Зима в этот год пришла очень рано, почти в начале октября, заметая всю округу белыми хлопьями снега, кружа ледяными безжалостными ветрами и завывая холодной вьюгой по ночам. Келли оправилась от своего таинственного недуга, с помощью заботливой Норы встав на ноги. Неунывающая подруга старалась подбодрить выздоровевшую, но сильно исхудавшую девочку, кажущуюся такой слабой и настолько хрупкой, почти прозрачной, пыталась все время ее чем-нибудь накормить, дабы сделать хоть как-то похожей на здорового человека. Целую неделю Келли провела под неусыпным надзором этого строгого, но неимоверно заботливого наставника, выполняя все указания. Но видения, посетившие ее во время длительного забытья, никак не покидали ее мыслей.
И вот набравшись, наконец, сил и храбрости, малышка решилась все же найти ответы у единственного знающего человека. Хрупкие надежды Келли разузнать что-нибудь о тайне своего рождения или о необычности окружающего имение леса от миссис Макмарен развеялись, пресеченные суровым взглядом хозяйки поместья.
— Ты должна учиться послушанию! — от этого ледяного голоса кровь стыла в жилах — Я надеюсь, ты понимаешь, что должна делать, что велят и не задавать лишних вопросов!
Потянулись длинные, холодные дни, наполненные все той же непонятной суетой, навязанной непреклонной хозяйкой. За это время Келли привыкла ничего не спрашивать, отвечать, когда требуется, лишь бы не оказаться на ночь в темном подвале. Тихая и послушная, молчаливая и скромная, такой видели маленькую гостью окружающие. Но в душе ее будто разгоралось пламя, чувства жгли изнутри, жажда знания и желание возвращения туда, где ее дом.
Про лес она спросила только у матери Норы, опасаясь остальных мрачных обитателей имения, чьи колкие неприязненные взгляды не внушали доверия и не располагали к общению. Женщина, не отрываясь от хлопот на кухне, усадила девочек подле себя и под ароматный чай со сдобным печеньем неторопливо поведала о том, что ей известно.
— На моей памяти лес всегда был таким, будто неживым что ли. Ни животных, ни птиц. Но когда я была мала, вот как ты, малютка, бабка рассказывала мне небылицы, которыми в свою очередь и ее в детстве пугали, о том, что лес этот наполнен различными существами. Волшебный народец, мол, живет здесь. И зверье, и птицы им подвластны. Что место это силой особой наполнено, поэтому людям ходу сюда нет! Когда бабка мала была, об этом лесе дурная молва ходила. Будто всякий, кто в лес войдет, да там и сгинет. Но как видите, выдумки все это! Столько лет мадам здесь живет!
Слова кухарки привели в движение мысленный поток в детской головке, заставляя задуматься о правдивости этих сказок и небылиц. Ведь откуда-то эти байки взялись! Не на пустом же месте возникли? Волшебный народец… Если они жили здесь, то куда ушли и почему?
— Да и пансион, слышала, тоже процветает! — голос кухарки вывел Келли из раздумий, и малышка не сразу поняла смысл сказанного.
— Пансион? – о таком Келли ни от кого не слышала.
— Да! С главной дороги есть поворот налево. Там, в самой чаще леса, он и стоит — женщина чуть улыбнулась — Миссис Макмарен с другими благородными мадамами построили его для бедных деток, для сирот и бездомных. Что-то вроде школы и приюта. Нора в нем целый год отучилась. Правда, потом почему-то наотрез отказалась возвращаться туда. Ну, хоть читать по складам научилась.
— А большего мне и не надо! — воскликнула насупившаяся подруга, уперев руки в бока — Что это учение! Ни картошку не поможет начистить, ни воды наносить!
Келли, чуть улыбнувшись, вспомнила нянюшку, читающую сказки и терпеливо объясняющую подопечной значения звуков и букв, складывая их в слова. Благодаря этой милой старушке девочка умела вполне сносно для ее возраста читать по слогам. А ведь в этом старом доме имелась библиотека! Келли не раз проходила мимо этой небольшой залы, заставленной стеллажами с книгами, но зайти без разрешения не решалась, боясь навлечь на себя хозяйский гнев. Но если подумать, то может там она найдет хоть какую-то информацию.
В моменты отсутствия хозяйки поместья, раз в две недели покидавшей имение по делам, Келли, всеми силами стараясь быть тихой и незаметной, просачивалась в библиотеку. Не зная с чего начать, она брала книги наугад, пыльные и старые фолианты различного содержания. Здесь были рукописные экземпляры, а также на неизвестных девочке языках, в том числе и на латыни. Множество книг о растениях, лекарственных и ядовитых, о символах и их значении. Многое из этого казалось знакомым, миссис Макмарен заставляла изображать эти символы снова и снова, пока результат не удовлетворял ее. Да и из трав попадались ранее встречавшиеся, используемые бабушкой для странных отваров и дурно пахнущих зелий.
Чтение найденных на английском книг давалось очень медленно и неимоверно тяжело, многие слова были непонятны, а спросить было не кого. Дело шло туго, но Келли не сдавалась, хотя не нашла еще ни одного упоминания о волшебных существах или об истории этого окутанного тайнами места.
Зима в этот год была долгой и суровой, но незаметно уступила свои права долгожданной теплой весне, а после жаркому солнечному лету. Дни стали долгими и светлыми, позволяя Келли больше времени проводить в библиотеке за книгами к большому неудовольствию Норы, считавшей, что от учения в жизни пользы никакой.
Пребывание в пансионате, по словам подруги, было самым мрачным и печальным временем в ее жизни, о котором она не любила вспоминать. Холод, голод, жестокость преподавателей, чьи наказания были намного суровее, чем у миссис Макмарен. Прибыв домой на каникулы, Нора слезно умоляла свою матушку не отсылать ее обратно, а позволить остаться в поместье и помогать на кухне.
Прогулки на свежем воздухе, по мнению неунывающей хохотушки, куда важнее для здоровья растущего организма. Нора не понимала странного рвения к чтению, неожиданно возникшего у маленькой подружки. На дворе неимоверно теплое лето, а она сидит в четырех стенах, когда бы могла наслаждаться прекрасной погодой под сенью лесных крон или на берегу чистого озера.
В один из таких особо жарких июльских вечеров Келли, найдя в одном из стеллажей книгу явно нужного содержания с редкими размытыми черно-белыми картинками. Чтение о неизведанных и необычных существах затянуло девочку настолько, что та не заметила, как уснула прямо на полу библиотеки, сморенная духотой летней ночи. Так на утро, перевернув весь дом, маленькую потерявшуюся гостью, лежащую в обнимку с книгой, и нашла вернувшаяся в имение миссис Макмарен, удивлению которой не было предела.
— Хи-хи-хи! Сюда! Сюда! — шёпот, подобный дуновению ветра, смех переливами колокольчика, сотни голосов слились в единую симфонию, вплетённую в молочно-белую пелену.
Сонмы существ, видения, сотканные из клубящегося тумана… Всё как во сне о далёком и счастливом прошлом. Келли было так спокойно, тепло и уютно, все тревоги растаяли, растворились в плотном белёсом мареве. Девочка плыла, покачиваясь, будто на волнах, сопровождаемая музыкой удивительно волшебных голосов.
— Сестрица! Иди, потанцуй с нами! Потанцуй с нами, дитя! — мелодичным перезвоном раздавалось вокруг.
На пёстрой цветочной поляне, задорно напевая, и, веселясь, танцевали три юные девушки необыкновенной красоты и грации. Подхватив под руки девочку, плясуньи вовлекли её в свой безудержный танец. Келли, счастливая и беззаботная, кружилась, пружинила, взлетала, смеялась и пела вместе с прекрасными задорными девами, забыв обо всем на свете.
— Останься с нами, сестрица! Так весело вместе! — переливчатые девичьи голоса, казавшиеся такими родными и тёплыми, звучали с разных сторон.
— Останься! Останься! — еле уловимый шёпот разносился повсюду, вплетаясь в туман, омывавший полянку, сливаясь с мелодией и ритмом танца.
— Она не может… Её заберут отсюда… — до боли знакомый гулкий всепроникающий низкий голос, прозвучавший в сознании с такой невыразимой тоской, заставил Кели замереть, ища глазами его обладателя.
Тот незамедлительно появился, будто соткавшись из уплотнившегося, темнеющего тумана. Чёрная высокая фигура в жуткой костяной маске с шестью глазницами… Сердце девочки затрепетало, дыхание сбилось, и она хотела подойти ближе, но, казалось, приросла ногами к покрытой разноцветным цветочным ковром земле. Малышка очень сильно скучала по своему неизменному спутнику, так давно оставленному там, в далёком поместье семьи Сатерли.
— Я хочу остаться! — крикнула малышка изо всех сил, боясь возвращения в обитель снежной ведьмы. — Пожалуйста, позвольте мне!
Маска качнулась из стороны в сторону, своим отрицанием разрушая возникшую, было, надежду остаться там, где Келли сердцем и душой ощущала себя как дома. Неспешным движением тёмной руки мрачный друг девочки потянул за край маски, снимая её. Время будто замедлилось, пространство вокруг сгустилось, стало плотным, словно желе, смолкли все шорохи и звуки. Келли замерла в предвкушении, не веря своим глазам. Что за облик скрывается там за этим жутким черепом какого-то необычного существа, с острыми, как бритва, клыками и тремя парами глаз? Маска медленно ползла вниз, открывая лицо странного пепельно-серого оттенка. Келли хотела разглядеть его черты, но мир вокруг начал расплываться, краски смешивались, будто растворяясь друг в друге. Девочка протянула руку, желая дотронуться до тёмной фигуры, ставшей какой-то блёклой, бесплотной, будто исчезающей в тумане, но окружающее её пространство начало меркнуть и утопать во мраке.
— Очисти лес, дитя! — снова лёгкий шёпот со всех сторон. — Очисти его, чтобы мы могли вернуться. Чтобы ты могла вернуться домой…
— Но как? — отчаянье волной захлестнуло Келли.
— Я подскажу тебе, дитя моё — ласковый, такой родной и приятный женский голос прозвучал где-то на задворках сознания. — Прислушивайся к себе чаще, я буду давать тебе ответы, направлять и советовать. Знание придёт изнутри, потому что ты — одна из нас! У тебя всё получится…
А потом всё стихло, стало темно, жарко и больно, очень больно, всё тело словно протыкали раскалёнными спицами. Келли хотелось орать от этой невыносимой агонии, но, казалось, голос подвел её, издавая лишь слабый стон.
Всё прекратилось неожиданно, в один миг стало как-то легко, ужасная боль отступила, уступая место неимоверной слабости и странному забытью. И, кажется, прошла вечность, а девочка всё лежала в своей постели, не в силах открыть глаза. Рядом кто-то всплакнул, на горячий лоб опустилось что-то влажное, приятно-холодное, сбивая жар.
— Келли, поправляйся, пожалуйста! – знакомый голос подруги-хохотушки сейчас звучал так жалобно, печально и тихо.
Келли с трудом разлепила веки, перед глазами всё плыло, всё вокруг кружилось. Над девочкой склонился неясный силуэт, убрав со лба приятную прохладу. Больная хотела, было, запротестовать, но не смогла издать ни звука, во рту было сухо, как в пустыне. Послышался плеск воды, и разгоряченный лоб девочки снова почувствовал холодное прикосновение.
Келли проснулась глубокой ночью, вся в липком холодном поту, попыталась сесть, тут же снова упав на подушку. Очень хотелось пить, одолевала слабость, но хотя бы взор был чист и ясен, никакого тумана перед глазами. На тумбочке рядом с кроватью тускло горела свеча, подле на стуле, девочка обнаружила спящую Нору, утомлённую, с растрёпанными косами, в грязном переднике. Видимо подруга заботилась о ней всё это время, не покладая рук. Келли снова попыталась встать, в надежде поискать воды, но из её тела будто выкачали все жизненные силы, и малышка снова уронила голову на подушку, не в силах подняться. Шорох разбудил Нору, та вмиг оказалась подле заболевшей, проверяя её лоб губами, и, всматриваясь в глаза.
— Я так рада! Я молилась о твоем скорейшем выздоровлении! — тараторила подруга, но почему-то шёпотом. — Мы уж и не надеялись! Ты почти неделю пролежала в бессознательном состоянии!
— Пить! — прохрипела Келли.
— Ох! Конечно! — засуетилась Нора, наливая воды в стакан, и, подавая, наконец, очнувшейся подруге.
Келли залпом выпила драгоценную живительную влагу, но пустыня в горле не думала сдаваться. Жестом девочка попросила ещё, таким образом, осушив три стакана.
— Что произошло? — хрипло спросила она, утолив мучавшую её жажду.
— Помнишь, несколько дней назад приехали две старые ведьмы? Так вот, я точно не знаю, что произошло, но всполошились все, когда наша мадам с ними громко ругалась. Да так, что стены тряслись, да гром гремел. Да-да, правда! Гроза началась, но не могла заглушить их воплей. – Нора говорила скоро и тихо – А ругались они здесь, в твоей комнате, я хотела пойти послушать, что случилось, но мама остановила. А потом тётки уехали восвояси, а хозяйка ходила недовольная, сказала, что ты заболела сильно. За доктором почему-то не послала и приказала кроме воды тебе ничего не давать. Хорошо, что мне разрешили ухаживать за тобой! Мама готовила отвары из цветков ромашки и чего-то ещё, а я тайком тебя ими поила. В общем, я так рада, что ты очнулась!
Нора крепко обняла малышку, что у той перехватило дыхание. Келли была счастлива, что, очнувшись, первой она узрела эту вечно неунывающую болтушку, а не хозяйку поместья или горничную. Девочка уткнулась носом в плечо подруги.
— Никто так и не приехал за мной? — тихо спросила малышка, всё ещё ощущая лёгкое головокружение. — Мама…или кто-то из моего поместья?
— Ох… — снова вздохнула Нора – Прости, но в эти дни посетителей не было. Правда! Я бы знала.
Келли поникла, вспомнив видение, пришедшее к ней, лежащей в бреду. Было ли это сном или происходило на самом деле, девочка не знала, в душе всё же надеясь, что ей удастся выбраться из этого неуютного места.
Она хотела домой! Это желание настолько сильно завладело её сознанием и душой. Но вспомнив поместье Сатерли, в котором она прожила большую часть своей жизни, Келли поняла, что это не тот дом, куда она мечтает возвратиться.
«Ты одна из нас… очисти лес…» — в памяти всплыли слова, сердце кольнуло иглой. Девочка осознала, что всё время скучала по неизведанному миру, незримому и такому притягательному, такому родному. Малышка так и сидела в объятиях подруги, думая о том, что теперь она обязана разузнать всё: о себе, своем происхождении, о существах, следовавших за ней все эти годы, об этом загадочном лесе, и о том, зачем, всё-таки, она нужна бабушке и двум её жутким подругам-гарпиям.
Нора оказалась права, с концом лета пребывание Келли в мрачном и неприветливом обиталище строгой непреклонной ледяной леди, называющей себя бабушкой, не закончилось. Страх остаться в этом опостылевшем месте навсегда прокрался в сознание и не давал спокойно спать по ночам. Девочка очень надеялась, что мама обязательно заберет ее домой ко дню рождения. Она провела весь сентябрь в томительном ожидании. Каждый день, выполняя порученную хозяйкой поместья работу, малышка украдкой посматривала в окно, выходящее на единственную, еле различимую среди густого неприветливого темного леса, дорогу, надеясь узреть спасительный экипаж. И он появился…
Вечером двадцать первого сентября, в канун ее дня рождения, едва видимая в беспросветных сумерках, черная, запряженная четверкой вороных карета приблизилась к дому. Сердце Келли затрепыхалось птичкой в радостном предвкушении возвращения в родные края. Раздался скрип входной двери…
— Мама! — Малышка, улыбаясь, выскочила в холл, и тут же встала как вкопанная.
Две незнакомые пожилые, похожие друг на друга как капли воды, дамы, с хищными бесцветными маленькими глазками, окинули девочку надменным взглядом, слегка поморщившись.
— Это она? — спросила одна из прибывших женщин противным скрипучим голосом, тыкая крючковатым пальцем.
— Да, моя внучка! — вкрадчивый голос бабушки вывел малышку из оцепенения.
— Так выросла! – голос второй гостьи ничуть не отличался, поражая своей скрипучестью.
— Дорогая, тебе пора в свою комнату! – в голосе бабушки проскальзывали ледяные нотки.
Келли не надо было просить дважды, сморщенные сгорбленные старухи с длинными носами, так похожими на клювы хищных птиц, падальщиков, виденных ею в книжках, вызвали у девочки приступ неосознанного страха. Она в мгновение ока очутилась в отведенном ей небольшом помещении с кроваткой и небольшой тумбочкой. Захлопнув дверь, девочка прислонилась спиной к деревянной шероховатой поверхности, переводя дыхание. Успокоившись, малышка начала было готовиться ко сну, но, внезапно услышав быстро приближающиеся шаги, насторожилась. Дверь резко распахнулась, и на пороге возникла старая сухая горничная, держащая в руках большую глиняную кружку.
— Мадам велела Вам это выпить на ночь! – буравя девочку своим острым взглядом, произнесла она тоном, не терпящим возражений.
— Что это? — спросила Келли, не спеша принимать странно пахнущее варево, смрад которого заполнил собой всю комнату.
— Пейте! А то я пожалуюсь госпоже, и она накажет Вас! – мерзкая злобная улыбка перекосила лицо старухи.
Девочка, стараясь не вдыхать исходящую от жидкости нестерпимую вонь, влила в себя содержимое кружки, и, еле подавив тошноту, комом подкатившую к горлу, передала пустую емкость служанке.
То, что происходило потом, походило на кошмарный сон, переходящий горячечный бред. Келли бросало то в жар, то в холод. Это было похоже на поток, беспрерывно проходящий сквозь нее, то обжигая, то сковывая льдом. Она не понимала, где находится, забывала временами, кем является. Смутные видения посещали воспаленное сознание. Сначала девочка видела темные силуэты, один из них говорил что-то голосом миссис Макмарен. Потом Келли резко взмыла вверх под потолок, обретя странное виденье всего и сразу, будто со всех сторон. Девочка видела себя со стороны больную и бледную с невидящими глазами, метущуюся в бреду, но это не вызвало у нее никаких эмоций. Ее строгая и собранная обычно бабушка яростно ругалась с двумя своими жуткими гостьями, вокруг них сгустились тени со сверкающими глазами, кружась, наскакивая друг на друга, будто сражаясь. Эта жуткая кутерьма заполняла собой все большее пространство, и малышка вылетела из комнаты в коридор.
Келли чувствовала себя такой легкой и свободной в этом состоянии, что возвращаться обратно совсем не хотелось. Девочка подумала о Норе и мгновенно оказалась подле подруги, неизменно помогающей своей матери на кухне. Неунывающая обычно хохотушка понуро и молчаливо вытирала посуду, в печальных глазах застыли слезы. Ее матушка, переживающая за свое любимое дитя, приблизившись, мягко и ласково обняла свою тоскующую дочку, поглаживая ее по волосам и шепча что-то нежное и успокаивающее. Мать и дочь, так трепетно любящие друг друга. Мама…Как она там? Как малыш Бен?
Не успев толком подумать о семье, Келли вмиг оказалась в родном поместье, настолько просторном по сравнению с бабушкиным, что несведущему можно было заблудиться в многочисленных коридорах и переходах. В холле крутилась прислуга, на кухне царило радостное оживление, прислуги стало больше, жизнь здесь словно бурлила. Маму девочка обнаружила в гостиной. Ангел неземной красоты сменил свой вечно печальный лик на цветущую улыбку. Миссис Сатерли, веселая и беззаботная, беседовала с незнакомым молодым мужчиной. Келли никогда не видела маму настолько счастливой. Неожиданно двери гостиной распахнулись, и в комнату ворвалось нечто, маленькое, потявкивающее, повизгивающее, подгоняемое неунывающим и неутомимым Бенджамином.
— Ко мне, Чарли!- командовал неугомонный, взлохмаченный, но от этого не менее прелестный херувим, задорно смеясь и стараясь поймать маленького игривого щенка.
— Спасибо Вам за подарок мистер Ленс! — леди Анджелина умиленно смотрела на сына — Теперь ему не так скучно! Теперь мальчику есть с кем поиграть!
— Что Вы! Не стоит благодарностей!
Есть с кем поиграть… Келли будто окатили ледяной водой. А как же она, его родная сестра!Она бы тоже хотела проводить с ним время в играх и забавах, а не сидеть все время в маленькой душной каморке, исполняя каждый бабушкин указ, каждую причуду. Девочке так хотелось домой, где самым страшным наказанием за непослушание служило нахождение в своей комнате без ужина, а не удары по рукам и темный сырой подвал с крысами.
— Видеть моего малютку счастливым — отрада для меня!- миссис Сатерли счастливо и безмятежно улыбалась, наблюдая за неугомонной игрой сына с маленьким питомцем – Бен, милый, осторожней! Не поранься!
Маленький сорванец, поймав щенка, подбежал к леди Анджелине и, сев подле нее, уткнулся в материнское плечо, напрашиваясь на ласку. Нежно обняв сына, миссис Сатерли чмокнула его в золотоволосую макушку и нежно потрепала по розовой щечке. Прекрасная семейная идиллия, то, чего всегла так недоставало самой Келли.
Матушкины мимолетные улыбки, редкие ласковые слова и объятия — то, что девочка ценила как наивысшую драгоценность, ожидая как милости, Бенджамину доставались без труда. Так может, они не нуждались в ней, бледной тихой молчунье со странностями. Может, отец был прав, и она и есть причина всех бед и несчастий их семьи! И теперь, когда Келли растаяла, как полуночный призрак с рассветом, в поместье царит такая атмосфера счастья и любви. Девочке стало не по себе и все вокруг закружилось с немыслимой скоростью. Внезапно ощутив неимоверную тяжесть, она стала падать куда-то вниз в темноту, ощущая то невыносимый жар, то дикий холод.
А потом она услышала голоса… Такие до боли знакомые и забытые одновременно, такие манящие и родные, они что-то тихо шептали на задворках сознания, то смеялись, то пели. И Келли медленно, словно сквозь невидимую пелену поплыла на их переливчатый гул.
Имение новоявленной бабушки оказалось небольшим и неказистым по сравнению с родным, поражающим размерами и пышностью убранства, поместьем Келли, где она прожила вот уже почти семь лет. Девочка не горела желанием покидать родное гнездышко, близких и любимых людей и своего темного молчаливого друга, но никто не поинтересовался мнением малышки, никто не спросил, хочет ли она уезжать. И вот теперь она против своей воли должна прожить все лето в чужом доме.
Все имение миссис Макмарен располагалось на пологом холме, обрамленном густым непроходимым лесом, путь через который занимал полдня по узкой невзрачной дороге, на которой не смогли бы разъехаться две кареты. Келли вдоволь успела насмотреться на темную беспросветную зелень, мелькающую в окнах экипажа. Все было так неожиданно, страшно, жизнь будто перевернулась. Бабушка, так внезапно отогнавшая мрачного спутника девочки, вцепилась во внучку как клещ, не оставляя с тех пор ни на минуту. Келли скучала по своим неведомым друзьям, особенно по неизменной черной высокой фигуре в костяной маске, оберегавшей малышку все это время.
И вот теперь девочка очутилась в чужом, неизвестном ей месте, казавшемся недружелюбным и мрачным. Рядом с основным добротным каменным зданием располагалась небольшая конюшня и какой-то нелепый деревянный сарай, за которым скрывался разросшийся сад. Но хотя снаружи поместье выглядело серым и унылым, внутри было довольно чисто и добротно. Здесь ощущался стойкий аромат разнотравных сухоцветов и горчащих отваров. Будто обиталище старой ведьмы из старых волшебных сказок, которыми нянюшка иногда пугала своих подопечных. А еще здесь катастрофически не хватало света… Маленькие узенькие окна, занавешенные плотными тяжелыми шторами, будто были созданы для того, чтобы ни в коем случае не пропускать солнечные лучи, и без того редкие из-за окружающего леса. От этой вечной сумеречной атмосферы Келли становилось еще более тоскливо и одиноко.
— Я хочу домой…- тихо пролепетала девочка однажды, с мольбой посмотрев на бабушку, но наткнувшись на строгий ледяной взгляд стальных глаз, тут же поникла.
Очутившись в обители этой снежной, холодной женщины, Келли прочувствовала всю ее ледяную строгость и суровый нрав. День за днем без устали бабушка заставляла девочку выучивать свои стихотворные заговоры и заклятия, не объясняя толком их смысл и значение. Эти странные, непонятные рифмы нужно было произносить наизусть над различными баночками с чем-то запашистым, а иногда настолько смрадным, что малышку периодически тошнило, что вызывало неудовольствие со стороны родственницы, а также над амулетами, так эта женщина называла их. Амулеты… Круглые, овальные, из дерева или камня, иногда из какого-либо металла, на каждом из них Келли обязана была рисовать непонятные ей знаки по образцу, подсунутому строгой бабушкой, бардовой густой дурно пахнущей краской. За ошибку в написании можно было получить по рукам, поэтому малышка старательно выводила линии и завитки, стараясь точно передать рисунок.
— Все это для твоей же пользы! — строгий твердый голос каждый раз повторял — Ты поймешь это когда-нибудь!
Но Келли не видела в этих занятиях ничего полезного, лишь ежедневную рутинную работу, которой не было конца. И все же судьба предоставляла девочку редкие дни отдыха. Раз в две недели миссис Макмарен уезжала куда-то. Целые сутки, а иногда и дольше, Келли была предоставлена сама себе. Это время стало для нее отдушиной. Девочка любила гулять по саду, рассматривая растущие там цветы, деревья и травы. Какие-то из них были ей известны, например, те, что произрастали там дома. Любуясь ими, малышка вспоминала родное поместье, добродушную старую нянюшку, весельчака и балагура Бенджамина, и вечно печальную, но невероятно прекрасную матушку. Как они там?
— Привет! — в одну из таких прогулок перед Келли возникла будто из ниоткуда круглолицая девица лет двенадцати, рослая и упитанная. Про таких говорят, кровь с молоком. Она несла в руках ведра с водой.
— Ты и есть хозяйская внучка? — спросила она, чуть кортавя. Поставив свою ношу на землю, девица протянула крепкую пухлую ладонь — Я Нора, а ты?
— Келли… – робко пролепетала малышка, ответив на крепкое рукопожатие.
— Тебя редко видно — собеседница располагала к себе искренней широкой улыбкой — Мадам тиранит, да? Ха! Она всем продыху не дает! Чуть провинишься, может в подвал на пару дней запереть, а там крысы, жирные такие! Но я их не боюсь!
Нора оказалась дочкой хромой кухарки, которую Келли видела всего один раз, да и то мельком. В этом странном пугающем доме почти не было прислуги. Огромный молчаливый конюх, он же кучер, кухарка с дочерью, старая сухая горничная с маленькими острыми глазками, да сама хозяйка – вот все обитатели этого имения.
Новая знакомая оказалась веселой неунывающей хохотушкой, не перестающей болтать ни на секунду. Келли было с ней весело, просто и так комфортно, казалось, будто они знакомы давно. В отсутствие суровой хозяйки поместья мать Норы позволяла дочери отдых, не сильно напрягая помощью на кухне. И девочки весело и беззаботно проводили время, гуляя по округе, радуясь летнему теплу и ласковому солнцу. Подруга показала Келли окрестности за пределами поместья, куда сама девочка не рискнула бы пойти, опасаясь темноты густого леса. Оказывается, среди высоких темных деревьев скрывались пестрые полянки, сплошь покрытые душистыми цветами. И еще здесь было небольшое озеро, гладкое и прозрачное, с кристально чистой водой.
— Здесь так тихо… — заметила как-то Келли, сидя на берегу и любуясь отражением пышных крон деревьев на зеркальной поверхности водоема.
— Мать говорит, этот лес вообще странный. Ни животных, ни птиц. Хотя я не знаю, других лесов то я не видала никогда – раскатисто рассмеялась Нора.
— Ты выросла здесь?
— Да, всю жизнь здесь… В этой глуши – неунывающая хохотушка обвела взглядом окрестности.
— Скоро я отправлюсь домой! Поехали со мной! — Келли загорелась забрать подругу из этого мрачного странного места.
— Боюсь наша мегера тебя не отпустит… — подруга потухла, сменив вечную улыбку на поникший и хмурый взгляд.
— Почему? Она должна… Она обещала матушке…
— Просто я кое-что слышала краем уха как-то раз. В общем, у твоей бабки есть две подруги, еще те страшилы! А злые, ох… Хозяйка по сравнению с ними, что ангел – затараторила Нора, лихордочно жестикулируя руками – Так вот, навещали они мадам в аккурат до твоего приезда. Сидят, чаек попивают. А я прислуживать помогала, горничная то наша, совсем стара. Болтают они про силу чью-то, что надо бы забрать кого-то, да наблюдать. И бабка твоя говорила, заберу мол, и дочь мне не помеха, подготовлю, а лет через пять-шесть проведем обряд. А старухи эти ахают, охают, кивают, спрашивают, а точно девочка подойдет? Я тогда не поняла о ком они, а теперь, думаю, тебя обсуждали. Не знаю, что они там задумали, но будь осторожнее.
Келли, ошарашенная поведанным подругой, сжалась, побледнела и замолкла, расширившимися глазами уставившись куда-то вдаль. Девочки так и сидели какое-то время в абсолютной тишине, недвижимые, словно статуи. А потом Нора, будто что-то для себя решив, резко подпрыгнула, мигом оказавшись на ногах.
— Знаешь! А я придумала! – Затараторила она, весело улыбаясь – Если что, и бабка тебя не отпустит, то я помогу тебе сбежать! Я знаю как! Я тебя в обиду не дам! Надо только денег скопить, ну и это придумаем как, да собрать кое-что в дорогу! А там и до дома твоего доберемся! Ага?
Нора заразительно засмеялась, и глаза ее лучились задором. И Келли успокоилась, настроение неунывающей подруги передалось ей, украшая робкой улыбкой бледное лицо.
Келли пробудилась от мягкого, согревающего золотистого света, за окном уже рассвело, и солнечные лучи проникали в детскую, заполняя пространство вокруг. Где-то вдалеке звучала переливчатая трель соловья, радовавшегося весеннему теплу. Сладко потянувшись, девочка поднялась с кровати, мягко подошла на цыпочках к окну и открыла форточку, комнату наполнил свежий воздух, наполненный легким приятным цветочным ароматом, доносящимся из ожившего вновь сада. Сидя на подоконнике и болтая ногами, малышка любовалась красками природы, ее невероятной гармонией и изящными контрастами, яркой и сочной зеленью, нежными цветами и темной корой стволов.
Холода и морозы давно сменились теплыми и ясными солнечными днями. Жизнь в поместье расцветала с каждым днем, будто весна пробудила все и вся от зимнего сна. В доме снова звучали веселые голоса и звонкий смех, царили радость и спокойствие, скандалы и ругань, казалось, канули в прошлое, как кошмарный сон. Глава семейства, деспот и тиран, не показывался из своих покоев и даже голоса не подавал. Доктора, приглашаемые его супругой, беспомощно разводили руками, так и не найдя нужного лечения от его неизвестного им недуга. Миссис Макмарен отпаивала своего зятя отварами собственного приготовления, отчего тот стал тихим и послушным, и, будто безвольная кукла, делал все, что скажут.
К удивлению Келли бабушка любила проводить больше времени с ней, а не с Бенджамином, как многие родственники и знакомые их семьи, умиляющиеся очарованию милого задорного ангелочка. Робкую, неулыбчивую дочку хозяева поместья редко выводили к гостям, боясь конфуза. Миссис Макмарен оказалась очень интересной женщиной, обладающей обширными знаниями во многих областях, оказавшихся занимательными для ее любопытной внучки. Бабушка ведала каждую травинку, каждую былинку, каждый цветок, каждый корешок, их свойства и назначение, и с удовольствием делилась этим знанием с внимательной зеленоглазой слушательницей. Келли ощущала всем своим естеством необычную, ни с чем не сравнимую энергию, какую-то древнюю могучую, немного пугающую силу, исходящую от этой женщины. В арсенале этой невероятной леди было полно различных заговоров, заклинаний, например, помогающих утихомирить ветер или вызвать дождь. Бабушка поведала девочке различные легенды и предания, передающиеся поколениями их семьи. Эти невероятные истории оказались настолько похожи на то, что видела Келли: на ее жизнь среди призраков, среди удивительных существ, не поддающихся описанию, на их сияющий мягким золотом мир, в обрамлении клубящегося тумана, на мрачного и надежного друга в жуткой костяной маске с шестью глазницами. Последний показывался все реже, в основном, когда малышка оставалась одна, новоявленная родственница, видимо, не вызывала в нем симпатии и доверия.
Келли открылась своей бабушке не сразу, та часто навещала внучку, заваливая подарками, стараясь подружиться, как-то расшевелить маленькую молчунью. Постепенно, шаг за шагом робкая скромница прониклась доверием к этой внимательной женщине. И лишь совсем недавно, буквально пару дней назад малышка рассказала миссис Макмарен о своих тайных друзьях и видениях. К великому удивлению девочки, бабушка не отшатнулась от нее как от сумасшедшей, внимательно выслушав и искренне заинтересовавшись детскими рассказами, воодушевленно задавала вопросы и сама же выудила из своего богатого арсенала одну из историй, касающихся Волшебного народца, якобы произошедшую с одним из ее предков.
— Как ты быстро нашла с ней общий язык, матушка? – миссис Анджелина Сатерли, решившая прогуляться по саду с любимцем Бенджамином, уже издали приметила высокую поджарую фигуру своей матери, воодушевленно что-то обсуждающей со своей не менее счастливой внучкой – Обычно Келли не особо разговорчива, молчит все время, даже когда спросят… Ладно хоть не придумывает всякую ерунду, как раньше.
— Это какую же? – лицо миссис Макмарен посуровело, краем глаза она уловила, как сжалась ее внучка, опустив потухшие вмиг глаза.
— Про различные страшилки и странности, будто она видела что-то или кого-то. Ко всем приставала с этим, пока не приструнили. Ох, да она и Бену их рассказывала! Это могло плохо отразиться на душевном самочувствии мальчика. Слава богу, сейчас нет таких проблем с ней… – промямлила хозяйка поместья, растерявшись под тяжелым взглядом гостьи.
— То есть, то, во что верили многие поколения нашей семьи, то, чему я тебя учила, для тебя ерунда?!
— Но в наше время верить всему этому – плохой тон!
— Вот как! – голос миссис Макмарен стал ледяным.
— Научное общество отрицает всякую магию! Тем более, что твое ведовство так и не спасло отца от сердечного приступа!
— Зато оно спасло тебя и меня от незавидной судьбы, которую готовил нам твой отец! Или ты забыла, как он хотел продать тебя тому старому противному богачу в жены? Тебе еще и четырнадцати не было! – спокойным тоном произнесла миссис Макмарен – Забыла, как он привел другую женщину в дом, сказав, что теперь она будет хозяйкой!
— Мама, я… — начала было хозяйка поместья.
— А не ко мне ли ты прибежала, когда совсем отчаялась, что не можешь никак забеременеть! Кто тебе помог тогда, а? Кто? – бабушка была неумолима.
Келли, возможно, и не совсем понимала, зачем же эти две близкие ей женщины решили выяснять отношения в этот солнечный ясный день, когда сама природа располагала к радости и веселью. Девочка проследила взглядом, как беззаботный и донельзя счастливый Бенджамин, наслаждаясь весенним теплом, пробежал по саду, размахивая руками, за ним, охая и причитая, проковыляла старушка Мел. Они скрылись из виду, не замечая надвигающейся бури между миссис Сатерли и ее гостьей.
Келли стояла позади бабушки и слушала, понимая, что она невольно стала предметом разгоревшегося спора. Это удручало все сильнее, пока малышка не ощутила легкое пожатие своего плеча, и, обернувшись, увидела своего неизменного спутника, что было удивительно, так как он предпочитал не появляться в присутствии новоприобретенной родственницы. Мягко поманив девочку за собой, черная высокая фигура двинулась вглубь сада, туда, где раньше стоял огромный старый дуб. Остановившись у полого пня, сиротливо расположившегося среди роскошных благоухающих цветами кустарников, мрачный друг Келли какое-то время молча смотрел вдаль.
— Эта женщина! Не доверяй ей! – глубокий, всепроникающий голос прозвучал в сознании девочки.
— Но, почему? – малышка устремила вопросительный взгляд своих изумрудных глаз на своего немногословного спутника.
— Верь мне! – он развернулся к собеседнице своей жутковатой маской, чуть наклонив голову.
Келли, соскучившаяся за время, проведенное с бабушкой, по мрачному спутнику, протянула руку, желая коснуться своего друга, как тот неожиданно резко исчез. Миссис Макмарен с горящими гневом глазами быстрыми, размашистыми шагами приближалась к внучке, неистово шепча один из своих рифмованных заговоров, следом за ней, стараясь не отставать, семенила ее дочь, встревоженная леди Анджелина. Девочка недоуменно и испуганно переводила взгляд с мамы на бабушку, ожидая порицания.
— Я забираю ее к себе! – резко, не терпящим возражения тоном произнесла миссис Макмарен, надменно вздернув подбородок.
— Зачем? – мама Келли совершенно растерялась от неожиданного заявления.
— Те сущности, о которых когда-то упоминала твоя дочь, в действительности снуют вокруг нее. Ей будет лучше подле меня, да и вам с Бенджамином проще и безопаснее. Ты же не хочешь, чтобы с кем-нибудь приключилось то, что и с твоим супругом? – в голосе бабушки прорезались угрожающие нотки.
— Ты хочешь сказать, что моя малышка виновата в этом? – леди Андженлина побледнела – это не может быть правдой!
— Я заберу ее, хотя бы на лето! – уже мягче проговорила бабушка, с улыбкой посмотрев на притихшую, испуганную Келли, теперь совершенно не желавшую так долго находиться подле этой все еще незнакомой ей женщины. Но о желаниях девочки, конечно же, не было и речи.
За окнами всё ещё бушевала метель, кружа, завывая и стуча в окна, а дом оживился с приходом таинственной снежной незнакомки, внезапно ворвавшейся в тихое и сонное поместье. Окинув обитателей дома строгим взглядом светло-серых стальных глаз, она, скинув с себя зимнее пальто, и, подав горничной, выцепила взглядом хозяйку поместья, заплаканную и осунувшуюся, и вмиг подлетела к ней, взяв за руки, и, прижав к груди.
— Говорила я тебе, столько раз, ох! Он не пара тебе, этот чурбан! — громким низким трубным голосом, не терпящим возражений, начала причитать странная незнакомка. — Не послушалась, а! Посмотри, на кого ты стала теперь похожа! Лишь тень себя прежней! Ах, милая моя девочка, ты же была такой весёлой и задорной раньше!
— Мама! Матушка! — миссис Сатерли, старавшаяся все эти дни выглядеть твёрдой и не раскисать, дала волю эмоциям, и глаза её наполнились солёной предательской влагой, а плечи начали подрагивать в такт рыданиям.
Келли, спускавшаяся в это время в холл, остановилась и, прислушавшись к разговору, широко раскрыла и без того огромные изумрудные глаза от удивления. Она впервые видела свою бабушку, отец почему-то ненавидел свою тёщу, и матушка никогда не рассказывала о ней. Лишь нянюшка пару раз обмолвилась, что присматривала ранее за миссис Сатерли, бывшей тогда ещё просто озорной и беззаботной малышкой Анджелиной, дочерью суровой и властной миссис Мери Макмарен, в чьём доме и прислуживала когда-то добрая старушка.
Бабушка оказалась очень высокой статной женщиной, на целую голову выше мамы. Прямая как стрела, она, вздёргивая подбородок, смотрела на всех сверху вниз. Её белые как снег волосы, худое бледное лицо с длинным острым носом, а также её почти бесцветные серые глаза — всё это настолько странно сочеталось в этой удивительной женщине, будто она была созданием самой зимы.
— Не реви, это не пойдет тебе на пользу! Что такое страшное произошло, раз ты соизволила написать мне, впервые за эти шесть лет? Да не просто написать, а ещё и пригласить в это логово порока? — резкий голос снежной леди, гулкий и громкий, как завывания ветра снаружи, казалось, было слышно и за пределами поместья.
— Николас… он… с ним что-то произошло… Он сам не свой… Никто не может помочь нам… Мама, посмотри, пожалуйста, может, ты своим умением… пожалуйста! — миссис Сатерли, совсем отчаявшаяся, сжавшись, как замёрзший котёнок, с мольбой и слезами в глазах, смотрела на суровую мать.
— Хорошо, веди! — будто отрезала высокая женщина.
Хозяйка поместья кивнула и направилась вверх по лестнице, а таинственная гостья последовала за ней. Проходя мимо притихшей Келли, миссис Сатерли, уставшая и заплаканная, казалось, даже не заметила присутствия дочери, в отличие от странной незнакомки, пронзившей девочку внимательным взглядом ледяных глаз. Малышка вздрогнула, сжалась, немного испугавшись, но эта ледяная женщина, неожиданно тепло улыбнулась и ласково потрепала внучку по волосам. Келли будто оттаяла, успокоившись, а после проводила удивлённым взглядом маму и новоявленную бабушку, пока те не скрылись из виду.
— Мисс Келли, вот Вы где! — голос нянюшки вывел девочку из оцепенения, — Бен, маленький проказник! Никакого с ним сладу! Куда… ох!
Мимо вихрем пронеслось златовласое прыгающее чудо, весело гогоча и хихикая. Маленький подвижный чертёнок с ангельской внешностью славился своей неуемной энергией и озорным нравом, что доставляло много забот прислуге, в особенности, милой миссис Мел.
— Келли, догони меня! Догони, догони! — Бен не унимался, желая вовлечь сестру в свои шалости. — Спорим, не догонишь? Ха-ха-ха! Не догонишь! Не догонишь!
— Нянюшка! — не обращая абсолютно никакого внимания на подначки бегающего вокруг брата, девочка обратилась к охающей и причитающей старушке. — Кажется, к нам в гости пожаловала бабушка.
— Ох, миссис Макмарен…Неужели? После стольких лет… леди решила помириться с матерью…
— Но почему они повздорили, нянюшка?
— Это давняя история, милая моя. Не будем ворошить прошлое… не стоит, право… – миссис Мел ласково глянула на подопечную и побежала снимать с подоконника уже успевшего туда залезть Бенджамина.
Бабушку Келли вновь увидела только ближе к вечеру следующего дня, когда хозяйка поместья с гостьей, наконец-то, покинули покои отца. Спускаясь в обеденную комнату, они ожесточенно спорили, то повышая голос, то переходя на шёпот.
— По-моему, он это заслужил! Я даже не жалею, что не могу ничем помочь этому ослу!
— Ох, мама! За что Вы так?
— Этот транжира и мот! – не унималась бабушка, — за эти годы промотал больше половины доставшегося ему в наследство состояния…
— У нас были трудные времена…
— Ты его ещё и защищаешь? Этого пропойцу? Безжалостного тирана? Ты думаешь, я не знаю, как он обращался с тобой все эти годы? Да даже если бы я и могла, то, возможно, и не стала бы помогать этому… — миссис Макмарен была крайне недовольна.
— Но он мой муж… — её дочь, всё ещё печальная, пыталась хоть как-то оправдать супруга, — отец моих детей…. как мы без него?.. что мне делать, мама?
— Ничего! — резко отрезала гостья, — оставь его так, меньше вреда, больше пользы! Дела поместья возьми в свои руки! Я тебе пришлю своего старого управляющего, которому всецело доверяю. Глядишь, он и наладит дела в этом рассаднике…
— Но, мама… что скажут люди… общество… они…
— Они вечно что-то говорят!.. тебе о детях надо думать, что останется им. Мистер Ленвиц – отличный управляющий! Он поможет тебе поднять хозяйство и приумножить доходы! Научит тебя управляться со всем, как научил когда-то меня.
Голос миссис Макмарен так раскатисто звучал по всему поместью, что, казалось, все обитатели уже были в курсе всего происходившего. Хозяйка дома же, совсем поникшая, держалась за свою сильную и мудрую мать, будто за спасительную соломинку, совсем не зная, что же дальше делать и как жить.
За ужином Келли смогла разглядеть новоявленную бабушку внимательнее. Та уже не казалась такой холодной и пугающей, как в первый день их знакомства. Белые как снег волосы, при ближайшем рассмотрении, оказались просто седыми, от сурового ледяного взгляда не осталось и следа, так нежно она посматривала на внуков, столько любви и ласки было в её серых глазах. А также девочка чувствовала какую-то странную силу, исходящую от гостьи. Даже малыш Бенджамин за столом немного притих и вёл себя, как благовоспитанный джентльмен, желая произвести хорошее впечатление на незнакомую ему женщину. Мрачный и молчаливый друг девочки тоже не подходил к столу, встав в дальнем углу комнаты и тихо наблюдая оттуда за происходящим вокруг.
— Они прекрасны! Как я хотела увидеть их всё это время! Как я скучала по тебе, дочка, по вам всем! — бабушка смахнула шёлковым платочком нахлынувшие слёзы.
— Ах, мама… — миссис Сатерли нежно коснулась руки гостьи. — Прости меня! Я боялась! Николас, ты же знаешь, он…
— Ничего, всё наладится! Я знаю… карты недавно поведали мне, что грядут благотворные перемены для нас всех! То же я видела и в хрустальном шаре!
— Матушка, ты же знаешь, я не верю во всё это…
— Как ты можешь не верить! Как можешь не верить моему ремеслу! Не для того ли ты позвала меня… чтобы я применила свои умения и знания! Моё ремесло – не сказка… Ведь доказательство реальности его действия прямо перед тобой! Не так ли? — улыбнувшись, миссис Макмарен, указала взглядом на сидевшую напротив Келли, не понимающую причину такого внезапного внимания к её обычно незаметной персоне.
Сквозь серую вязкую пелену сна Келли улавливала встревоженные отрывистые крики, среди которых явственно и чётко слышался зовущий голос нянюшки.
— Вставайте, милая моя! Вставайте, пожалуйста! — миссис Мел явно плакала, испуганная и взъерошенная.
Девочка резко встала, прямая, как струна. Уже рассвело, и пасмурное серое небо высоко простиралось над головой. Вокруг царила суета. Мама находилась в полной растерянности, чуть приоткрыв рот, и, покрасневшими от слёз глазами, смотрела на творящийся вокруг хаос. Чёрный высокий друг Келли в неизменной ужасающей костяной маске с шестью глазницами и огромными клыками стоял неподвижно чуть поодаль, глядя при этом на хозяина поместья. А сам мистер Сатерли… У девочки округлились глаза от удивления: отец, сидя на траве, тыкал пальцем в её мрачного спутника, мычал что-то нечленораздельное, периодически переходя на жуткий протяжный вой, и отмахивался от подошедших помочь слуг. Нянюшка пыталась увести подопечную в дом.
— Пойдёмте, милая моя, пойдёмте домой! — причитала миссис Мел, стараясь отвлечь малышку от происходящего. — Здесь холодно, замёрзнете! Пойдёмте скорее!
Келли безропотно последовала за старушкой, всё ещё не отводя взгляда от отца, всегда такого страшного, строгого, неумолимого, наводящего ужас на всех обитателей поместья, но теперь, будто совершенно спятившего и беспомощного, ставшего в одночасье каким-то жалким и слабым.
Миссис Мел вела малышку за руку по сумрачным и тихим закоулкам поместья, снаружи всё ещё доносились голоса прислуги.
— Как Вы оказались на улице в такой час, маленькая леди? Да ещё в одной сорочке?
Келли, всё ещё не оправившаяся от произошедшего, не сразу поняла, чего от неё хочет нянюшка.
— Я… не знаю… не помню… — жалобно выдавила девочка, опустив глаза. Старушка не стала ничего больше спрашивать, и они, в абсолютном безмолвии, дошли до детской.
Высокая тёмная фигура появилась рядом неожиданно, скользнув бесшумной тенью, когда нянюшка уже помогла умыться и переодеться своей подопечной, а после убежала в спешке. Теперь миссис Мел была приставлена и к Бенджамину тоже. Женщину, присматривавшую за братом, уволили пару лет назад. Мальчик, всегда подвижный и озорной, требовал больше внимания и помощи, чем спокойная и самостоятельная Келли, которую не страшно было оставить одну. Но малышке даже нравилась эта свобода, ведь она не была одинока…
— Этот человек больше не причинит тебе вреда… — голос гулкий, будто заполняющий собой всё пространство, но звучащий только в сознании.
Девочка чуть заметно кивнула, рядом с этим странным и мрачным существом она чувствовала себя уверенней, как под надёжной крепкой защитой. Неожиданно для себя Келли, раскрыв объятия, прильнула к неподвижному другу, почувствовав мягкое тепло клубящейся тьмы по плечам.
Нянюшка вернулась только к полудню, приведя с собой заплаканного Бенджамина, бьющегося в истерике и топающего ногами.
— Я хочу к маме! Почему она не плиииходит! — привыкший к постоянной опеке матери, маленький ангелок вёл себя, как сущий дьяволёнок, требуя своего. — Я не хочу кашу! Хочу, чтоб мама меня колмилаааа!
— Ах, какое наказанье! — всплеснула руками запыхавшаяся миссис Мел. – Боже! Я совсем про Вас забыла, маленькая мисс! Сходите, пожалуйста, на кухню. Попросите, принести завтрак сюда. И мы все вместе поедим. Да, мистер Бенджамин?
Малыш успокоился, прельщённый неожиданной возможностью завтрака в компании сестры, да ещё и в её комнате. Келли тихо нырнула в коридор, направившись к кухне. В доме было настолько тихо: казалось, что поместье будто вымерло. Даже на кухне не гремела посуда, не царило привычное весёлое оживление. Лишь подобравшись совсем близко, девочка услышала приглушенные голоса.
— Хозяин-то совсем того… умом поехал… сначала ползал по саду… мычал что-то про нечисть… потом молиться начал…
— Ага, я тоже слышала, как он в свой кабинет пробежал с дикими воплями… Допился совсем…
— Бедная миссис Сатерли… не муж, а наказание какое-то…
— Врач приходил… А он от него распятием прикрылся… и дьяволом прозвал… потом драться полез… еле скрутили… врач какую-то жидкость вколол… тот и успокоился… спит сейчас…
— Да уж… а девочка-то, зеленоглазая то наша… как она там оказалась, в дереве?
— Да с таким папашей… где только не спрячешься…
— Ох, да… что же теперь будет?
Шепот смолк, и Келли скользнула на кухню, привлекая к себе внимание трёх пар глаз: конюх, садовник и кухарка, с удивлением, глядели на неё, оторопев от неожиданного появления ребёнка.
— Ох, — полная женщина резко вскочила, — маленькая мисс, Вы, наверное, голодны… сейчас-сейчас…— засуетилась она.
— Нянюшка попросила принести завтрак ко мне в детскую. Мы с братом поедим там. Я помогу нести…
За завтраком, или скорее уже обедом, Бенджамин, привыкший к всеобщему вниманию, не замолкал ни на секунду. Так, вместе, никуда не выходя, они провели весь день в детской под весёлый бесконечный лепет малыша, пока миссис Мел не повела маленького херувима укладываться спать.
В поместье с этого дня всё переменилось. Мистеру Сатерли не становилось лучше, он боялся каждого шороха, забиваясь в угол своей спальни с распятьем в руках. Каждый день к нему наведывались доктора, но безрезультатно; пару раз навещал даже пастор. Хозяйка поместья совсем пала духом, почти не отходила от покоев мужа. Нянюшка всё время проводила с Бенджамином, соскучившимся по материнской ласке и вниманию, и ставшим от этого ещё более невыносимым.
Келли же была представлена самой себе, но неизменный молчаливый спутник был рядом. Девочка часто выходила гулять в сад к большому дубу, от которого теперь остался лишь большой полый пень. Само огромное благородное древо валялось рядом, никем не убранное. Сад будто опустел без него. Весёлые беззаботные волшебные существа уже несколько дней не навещали малышку, что вызывало у неё уныние, тревогу и грусть.
— Они ищут другой проход… — прошелестело в голове.
Келли взглянула на своего мрачного друга, тот еле заметно кивнул.
Дни тянулись лениво, похожие один на другой, как капли воды. Это было невыносимо, и казалось, так будет продолжаться вечность. Пока, в начале зимы, вместе с бушующей снежной пургой, привнеся с собой в холл морозный стылый воздух, на пороге не возникла очень высокая и худая женщина в годах с пронзительным взглядом, состоящая, казалось, из белого снега и льда.
—Ха-ха-ха, хи-хи-хи! Потанцуй с нами, потанцуй с нами, дитя!
— Келли слышит в ночи голоса и различает силуэты невообразимых существ, порхающих, весёлых, игривых, — Потанцуй с нами, поиграй!
— Иди к нам! Вернись домой, дитя! — шёпот нежный, еле уловимый, среди других резвых и задорных речей.
Всё как в тумане, он клубится вокруг, плотный, и в то же время невесомый. Девочка, ощущая себя лёгким пёрышком, будто плыла в этом молочно-белом мареве, поддерживаемая за плечи тёмной фигурой в костяной маске. Что это? Сон? Явь?
Огромный дуб с расщелиной, что стоит за поместьем, предстал перед глазами, какое тёплое сияние исходит изнутри него! Малышка летит дальше, не касаясь ногами земли, маленькие крылатые человечки поддерживают её под руки, направляя к этой сверкающей арке в большом, мощном дереве.
Миг ослепительного света, и Келли очутилась в огромной зале, заполненной музыкой, смехом и солнечными бликами. Толпы многообразных удивительно сказочных существ, кружась в затейливом танце, приглашали девочку присоединиться к общему веселью.
— Танцуй с нами, священное дитя! Сегодня Мабон! Танцуй, ведь это и твой день! День твоего появления на свет!
И Келли выплясывала, весело смеясь, и, искренне радуясь каждому движению.
Да, сегодня ей исполнилось шесть. Скромный праздник, устроенный миссис Сатерли для дочки, проходил после полудня, когда отец ушёл по срочным делам, с раздражением хлопнув дверью напоследок. Хозяин поместья в последнее время был взвинчен больше обычного, появляясь дома всё реже и реже. Но, в эти моменты своего появления, он был особенно страшен, круша всё, что попадалось под руку, обрушивая свой гнев на всех домочадцев.
За эти два с половиной года многое произошло. Сенди Стоун воспользовалась наказом, переданным своей призрачной матерью, освободив этим себя и свою сестру Анабель от тирании своего жестокого отца. Мистер Элджнер приютил девочек, и, собрав все улики, помог возобновить расследование по делу смерти миссис Стоун, подключив к этому нужных людей, использовав свои личные связи.
Келли узнавала новости обрывками, ухватывая информацию из перешептываний прислуги, из причитаний нянюшки, из пьяной ругани главы семейства, а иногда, из заполняющего сознание голоса её мрачного спутника.
Николас Сатерли был очень зол, два года назад кузен подбил его на одно не особо законное дело, принесшее вместо прибыли, впоследствии, одни убытки. После начала расследований и долгих судебных разбирательств, Вернер Стоун совсем обанкротился, при этом заняв крупную сумму и у отца Келли, поставив этим его в очень неловкое положение. Чтобы расплатиться с накопившимися долгами, мистеру Сатерли пришлось продать часть семейного имущества и распустить часть прислуги.
Дядю Вернера же приговорили к смертной казни, так как в ходе расследования выяснилось, что он умертвил не только свою жену, но и приложил руку к кончине тестя, придушил одну из девушек в борделе, провернул множество денежных махинаций и прочее, прочее.
Слуги шептались, мистер Сатерли зверел, отчего все обитатели поместья вели себя тихо, стараясь лишний раз не провоцировать хозяина дома.
Мама, с каждым днём, казалась всё печальнее, но сегодня, в день рождения дочери, ласково улыбалась, вручая подарки, будто ожила.
— Ты такая красавица, милая моя! — ворковала она, прижимая к себе Келли, — Тебе уже шесть! Так быстро летит время!
Малыш Бенджамин, не желая отставать от матери, крепко обнял сестру, вручив ей при этом букет самолично собранных в саду цветов.
— Поздлавляю, сестла! — прокартавил малыш с самой очаровательной улыбкой на свете.
Келли была счастлива, редко балуемая таким вниманием и заботой, она ценила каждое мгновение любви и нежности со стороны родных и любимых ею людей. Миссис Сатерли, обняв обоих своих детей, вздохнула.
— Вы моё самое большое сокровище!
Вокруг порхала пара крылатых существ, и прыгал меж ногами странный маленький комочек с огромными круглыми глазами, состоявший, казалось, из одних волос, переливавшихся то изумрудным, то ярко-синим цветом. И неизменный молчаливый спутник девочки стоял чуть поодаль, застыв статуей, будто сотканной из тени. Келли, наученная прошлым опытом непонимания, отчуждения, а иногда и презрения, со стороны людей, не пыталась никому поведать о видимых только ей существах. Притвориться обычным ребёнком и молчать — что может быть проще! Так лучше, удобнее для всех: мама и нянюшка перестали волноваться о странностях малышки, прислуга перестала чураться её, да и самой девочке стало комфортнее.
Келли родилась в ночь осеннего равноденствия, и насколько помнила, третий год подряд она оказывалась на этом таинственном волшебном балу, что проходил внутри большого холма за поместьем. Попадала она туда, неизменно, через расщелину в старом дубе, плывя вместе с весёлыми сказочными человечками в густом медленно текущем тумане.
Здесь, в атмосфере веселья, танцев и яркого света, девочка ощущала себя совершенно свободной и абсолютно счастливой. Двигаясь в такт мелодии, плывя по залу, малышка забывала обо всём на свете, желая остаться навечно в этих сказочных солнечных лучах и непередаваемо удивительных звуках непрерывно льющейся музыки.
Но всё заканчивалось до рассвета, когда в сверкающих белоснежных одеждах, окружённая ярким сиянием, в залу входила высокая стройная женщина, и, ласково целуя Келли в лоб, одаривала её тем, что незримо для чужих глаз. В этот момент девочка всем своим естеством ощущала сильное родственное единение с этой сказочно прекрасной леди, единение с тем миром, в котором пребывала. Наутро Келли оказывалась в своей постели, пробуждаясь, будто от волшебного сна, повторяющегося каждый год в ночь её рождения.
Но в этот раз всё было по-другому, всё потухло в один момент, свет сменился беспросветным мраком, сопровождаемым ужасным гулким стуком, мерно раздающимся, будто отовсюду. Страх нахлынул холодной волной, дыхание сбилось. Послышался треск обрушивающегося дерева, и девочка увидела над собой сумеречное предрассветное небо, двоих мужчин с топорами, в одном из которых она узнала своего отца.
Он набросился на дочь разъярённым тигром, брызжа слюной и смердя пьяным перегаром.
— Вот ты где прячешься, маленькая дрянь! Ведьма! — он схватил девочку за волосы и приподнял над землей. — Ты прокляла моего брата! Ты прокляла нас! Это всё из-за тебя! Сожжжгууу!
Мистер Сатерли рычал от гнева, заставляя Келли дрожать от ужаса. Глаза застилали слёзы, где-то вдалеке слышались крики матери и нянюшки, вперемешку с надрывными мольбами. Неожиданно малышка плюхнулась на землю, увидев перед собой тёмную фигуру, заслонившую её от взбешённого, но внезапно замолкшего хозяина поместья. Страх отступил, тело стало слабым и лёгким, и девочка погрузилась в сонную пустоту.
На кухне вечером царило оживление, собравшись за одним столом, каждый из пришедших слуг рвался поведать о чём-то своём. Садовник бахвалился, что мадам хвалила сегодня его замечательные розы. Конюх в красках расписывал жеребёнка, недавно рождённого от одной из породистых кобылиц. Две молоденькие горничные перешёптывались друг с другом, изредка хихикая, и, поглядывая на статного юношу, сына кухарки, проголодавшегося после тяжёлого рабочего дня, и, с аппетитом уминавшего свою порцию. Гремя посудой, люди общались, перебивали друг друга, смеясь, и, радуясь вкусному и сытному ужину. Келли была приятна эта дружная и простая атмосфера, здесь так легко дышалось, и настроение поднималось само собой.
Фигура в чёрном неизменно стояла рядом, и малышка уже настолько привыкла к этому, будто всю жизнь знала, что иначе и быть не может. Девочка не предлагала своему незримому молчаливому другу поесть за общим столом, как раньше, её за это сильно ругали взрослые. Она втихаря заворачивала конфеты, печенье или пару сладких булочек в свой платок, чтобы потом, дождавшись, когда нянюшка уложит её спать и уйдёт к себе в комнату, и, тихонечко поднявшись с постели, выложить всё собранное на тумбочку. И после, отдав еду своему мрачному спутнику, и, пожелав ему спокойной ночи, снова забраться под мягкое уютное одеяло. Он любил сладости, малышка была уверена в этом, ведь наутро Келли обнаруживала лишь пустой, вышитый цветами платок, с парой крошек на нём, свидетельствовавших о трапезе её друга.
Насытившись, и, набрав под шумок пару сладких булочек и шоколада, девочка, воспользовавшись тем, что няня, как обычно, увлеклась болтовней с кухаркой, выскользнула из дверей кухни, направляясь на второй этаж к своей комнате, желая припрятать содержимое завязанного в кулёк платочка.
Келли не успела дойти до своей двери, как её окликнули. Малышка вздрогнула от неожиданности и резко обернулась в сторону звавшего, изумлению её не было предела. Сенди Стоун, старшая из дочерей дядюшки, тринадцати лет от роду, она всегда казалась Келли такой взрослой. Высокая миловидная девушка, с выразительным и печальным взглядом серых, как осеннее пасмурное небо, глаз, вышла из тени. Её тихий голос, переходящий на шёпот, дрожал, как древесный лист на ветру.
— Ты действительно её видела… маму? — вопрос был задан очень тихо, но Келли расслышала каждое слово.
— Да, она и сейчас рядом… за твоей спиной… хочет обнять… называет своей ласточкой…
— Ты не врёшь? Она, действительно, так меня называла когда-то… давно… — слёзы начали катиться по нежному личику Сенди, — отец, он не любит нас, водит чужих женщин, плохих женщин, плохо с нами обращается… Я слышала, что он хочет продать меня за долги одному страшному человеку… что мне делать? Я боюсь и за себя, и за сестру… Если ты видишь маму, попроси её, чтобы она… забрала нас к себе. Мы больше не можем так… Я не могу.
Призрачная миссис Стоун, пытаясь утешить дочь, погладить её по голове, попросила Келли передать послание слово в слово.
— Слушай внимательно, — твой отец всегда, сколько я себя помню, вел дневник, где любил записывать все свои похождения, думаю, он и сейчас грешит этим, там должны быть доказательства моего убийства, ведь он обожал описывать всё до деталей и перечитывал, периодически, ради наслаждения. Также должна быть расчётная книга, со всеми своими займами и долгами, всеми растратами семейного имущества. Все это он прячет в среднем ящике, в столе своего кабинета. Ключ от кабинета он хранит в старинной вазе, к которой запрещает вам приближаться, на тумбочке в зале. Ты должна найти эти записи. Когда найдешь, возьми и отнеси мистеру Элджнеру, старому другу твоего деда, по адресу, который я укажу. Мистер Элджнер обязательно поможет. Но будь осторожна, девочка моя. Я так люблю вас с сестрой! Будьте осторожны!
Сенди, обняв кузину, и вытерев шёлковым платочком свои, припухшие от слёз, глаза, тихо прошептала:
— Спасибо, Келли. Как же я хотела бы увидеть её, я так скучаю! – девушка, неспешно развернувшись, начала спускаться по лестнице, сопровождаемая призраком своей безутешной матери.
Келли же неотрывно смотрела им вслед, всем своим естеством ощущая присутствие извечного тёмного друга в маске, тяжесть его руки и лёгкое одобрительное пожатие её хрупкого плеча.
Девочка и представить не могла, что теперь долго не увидит сестер Стоун. Не ведала, что этот тайный несмелый разговор с немногословной ранее кузиной, ограничивающейся лишь приветственными выражениями при встрече, запустит такую невероятную цепь событий, которая изменит жизнь каждого кардинально, и, в первую очередь, жизнь самой Келли.
— Пойдемте, милая моя — поторопила девочку миссис Ларсон — Нехорошо опаздывать к завтраку. Леди Сатерли будет недовольна. Ласковые руки нянюшки порхали над малышкой, то помогая умыться и одеться, то сооружая нехитрую причёску из чёрных как смоль волос.
— Вот, какая красавица! — старушка подвела девочку к зеркалу. Хрупкая, но довольно высокая, для своего возраста, Келли, казалась совсем худой, будто тростинка, отчего ситцевое платьице висело балахоном на узеньких плечиках. Бледное личико, в обрамлении иссиня-чёрных волос, навевало мысли о снежных сугробах зимой. И эти, неестественно большие, тёмно-зелёные глаза сейчас казались почти чёрными. Келли не любила своё отражение в зеркале, во что бы ни нарядила её добрая нянюшка, всё это сидело глупо и нелепо. Отец называл её страшной, уродливой, сравнивая призраками и мертвецами. Но милая и добродушная миссис Мел Ларсон в малышке души не чаяла, обожала её всем сердцем, считая самым прекрасным созданием на всем белом свете.
— Пойдемте, пойдемте, моя дорогая! — торопила старушка, выводя подопечную из детской, и, направляясь к обеденной. Келли беспрекословно шла за няней, судорожно сжимая её руку. Сердце то порхало птичкой, предвкушая скорую встречу с мамой, такой далёкой и недосягаемой, и братом, таким любимым и родным карапузом, то билось в бешеном ритме, страшась раннего пробуждения главы семейства. Поглощенная этими смешанными чувствами, девочка не заметила, как дошла.
Всё пространство обеденной обволакивал ослепительный свет, и леди Сатерли в лучах яркого летнего солнца казалась ангелом, спустившимся с небес в этот бренный мир. Она была будто соткана из этого мягкого утреннего света. Всегда подтянутая, собранная, с прямой осанкой и прекрасной фигурой и грацией, коей могли позавидовать многие модницы Лондона. Всегда в центре внимания на всех балах и приемах, недосягаемый идеал для дочери.
Мама… Келли застывает в восхищении… Белокурые локоны, аккуратно уложенные в тщательно продуманную причёску, греческий профиль и небесно-голубые глаза… Наверное, так выглядели богини античной эпохи.
Мистер Сатерли за столом не присутствовал, и страх отступил, пробуждая спокойствие и радость в душе малышки. Отец долго отсыпался по утрам, и по негласной традиции, спускался только к обеду…
За обеденным столом с мамой, болтая ногами и дурачась, сидит Бенджамин, полная копия миссис Сатерли. Маленький херувим, точно такой же, что изображены на церковных иконах, розовощёкий и белокурый, был, как обычно, весел и немного шкодлив. Отрада матери и гордость отца, малыш был всего на год младше девочки, но, в силу своей упитанности, выглядел крупнее сестры. Он не очень любил завтраки, где вечно подавалась такая нелюбимая им каша. И сейчас, его нянюшка старалась уговорить малыша съесть хотя бы ложечку, весело воркуя и причитая над ним. Мама, с умилением, смотрела на это действо, и мимолетная улыбка то и дело трогала её губы.
Келли очень любила Бена, тот, в свою очередь, тоже тянулся к ней, они обожали играть вместе, бегать по саду под оханье нянюшек, а также прятаться от всех, а они делали это очень виртуозно, так, что потом вся прислуга очень долго искала их. Малышка знала все закоулки этого дома, ей показал их тот, кто всё время рядом, в чёрном… в жуткой маске…
Иногда девочка рассказывала брату о тех существах, что являются к ней в минуты её одиночества и о Нём, сотканном из тьмы, следующим за ней тенью… Желая познакомить карапуза со своими волшебными друзьями, Келли приводила его к одинокому огромному старому дереву на заднем дворе.
— Там, в дупле, проход в волшебную страну, что под теми холмами, — указывала она в даль. – Они приходят отсюда и, как-то, даже брали меня с собой… в гости… может, и тебя возьмут… нас с тобой вместе. Я бы хотела…
Именно за такими разговорами, в один из дней, их и застала леди Сатерли, донельзя недовольная такими играми детей и фантазиями дочери.
— Не забивай голову брату всякими глупостями и выдумками! — взяв Бена на руки, прикрикнула она. – Ещё не хватало, чтобы ему ночами кошмары снились! Ты уже большая, ты старшая! Чтобы я больше такого не слышала!
Но Бен просился ещё поиграть с невидимыми друзьями сестры. Отец закатил огромный скандал, и девочке вообще запретили видеться с братом. И вот уже больше месяца, Келли встречалась с ним только за завтраком и, иногда, за ужином. Очень скучала по времени, проведённом вместе, по проделкам, играм, шуткам. Но мистер Сатерли был категоричен, строг и очень страшен в гневе. Никто не хотел провоцировать его, ослушавшись его приказов, все ходили тогда на цыпочках, боясь попасть под горячую руку.
Обедала девочка на кухне с прислугой, дабы не нервировать всё того же, вечно недовольного, главу семейства, взрывающегося по любому поводу. А дочь, такая непохожая ни на одного из родителей, была как бельмо на глазу.
Вечером к ужину, бывало, собирались гости, семьями, с детьми. Умиляясь и восхищаясь малюткой Бенджамином, они, в то же время, дичились Келли за её странные разговоры, за то, что она видела…
— Я думаю, что твоя жена должна лучше воспитывать детей, Николас! Что за странные мысли в этой голове! — зло буркнул тогда мистер Стоун, папин кузен, пришедший с двумя своими дочерьми на ужин, когда девочка обвинила его в отравлении своей жены. Миссис Сатерли приказала нянюшке отвести Келли в свою комнату и больше не выводить к гостям.
— Но я видела её…. — рыдала тогда девочка. — Она спрашивала, за что… он… её… она шептала и плакала… «Деньги всему виной…», — говорила она, просила помочь… Нянюшка-а-а!
Все знали, что миссис Розалинда Стоун умерла при весьма загадочных обстоятельствах. Женщина происходила из очень знатного и богатого рода, единственная дочь любящего отца, наперекор которому она и вышла замуж за дядю Вернера, бездельника и мота, отъявленного эгоиста.
Они обвенчались тайно, а вскоре родилась и их первая дочь. Отец Розалинды смирился с выбором дочери, и всё, вроде бы, наладилось… Страшась гнева тестя, Вернер вёл себя, как примерный семьянин, до тех пор, пока тот не почил, оставив всё состояние дочери. Тут дядюшка и обнажил свою истинную натуру, гуляя направо и налево, и, проматывая состояние семьи, устраивал скандалы и поколачивал жену, а, иногда, и дочерей. Они всегда были тихими и смирными, а, после смерти матери, дрожали от каждого резкого движения отца.
Но Келли видела, видела то, чего не могли заметить остальные, и никому ещё об этом старалась больше не говорить, памятуя о том, что кроме злости, раздражения и упрёков в ответ — ничего не получит. И, пожалуй, только нянюшка была тем человеком, которому девочка иногда могла довериться. Миссис Мел не ругалась, терпеливо выслушивала, при этом ожидая, когда же детское воображение её подопечной перестанет рисовать такие жуткие картины.
Завтрак, по обыкновению, проходил в относительной тишине. Келли поприветствовала маму, склонившись при этом в лёгком реверансе. Слегка улыбнувшись, леди Сатерли попросила её сесть за стол. Бенджамин, задорно помахав руками, открыл, было, рот, чтобы поздороваться, но его няня сунула малышу ложку каши, воспользовавшись моментом.
— Сегодня на ужин опять заедет мистер Стоун, — устало проговорила миссис Сатерли, ей и самой был неприятен кузен отца. — Келли, милая, ты же знаешь, что делать?
— Да, матушка, — девочка ответила, не задумываясь. Ей намного больше нравилось принимать пишу с прислугой в простой нехитрой обстановке, где царил смех, травили весёлые байки, и можно было не задумываться о правилах этикета за столом и просто быть собой. Леди Сатерли тихонько вздохнула, а Келли, незаметно улыбнувшись, принялась за трапезу.