Трактир нашелся на самой окраине. Черно-зеленая от плесени и гнили, кладка переулка поросла мхом, узкая деревянная дорожка, а по обе стороны вонючие помои. Небо серым прямоугольником над головами, щедро дарило мелкую противную морось. Путники молча и угрюмо плелись за Линдси. Он самоуверенно улыбался, периодически дергая несколько струн, то ли проверяя, не отсырела ли лютня под камзолом, то ли специально скрашивая общую атмосферу личной бодростью.
– Тут мой двоюродный дед заправлял. – С нервной улыбкой отчитался корабельный кок. – Родные люди. Накормят, обогреют. Не выдадут. – Гвэн очень не понравилась натянутость и застывшая гримаса радости на его лице. Что-то он не договаривал.
– Ты ж поминал, что он на другом краю материка жил. – Харди, давно скрутив из лоскутка пару затычек для носа, говорил забавно гнусавя. Все старались отойти от него подальше, поэтому он, предупреждая всех, даже самых тугоносых, бездомных о своем появлении за милю ароматами злосчастной лужи, шел замыкающим. Спасенная жизнь была важнее неудобств. Рыжий ножом сковыривал пластинки плотной грязи со своего рукава.
– Так то другой двоюродный дед. – Ничуть не смутившись, продолжил Линдси. – Их же пять братьев было. Один держал таверну, второй был придворным музыкантом, третий стал бойцом за монеты, четвертый конюхом…
– А в прачечной никто не работал? – Ухмыльнулся одноглазый.
– Чего нет, того нет! – Широко и радостно улыбаясь, ответил кок. Сейчас его глаза серого весеннего льда даже чуть-чуть сощурились в подобии улыбки. Гвен совсем не хотелось раскрывать тайну этого несоответствия. Волнистые волосы с двумя косичками на висках последний раз дернулись, перепрыгивая вместе с хозяином широкую канаву между двух дощечек пути, затем загорелая рука показала на деревянный порог, украшенный красными бумажными фонарями по обеим сторонам.
– Хе! – недобро ухмыльнулся Харди, – ну, тут нас точно искать не станут.
– Очень не советую лично вам искать здесь проблемы на свой… эм… нос. – Поучительно высказался Зедекия и шмыгнул. Мужчины, кроме Трента, засмеялись и, раздвинув полог перед дверью, по одному вошли внутрь.
– Ты что, не идешь? – руки не слушались, пытаясь развязать мокрыми замерзшими пальцами тесемку капюшона.
– Но… мне нельзя! – дернулся парень, будто его пытались погладить раскаленной сковородой.
– Думаю, что проблемы не будут касаться наших носов, если мы сами их не будем совать туда, куда не надо. – С самым доброжелательным выражением высказалась Гвэн. Взгляд менталиста был говорящим. Спустя полминуты, Трент согласно кивнул, и, брезгливо раздвинув
две половинки мохнатого коричневого полога в круглом проеме красных дверей, вошел внутрь заведения.
– И ты так просто заявляешься сюда теперь?! – Кажется, здесь тоже никто не скучал. Пышнотелая, пышногрудая девушка с двумя толстыми, с кулак, темно-русыми косами, в откровенной белой рубашке и красном, расшитом бусинами сарафане, кричала на Линдси, полностью игнорируя компанию и резкий аромат путников. – Ты обещал мне ее привести в дом!
Взгляды родни встретились на маленькой тщедушной девичьей фигурке в проеме. Хозяйка с грозным вопросом поглядела на кока.
– Ну, я и привел. – Развел руками Линдси. – Мирочка, нам бы выпить чего с дороги, поесть, помыться. У нас государственно важная миссия…
– Хоть меня не смеши! – Полотенце было со злостью кинуто на дубовый, чисто выскобленный стол. – Как тебя зовут, дитя? Гвэн? Хорошо. Сейчас выделю тебе комнату и чистую одежду. По лестнице наверх и налево до самого конца. Не бойся, туда никто не заходит. Это хозяйский край. А вы, – Мира резко вздохнула, мотнув вздернутым носом. – Вам еще поработать и помыться. Начните с дров во дворе.
Повесив мокрый плащ на стул, а узелок забросив на кровать, подержав ладошки над чадившим огоньком в лампадке, путница быстро сполоснулась в тазу с еще теплой водой, а затем спустилась обратно, чтобы попросить теплого молока, но приглушенный разговор заставил ее остановиться меж этажей.
– …и ты думаешь, я поверю в эти сказки?! Сбежал три года назад, прямо из церкви! Невесту потерял! Болтался по морю, как говно в канаве! У тебя есть обязанности… – Мира притихла, зло протирая тарелки. Не хотелось говорить то, что он и так знает. Ее довольно молодое лицо несло на себе отпечаток былой наивности и добродушия: высокий лоб, который перечеркивали морщинками приподнятые, будто всегда удивленные брови, серые глаза маленькой обиженной девочки, слегка одутловатые щеки, синюшные подглазины, маленькие поджатые губы. Словно девчушка не выросла, распускаясь, подобно цветку, а сразу начала тихонько увядать и стариться. Ей было около тридцати. Но Мира пыталась выглядеть старше и строже, пряча истинные эмоции под серой тенью. – Там рука хозяина нужна. А ты…
– А что я? Ты как себе это представляешь? И потом. Мне надо принцессу к Лизарду доставить.
– Не смеши. Бери команду свою и едьте в деревню. Петиль обвенчает. Вступишь в наследство. Отстроишь новый дом после пожара. Девчонка хиленькая, но откормим, хорошая хозяйка выйдет. На принцессу не тянет, но по взгляду видно: упрямая. Еще тебя строить будет.
– Она и так нас всех строит. Ты бы видала того храмовника! – усмехнулся брат. Лучше скажи, как мимо облавы из города проскользнуть.
Деревянная трухлявая ступень скрипнула под босой ногой, привлекая внимание.
– Вот тебе и на! – как ни в чем ни бывало, проговорил кок. – Помогать пришла? Садись вон на скамью, сейчас тепленького нальем. Сестра сурово глянула исподлобья, но промолчала, просияв прищуренным глазом.
Напиток пах пряно и сладко. На яд похож не был. Вкус яблока, имбиря и специй щекотал нос. Апчхи!
– Будь здорова, маленькая. – Мира принялась накладывать тушеных, еще дымящихся овощей. На стол было водружено большое блюдо с жареными куриными ляжками. Вернулась команда.
Зедекия поучал Трента, показывая странные движения большими пальцами у висков. Новоявленный ученик, с умилением и вниманием, наблюдал, жуя сладко пахнущие коричневые корешки. Макей с другой стороны что-то спрашивал у лекаря, успевавшего отвечать обоим, и напоминавшего в этот момент мамашу-куропатку с выводком. Харди, в просторной льняной рубахе без вышивок, деревянным гребнем расчесывал бороду, подошел к Гвен и принюхался к пряному напитку.
– Налейте мне тоже. – Хотелось бы распробовать, не подводит ли меня нос. – Под общий смех пробасил одноглазый.
– Я бы на вашем месте не пил много. – Тихо, не привлекая всеобщего внимания, поправляя манжеты, сообщил Зедекия. На вопросительный непонимающий взгляд ответил. – Не пришлось бы потом освидетельствовать…
Ничего не понимающая девушка сама понюхала напиток. Пахло приятно. Никаких признаков испорченного, грозящего безвременной смертью. И все остальные, включая самого лекаря, пили из этого кувшина. Легкие нотки брожения не вызывали тревоги, чуть покалывая язык непривычным ярким вкусом. Пожав плечами, она отставила полупустую кружку. Голова слегка кружилась, нужно было подниматься в свою комнату и укладываться, но тут Линдси еще плеснул ей, небрежно, и даже перелив через край. Кажется, он был пьян, потому, что сделав проходку по залу, и, хлопая себя то по плечам, то по коленям, взялся за лютню и бодро запел, сильным красивым голосом. Пришлось остаться и послушать. Кроме того, Гвен не была уверена, что спокойно дойдет до своей двери, уставшая и расслабленная теплым напитком.
Он пришел за час до рассвета,
Красный плащ на плече и ворон.
Ты спросила небрежно, кто он,
Только не дождешься от-вета. От-вета-а…
Своим взглядом он двигал горы,
В своей длани держал он сердце,
Думаешь, он пришел, чтоб согреться,
Утром снова вернувшись в дозо-оры? Дозо-оры…
Зелень глаз ворожила сердце,
Зажигая в груди пожары,
Пропускало оно удары,
Ловя взгляд причудливо дерзкий. Де-ерзкий…
Я тебя ждал на береге диком,
И кольцо холодило пальцы,
Но не стоило и пытаться,
Ты ко мне не явилась даже… даже…
Последняя строка потеряла рифму, но полупьяного певца это не очень заботило. Затем, словно передумав, мелодия сменила ритм и понеслась дальше бодро и жестко.
Славен герой, и сильна его армия. К бою!
Славен герой, и сильны его руки! К бою!
Мы покорим неприятеля. Выстоим! К бою!
Сотрем всех врагов с лица земли-и…
Снова струны зазвучали медленно и протяжно:
Моя Луна-а, а я… я ее ждал и любил, как невесту-у.
Пальцев сплетение, ду-уш – в поднебе-есье.
Вышла на воду луна, пред рассве-етом…
Где же ты, где-е же, луна-а,
Теперь где-е ты-ы…
Песня закончилась так же неожиданно, как и началась, оставляя дрожащее эхо не остановленной струны. Линдси, сидящий с закрытыми глазами, не спешил их открывать, словно не желал видеть реальный мир. Его гордый профиль озаряли пляшущие огоньки из очага. На секунду Гвен показалось, что она видит горящую маленькую звездочку на его ресницах. Но, наваждение прошло. Кок тряхнул головой, отложил лютню и глянул прямо на нее. Внутри все
неприятно сжалось. Голый ничем не прикрытый взгляд, полный эмоций. Потом улыбка разрезала нервное лицо, и, подойдя, он снова плеснул из кувшина. Заслушавшись, Гвен даже не заметила, как выпила второй стакан. А теперь, сжавшись под неприятным вниманием, покорно сделала еще глоток.
Компания стала расходиться, неприятно примолкнув. В конце концов, девочка не маленькая, сама понимает…
В заведение начали спускаться постоялицы в закрытых струящихся нарядах. Оглядев свое мятое платье сверху вниз, сидя на лавке, Гвинелан смутилась. Потом Макей позвал гулять. Они с Зедекией обнаружили небольшой парк за соседской конюшней, выходящий на берег озера. Там видели странную пятикрылую стрекозу.
Берег контрастировал с трактиром: безлюдно и прекрасно, дно озера мерцало в темноте, лишь слегка оттеняемое ночным полным светилом. Ботаническая компания с масляной лампой унеслась к северу, позабыв Гвен, но оставляя ощущение близости людей и безопасности. Девушка присела на голое бревно, радуясь неожиданной передышке и покою. Голове было очень тепло, щеки горели, взгляд плохо фокусировался. Непослушные ноги, с опухшими исколотыми ступнями, пальцами зарылись в быстро напившуюся ночной прохлады траву. Не было ни ветерка, ни вездесущих комаров – ощущение мгновенного преходящего счастья, почти нирвана. Затишье перед бурей. Девушка радовалась этому мгновению, хотя отчетливо понимала, что хмель сделал с ней свое черное дело, и она впервые по-настоящему пьяна.
Шорох со стороны трактира ее не успел напугать. Она безмятежно улыбалась, глядя на тихую рябь воды. Мужчина без спросу сел рядом. Даже слишком близко. Но девушка решила не заострять на этом своего внимания. Вздохнув, он сцепил свои пальцы, уперевшись в них носом. Просидев так пару минут, Линдси, наконец, озвучил свои мысли:
– Знаешь, он увел ее у меня. В ночь перед свадьбой. Я прождал до утра, как дурак! Здесь, сидя на этом самом бревне… – столько эмоций в тихом злом голосе. Принцесса решила не отвечать. – Да, он красив. Не спорю. Но она… она всегда хотела жить хорошо. В достатке и богатстве. Осознав, кто перед ней, она сразу оценила перспективы.
– Значит это не твоя женщина. – Осторожно решила успокоить мужчину Гвен. – Стоит ли расстраиваться, если она предпочла хорошую жизнь тебе? Дешево стоит такой человек.
– Жизнь? – Горько усмехнулся в раскрытые ладони Линдси. – Утром я рванул прямо к нему. Кроваво-красный ковер. Золотая рукоятка. Рыжие волосы разметались во все стороны. Меня даже стража не смогла остановить. Я стоял и смотрел, как она лежит перед его ногами. Она предпочла жизнь?! Знаешь, отец не верил, что я остепенюсь и когда-нибудь заведу семью. Он завещал мне все, при условии заключенного брака. Я выстроил… дом огромный… со ставнями… резными… дворец! Потом сжег все, к чертовой матери! Рыжим факелом горел! Знаешь, я к Харди не подходил ни разу, ненавидя его яркую бороду!
– А что она вам сказала? В свое оправдание… – Гвен прониклась историей.
– Кто? – опешил кок, его ледяные серые глаза смотрели на нее в упор, детально изучая и оценивая. Очень не понравился ей этот взгляд.
– Ваша невеста. – Сглотнула и замолчала, быстро трезвея. Он плавно, как древесный кот, спустился на траву перед ней и небрежно коснулся ноги, чуть повыше лодыжки. Случайное короткое движение. Словно проба льда ногой, прежде чем спрыгнуть с берега.
– Он убил ее. Она лежала в крови у его постели. У его ног. – Жестко ответил Линдси. – Я пообещал никогда без нее не возвращаться. И, не вернулся бы, если бы не ты. Знаешь… твое положение. Я тебе скажу, без иллюзий: на троне твой дядька, кузен в руках у Шелерта. Объявят всеобщие гуляние в центре. Под неусыпным бдением его бойцов. Кузена попытаются женить на тебе и двинуть дядю. Тебе не жить. А еще проще кузена посадить на трон, а тебя объявить погибшей. Если он парень умный, то будет плясать под дудку Шелерта. Тому нужна вла-а-асть… это да. Но сразу он на престол взойти не сможет – его оспорят бонды. Свергнуть карманного короля можно спустя время.
– Поэтому я еду в Порт-Артур, чтобы укрепить свое положение и привести подмогу. – Гвен попыталась сказать уверенно, но вышло пискляво и неуверенно, хотя Линдси, кажется, и не заметил, увлеченный своими мыслями.
– Лизард? Да его никто не видел. Ходят слухи, что он карлик, что у него чахотка, даже, что он давно умер, а сватов заслали дворяне, чтобы поддерживать видимость наличия короля. Знаешь, всем будет гораздо лучше, если ты не доедешь. Ведь, пойми, никакой принц не пошлет все свои войска так далеко, чтобы отбить чужое королевство. Не твое. Не кузена, с которым ты не ладишь. Не дядькино даже. Королевство, разъеденное опухолью Шелертова самоуправства…
Мужчина по-хозяйски, с силой, схватил ее ноги, несмотря на исцарапанные опухшие ступни и несогласие, гладя их уже до колен.
– Или ты тоже?! – бешеные глаза, готового на все человека, ужасали ее, как и его действия, – Или ты тоже предашь все и опустишься на его постель?! Сильный лидер! Большая казна! За парчовым камзолом, как за каменной стеной?!
– Нет! – вскричала принцесса, разом отвечая и на слова и на дела, хлопая маленькими ладошками по рукам. Нож был на ремне под платьем, но в этот момент слишком далеко! – все, что ты говоришь, невозможно! Сейчас придут Зедекия и Трент. Они где-то здесь ловят свою живность.
– Гвен, Зедекия уже давно спать ушел. У него режим. А я… я ведь хорошее дело сделаю. Мы с тобой в деревню поедем, на радость Мире, а команда домой отправится. Никто не пострадает. Все останутся живы. И ты, дурочка, не умрешь с дырой в груди!
– Нет, я не хочу! – мужчина явно не ожидал такого сильного протеста от опоенной им слабой девушки, но она поставила руки перед ним, как непреодолимую преграду объятиям, выключив суставы. А кости ломать он не был намерен.
– Все, что в тебе есть ценного, это твоя честь. Но сберечь ее у тебя не хватит сил. Если не я, то это сделает Шелерт, с позором на все твои земли. – Руки подхватили тощую задницу и прислонили к ближайшему дереву.
– Линдси, вот на сутки нельзя оставить! Твою таверну! – чуть повыше оттопыренных штанов оказалось острие широкого, листовидного клинка в черной перчатке. – Ее высочество тебе ясно ответила, что не хочет.
Объятия прекратились. Матерясь, и, поминая всю родню проклятого храмовника, до седьмого колена, Линдси отошел с ним за ближайшие кусты. Разговора Гвинелан не слышала – в ушах стучала кровь, руки дрожали, а ноги практически отнялись, осознав свои раны и ледяную стужу. Она попыталась встать, но подвернула лодыжку и так и осталась жалеть себя, распластавшись на траве.
– Может, не стоило вам мешать? – часто дыша, пробормотал Алан, вытирая клинок от темно-красной жижи.
– Ты что?! Ты убил его?! Ты убил?! – не укладывалось у нее в голове. Она оттолкнула руки, пытающиеся ее поднять и неловко ткнулась лицом траву, зло отплевываясь.
– Нет, но проучил. – Росланг провел пальцем по левой ступне, чем вызвал жуткую дрожь во всем теле девушки. То ли от нервов, то ли от жуткого холода. Покачал головой. Затем снял свой плащ, накинул ей на плечи, а ее, замотанную, как кокон, не спрашивая, перекинул через плечо. В таком парадном виде они и вошли в полную людей таверну.
– Собираемся. – Без объяснений процедил сквозь зубы, увидев моряков, ощетинившихся кто ножом, кто луком, – бойцы! Чуть все не прозевали! – Гвен краем глаза увидела Линдси, кровавой тряпицей зажавшего подбородок.
– Уроком будет. Бороду отрастишь. – Посоветовал виновник. – Есть полчаса. Шелерту уже донесли. Хозяйка, давай тележку и ослика, да складывай ящики пустые. В деревню поедем. За орехами!
Гвен, наконец, отпустили, она, громко стуча босыми пятками, пошла к себе наверх, когда вспомнила о чужом плаще на плечах и обернулась.
– Ты мне рада? – оказывается, Росланг шел следом, и она чуть не уткнулась в него носом.
– Вообще ненавижу! – слова вырвались сами, даже не смотря на обстоятельства появления храмовника.
– Не смел и надеяться! – Проговорил мужчина, поправляя на запястье что-то белое. Гвен вспыхнула от гнева, понимая, что это ее вещь. – На, ноги намажь. – Сунул ей сверток и был таков.
Сидеть в лодке было страшно и сыро, вода солеными каплями порывалась за шиворот, ветер пронизывал. Около получаса, а по ощущениям, словно целую вечность, мужчины удерживали утлую лодочку в каменном закутке. Когда первые слабые и застенчивые лучики очертили еле заметные всполохи на черном предрассветном небе, было принято единогласное решение – подниматься.
Отвесная скала, почти не имеющая никаких выступов, тем более, ступеней и перил, была практически неприступна, если бы не Макей. Он подал хорошую крепкую веревку с железным крюком в руки Харди. Бородач похвально хмыкнул и отпустил каменную глыбу – без его поддержки лодку стало ощутимо мотать волнами. Поразмяв пальцы, одноглазый, почти без замаха, профессионально кинул крюк вверх. Гвинелан затаила дыхание, слыша только бешено стучащее сердце. Попытка оказалась неудачной – после страшно громкого в прибрежной тишине звяканья, крюк плюхнулся в воду. Харди чертыхнулся. Макей стал сноровисто сматывать, шепотом поясняя девушке:
– Сейчас выждем несколько минут, на случай, если кто-то есть и слышал звук. Затем будем кидать снова. Мокрая веревка тяжелее, ее сложнее закинуть и потом будем скользить при подъеме. – Девушка только тяжело вздохнула.
Вторая попытка вышла удачнее, при свете первых лучей уже можно было оценить ландшафт: крюк зацепился за хороший ребристый камень, почти наверху. Первым схватился легкий юркий юнга. Он, словно дикая мартышка, почти мгновенно взобрался наверх, затем пропал на долгих пару мгновений. Все затихли, отчаянно вслушиваясь: нет ли засады.
– Сомневаюсь, что они ждут нас здесь – высаживаться в скалах стали бы только сумасшедшие. – Гвэн проглотила свой вопрос, относительно того, кем же тогда они являются. Больно стукнув ее по макушке, упала вторая веревка. Эта была сухая и более тонкая, но каждые две ладони на ней красовался хороший свежий узел. Зедекия покачал головой:
– Особая. Дурные наклонности у мальчика… – Линдси похлопал его по плечу, подбадривая лезть следующим, и шепотом ответил:
– В данный момент он не пожалел ее, чтобы спасти вам жизнь. – Целитель принимающе улыбнулся и полез, часто перебирая руками, и, опираясь ногами на узлы. Что за наклонности, и чем эта веревка особенна, девушка пораздумать не успела, потому что ее плеча коснулся бард, и, уже ей, со всем страхом неловкости и опасности, предстояло лезть наверх, пока остальные держат лодку.
Харди по-отечески помог ей подобраться к веревке, затем дернул дважды и подсадил ее. Веревка, чуть вздрагивая на узлах через край, поползла вверх вместе с Гвэн. Ее быстро и аккуратно втащили.
Открытая площадка наверху была небольшой, заканчиваясь тремя красивыми раскидистыми соснами. Туда и закрепил край Макей, обмотав ствол дважды, и, завязав мудреным узлом. После сосен шел почти непролазный кустарник с колючими шипами и серыми,
практически голыми ветвями. Пока девушка оглядывалась, втащили Трента. Лысый тщедушный мужчина ежился от холода и пытался растереть измученные долгим напряжением кисти. Его голова была сплошь усеяна каплями то ли пота, то ли морской мороси. Подходить и спрашивать о состоянии Гвэн не стала, тактично промолчав, и, не сбивая решительный настрой. Потом поднялся Линдси, он мускулистой рукой достал из ножен тесак и сразу подрубил несколько корней.
– Щепки нам не нужны. – Пояснил он внимательной зрительнице, – наших следов не должны найти сразу.
После нескольких хитрых манипуляций, в кустарнике образовался небольшой лаз, а рядом стояли почти целые кустики, готовые встать на свое прежнее место, практически в первозданном виде. Последним поднялся Харди. По его мокрому виду и морской воде, стекающей даже по рыжей квадратной бороде, все поняли, что за лодку беспокоиться не стоит. Гном-великан, как прозвала его Гвэн, удовлетворенно хмыкнул и указал Линдси идти первым.
Загорелые мускулистые руки, оголенные по локоть, умело подрубали ветки и растения, расчищая дорогу, дальше о сохранности первоначального вида тропы никто уже не беспокоился. Но девушке следом идти все равно было сложно: туфли с отрезным носком и пяткой на ремешке, на жесткой подошве и почти без каблука, максимально удобная, как раньше казалось, обувь из всех имеющихся под рукой, на практике, съезжали по срезанным веткам, часто запинаясь за корни, и, позволяя острым стеблям обрезанной травы тыкать в середину стоп и по их бокам. Хлещущая в лицо масса не всегда была безопасна: нос часто рвал остатки довольно крупной паутины, рискуя нарваться на ее ядовитого хозяина, а один раз на плечо даже бухнулась разбуженная змея. Гвэн вскрикнула, зажав себе рот в отчаянной попытке не перебудоражить всю округу, но врач, как оказалось, шедший следом, подоспел вовремя. Он резко и цепко схватил змею за затылочную область и насадил на мизерикордию…
Зрелище было настолько неожиданным и шокирующим, что Гвэн смогла только пискнуть благодарности, круглыми от ужаса глазами смотря, как целитель шатает нож для добивания раненых воинов в черепе ядовитой, извивающейся в предсмертных конвульсиях, гадюки.
– Нам повезло. – По-доброму милостиво и… даже кротко улыбнулся убийца монстра и ее спаситель. – Все самое ценное осталось целым. – Девушка решила не уточнять, кто или что для врача в данном случае «самое ценное» – она или яд, который он сноровисто стал сцеживать в склянку, выуженную из мелкого нагрудного кармана, которых было множество. Спасенная прибавила шагу, почти бегом нагнав Линдси, и, держась от него на самой безопасной дистанции, чтобы ветки не успевали ее хлестать.
После получаса тернистого маршрута, наконец, стали появляться полянки, постепенно сменяя кустарниковые заросли на пригородные луга с кочками кустов и широкими кронами разросшихся одиноких деревьев. Трент шумно выдохнул, радуясь равнине, его бледное лицо было совсем мокрое и обескровленное, губы, сжатые в тонкую линию, показывали, что путь ему дался очень тяжело.
– Не расслабляемся, ребятки. – Ко всеобщему недовольству, скомандовал Харди. – Некогда костры разводить и устраивать привал: если корабль нагнали, то Шелерт и его люди уже знают, что мы движемся к городу и устроят облаву. Чем раньше мы минуем ворота со стражей, тем больше шансов, что мы мимо нее проскочим.
– А в городе точно найдется свободный порог, где нам нальют славного эля! – Линдси подмигнул остальным и достал из котомки сухой кукурузной лепешки. Четверь протянул Гвэн, остальное распределил между товарищами. Девушка благодарно вгрызлась, мотнув головой и отгоняя неприятные ассоциации: с недавних пор ее нервировали мужчины, которые ее угощают едой, спасая от голодного обморока.
Мысль о том, что корабль настигли, ее печалила. Она вспоминала сильного и матерого капитана, заранее его жалея. О храмовнике думать не хотелось. А вот то, что кузен найдет общий язык хоть с людьми Шелерта, хоть с ним самим, она не сомневалась. Убить его не посмеют.
Когда на горизонте уже виднелась зубчатая крепость из серого и бурого камня, Харди нахмурился:
– Разбиваемся, ребята. Будем заходить с разных ворот и в разное время. Макей с Зедекией. Умудрился белку скрутить, молодец, – скажете, что охотник с сыном. Трент с Гвинелан. Ты все знаешь. А Линдси со мной. Возможно, нам прорываться с боем. Мы пойдем следом и прикроем, по возможности.
Первые двое бодрым шагом направились к дальним Восточным воротам, попутно обсуждая детали вымышленной жизни. Тайна феноменальной энергичности и выносливости осталась не раскрытой, временно удаляясь с ними.
Трент шел медленно, кутаясь в свой плащ, словно сильно озяб, его лихорадочно потрясывало. Лысая макушка в капюшоне не привлекала внимания, смешивая его с небольшой группой людей, живущих на отшибе за городскими воротами. Появление новых путников не вызвало вопросов: в город часто приходили люди, и рассвет, когда ворота вот-вот откроются, был самым обычным временем. Заняв очередь, двое молча ждали положенного времени. У больного не было ни сил, ни желания поддерживать беседу, а девушка, со страхом, озиралась по всем сторонам.
– Смотри! – дернула полупустой рукав Гвэн. А посмотреть было на что! Прямо на дубовом столе, выдернутом, по-видимому, у главы стражей из кабинета, рядом с главными воротами стояла огромная рама, в которой красовался ее, Гвинелан, свежий портрет в полный рост, в розовом платье. Девушка дернулась. Лысый удержал. – От дядьки доставили!.. – ужаснулась она.
– Если сейчас повернем, – шепотом выдавал инструкции Трент, – то вызовем подозрение. Нас точно запомнят. Столько людей я не потяну.
Мужчина явно колебался, но, затем, видимо, придя к определенному решению, блеснул глазами и спросил:
– У тебя деньги есть? – Гвэн кивнула, но поспешно прибавила, – немного…
Признаваться, что особа королевской крови, двинувшаяся в опасный дальний путь, не имеет с собой денег, чтобы содержать команду, было неимоверно стыдно! – На подкуп не хватит.
– Нет, нужна всего монетка. – Мужчина подошел к торговке сладостями и ткнул в большой квадрат медовых сот. Гвэн, обливаясь слюнями, в свою очередь, ткнула в самую мелкую неудавшуюся сладкую булку, боясь остаться голодной, и положила медьку. Старуха кивнула и пошла дальше параллельно очереди, предлагая свой товар. Трент жадно вгрызся в сочащиеся соты, даже не предлагая спутнице попробовать. Расправившись с угощением за минуту, лысый
даже пальцы облизнул. Глаза менталиста теперь ярко светились голубым, скрытые от посторонних длинным капюшоном, сутулая спина выпрямилась, сбрасывая усталость дальнего пути. Весь посвежевший, он, с завидной уверенностью, продвигался в очереди к воротам, вызывая в Гвэн зависть. Она давилась сухой и горькой булкой, та, как нарочно, встала комом в горле и вызвала жуткую боль, да еще и икоту. Трент толкнул локтем:
– Нельзя икать! Запомнят. – Гвэн очень сильно испугалась и практически не дышала до самой стражи. Когда они подходили, менталист поднял руку, и оба больших детины в кирасах посмотрели на нее. На ладони была татуировка глаза, во время сеанса люди не отрывали глаз от нее. Девушка торопливо прошла, не говоря ни слова, Трент попятился вслед за ней, спиной вперед, не отрывая глаз от стражников и, до последнего, растопыривая ладонь.
– Следующий! – Повелительно прошептал лысый, и стражники, оторвавшись, посмотрели на парня с телегой, вслух повторив: «Следующий!». Больше они к ним не обернулись.
Девушка выдохнула, про себя отметив, что портрет вышел, так некстати, слишком на нее похожим. Они остановились у питьевого колодца с видом на ворота. Приближалась очередь Харди и Линдси.
Эти двое стояли с видом бывалых наемных воинов, оголив кожаный нагрудник, перевязав рукояти фальш-тесемками белого цвета. Волосы украшал кожаный хайратник с клепками. Потом Линдси ткнул пальцем, указывая на портрет, дальше по стене висела бумага с торопливыми рунами. Чертыхнувшись, воин с размаху засадил рыжему товарищу в единственный глаз, потом чуть не получил злой сдачи от удивленного Харди, но, изловчившись, поймал его и пинком отправил, на потеху публике, прямо в черную выгребную лужу. Искупавшийся в помоях, гном-великан стоял угрюмо и обтекал, предпочитая накостылять мерзавцу без лишних смешков, а Линдси еще с четверть часа развлекал толпу прибаутками, пока не подошла его очередь.
У воинов спросили о их грязном виде, (те кивнули на лужу, мол, драка), спросили имена, (естественно, сказали вымышленные), затем проверили белые тесемки, (конечно, подпиленные), затем махнули в сторону кузни и пропустили, даже не забрав оружие.
– Решили, что наемники. – Пояснил Трент.
– Зачем потасовка? – решилась спросить Гвен.
– На стене висело предписание хватать всех рыжих и сажать на кол. Он ему жизнь спас.
– Domine Iesu, dimitte nobis debita nostra, – руки дрожали, но Гвэн продолжала молиться у неровно горящего и дергающегося от каждого выдоха огонька. – salva nos ab igne inferiori, perduc in caelum omnes animas, praesertim eas, quae misericordiae tuae maxime indigent. Amen. (О, милосердный Иисус! Прости нам наши прегрешения, избавь нас от огня адского, и приведи на небо все души, особенно те, кто больше всего нуждаются в Твоём милосердии. Аминь).
Огонек, плавающий на масляной волне куском промасленного фитиля, на секунду погас, под стук взволнованного сердца и отчаянный вздох, но, каким-то чудом решил разгореться снова и дальше гореть ровненхонько и не чадить. Гвэн осенила себя крестным знамением.
– Дурной знак. – Отметила Руригва. ̶ Как бы чего не вышло…
– Нет, меня более не интересуют ни знамения, ни гадания! Люди так стремятся заглянуть туда, за край возможного, но никто не может предсказать даже собственный следующий день, и не прилетит ли случайный камень в голову, и не прекратит ли жизнь самым нелепым и непредсказуемым образом! Ты заметила? Ни один шарлатан не говорит: «Завтра иди другой дорогой, а то обольют помоями, и день не задастся, и год будет потерян», нет! Они лишь, с умным видом, заставляют нас верить в предрешенность судьбы, в то, что вселенной и звездам есть до нас какое-то дело.
– А в Бога верить хорошо, понятно и безмятежно. – Кивнула старуха, ухмыляясь, ей, в ее возрасте, было не грешно говорить подобные святотатства. – Бог всегда поможет, главное, молись почаще, и деревни не будут гореть, чума отступит, а дети перестанут умирать… да? Ты, главное, жертвуй соборам больше.
– Ты права, но, все же, думать, что у жизни есть какой-либо высший смысл, и что мы не одиноки, мне сейчас очень нужно.
– Все нити в твоих руках, девочка, верь в себя.
– Вот именно, в себя, а не в глупые предсказания о свадьбах. – Ухмыльнулась Гвэн. Пора собираться.
Отбор оказался куда проще, чем она думала. Первым шагнул крепкий моряк с рыжей квадратной бородой и квадратными широкими плечами, с одним глазом, в рваной шляпе и с матерой мудрой усмешкой.
– Сколько вам зим? – поинтересовалась Гвэн.
– Сорок семь, госпожа. – Тон был уважительным, вся суть и лицо этого человека говорили об исполнительности и рискованности за правое дело. За поясом был увесистый, явно используемый, меч, а в сапоге крепкий короткий клинок.
– Имя?
– Харди. – Девушка кивнула. Моряк отошел за ее спину.
Вторым привлек ее внимание высокий худой мужчина, стоявший поодаль. Его лысая голова сверкала в свете ночи, взгляд голубых глаз говорил о твердом принципиальном характере и скрытых духовных практиках. За счет этого, здоровье этого человека было средним. Он не отличался физическими данными.
– Стихия? – будущая королева заставила моряка вздрогнуть от неожиданности, но кому, как ни ей разбираться в своих подданных. Команда уважительно застыла, переваривая, что среди них затесался давно знакомый им, тайный маг.
– Ментальный урон, госпожа. Мне тридцать пять. Зовут Трент. – Несмотря на радостное согласие и магические данные, Гвэн еще пару минут думала, смешно сжимая губы и подбородок приложенным указательным пальцем.
– Ты выдержишь дорогу? – обходя вокруг него, и вздыхая о неподобающей худобе найденного мага, наконец, спросила, девушка.
– Многие недооценивают ментальную практику. – Вытянувшись в струну, куда-то высоко вдаль обратив свое лицо, выкрикнул Трент.
– Воля – хорошее качество, во многом мне близкое. – Кивнула госпожа. Маг встал за ее плечо.
Третьим привлек ее внимание крепкий русый мужчина, ладно подстриженный, побритый, со смешной яркой родинкой над губой. Он был увешан небольшими мешочками, несколько поясных сумок, увеличительное стекло на цепочке, жилет со множеством карманов. Необычный вид дополнял странный свежий и пряный запах.
– Вы работаете на кухне? – спросила Гвэн.
– Нет, госпожа. Я командный врач и готов к опасному переходу. – Мужчина смешно показал абсолютно чистые ладони, затем покопался в одной и сумок, но так и не достал никаких удивительных зелий. – Двадцать пять лет врачебного стажа. Ранее служил при дворе Вашего дяди.
– Имя? Возраст? – девушка удивилась такому большому стажу, хотя человек выглядел очень молодо. Причин увольнения спрашивать не стала. В штате всегда было немало целителей. Если не был убит, значит, не участвовал ни в каких тайных заговорах, не травил и не опаивал, а не поладить с дядей было вполне обычным делом.
– Зедекиа. Мне сорок три зимы. – Девушка кивнула. Врач был нужен обязательно, удивительно, что капитан позволил его забрать, рискуя оставшейся командой.
– Меня возьмите, госпожа. – На середину палубы сам выступил красивый мужчина с темно-русыми кудрявыми волосами, широкими мускулистыми плечами, серыми глазами, остающимися серьезными, несмотря на улыбающееся лицо. Меня зовут Линдси, мне двадцать девять. Я местный кок, но еще больше меня любят за мою игру. – он достал из-за спины потертую, видавшую виды, лютню. Его крепкие руки напоминали ветви, красуясь красивым здоровым рельефом мышц. Гвэн вспомнила о мифах древней Эллады, глядя на этого парня и сразу кивнула. Радость парня выразилась коротенькой ободряющей трелью, выданной по дороге со своего места. Дальнейший выбор проходил в хорошем настроении и с ощущением предстоящего успеха.
Команда позволяла себя рассматривать, в поисках подходящего кандидата. Пару раз моряки качали головой, показывая, что не готовы сорваться с места, из-за разных личных причин. Гвэн уже хотела прекратить подборку, чуя, что через два шага подойдет к храмовнику. Еще не видя, но уже чувствуя, по стихающим разговорам команды, расступающейся и ожидающей их диалога.
Внезапно на середину вылетел юный мальчишка, юнга, который прислуживал капитану, и был очень смышленым и юрким. За пределами палубы поднялся шум. Юнгу явно хватились.
– Возьмите меня, госпожа! Меня зовут Макей. Мне всего пятнадцать, но я Вам точно пригожусь. – Парень показал скованные руки. Железные кандалы, соединенные короткой цепью, чуть звякнули и остались на мокрых досках палубы. Рука дернулась, пропадая из виду на долю секунды, и вот, в ней уже белеет платок, ее собственный Гвинелан платок! Девушка удивленно открыла рот, когда следом за парнем сюда прибежал сам капитан и двое его помощников. Юнга мгновенно скрылся за стоящими позади моряками, уходя от поисков.
– Я тебя беру! – поторопилась, как можно громче, заявить Гвен, прекращая на корню начинающийся скандал. Ее слово было более веским. Капитан, уже открывший рот, лишь махнул рукой, видя, как его пройдоха встает за спиной девушки, широко улыбаясь.
– Ох, и намучаетесь Вы с ним…
Неожиданно, ситуация изменилась. В сторону новой избранной команды двинулся, сам собой, без приглашения, злой, как грозовая туча, Росланг.
– Пять человек уже выбраны, Алан. – Усмехаясь, заметил капитан. – Юнга оказался нужнее тебя.
– Официально я не вхожу в вашу команду. Я априори был сопровождающим ее высочества. Им и останусь. – Храмовник исподлобья гневно оглядел всех несогласных и положил уже собранный вещмешок рядом с бортом.
– Нет. – Твердо и уверенно сообщила Гвен. Вместо радости ее охватила непередаваемая злость. Казалось, что она сама готова порвать его на мелкие кусочки, и он для нее враждебнее и опаснее самого Шеллерта и иже с ним.
– Госпожа не имеет права приказывать мне. Я подчиняюсь своему ордену. – Был ответ.
– Ты служишь своей стране. И стране ты необходим здесь! Ты позаботишься об оставшейся команде и, также, в твою обязанность войдет подать весть Лизарду в Порт-Артур о сборе ополчения и официально объявленном военном положении. – Девушка позволила себе гневную искру в глазах и добавила тоном играющего со своей добычей хищника, – только Тебе я могу доверить столь Важное задание, Алан.
– Справедливо. – Отозвался капитан, и все стали расходиться.
Шлюп был весь прогнивший и скользкий. Не хватало одной доски на правом борту. Шестеро должны были проплыть на нем всего несколько метров до относительно крутой скалы. Мальчишка принес довольно крепкий хороший лук и колчан со стрелами. Гвен, в который раз, убедилась, что выбор того стоил.
Уже спустившись, и оторвавшись от судна, они услышали, как команда сверху начала переполох. Раздавались крики: «Корабль! Корабль, отчаливаем!». Капитан решил увести неприятеля за собой и повел судно дальше, махнув уплывающей шлюпке погасить огонь.
Между двух уступов была совсем небольшая заводь, где, благодаря, Харди уместилась лодочка. Моряки схватились руками за каменный берег и убрали весла, слушая происходящее из этого укромного уголка. Сначала послышался легкий плеск с корабля, словно в их сторону бросили мешок с припасами, или типа того, а затем только звуки дальней погони. Чем это закончилось – осталось тайной. Подъем начали только ближе к утру.
Утро ворвалось в каюту звуками, радостным криком кока, отгонявшего чересчур голодных от сухих запасов, бранящегося больше по долгу службы, нежели со зла. В эту ночь их обошла большая беда. Настроение радости и облегчения буквально витало по кораблю. Скрип деревянной палубы, плеск волн о борт, крики чаек, лай ее пса, приглушенные, а от того еще более милые.
Гвэн вышивала. Руригва подарила ей кусочек тесьмы и дала иголку с шелковыми нитками – неслыханное богатство для замшелой старушки, но девушка не придала этому значения. Она не училась вышивать раньше, ее воспитанием почти не занимались, ибо дяде не было выгодно содержать умную престолонаследницу, которая соображает в делах государства лучше него, и которую просто так не обманешь. Поэтому Гвэн училась всему сама. Она подходила к слугам и спрашивала, что они делают, и как это правильно, в детстве; в юности таскала книги из библиотеки и читала обо всем на свете взахлеб. Ей иногда казалось, что нет почти ни одного дела, которое нельзя освоить, если попытаться или если найти достойного учителя, коли дело сложное.
А вышивка… рукоделию ее не учили, но основные стежки и узоры были ей хорошо знакомы. Сейчас она не стремилась создать целую картину гладью за час или расшить нижнюю рубаху… нет. Она просто старалась занять время, пока не появится ее друг и не похвалит за наблюдательность: ведь это она вовремя заметила опасность и всех спасла… так? Гвэн ждала его светящейся улыбки, его радостных глаз… но время тянулось бесконечно долго. И она, выпросив рукоделие у своей невольной попутчицы, стремилась показать свои светлые чувства: из-под ее руки выходила настоящая красота. Среди четких средних линий фона более плотной и толстой цепочкой ниток вилось красное имя храмовника, окаймленное по периметру золоченым косым крестом. Она долго думала, что вышить, но ей не хотелось рисовать кресты и символы веры. В конце концов, он мало интересовался религией, если честно. Свое имя вышить было слишком смело и слишком вычурно. Да и… когда они все-таки попадут во дворец, если люди увидят эту тесьму – тоже приятного будет мало. А вот его имя – это очень хорошо.
Гвэн представляла, как он удивится и улыбнется, может даже, обнимет. Это предвкушение тепла дарило ей невидимые, но вполне ощутимые крылья. И пусть все решит судьба, как сказала Руригва. Действительно так.
В дверь постучали. Девушка спешно доделала последний стежок и принялась отгрызать неподатливую нить. В таком виде ее и застал юнга. Мальчик объявил, что ее ждут на завтрак в столовую.
Помятое платье из ее узла, волосы, спешно зачесанные в две косы, с помощью костяных шпилек змеями прижатые к голове. В зеркальном подносе, что притащила старушка, видна немного медно-желтая, но все еще бледная особа. Покусала губы, хоть себя убеждая, что так они будут краснее. Вышла за дверь. Оглянулась. Старушка осталась в каюте.
– Для капитана и главных накрыто. – Пожала плечами. – Меня не звали. Нат-ко, рукоделье-то свое не забудь. Чай, все утро трудилась…
Старушка осталась в каюте, а Гвэн, еле стоящая на своих ногах, упираясь во все, что встречала по дороге, шла в столовую, спрятав тесемку за поясом в кармашек. Ощущение праздника потихоньку пропадало. Команда сурово и нервно крутила снасти, мальчик драил палубу. Несмотря на воду и тряпку, отчетливо виднелись следы крови на полу. Гвэн занервничала: а может, они не избежали боя? А кто ранен? Так, может, поэтому Он и не пришел, а она так расстроилась, что не проведал и заставил в таком состоянии одной брести?
Практически не дыша от страха и растерянности, она вбежала в каюту.
– Вот видите, сказал равнодушно Алан. – Она в прекрасном самочувствии, даже румяная.
– Это я торопилась… – начала, было, девушка и осеклась. Говорить о своей слабости после сказанного было глупо, как выпрашивать жалость. Да, я румяная, и да, я смогла дойти. В этом он прав. Но что-то болью резануло сердце. Она еще не умела осознать это в словах, но поняла, что за нее просто не волновались. Но ведь это так по-человечески – спросить, как я себя чувствую, предложить помощь, пожалеть, навестить… а ему словно и дела нет. У него государственные заботы, важный он. Вот стану… и увидит!..
Гвэн, морщась от боли, своих мыслей и обиды, села на самый далекий от него стул. Ближе посадить ее не захотели. Какая пакость! Словно я самая ненужная и лишняя на этом корабле, даже если именно меня и везут всем судном на встречу с новым женихом. Мда…
Квашенная капуста пахла пьяняще и аппетитно, но есть ее сейчас не представлялось возможным. Маринованных морских гадов тоже пришлось отодвинуть. Мясные рулеты были так сильно присыпаны перцем, что тоже не лезли в рот. Девушка вздохнула с горечью обиды. Предательские слезы наворачивались на глаза. Ее звали к завтраку, но не было ничего на столе, чего она бы могла поесть. Словно и не лежала она двое суток, умирая, по его воле, и вся команда об этом не знала.
Гвэн вгрызлась в кусок белой лепешки, чудом успев уцепить его, последний, со стола. В стакане плескался квас. Она сделала глоток и отодвинула массивную деревянную, окованную железом, кружку, украдкой вытирая правый глаз, который все-таки не сдержался и отпустил в плаванье соленую злую слезу.
Она старалась рассмотреть Алана, но он был через четыре человека от нее и по той же стороне стола. Пользуясь оживленной беседой, где ее мнения, явно, не спрашивали, она выскользнула со стула и пробралась к нему. Острый взгляд, полный укора и порицания. Алан шикнул и встал, совсем покидая столовую. Такого она точно не ожидала.
Есть хотелось нещадно. Боцман, сидевший напротив, опомнился первым и предложил сходить к коку за чем-то более подходящим для такой болезненной особы. Девушка поклонилась головой, застенчиво и грустно улыбаясь. Он пришел через десять минут, держа в руках три немытых яйца.
– Вот это вареное, а эти два сырые, может, вам так полезнее будет… – радуясь своей сообразительности, поведал моряк, сгружая это богатство на стол перед ней. Гвэн сглотнула. Несмотря на отсутствие у нее серьезных хворей, яйца она не ела никогда, иначе, откуда ни возьмись, нападал чес, губы и глаза краснели, а руки чесались с неистовой силой. Щеки покрывались пятнами. Дома, даже несмотря на дядину нелюбовь, всегда заморачивались и готовили ей отдельно. Родственничек говорил, что неровен час, заболеет и умрет.
Наконец, вернулся Росланг. Он был серьезен и собран, спешно проходя мимо ее табуретки.
– На, это тебе. – Гвэн плюнула, что выглядит сейчас глупо и смешно… она просто остановила его и сунула ему в руки свою тесьму…
– Ой, это мне? Спасибо! – проговорил он и сунул в карман, даже не учитывая тот самый момент, что девушки ее положения, никогда не вышивают простым рыцарям такие вещи. – Спасибо большое, – сказал, не пытаясь продолжить беседу, и сел на свое прежнее место.
«Вот видишь, ему до тебя и дела нет, а ты ночами не спишь и нервничаешь – раздосадованно буркнула сама себе. – Ну, что ж! Во всем есть свои плюсы. Так даже лучше. Слуги остаются слугами. Служить – их удел».
Капитан обсуждал ближайшие планы: хотели пристать в Эбботе и отправить шлюпку с вестью.
– Но Эббот занят! – Гвэн вскрикнула, поймав ускользающую фразу, к удивлению всей команды и себя самой.
– Кем занят? – помощник капитана посмотрел внимательно и серьезно, пауза затянулась – все ждали продолжения. Ей показалось, что обстановка незаметно, но явно изменилась: суровые серьезные мужчины вспомнили, что именно она увидела вражеский корабль и помогла избежать сражения.
– У вас есть карта? – Гвэн фыркнула, – конечно, есть. Можно принести?
Капитан щелкнул пальцами, откуда-то, словно из-под земли, появился юнга, со стола все убрали, протерли и водрузили большую, потертую и протертую в некоторых местах карту, тщательно и бережно хранимую. Гвинелан в руки подали круглую пузатую чашу с куриным супом. Запах шел такой аппетитный, что даже соседи по столу заглядывались на содержимое сосуда, жалея о рано прерванной трапезе.
– Дайте мне вот это стекло. – Вполне сознательно и уверенно потребовала будущая королева, на время отставив чашу. Ей не прекословили, хоть и поглядывали на кивнувшего Росланга. Двое аккуратно ладонями выжали небольшое стекло из стены, соединяющей столовую и общий коридор, затем положили на карту. Чернильница тоже нашлась на удивление быстро. – По моим данным, а дяде докладывали регулярно, были заняты вот эти города. Роршах вырезан целиком два дня назад. В Стречкотте градоначальника пытали с особой жестокостью, поселение под пятой, хоть и без бумаг. Выселаг горел неделю назад. Видите? – Темные кляксы расползались по стеклу, подвластные качке и законам физики, образуя совсем реалистичную картину реальной ситуации: враг черной смертью окутывал побережье, пытаясь захватить контроль над выходом в море и связью с сухопутной территорией за морем.
– А теперь, посмотрите, где находится Эббот! – маленький палец ткнул в самое сердце скопления клякс. Это словно послужило сигналом к чернильной атаке, и разрозненные кляксы слились воедино, образуя самое темное пятно прямо над Эбботом. – Вы правильно рассуждали, что Эббот – подходящий град, имеющий отличные оборонительные укрепления, неприступный замок, древний, как вся королевская династия, но… так же подумал Шеллерт, причем, на пару месяцев ранее. Уверена, что пришвартовавшись, мы попадем в самые лапы нашего врага.
Команда рассматривала расползающуюся зловещую кляксу, захватившую еще с десяток городов вокруг, затаив дыхание. После столь явного представления ситуации, никто не смел спорить. Каждый из мужчин в момент вспомнил, кто из здесь присутствующих займет трон, и у кого на это есть все шансы, потому что это хрупкое создание только кажется маленькой глупой девчонкой, но наделено разумом и волей, присущей первому роду. Дитя королей. Кровь от крови.
– Что Вы предлагаете? – капитан кивнул шепнувшему ему что-то на ухо Рослангу и, со всем вниманием, обратился к Гвинелан.
– Нам не нужно искать крупный порт. – Отрезала девушка. На душе было мерзко: она сознательно лишала себя возможности путешествовать дольше и интереснее, как можно дольше и интереснее, и достигнуть нужного города и того, кто ее там ждет, намного позже оговоренного срока. – Мы сейчас сильно рискуем, находясь на судовой ветви Шелерта! Чудо, что нас еще не обнаружили. Наверное, поэтому и не искали, что под носом меньше видно. Мы причалим ночью к самому мало подходящему скалистому берегу. Сойдут пять человек – тот минимум, что положен для сопровождения моего высочества. Одетые в самое грязное тряпье, мы пройдем оживленными улицами и пешком преодолеем Иллек и Брасну.
– Не проще ли вызвать отряд от вашего жениха? – скептически и не очень уважительно высказался Росланг, вызвав невольные смешки среди команды.
– Порт-Артур – превосходная крепость. – Начала Гвинелан, расправив плечи, и, стараясь не сойти на истеричный крик. Такого отношения она не прощала. Мужчинам иногда так легко забыть, кто здесь важен. Их глаза застит мнимая сила. Это ничего. Это ничего. Спокойный и уверенный ум должен оставаться холодным, и тогда, все получится именно так, как надо, или даже лучше. – Порт-Артур – превосходная крепость. В мирное время там находится не более трех сотен парадно одетых воинов в полной броне. На лошадях не более сотни. В городе не так много конюшен. Если спешно вызвать отряд во главе с моим женихом, то мы оставим город без конницы, а именно, без защиты, без главы, без возможности организовать толковый и серьезный отпор.
– Но это же глупость! – помощник скривился, мотая бородатой головой, отказываясь воспринимать ее слова всерьез, но понимая, что девчонка говорит дело.
– Глупость – ждать, что жизнь сама даст нам все то, что нам нужно прямо в ладони, и даже не придется палец о палец ударить.
– Но пока что так оно и было. – Алан сказал так негромко и себе под нос, похлопывая маленький кармашек, куда убирал минут десять назад ее вышитый подарок. Сказал так тихо, словно сам себе, самоуверенно и, ухмыляясь одним уголком губ. Но в приключившейся тишине его слова были услышаны всей командой. Словно невидимая клякса стала заполнять всю столовую, пытаясь потопить значимость каждого слова этой глупой девчонки. Гвэн поймала на себе осмелевшие взгляды скалящейся команды. Ну-ну!
– Что ж, тогда я приказываю. С этого момента от моего имени вводится чрезвычайное военное положение, и вы ОБЯЗАНЫ подчиняться особе королевской крови и выполнять все необходимые, одобренные мной лично, действия, для сохранения моей жизни. Ночью мы причалим вот здесь, (палец указал на самый бледный кляксовый участок карты). Я самолично отберу пять человек из команды. И. Будьте уверены, неподчинения не последует. Составьте мне список всех присутствующих на корабле в момент отплытия – вам будет представлена денежная награда. Это все. Все свободны.
– И мне последует награда? – холодным голосом уточнил Росланг.
– Вам последует трибунал. – Гвэн развернулась. Поставила пустую супницу на свой стул и вышла. Ее уверенность и злость дали ей сил дойти до своей каюты, а за стеной она обессилено соскользнула спиной по шершавой деревянной двери и беззвучно расплакалась. Что же этого храмовника так в зад ужалило?!
– Ничего, доченька, ничего. – Старушка Руригва опустилась на колени перед ней и стала вытирать слезы. – Ничего. Так и становятся королевами. У тебя не должно быть слабостей.
Жар сменялся ознобом, голова была словно в вате, руки странными непослушными плетями тянулись к кружке. В железной шершавой плескалось совсем мало, стремясь пролиться на такой далекий пол, или себе на грудь… Губы, с помощью странной старушки, касались края кружки, но в рот лилась не желаемая вода, а противный горький отвар. Ночью рвало.
До рассвета было совсем плохо, девушка думала, что смерть совсем близко, и, может быть, скорее бы она ее уже забрала, избавив от этих мучений.
Утром ей впервые разрешили попить чистой воды. Маленькими глотками, каждую секунду боясь, что станет хуже, она осилила треть кружки. Жизнь возвращалась к ней, как и настроение. Все еще трясло, тело ловило никому не заметные ветра, пронзающие до костей.
– Все хорошо, милая. – Говорила старушка со странным именем Руригва. – Ты поправишься. Завтра уже приплывем. Теперь тебе не страшна отрава, инициация прошла.
Гвэн слушала в пол уха, она закусила губу, понимая, что скоро кончится ее путешествие, но твердо решила смело идти по жизни, ведь никто не знает, что ей готовит судьба. Было странное ощущение тепла и безопасности. Может, пригрелась в одеяле, а, может, утро своими невидимыми лучами проникало даже сюда, в маленькую каюту без окошек.
– А что, если я не хочу приплывать? – все же пискнула будущая королева, почувствовав себя действительно маленькой и глупой девчонкой, какой и являлась, в сущности.
– Судьба решит. – Улыбнулась старушка. – Кому решать, как не судьбе.
– До этого она не в мою пользу решала. – Слезы противными горячими каплями потекли, обжигая воспаленные веки и разгоряченные щеки, и убежали по подбородку вниз за воротник сорочки.
– У тебя заботливый мужчина, только суровый, – сказала Руригва неожиданно, чтобы отвлечь девчонку от грустных дум. Гвинелан даже подавилась водой, выплюнув под укоризненный взгляд обратно в кружку и надолго закашлявшись.
– Ты повторяла его имя в бреду. – Жуя сладко пахнущий корешок ухмыльнулась бабка. – Он сам пришел за полночь, шалфея принес, сидел над тобой, наверное, даже молился. – Девушка чувствовала, что лоб с мокрой тряпочкой напрягся, а глаза явно округлились, забывая моргать. Дышать стало практически невозможно – легкие так раздулись от удивления, что дрожь прошлась от диафрагмы и до кончиков пальцев.
– Да, лоб протирал тоже вот. – Добавила старушка, убирая уже ненужную тряпицу. – Сам отравил, сам и лечил.
– Но я не помню… – бледная девица на глазах оживала и становилась пунцово румяной, то ли от гнева, то ли от смущения. – Как отравил?!
– Так он ушел, только тебе лучше стало. Небольшая капелька яда в стакане была – твой организм справился, поборол, и теперь тебе отрава не страшна. Видно, так надо было, да не сказал… там пленника допрашивают сейчас. Чай, вообще ночью глаз не сомкнул. Ты зубами-то не скрипи. Забота – хорошее качество. Редкое, среди знати. Вот, помню, у меня муж…
Гвинелан полусидела-полулежала, слушая рассказ древней старушки о ее трудной жизни в деревне, о чуме, унесшей всех четверых детей, о сложностях в доме у сестры и о том, как старость подкралась незаметно и занесла на этот корабль — «мир повидать перед смертью».
Девушку захлестывали противоречивые эмоции! От злости на себя – она его звала?! До злости – отравил?! Хоть и для ее защиты в будущем… но не сказал, не пришел, не успокоил, не остался! Волнение тоже было – а вдруг, братец наговорит о ней что-нибудь совершенно неприемлемое, что Гвэн просто возьмут и за борт выкинут??? Одни его замыслы на счет свадьбы и трона в обход отца, чего стоили… злость сменялась страхом и сомнениями – Алан храмовник, и странно, что ему доверили королевский метод… она злилась! Злилась за испорченное путешествие, но еще чувствовала заботу, чувствовала неловкость, с которой они общались, странные паузы между словами, странные фразы… «Он был здесь и волновался за меня, пока я боролась» – это самое главное! – решила она, в конце концов, и почти успокоилась. – Главное, что все хорошо!».
«Может быть, судьба не всегда дарит нам то, что мы хотим, так, как нам нужно, но мы должны достойно встречать все то, что она нам дает. Нам необходимо быть сильными, дорожить людьми, беречь их, пока они рядом. И важно достойно выполнять то, что от нас зависит».
Старушка улыбнулась, глядя, как оживает маленькая девчонка и к вечеру принесла ароматного жидкого бульона. А следом зашел Росланг.
— Было бы глупо, плыть на корабле и даже ни разу не посмотреть на море. — Сказал он и протянул клетчатый теплый плед. Ни слова о том, почему она так страдала.
Был уже поздний вечер, солнце садилось оранжевым огненным кругом прямо в пучину вод. Волны, словно, объятые пламенем, горели с одной стороны всеми оттенками красного, а пена переливалась радугой. Ближе к кораблю можно было рассмотреть, что сама вода болотно-зеленого цвета, и больше напоминает зелено-коричневую яшму, чем чистые ключи, бьющие в глубине колодца при замке.
Вдали показался белый треугольник…
– Это белухи. – Сказал храмовник, показывая еще два треугольника, чуть ближе и правее. – Сейчас увидим поближе.
И она смотрела, как странные животные, больше похожие на рыб, сопровождают корабль и выныривают, смело показывая округлую морду с ровным рядом острых небольших зубов. Их голоса больше походили на крики чаек или задорный свист.
– Наверное, не стоит так долго стоять на палубе, пока ты болеешь, – сказал Алан, не замечая злого взгляда, для убедительности оберегающим жестом обхватывая ладонями плечи, укрытые по самый нос. – Пойдем вниз.
– Можно еще одну минуточку? – взмолилась Гвэн. В голове не укладывалось, что завтра она уже будет в Рэнстриме. Чужая страна. Чужие люди. Городок со странным названием Трибло,
будто дешевая портовая таверна… Скоро она снова попадет под замок, так и не насладившись самым первым в своей жизни плаваньем.
– А что это за огни слева? – она ткнула пальцем в направлении заката, ожидая, что ей расскажут какую-нибудь притчу про чудо природы или очередное морское животное… руки теплые и сильные все так же лежали на ее плечах, располагая к самым теплым мыслям.
– Какие огни?! – Алан пригляделся, затем крикнул шкиперу, а уже тот поднял на ноги всех! И такая началась суматоха…
– Тебе срочно в каюту! – Росланг практически втолкнул обидевшуюся девчонку в ее «нору»…
Руригва снова налила горького отвара, пригрозив влить силой, если подопечная будет спорить. Все настроение старушки выражало ничем не прикрываемый страх.
– Если выпьешь, то я тебе еще бульона налью. – Смягчилась, наконец, бабка, пошатываясь, на с ума сошедшем полу.
– Мы как-то странно плывем? – не совсем поняла Гвинелан.
– Мы повернули. И теперь несемся… – проговорила Руригва, вздыхая, и всей кожей ожидая свистящих звуков обстрела. – Главное, успеть. Это торговый, по большей части, корабль, снаряженный лишь несколькими пушками… мы не готовы к битве в открытом море.
– Ясно. – Сказала Гвэн, плохо осознавая опасность для себя.
Воображение рисовало ей бушующие ночные волны, дребезг металла, встречающегося о металл, крики ярости и борьбы… немногие выживут… а он? За него она волновалась больше всех, не потому, что считала слабым, а потому, что самые сильные встают впереди всех…
«Вот так жизнь учит нас ни к чему не привыкать и быть счастливым самым крохам счастья и тепла, выпадающим на нашу долю… – подумала она. – Ведь ни в какой миг не знаешь, когда белое сменится на красное, мир на сражение, а безопасность на безысходность… пусть сегодня нам еще раз чуть-чуть повезет».
Далеко за полночь дверь тихонько без скрипа открылась. Девушка резко распахнула глаза. Руригва спала, нервно сжимая в руках нож, но не проснулась. В узкую черную щель открывшегося коридора ворвалась черная кудрявая голова. С носа падали капли пота, лоб блестел в свете догорающей свечи, глаза были сумасшедшими, но улыбающимися.
– А я думал, ты спишь… – подмигнул Алан и снова исчез за дверью.
– А надо было спать? – тихо прошептала девушка, укутав бабку и пожав плечами.
Мужчины для нее всегда были самой неизученной и непонятной тайной. Одно она поняла точно – сегодня судьба обошла их своим мечом, и дала еще какое-то время пожить. Дай бог.
В темноте, подсвеченной лишь приглушенным светом от крытых факелов, плескалась пятиместная деревянная лодка. Темные волны, больше напоминали нефть, чем морскую, зеленоватую днем, воду. Бородатый хмурый воин, молча, шагнул и, не церемонясь, кинул бессознательное тело на одну из трех скамей. Дивэйн, явно, не так представлял свой триумфальный побег.
Девушка чуть замешкалась, обдумывая ситуацию: лодка, качаясь, грозила ей своим влажным боком, на глубине почти по пояс. Уместно ли снимать обувь, или стоит, уподобившись мужчине, смело шагнуть, не показав своего страха? Няня всегда говорила, что истинная леди любую ситуацию должна переносить с непроницаемым выражением лица, как и подобает будущей королеве, но, учитывая предстоящий поход, Гвэн понимала абсурдность данного совета.
Пока девушка раздумывала и поджимала плащ, сзади послышались уверенные шаги. Позаботившись об отравленных воинах, Алан нагнал компанию.
Гвинелан со всей силы закусила палец, чтобы не вскрикнуть, так неожиданно и пугающе ее подхватили на руки. Пять шагов по воде длились целую вечность! Живот от неожиданности скрутило странной судорогой, руки, прижатые к груди, боялись дернуться, чтобы не создать помех или неловкостей. Ее впервые касались так близко. Странное ощущение. Тепло большого и сильного мужчины, его дыхание, пробиралось к ней, даря ощущение странного спокойствия. Отпущенная на скамью, Гвинелан ощутила неожиданное головокружение, как от потери надежной опоры. Ветер с воды усилил контраст после близкого тепла.
Вереница эмоций, от острой паники, до расслабляющей надежности, и ускользающего приятного тепла девушке не понравилась. В этом было что-то страшное. Ей, так рано лишенной родительского тепла, а затем любви дяди и замкового окружения, страшно было от того, что что-то внутри тянется к этому человеку, просто, по долгу службы, столкнувшемуся с ней. Гвэн резко отвернулась.
Будто не заметив этого, храмовник накинул на ее плечи плед, взятый с корабля специально. Собачонка плюхнулась в воду и, спустя пару мгновений, уже грелась на руках у хозяйки, промочив и плед, и верхние юбки.
– Спасибо… – пискнула Гвэн, смотря на рыцаря снизу вверх, отчаянно надеясь, что сейчас не так похожа на жалкую собачонку, как сама считает. Росланг кивнул, и они, вдвоем с новым воином, взяли огромные весла из светлого, еще не попорченного временем дерева.
Судно проступало неясными очертаниями постепенно. В темненных стеклах мерцали корабельные огни, острый нос мелькал в бликах воды, отражаясь мокрой древесиной. Внезапно весло гулко бухнуло о борт, впереди замаячила сырая плетеная лестница. Храмовник первым покинул лодку… с полминуты его не было. Девушка ощутила за это время всю опасность своего положения: в черном ночном море, в мелкой лодке со страшным бородачом, оглушившим здорового кузена веслом, без всяких раздумий… сейчас одно движение, и она тоже может полететь за борт, и поминай потом, как звали…
Из-за борта высунулось подсвеченное оранжевым огнем палубы лицо Росланга. Он протянул свою руку без перчатки, за которую Гвэн вцепилась, как за единственное спасение. Ноги пытались искать шатающуюся под ними лестницу, но никак не могли найти опору, поэтому ее, как безвольный кулечек втащили на палубу.
– Все хорошо. – Сказал храмовник, разжимая ее пальцы на своей руке. Гвэн резко отдернула ладонь, осознав, как выглядит сейчас, но решила ни за что на свете не отходить от него дальше, чем на два шага. В ярком, по сравнению с темнотой снаружи, свете палубы виднелась команда. Человек пять стояли вокруг, рассматривая своих гостей, и готовые помочь, или прибить, в случае необходимости. Рядом ухмыляющийся матрос в пятнистом платке на длинноволосой голове, сплюнул:
– И куда мы бабу везти должны? – со всех сторон послышался согласный гогот моряков. Росланг втащил бессознательное тело и помог бородачу, держащему ноги Дивэйна, влезть самому. Вся команда вмиг притихла под хмурым взглядом черных глаз…
Каморка была уютной. Девушка, наконец, почувствовав себя в безопасности, стала озираться вокруг. Непривычные по форме стены и потолок были из промасленного желто-оранжевого дерева, небольшая комнатушка имела подвесной гамак, столик, прикрученный к полу, комодик с парой ящиков и закуток, похожий на туалетную комнату. Здесь совершенно не было окошек, что немного пугало, но цвет и запах древесины, смолистый и яркий, помогли ей успокоиться.
«Моя нора» – подумала Гвэн и стала разбирать походную сумку.
Отчалили. Мерное шуршание волн за бортом доносилось совсем приглушенным. Опустошенный сверток из-под вяленого мяса и лепешки чуть порадовал изголодавшийся организм, в то время, пока девушка аккуратно складывала промасленную бумажку, стараясь не порвать. Шнурок, завязывающий кулек, теперь мило болтался на ее запястье. «На удачу, – смущаясь, подумала девчонка, – может, прибавит мне сил». Мысль была глупой, но поразительно успокаивала.
В дверь постучали, услышав разрешение, храмовник заглянул в каюту, одобряюще хмыкнул и позвал Гвинелан ужинать.
Столовая была рассчитана человек на пятнадцать – команда приходила есть сменами. Круглые оконца здесь были совсем небольшими и затянутыми полупрозрачной слюдой. Над дверью висела, диаметром в локоть, икона. Девушка поглядела на своего спутника с недоумением.
– А вы не будете молиться? – под удивленные взгляды команды спросила Гвен.
– М-м! – мотнул головой усмехнувшийся Росланг, довольно вгрызаясь в кусок прожаренного мяса на кости.
Прямоугольный деревянный стол имел на себе три глубоких глиняных блюда с мясом, рыбой и морепродуктами. Поглядев на отварные щупальца, Гвинелан не решилась подвергать свое здоровье таким испытаниям. Перловка, горкой насыпанная в ее собственную тарелку, была смазана маслом и источала пар. Осилив треть, девушка поискала взглядом самый мелкий кус мяса и вгрызлась в него, чувствуя себя настоящей пираткой.
– Послезавтра, ближе к вечеру, прибудем в Рэнстрим. – Сообщил, обращаясь к Рослангу, капитан-бородач, к обеду надевший часть своей формы, а именно, потрепанный сюртук с эполетами. До девушки стало доходить, что корабль вряд ли принадлежал ее дядьке и, наверное, нанят храмовником.
– Как послезавтра? – Гвинелан вскрикнула от неожиданности, потом прикусила губу, осознав, что сморозила что-то неуместное. Казалось, что путешествие будет длиться неделю, а то и две! Что ветры будут сменяться бурями, что штиль застанет их на середине пути, и хорошенько прожарит солнце, просолит вода, в которой, она, конечно, искупается, вместе с матросами, и научится ловить настоящих акул и пить ром, который, говорят, древнее всех королевских династий, и правит морским народом, как местный бог.
– Все правильно, – проговорил Алан, подвигая девушке стакан с компотом, Рэнстрим уже вне досягаемости твоего дяди, а часть пути до Трибло, где нас ждет отряд, придется проехать в карете.
– Опасность миновала? – с широко распахнутыми глазами спросила девушка, чувствуя, как дрожит голос, и еще секунда, с век сбежит соленая не морская капля.
– Мы избежали окружения. – Храмовник был серьезен. – Но нас поджидали сигнальные воины Шелерта. Мы проскочили, как уж в захлопывающиеся ворота.
– Как твоя лошадь?
– Как моя лошадь. – Кивнул мужчина, без особых сожалений.
– Жаль, что мы не смогли ее забрать.
– Она пригодится моему другу. Мы же высадимся в Рэнстриме и там пересядем в карету
– А дальше?
– А дальше нас поддержат войска. Нам еще полтора дня ехать по пересеченной местности, и, уже в столице, произойдет твоя встреча с Лизардом.
– Хорошо… – срывающимся голосом проговорила Гвэн и с глухим скрежетом выскочила из-за стола, чуть не уронив тяжелый деревянный стул. Как ей хотелось бы сейчас, чтобы ее догнали и успокоили… но никто не нарушал ее слез. Когда глухой ночью она полностью приняла свое одиночество и успокоилась, тихий стук раздался совсем неожиданно. Голова Алана высунулась из-за двери.
– Все хорошо? Ничего не болит? – в руках храмовника было что-то похожее по запаху на вино, заправленное специями, от кружки шел пар.
– Это успокаивает. – Спокойно пояснил Росланг и сел рядом.
– Я просто боюсь. – Девушка ткнулась носом в человека, волей судьбы просто оказавшегося рядом. Послышались всхлипы.
– Выходить замуж, наверное, страшно. – Не мудрствуя особо, согласился храмовник.
– Наверное! Но я боюсь снова оказаться взаперти, понимаешь? Снова быть пленницей, без права голоса! Хлебнув свободы, так горько снова вернуться в свой ад.
– У всех свои испытания. – Серьезно сказал Алан. – Моя жизнь, всегда покрытая тайной и запретами, не позволяет открыться людям, которые мне дороги, и я боюсь, что меня не примут, когда придет время.
– Угу. – Кивнула Гвэн, ошарашенная встречной откровенностью. У вас обет… ваша жизнь принадлежит Ордену Святой Магды…
— Какой обет?! – вскричал храмовник и вскочил, как ошпаренный. Какой к черту Орден? Какая Магда? – Глядя на глупую девчонку, не очень понимающую его гнев, но тянущуюся к нему своей сиротской душой, он немного успокоился и продолжил. – Нет, я должен ордену определенный срок, после чего буду абсолютно свободен. А тебя будет ждать твой жених.
– Странный ты, храмовник, который не постится, не молится и врет. – Гвен снова ссутулилась при фразе о Лизарде.
– Вру? – Росланг отстранился, удивленно глядя на девчонку.
– Ну, скорее, для проверки окружающих. – Усмехнулась она. – Ты ведь умеешь читать. Это первое, чему учат в храмовых школах.
– Действительно, в храмовых школах только и учат… – задумчиво проговорил мужчина, прижав к себе хрупкое тельце, и, также резко освобождая из объятий, пока она не испугалась, и, тихо прошипев, улыбаясь в прижатый к губам палец. Дверь за ним хулигански хлопнула.
Ночь горячей пеленой накрыла Гвэн. Гамак окутывал теплом, волны мягко укачивали, подвес сглаживал качку. Ей снился дядя. Он смотрел на нее своим гневным немигающим взглядом, а потом протянул руки и начал душить. Проснулась девушка в горячем поту от своего собственного крика.
Юнга, вбежавший на звук, потрогал красный мокрый лоб.
– Лихорадка! – крикнул он подбежавшей команде. Росланг кивнул и ушел. К Гвен приставили маленькую скукоженную старуху, помогавшую на кухне, напросившуюся на корабль со своим сыном.
– Вот, выпей лечебных травок, деточка. – Ворковала старуха, вливая в рот принцессы мерзкий вяжущий горький отвар.
– А Алан где? – то и дело спрашивала Гвэн в полубреду. Но он не появлялся весь день и вечер. Было обидно. «Видимо, он не из тех, кто рядом в трудную минуту, – с грустью подумала девушка, глотая горячую слезу. – Тем лучше, нам ведь это не нужно. Совсем не нужно…». Она кивнула себе еще раз и уснула, не замечая, как подушка становится мокрой.
Каменистая тропа была шириной в шесть локтей и вела из тайного прохода вниз к причалу. Дивэйн утверждал, что там стоит только дядькин старый дромон, с днищем, плоским, как горб кухарки, в девять пар весел и без припасов. Но храмовник имел другие сведения от Лэнриха, поэтому, молча и уверенно, вел отряд, не возражая, но и не принимая всерьез слов увязавшегося за ним королевского родственника.
Рыжий пес, отчаянно хромал слева от Гвэн, отплачивая за случайную еду полной преданностью своего большого сердца. Девушка украдкой погладила животное, отговаривая пускаться в сложный путь. Но дверь на противовесах давно захлопнулась за ними, отрезая обратную дорогу. Кузен подмигнул, намекая, что вход работает иначе и не здесь. Но девушке в замке делать было абсолютно нечего, поэтому, она рывком повернулась и зашагала вперед. А кривое ухо пса рядом подпрыгивало в такт быстрой поступи, добавляя упрямому зверю теплого очарования, а ей уверенности.
Справа шел храмовник. Пару раз ее пребольно задело ножнами меча. Рыцарь шел, не обращая внимания, и не высказывая извинений. Гвинелан украдкой оглядела его: спутанные волнистые давно не мытые и не чесанные черные волосы с легким древесным оттенком, выжженные многодневными походами под палящим солнцем, пара серебряных волосков на висках, говорили не о возрасте, а скорее о трудном и опасном образе жизни. Храмовник казался девушке высоким и жилистым, когда хмурым взглядом осматривал тропу с каменистого обрыва и с серьезным лицом, сжав губы, поглядел на ее обувь. Хотя, по сравнению с другими воинами, его рост был средним. Просто гордая стать и спрятанная в теле сила воина давали о себе знать. Он был похож на лесного кота – воины замка казались на его фоне неуклюжими вытесанными из дерева прямоугольными куклами. Но что-то неуловимое усталое было во всей его природе, будто за свой срок он измотался в разы больше остальных. Несмотря на силу и выносливость, воин казался измученным и изможденным.
– Ай! – В очередной раз, задев меч ногой на узкой тропе, Гвэн попыталась обойти храмовника и пойти справа. В ответ ей твердая шершавая ладонь преградила путь. – Да что ты де…
– Ты идешь только слева. – Ладонь опустилась, оставив теплый след. Девушка кивнула, больше отвлекаясь на свои впечатления и эмоции. Рыцарь продолжил, – Мой меч слева, как и ты. Но, если придет угроза, то я выхвачу меч правой рукой и буду биться, закрывая тебя. Если справа будешь ты, то я не успею защитить. Понятно?
Гвинелан, уже проклявшая свою неловкость и глупую идею самой выбрать свой путь, слушала, еще больше убеждаясь, что все мужчины любят ее учить и занудны от природы. Росланг вздохнул, видя, что девушка мало воспринимает его слова и повернулся к псу. Одна рука потянулась ко второй и сдернула кожаную перчатку с металлическими черными пластинами на землю. Пес, сначала доверчиво пошедший навстречу, взвизгнул, пойманный за переднюю лапу. Раздался щелчок и приглушенный коленом вой. Девушка метнулась к питомцу, закрывая рот руками, чтобы не кричать и не привлечь внимание всего замка. Слезы горячей волной хлынули на лицо, мешая разглядеть то, что в сумраке было так плохо видно у самой земли.
– Получай зверя. – Алан поднял пса, вытаскивая из мутной желтоватой жижи. – Вырвало. Может, испугался. Теперь он может ходить.
– Ты бы лучше о своей шкуре думал! – подлетевший к ним Дивэйн попытался схватить сестру за локоть и вклиниться между ними, но получил от храмовника грязную собаку прямо в руки. Брезгливо выкинув животное на землю, он пару раз зло отряхнул черный бархатный камзол. Эти двое уже продолжили путь, не желая уступить место. Тогда Дивэйн ускорил шаг и снова попытался схватить девушку.
– Миледи под моей персональной защитой. И я иду справа. – Снова спокойно и занудно прокомментировал Алан, Гвэн улыбнулась, порадовавшись его занудности, и, проникшись дружеской симпатией к этому человеку, который помог ей и ее питомцу.
– Я ее кузен и могу о ней позаботиться! – мужчина явно не стремился вести себя тихо.
– В таком случае, вам представится такая возможность, если мы сейчас наткнемся на Шелерта с его людьми.
Дальнейший спуск продолжался без особых проблем. Девушка осматривала серо-рыжие стены дядиного замка, служившего местом ее пленения столько долгих лет, и благодарила судьбу за то, что ей не пришлось умереть здесь от руки жестокого властного дядьки или его не менее опасного племянничка.
Дивэйн пустился с ними, но это сильно беспокоило ее. Слишком довольным и самоуверенным был вид мужчины. Два, внешне похожих, они с Рослангом были принципиально различны. Иссиня-черные волосы брата были чисто вымыты, уложены в небрежной прическе и смазаны маслом. Бородка, стриженная замковым парикмахером, соперничала в совершенстве форм с арками двора, не имея ни одного лишнего волоса. Кираса сияла червонным золотом, отполированная, как для парада. Меч, на два пальца шире, чем у остальных воинов, казался слишком тяжелым. Но кузен точно мог его поднять без усилий. Потому, что всем его дневным занятием была тренировка. Он приказывал туго набивать чучела из шкур и за десять минут умудрялся нашинковать творение слуг в щепку и лоскуты. Сила без доброй цели пугала девушку. Мужчина лоснился от заботы о себе, но не считал остальных вокруг за людей. Гвэн вздрогнула, наткнувшись на заинтересованный самодовольный взгляд, и отвернулась, вызвав ухмылку.
Есть хотелось невыразимо. Она украдкой приложила ладонь к солнечному сплетению, грея пустой желудок, обиженно бурчащий и отвлекающий от дороги. Плеча коснулся сверток. Она подняла взгляд. Это Алан ткнул ее и украдкой сунул в руку. В пергаменте оказалось вяленое мясо, приготовленное тонкими полосками и хлебная лепешка из смеси грубого зерна.
– А как же пост? – шепотом спросила Гвэн.
– Пост предписывает есть только ту еду, в безопасности которой уверен. – Храмовник потянулся пальцами к мясу и сунул в рот один из кусков, убеждая в съедобности. Девушка благодарно кивнула, поворачиваясь к кузену, нагоняющему их на чуть расширившейся пологой дорожке. Еда отправилась в рукав, пока не стала новой жертвой заботы Дивэйна о ее фигуре.
– Предлагаю кратковременную стоянку! – взгляд мужчины был обеспокоенным. – Я напишу записку с паролем для дядиных людей, и кто-то один отнесет. Если увидят весь отряд, то подадут знак на сушу!
– Одобряю. – Серьезно кивнул Росланг, доводя Дивэйна до зубовного скрежета, но вместо выяснения, кто здесь главный, кузен достал заранее подготовленный свиток с печатью. Гвэн удивилась этой несостыковке, но Алан спокойно взял в руки и передал ближайшему воину.
– Но, разве не вы сами отнесете?! – Дивэйн был явно недоволен.
– Я должен быть с миледи, не вижу ничего сложного в этом задании, тем более Шаэрти знает команду и лучше меня справится.
– Но… но если там уже люди Шелерта! – вскрикнул кузен, нагнетая панику. Люди из замка переглянулись, согласно кивая, и, предоставив право геройствовать опытному воину. Алан принял в руки свиток. Чуть покрутил и вскрыл, без всяких колебаний.
– Вы умеете читать? – поинтересовался Дивэйн.
– Ни черта. – Ответило духовное лицо и послюнявило одно из слов на желтовато-белой дорогой бумаге. Чернила были менее качественными. Довольно хмыкнув, Рослар начал осторожно спускаться.
Стоянка затянулась. Тьма черной пеленой сгустилась вокруг небольшого отряда. Из плоских слоистых блинчиков – осколков скалы – сложили подобие домика, чтобы из замка не было видно огня, и согрели воды. Воины, расслабившиеся после спешного, но тихого побега, и, долго ждавшие лая собак и погони, стали клевать носом. Гвэн сидела тихо, как мышка, и, поджав ноги под суконный плащ, всматривалась вдаль.
– Вставай, нам пора домой. – Дивэйн подошел к огню, и его лицо озарилось неприятным багровым оттенком.
– Но нам нужно на корабль.
– Нужно. – Ухмыльнулся кузен. – Только сначала нам надо заглянуть дяде за пояс. Необходимы припасы на корабль, и приятно иметь кое-что, в случае стычки с Шелертом, чтобы откупиться. А лучше запросить помощи в северном королевстве, тогда, имея союзную армию, мы посадим тебя на законный трон. А я буду рядом с тобой, правда, родная?
– Что это значит?! – Гвинелан тронула спящего по соседству воина, но он не отреагировал. Дивэйн сделал еще шаг к ней. Девушка стала тормошить спящего, но он просто упал головой на камни.
– Они не очнутся, Гвэн. Ты же поняла про вкусный хлеб.
– Но так нельзя!
– Так действительно нельзя. – Росланг появился неожиданно. Видимо, он слушал разговор некоторое время, поскольку стоял, спокойно дыша, и, скрестив руки на груди.
– Тебе не жить! – Дивэйн потянулся к мечу, но услышал лишь спокойное:
– Вы все слышали? – и ответ, где-то сзади…
– Да. – Дальше послышался звук удара тупым предметом, и все погрузилось во тьму.
Охрана в зале медлила пару мгновений, как раз для того, чтобы не выказать неповиновения, но и обозначить свое личное отношение к происходящему. Лэнрих взял храмовника под правую руку, а второй помощник под левую. Оружие, скрытое под дорожным плащом, забрать просто «забыли».
Дядя багровел и багровел, злясь на то, как его оскорбили только что, и, осознавая всю шаткость своего положения. «Определенно, к этому разговору еще стоит вернуться, но спустя пару часов, и, один на один с плененным рыцарем. Там-то с него живо сдерут лишнюю спесь!» – думал регент в отставке. На глаза бросилась никчемная родственница. «В подвал! – рубанул дядя, не желая разговаривать с дрянью: «Иш, какой взгляд гордый!».
Под замком было не меньше двадцати ходов вниз. В подвальных помещениях располагалась добрая часть тайных лабораторий, от алхимической, до той, которая по ядам; там же были хранилища, клетки с дикими зверями, подопытными пленниками и пыточные с тюрьмой. Трюдор не соизволил дать пояснений, в какой именно из уголков этого славного местечка спрятать свою племянницу, и девка стояла в нерешительности. Потом заметила движение руки – Лэнрих звал ее за собой.
Темный молчаливый отряд конвоя, движущийся по узкой винтовой лестнице вниз, тусклые свечи, для пущей «полезности», помещенные в красные слюдяные лампы с бронзовыми почерневшими ручками. Прислуга вцепилась в руки госпожи, как клещ, сама боясь остаться в застенках навсегда. Гвинелан тяжело вздохнула, дернула кистью, пытаясь восстановить хоть какую-то чувствительность, и получила ощутимый тычок под ребро. Ступенька, стертая за века, округлая и блестящая от своей гладкости, нежно коснулась ноги пленницы, чтобы через долю секунды выскользнуть, подобно неверной уползающей змее. Гвинелан полетела вниз, испуганно задрав подбородок, и, рискуя свернуть себе шею и проломить голову, не считая десятка костей. Лэнрих, идущий перед ней, остановился, прислушиваясь, дернул острыми ушами и развернулся. Госпожа упала прямо на него, снеся с ног…
Охая и кряхтя, управляющий поднялся и осторожными движениями передал принцессу страже.
– Шли бы вы отсюда! – рявкнул, уже совсем другим голосом, на служанку. Из руки торчал кроваво-белый огрызок кости. Дворовая девка, с широко распахнутыми глазами, то ли кивнула, то ли поклонилась и поспешила наверх, не проронив ни слова.
– Ловушки? – шепотом поинтересовался стражник, придерживающий госпожу.
– Пусть. – Выдохнул Лэнрих и махнул второй рукой дальше.
Гвинелан сглотнула, верхняя губа начала предательски дрожать. Украдкой она поглядела на рыцаря: он выпрямился и поглядел на Лэнриха с интересом и, как будто, с немым одобрением. Девушка вжала голову в плечи, вспоминая о свойственной воинам храбрости, на пороге неминуемой смерти. О своей судьбе она предпочитала не думать: убить и предоставить Шелерту тело – вполне в дядином духе, но, пока есть надежда, что найдется более выгодный вариант…
Лестница петляла то вниз, то вверх. Иногда идущие впереди нажимали какой-нибудь ничем не примечательный кирпич, или выступ, затем слышалось шершавое каменное движение и резкий щелчок. «Отключают ловушки, – подумала Гвэн. Стражники, иногда менялись, уступая первое место. – Никто из низших чинов не знает подвал целиком», – пронеслось в голове принцессы.
Иногда ступени вели вниз, но последние пять минут все чаще поднимались вверх, становясь высокими, грубыми и трудными. «Странно, можно подумать, что мы в южном крыле – огляделась принцесса. Южная часть замка чаще страдала от морских набегов, и ее не раз приходилось отстраивать практически из руин. Воздух здесь также отличался – он был сырым, свежим, пах водорослями и йодом. Гвэн сделала глубокий вдох. Нос напрочь отказался отличать какие-либо запахи.
Внезапно отряд остановился. Причиной была массивная дубовая дверь, обитая черным массивным железом. Лэнрих постучал определенным образом, и за глухой непробиваемой дверью послышалась возня.
– Доброй ночи, брат! – Шепотом поприветствовал стражник и подал руку храмовнику.
– Во имя святой Магды! – тихим голосом поприветствовал Лэнрих.
Ничего не понимающую девушку подняли за руки из погребка на задней южной кузне. Пятеро слуг молча осенили себя крестным знамением и преклонили колено перед плененным рыцарем. Тот благосклонно кивнул. Управляющий одной рукой притащил суконную болотно-зеленую сумку, в которой Гвэн, с удивлением, осознала свою собственную. Второй стражник двумя руками нес черный заплечный мешок и, поставив перед собой, с поклоном пододвинул его рыцарю. Этот принцессе явно не понравился. Что-то было в нем не так, то ли брезгливость, то ли излишнее преклонение? Жест был каким-то негармоничным. Алан взял мешок и подвинул, также, не поднимая с пола, к своей ноге.
– Это все, что мы могли сделать в создавшихся условиях, – прошипел управляющий, кривя рот от боли. – Пятеро лично моих людей и еще двое из владения принца. Вооруженные мечами и кинжалами. К сожалению, без доспеха.
– Благодарю, почтенный, – рыцарь поклонился управляющему, выказав уважение, не свойственное для стариков пришлой расы. Лэнрих поклонился еще раз. – Будьте аккуратны с принцем. – Совсем тихим шепотом сказал он в самое ухо. И уже громче, – я не могу пойти с вами, в связи с… неожиданной травмой… но вы всегда можете положиться. В замке есть ваш человек.
Через пару минут двое крепких ребят в полном обмундировании принесли подносы с готовыми бутербродами и кувшин молодого вина.
– Ужин для самого смелого отряда! – радостно воскликнул Дивэйн, спускаясь вразвалочку по ступеням, и, на ходу надевая перчатки.
– Благодарю. – Ответствовал храмовник и поставил ладонь вертикально, – у меня пост. Гвэн с аппетитом оглядела буквально сочащиеся жиром бутерброды, кусочки ветчины, спускающиеся толстыми ломтями, зеленый лист салата и хрустящие корочки белого хлеба, сглотнула и поняла, что ее слишком тошнит от пережитого волнения, чтобы спокойно это съесть.
– Благодарю, – кивнула она и взяла бутерброд, намереваясь спрятать в рукав плаща.
– Сестрица! – Дивэйн подлетел, как ошпаренный, и весьма невежливым движением шлепнул ее по рукам. – Тебе не полезна такая пища. Подумай о своей фигуре. У тебя свадьба на носу!
На глаза навернулись предательские слезы, взгляд проследил за бутербродом, прокатившимся по полу кузни и схваченным рыжим одноухим псом. Храмовник, серой беззвучной тенью возникший рядом, взял ее за руку.
– Благодарю, брат. Что с моим раненым другом?
– О нем уже позаботились. – Старший сын Трюдора, с черными, как смоль, волосами и бородой, крепкий и молодой, в этот момент, как никогда, показался Гвэн похожим на отца. Не внешними признаками, нет. Седой обрюзгший старик и в молодости так выглядеть не мог. Но, чем-то совсем другим, внутренним. Черной хитрой искоркой в глазах, или самоуверенной улыбкой.
– Очень хорошо, надеюсь, что он дождется нас. – Глухим голосом ответил Росланг и повел Гвинелан к воротам подземного хода, ведущего через залив. Дожевывая на ходу, и, хватая сумки, за ним поплелись слуги, ставшие частью отряда. Последним, оглядываясь с дьявольской ухмылкой, выходил Дивэйн.
– Лэнриха повесить, дядю не оповещать, ждать нас к вечеру, – скомандовал принц подбежавшему кузнецу. – И, сделайте обвал хода.
Полчаса прошли, как во сне. Смесь эмоций: страх окруживших город врагов, предвкушение опасного путешествия, стыд от своих грязных ног и волнение, подкатывающее к горлу комком втискивающегося в напряженные легкие воздуха. Волнение от предстоящих перемен, от странного рыцаря, который выказал ей так много почтения и вызвал гнев дяди. Почему-то, Гвинелан волновалась за него, а вдруг ее злопамятный и мстительный родственник обманом что-нибудь сделает этому человеку? Странная встреча ̶ секунда за секундой повторилась в ее голове. Девушка вздохнула, успокаиваясь: рыцарь, не побоявшийся пройти сквозь окружение и вынести раненого, знающий тайный ход и рисковавший целым городом, ради коня… вряд ли, он боится ее дядю. За его плечами сила намного больше. Либо в его плечах.
Новая девка была отвратительна. Вода в тазу обжигала до слез, а ноги ей служанка натерла, наверное, до самых дыр. Гвинелан молча снесла все эти издевательства, закусив губу. Она считала, что очень виновата в смерти ни в чем не повинных людей из-за ночного гадания. Завтра, или даже сегодня, этот замок останется навсегда в прошлом, и эта подосланная тварь ̶ тоже.
̶ Надо вещи собрать по-другому. ̶ Строго приказала бесправная хозяйка.
̶ Вещи собирать не нужно. Все сундуки давно готовы. ̶ Русая наглая бестия села напротив и стала смотреть в упор, как охранница на заключенную.
̶ Мы сейчас отправимся в путь. Нужно только два-три платья, смена белья и немного еды у кухарки.
̶ Вы никуда не поедете. Распоряжений не поступало, госп-жа! ̶ Последнее слово прислуга выплюнула с презрением и взяла в руки шелковую бечеву с кистями, которой подвязывался балдахин на постели. Гвен проследила этот жест, и он ее разозлил.
– Ты смеешь мне угрожать, дрянь?! – ножны опустели, а не ожидавшая подвоха, девка была прижата к стенке, вместе со своей веревкой, почти как она сама давеча, нож подрагивал в нервной руке, но зато смотрел прямо в сторону горла, почти касаясь желтоватой грубой кожи в пупырышках. – Пойди и выясни насчет распоряжений, и брысь на кухню!
Суровое выражение на лице девки сменилось сначала страхом, затем молчаливым уважением к врагу. «Она меня задушит во сне» – Гвен поняла это с точностью, а пока, служанка решила выполнить то, чего от нее требовали, может, вспомнив, что перед ней будущая королева, а может, потому, что дядьку любила не больше. Либо сделать вид, что выполняет.
Как только дверь закрылась за ее спиной, и раздался звук подставленной под створку каменной скамьи, Гвинелан кинулась к комоду. Два самых простых платья на частых пуговках нашлись в верхнем ящике: коричневый крашеный лен, узкие рукава, воротник, как у прислуги – стойка с палец высотой под самым горлом. Третье платье взяла, на секунду задержав дыхание: глубоко в самом верхнем углу лежал тугой сверток из пергамента и рогожки, в нем до лучшего дня был спрятан самый дорогой сердцу наряд. Принцесса не дала его просто убрать со всеми
остальными в сундуки, хотела везти его в руках, рядом с собой. Надкусив тугой узел и раскрыв сверток, она вдохнула тонкий аромат яблок, жасмина и гиацинта – так пахла ее мама.
Это было единственное ее платье, которое она смогла сберечь. Ярко-синий сарсенет, плотный и легкий. Все платье было сшито из этой дорогой и невероятно прочной материи, а не как те наряды, что ей выдавал дядька, где шелком блестели лишь видимые участки одежды: ворот и рукава, а далее, под вторым слоем, дорогостоящий шелк заменялся более дешевым льном. Гоун же здесь и вовсе был шелковым, нежно голубым и полупрозрачным, как облако. К платью тут же лежали новые туфли из дамаска, их тканый узор напоминал стены комнаты, где она выросла. Их, в тон платья, заказала у портного намного позже.
Бархатная жилетка была тяжелой, и Гвен ненадолго задумалась. Ее синева так подходила к маминым глазам, ее мама надевала, когда носила дочь под сердцем. Времени на воспоминания не было, Гвен накинула теплый и мягкий материал на плечи, а сверток затянула потуже и положила с платьями в холщовую сумку на двух лямках. Туда же отправился дворовый плащ, в котором она бегала по нужде, он защищал от влаги и ветра и был еще неплох. Надев его, она будет похожа на крестьянку, наверное, это то, что действительно нужно… кошель имел всего пять монет, и, зашвырнув его внутрь, Гвен пожалела, что не умела ластиться к дядьке и лучше спланировать бегство.
Зато была еда. Кухарке было велено кормить это «бледное убогое создание» до «приличного вида», и она часто приносила хлеб, сухофрукты и вяленое мясо, не гнушаясь разделить пару кружек разбавленного вдвое вина для прислуги. На свадьбу она подарила Гвен особенный напиток, открыв и принюхавшись, та звонко чихнула. В железной плоской бутылочке было что-то явно очень крепкое. Сунула и его. Скрежет за дверью велел поторапливаться. Зятянув, Гвинелан кинула суму прямо из окна, надеясь, что она не укатится из кустов и не попадется на пути кому-нибудь из стражников.
Девка молча вошла, застала принцессу запыхавшейся, но стоявшей смирно, и без каких-либо запрещенных действий. Комод был открыт, на ней был жилет, но девка точно не знала, что из него еще пропало. В конце концов, размышлять было не велено, а велено тащить госпожу к дяде Тюдору.
Простые черные туфли на мягкой кожаной подошве шагали бесшумно. Мы подходили к залу, Гвен уже разбирала, о чем своим громким голосом говорит ее дядя.
– Черта с два я отпущу ее с маленьким отрядом через окружение! И Шелерту в открытую пасть! Она наш козырь… наш главный ключ к казне. К Трону! О чем там думает ваш драный орден?!
– Шелерт выкурит вас из замка, и все равно возьмет то, что ему нужно. Здесь и она, и вы, и ваш наследник. Остальная родня слишком далеко или слишком дальняя, чтобы предъявить права. Вы сами заперли себя в ловушку.
– Чертова девка! Шило в мешке не утаишь. Но мы можем пройти по тайному ходу и выйти у моря. Если повезет, то окружение будет далеко позади.
– Или прихлопнет, как крыс в сточной канаве.
– Какого рожна они появились здесь сейчас?! Никак не пойму. Мне докладывали о междоусобицах в трехстах милях от границы.
– Если бы. Там лишь часть его людей. Армия растет, привлеченная наживой и безнаказанностью. Они нападают на мелкие и средние дворы, поддерживая слухи. Остальные вчера вырезали Роршах, не оставили никого. Мы подоспели к празднику воронья.
— И какого хрена ваш орден зевал?!
— Весь отряд полег. Спросите Ларонга, он уже передумал отходить в святую обитель.
— Что толку мне с его бреда. Что толку мне с этой занозы в заднице?! Если она им так нужна, то они получат… голову! И пускай убираются.
– Вы потеряете нашу протекцию. – Рыцарь с трудом оставался спокойным, перед лицом властного самодура, которому зажали хвост. – И никогда не встанете на трон. Властью, данной мне братьями и великим преподобным отцом, я снимаю с Вас ваши почетные обязательства регентства и объявляю, что в условиях войны, Гвинелан является самодостаточной и полноправной королевой.
– Да как вы смеете?! – племянница уже стояла здесь и видела, как немой красной рыбой ее дядя открывает рот, не имея слов для выражения эмоций.
– Властью, данной мне…
– Схватить!
Гвинелан любила вставать рано, когда небо еще не было расчерчено первыми лучами холодного серо-голубого светила. Темный прохладный сумрак, спящие стражники, не сотрясающие воздух своими пошлыми шуточками или скрежетом железок.
В эту ночь ей почти не спалось. Раз за разом повторялся кошмар: Дивейн, горячие губы, руки, слишком сильные, чтобы от них отбиться… девушка еще раз глубоко вздохнула, отгоняя столь реалистичные ужасы.
Широкий подоконник, всегда пустой, по прихоти своей хозяйки, принял в каменные объятья тонкую дрожащую фигурку. Укутавшись в одеяло, Гвен внимательным взглядом прошлась из стороны в сторону: возможно, она больше никогда не увидит этот замок, ставший ей домом и темницей, на три долгих года. Здесь она никогда не чувствовала себя в безопасности.
Ее родной город был совсем другим: несмотря на готовность к битвам и осаде, белые стены Эрмедала не казались такими угрюмыми, как серые гранитные глыбы Люберга; по изгородям с внутренней стороны росли гроздья винограда, вызревавшего в их южной части королевства и служившего лакомством для всех детишек, под окном замка был развит небольшой сад, где желтели груши, айва и фиолетовым носом садовника, выглядывали из-за блестящих масляных листочков огромные сливы. У парадных дверей, золотых, самих по себе, а не от пошлой глупой краски, выполненных из чесарского золотого дуба, в форме пушистых могучих львов, скаливших свои огромные пасти, росли розовые цветки линдара, растения красивого, но весьма ядовитого.
Мамушка-домохозяйка, любившая водиться с высокопоставленной девочкой, рассказывала, что в их землях линдаром часто травили своих неверных мужей: сначала рядом с тарелкой клали розовый, вкусно пахнущий цветочек, с намеком: «Я все знаю», а если муж продолжал свои похождения, то в следующий раз мог съесть супчика с линдаром. Маленькая Гвен слушала жуткие истории с ужасом, но каждый раз, увидев домохозяйку, бежала к ней обниматься и просила рассказать еще чего-нибудь интересного. Множество преданий, сказок и легенд – ощущение тайны, хрупкой гармонии и справедливости окутывали воспоминания о том счастливом детстве…
Гвинелан всегда удивлялась, почему такие опасные деревья растут прямо у парадного входа, не из-за одной же красоты! Разгадка оказалась печальной. Дядя говорил, что ее мать отравилась, чтобы избежать жестоких пыток и унижения. Отравилась линдаром, росшим столько лет в двух шагах от нее…
Гвен до сих пор не понимала, что значит: «спаслась бедная», – если ее мать не была ни бедной, ни спасшейся…
Перед глазами снова вставала картина того ужасного дня: белые стены города, почерневшие, после шести часов жутких боев, покрытые кровью, смолой и кусками отлетевшего мяса, выжженный черный сад, линдары, смоляными факелами розовевшие у разбитых в щепки ворот. Цветы – единственное яркое пятно, вянущие, на тлеющих стволах, они поражали своей неуместностью, будто их оставили стоять здесь специально.
Мать лежала на полу, на верхнем этаже. Комната с перевернутой мебелью, следы драки по стенам, стража, без единого живого места на теле, пол, равномерно покрытый слоем крови, напоминал адское озеро. На матери был чистый изумрудно-зеленый, расшитый золотом, халат, плечи были не на месте, а одна задранная пола обнажала изодранную кровавую нижнюю рубашку.
– До нее не добрались, – сказал дядя, заставляя плачущую девчонку смотреть и не отворачиваться, – и Гвен смотрела, смотрела во все глаза, представляя бездыханное тело мамы снова живым, замечая розово-зеленые пятна на щеках и шее, плохо вытертых грязными тряпками, брошенными тут же в углу. Мать не сама съела эти злосчастные цветы! Ее убили и переодели. Гвен смотрела на отравленную руками не врагов мать и задыхалась от осознания своей беды и того, что поделиться было совершенно не с кем. Так тринадцатилетняя девочка перешла под опеку своего дяди…
Шуршание вывело Гвинелан из печальных воспоминаний. Кто-то подкрадывался к восточной стене. Девушка схватила свой кинжал и сунула в ножны. Только что начищенное оружие придало уверенности, оказавшись на поясе, девушка предпочитала с ним даже мыться, с тех пор, как ее мать так удачно «избежала позора, отравившись линдаром», уступив трон хитрому брату, считавшемуся регентом, до свадьбы Гвен.
«Если они решили меня убить, или, Дивейн собрался ко мне в гости, – думала девушка, все-таки сомневаясь, с какой стороны стены слышался шум, – то, искать меня будут в покоях, а значит, самой спуститься и поглядеть – куда безопаснее!». Она, перекинув веревку, завязанную узлами через каждый ярд, слезла прямо босиком, как была. Ночная рубашка виднелась из-под коричневого льняного халата, не имевшего пуговиц, лишь завязанного поясом на запах.
Среди колючих кустов бруниски послышался звук сдвигаемых камней. Гвинелан уже хотела будить мирно почивавшую стражу, когда услышала еще один звук – стон бессознательного человека, стон мучений, никак не связанный с желанием проникнуть в защищенную крепость беззвучно. Довольно странно брать замок, громко постанывая при подкопе, тем более, таща за спиной раненного или вусмерть пьяного товарища. Еще один камень сдвинулся, сдвинулся легко, если так можно сказать, учитывая его вес, но лезжий не разбивал глину, служившую сцеплению булыжников в стене, а значит, камни были сложены так специально! Гвен еще раз пригляделась: эту стену она помнила такой все три года, значит, это не подкоп, а тайный ход…
Пока девушка размышляла, в дырке показалась черная грязная перчатка. Железные пальцы схватили еще один булыжник, размером в целый ярд и оттолкнули его внутрь. Появившаяся чумазая рожа не обрадовалась случайной свидетельнице и скривилась.
– Помоги его втащить! – приказал мужчина, с трудом протиснувшись через дыру, его доспех не был полным, как у стражи, (только кираса и налокотники, а все громыхающие детали были сняты), спереди сквозь смазанную черную краску виднелась блестящая золотая окантовка, а посередине, морда какого-то, еще непонятного из-за грязи, животного. Перед ней точно был рыцарь!
Гвинелан сунула руку в каменную нору, коснувшись локтем помогающего мужчины, и вдвоем они втащили тело в крепость.
– Чего сидишь?! – рыкнул подкопщик, – оторви кусок ткани и оботри лицо, он же задохнется сейчас! – и мужчина полез обратно, никак не комментируя свое внезапное появление. – Кудрявая голова, измазанная той же краской, что и кираса, сунулась в дырку обратно.
– Ты стражу-то собираешься звать, дурында?! Только тихо! Поняла? Мы окружены. Пусть ворота откроют через пятнадцать минут.
– Н-но, зачем? – девушка была в шоке, быстро соображая, что это все значит.
– Мне что, коня там оставить?! – рыкнул мужчина и привалил дыру огромным булыжником. Едва подтащив тело еще на один фут и, принявшись сметать землю с носа и рта раненого, Гвен услышала звук льющейся воды. А затем шлепок чего-то похожего на размокшую глину по камню. Понадеявшись, что у таинственного подкопщика с собой была фляга, и, на всякий случай, не принюхиваясь, девушка ушла в караульную, оповещать стражников.
К ее удивлению, ворота поспешно стали открывать, цепи, очень рискуя поранить руки, даже переложили промасленной тканью, чтобы не шуметь. Факелы зажигать не стали. Вид черных неосвещенных створок, распахнутых в самый темный предрассветный час, как в адову бездну, в темноту опасности и врагов, ужасал.
Едва расстояние между створками превысило три фута, как в замок влетел черный огромный конь, он беззвучно, даже не фыркая, пронесся во двор, заставив стражников щуриться и гадать – открывать ворота дальше, или уже не надо. Всадник черным рукавом стер краску с лица и махнул страже. Цепи подрубили, и ворота резко захлопнулись.
– Молодец, девка! – Одобрительным шепотом сказал рыцарь, поглядывая на черные босые ноги, выглядывающие из-под грязной ночной рубахи и халата, порванного на благие нужды заботы о раненых…
– Молодец, девка… – с угрожающим сарказмом, напоминающим по интонации стук падающей могильной плиты, подтвердил дядя, появившись из-за спины. – Позвольте представить вам мою племянницу Гвинелан.
Подкопщик секунду осознавал свою ошибку, затем, склонился на одно колено, приветствуя особу королевской крови, и, напрочь игнорируя ее дядю.
– Рыцарь духовного ордена Ливьеров, Алан Росланг, к вашим услугам. — Гвен, живущая в замке, как под арестом, ни разу не получала такого приветствия и немного удивилась. Сделав робкий неуверенный книксен, она подняла взгляд на дядю, тот был зол и черен лицом от гнева, не хуже разукрашенного путника.
– А теперь пошла вон, в свои покои! – рявкнул родственник и повернулся к рыцарю.
– Напротив, все это непосредственно касается ее. – Сказал Росланг, поднимаясь с колен и не очень-то выказывая уважение хозяину замка. – Мы окружены. Если вы, миледи, планируете предпринять рискованное путешествие в крепость Цевейг, то нам нужно выдвигаться в самое ближайшее время.
– Я со… – Гвен не успела высказать свое всестороннее согласие, как дядя стукнул огромным кулаком в деревянную дверь. Звук вышел громкий и глухой, как бреханье старого пса.
– Здесь я решаю! – пробасил дядя Трюдор и ушел, давая всем время привести себя в надлежащий порядок и подойти на утреннее совещание.