креститься не стала.
Впрочем, перед городом она, как приличная девушка, скорость сбросила. И мирно порулила за Арсеном – он уже созвонился с Дмитрием и договорился присоединиться к теплой депутатской компании около мэрии.
Вот туда-то мы и отправились. Мы с Янкой – поглазеть на то, как доделывают временную сцену для столичного мюзикла, а заодно и поглядеть в наглые гляделки Миши Гольцмана. Если застанем.
И ведь застали! Гольцмана с супругой, лысого мэра, Тренера и кучу какого-то невнятного народа и даже пару журналистов, снимающих весь этот бедлам.
Увидев нас, Дмитрий быстро распрощался с мэром и Гольцманами, подошел к «Уазику» и подал мне руку – и тут на площадь буквально влетело еще четыре авто. Первым шел мерс «ДПС» с мигалками, вторым – джип охраны, третьим – что-то черное представительского класса, четвертым – еще один джип охраны.
Дмитрий помянул тихим незлым словом «кого там принесло», извинился передо мной, снова поцеловал мне руку – и отправился выяснять, что за явление с небес народу.
Народ в лице Гольцманов, мэра, администраторов, журналистов и просто прохожих – пялился. Причем на лоснящейся морде мэра радость была какой-то натянутой и фальшивой, а вот лысину платочком он вытирал весьма натурально.
– Цирк приехал? – тихонько поинтересовалась Янка, покинувшая «Хаммер» и подошедшая ко мне. Не одна. С Аравийским, который не отклеивался от нее вообще никак.
Отвечать на риторические вопросы я не стала. За меня это сделал один из охранников, вывалившийся из первого джипа и метнувшийся открыть дверь чего-то там типа роллс-ройса.
Я была уверена, что сейчас из него выйдет… ну может не президент РФ, но как минимум премьер-министр. Хорошо, что не поставила на это последний рубль. Потому что из понтового гроба на колесиках выкатился колобок. Натуральный колобок. В ярко-желтом комбинезоне. Остальное – кроссовки, небрежный хвост, лицо без макияжа – я рассмотрела чуть позже. Когда первый шок прошел вместе с желанием протереть глаза.
На спутника колобка – какого-то невзрачного чернявого типа в драных джинсах и черной футболке, я и вовсе не обратила внимания.
– Кто это?.. – спросила я, не особо ожидая ответа.
Однако его получила. От Арсена всезнающего.
– Леди Говард и мистер Джеральд.
– И что они тут забыли?
– Мне бы тоже хотелось это знать. Могу лишь предположить, что мистер Джеральд приехал на последнее представление своего мюзикла. А леди Говард с ним. Она – супруга генерального спонсора.
Мне показалось, или лось арабский что-то очень тихо пробормотал по-английски? Тихо и не слишком ласково.
– Я про нее слышала. Кажется, – без особого интереса сказала Янка. – Смелая женщина. На девятом месяце кататься из Англии в русскую глубинку…
Ее прервал звонок Арсенова телефона.
– Да, шеф? Хорошо. Доставлю, – сказал он в трубку и тут же повернулся ко мне: – Дмитрий просит прощения, ему придется остаться с леди Говард…
– И держать руку на пульсе, – вклинилась Янка, наблюдающая за суетой вокруг желтенького колобка, – чтобы мэр не спелся с леди Говард.
– Что-то вроде того, – кивнул Арсен. – Но после выборов всей этой суеты не будет. Просто вы попали в самое горячее время.
Я лишь пожала плечами. Мне, в конце-то концов, не важно, горячее или холодное время для политики. Я за Дмитрия замуж не собираюсь, хоть вся его шайка… простите, помощники депутата, и обращаются со мной как с первой леди на районе.
Политика – не мое. И жизнь в провинции – тоже. Вот мамам нашим бы тут понравилось, они всю жизнь тоскуют по родной Рязани. А мы с Янкой столичные жители.
В общем, до дома Клавдии Никитишны мы добрались без приключений. И на смс с извинениями от Дмитрия я ответила «Ничего страшного, я все понимаю». И на Янкино тихое: «Ну я это… короче, давай ты сегодня переночуешь в маленькой комнате, а? Там кровать вообще никакущая», – я тоже ответила с полным пониманием.
Ради счастья сестры я готова пожертвовать собой. В разумных пределах. Лишь бы поспать дали.
Яна
Я влюбилась окончательно и бесповоротно. Если тот, черный классический мне нравился, и это могла быть страсть, то этот – открытый сафари – однозначно был моей судьбой. Любовью с первого взгляда, с первого касания. О, как он слушался руля! Как разгонялся! Он буквально летел над дорогой, и от ощущения рычащей мощи подо мной я… о… Это круче секса! Намного круче секса! Ни один мужчина не сравнится с ним, с моим Красавчиком!..
Впрочем, так я думала недолго. Насчет «не сравнится». Ровно пока мы не проехали город насквозь, но по совету Арсена выехали не на московскую трассу, а на старую дорогу куда-то в сторону Ржева. Движения по ней почти не было, впрочем, асфальта тоже. И можно было наконец-то разогнаться!
– Янка, ты с ума сошла, – проворчала систер из-за спины, едва я почувствовала настоящий драйв. – Сбавляй. Сейчас же.
– Ты – скучная курица. Бе-бе-бе! – ответила я, и не подумав сбавлять скорость.
Аравийский на соседнем сиденье довольно заржал.
Уазик с Арсеном и кем-то еще уверенно держался позади.
Нюська хмуро выругалась. Аравийский расслабленно ловил кайф скорости.
Уазик начал отставать.
А я высунула левую руку в окошко и показала им средний палец – не со зла, а так, драйва ради. Уазик недовольно взревел клаксоном, но отставал все больше.
– Й-йес! – вырвалось у меня, и я втопила газ до упора.
Красавчик счастливо взревел…
И тут прямо под колеса из леса метнулось нечто… и не одно… Мама!!!
Я не успела ничего сообразить. На чистом автомате вывернула руль, чувствуя, как заносит Красавчика, как он встает на левые колеса, понимая, что меня сейчас вышвырнет из открытой кабины… Где-то сзади материлась, как пьяный гинеколог, Нюська, а потом мне в запястье вцепились пальцы-клещи, совсем рядом с моей ногой кто-то утопил тормоз, и Красавчик наконец затормозил на обочине, каким-то немыслимым чудом не влетев в огромную сосну.
Честно говоря, я только эту сосну перед капотом и видела. Даже матюки перестала слышать, так грохотало в ушах. И была вовсе не уверена, на каком я свете.
Пришла в себя, только когда что-то холодное и мокрое брызнуло мне в лицо.
– Ну ты даешь, систер… – глаза у Нюськи были, что твои блюдца. – Чтоб я с тобой еще раз в машину села…
– Оно… оно выскочило! – старательно выговаривая все буквы, объяснила я.
У меня никогда не было ни одной аварии! То ли помогли курсы аварийного вождения, на которых настояла бабуля, то ли, как уверяли оба моих инструктора, я родилась с рулем в руках, не знаю. Во всяком случае у меня не было ни одной аварии за восемь лет! А тут из-за какого-то блохастого оленя…
Меня затрясло, как осинку на ветру. И сердитые мужские голоса где-то неподалеку воспринимались как что-то постороннее, совсем-совсем не относящееся ко мне… Правда, почему-то болело запястье.
Опустив глаза, я обнаружила на нем красные пятна, на глазах превращающиеся в синяки.
– Надо холодное приложить, – на автомате пробормотала я.
– Дура ты малолетняя, – проворчала Нюська, невесть когда перебравшаяся вперед, – где я тебе тут холодное возьму? Радуйся, что жива осталась и что Аравийский твой в самом деле шпион.
– Э… в смысле?..
– Ян, ты что, совсем ку-ку? Такие каскадерские трюки только в Голливуде показывают… Твою гармошку! Янка, кто бы тебя собирал по кусочкам, если бы я тоже?..
– Цыц! Не реветь! – теперь уже я обняла сестру, и мы продолжили дрожать вместе. – Он мне синяков наставил.
– Так тебе, дуре, и надо. По незнакомой дороге… ду-ура-а… Своими рука-ами уби-ила бы-ы-ы!
Не знаю, сколько мы с Нюськой подвывали на два голоса. Может, всего минуту, а может и все десять. Но в конце концов на нас обеих побрызгали водичкой, и меня бережно отцепили от Нюськи и вынули из «Хаммера».
– Цела? Запястье не сломал? – меня поставили на землю и принялись ощупывать и осматривать.
Дежавю, или как называется, если вдруг все это уже было, но наоборот?
А руки у него, оказывается, чуткие и нежные. А еще он, когда нервничает, делает совершенно спокойное лицо. Как Будда. Только в глазах что-то такое мелькает, страх, наверное.
– Не сломал. Я это… спасибо… – пропищала я и едва не разревелась снова. Остановило меня лишь то, что я вовремя посмотрела Аравийскому за спину – на Арсена и еще одного… братка…
Ой, мама-а… Если бы я разбила их «Хаммер», то впору было бы молиться, чтобы разбиться вместе с ним. Всмятку. Знаю я такие морды. Пустить пыль в глаза, дать девушке прокатиться – легко. Но за свое имущество шкуру спустят. Все семь шкур.
Однако, странное дело, Арсен и его приятель молчали. Хмурились, играли желваками, но молчали. Даже… о, Арсен подошел к Нюське и… боже, не может быть! Извинился и протянул ей ополовиненную бутылку воды.
О чем они говорили, я толком не слышала. Словно ваты в уши положили. Даже не сразу разобрала, о чем спрашивает Аравийский. То есть совсем не разобрала. Пока…
Пока меня не поцеловали. Горячо, настойчиво, почти грубо. И притиснули к себе, дав ощутить нечто очень твердое и горячее. Меня прошило таким разрядом возбуждения, что я невольно застонала и потерлась о него всем телом.
Остановило меня от того, чтобы тут же потянуться к застежке его джинсов, только слабое осознание того, что мы не одни.
– Забудь о них, – велел Аравийский, на мгновение оторвавшись от моих губ и запуская обе руки мне в волосы. – Мы одни.
Кинув короткий взгляд на Арсена, братка и Нюську, я обнаружила, что они в самом деле идут к уазику, припаркованному на изрядном удалении. Интересно, что им такое Аравийский сказал, что…
Подумать дальше я не успела. Меня снова поцеловали. Так… так… В общем, ни мыслей, ни страха, ничего не осталось. Только какое-то безумное, животное желание – и этот сильный, надежный, горячий мужчина… И заднее сиденье «Хаммера». Плевать, что открытое. На все плевать! Единственное, что имеет значение – что мы оба живы…
Такого феерического оргазма со мной не случалось никогда. Это было… нет таких слов, чтобы описать, как именно это было. Вообще никаких слов не было. Потрясающее, изумительное ощущение полнейшей пустоты, тепла, легкости и безопасности. Потому что он рядом, он по-прежнему держит меня в объятиях и шепчет что-то ласковое. Очень похожее на «ангел мой».
– Аравийский, ты каскадер? – почему-то спросила я, хотя на язык просилось совсем другое. Глупости всякие просились, типа «давай поженимся, я хочу такой секс каждый день».
– А?.. Не то чтобы… Яна… – У него было совершенно ошалелое и счастливое лицо. Еще бы. Побывать на краю смерти! – Ангел мой… идем.
Я даже не спросила, куда идем. Честно, просто не сообразила. И не соображала до тех пор, пока меня не подсадили…
Да чтоб ему! Педагог, мать его! Макаренко! А то я сама не знаю, что нужно сесть за руль, сразу, немедленно, если… если я хочу еще хоть раз за него сесть. Но…
– Не сейчас, – попросила я. Облизнула губы, больше всего боясь, что снова разревусь, злясь на себя, на того сволочного оленя, чтоб его на колбасу пустили, на весь мир! Перед глазами опять замаячила та сосна…
– Сейчас. Надо, ангел мой. Давай, ты сможешь. Я буду рядом.
– Не хочу. Пожалуйста, пото…
Мой протест снова оборвали поцелуем, и я как-то внезапно поняла, что Аравийский по-прежнему без рубашки, с голым торсом. А я… я снова его хочу. До дрожи. До тумана перед глазами. Хочу ощутить его в себе, и двигаться, двигаться с ним в едином ритме, забыв обо всем на свете.
– Я не заставляю. Просто это надо сделать. Ну же, я рядом. Я с тобой. Просто… иди ко мне на руки, хорошо?
Вот с этим я согласилась. Легко! На ручки к Аравийскому – сколько угодно!
А этот… этот… шпион Гадюкин! Вместе со мной влез в «Хаммер», умостил у себя на коленях, не обращая внимания на тесноту, и завел машину.
– Аравийский. Не смей.
Получилось не слишком-то убедительно. Наверное, потому что то твердое, что ощущалось ягодицами, было совсем не рычагом передач. И меня вело. О, как меня вело.
– Приподнимись… – велели мне на ушко.
Я машинально послушалась, и… этот… я повторяюсь, да? Короче, он стянул с меня джинсы вместе с трусами. Немного. Ровно настолько, чтобы… Ну… Не знаю, как я там не сгорела от стыда. И возбуждения, само собой. Потому что вот так, за рулем «Хаммера»… а ведь он еще и тронулся с места… Конечно, все это было статично, прыгать там было просто негде, да и я бы не смогла. Что там прыгать, я пошевелиться не могла. Однако одного только рычания и вибрации мотора под нами было достаточно.
Нам обоим достаточно.
Вот же!..
– Аравийский, ты извращенец, – было первым, что я сказала, когда вообще смогла говорить. – А если бы… Это же опасно! Ты сумасшедший!
Этот – только засмеялся, обнял меня крепче и тоном дьявола-искусителя шепнул:
– Но тебе же понравилось.
Кажется, я покраснела. Хотя куда сильнее-то!
– Маньяк, – пробормотала я. – Пусти меня.
– Ладно. Мое место сегодня – штурманское, – заявил этот мерзавец, выскользнул из… из-под меня и спрыгнул на землю.
Я забыла даже возмутиться. Так возмутительно красив он был. Даже не то чтобы красив, а… офигенен. Неприлично, совершенно нецензурно офигенен.
Лось арабский.
– Штаны-то застегни, герой-любовник!
Я гордо отвернулась. Потому что еще не хватало смотреть этот стриптиз наоборот! Я же тогда… черт. Черт! Ну уж нет! Я не буду растекаться сладкой лужицей по сиденью только потому что Аравийский – чертова мечта, а не мужчина. Мой фасон, мой размер…
Черт. О размере тоже думать не буду.
Не буду, я сказала.
И вообще. Где тут ключи зажигания? Я – хоть и блондинка, но не трусиха. И Красавчика я бояться не собираюсь. Он слишком прекрасен. И слишком эротичен.
У-у-у! Аравийский! Твою гармошку!
– Ну что, обратно в город? – невозмутимо спросил этот мерзавец, развалившись на втором сиденье, и солнечно улыбнулся.
– Ну уж нет. Мне дали Красавчика на весь вечер. Буду на нем кататься!
Хм. Кажется, это прозвучало как-то так… судя по блеску глаз Аравийского, показалось не только мне.
– Весь вечер кататься… хм… мне нравится, как это звучит.
Ну вот! Вот с такими хищно-мурлыкающими интонациями ему только продавать авто невинным девушкам, жертвам демонического обаяния.
– Весь вечер, – твердо сказала я, так же твердо решив не обращать внимания на подначки. Вот вернемся домой – я ему припомню, ох, я ему припомню!
– Ладно. Там был указатель на заправку и забегаловку. Поехали?
И мы поехали. Я – с Аравийским на штурманском месте, Нюська – в компании Арсена и второго, не знаю, как его там. Километров десять до заправки и большой надписи «Шашлык». И надо отдать должное этому… Аравийскому, короче. Ни единой подколки, ни одного косого взгляда, когда я поначалу ползла со скоростью хромой улитки. И руки у меня дрожали вместе с коленками. Особенно когда я посмотрела на ту самую сосну, в которую мы едва не влетели. Или не ту самую, честно, мне было без разницы. Но почему-то сдаться сейчас, опустить руки и уступить Аравийскому руль я не могла. Знала, что он не станет смеяться или меня жалеть, вообще обойдется без комментариев, даже наверняка как-то смягчит для меня этот провал. Но…
Может быть, именно поэтому. Я чувствовала его уверенность – во мне, в том, что я справлюсь. И заражалась ею. Ну и еще мне было слишком хорошо после двух оргазмов, чтобы бояться. Эндорфины сделали свое черное дело. Да и адреналина в организме уже не осталось, весь вышел.
Так что эти десять километров мы преодолели всего-то за десять минут, и последние пять уже шли со вполне приличной скоростью. Правда, с водительского сиденья меня снова снимали на ручки… но скорее потому что иногда побыть слабой нежной женщиной просто приятно. И на ручках он меня носит вполне достойно. Одобряю.